Текст книги "Верный меч (ЛП)"

Автор книги: James Aitcheson

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

Я смотрел на него, не зная, что делать. Потом огляделся в поисках капеллана и увидел, как он пробирается сквозь толпу к лестнице у противоположной стены.

–Гилфорд! – Окликнул я его, но священник либо не слышал меня, либо предпочитал игнорировать, потому что даже не обернулся.

Торопливо потянувшись к кошельку на поясе, я высыпал на ладонь несколько серебряных монет. Я протянул их хозяину, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы заткнуть его.

Сначала он посмотрел на мою ладонь, потом на меня и то ли сказал, то ли выплюнул еще несколько слов. Но вид серебра действительно охладил его гнев, он быстро схватил монеты, словно решил, что я вот-вот могу передумать. Он хмыкнул, то ли благодаря, то ли предупреждая, и, бросив на меня последний взгляд, вернулся к жене.

Некоторые из англичан обернулись, но не многие, только те, кто сидел ближе к нам, и, когда я посмотрел на них, они один за другим вернулись к своей выпивке. Я молча возблагодарил Бога за это, потому что они выглядели крепкими ребятами, привыкшими к тяжелой работе на полях. Вызывать на драку пьяных работяг было совершенно ни к чему.

Я повернулся к моим воякам.

–Вы хотите, чтобы нас здесь угробили? Потому что все эти ребята уже готовы были навалиться на нас.

–Это была просто безобидная шутка, – сказал Уэйс, который казался мне самым трезвым из всех.

Я смотрел на него, не веря своим ушам.

–Вы решили, что обижать невинную крестьянку очень весело?

–Мы ничего ей не сделали, – вмешался Радульф.

Я с трудом удержался, чтобы не плюнуть ему в морду.

–Сегодня вы больше не будете пить, – сказал я. – Я пойду поищу капеллана.

Гилфорд поднялся наверх в свою комнату. Дверь была открыта, я обнаружил его стоящим на коленях на полу с закрытыми глазами и сложенными руками; он тихо молился на латыни. Я ждал, пока он не закончит; наконец он поднял глаза и увидел меня в дверном проеме. Он встал, когда я шагнул внутрь.

–Отец, – сказал я. – Я извиняюсь.

–Ты должен лучше следить за своими людьми.

Его голос был на удивление спокойным; гнев, казалось, прошел без следа.

–Они не мои люди, – возразил я.

Уэйс и Эдо были моими товарищами, это правда, но Эдо никогда раньше не ездил в моем отряде. Я подумал о Дунхольме и лица призраков встали перед моим взором: Жерар, Фулчер, Иво, Эрнст, Може. Они действительно были моими людьми, а не те балбесы, которых дал мне Мале.

–Лорд Гийом отдал их под твою руку, – сказал священник просто. – Следовательно, они твои.

–Они не признают меня, – ответил я.

–Значит, ты должен заставить их уважать себя. Иначе рано или поздно они причинят нам большой вред. Я знаю свой народ, Танкред. Они не потерпят такого обращения.

–А что насчет Этлинга и нортумбрийецв в Эофервике? – Возразил я. – Разве они не англичане тоже?

–Они восстали против законного короля, и потому являются врагами Господа нашего. – Он говорил медленно, словно сдерживая гнев. – Но здесь Уэссекс, совсем другое дело. Ты не можешь позволять своим людям вести себя подобным образом.

–Чего ты хочешь от меня? – Спросил я. – Я не могу следить за каждым их шагом.

Не знаю, что он думал обо мне тогда. Несомненно, он был возмущен тем, как я оспариваю его слова. Возможно, он даже сожалел о решении Мале поставить меня во главе отряда.

–Ты можешь научить их сдерживаться, – сказал Гилфорд.

–Они обученные воины, – возразил я, – а не мальчики в церковной школе.

–Значит, они должны помнить, кем они являются!

Я был так удивлен силой его голоса, что сделал шаг назад. В любом случае, почему я защищал их? То, что они сделали, было не правильно, я знал это, и сказал им. Но я видел, что их шутка родилась не из злого умысла или неуважения, как предполагал капеллан, а из разочарования. Я вспомнил, что чуть раньше сказал мне Эдо, и вдруг понял все.

Они действительно были обученными воинами, как и я. Их предназначением на этой земле было сражаться, и если они находились вдали от боевых действий, то становились слишком беспокойными. Сейчас они должны были бы идти маршем к Эофервику, но вместо этого оказались в английской глубинке, не имея понятия, что они тут делают и почему. Я хотя бы имел смутное представление о цели нашего путешествия, потому что Роберт Мале назвал одно имя.

–Кто такая Эдгита? – Спросил я.

Я не собирался упоминать ее имя, но понял, что лучшей возможности мне не представится.

Священник замер на месте. Ветер за стеной шелестел соломой, деревянные балки над нашими головами тихо поскрипывали. Снизу из общей комнаты доносился мужской смех.

–Откуда ты знаешь это имя? – Спросил Гилфорд.

–Кто она?

–Это не твое дело.

–Я знаю, что ты собираешься с ней встретиться в Уилтуне, – я почувствовал, как мое сердце подпрыгнуло.

Я не знал, правда ли это: не смотря на предположение Роберта, я не мог быть абсолютно уверен, но реакция капеллана подтвердила мою догадку.

Он смотрел на меня молча, изредка моргая.

–Ты отрицаешь это? – Спросил я.

–Кто тебе назвал это имя?

Я подумал, что будет неразумно выдавать Роберта, и решил усилить натиск.

–Она была любовницей Мале? – Потребовал я. Я ступил на зыбкую почву, но моя кровь бурлила, и я желал удержать преимущество. – И она укрылась в монастыре, чтобы бежать от него?

–Как ты смеешь оскорблять моего господина? – Воскликнул Гилфорд. – Человека, которому ты поклялся служить?

Я был уверен, что он произнесет нечто подобное, и не собирался отступать.

–Она не его любовница? – Повторил я.

–Конечно, нет!

–Тогда кто же она?

–Раньше она была женой короля, – в голосе Гилфорда звучало нетерпение.

–Короля Гийома? – Спросил я растерянно.

Насколько я знал, он всегда был женат только на одной женщине, Матильде.

–Узурпатора, – сказал священник, его щеки залила краска. – Гарольда Годвинсона.

Такое мне и в голову не приходило.

–Что может связывать Мале с женой узурпатора?

–А тебе какое дело? – Голос Гилфорда сорвался на визг. – Это личное дело виконта, я причастен к нему, как его капеллан. Тебя это не касается. Ты простой рыцарь, продажный меч. Ты не что иное, как слуга!

Я собирался открыть рот, чтобы ответить – это мое дело тоже, потому что я командир нашего отряда – но его последние слова подняли во мне такую волну возмущения, что я полностью сосредоточился на том, чтобы совладать с собой.

–Оставь меня, – лицо Гилфорда по-прежнему было красным. – Иди к своим людям. Мы выезжаем завтра на рассвете. Я не хочу никого из вас видеть до тех пор.

Я колебался, подыскивая слова, которые смогу должным образом передать мое отвращение к нему. Продажный меч! Слуга!

–Уходи, – повторил он.

Бросив на него последний взгляд, я повернулся и хлопнул дверью.

24

Следующий день прошел в относительном спокойствии. Я не разговаривал с капелланом, он не разговаривал со мной, мы оба сосредоточенно глядели на дорогу поверх лошадиных ушей. Несколько раз я встречал его взгляд, но он выражал только презрение. Но если он ожидал, что я предложу ему извинения, то должен был остаться сильно разочарованным, потому что я не сказал ничего, что не считал несправедливым.

И все-таки я не приблизился к пониманию, какие дела могли быть у Мале с этой монахиней Эдгитой, и почему они оказались настолько важны, что он послал к ней людей через половину королевства. Тот факт, что она оказалась вдовой узурпатора, казался мне весьма значительным, но я не мог понять, как она может влиять на нынешние события в Англии. По крайней мере, это было все, что мне удалось вытянуть из священника, чья решимость держать нас в неведении стала опасным испытанием для моего терпения. Но я собирался получить все ответы, как только мы достигнем Уилтуна.

Я ничего не стал рассказывать остальным, потому что все еще был зол на них. Я злился на Эдо, который прочел мне проповедь о доверии. Злился на Радульфа, устроившего переполох в пивной. И на Уэйса, от которого до сих пор ожидал больше здравого смысла. Я не считал, что они заслуживают знать то, что мне удалось раскопать. В любом случае, скоро все это закончится, мы поедем назад в Лондон, а оттуда в Эофервик. Если они так хотят сражаться, они обязательно получат такую возможность, пока Мале еще держится, напомнил я себе.

Холмы перед нами поднимались и опускались, как складки на земной мантии, каждая долина казалась зелено-коричневым гобеленом, переплетенным серебряными нитями речушек и ручьев. Один или два раза мы видели вдалеке среди деревьев пятнистых оленей, они стояли неподвижно, как статуи, повернув в нашу сторону головы; мы бы так и не заметили их, если бы они не решили перейти дорогу прямо перед нами: три, четыре, пять прекрасных животных, следующих друг за другом.

А древняя дорога все тянулась на запад, казалось, что она не имеет конца. Какими же великими строителями были римляне, думал я, если их творения выдержали напор стольких веков. И все же, как сказал капеллан, даже они не устояли перед гневом Божьим, даже они оставили этот остров в конце концов.

Был уже вечер, когда мы наконец свернули с дороги в местечке, которое Гилфорд назвал Серобиргом. Независимо от причин встречи с этой монахиней, он явно торопился, потому что то и дело бросал выразительные взгляды на плывущее к западу солнце, а потом на нас, словно призывая нас прибавить ходу, хотя мы и так проделали немалый путь в тот день. Было очевидно, что он тяготился нашим обществом, но было вероятно и то, что он, так же как и мы, с нетерпением ждал, когда закончится путешествие. Мале отправил нас из Эофервика одиннадцать дней назад, и кроме двух ночей, проведенных в Лондоне, мы все время были в дороге. Конечно, этот путь был пустяком по сравнению с теми маршами, которые мы проделывали во время военных кампаний, но армия идет медленно, редко делая больше пятнадцати миль от рассвета до заката, в то время как мы в некоторые дни преодолевали более тридцати. Такой темп трудно было выдерживать долго, особенно человеку вроде нашего Гилфорда, чья задница, как я предполагал, не привычна к длительному пребыванию в седле.

Когда римская дорога свернула на юг, мы в лучах заходящего солнца направились на запад. Дорога, по которой мы теперь ехали, была настолько разбита телегами и копытами лошадей, что часть пути нам пришлось проделать через лес; к тому времени, когда мы снова выбрались на дорогу, солнце полностью скрылось за холмами. Среди волокнистых фиолетовых облаков ярко светилась вечерняя звезда, и под ней из мрака в глубине долины поднимались в небо три каменные башни большой церкви. Здания вокруг нее образовали квадрат. Над одной из крыш курился дымок, конечно, это была кухня; длинный двухэтажный дом был, вероятно, дормиторием (2).

Уилтун. Итак, мы прибыли.

Здесь не было ни ветерка, ни звука. Я смотрел вниз на башни церкви, темным силуэтом вырисовывающиеся на фоне пылающих небес; их подножие было погружено в туман, поднимающийся с земли, и постепенно умиротворяющий покой проникал в мою душу. Давно знакомое чувство возвращалось из глубин памяти, из самых далеких ее закоулков. Ощущение Божьего присутствия в каждой капле росы, в каждой искре света.

Только теперь я понял, сколько лет прошло с тех пор, когда я в последний раз переступал порог монастыря. Сегодня я должен был войти туда снова, но уже не мальчиком, а человеком, сознательно отвергнувшим идеалы бедности, целомудрия и послушания, которые когда-то были предложены мне.

Дрожь пробежала по спине. Но тем не менее, даже покинув стезю духовного служения, я служил Богу сердцем и разумом. Почему же до сих пор я чувствовал себя виноватым?

–Танкред, – резко позвал Гилфорд.

Он спускался по тропе вниз, и я понял, что стою, глядя перед собой, а другие рыцари ждут меня.

–Едем, – сказал я им, следуя за капелланом по склону.

Мой крест казался непривычно тяжелым, серебро холодило кожу под рубахой.

Я глубоко вдохнул, позволяя прохладному воздуху с запахом сырой земли заполнить мои легкие, пытаясь очистить голову от сомнений. Мы здесь со священником, напомнил я себе, мы должны убедиться, что он доставит сообщение Мале, в чем бы оно ни заключалось. Пока мы не вернемся в Лондон, я не могу позволить себе думать о чем-либо другом.

Я стиснул зубы, сосредоточившись на скользкой тропинке передо мной. Где-то справа ухала сова. Вдали за монастырем горели костры, я видел их дым на фоне темнеющего неба.

Монастырь был окружен широким рвом и низким плетеным забором, спускавшимся прямо к реке. Вход был защищен воротами между мощных столбов из шлифованного камня, нечто подобное я ожидал увидеть скорее в поместье лорда, чем в доме Божьем. Из-под арки сочился слабый свет, несколько фигур в темных одеждах закрывали высокие дубовые двери.

–Onbidath! – Закричал им Гилфорд; он выскочил вперед и размахивал руками над головой. – Onbidath!

Фигуры замерли, женский голос что-то ответил по-английски. Я на всякий случай взглянул на Эдо, но он только пожал плечами.

–'Icbringeaerendgewritsumrenunfaemnan, – сказал капеллан, останавливая коня перед ними.

–Он говорит, что привез сообщение одной из монахинь, – пробормотал Эдо.

Я выехал вперед, жестом попросив его следовать за мной. В воротах стояли три монахини в коричневых рясах. Та, с которой говорил Гилфорд, держала фонарь, и мерцающий огонек освещал ее морщинистое лицо. Она покачала головой, указывая вверх на восток, где небо из темно-синего переходило в черный цвет.

–Tomorgen, – сказала монахиня.

Потом она увидела за его спиной вооруженных всадников и отступила к наполовину закрытым воротам

Она была низенькой и пухлой, с бдительным и острым, как у сокола, взглядом.

–Ic wille hire cwethan nu, – в голосе капеллана звучала просьба.

–Похоже, он хочет, чтобы нас впустили сейчас, – сказал Эдо. – Она говорит нам вернуться утром.

Монахиня выглядела испуганной, Гилфорд оглянулся и увидел нас, он быстро поднял руки в успокаивающем жесте.

– Iceompreost; ichatteGilfwold, – он достал из-под плаща деревянный крест. – Mesende Willelm Malet, scirgerefa on Eoferwic.

Последовало молчание, потом монахиня повторила:

– 'Willelm Malet?

Она повернулась к другой женщине, выше и моложе ее. Обе переговорили на своем языке, прежде, чем младшая исчезла где-то во дворе.

– Onbidath her, – сказала толстушка.

Она не отступала с дороги, но и не пыталась закрыть ворота, в чем я увидел хороший знак.

Гилфорд кивнул и выдохнул воздух, устало откинувшись в седле.

–Что теперь? – Спросил я его.

–Сейчас, – сказал он, – мы подождем и посмотрим, впустят ли нас.

Прошло не меньше четверти часа, прежде чем молодая монахиня вернулась. Моя лошадь начала беспокоиться, перебирая ногами и встряхивая головой; я спешился и зажал уздечку под ее мордой, поглаживая потный бок.

Наконец, монахиня появилась. После обмена несколькими словами со старшей, ворота под скрип петель были полностью распахнуты, и мы медленно вошли внутрь.

–Ne, – сказала старшая, указывая на ножны у меня на поясе. Ее лицо было почти величественным. – Ge sceolon laefan eower sweord her.

–Вы должны оставить мечи здесь, – предупредил капеллан.

В любой другой ситуации я бы протестовал, потому что никуда не ходил без оружия, но я не мог нарушать покой этого места. По крайней мере, у нас оставались наши ножи, вполне пригодные не только для еды, но и для схватки.

Я кивнул рыцарям, расстегнул ремень и протянул ей, все они один за другим сделали то же самое. Я внимательно следил, как она несет оружие к сторожке. Вернувшись, она позвала войти нас всех, и женщины начали закрывать ворота, потом, взявшись за концы длинного деревянного бруса, они положили его на место. Хорошо это было или плохо, но мы были в монастыре.

Старшая монахиня уже шла вперед, махнув нам рукой следовать за ней по усыпанному гравием двору к зданиям монастыря. Там мы оставили наших лошадей вместе со щитами и пошли по широкой дорожке к церкви и длинному каменному дому, который я принял за жилой корпус. Забор и внешний ров охватывали большое пространство, значительную часть которого занимал большой луг, куда сейчас согнали овец и коров. Слабый ветерок принес запах навоза. На берегу реки за южной стеной дома я увидел темный силуэт мельницы с крутящимся колесом.

–Как ты думаешь, она примет нас? – Тихо спросил Эдо.

–Вот где полно баб, – сказал Радульф, глядя на монахинь, идущих в противоположном от нас направлении. – Молодых, если повезет.

Я остановился и повернулся к нему.

–А ты будешь помалкивать, – пообещал я, указывая пальцем в перчатке на его здоровый шнобель. – Ты меня понял? – Он смотрел на меня с удивлением. Но я уже по горло был сыт его шуточками. – Это дом Господа нашего, – сказал я им всем. – Пока мы здесь, мы не выказываем ничего, кроме уважения.

Отстранившись, я заметил, что капеллан наблюдает за мной. Он не сказал ни слова, но прежде чем отвернуться, мне показалось, я заметил в его глазах проблеск одобрения, хотя мог и ошибиться.

Слова Радульфа заставили меня задуматься, допускается ли в Уилтуне принимать мужчин, или наше дело признали действительно важным? В некоторых монастырях порядки были намного строже; туда вообще не допускались люди из мира, кроме паломников, больных и священников, приходящих принять исповедь и служить мессу. Нам явно было оказано большое доверие, особенно учитывая, что мы были воинами и не принадлежали к их народу.

Последние лучи солнца освещали черепичную крышу собора. Вблизи он оказался еще более впечатляющим. Каждая из трех башен была высотой в двадвухэтажных дома, даже неф поднимался на рост шести человек. Стекла в окнах были окрашены в красные, зеленые, синие и даже желтые цвета, причудливо складываясь в изображения святых и ангелов; я нигде не видел ничего подобного.

Гилфорд не заинтересовался ни одним из этих чудес, так что я спросил себя, уж не бывал ли он здесь раньше? Но если это так, значит ли это, что он тоже знаком с Эдгитой?

Мы пересекли двор, направляясь к большому каменному дому. Монахиня постучала в дверь, а затем открыла ее, хотя я не слышал никакого ответа. Гилфорд пошел за ней, а я следом, резко наклонившись вперед, чтобы избежать удара о низкую притолоку. Зал был освещен всего двумя свечами, расположенными по обе стороны от наклонного письменного стола. У дальней стены был устроен очаг, но огонь в нем еще не разводили, и воздух в комнате был насыщен сыростью. Дверь рядом с очагом вела в соседнюю комнату, откуда сразу же появилась девочка. Ее волосы были заплетены в косу, но не покрыты платком. Она выглядела не старше одиннадцати или двенадцати лет. Девочка замерла, увидев нас, и я подумал, что в ее глазах мы выглядим поистине устрашающе: семеро незнакомых мужчин, причем шестеро в кольчугах и кольчужных шоссах, со шрамами на лицах. Если она выросла в монастыре, она не могла видеть столько рыцарей сразу.

Монахиня что-то сказала ей, девочка кивнула, и не отводя от нас взгляда, отступила в дверной проем.

–Выйдите, – сказал мне Гилфорд коротко, – я хочу спокойно побеседовать с настоятельницей.

–С настоятельницей? – Я был удивлен.

Я был уверен, что мы приехали, чтобы увидеть Эдгиту.

–А с кем же еще? – Он начал проявлять некоторое нетерпение. – Я не могу передать свое сообщение без ее разрешения. Теперь идите.

Я не двигался.

–Мы будем ждать здесь.

–Это не ваше дело.

Но тут дверь снова открылась, и он повернулся к женщине в коричневой рясе с простыми крестами, вышитыми на рукавах белой нитью. Как и монахиня, встретившая нас у ворот, она была немолода, но в ее глазах светилась мудрость, и она держалась с большим достоинством, словно каждый ее шаг был подчинен некой божественной цели.

Она взмахом руки отослала нашу провожатую, та торжественно кивнула и ушла, оставив нас в молчании при свечах.

Первая заговорила настоятельница:

–Faeder Gilfwold, – сказала она.

– Abodesse Cynehild.

Капеллан встал на одно колено, взял ее руку и поцеловал украшавшее ее серебряное кольцо.

–Кажется, в этот раз вы явились с настоящей свитой, – неожиданно произнесла она по-французски, глядя на нас. – Как меняются времена.

Если она собиралась пошутить, ее лицо этого не показывало, оставаясь бесстрастным, как и раньше.

Гилфорд покраснел.

–Этот эскорт дал мне мой господин, – пояснил он, так же отвечая на французском языке.

–Гийом Мале, – сказала она, и мне показалось, что я услышал нотку презрения в ее голосе.

Капеллан, казалось, ничего не заметил.

–Indeed, миледи.

Настоятельница несколько мгновений задумчиво смотрела на него, а затем перевела взгляд на нас, словно начальник караула перед сменой.

–Вы выглядите удивленным, – сказала она мне. – Почему?

Я не ожидал, что это будет так очевидно.

–Вы очень хорошо говорите по-французски, – ответил я.

Это был не комплимент, я сказал чистую правду. На самом деле она говорила удивительно хорошо, словно родилась по ту сторону Узкого моря. Или, по крайней мере, много лет прожила среди французов.

–И что вас удивляет? – Спросила она.

–Только то, что я не привык к французской речи в устах англичан, – я тщательно подбирал слова.

–Тем не менее, Гилфорд говорит так же хорошо, как и я.

–Его господин норманн, – сказал я, пожимая плечами.

Это казалось мне совершенно естественным, разве она не видела разницы?

–В таком случае, – сказала она с победоносной улыбкой, – не должна ли вся Англия заговорить по-французски, потому что все мы подданные одного господина – короля Гийома?

Я почувствовал, как мои щеки наливаются горячей краской. Казалось, что передо мной поставили испытание, с которым я по непонятным причинам не смог справиться.

–Да, миледи, – ответил я, не зная, что еще добавить.

Она нахмурилась, продолжая смотреть на меня.

–Миледи, – заговорил Гилфорд, и на этот раз я был благодарен ему за вмешательство. – Я здесь...

–... чтобы говорить с леди Эдгитой, – закончила она, наконец отвернувшись от меня. – Да, я так и подумала.

–Чтобы передать ей сообщение от моего господина, – невозмутимо возразил священник.

Настоятельница кивнула.

–Мне трудно было бы отказать вам. Но, к сожалению, сейчас ее здесь нет. Она уехала в Винчестер.

–В Винчестер? – Гилфорд помолчал, прикрыв глаза и словно собираясь с мыслями. – Как давно она уехала?

–Около недели назад.

–Скоро ли она вернется?

–Я ожидаю ее завтра или послезавтра, – сказала она. – Вы можете, как всегда, остаться здесь до ее возвращения.

Ее слова словно толкнули меня. Я был прав, капеллан уже бывал в Уилтуне раньше.

–Это самая лучшая новость, – сказал Гилфорд.

Настоятельница понимающе улыбнулась и снова стала серьезной.

–Не больше, чем мы ожидали. Конечно, вы можете остаться в доме для гостей на любой срок, – она снова посмотрела на нас.

–Я понимаю, – ответил капеллан.

Я открыл было рот, как вдруг где-то над головой ударил колокол: глубокий, долгий гул, слышный, наверное, по всей округе. Дверь отворилась снова, и та же монахиня, что встречала нас у ворот, появилась снова. Она тихо подошла к аббатиссе и что-то прошептала ей на ухо.

Та так же тихо пробормотала в ответ, затем выпрямилась.

–Боюсь, я должна вас покинуть ради вечерней службы, – сказала она. – Поручаю вас сестре Бургинде, – она указала на монахиню, – она отведет вас в вашу комнату. Я прослежу, чтобы еду и питье вам доставили сразу же, как только служба закончится.

–Спасибо, – поклонился Гилфорд.

–Миледи, – сказал я, вежливо кивая настоятельнице.

Она оглянулась и продолжала внимательно смотреть на меня, пока все остальные выходили из покоев; потом я тоже повернулся и последовал за ними в синий сумрак за дверью.

25

Ночь опустилась на монастырь. За холмами на западе угасало тусклое свечение, а на востоке уже загорелись звезды.

Около двадцати монахинь парами шли от дормитория к церкви. Некоторые из них несли маленькие фонари, и я мог разглядеть их лица в мягком мерцающем свете. Среди них были женщины всех возрастов: некоторые морщинистые и такие древние, что спотыкались и шаркали ногами на каждом шагу; имя помогали идти совсем юные, чуть старше той девочки, которая встретила нас в доме настоятельницы. Мы подождали, пока все они не пройдут, и тогда та монахиня, которую аббатисса назвала Бургиндой повела нас к дому в дальнем конце сада.

Я заметил, что парни переговариваются и ухмыляются за моей спиной.

–Что такое? – Спросил я, хотя догадывался о причине.

Их позабавило, как ловко настоятельница привела меня в замешательство.

Уэйс справа от меня только улыбнулся и покачал головой, хотя мне показалось, что я слышу отчетливое хихиканье Радульфа. В другой раз, возможно, я и сам счел бы это забавным, но сейчас я не мог забыть, где мы находимся. Каждая из монахинь шла с низко опущенной головой, и ни одна не проронила ни слова.

Я бросил им предостерегающий взгляд. После того, что случилось вчерашним вечером, я не хотел давать еще один козырь в руки священника. Но он с Бургиндой шли впереди, а колокол у нас над головами звонил так громко, так что я не боялся, что они нас услышат.

За садом находился еще один длинный дом, окруженный плетеным забором, предполагалось, что таким образом гостиница отделяется от монастыря. Бургинда опустила фонарь на порог, порылась в кожаном мешочке у пояса и достала ключ. Он ярко блеснул в свете ее фонаря, когда она вставила его в замок и аккуратно повернула. Дверь распахнулась без единого скрипа. В зале было темно. Монахиня взяла фонарь и вошла внутрь, мы последовали за ней. Оранжевый свет играл на стенах, озаряя длинный прямоугольный стол, очаг с медным котелком, лестницу в глубине зала.

Когда все вошли внутрь, Гилфорд отозвал меня на шаг в сторону.

–Когда приедет Эдгита, я буду говорить с ней один, – сказал он, понизив голос. – Я не хочу, чтобы ты следил за мной.

–Я дал клятву твоему господину защищать тебя, – ответил я. – Я всего лишь следую его указаниям.

Это было не совсем правдой, и я знал это.

–Я не нуждаюсь в твоей защите, – рявкнул он. – Это Божье место. Кто может причинить мне вред здесь?

Он повернулся ко мне спиной и направился к лестнице. Конечно, он был прав, но я не хотел этого признавать.

–И что мы теперь будем делать? – Сказал я ему вслед. – Сидеть здесь и ждать, пока она не вернется?

–Нам ничего другого не остается.

–Мы могли бы поехать в Винчестер и найти ее там, – предложил Уэйс.

–А что, если она уедет оттуда до нашего прибытия? – Спросил капеллан.

Уэйс пожал плечами.

–Значит, мы встретимся с ней на дороге.

Винчестер находился недалеко, до него всего несколько часов езды. В темноте немного дольше, но даже в этом случае, мы доберемся туда к рассвету, если поедем прямо сейчас. Хотя, конечно, лошади уже устали.

–Это не вам решать, – сказал священник.

–Уэйс прав, – возразил я.

–Нет, – кажется, Гилфорд решил, что сможет взглядом пригвоздить меня к полу. – Я не собираюсь с вами спорить. Я говорю, что мы остаемся. Если нам придется прождать леди Эдгиту день или неделю, это не имеет значения.

–Армия короля скоро покинет Лондон, – заметил Эдо. – Если мы задержимся здесь надолго, мы не сможем присоединиться к ней.

–Мне нет дела до армии короля! – Лицо священника побагровело, как вчера вечером. – Мы здесь выполняем задание лорда Гийома. Ничто другое не имеет значения!

В комнате воцарилась тишина. Я заметил, что монахиня все еще с нами, стоит и смотрит, как мы спорим друг с другом. Сколько из сказанного она смогла понять?

Но прежде чем я успел указать Гилфорду на нее, Уэйс спросил:

–А кто такая эта леди Эдгита?

Капеллан закрыл глаза и поднял руки к лицу, его пальцы, словно когти, вонзились в лоб, он что-то забормотал на своем родном языке: вероятно, ругался.

–Раньше она была женой Гарольда Годвинсона, – я решил не ждать, пока он успокоится. – Узурпатора Гарольда.

Уэйс с удивлением уставился на меня, хотя я не был уверен, поражен ли он тем, что я сказал, или тем, что я оказался в курсе дел.

–Это правда? – Спросил он капеллана.

–Не имеет значения, кто она, – ответил Гилфорд.

Он смотрел на меня, не скрывая угрозы.

–Правда, – сказал я.

–Уэйс нахмурился, и я понял, что ему на ум пришел тот же вопрос, что и мне.

–Но зачем?

–Это не ваше дело!

Священник закрыл глаза и глубоко вздохнул, кок будто пытаясь успокоиться, потом пробормотал короткую молитву на латыни. Он говорил слишком быстро, но я уловил слова гнев "ira" и прощение "venia".

–Я больше не хочу это обсуждать, – заявил он. – Вы невыносимы, все вы. Я обещаю, что виконт услышит об этом. Он услышит обо всем.

Он покачал головой и поднялся вверх по лестнице.

–Ты знал? – Спросил Уэйс, когда капеллан скрылся из виду. – Он сказал тебе?

–Я узнал вчера, – ответил я. – И только после того, как нажал на него.

Это было не совсем верно, подумал я, потому что имя Эдгиты я впервые услышал в Лондоне. Но только вчера я узнал, кто она такая, и вот это было действительно важно.

–Ты знал и не сказал нам, – упрекнул Эдо.

Я почувствовал вспышку раздражения.

–После того бардака, что вы устроили в таверне? – Спросил я, убедившись, что Радульф с компанией слышат меня хорошо. – Думаешь, я мог доверять кому-либо из вас?

Эдо заткнулся, остальные насупились.

Уэйс заговорил первым.

–Мы были неправы, – признал он, оглядываясь на Эдо и остальных, как будто ожидая от них поддержки. – Неправильно себя вели. Мы забылись.

–Это было безумие, – мрачно согласился Филипп, Годфруа рядом с ним согласно кивнул.

Но выражение лица Радульфа не изменилось, хотя он перестал ухмыляться.

–Это было больше, чем глупость, – сказал я. – Вы вели себя безрассудно. Но теперь мы здесь, и это главное.

Над головой заскрипели доски, приглушенные шаги звучали в комнате наверху. Наверное, капеллан все никак не может успокоиться, подумал я. Я снова посмотрел на монахиню, наши глаза встретились, и она, быстро повернувшись, опрокинула табурет. Тот с грохотом упал на пол.

–Почему она все еще здесь? – Спросил Уэйс, когда монахиня наклонилась, чтобы поднять ее.

–Можешь не беспокоиться, – ответил Радульф. – Она не поняла ни слова из того, что мы сказали.

–Мы этого не знаем, – возразил Уэйс, подходя к женщине. – Настоятельница говорит по-французски очень хорошо. В монастырях они учатся разным языкам.