Текст книги "Стукач и его палачи (СИ)"

Автор книги: Иван Перепелица

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Натэлла Вильяминовна Борщевская, знойная брюнетка тридцати двух лет от роду, замуж выходила трижды. И всё по любви. Но все её мужики оказались «сволочи». Первый её возлюбленный Коленька был видным парнем на деревне. Симпатичный, руки золотые, но колхозник колхозником. Поцелует, так потом три дня навозом пахнет. Ну, что это за жизнь? Тоска. Бросила «непутёвого» и укатила в город. Там и встретила Василька. Сам рыжий, волосы в кудряшках. А как запоёт, чисто соловей. Влюбилась без памяти. А потом узнала – сволочь: ни одной женской юбки не пропустит. Рассталась. И влюбилась в Виталия Сергеевича. Ничего мужичок. Правда, старше её на тридцать пять лет. Но голова! Адвокатом работает. Только вот водку хлещет – только успевай наливать. Он-то и уговорил Натэллу на юридический факультет университета поступить. Долго сомневалась. По сочинению в школе больше тройки никогда не получала. А по одному из сочинений, так и вовсе учительница поставила жирный кол. Это ж нужно было так оскорбить вождя мирового пролетариата: имя Владимир написать «Владимер». Так до самого получения аттестата её за глаза и звали «Владимером».

Не будь Виталия Сергеевича, не быть бы ей юристом. Это он уговорил. Поступила. Не без его протеже, конечно. Осилила все премудрости юриспруденции. А по окончании университета и с работой определилась: нотариусом. И опять же не без связей Виталика. И всё бы ничего: сытость, уют. Одно плохо: гнёздышко обустраивать и обихаживать пришлось самой. Правда, с деньгами проблем не было: Виталий Сергеевич хорошо зарабатывал. Но, как же её изнуряли эти домашние дела! Обеды, завтраки, ужины, постирушки. Прислониться бы к тёплому плечу супруга и услышать в свой адрес тёплое слово или комплимент. А он, в свои кодексы уткнётся и что-то там выискивает. А потом пишет, пишет… Слово у него на вес золота. Даже не верится, что он может в судебном заседании зажигательные речи произносить. Но ведь произносит. И коль деньги рекой текут, видимо, неплохо получается. Ей бы хоть пару ласковых слов сказал, да лишний раз приголубил. Но… Что с него возьмёшь? Старикашка!

Натэлла вздохнула и вдруг вспомнила, как однажды к ней пришёл клиент. Улыбка о приятном воспоминании коснулась её лица. Молодой человек, приятной внешности, источал жизнерадостность и богатырское здоровье. Чувствовался интеллект, а в движениях решительность. В её памяти всплыла вся сцена того разговора.

– У вас, Натэлла Вильяминовна, фамилия редкая, дворянская,– сказал он. Вроде и мелочь, а приятно. Она тогда ответила:

– Да какая я дворянка. Так, может быть, седьмая вода на киселе. Мне эта фамилия от мужа досталась. А моя девичья – Семёнова.

– Значит, предки вашего мужа были князьями или графами,– продолжал убеждать её мужчина.

Она тогда ответила: – За предков мужа не знаю. А муж – точно граф. От слова графин. Нальёт в него горячительного и, пока не осушит, не отойдёт. Вернее, не отползёт.

Так слово за слово и познакомились. Толиком зовут. Правда, не свободным оказался. Но без обузы. В смысле – детей. А жена – стерва: поедом ест. Каждый шаг контролирует. Шантажирует, что выгонит из квартиры.

– Как же,– говорю,– выгонит? – Права такого не имеет. Есть же там и твои законные квадраты. А он в ответ, что и не жена она вовсе, а так – сожительница. Да и квартира не на ней, а на матери.

– Бедненький,– сказала ему,– тебя и пожалеть некому. Приходи ко мне домой. Мой благоверный в этих делах большой дока.

– Да удобно ли приходить на дом к замужней женщине?

– Ты же не к замужней женщине идёшь, а по делу. Ко мне многие клиенты приходят, как и к мужу.

– Да как-то…

– Хорошо. Тогда приходи в мой офис, ответила ему.

И он пришёл. И один, и второй раз, и третий. И она поняла, что влюбилась. В чётвёртый раз, по её настоянию домой к ней он всё же пришёл. Вопрос с квадратными метрами в квартире сожительницы нужно было решать.

Пришёл, как на свидание: в новеньком с иголочки костюме, с букетом цветов и шампанского. Был он неотразим. От него веяло молодостью и силой. Она взглянула на мужа, потом на гостя. Муж в сравнении с Анатолием безнадёжно проигрывал.

Пригласила за стол. Познакомила с супругом Виталием Сергеевичем, напомнила мужу о том, что у них уже был разговор об этом человеке.

Виталий Сергеевич мельком взглянул на гостя, пожевал губами и спросил, что Анатолий хочет. Хотя и так было понятно, что Анатолию нужны были хотя бы часть жилой площади сожительницы.

– Дело безнадёжное, – выслушав просителя, сказал адвокат.

– Да, собственно говоря, и дела, как такового, ещё нет, – ответил Анатолий. – Я пока прощупываю почву, как квадраты заиметь, а о квартире уже потом буду думать.

– Тут много сложностей и подводных камней,– продолжил Виталий Сергеевич.

– Значит, есть варианты?– с надеждой спросил Анатолий

– Не так, чтобы да, но и не так, чтобы нет, – неопределённо ответил адвокат.

– Ну а всё же? К какой стороне ближе?– допытывался гость.

– Трудно сказать. Но при определённых обстоятельствах всё возможно,– ещё больше туману напустил Виталий Сергеевич.

– Что возможно? – спросила тогда она. – Толком разъясни человеку, а не ходи вокруг да около.

Она всё наполняла и наполняла рюмку коньяком из графина. «Граф» выпивал и всё больше пьянел.

– Много э-э…препятствий,– ответил он заплетающим языком.

– Так у тебя же и спрашивают, как эти препятствия обойти, чтобы решить проблему.

– А и объяснять нечего: устранит препятствие – решит э-э-э… проблему.

– Вы хотите сказать: есть человек – есть проблема. Нет человека…

Но Виталий Сергеевич договорить не дал.

– Бог с вами!– перепугался адвокат.– Я этого не говорил,– поднял он руки, словно защищаясь и от сказанного, и от собеседника.

– Значит, никаких перспектив? – встал со своего места Анатолий.

Виталий Сергеевич ничего не сказал, только развёл руками, давая понять, что разговор окончен, и потянулся к графину.

– Ну, что же? Спасибо за консультацию,– сказал гость. – Не буду теперь строить иллюзий. Значит, не судьба.

– Да вы, Анатолий Лукьянович, не расстраивайтесь,– видя огорчение на лице гостя, сказала Натэлла. – Пройдёт время и всё образуется. Жизнь – переменчивая штука. Да и правила игры государство часто меняет. То, что сегодня нельзя, может так статься, что завтра будет можно. Оставьте свой телефон. Мы тут с Виталиком вместе посидим, посоветуемся, может, что и придумаем. Ум – хорошо. А два – лучше.

Когда за гостем закрылась дверь, Виталий Сергеевич посмотрел на жену.

– Ну и что мы придумаем?– спросил он. – Ты же видишь, даже если Анатолий женится на этой сожительнице, прав на квартиру у него не будет. Ни-ка-ких! Квартира ведь не совместно нажита, а является собственностью матери.

– Ты бы меньше лакал!– не отвечая на вопрос Виталия Сергеевича,– сказала она. – Может быть, тогда бы и увидел перспективы. Разозлившись, она тогда Виталию Сергеевичу ответила: «Ползи спать!». И демонстративно ушла в другую комнату. Долго сидела в кресле, уставившись в одну точку. Из соседней комнаты слышалась возня. Определила: «граф» укладывается спать. Не зажигая свет, разделась и плюхнулась в кровать на пуховую перину. Сон не шёл. В соседней комнате стояла гробовая тишина.

«Опять, наверно, уснул на полу», – с неприязнью подумала о супруге. Зашла в комнату и испугалась: лицо Виталия Сергеевича было мертвенно бледным, без признаков жизни. Закричала. Под руку попался телефон Анатолия. Всхлипывая, набрала номер.

Ознобишин приехал сразу. Выразил соболезнование, а потом взял на себя хлопоты по организации похорон. Похоронили Виталия Сергеевича на самом престижном месте кладбища, благодаря связям Анатолия Лукьяновича.

С тех пор Ознобишин стал частым гостем в квартире Борщевской. Заглядывая в будущее можно было с большой долей вероятности предполагать, что роль гостя он сменит на любовника, а, возможно потом, и мужа.

Автобус в деревню Поспелиху прибыл по расписанию. Лейтенант милиции Остроумов в гражданской одежде вышел на перрон вокзала: ни встречающих, ни провожающих. Закурил. Это была его первая командировка. Деревня оказалась большой. Где-то в ней находился дом матери Насти Сазоновой. Задание, которое ему дал Пархоменко, было не сложным: выяснить, где находится дочь. А в дальнейшем действовать, исходя из полученного результата.

Хотел подойти к рядом расположенному магазину, у которого две женщины, жестикулируя руками, что-то доказывали друг другу. Но в это время из-за угла бревенчатого дома вынырнул невзрачный мужичок в старой полинявшей рубахе и в шлёпанцах. Посмотрел по сторонам и направился к Остроумову.

– Закурить не найдётся?– спросил он.

Остроумов достал пачку, протянул незнакомцу. Тот ловко извлёк из пачки сигарету, уверенными движениями размял её, прикурил от сигареты Остроумова и сказал:

– Сразу видно не местный. Местных я тут всех знаю. Осмелюсь спросить: в гости или как?

– По делам, – ответил Остроумов.

– Никак к Марине Викторовне Сазоновой? Знатная была портниха, со всей округи к ней приходили. И сейчас ещё идут, да только нет её.

Остроумов насторожился. Информация, которую иногда приходиться добывать много времени и часто с помощью многоходовых комбинаций, сама, как на блюдечке с голубой каёмочкой, приплыла. Спросил:

– Куда-то уехала?

– Уехала навсегда,– дымя сигаретой, сказал словоохотливый мужик в шлёпанцах.

– Может ещё вернётся?

– Оттуда не возвращаются, – горестно вздохнул собеседник.

– Так она что: по болезни или как? – понимая куда « уехала» Сазонова,– поинтересовался Остроумов.

– Машиной её сшибло. И вот же, как в жизни бывает: при деньгах была, а хоронили, как безродную. Хорошая была женщина. Деньги всегда одалживала…

– А что же муж, дети?

– Мужа лет пять, как похоронила. Васильком всегда звала. Уж так они любили друг друга. Но болезнь… Она не спрашивает. Забрала костлявая в свои когтистые лапы Василька. Как Марина Викторовна горевала! Замуж так и не вышла. Много женихов предлагали руку и сердце. Вон Коля, её сосед, души в ней не чаял. Хороший мужик, работящий. А вот не пожелала… Василёк, говорит, родной был. А Коля и хороший, и пригожий, и знаю, что любит, но чужой. Как же с чужим жить буду? Так и вдовствовала. А тут вот машиной. И – сразу насмерть. Да ещё после всего этого в квартиру кто-то залез. Всё вверх дном перевернули. Что искали, непонятно.

– Может Коле, что-то понадобилось?

– Были тут такие разговоры. Но я в это не верю. Да и многие тоже.

– А дети у Марины Николаевны были?

– Дочь. Замуж вышла где-то не в наших краях. И потерялась. Так-то вот. Одна беда не ходит, нет.– А вы, извиняюсь, откуда будете?

– Из Залесска,– сочинил Остроумов.

– Считай соседи. Есть там пошивочное ателье. И мастера есть. Только, видимо, душу в работу не вкладывают. А без души самый дорогой материал не смотрится. Видимо, поэтому многие и предпочитали обращаться к Сазоновой.

– Вот и мне посоветовали,– воспользовавшись ситуацией, сказал Остроумов. – Не повезло. Придётся назад ни с чем возвращаться.

– Это так,– согласился мужик. Планы построишь, а какая-нибудь закавыка – и всё насмарку. Ладно. Пойду. Извиняюсь, ещё одну сигаретку не одолжите?

Остроумов уважил.

Мужичок ушёл, а лейтенант продолжал стоять в раздумье: вряд ли он добудет больше того, что ему рассказал случайный словоохотливый мужик.

Вскоре подошёл автобус на Залесск. А ещё через полчаса Остроумов уже подходил к зданию районного отдела милиции.

Войдя в здание Залесского РОВД, лейтенант Остроумов спросил дежурного:

– Где мне найти начальника уголовного розыска капитана Петракова?

Человек в погонах старшего сержанта, углубившись в какой– то журнал, молча, поднял руку с указательным пальцем к верху, продолжая изучать записи. Остроумов, по скрипучей деревянной лестнице, поднялся на второй этаж. Прошёлся вдоль многочисленных кабинетов, и остановился у одной из дверей с надписью: «Начальник ОУР». Постучал.

– Войдите!– донеслось до него из-за закрытой двери. Увидев посетителя, сидящий за столом худощавый человек, лет тридцати пяти, жестом руки предложил сесть, а сам продолжил чтение какой-то бумаги.

«Немые они тут все, что ли?»– подумал Остроумов.

Оглядел кабинет. Ничего примечательного. Висевшая на стене карта района была утыкана разноцветными флажками. «Преступления по видам и местам совершения»,– отметил про себя. Интересно, есть ли флажок на том участке, где была смертельно травмирована Сазонова?». Посмотрел на хозяина кабинета. Тот по-прежнему был углублён в бумажку. По выражению его лица и беззвучно шевелящимся губам можно было прочитать всё, что он думает об авторе. Наконец Петраков оторвался от бумажки, посмотрел на посетителя и сказал:

– Я вас слушаю.

Лейтенант назвал, кто он и откуда.

– Соседи значит,– подытожил хозяин кабинета. – У вас там тоже такие писатели есть?– спросил, указывая на отложенную бумажку.

Остроумов хотя и не знал содержания написанного, но предполагал чисто интуитивно, что было причиной интенсивного шевеления губами. Поэтому ответил неопределённо:

– Встречаются.

– Нет!– не согласился Петраков. Такой, как этот экземпляр, наверно, единственный на всю Россию.

– В чём же его своеобразие?– поинтересовался лейтенант.

– А вот прочитай!

С этими словами Петраков взял в руки тетрадный листок и подал гостю.

Остроумов взял его в руки. Содержание рукописного текста, написанного красивым каллиграфическим почерком, сводилось к тому, что у гражданки Селедцовой соседские коты испоганили грядку, ночами устраивают концерты и не дают спать. Мер к ним соседи не принимают и милиция тоже.

Остроумов ещё не дочитал текст, а у начальника уголовного розыска нетерпёж: узнать мнение гостя.

– Ну, как?– спросил он.

– Жалоба трудящихся,– дипломатично ответил Остроумов.

Петраков так и не понял, что этим хотел сказать гость. Поэтому продолжил:

– Вот из-за таких «жалоб трудящихся» я бросаю всё и занимаюсь котами. Эта жалобщица уже во всех ветвях власти города побывала. А я для чего здесь поставлен? Предотвращать, а если уж случилось, вычислять воров, грабителей и прочую нечисть. А я котами занимаюсь. После этих «жалоб трудящихся» комиссия приехала: на вшивость меня проверять.

– Наверно, не только из-за жалобы старушки?

– Безусловно. Ну, есть у меня недостатки в работе. А у кого их нет? Развелось этих проверяющих больше чем работающих. Так и сказал на одном из совещаний. И попал в немилость.

– И чем же история с котами закончилась?– полюбопытствовал Остроумов.

– Послал участкового разбираться. И что ты думаешь? Эта бабулька, насадила в огороде валерьянки, вот коты каждую ночь и сходили с ума.

– Почерк уж больно выработанный: на бабушку не похоже,– засомневался лейтенант, продолжая рассматривать текст.

– Это ты правильно заметил. Есть тут один «грамотей». Юристконсулом себя называет. Так и подписывается под каждой жалобой: юристконсул Головлёв.

– А что это за должность такая? Вроде, как юрист по дипломатической линии…

– Ага, дипломат, – язвительно заметил Петраков. Там такой бугай. Из института физкультуры вытурили за неуспеваемость, так его подобрал один наш местный предприниматель для выбивания долгов, но для ширмы и престижа ввёл должность юрисконсульта. Ну, а поскольку такой же грамотей, как и этот спортсмен, то на двери присобачили табличку: юристконсул Головлёв Василий Иванович. И нет теперь нам покоя от этого «юристконсула».

– А бабушка эта к нему, как на приём попала?– поинтересовался Остроумов.

– Господи! Какой там приём? Курьером она у этого предпринимателя работает. Была бы она из простого народа, над её заявлением бы попросту посмеялись. Но она оказалась дальней родственницей какого-то большого начальника из области. Такие вот дела… Ладно.– Ты к нам по какому вопросу?

Остроумов коротко изложил то, ради чего приехал.

– Есть у нас такой висяк,– сказал Петраков. – Следователь Перелыгина занималась. Но теперь она в декретном отпуске.

– Мне бы дело посмотреть.

– Никак ваши у нас набедокурили?– сощурив глаза, спросил начальник уголовного розыска.

– Возможно,– уклончиво ответил Остроумов. Отрабатываем, как одну из версий, но по другому делу.

– Де-ла!,– растягивая слово, сказал хозяин кабинета,– мало у нас своих забот, так теперь нам добрые люди, наши соседушки, свинью подсунули: было у нас дорожное со смертельным исходом, теперь – умышленное убийство. Час от часу не легче. У вас там хоть что-нибудь наклёвывается? А то повесите на наш отдел мокруху и – поминай, как звали.

– О мокрухе я речи не вёл,– сказал лейтенант.

– Козе понятно. Только, исходя из изложенного, её уши настолько явственно торчат, что не увидит их разве что слепой. Впрочем, чего уж тут собачиться. Соседи всё же. Какой-нибудь наш злодей на вашей территории тоже может дел натворить. Скажу тебе честно: информации в деле не много. Добыли всё что смогли. Изъята одежда потерпевшей с частицами краски. Есть свидетель, который запомнил последнюю цифру номера автомобиля. Уверяет, что там была единичка. Модели не знает. В марках автомобилей наш свидетель не силён.

– А что это за история связанная с квартирой потерпевшей?

– И откуда уши растут?

– Из деревни, где жила Сазонова.

– Там наговорят. Всё это на уровне слухов. Никаких официальных заявлений по этому поводу к нам не поступало. А коль нет заявления, нет и проблемы.

– А вдруг, дорожное происшествие и последующее проникновение в квартиру как-то взаимосвязаны между собой?

– Я ещё раз говорю: официальных данных о проникновении в квартиру Сазоновой не было. А коль не было, зачем раздувать из мухи слона и искать себе работу? Её у нас и так невпроворот. Вот поработаешь с меня, тогда на некоторые вещи будешь смотреть совершенно другими глазами.

Остроумов не стал перечить. Углубился в материалы дела. И через некоторое время спросил:

– А вот Сазонова, куда так торопилась? На улице мороз. А она без головного убора, в одном платье и сапогах на босу ногу. Такое впечатление, будто какую-то очень важную информацию получила и бежала, чтобы не опоздать…

– Кто теперь скажет?– вздохнул Петраков.

– Может, получила от кого-то информацию о дочери?– предположил Остроумов.

– Так она же где-то в ваших краях.

– А у нас информация, что в ваших. Теперь оказывается, что ни у нас, ни здесь её нет. Похоже: дорожное, смерть Сазоновой, исчезновение дочери и проникновение в квартиру – звенья одной цепи. И в этой цепи не хватает одного: режиссёра или режиссёров и исполнителя.

– Да ты никак и сам неплохой режиссёр? Такое придумать! Послушать тебя, так целая банда действует в наших краях. Труп на трупе, а милиция бездействует.

– Нет, банда наша и режиссёр тоже. И трупы у нас: с огнестрельными повреждениями. И в этом плане смерть Сазоновой не вписывается в общую картину. Может потому, что мы пока не всё знаем.

– Вот спасибо! Утешил…

Выслушав Остроумова, майор Пархоменко сокрушённо покачал головой.

– Убедился, к чему приводит погоня за хорошими показателями в работе. И эта ржавчина разъедает всё общество. Рапортуем, нередко о том, чего не делали или не сделали: об успехах, процентах раскрываемости? С одной стороны процент раскрытых преступлений – показатель оперативного мастерства и качества работы. А с другой – он тормоз: процент можно поднять за счёт укрывательства преступлений от учёта. Особенно малозначительных. Ну, подумаешь, украли курицу! Мелочь. На поиски воров затратишь уйму времени и сил. А результата может и не быть. Целесообразно ли заниматься этой мелочёвкой, когда катастрофически не хватает времени заниматься тяжкими преступлениями? Помнишь участкового Углова, теперь уже покойного. За что он взбучку получил? За то, что у него на участке кража из магазина, а он параллельно занимался и поисками шалунишек остригших собачку. Кража из магазина правонарушение более опасное, чем шалости подростков. Поэтому все усилия были направлены на установление воров. Воров со временем действительно установили, а поиски шалунов, остригших собачку, прекратили: за малозначительностью правонарушения. Время шло, шалунишки росли, безнаказанность за это мелочное правонарушение порождала новые шалости. И, в конце концов, случилось то, что должно было случиться: поздней ночью, вчерашние шалуны «остригли» прохожего. Да так, что тот остался без денег и без одежды. А если бы их за то мелочное правонарушение тогда установили, наказали или хотя бы сделали внушение, то, может, не было бы и разбойного нападения. Поэтому учись не только замечать мелочи, но и устранять их. Если бы нам удалось реагировать на каждую мелочь, находить правонарушителей, убеждён: уровень преступности был бы значительно ниже.

– Отчасти с этим соглашусь,– сказал Остроумов. Но есть преступления, где как раз на мелочёвку реагируют ой, как оперативно.

– Например?

– Взять хотя бы этих бегунков-ляпочников: сколько их каждый день вылавливают и привлекают к ответственности? А наркомания расцветает буйным цветом.

– Ну, называть это мелочёвкой я бы не стал. А то, что за поимку этих бегунков опера буквально дерутся – большая доля истины. Это один из лёгких способов повысить раскрываемость преступлений. Для того, чтобы вычислить вора, грабителя, убийцу требуется и ум, и талант. А здесь большого ума не нужно: важно знать, кто этот кайф продаёт, установить наблюдение. Поймал 10 бегунков: почёт и уважение. Десять уголовных дел. Десять раскрытых преступлений, притом неочевидных, что ценится вдвойне. Привлеки сбытчика – и не будет бегунков. Но тогда упадёт и процент раскрываемости. В этом ответ на то: почему мы никак не можем одолеть наркоторговцев? Конечно, всё гораздо сложнее, но это явление тоже играет не второстепенную роль. Вот такая арифметика,– сказал Пархоменко. Впрочем, хватит философию разводить. Так говоришь, на одежде Сазоновой есть частицы красителя, а свидетель запомнил последнюю цифру государственного номера автомобиля? Это уже – кое что. А экспертиза по лакокрасочным покрытиям своё слово сказала?

– На одежде два вида красителей. Одни имеют все признаки строительных лакокрасочных покрытий. А другой, темно-вишнёвого цвета, соответствуют толщине лакокрасочного покрытия, которое формируется на покрасочном конвейере автозавода ВАЗ.

– Что же в итоге получается, лейтенант? Потерпевшую сбило «Жигули» вишнёвого цвета имеющего государственный номер, среди цифр которого есть единица. Притом в государственном номере она последняя. Петраков уверяет, что такой автомобиль в Алтайском крае не значится. Уже теплее. Хотя, где гарантия, что проверка была качественной? Но тут вот какое дело, лейтенант: если хорошо изучил дело, то должен помнить, что у нас есть свидетель, который нам говорит о том, что у Ознобишина были именно «Жигули» вишнёвого цвета и последняя цифра государственного номера заканчивалась на единицу. Так что дорожное, похоже – не результат случая. Вот только не ясно, что искали в квартире Сазоновой?

– Деньги, ценности,– сказал Остроумов.

– Возможно, возможно. Но скорее всего, что-то другое. Как думаешь, лейтенант, что?

Остроумов пожал плечами.

– Вот и я, к сожалению, экстрасенсорными способностями не обладаю. Могу ошибиться. Но, заметь, и те, кто такими способностями обладает, нередко ошибаются. Однако, мой жизненный и практический опыт, а также материалы нашего дела подсказывают мне, что в доме Сазоновой искали документы. Как полагаешь? Какие?

– На квартиру – не очень уверенно ответил Остроумов.

– Вот. А ты пожимал плечами. Думаю, что эти документы они нашли. Так, что зря ты ограничился беседой с удачно попавшимся тебе разговорчивым мужиком. Нужно бы было с Николаем, что сох по Марине, поговорить. Наверняка бы ты узнал, что незваных гостей больше всего интересовало содержание ящиков столов, шифоньеров и прочих мест, где могли находиться документы. Голову даю на отсечение: все ящики столов просмотрели и, вероятно, то, что искали – нашли. Учти: в нашем деле каждая кажущаяся незначительной мелочь может оказаться ключом к разгадке того, что хотел преступник, кто он и, где его нужно искать. А в целом, если учитывать то, что ты в нашем деле ещё первогодок – молодец! С поставленной перед тобой задачей ты справился.

Сведениями о том, при каких обстоятельствах Горины приобрели квартиру у Сазоновой, квартиранты не располагали. Единственное, что удалось узнать сотрудникам милиции: адреса новых владельцев. Жили они в Воркуте. Получив от квартирантов информацию, что ими заинтересовалась милиция, через два дня уже были в Кедрограде. Визит милиции их страшно напугал. Вначале думали, что интерес проявлен не к купленной квартире, а к квартирантам. Но оказалось, что сотрудников интересует не столько купленная квартира, а то, как и при каких обстоятельствах, она приобретена. Вспомнили все подробности покупки. Ничего противозаконного в своих действиях не нашли. Но тревога не покидала. Человек в штатском, назвавшийся Сергеем Викторовичем, долго изучал все документы на покупку квартиры, подробно расспросил о продавце, а также о человеке, который нотариально оформлял сделку. Новые владельцы рассказали всё что знали. Поблагодарив хозяев за информацию и извинившись, гость ушёл. Супруги Горины так и не поняли, с чем связан интерес милиции к их квартире. Вначале решили поинтересоваться у продавцов, но где их искать, не знали. В адресном бюро им сказали, что Ознобишин в Кедрограде в прописке не значится. Нотариус, оформлявшая квартиру, из нотариальной конторы, уволилась.

Спустя некоторое время, Зотов уже докладывал начальнику уголовного розыска результаты своей беседы с Гориными. Нестыковок в сделке было много. Документы свидетельствовали: квартиру продавала Сазонова Марина Николаевна, но через своего представителя Ознобишина Анатолия Лукьяновича. Доверенность представлять её интересы ему была заверена нотариусом Борщевской. Причём, как заметил дотошный Зотов, она была выдана тогда, когда Марины Николаевны уже не было в живых. Находясь на том свете, женщина каким-то образом сумела поставить и свою подпись под поручительством. Договор купли – продажи тоже был нотариально удостоверен всё той же Борщевской.

– И так, что мы имеем?– подвёл итог Пархоменко. Подозреваемого Ознобишина, его связь с покойным Уразовым, а теперь и с Борщевской.

– А также с братками из кладбищенской группировки,– дополнил Зотов. – Работая по установлению местонахождения Борщевской, я заинтересовался, куда подевался её муж, известный адвокат Борщевский? Оказалось, он умер. Со слов соседей всю организацию похорон взял на себя мужчина по имени Анатолий, которого Натэлла Борщевская представляла всем, как своего одноклассника. Похороны были скромными. А вот похоронен был Борщевский на самом престижном месте кладбища.

– Ты хочешь сказать, что наблюдается связь Ознобишина с кладбищенской группировкой,– спросил Пархоменко.

– Именно это.

– Логика в твоих доводах есть. Но есть и контраргумент. Поскольку Борщевский известный адвокат, то уже в силу этого похоронить его на престижном месте кладбища могли и без связей с кладбищенской группировкой. Нужны более веские аргументы. Нужна конкретика. А с этим, насколько я располагаю информацией, у нас проблемы. Нет у нас пока к ним подходов. Или всё же что-то появилось, о чём ты мне не доложил.

– По мелочи, но появилось. А не доложил потому, что информацию, хотя и на дальних подходах получил буквально несколько часов назад. Конечно, её ещё необходимо перепроверять. Есть идея о проведении одной оперативной комбинации. С этой идеей я хочу поделиться с вами. Возможно, при вашем опыте мы внесём в неё коррективы.

–Эта информация письменно оформлена?

– Не успел.

– И что за информация?

– Да «нажрались» там отморозки и «кинули» бригадой бомжиху. Она у них в качестве прислуги работает.

– Потерпевшая об этом заявляла?

– Нет. Крыша над головой и, пусть даже объедки со столов братков, многое для неё значат. Но, говорят, она на них страшно обижена.

– Ещё бы. После такого! Как ты намерен эту информацию использовать?

– Пока ещё в раздумье. Информация эта прошла несколько человек, прежде чем ко мне попала. А на ближних подступах к этой группировке у меня никого нет.

– Думать, прежде чем намечать операцию – похвально. Но много раздумывать – тоже вредно. Но вернёмся, как говорят, к нашим баранам, – Где будем Ознобишина и Борщевскую искать?

– Через связи. Не может быть, чтобы их местонахождение никто не знал.

– Всё это так. Но больно длинный путь. Нужно искать более короткие. Но найти и задержать – полдела. Чем будем доказывать им совершение преступлений?

– По крайней мере, по мошенничеству с квартирой, доказательства есть.

– Ты в этом уверен?

– А вы, похоже, нет.

– Я считаю, что оснований пока нет. Есть повод. А это, как ты сам понимаешь, разные вещи. Чувствую по твоему взгляду, что ты с этим не согласен. Тогда, хоть времени у нас и в обрез, сыграем в нашу игру.

Игра, о которой напомнил начальник уголовного розыска, практиковалась в отделе уже несколько лет. В ней постоянно игрались одни и те же роли: сыщика или следователя и подозреваемого. Роли распределял сам Григорий Маркович. Споры и страсти при этом часто кипели нешуточные. Но зато, как правило, всегда был и результат: после такой «игры» не возникали ситуации, при которых сыщик вдруг заявлял: «Кто же предполагал, что подозреваемый выдвинет «алиби», которое невозможно было заранее предугадать». В особых случаях в эту «игру» включался и сам начальник уголовного розыска. Как правило, он выбирал себе роль подозреваемого. И нередко, «защищаясь», ставил в тупик сыщика уверовавшего в то, что собранных доказательств, для изобличения подозреваемого, достаточно.

– Как распределим роли на этот раз?– спросил он у Зотова.

– Как всегда,– заулыбался тот.

– Ну что же, Сергей Викторович, изобличайте Анатолия Лукьяновича Ознобишина. Только скажу я вам, кишка у вас тонка. Нет у вас против меня ничего.

– Почему же? Квартиркой своей сожительницы завладели, а потом и продали незаконно.

– Зачем ты гонишь пургу? Я же опер, хоть и бывший. Всё по закону. И нотариально, как положено, удостоверено.

– Во-первых, нотариально всё заверила ваша любовница Натэлла Борщевская.

– Браво, старший лейтенант! Какие у вас глубокие познания о моей личной жизни!

Только ведь Натэлла Вильяминовна Борщевская в первую очередь государственный нотариус, а уже потом, как вы выразились, моя любовница. С точки зрения закона у вас к ней есть претензии по части нотариального удостоверения доверенности и купли-продажи квартиры? И ко мне тоже? Законом нотариусу запрещено нотариально удостоверять сделки любовникам? Тем более, «любовная связь» – это пока что слухи, ничем не подкреплённые. Это – плод вашего воображения.

– А подписи Сазоновой в этих документах, тоже воображения или всё же реальность?