Текст книги "Стукач и его палачи (СИ)"

Автор книги: Иван Перепелица

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

– Приезжает?– жестами спросил Баталов.

Хозяйка закивала головой. Потом взяла ручку и написала на бумаге: «Уехал той ночью».

– Почему такая спешка? – прибёг к помощи тех же средств опер.

Женщина приложила к глазу кулак, показав на комнату, где спал сын.

Из её знаков Баталов понял, что произошла драка. Племянник нехороший: недавно освободился из мест лишения свободы. Пьяный ночью пришёл. К сыну стал приставать, ну и подрались. Сын племяннику и посадил под глаз фонарь. А племянник тоже не остался в долгу.

Капитан поднял в вверх один палец, указывая на племянника.

Женщина подняла два.

Из этого жеста Баталов понял, что племянник был не один.

– А кто был второй?– написал сыщик.

– Его знакомый,– написала на бумаге женщина.

– Фамилия племянника?

– Ипатов Виктор.

Капитан приложил руку к сердцу, давая знать хозяйке, что благодарит её за полученную информацию.

Вышел на улицу. Время близилось к вечеру. Постоял в раздумье, прикидывая, как далеко от этого дома расположен обворованный магазин. Если напрямую, через пустырь – метров 500 будет. Рассказ женщины его насторожил. И не драка вовсе, а то, с какой поспешностью, да ещё ночью, съехали гости. И где можно в чужом городе ночью напиться? Неожиданный отъезд можно объяснить боязнью того, что придётся держать ответ за драку. А если причина другая? Не этот ли дуэт отметился в магазине, а потом ноги в руки и поминай, как звали? Ещё немного постояв, Баталов направился в городской отдел милиции.

Доложив результаты хождения в народ, Баталов обратился к начальнику: – Нужно собираться в Новокузнецк, пока следы не остыли.

– Горячий след – хороший след,– согласился начальник.

Ипатов Виктор, работникам уголовного розыска города Новокузнецка был хорошо известен. Не сказать, чтобы с головой не дружит, но какой-то не от мира сего. Третий десяток на исходе, а он всё в детство впадает: с подростками в прятки играет. «Мы его Хохотунчиком зовём,– пояснили оперативники. А подростки – Афганцем».

– Был в Афганистане?

– Какое там. На лесоповале в сибирской тайге сроки мотал. А подросткам байки про Афганистан рассказывает. И такое несёт… Сам генерал Громов ему руку жал. Сижу, говорит, в окопе. Вижу, генерал Громов идёт. А пули так и свистят, так и свистят. Ну, я ему и крикнул: «Товарищ генерал, прыгайте в окоп! Он и прыгнул. Посмотрел на меня и говорит: «Спасибо Ипатов, ты настоящий солдат!» Словом, герой – только с лесоповала.

– Срок отбывал за что-то серьёзное?

– За кражи. Но при таких обстоятельствах, что обхохочешься. Первый раз его по отпечаткам обуви вычислили. Он это учёл. При следующей краже сапоги снял на пороге дома, по комнатам прошёлся, взял, что под руку попало. И ушёл. А о сапогах забыл. А на них бирка с его инициалами. Третий раз на месте кражи свои пальчики оставил.

– А с кем в компании он мог быть в наших краях?– поинтересовался Баталов.

– Трудно сказать. Подросткам с ним интересно. Хотя на дело все три раза ходил один.

Баталов продолжал дальше выяснять интересующие его детали:

– А легко ли он «колется?».

– О-о! Тут проблемы. В несознанку идёт даже тогда, когда уже и смысла нет. Туго до него всё доходит. Хотя, если уболтать и расположить к себе, сам того не подозревая, всё расскажет. Потом будет хохотать, изумляться: как же так лопухнулся!

– А похищенным как распоряжается, где прячет?

– Тут у него система. Если что-то своровал, дома искать бесполезно. На каждый случай у него есть потайное место, каждый раз новое.

Расспросив, где и как можно найти Хохотунчика, капитан Баталов отправился по указанному адресу. Повезло. Увидев незнакомого человека у своего дома, Хохотунчик сам направился к нему стрельнуть сигаретку. Был он изрядно навеселе.

Баталов уважил. Беглым взглядом окинул фигуру Хохотунчика. У того под правым глазом светился «фонарь» синюшного цвета.

– Ого! – воскликнул Баталов. – Хорошо кто-то приложился.

– Это неудачно в гости сходил. Ха-ха-ха!

– Негостеприимной видимо оказалась хозяйка?

– А, – махнул рукой Ипатов,– это родственник. Какой с дурака спрос?

– Зачем же ходил?

– Давно не видел.

– В милицию обращался?

– Я? В милицию? Ха-ха-ха! Он мне всё же родственник.

– Ты хоть сдачу ему дал?

– Приложился один раз. Теперь его глаз тоже светит, только – левый. Ха-ха-ха!

– Наверно, сильно приложился, коль в милицию сигнал поступил.

– Скажешь, «поступил». Котелок у него не варит.

– Соседи накатали.

– Не было там, в натуре, никаких соседей.

– Но кто-то кроме тебя с родственником был?

– Мать его. Но какой она свидетель? Тетеря глухая.

– Но не слепая же?

– Вот старая карга! Значит, руки веером и раззвонила всем. Постойте!– вдруг спохватился Хохотунчик,– так вы что, оттуда? А я, дурак, распинаюсь. Вот так влип! Ха-ха-ха!

– Это ты правильно подметил,– сказал Баталов. – Придётся пройтись со мной.

– А зачем?

– Раз есть сигнал, значит, должно быть и реагирование. Такой порядок, – ответил капитан.

– Блин, дожили! Из-за какого то фонаря… Он-то меня первый ударил.

– Мы люди подневольные. Нам дали указание, мы под козырёк – и исполняем.

– Так мне что, совсем или как?

– Объяснение нужно взять, а там видно будет.

– А здесь?

– Не та обстановка. Тут ты хозяин. А там – я буду.

– А Виталика тоже приглашать будете?

– Конечно,– сказал капитан. Он уже сориентировался: Виталик это тот, что был с Хохотунчиком в деревне Мальцево. – Будем идти, по пути и зайдём.

До городского отдела милиции добрались без приключений.

– Ипатов!– воскликнул дежурный, когда они проходили мимо дежурной части. – Опять? Потом, увидев под глазом фингал, спросил: – Кто это тебя так?

– Бандитский кулак,– ответил Хохотунчик и рассмеялся громко, раскатисто.

В кабинете, куда зашли Баталов с Хохотунчиком и Виталиком, было накурено и душно. Виталик несмело топтался у порога, а Хохотунчик без приглашения бухнулся на стул, наглый и самоуверенный. Баталов попросил Виталика подождать в коридоре.

– С чего начнём, гражданин начальник?– спросил Ипатов.

– С начала,– ответил капитан.

– Ну, подрался. И все дела…

– Так это ты с конца начал. А мне нужно, как ты приехал к родственникам, когда, зачем, где ночью шарашился? Где взял спиртное? На какие шиши? Ты ведь, насколько я располагаю информацией, не работаешь?

– Что-то я не пойму: забрали вроде за драку, а теперь мне ещё что-то шьёте, гражданин начальник?

– А что это ты зарядил «гражданин начальник» да «гражданин начальник», как – будто уже на четвёртую ходку к хозяину собрался?

– Уже и о моих ходках знаете.

– Ты же сам об этом сказал.

– Я!? – изумился Ипатов.

– А то кто же. Ты же рубашку нараспашку и свою худую грудь сейчас показываешь, а на ней церквушка с тремя куполами. Сам ведь метку поставил. А теперь удивляешься. Так что сознавайся в грехах своих тяжких.

– Грех один: подрался. Но об этом я всё рассказал.

– А подельник подтвердит это?

– Что он может подтвердить? Спал в это время.

– Так это во время драки, а в остальные часы?

– Остальные? Сели на поезд и уехали в Кузню.

– Ночью?

– Такое расписание поезда.

– Хорошо. Сейчас я тебя отведу в дежурную часть, а сам с Виталиком поговорю.

– И долго мне там париться?– спросил Ипатов.

– А что ты так переживаешь? Если говоришь правду, Виталик твои слова подтвердит. А если расскажет, что происходило до драки и всё подтвердится, тогда – на нары. А как ты хотел? Не хотел маму слушать – будешь баланду кушать.

Виталик, очутившись в кабинете, выглядел растерянно. Чувствовалось, что в милиции он впервые.

– Как настроение?– первое, что спросил у него капитан.

Подросток молчал.

– Маме о своих похождениях рассказал?

– Угу,– ответил Виталик и опустил глаза.

– Теперь я тебя хочу послушать. Только не то, что ты маме рассказал, а то, что не рассказал. Договорились?

– А Ипатов уже рассказал?

– В соседней комнате с ним беседуют. На зубы он тебе не жаловался?

– Нет.

– Мне жаловался. Говорит мочи нет, так болят.

– А что с ними?

– Не бережёт их: бутылки, консервы зубами открывает. Замечал за ним такое?

Виталик отрицательно замотал головой.

– Ну, как же! А баночку горошка в магазине? В том, где вы вместе были ночью. Маме о своих впечатлениях от поездки всё рассказал, а об эпизоде с магазином постеснялся? А ведь уже не маленький, понимаешь, что можно делать, а чего нельзя. Писать, надеюсь, умеешь. Вот сейчас придёт инспектор детской комнаты, и ты в её присутствии всё изложишь на бумаге. Я буду сидеть рядом и слушать. Потом, в случае чистосердечного признания, тебя отвезут к маме, и ты дополнишь то, о чём умолчал. Наберись мужества и расскажи, чтобы за тебя не рассказывал инспектор детской комнаты милиции. Надеюсь, договорились?

Доставленный в кабинет Ипатов, сникшим не выглядел.

– Время у тебя подумать было, – начал Баталов. – Так что я внимательно слушаю.

– Подрался. Это признаю. А больше ничего такого за собой не припомню.

– Неужели «Зубровка» всю память отшибла?

– Это Виталик вам сказал? Может, он и пил. А я спал. Если бы там был, следы свои оставил. А моих следов найти там не могли?

– «Там» это где?

– Да в магазине.

– А откуда тебе о магазине известно? Я ведь об этом тебе ничего не говорил.

Ипатов на некоторое время растерялся, но потом сориентировался.

– Виталик рассказывал.

– Когда?

– А как только приехали в Новокузнецк.

– А ему о краже, откуда известно?

– Не знаю.

– И что же он рассказывал?

– Что магазин обворовали.

– Кто?

– Об этом он ничего не говорил.

– Да, Ипатов. Совсем ты заврался. Кража из магазина была в ту же ночь, в которую вы уехали из деревни. Поэтому о краже из магазина ни от кого Виталик узнать не мог. Просто он там был, вместе с тобой и распивал «Зубровку». А закусывали шоколадками.

– Я уже сказал, меня там не было. Моих следов там нет.

– Ну почему же? Нашли. На баночке с горошком. Правда, то ли зубы у тебя хреновые, то ли корпус баночки оказался дубовый. В смысле, крепкий. Не осилил. Но следы от своих зубов на баночке оставил. Да и до шоколадок так пристрастился, что последнюю уже не осилил, так надкушенную и бросил. А там тоже след от зубов. Что теперь скажешь?

– А то и скажу: не был я там.

– Выходит Виталик один, ночью никогда не бывавший в этой деревне, идёт в магазин. Тайком от Ипатова в две чашки наливает содержимое бутылки с названием «Зубровка», пьёт за успех операции, за себя и за того парня, то есть за Ипатова, набрасывается на шоколадки, а потом, взвалив на себя неподъёмную ношу: десять баночек горошка, коробку шоколада и два ящика водки, всё это уносит из магазина. Прямо не Виталик, а Геракл. Ты хоть понимаешь, что в эту басню тебе не поверит ни следователь, ни прокурор, ни суд?

– Если вам эту басню рассказал Виталик, так у него и спрашивайте.

– Что говорит по этому поводу Виталик, мы пока не будем касаться. Я тебе озвучиваю, то, что говорит продавец.

– Она наговорит.

– Вот для того чтобы продавец не наговорила лишнего, я и уточняю. А то ведь насчитает такие убытки, что за свой век не расплатишься.

– Вот и уточняйте у Виталика. А я об этом ничего не знаю.

– Хорошо. Раньше в этом магазине ты бывал?

– Бывал, когда несколько лет назад приезжал к родственникам.

– В связи с чем?

– Ходил с родственницей за продуктами. – Меня ещё продавщица попросила помочь перенести товар в пристройку к магазину.

– Вот видишь,– продолжил Баталов. – Как раз через пристройку и было проникновение в магазин, путём разбора его кирпичной стены. А поскольку у тебя глаз, что ватерпас, ты уловил: если проникнуть в пристройку, то из неё можно, хоть полночи разбирать кирпичную кладку – никто не увидит. А потом, через отверстие, проникнуть в магазин.

– Там наверняка не я один помогал разгружать. Вот их и ищите.

– В это бы можно было поверить, если бы не связка Виталик и ты. Неужели ты полагаешь, что Виталик среди ночи пошёл искать в деревне тех, кто помогал разгружать товар? Сам-то ты в это веришь?

– Я знаю одно: меня там не было.

– В таком случае, как говорится, хозяин– барин. Сейчас я тебя доставлю в город Таштагол в отдел. Там тебя допросят и поведут к стоматологам.

– К ним зачем?

– Сделают слепки твоего зубного аппарата, а потом эксперт сравнит с теми следами от зубов, что оставлены на баночке горошка и на шоколадке.

– Неужели это возможно?

– Запросто.

– Виталик тоже со мной поедет?

– Нет. Виталик останется дома с родителями, в связи с чистосердечными признаниями. К тому же он несовершеннолетний.

– А мне, значит, срок?

– На этот раз, кроме кражи, будет ещё довесок за вовлечение несовершеннолетнего в преступную деятельность.

– Если докажете.

– Я думаю, что это дело техники. Хотя дальнейшую твою судьбу будут решать прокурор и суд, я не сомневаюсь в том, что место не столь отдалённое тебе обеспечено.

Шли дни. Дело по краже из магазина в селе Мальцево близилось к той точке, когда его передают в суд. Ипатов, санкцию на арест которого дал прокурор, находился в следственном изоляторе.

Как и во всех следственных изоляторах, в Новокузнецке имелся оперативный работник, или как его называют сидельцы, кум, по фамилии Сивцов.

Был он трудоголик и, что самое важное, профессионал своего дела. Ежедневно он вызывал к себе сидельцев камер следственного изолятора и вёл с ними беседы. Разумеется, беседы эти были не ради бесед, а для того, чтобы из, ничего не значащей казалось бы трепотни, выудить крупицы оперативной информации: кто что замышляет, или какие грешки водятся за тем или иным сидельцем в пору его жизни на воле. Менее опытные сидельцы, не имеющие преступного опыта, считали его своим в доску и делились самым сокровенным.

Дошла очередь и до камеры, где сидел Ипатов. Сидельцы там были разношёрстные: кто за серьёзные преступления, как Ипатов, а кто по мелочёвке: алиментщики, истязатели, бакланы.

Обычно Сивцов начинал с тех, кто шёл по первой ходке. Они менее искушены в преступном промысле, в воровских традициях и законах. Беседуя с одним из таких сидельцев, Сивцов после получасовой беседы, расспросив о каждом из сидельцев, поинтересовался:

– А как там Ипатов? Не обижает сокамерников?

– Нет, нормальный мужик. Только странный какой-то: всё зубы точит,– ляпнул простой, как пятикопеечная монета, сокамерник.

– Точит?– удивился кум. – Чем?

– Надфилем.

– Зачем?– задал вопрос Сивцов.

– Не объясняет.

– А надфиль, где взял?

Сиделец пожал плечами.

В этот же день камеру тщательно обыскали. В подушке Ипатова действительно обнаружили надфиль, замотанный в вату.

– Откуда это у тебя?– спросил кум.

– Понятия, в натуре, не имею. Тут сколько до меня через эту камеру прошло…

Сивцов решил выйти на следователя милиции, который проводил первоначальные следственные действия, по факту проникновения в магазин. У следователя от вопроса о местонахождении баночки горошка со следами надкуса и шоколадки почему-то краской покрылось лицо. Эти злополучные объекты со следами зубов она посчитала такой мелочью, что не стала изымать, и даже не отразила это в протоколе осмотра места происшествия. Теперь она понимала, какие веские доказательства безвозвратно утеряны. Но успокоилась тем, что дело по подследственности передано следователю прокуратуры, а с неё теперь взятки гладки.

Ипатов о ляпсусе следователя, проводившего осмотр места происшествия, ещё не знал.

Слух о сложностях в деле дошёл и до Баталова. Как профессионал он прекрасно понимал: такая небрежность может дорогого стоить. Из доказательств, изобличающих Ипатова в краже, есть только признание Виталика и свидетельские показания глухой женщины, косвенно подтверждающие, что Ипатов куда-то ходил ночью и пришёл пьяный. И всё. А ну как Виталик, по каким-то причинам, или под чьим-то давлением откажется от своих показаний? Тогда не факт, что дело в суде не развалится, и торжествующий Хохотунчик выйдет на свободу.

Решил посоветоваться с начальником городского отдела милиции.

Собрали совет и стали думу думать.

Уж кому пришла в голову эта идея «найти» недостающие доказательства, дознаться не удалось.

Через три дня после «судьбоносного совещания» на стол следователя прокуратуры, легло заключение эксперта-криминалиста местного отдела милиции. Из заключения со всей очевидностью явствовало, что на боковой внутренней поверхности чашки при дополнительном исследовании был обнаружен отпечаток указательного пальца правой руки подозреваемого Ипатова.

– А почему его при первоначальном осмотре вещественных доказательств не нашли?– задал резонный вопрос следователь прокуратуры начальнику городского отдела полковнику Баеву.

– Торопимся, а потом локти кусаем. Хорошо, что догадались сделать повторный осмотр.

Получив заключение, а также пояснение самого начальника, следователь довольно потёр ладошки: «Попалась, птичка! Теперь-то ты из клетки не выпорхнешь».

Но радовался он зря. Хохотунчик хотя и с приветом, как считали некоторые, способ, выйти из воды сухим, как ему казалось, нашёл.

Ознакомившись с заключением эксперта, Ипатов, к удивлению следователя, принялся хохотать.

– Гражданин следователь, ну не мог я оставить в магазине свои пальцы, потому что там не был. Это фальсификация.

Того же мнения придерживался и адвокат.

На реакцию Ипатова и его адвоката можно бы было не обращать внимания. Но адвокат приводил настолько веские аргументы фальсификации, что у следователя тоже появились сомнения в том, что след действительно оставлен Ипатовым. При более внимательном изучении заключения эксперта-криминалиста следователь увидел, по крайней мере, две, как он выразился, «нескладушки». Они порождали сомнение, в полноте исследования, а, следовательно, ставили под сомнение объективность заключения. След был настолько чёткий, что по качеству превосходил представленные образцы. Сколько ни пытался он припомнить из своей следственной практики подобное, аналогов не припомнил. Конечно, это ещё можно было как-то объяснить. Но за первую «нескладушку» цепко держалась вторая: след указательного пальца, да ещё только одного, находился внутри боковой поверхности фарфоровой чашки, притом ближе к донышку. Как и зачем туда его засунул Ипатов? Такое впечатление, как будто он его там специально оставил, чтобы его быстро вычислили. Следователь ещё раз перечитал протокол осмотра места происшествия. И снова сомнение, в том, что на её дне мог остаться след пальца: чашки на месте происшествия были с остатками спиртного. Сомнения необходимо было или развеять или подкрепить.

Следователь Борисов набрал номер телефона экспертного учреждения Минюста России.

Трубку поднял эксперт Игорь Переверзев.

– Игорь Викторович, – сказал следователь,– у меня по делу возникли некоторые сложности, нужна помощь криминалиста.

Внимательно выслушав следователя, Переверзев сказал:

– То, что я услышал, действительно может быть связано либо с низким качеством проведённого исследования, либо, и того хуже, заключение заказное. Но мы с вами, как говорится, пока разговариваем на пальцах. Нужна фактура. То есть, нужно само заключение, объект, на котором был обнаружен след, способ его копирования, краситель, использованный для копирования, сам след, дактокарта подозреваемого, а также тип и модель фотоаппарата или фотоустановки, которой этот след снимался.

Прошло немного времени и всё, что просил эксперт, было доставлено в лабораторию.

Прежде всего, эксперт решил выяснить: принадлежит ли след указательного пальца, обнаруженный на внутренней поверхности чашки и на дактилоскопической карте на имя Ипатова, одному лицу? Никаких сомнений в том, что след на осколке внутренней поверхности чашки оставлен Ипатовым, у криминалиста лаборатории судебной экспертизы не вызывал. А вот к тем сомнениям, которые возникли у следователя прокуратуры и адвоката, добавились новые: чашка имела бликующую поверхность. На общем снимке фотографии следа просматривался силуэт его с бликами, но папиллярные линии не просматривались. В то же время на фотографии сравнительного исследования след пальца руки уже не имел бликов, а папиллярные линии смотрелись ну просто идеально. Криминалист начал проводить эксперименты с получением такого же следа, на такой же стационарной фотоустановке, которую использовал эксперт ЭКЦ. Менял угол освещения, выдержку. Хоть тресни! Блики на фотографии не исчезают. Быть может, подумал эксперт, в экспертных учреждениях МВД знают какой-то секрет устранения бликов, используя стационарную фотоустановку? Позвонил начальнику ЭКУ УВД области.

Получив исчерпывающую информацию, тот очень удивился. Этот феномен его настолько заинтересовал, что он приехал в лабораторию посмотреть странный след.

– Обидно,– сказал он эксперту лаборатории Минюста,– Комаров ведь хороший специалист. Нет никакого сомнения в том, что его кто-то уговорил сделать монтаж ради повышения процента раскрываемости преступлений.

Пришлось ехать Переверзеву к коллеге в Таштагол. Разговорились. Эксперт Комаров слушать не хотел о том, что снимок – фальсификация. И стал показывать, как обнаружил этот след, как снимал.

– Ну, хорошо!– ответил Переверзев. – Вот в моём присутствии на той стационарной фотоустановке, на которой снимал этот след, сделай фотографию. Если у тебя получиться снимок без блика, я подниму руки.

Как ни старался Комаров, все фотографии со следом пальца на фарфоровой чашке были с бликами.

– Ты хоть скажи: кто тебя надоумил так добывать следы преступления?– допытывался прокурор.

Сергей Комаров держался, как партизан: никого не выдал. Всё взял на себя. Мол, поторопился. Впору было возбуждать уголовное дело. И, наверно, оно против эксперта было бы возбуждено. Но тут к прокурору зачастили гости из руководства городского отдела милиции: нужно определяться с делом. Оно как бельмо на глазу. По мнению руководства городского отдела милиции, оно ясно, как божий день. По мнению следователя и прокурора – сплошные потёмки. При таких доказательствах суд Ипатова не осудит. В то же время, и милиция, и прокуратура были единодушны в одном: Ипатов в магазине был. Вот только как получить, кроме показаний подростка, такую доказательную базу, которая бы убедила и суд в соучастии Ипатова в краже? Милицейское руководство надеялось на русский авось. Авось подросток будет стоять на своих показаниях на суде до конца, и Ипатову будет вынесен обвинительный приговор. Была у руководства и ещё одна головная боль: очень не хотелось им терять опытного криминалиста. Уж так хвалило, так хвалило его руководство, что прокурор не выдержал. Он взял в руки заключение эксперта Комарова и, потрясая им, спросил у полковника милиции:

– А как быть вот с этой лепотой?

– Ну, с кем не бывает? Бес попутал. Ошибся человек,– стал приводить свои доводы полковник.

На некоторое время возникла тягостная тишина. Потом, как это часто бывает, посыпались предложения.

В конце концов, итогом переговоров был компромисс: уголовный розыск проявляет всё дипломатическое искусство для изобличения Ипатова в совершённом преступлении и добивается от него признательного показания.

– И без рукоприкладства!– строго предупредил прокурор. – А эксперта накажите своими правами! Но если дипломаты из вас окажутся хреновыми, какие будут последствия, вы знаете!

Проявить всё дипломатическое и оперативное искусство, было поручено Баталову.

– Можно приступать?– спросил опер.

– Начинать с чего будешь?– поинтересовался прокурор.

– Аргументы приводить.

– Можно подумать, что ты их ему не приводил.

– Деваться-то некуда. Уболтаю. Авось проговорится.

– Опять это «авось»,– поморщился прокурор. Но дальше продолжать не стал.

Перед рандеву с Ипатовым Баталов решил заглянуть к Сивцову.

– Как тут мой подопечный?– спросил он.

– Анекдоты травит. Уму-разуму всех учит.

– Надфиль сохранился?

– А куда он денется?

– Ты мне дай его на время беседы с Ипатовым.

– Не проблема.

Войдя в кабинет в сопровождении надзирателя, Ипатов остановился у привинченного к полу стола.

– Садись!– предложил ему Баталов. – В ногах правды нет.

– Можно подумать, что она где-то есть?– ответил Хохотунчик.

– Неужели совсем нигде?

– А то вы не знаете.

– Значит, ты признаёшь, что всё это время, отрицая свою причастность к краже из магазина, говорил неправду?

– Ловите на слове.

– Только констатирую сказанное тобой.

– Зачем приехал, гражданин начальник?

– О состоянии здоровья спросить.

– А чего беспокоишься?

Баталов достал надфиль.

– Приехал посоветовать, чтобы вот этой штучкой зубы не портил. Жевать, чем потом будешь?

– Вам какое дело?

– Действительно. Моё дело ловить, изобличать.

– А моё убегать и изворачиваться.

– Но ведь не убежал. Да и изворачиваешься, скажу я тебе, не профессионально. Всё очевидно, а ты в несознанку идёшь и лишний срок наматываешь, вместо того, чтобы чистосердечно…

– А я не чистосердечно?

– Нет. Ну, сам посуди. Ранее судим за кражи – раз. В момент совершения кражи был в деревне – два. Ночью, когда была совершена кража, пришёл пьяным – три. При совершении кражи распита бутылка «Зубровки» – четыре. Оставлены следы твоих зубов на шоколадке и баночке горошка – пять. Пытался надфилем изменить микрорельеф режущей кромки зубов – шесть. Показания подельника – семь. И отпечаток твоего пальца на месте происшествия – восемь. Знал местоположение магазина и подсобки и возможность проникнуть через неё в магазин – девять.

– Ну, уж на отпечаток моего пальца ссылаться не надо! Не могло его там быть.

– Следовательно, всё остальное признаешь?

– Да ничего я не признаю. Не был там.

– Слушай, Ипатов! Никак не могу понять: на что ты надеешься? Всё же против тебя. Подельник во всём сознался, да и куда ему деваться, если кроме его признаний там его пальчики тоже остались,– начал сочинять Баталов.

– Его-то, может, и остались, только не мои. Я это точно знаю.

– Приведи веский аргумент.

– Вот достали! Ну, как они, в натуре, могли там быть, если я был в перчатках?

Баталов расхохотался.

Ипатов некоторое время смотрел на хохочущего опера. И вдруг до него дошло.

– Блин, надо же так позорно проколоться!

– Да ты не переживай!– утешил его опер.

– А теперь уж что переживать. Было дело. Тешит меня только то, что у вас тоже прокол вышел.

– Какой?

– А с моим пальчиком. Согласитесь, через перчатку я его не мог оставить.

– Значит, на какое-то время снимал перчатку,– стал защищаться опер.

– Что-то такого я не припомню.

– Так ты же, как говорят, не отходя от кассы, в магазине к бутылке с «Зубровкой» приложился, вот, видимо, какие-то детали у тебя из памяти вышибло. Вот скажи, помнишь ли ты, какие из своих зубов ты в камере подпиливал?

– Конечно, помню. Передние.

– Стало быть, резцы. А какими делал надкус?

– Вот этого не помню.

– Вот видишь,– приводил убедительные доводы опер. – Скажу тебе сразу: зря ты старался. Не те зубы подтачивал. Надкус-то ты сделал клыками, – продолжал сочинять и убеждать опер.

– Ха-ха-ха! Вот дурак. Теперь сам вижу, что зря,– согласился Ипатов. Не держи зла, начальник!

Учитывая рецидив, суд определил Ипатову длительный срок лишения свободы. Приговор, Хохотунчик выслушал с улыбкой.

Весть о том, как Ипатов стачивал надфилем свои зубы, чтобы избежать ответственности, дошла до колымажников сразу же по прибытию его в колонию. С этой поры, за ним, к уже имеющимся кличкам – Хохотунчик и Афганец – добавилась ещё одна: Стоматолог. С ней он и ушёл в мир иной.

Хозяин участка

Капитан милиции Туртыгин проснулся от стука. Прислушался. Стучали настойчиво в дверь его квартиры. Открыл, не спрашивая. И так было понятно: у кого-то что-то случилось. В дверях стоял старшина милиции Василий Онищенко.

– Что-то серьёзное?– спросил Туртыгин.

– Мясо умыкнули на улице Сучанской,– зябко поёживаясь, ответил старшина. – Ох, и холодрыга,– продолжил он,– хороший хозяин в такой мороз собаку из дому не выгонит, а эти умудрились. Видать, свеженины сильно захотели.

– Сколько?– спросил капитан.

– Всю тушку поросёнка. Хозяин вечером зарезал. Ну и, конечно, обмыл…

– Я не про это спрашиваю. Градусов сколько?

– Полчаса назад было минус 52. К утру, наверно, все 55 будет.

– Лютует нынче декабрь.

– Лютует,– согласился Онищенко.

– Ты на транспорте?

– Ну ты даёшь, Василий Александрович! Машина – она ведь не человек. Мотор не завёлся.

– Идти далеко?– снова поинтересовался капитан.

– Почти рядом. Через две улицы и два переулка.

– А следователь на месте?

– К утру из города трамвайчиком припылит. Дежурный дал команду, чтобы ты пока обстановку разведал.

– А на месте происшествия сейчас кто?

– Сыщик. Выпускник университета. Он откуда-то с юга. К нашим морозам не привычный. Как присел у печки потерпевшего, так от неё и не отходит.

– А зачем он тогда там нужен?

– Не знаю,– пожал плечами старшина. – Когда я уходил, он у печки потерпевшего опрашивал. Что да как…

– И какое впечатление производит?

– Чувствуется, толковый.

– Хорошо, если так. Только к его толковости ещё бы знание людей. Но ничего, будет желание, будут и знания.

Потерпевший Василий, со сладкой фамилией Сахаров, работал на Анилино-красочном заводе слесарем. Его жена – повар этого же предприятия, вытирая слёзы, рассказывала, как холила и лелеяла поросёночка. К новогоднему столу зарезали,– всхлыпывала она. – И вот наелись…

Туртыгин посмотрел на выпускника университета, который, если бы было можно, наверное, влез бы в печку.

– Ну что, лейтенант,– обратился он к молодому сотруднику,– как тебя Сибирь-матушка встретила?

– Не ласково,– заулыбался лейтенант. – Алексеем меня зовут.

– Так вот, Алексей, место происшествия смотрел?

– Обычная деревянная стайка. Дверь на амбарный замок закрывалась. Замок, видимо, воры осилить не смогли, так вырвали пробой.

– А почему считаешь, что воры, а не вор?

– Так ведь мяса 90 килограммов.

– А если на санках?

– След саней отсутствует.

– Что ещё накопал?

– Мясо было завёрнуто в часть клеёнки. А другая часть у хозяина осталась.

– А где хозяин кабанчика резал, выяснил?

– Прямо в стайке. На улице при таком морозе околеешь.

– Хозяин сам с кабанчиком управился или кого-то приглашал?

– Говорит, сам.

– А «обмывал» свеженину с кем?

– Он жена и соседка Метелиха.

– А она как учуяла?

– Уж больно сильно кричал кабанчик. Пришла полюбопытствовать: что, как, да почему.

– У Метелихи любопытство в крови. Хлебом не корми – дай новость услышать, а потом по всей округе раззвонить. Язык, прости Господи, как помело. А так женщина, как женщина, – сделал уточнение Туртыгин.

– Стало быть, из числа подозреваемых её нужно исключить?

– Думаю да. Сколько её знаю, она на такое не способна.

– Но кто-то же пронюхал о свеженине?– сказал Алексей.

– Тут ты прав, кто-то пронюхал. Но тот, кто пронюхал, возможно, лишь дал сигнал, а участвовал, кто-то другой. С умыслом был тот сигнал или с языка сорвалось, а кто-то этим воспользовался, это нам устанавливать. Но вернёмся к нашему кабанчику. Окрестность, примыкающую к стайке, осматривал?

– Нет,– честно признался лейтенант.