Текст книги "Стукач и его палачи (СИ)"

Автор книги: Иван Перепелица

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Шло время. Полковник Зимин ушёл на засуженный отдых. История с побегом Гномика постепенно стала забываться. Хотя нередко кто-нибудь из заключённых в который раз просил Гномика рассказать, как он надул мутного.

Польщённый вниманием, Гномик важно усаживался на шконку и неспешно рассказывал, каждый раз дополняя рассказ новыми эпизодами, многие из которых были вымыслом.

Бралюк, по-прежнему осуществлял оперативное обслуживание исправительной колонии. Звёзд с неба не хватал. Но четвёртую капитанскую звёздочку получил. Работал без задора, смекалки. Не лез с предложениями. В полемику не вступал. Жил и работал мышкой-норушкой.

Продолжал отбывать свой срок наказания с довеском за побег и Коростылёв. Теперь он был под таким колпаком, что о побеге не могло быть и речи. Наученный горьким опытом, Бралюк контролировал каждый его шаг. И Гномик смирился со своей участью: сидеть от звонка до звонка. Оперативная информация, доходившая до Бралюка, это подтверждала. И оперативник расслабился. Он усвоил для себя главное: в колонии всё должно быть тип-топ. А то, что замышляют сидельцы по выходе на свободу, пусть голова потом болит у уголовного розыска.

Вести с воли для тех, кто готовился к освобождению, радовали, вселяли надежду. Страна с названием СССР рухнула. Преступность расцвела буйным цветом.

В конце 1991 года в колонию поступила новая партия осужденных. Начали образовываться землячества: томских, барнаульских, кемеровских, новосибирских, красноярских. В кемеровское землячество на правах полноправного члена вписался и Гномик. Особенно он скорешился с неразлучной троицей по кличке Змеи Горынычи. Троица в узком кругу не скрывала, что по выходу на свободу они займутся прежним ремеслом – кражами. Только делать это будут более профессионально. Ход мыслей троицы импонировал Гномику. Как оказалось, и освобождаться он будет почти в одно время с ними. Змеи Горынычи, какими-то путями добились, чтобы Гномик работал с ними в одной бригаде. Работая на территории промышленной зоны, неразлучный квартет во время многочисленных перекуров строил планы на будущее.

– Есть только одна проблема в наших планах: куда сбывать похищенное? – озаботился один из Змеев Горынычей, с поэтической фамилией Семицветик. – Нужен надёжный человек.

– Сюда бы мою маманю,– сказал Гномик. – Да где тот Брянск, и где Сибирь?

– А как у неё на семейном фронте?– поинтересовался Семицветик.

– Одна живёт, – ответил Гномик.

– А у меня, батяня в Зеленогорске, который год вдовец,– обрадовался Семицветик. – Так, может, соединим сердца двух одиноких людей? Батяня свой человек. В своё время две ходки к хозяину совершил. И хотя он теперь мизгирь, его ценные советы нам могут пригодиться.

– Моя маманя, – хотя ни разу и не крещённая,– сказал Гномик, – но нам была бы полезна. Только моя макитра не шурупит, как это провернуть.

– Дело-то житейское. Пригласи на свиданку. Определимся, на какой день, а там и мой папаня подъедет, – посоветовал Семицветик.

На том и решили.

Смотрины прошли удачно. Вскоре Валентина Петровна продала свой дом в Брянской области и переехала в молодой сибирский городок Зеленогорск.

Прошло ещё немного времени. Из мест лишения свободы освободились Коростылёв и Змеи Горынычи: Семицветиков, Тулупов и Сучков. Неразлучная троица обзавелась семьями и осела в Зеленогорске. А потом, и Коростылёв нашёл себе подругу с квартирой, но в Кедрограде. Фамилию взял жены. Был Коростылёв, стал – Корешков. Вели себя тихо, потому как знали: на первых порах за ними будет присмотр. Жили вначале дарами леса. Весна в этот год была дружной. Черемши в тайге было хоть косой коси. Привозили в Зеленогорск.

А уж там, на местном рынке, хозяйничала Валентина Петровна. Предпринимательская жилка, видимо, была у неё в крови. Очень скоро нашла общий язык с местными бомжами, которые тоже жили за счёт даров леса, и те, оптом за полцены, сдавали ей результаты своего промысла. Потом настала пора грибов: белых и лисичек. А уж когда созрели сибирские семечки – кедровые орехи, деньги пошли ручейком. Кедровый промысел тяжёлый: семь потов выйдет, прежде чем получишь желанные орешки. А наши «герои» были не теми людьми, кто горбатится ради хлеба насущного. Поэтому в лесу вскоре появилась бригада очень строгих «лесников» болеющих за национальное богатство – лес и всё, что в нём водится. Где с помощью шантажа, а где и угроз с применением «штрафных санкций», часть добытого урожая стала оседать у «строгих лесников».

Но кедровая страда закончилась, нужно было думать о новом промысле. Заинтересовались некоторыми предпринимателями. Особенно теми, кто был не в ладах с законом: занижал прибыль, уходил от части налогов. Но, собрав несколько раз поборы, поняли, что дело это опасное. Люди они приметные: чуть что – и на их след выйдут муравьеды. Необходимо было другим способом зарабатывать на жизнь. Сошлись на давно опробованном способе, в котором они были профессионалы – воровстве. Времени уже прошло достаточно. Никто из них нигде не засветился. Определились, что похищенное будут увозить к матери Гномика. А уж она на базаре в Зеленогорске найдёт покупателей. Благо теперь на любой улице можно разложить товар, и торгуй – не хочу. Но, в Зеленогорске воровать нельзя. Здесь удобно только продавать. Нужно оседлать ближайший к Зеленогорску город. Однако для такого дела нужен надёжный информатор. Если уж воровать, так с уверенностью, что в квартире есть чем поживиться. Вскоре эта проблема была решена.

Начиная с мая 1992 года, город Кедроград захлестнула волна странных краж. Выехав на место происшествия, оперативная группа, как правило, фиксировала одно и то же: запоры на дверях не нарушены, следы взломов отсутствуют, окна закрыты, кроме форточек, а дорогостоящие носильные вещи из квартиры исчезли. Причём экспроприация происходила с такой аккуратностью, что сразу пропажу хозяева не замечали. Можно было предполагать, что вор или воры пролазили через открытые форточки. Но тут было одно «но»: все кражи были совершены из квартир, расположенных на пятых этажах. Невероятным казалось то, как туда мог забраться фортач. Да и зачем так высоко? На вторых и третьих этажах они открыты тоже. Словом, вопрос о том, как воры проникали в квартиры, оставался открытым.

Анна Брусилова, жена инженера оборонного предприятия, женщина бальзаковского возраста, любила чистоту и уют. Вот и сегодня она наводила порядок в своём гнёздышке. И ворчала на мужа: слишком много курит.

Муж Анны, Василий Станиславович, был старше жены на пять лет и, можно сказать, одной ногой уже стоял на пенсии. Оставались сущие формальности.

Чтобы не слушать ворчанье жены, вышел на балкон. Закурил. Хотя сердце пошаливало, эту вредную привычку никак бросить не мог. Посидел, подымил сигаретой и окинул хозяйским взглядом перила ограждения. «Краска потускнела,– отметил он про себя,– надо бы подновить». Так, на всякий случай, посмотрел на стену, потом на ящики со старыми предметами домашней обстановки, аккуратно сложенные один на один в углу балкона и накрытые клеенкой. И удивился: на клеенке находился чёткий отпечаток обуви. Как и, главное, зачем и кому нужно было залезать на эти ящики? Было такое впечатление, что кто-то сверху спускался на его балкон или, наоборот, поднимался. Но дом пятиэтажный, а его квартира на пятом этаже. Соседние балконы на значительном расстоянии: не запрыгнешь.

– Аннушка! – позвал он жену. – Откуда это?– указал он на след.

– Ты же тут хозяйничаешь. Вот и наследил.

– Я в тапочках хозяйничаю, а здесь след от кед. Да и размер не мой, маленький: на детский похож.

– Странно,– сказала жена,– ничего, Вася, не пойму. Кто же тогда на балконе наследил? Ты в квартире смотрел? Всё цело?

– А куда что могло деться. Двери не взламывались. Да и обстановка в квартире вроде осталась прежней.

– Всё тебе «вроде». А ну пошли смотреть!

Открыла шифоньер.

– Боже! Моя мутоновая шубка! Где она?

– Аннушка, подожди ты причитать! Куда она денется? Найдётся.

Однако шубки в квартире не оказалось. Потом обнаружили пропажу золотых украшений и мехового пальто.

– Это что же получается: воры спустились сверху на наш балкон, потом через форточку залезли в нашу квартиру? – сделала вывод жена.

– И таким же путём, но уже с вещами, возвратились обратно на крышу,– дополнил муж.

Вышли на лестничную площадку. Посмотрели на люк, ведущий на чердак. Там висел амбарный замок.

– Вася, звони в милицию!– приказала жена.

На место выехал сам начальник уголовного розыска майор Пархоменко. Осмотрел след, наказав ничего не трогать до приезда криминалиста. Потом по лестнице поднялся к крышке люка, закрывающей вход на чердак. Похоже, что люк давно не открывался. Об этом свидетельствовал слой пыли и на люке, и на самом замке. И всё же майор решил подстраховаться: осмотрел замок. Он был в положении «закрыто». Осмотрел пробой. Следов, что его извлекали, и таким образом открывали люк, не было: пробой сидел в своих гнёздах намертво. Решил проверить соседние подъезды. И в одном из них его ждал сюрприз: замок хотя и был в положении «закрыто», но пробой свободно вынимался из своего гнезда. Нарушенный слой пыли свидетельствовал о том, что люк чердака недавно открывался.

– Да,– мысленно отметил про себя Пархоменко, – лопухнулись мы,– похоже, тут действовали профессионалы. Оригинально сработали, ничего не скажешь.

Поднялся на чердак. Везде слой пыли. Только на деревянной балке и в чердачном окошечке этот слой нарушен. Причём, в том, которое расположено напротив квартиры Брусиловых. Теперь всё было понятно: воров было не меньше двух. По длинной верёвке, закреплённой к балке, один из них, имеющий маленький рост, спустился на балкон пятого этажа, а уже потом через форточку проник в квартиру. И таким же путём, при помощи подельника или подельников, возвратился с ворованным на чердак. Пархоменко знал, что такой же способ проникновения в квартиры был и в четырёх других домах. Начальник уголовного розыска решил зайти сам лично к жильцам нескольких квартир. Спрашивал на предмет того, был ли кто из милиции и чем интересовался. Женщина из пятьдесят третьей квартиры сказала:

– У меня никого не было. А в соседней, 54-ой какой-то парень в гражданском был. Сказали, вроде, участковый. Расспрашивал о посторонних, которые могли появиться в подъезде. А сейчас такое время – не знаешь что сказать. «Ходют тут и ходют всякие. То книжку церковную предлагают, то ещё что-то. Недавно какие-то женщины постучали, спрашивают: «Как, по моему мнению, можно одолеть преступность»?

– И что вы им сказали?

– Что? У меня бы об этом ещё голова болела. Пенсию бы повысили. Не живу, а существую. Да подъезд отремонтировали. А то срам божий – стыдно зайти!

– Так, значит, кроме как с церковными книжками и тех двоих больше никого не видели?– решил ещё раз уточнить майор.

– Ну, почему же? Двое из ЖКО приходили. На чердак лазили. Говорили, что поступила жалоба на то, что крыша течёт. Вот думаю, наконец-то за дом возьмутся. Но потом поспрашивала у соседей, оказалось, что никто их не вызывал. Да и крыша у нас не течёт. А тут слышу, говорят, что в соседнем подъезде квартиру обчистили. Вот и гадай: то ли это те, что в церковников рядятся, то ли те, что озабочены состоянием преступности, то ли из ЖКО…

– Спасибо Нина Ильинична за ценную информацию. Вы нам очень помогли.

Спускаясь вниз по лестнице, Пархоменко переваривал услышанное. «Плохо работаем»,– поставил он диагноз. Нет бы, остановиться, поговорить с жильцами по душам. Так нет, торопимся и упускаем важные детали. Нужен «разбор полётов» с оперативным составом.

Зашёл в диспетчерскую РЭУ, обслуживающего дом по улице Тайгинской. Посмотрел журнал заявок на устранение неисправностей, ликвидации аварийных ситуаций. Заявок о течи крыши с этого дома не поступало. Не было её и по другим домам, где были обворованы квартиры. Вернулся в райотдел. Взял план оперативных мероприятий по установлению лиц, совершивших кражи. Интересно, кто проводил поквартирный обход в доме по улице Тайгинской? Оказалось, участковый Серафимович. Вот и его рапорт с перечислением всех квартир, в которых побывал и беседовал с жильцами. Среди прочих значилась и 53-я квартира. Каков же результат? Сведений, представляющих оперативный интерес, не добыто. Конечно, краткость – сестра таланта, но в таких делах она не только не уместна, но и вредна.

Майор набрал номер дежурного по районному отделу милиции.

– Где у нас сегодня лейтенант Серафимович?

– Он на своём участке,– ответил дежурный.

– Участок – растяжимое понятие. Найди его, и пусть срочно прибудет в райотдел.

Через полчаса участковый Серафимович сидел в кабинете начальника уголовного розыска.

– Чем занимаешься?– спросил майор.

– Да этими кражами, будь они неладны. Две их на моём участке.

– Вот о них сейчас и поговорим.

– Что-то наклёвывается?

– Уже из скорлупы вылезло. Это твой рапорт?– спросил начальник уголовного розыска, подавая лист бумаги, наполовину заполненный корявым почерком.

– Да. Там же моя подпись.

– А почему он такой короткий и с констатацией только номеров квартир?

– А что писать, если ничего существенного не сказали?

– А несущественного?

– Тоже ничего.

– Если я правильно понял, в каждой из перечисленных в рапорте квартир, дома по улице Тайгинской, ты побывал?

– Вы правильно поняли.

– И в 53-ей тоже?

– Если в рапорте она перечислена, значит, побывал. А что случилось?

– И кто же в этой квартире проживает?– не отвечая на вопрос участкового, спросил майор.

Почуяв неладное, Серафимович заёрзал на стуле.

– Квартир много. Разве всех упомнишь…

– Вот для того, чтобы упомнить, и пишется номер квартиры и фамилия жильца, а также всё, что он сказал.

– Так что же бумагу переводить, если нет конкретики.

– А у тебя, лейтенант, конкретики от данного жильца и не могло быть, потому что с ним ты не разговаривал. И с некоторыми другими тоже.

– Ну, может, кого-то дома не было,– стал давать задний ход участковый.

– Тогда так в рапорте и нужно было написать, а не записывать в свой актив то, что не делалось. В этом случае, с этими жильцами переговорили бы потом. И получили бы от них ценную информацию. Вот сейчас снова обойди квартиры, указанные в твоём рапорте, в которых ты не бывал, побеседуй с жильцами. Только без спешки, нормально и по-человечески, а не как полуграмотный обыватель. Поговори, как участковый, которого в специальной школе милиции учили, как нужно разговаривать с людьми. Всех, кто видел работников ЖКО, присланных осмотреть крышу, подробно опроси о приметах этих работников. В 53-ю квартиру по улице Тайгинской можешь не заходить, с жильцом этой квартиры я уже беседовал. На чердаки и в квартиры потерпевших не заходи! Я дал команду криминалистам и следователям осмотреть всё, изъять все следы.

После ухода участкового сел начальник уголовного розыска думу думать: как теперь этих воров вычислить? Мысли путались, прыгали с одной кражи на другую. Рука непроизвольно чертила на бумаге, зажатой в руке авторучкой, какие-то круги, квадраты. Подошёл к окну. Небо затянуло тучами. Брызнули первые капли дождя. «Сегодня не полезут»,– подумал Пархоменко. Вернулся к столу. Взял в руки лист бумаги и большими буквами написал: «Операция Альпинисты». Внизу бегло, мелким почерком наметил первоочередные мероприятия по установлению воров. Снова стал размышлять. В том, что все кражи с проникновением в квартиры осуществлялись с помощью чердака и верёвки, сомнений не было.

На столе сиротливо лежали пять зависших глухарями дел. Пять квартир. Пять потерпевших. И никакой зацепки по ворам. Не может быть, чтобы они в этой серии краж не допустили ошибку. Она есть всегда. Но порой, как же трудно её отыскать! Нужно этот своеобразный пасьянс из пяти дел разложить так, чтобы воры, пока не имеющие даже контуров, проявились. Кроме краж, где фигурирует чердак, верёвка, форточка, наверняка есть и ещё какие-то детали, которые эти дела объединяют, повторяются из дела в дело. Из квартир в основном взяты только женские вещи и украшения. Все потерпевшие – женщины, и работают на одном предприятии, хотя и в разных цехах. Все довольно зажиточные. И сразу напрашивается вопрос: почему воры ни разу не ошиблись в выборе объекта кражи? Ведь они не залезли ни в одну квартиру, где брать нечего. Что это, случайность или закономерность? Случайность пять раз к ряду? Сомнительно. Хотя и не исключается. А если это закономерность? Тогда напрашивается вывод о том, что есть некий информатор, который и давал сведения преступникам. Все потерпевшие – женщины. И если существует информатор, то, выходит, что это тоже женщина. Но если это так, то кто она? Как, из каких источников она собирала информацию? Ведь потерпевшие из разных цехов. Некоторые о существовании друг друга вообще не знают. Но, может быть, что-то объединяло этих женщин? Нет. Не то. Некоторые из потерпевших имели значительную разницу в возрасте. Это, конечно, тоже ещё не факт. Но всё же, заставляет насторожиться. А может этих женщин, хоть и из разных цехов, объединяет что-то связанное с работой? Тоже не то. У них разные специальности. А если подойти с другой стороны: они ходят все в какое-то место, с которым их связывает работа и в том месте находится легко вступающий в контакт человек, который является информатором?

Пархоменко решает ещё раз переговорить с каждой из потерпевших. Удивительно! То, что он предполагал, подтвердилось. Все пять женщин по роду своей работы часто соприкасались с отделом кадров предприятия. Там работала Эвелина Корешкова. В период безвластия, почему-то было престижным представлять себя потомком какого-нибудь дворянского рода. Так вот, Корешкова уверяла всех, что она и есть далёкий потомок старинной дворянской фамилии. «Ах,– вздыхала она,– вернулись бы те времена, какая бы жизнь была!»

Как всегда, среди невольных слушателей находились те, кто требовал документального подтверждения дворянского происхождения Корешковой. На что она приводила «убийственный аргумент», после которого никаких вопросов уже не возникало. «У меня же фамилия заканчивается на «ов». А все фамилии с таким окончанием имеют дворянское происхождение», – уверяла она.

На оборонном предприятии, которое уже разваливалось, и рабочие месяцами не получали зарплату, Эвелина Корешкова занимала скромную должность инспектора по кадрам. Не женщина – душечка,– говорили о ней знавшие её сотрудники.

– Ах, какое на вас красивое платье,– хвалила Эвелина очередную посетительницу. – А эти серёжки,– подпевала она другой,– последний писк моды!

Посетительницы уже становились более раскрепощёнными. Слово за слово – и на столике появлялся чай, конфеты.

– Дегустируйте!– предлагала кадровичка. – И щебетала, щебетала. У неё было правило: всех посетителей встречать по одежде. И в зависимости от этого определять, с кем дружить, а с кем, быть только подчёркнуто вежливой. Когда за нужной посетительницей закрывалась дверь, Корешкова спешила к алфавитной картотеке отдела кадров, в которой выписывала нужную фамилию и адрес.

Стало ясно: для того чтобы понять «дворянку» Эвелину Корешкову, нужно тщательно изучить её образ жизни.

За Эвелиной установили наблюдение. Выяснили, что, несмотря на очень скромную зарплату, одевается «дворянка» модно. И это притом, что её благоверный нигде не работал. Несколько раз видели, как Сергей Корешков садился в такси, которое доставляло его по одному и тому же адресу: Зеленогорск, улица Гранитная, 3. Как выяснилось, по указанному адресу проживала мать Корешкова – Валентина Петровна Коростылёва, которую там все называли Купчихой. Была в этой истории одна странность, которая не давала покоя Пархоменко. Тело Корешкова с синей росписью церквей, куполов и башенок напоминало картинную галерею. Однако ИЦ, к удивлению Пархоменко, дал информацию о том, что Корешков Сергей Витальевич судимостей не имеет. Поднял карточку в паспортном столе на имя Коростылёвой Валентины Петровны. Там значился в качестве сына Сергей Витальевич Коростылёв. При этом место рождения, год, месяц и число совпадали с такими же данными Сергея Витальевича Корешкова.

Майор связался с ЗАГСом города Кедрограда. Тут всё и выяснилось. Корешков Сергей Витальевич и Коростылёв Сергей Витальевич – одно и то же лицо. Только тот, что был Коростылёвым, отличается от того, что стал Корешковым тем, что имеет 5 судимостей.

Первой взяли Эвелину. Затем так, чтобы ей об этом не было известно, остальных.

Пархоменко метал громы и молнии. Его просьба поручить расследование дела следователю Мызиной, удовлетворена не была. Поручили Реброву. А у того было правило: краткость допроса – сестра таланта. Какой уж тут талант! Зная, с кем имеет дело, Пархоменко решил присутствовать при допросе.

«Дворянка» Эвелина Корешкова сразу потребовала адвоката. При этом она поставила условие: встретится с ним наедине. Такая её просьба была удовлетворена.

Кто знает, какую роль в этом сыграло её «дворянское происхождение», а какую адвокат, но она отказалась в соответствии со статьей 51 Конституции России что-либо свидетельствовать в отношении себя. Но при этом сама, а потом и адвокат потребовали отпустить под подписку о невыезде.

– Ну, нет уж!– сказал Пархоменко,– со следствием вы сотрудничать не хотите, а волю-волюшку вам подавай. Так не бывает. Благо бы против вас у нас ничего не было. А то ведь задержаны все ваши подельники. Роль каждого, в том числе и ваша, просматривается очень отчётливо.

– Я бы хотел ознакомиться с их показаниями,– сказал адвокат.

– Всему своё время. А пока не получится, Виктор Иванович. Вы защищаете дворянку Эвелину Корешкову. Вот и защищайте. Остальных защищают другие адвокаты.

– Но я ведь рассказываю всю правду,– вступила в разговор кадровичка.

– Пока что вы ничего не рассказываете, только ссылаетесь на своё право, закреплённое в Конституции России: не свидетельствовать против себя.

– А разве я не имею этого права?

– Имеете. Но ведь это лишь ваше право, а не ваше искреннее желание рассказать правду. Конституционное право и желание загладить свою вину чистосердечным признанием в содеянном, рассказав правду – разные вещи.

– Но я, правда, ни в чём не виновата и ничего не знаю.

– А давайте мы, в присутствии вашего адвоката и проверим эту вашу искренность. Согласны?

– Согласна.

– Виталий Изотович! – обратился майор к следователю Реброву,– попросите помощника дежурного, чтобы он принёс из комнаты вещественных доказательств шубки, изъятые в квартире Корешковой.

– Вам принадлежат?– спросил он у Эвелины, когда две женские шубки были доставлены в кабинет.

«Дворянка» Корешкова стала их внимательно разглядывать.

– А вы смелее. Можете привлечь и адвоката. Тем более, что в присутствии понятых они очень хорошо описаны в протоколе изъятия.

– Да, мои,– согласилась инспектор по кадрам.

– Купили для себя?– уточнил майор.

– Разумеется.

– Странно,– сказал Пархоменко.

– А что здесь странного? Женщине понравилась шубка. Ну и взяла…

– Странно то,– сказал начальник уголовного розыска, – что, судя по вашей комплекции, вы носите от силы 46 размер. А эта шубка 54-ого.

– Так перешила бы…

– Ну, что же? В логике вам не откажешь.

– Значит 1:0 в мою пользу,– мило улыбнулась Эвелина.

– Я бы сказал иначе: не говорите «гоп».

– Это почему же?

– На такую шубку деньги нужны. Годика два нужно копить на вашу зарплату. А вам же каждый день и кушать хочется, и в ресторане гульнуть.

– А у меня есть спонсор.

– Назвать сможете?

– Имею я право не говорить?

– Имеете. Можете не говорить. Мы его и так знаем.

– Простите. Я пошутила. У мужика на базаре купила.

– Опознать сможете?

– Не-е. На этом базаре народу, что муравьёв. Так и толкают со всех сторон, так и толкают. Да и к чему мне было его запоминать. Сошлись мы незнакомцами, незнакомцами и разошлись.

– На каком базаре и когда?

– На нашем кедроградском.

– Учтите, Эвелина Робертовна, все ваши показания фиксируются в протоколе и в присутствии вашего адвоката. Слово – не воробей. Потом будете жалеть. Описать продавца сможете?

– Такой маленький, пузатенький… Кавказец.

– Вот и хорошо. Этого продавца мы задержали.

– Давно?

– В один день с вами. Будете опознавать?

– Сказала же: не опознаю.

– А мы всё же попробуем. Заодно убедимся, насколько вы искренни, и стоит ли удовлетворять вашу просьбу об изменении меры пресечения на подписку о не выезде.

Спустя некоторое время в другой комнате всё было приготовлено для опознания.

Ввели Эвелину. Следом вошёл ее адвокат. Обычная в таких случаях процедура заняла с разъяснениями прав и обязанностей, а также других процессуальных действий, несколько минут. И настал тот момент, которого так ждал Пархоменко.

– Посмотрите на троих предъявленных вам мужчин,– предложил следователь,– и скажите: нет ли среди них того, который продал вам эти шубки.

Корешкова мельком взглянула на мужчин, предъявленных на опознание, и сказала:

– Я же сказала. Пузатенький. Кавказец. – А здесь такого нет.

– Может среди этих троих есть те, кого вы когда-либо встречали или видели?– задал вопрос начальник уголовного розыска.

– Таковых здесь нет, – сказала Эвелина.

– А-я-яй!– покачал головой Пархоменко. – Как же так, Эвелина Робертовна? Можно сказать, своего свёкра Семицветикова не узнали. А просите меру пресечения – подписку о невыезде.

– Но он мне шубок не продавал.

– А разве я сказал, что он вам продал? Адвокат свидетель – я этого не говорил. Эти дорогие шубки вам вручил другой человек. И вы знаете, кто. Поэтому, Эвелина Робертовна, пока можно только сказать: к общему знаменателю мы не пришли. И вам придётся ещё сутки посидеть на «персидском коврике». Понимаю: неуютно, но полезно поразмышлять. И размышлять вы должны не о том, как выкрутится из этой ситуации, а о том, чтобы не сесть на нары на долгий, долгий срок. Тем более, что в отличие от некоторых знакомых вам личностей, которые на данный момент тоже задержаны, вы не привыкли к тюремной баланде и шконкам. Вы по сравнению с ними – ребёнок, хотя и взрослый. Но за то, что сделано, нужно отвечать. В каком объёме и сколько во времени, зависит от вас и от суда тоже. Многое будет зависеть от того, что суд будет взвешивать на своих весах: вашу ложь или ваше чистосердечное признание и раскаяние. Но до суда ещё далеко. Вас ожидает череда очных ставок, допросы и другие следственные действия. Будьте благоразумны. Думаю, что если вы поделитесь откровенно со своим адвокатом обо всех ваших нехороших делах, он вам посоветует сделать то, что советую сейчас я.

Прошло ещё некоторое время. И состоялся суд. Он определил каждому меру наказания: столько, сколько кто заслужил. Учитывая чистосердечное признание и раскаяние в содеянном, а также то, что Эвелина Робертовна Корешкова ранее к уголовной ответственности не привлекалась, ждала появления ребёнка, суд определил ей меру наказания условно. Непосредственные участники экспроприации получили длительные сроки лишения свободы. Оперативное дело «Альпинисты» было закрыто в связи с его реализацией. Капитан Бралюк продолжал оперативное обслуживание ИТК. Он в этой истории оказался, вроде, как не имеющий к ней ни малейшего отношения.

Хохотунчик

Воры, проникшие ночью в магазин села Мальцево, были со странностями: денег, которые лежали в незапертой кассе, почему-то не взяли. Зато к шоколадкам проявили повышенный интерес, о чём свидетельствовала гора пустых обёрток. Две фарфоровые чашки с остатками водки и недопитая бутылка «Зубровки» наводили на мысль, что воров было двое. Следов пальцев на этих предметах криминалист не обнаружил, зато на надкушенной шоколадке, брошенной на пол, чётко просматривались следы от зубов. Вдоволь вор поупражнялся и с баночкой горошка. Хотя рядом лежал консервный нож, он пытался открыть баночку зубами. Но не осилил. А вот визитную карточку от своих зубов на металле оставил.

Продавщица, ярко накрашенная брюнетка, подсчитывала убытки. По её подсчётам выходило, что воры унесли: десять банок горошка, коробку шоколада и два ящика водки.

– Сколько, сколько? – переспросил присутствующий при осмотре помещения капитан Баталов и так пристально посмотрел на продавщицу, что та, растерялась и заморгала длинными накрашенными ресницами. Но быстро пришла в себя и сделала уточнение:

– Так сразу трудно сказать. Может, ящик, может, два. Ревизия покажет.

Потом посмотрела на капитана. Взгляд её красноречиво говорил всё, что она думает о сыщике.

Выяснив результаты осмотра, наименование и примерное количество похищенного, Баталов, оставив следователя для составления протокола, решил сходить в деревню, «в народ». Заходил в каждый дом, расспрашивал, присматривался. Ничего существенного добыть не удалось. Все жители, словно сговорившись, в один голос уверяли:

– У нас тут некому. Не наши – пришлые.

Так, обходя дом за домом, оперативник добрался до окраины села. На отшибе стоял невзрачный покосившийся домик.

– Там кто живёт?– спросил он у женщины, пасшей на пустыре козу, указав в сторону заинтересовавшего его дома.

– А вам по какому делу? – проявила любопытство та.

Баталов ввёл её в курс дела.

– Не ходите!– посоветовала хозяйка козы,– не способны они на такое. Да и сказать вам ничего не скажут: парень с головой не дружит.

– Совсем?– решил уточнить Баталов.

– Как вам сказать? Просветления у него случаются. Но – нелюдим. И агрессивен. Может и с кулаками наброситься.

– Он что, один живёт?

– Почему один? С матерью.

– И что она тоже того…?

– Почему «тоже»? Нормальная. Только глухая.

Сыщик постоял в раздумье: есть ли смысл заходить? Что с глупого, что с глухого какой толк? Но многолетний опыт подсказал: нужно.

Подошёл к дому. Женщина в огороде окучивала картошку. Подняла голову. Оглянулась.

«Надо же,– подумал Баталов,– глухая, а каким-то седьмым чувством услышала появление постороннего».

Некоторое время женщина смотрела на незнакомца, потом решительно пошла навстречу.

Кивком головы и голосом капитан поздоровался с нею. Женщина кивнула в ответ, показывая знаками, что глухая.

Сыщик достал блокнот, ручку и на чистом листке написал: «Читать умеете?»

Хозяйка дома утвердительно закивала головой.

Баталов снова написал на листке: «Нужно поговорить».

Женщина снова повторила те же движения головой, а затем стала делать движения руками.

По движению её рук он понял: в доме спит человек.

Зашли на кухню. Баталов посмотрел по сторонам. Увидел на стене фотографию хозяйки с подростком, потом ещё одну, на которой, уже без хозяйки, было изображено два светловолосых мальчугана.

Видя заинтересованность гостя фотографией, женщина написала на бумажке: «Сын и племянник».

– А племянник где живёт?– прибег снова к помощи бумажки капитан.

– В Новокузнецке,– написала женщина.