Текст книги "Стукач и его палачи (СИ)"

Автор книги: Иван Перепелица

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

– Они вызывают подозрение на фальсификацию? У вас есть показания, Сазоновой? Горю от нетерпения ознакомиться с этими изобличающими меня в мошенничестве документами.

– Всему своё время. Деньгами за проданную квартиру как распорядились?

– Отдал всё до копейки, лично в руки Марине Николаевне.

– Есть нотариально заверенная расписка?

– А зачем? В тот период, я, можно сказать, был любимым зятем.

– А дочь, значит, у матери была не любимой?

– Ну почему же?

– Да потому, что любимому зятю теща доверила продать квартиру и получить деньги лично в руки от него же. А родное дитя в бомжи определила. Где тут логика?

– Так ведь это «родное дитя» скрылось в неизвестном направлении и где его искать одному Богу известно. Вот и вся логика.

– Но ведь странности, Анатолий Лукьянович, на этом не заканчиваются.

– Что там у вас ещё?

– С датой написания документа нескладушечка вышла?

– Не скажете какая?

– А вы не догадываетесь?

– Ну, вот такой недогадливый.

– Должен сказать, даже не нескладушечка, а нескладуха.

– Как интересно!

– Даже очень. Жил бы сейчас Николай Васильевич Гоголь, появилось бы ещё одно бессмертное произведение. И знаете о чём?

– О чём?

– Подпись Марина Николаевна умудрилась поставить в нотариально заверенном документе, когда уже находилась на том свете. Что на это скажете?

– А то и скажу: возможно, ошибочка в дате написания вышла. Знаете, какие у нотариуса очереди…

Зотов посмотрел на Пархоменко. Тот улыбался.

– Ну, что, есть у тебя основания ставить вопрос о санкции на мой арест? Надеюсь, понял, почему твоя атака захлебнулась? Заключение эксперта-почерковеда нужно. А также заключение технической экспертизы об относительной давности этой подписи.

– Но где мы возьмём экспериментальные образцы подписи Сазоновой?

– Экспериментальные образцы взять не сможем, это точно. А вот свободных, я думаю, найдём: в заявлении о постановке на учёт в налоговом органе, а также в квитанциях, которые она выдавала при приёме материала для пошивки изделий или на ремонт носильных вещей и ставила свою подпись. Словом, по мошенничеству, как только мы получим заключение криминалиста, будет полная ясность. А в остальном… Нужно искать улики. Нам бы сейчас очень пригодились вишнёвые «Жигули». Где они сейчас и кто их теперешний хозяин? Поручить это нужно толковому работнику, чтобы и узнал всё и никого не спугнул преждевременно. И вот я ещё, что думаю: нужно поработать по ЗАГСам города Кедрограда. Борщевская могла сменить фамилию. Как думаешь: на какую?

– Скорее всего, Семёновой могла стать.

– Вот. Будем одновременно искать и Семенову. Но полагаю, что в Кедрограде её нет и в области тоже. Знаешь почему? Профессия у неё приметная. Вряд ли она это хлебное место бросила. И если бы она осталась здесь, пусть даже в другом городе, нотариусы об этом бы знали. Поэтому скорей всего она где-то рядом в соседних областях.

– Так тогда, может быть…? Словно сомневаясь в догадке, Зотов посмотрел на Пархоменко.

– Говори, говори!– подбодрил его тот

– Может, и Ознобишин сменил свою фамилию? Для этого у него есть много причин.

– Молодец, – сказал Пархоменко. Тебе и карты в руки. И вдруг неожиданно перевёл разговор на ту же тему, но в другом русле.

– Бомжиха не выходит у меня из головы. Расположить бы её к нам. Как думаешь?

– Расположить-то можно. А если наш разговор этим отморозкам передаст?

– Нужно присмотреться. Заглянуть к ней в душу. Поговорить по-человечески. Она и оттает. Вряд ли после такого унижения она будет что-то передавать. Только ездить туда не нужно и в нашу контору вызывать тоже. В город она наверняка ездит. Выясни хорошенько. А как всё выяснишь, мне сразу доложишь. Вот тебе тот недостающий подход к интересующим нас браткам. А ты горевал.

Сведения, собранные Зотовым, свидетельствовали о том, что Бомжиха, как и все люди имела фамилию, имя, отчество. Звали её Тамара Ивановна. А фамилия у неё была одна из самых распространённых – Сорокина. Оперативник установил, что Тамара Ивановна часто приезжает в магазин, прозванный в народе «медвежий угол», из-за отдалённости от центра города. К рапорту Зотова был приложен подробный словесный портрет Тамары Ивановны, а также указана одежда, в которой она обычно ходит. И как только стало известно, что Сорокина пришла за продуктами в магазин, Пархоменко, оставив автомобиль во дворе близлежащего дома, тоже зашёл в торговый зал. Прошёлся возле прилавков. Убедившись, что объект его интереса в магазине и приобретает продукты и водку, вышел на улицу. Закурил. Ждать пришлось недолго. Тамара Ивановна вышла из магазина с большой сумкой, наполненной покупками и направилась к остановке автобуса. Пройдя несколько метров, она вдруг услышала за спиной мужской голос:

– Тамара Ивановна, здравствуйте!

Женщина резко обернулась. По имени отчеству она уже не помнила, когда её называли. Чаще Тамаркой или и того хуже: поломойкой, скотиной, подстилкой. А тут вдруг «Тамара Ивановна». В нескольких шагах от неё стоял с седыми висками мужчина и улыбался. Его вид и улыбка внушали доверие.

– А мы разве знакомы?– спросила она.

– Мне нужно с вами поговорить?– не отвечая на её вопрос, ответил мужчина.

– Можно и поговорить,– ответила Сорокина, теряясь в догадках о предмете разговора,– только недолго, а то у тех, кто меня послал, подшипники горят.

– Я это знаю, – сказал незнакомец. Как и то, что не сладко вам там живётся.

– Вы меня заинтриговали,– ответила Тамара Ивановна, – не знаю, что и думать.

– Я могу надеяться, что этот наш короткий разговор и эта встреча останутся между нами?– спросил мужчина.

– Вполне.

– Тогда вы мне скажете, когда следующий раз придёте за покупками, я обозначу место, где мы можем поговорить. А пока расстанемся. А то и вправду у ваших хозяев подшипники сгорят. На этом они расстались. А через два дня майор Пархоменко сидел в «арендованном» на время разговора кабинете директора профтехучилища Набокова и слушал рассказ Тамары Ивановны. Перед тем как выслушать собеседницу, Пархоменко поинтересовался, как она объяснит своему хозяину, столь продолжительное отсутствие. Но оказалось, что она уже всё предусмотрела: сказала, что пойдёт на прежнее предприятие интересоваться долгами по заработной плате.

– Да вы гений конспирации!– заулыбался Григорий Маркович.

И начался разговор о её житье-бытье. Не было у Тамары Ивановны ни паспорта, ни прописки. Овдовела в тридцать лет. Детей Бог не дал. Завод, на котором работала в 90-ые годы, развалился. Осталась без работы. Запила. Пошла по рукам. Нашлись «добрые люди»: за бутылку купили двухкомнатную квартиру, обещая взамен однокомнатную, с доплатой. Состряпали расписку о якобы полученной доплате, привезли в какой-то полуразвалившийся дом в глухой деревне и сказали: – Живи! А пойдёшь правду искать – найдёшь себе могилу. Жила. Кому картошку за харчи помогала выполоть, кому выкопать, кому комнаты побелить. Но появился хозяин. Оказывается, вернулся из мест не столь отдалённых и стал требовать плату за проживание. Условия были божеские: убирать, стирать, а остальную сумму натурой. Ушла. Как-то встретила полупьяного мужика. Золотых гор не обещал. Но сказал, что крыша над головой будет. И с голоду не умрёт. Так и оказалась в прислуге на кладбище. В сторожке выделили комнату с кладовку, в которой вмещается только диван и журнальный столик. Пришлось терпеть все издевательства и унижения ради крыши над головой и тарелки супа. Ну, а дальнейшее вы всё знаете,– заключила она.

– Если бы всё знал, то наверно бы и этой встречи не было. Вы смогли бы, конечно не для протокола, обрисовать мне общую картину, что в этой кладбищенской сторожке происходит, и что там за контингент.

– Не смогу. Вы их заберёте, а подозрение на меня упадёт сразу.

– Во-первых, забирать ещё время не пришло. Во-вторых, заботится о вашей безопасности – наша обязанность.

– Рано или поздно заберёте. А мне потом куда?

– Обещаю, что поможем вам и с работой, и с крышей над головой. Разумеется, без комфорта, но не в развалюхе, а относительно нормальном жилье. Нынче на дворников спрос. Выделяют и служебные квартиры. Десять лет отработаете – и она ваша. Проблема с паспортом тоже решаема. Пойдёте?

– Всё это замечательно, но верится с трудом.

– Конечно, это будет не сегодня. Но поверьте моему слову. Одно меня беспокоит: ведь и унижать и силой брать будут.

– Теперь не решатся. Я хитрая. После того, что случилось, я пожаловалась Сухому. Он такой разгон устроил…

– Чего это вдруг он взял вас под свою защиту?

– Я и сама вначале удивилась. А потом поняла: занимаются они какими-то нехорошими делами.

– На чём основан такой вывод?

– Разговор их подслушала случайно. Сухой так отметелил Батона, что тот с неделю отлёживался.

– За что он его так?

– Он сказал: «Ты что, урод, хочешь, чтобы сюда менты нагрянули? Нам это нужно? Чтобы был тише воды, ниже травы!».

И обо всём, что делаешь, мне докладывай! А, если хочешь самостоятельности, получишь место, как собака, без деревянного бушлата. И Тамарку не трогай!

– Выходит, этот Батон больше всех тебя обижал?

– Да все они – одного поля ягода. Но Батон – сволочь из сволочей.

– И сколько их там?

– Из постоянных – трое. Но часто бывают гости.

– И с чем связаны их визиты?

– В основном едут за престижным местом на кладбище.

– А этот Сухой, кто?

– Они его ещё смотрящим зовут. Батон у него в порученцах ходит. И страшно этим гордится. Хотя, кто он? Шестёрка.

– Я так понимаю, что этот Сухой не главный у них.

– Главный здесь бывает редко. Я даже не знаю, как его зовут. Видела один раз.

– Почему решили, что он главный?

– Заискивал уж больно Сухой перед ним.

– В наблюдательности вам не откажешь.

– Жизнь, да ещё такая, как у меня, научит.

– Ну а ночами, что происходит?

– Пьянки, гулянки и оргии с девушками по вызову. Дня четыре назад мясо какие-то мужики на машине привозили. Слышала из их разговоров, что вроде в какой-то деревне коровёнку завалили. Прямо из стайки увели и за деревней застрелили.

– Мясо съели?

– Часть съели, а часть продали шашлычнику-азербайджанцу.

– В городе?

– Нет, разговор вели о деревне Синеречка.

– А откуда они знают этого шашлычника?

– Батон его знает. Он сам хвалился, что ездил туда договариваться.

– А мужики? Откуда и сколько их было?

– Двое. Вроде как они из той же деревни, в которой коровёнку украли.

– Кто при этом разговоре присутствовал?

– Два копщика могил и Батон.

– А вы в это время где находились?

– В своей кладовке. С неё весь разговор слышен.

– Хорошо. А кто из этой кладбищенской братии, самое слабое звено?

– Батон. Он перед Сухим заискивает. Корчит из себя крутого. А сам трус. Сухого страшно боится.

– Описать Батона сможете?

– Толстый, рыжий, глаза навыкате, с животиком.

– В ближайшее время я туда наведаюсь. Сделайте вид, что меня не знаете. И ещё одна просьба: посмотрите на эту фотографию. Бывал ли у вас этот человек?

Тамара Ивановна вяла в руки фотографию Ознобишина. Долго рассматривала. Потом сказала: Сдаётся мне, был он здесь. О чём-то с Сухим шептались. Тот переговорил с Батоном. Да, вспомнила. Батон забегал, заюлил. И вскоре вместе с этим на фотографии загнали автомобиль в гараж.

– А что за автомобиль?

– В марках я не разбираюсь. Ночь была. Окраска точно не светлая.

– Когда это было?

– По-моему ранней весной. Ещё был морозец и снег лежал.

– А машину для чего в гараж загоняли?

– Видимо, ремонтировать. А, может, разобрать на части. Там у них в гараже целая мастерская.

– Ну, что же? Спасибо Тамара Ивановна за информацию! Вы нам очень помогли. Я могу надеяться, что если у вас будет ещё какая-нибудь информация об этой братии, вы ею с нами поделитесь.

– Не вопрос. Только где и как?

– А вот в том подъезде дома, двери которого не закрываются. Мелом на тыльной стороне нарисуете букву «Т». Это и будет сигнал о том, что у вас есть какая-то информация. Остальное дело техники. Мы найдём способ, как с вами встретиться.

Поздно вечером в кладбищенскую сторожку зашли два посетителя. Копщики могил, а также Сухой и Батон за столом, сбитым из досок, пили водку. На коленях у Батона сидела пышногрудая брюнетка.

– Живут же люди!– сказал тот, кто постарше. Каждый вечер праздник. То поминки, то похмелье после них. Девица сразу соскочила с колен Батона. Человек с седеющими висками ей был хорошо знаком. Не далее как неделю назад, он уже задерживал её в одном воровском притоне. Но крестник, её вроде, как не замечал, или не узнавал. Он глядел Батону в глаза и улыбался.

– Вот чувствует моя душа, что у этого молодого человека за душой ни паспорта, ни прописки.

– Он у меня дома,– соврал Батон и краем глаза посмотрел на реакцию Сухого. Но на лице того не дрогнул ни один мускул.

– А у меня есть сведения, что это не так. Нужно разобраться, поговорить о жизни, до которой ты дошёл.

– Об этом можно и здесь поговорить.

– Ну, это как кому. Мне, например, более интересно в своей конторе.

– Он что-то натворил? – спросил высокий худощавый человек.

Пархоменко взглянул на незнакомца и понял, что, судя по описанию Тамары Ивановны, это и есть Сухой.

– Да так, по мелочи, – сказал он. Если бы по-крупному, так сидел бы уже на персидском ковре.

– Чё, по мелочи?– взбеленился Батон. Я ничего не сделал!

– Не петушись! Надо, Батон! Надо! Садись в машину!

Всю дорогу до районного отдела милиции Батон возмущался. – Беспредел. Я буду прокурору жаловаться.

– И на что ты будешь жаловаться?– спросил Пархоменко уже в своём кабинете. Может быть, ты работаешь?

– Работаю. У Сухого.

– Замечательно! Вот и напиши в объяснении: в качестве кого и сколько зарабатываешь?

Батон заерзал на стуле.

–Пиши, пиши!– настоял Григорий Маркович.

Дрожащими руками Батон взял ручку и стал выводить каракули на бумаге. Объяснение было коротким: «Работаю на кладбище смотрителем. Заработок три тысячи рублей».

Пархоменко взял в руки объяснение.

– Краткость– сестра таланта,– сказал он. Но почему-то не ценит тебя твой хозяин, Валерий Дмитриевич. Совсем не ценит. А ведь из кожи лезешь, чтобы угодить. Что так?

– Так у нас и копщики могил вон как вкалывают, а получают столько же.

– Но это ведь белая зарплата. А в конвертах сколько получается? А ты, насколько я осведомлён, так и вовсе ни в налоговой инспекции, как работник, не числишься, ни в пенсионном фонде, ни в соцстрахе. Сухой тебе платит наличными. И конечно, как своей правой руке, не три тысячи. Так, что теперь для налоговой инспекции ты и твой хозяин – просто золотая жила.

Пархоменко выразительно посмотрел на сидящего в кабинете Зотова. Смотри, мол, и слушай, как нужно разговаривать с такой категорией людей. Зотов понял этот взгляд. Посмотрел на Батона. У того капли холодного пота предательски блестели на лбу.

– Что-то ты побледнел, Валерий Дмитриевич,– съязвил Пархоменко. А знаешь почему? Больше милиции, прокурора, суда и налоговой инспекции ты боишься своего хозяина. Знаешь его крутой нрав: чуть что – деревянный бушлат оденет, а то и вовсе без него, как собаку... Вот вернёшься к нему, а он и спросит: «Зачем вызывали?». А у тебя и ответа нет. Потому, что сказать, как ты его подвёл вот этим своим объяснением, тебе никак нельзя, а сказать, что просто для беседы – не поверит.

Краем глаза Пархоменко заметил, как Зотов укоризненно покачал головой, но не подал виду, что заметил. Да и Батон задал вопрос:

– Что ты хочешь, начальник?

– Поделиться со мной информацией.

– А вы это всё на бумагу запишете?

– Ну, почему же? На то, что ты скажешь у меня память хорошая. О налоговой инспекции я могу на время забыть.

– И какая информация вас интересует?

– Всё что происходит на кладбище и за его пределами.

– А что там может происходить? Ну, выпьем… Иногда с девками покувыркаемся.

– Значит, не договорились?

– Я подумаю.

– Думай. Срок один день. После этого у тебя могут возникнуть неприятности. А сейчас иди!

– А что я скажу хозяину?

«Вроде, клюнул»,– отметил про себя Пархоменко. Поэтому ответил: – Я же у тебя интересовался наличием паспорта. Вот это и скажешь.

Батон ушёл. А Григорий Маркович посмотрел в глаза Зотова и спросил: – Я что– то не так сделал?

– Да как-то не по-человечески получилось,– сказал Зотов.

– А по-человечески это как? Уважаемый Валерий Дмитриевич, извините, что у вас отняли время! Не будете ли Вы так любезны, рассказать, что Вам известно, о том, что происходит на кладбище?

– Ну не так, конечно, а как-то более интеллигентно.

– А он интеллигентно поступал?

– Так то же– он. А мы то …

– Возимся с грязью, и хотим в ней не запачкаться? Нет, милый мой! Так не бывает. С волками жить – по-волчьи выть. Это не мы с тобой придумали. Это народная мудрость, основанная на многовековом опыте, говорит. Или ты полагаешь, что, используя только что перед тобой продемонстрированный психологический эффект, я запачкал свой мундир? Пачкают, когда берут на лапу, пачкают, когда бьют, когда унижают человеческое достоинство. Работа у нас такая соприкасаться с грязью. И физический закон гласит, что соприкасаясь с чем либо, оставляешь следы на себе того с чем соприкасался. По-другому не получится. Но соприкасаясь, нельзя оскверняться, вот что главное. Солнце тоже своими лучами соприкасается не только с цветами, но и с навозными ямами, но оно ведь от этого контакта не оскверняется. Не знаю только, кто это сказал?

– Диоген.

– Вот. С седых времён это знали и понимали. А у нас некоторые теоретики перепутали понятия «соприкосновенье с грязью» и осквернение. Можно всю жизнь соприкасаться с грязью и не оскверниться. Всё зависит от человека. И таких много. К сожалению, есть множество и противоположных примеров. Надеюсь, объяснил на понятном языке.

Пархоменко тут же набрал номер телефона начальника уголовного розыска Кедроградского сельского отделения милиции.

Трубку поднял Варнавский.

– Здравствуй Аркадий Иванович! – сказал Пархоменко. Не помешал?

– Помощи будешь просить или как? Через трубку до Григория Марковича донесся тяжёлый вздох Варнавского. «Никак на ковре у начальства побывал»,– отметил про себя.

– Наоборот помочь хочу. Или так достали, что и помощи не рад?– сказал Пархоменко.

– Кто же от помощи откажется.

– Кража коровы у тебя в глухарях значится?

– Если бы одна, а то целых три и в разных деревнях. Неужели у тебя их след отыскался?

– Представь себе, да. Но работнички твои. Из одной деревни. Думаю, что по этому делу я имею полный расклад: где, когда, кто и куда сбагрил похищенное. Присылай своих орлов!

Шашлычника Алиева в Синеречке нашли сразу. Долго клялся мамой, что никакого мяса ему никто не привозил. Но, когда назвали Батона, сник. «Было такое»– сознался он.

–Ай-я-яй! Как же ты теперь своей маме в глаза посмотришь? – пристыдил Алиева Пархоменко.

Тот сидел, опустив глаза.

На следующий день Батон снова был доставлен в РОВД.

– С этим я пока сам поговорю,– сказал Григорий Маркович орлам Варнавского.

– Что надумал?– спросил он, когда остался наедине с Батоном.

– Спрашивайте, что вас интересует.

– Мы, кажется, определились в прошлый раз об этом.

– Так в прошлый раз я всё и рассказал о выпивке и бабах.

– Значит, кроткий, послушный и непорочный, что агнец?

– Почему же? Грешный, как все.

– Но ведь выпивкой и бабами в кладбищенских пенатах дело не заканчивается?

– О чём-то другом мне ничего не известно.

– Похоже, что деревянный бушлат от Сухого тебе дороже, чем откровенность с нами.

– Ну, ей Богу ничего такого на ум не приходит. Вы подскажите, может и вспомню.

– Хорошо. Подскажу. Приоткрою окошечко. Но только маленькую щель, чтобы ты убедился, что мы знаем очень многое. И от того, как ты будешь исповедоваться, мы будем судить о том, насколько ты откровенен и чистосердечно раскаиваешься. Свои грехи и грехи подельников ты знаешь. И знаешь, что за них можешь сесть на нары. Притом может получиться так, что, не уходя из этого кабинета. Так что тебе пять минут на размышление. Твоя судьба в твоих руках.

– Спрашивайте. Всё, что знаю, скажу.

– Дай-то Бог, дай-то Бог! – Как думаешь, если я начну тебе считать количество грехов твоих и подельников, пальцев на руках хватит?

– Хватит одной руки.

– У меня другие сведения, которые говорят о том, что объём выполненных «работ» ты явно занижаешь. Своего знакомого, которого вы все зовёте Азиат, знаешь?

Батон стал морщить лоб, делая вид, что силится вспомнить.

Пархоменко покачал головой.

– Прямо скажу: артист из тебя плохой. – Шашлычник из Синеречки: это тебе о чём-то говорит?

– Так бы и сказали.

– Сказал. Жду, что ты теперь скажешь?

– Ох, вы и хитрые, Григорий Маркович!

– Нет, ты хитрее меня.

– Это ещё почему?

– Если бы я был хитрее тебя, ты бы не узнал, что я хитрый.

– Батон залился смехом. К своему изумлению он вдруг пришёл к неожиданному выводу: ментов он не любил, а этот ему всё больше нравился. К сожалению, похоже, действительно многое знает. Хочешь, не хочешь, нужно «колоться».

– Ну, мясо возил…

– Мясо?– переспросил майор. – У тебя на кладбище животноводческое хозяйство?

– Да нет, Касьян и Чумазый припёрли.

– Насколько я располагаю информацией, в списке кладбищенских работников эти лица не значатся.

– Из деревни они.

– Ладно. Ты сказал, что «припёрли». А сколько раз опять запамятовал? Только не нужно финтить. Не футболист. Азиат уже дает полную раскладку в соседнем кабинете.

– Два раза.

– Так это Азиату. А остальным?

– Остальных Сухой знает.

– А ты не ведаешь?

– Так…, в общих чертах. Только не для протокола.

– Пока без протокола. Но если о тебе начнут говорить другие, да ещё о том, что утаил, надеясь на то, что авось не знают – тогда не взыщи. Но перейдём к более серьёзным вещам. Сам же понимаешь: мясо – только прелюдия. Что ещё вспомнил?

Батон снова заёрзал на стуле.

– Смотрю я на тебя, Валерий Дмитриевич, до чего же ты плохо соображаешь. А в твоём положении: исповедь, как на духу – единственное твоё спасение.

– Я что-то больше ничего такого за собой не припомню.

– То есть, мне нужно второй раз увеличить щель в окошечке, чтобы ты прозрел и память восстановил. Дело так не пойдёт. Ты сидишь и боишься, что скажешь лишнее, о чём милиция, может, и не знает. Такая позиция – прямой путь на нары. Но я ещё в последний раз щель в окошечке расширю и, в зависимости от твоих ответов, буду думать, куда тебя определять.

Григорий Маркович, достал из стола фотографию Ознобишина.

– Посмотри внимательно и вспомни, что тебя связывает с этим человеком?

Батон мельком взглянул на фотографию и отодвинул в сторону.

– Так это же копач. С ним дела имел исключительно Сухой.

– Дела-то Сухой имел, но все поручения его, по имеющейся у меня информации, выполнял ты. А кто кому кашлял, мы разберёмся. Вот я и хочу получить от тебя исчерпывающий ответ, какие поручения, когда, где, при каких обстоятельствах тебе давал Сухой? Только не юли и в беспамятство не впадай! На этот раз я уже буду смотреть, стоит ли мне о тебе замолвить словечко перед прокурором.

– Однажды ночью приехал этот копач и о чём-то долго шушукался с Сухим. А потом меня Сухой вызвал и предложил сделать захоронение.

– Захоронение чего?

– Там что-то было завёрнуто в чёрный полиэтилен.

– Габариты?

– Я же не мерил.

– Не мерил, но ведь определил, что это?

– Похоже, что там был человек, но признаков жизни он не подавал.

– И что дальше было?

– Я стал говорить, что сейчас земля мёрзлая, да и копатели могил уже спят бухие. Но Сухой настоял.

– Когда это было?

– Где-то в конце февраля, может быть вначале или середине марта. Ещё снег кое-где лежал. И мороз был градусов 5-10.

– Дальше?

– Пошёл я осматривать выкопанные могилы, что делались с запасом. Потом разбудил копателей могил и отругал за то, что одну из могил слишком мелко выкопали. Ну, они и подкопали её ещё на полметра. Конечно, возмущались: зачем такая глубокая? Ответил, что так нужно. Ну, а потом, я им обратно предложил идти досыпать. Дал ещё бутылку, которую привез этот следак. Потом уже со следаком подъехали на машине к яме и сбросили туда этот свёрток. А потом сверху присыпали землёй, так чтобы свёрток был полностью закрыт. Посветили ещё фонариком для верности, что свёрток не выглядывает из-под земли. И пошли в сторожку. Копатели могил уже пол – бутылки оприходовали. Присели и мы к столу. Сухой не пил, а следак себе налил. Я – тоже. Выпили.

– Чокались?

– Так ведь по христианскому обычаю…

– По христианскому обычаю, Батон, тайком и ночью не хоронят. – Скажи, машина какого цвета была?

– Темно было.

– Ты же фонариком светил?

– Вот при свете фонарика, вроде, как красная. То ли близко к этому.

– А потом следак на этой машине ещё приезжал?

– Был однажды, вскоре после этого случая?

– На этот раз, какая причина была?

– Сухой сказал, что в аварию хороший знакомый попал, нужно помочь. Я и помог.

– Ты специалист по автотранспорту?

– Самоучка. Но дело знаю.

– У вас там мастерская?

– Что-то в этом роде. Но не в смысле чего-то постоянного. Если знакомые попросят…

– Знакомые Сухого?

– Мои тоже.

– Часто просят?

– Когда как.

– И что же в автомобиле следака пострадало?

– Бампер, крыло, и обрешётка радиатора.

– Ну, что же? То, о чём тебя спрашивали, ты рассказал, правда, каждый раз с напоминаниями. Слово я своё сдерживаю: тебя отпускаю.

– А что я скажу Сухому?

– Так и скажешь: сельская милиция вышла на тех, что мясо привозили. Эти уроды и дали полную раскладку и тебя вложили по полной. Конечно, Сухой спросит: фигурирует ли в показаниях мясников его фамилия? Скажешь, что, при допросе тебя, Сухим никто не интересовался. А о следаке – ни слова. Не было у нас такого разговора. Проговоришься, сам знаешь, что с тобой Сухой сделает.

– Так я могу идти? – спросил Батон, облегчённо вздохнув.

– Можешь. Если вспомнишь одну маленькую деталь.

– Я вроде всё рассказал.

– В том то и дело, что «вроде».

Пархоменко хитро сощурил глаза, решил перейти к экспромту. Интуиция и опыт подсказывали ему, что с этого Батона ещё что-то можно выудить представляющее оперативный интерес.

– В сторожке, сколько времени, работаешь?

– Да, считай, три года в ноябре будет.

– И что за эти три года контингент работников не менялся?

Батон задумался.

Григорий Маркович понял: попал в болевую точку. Он ещё не предполагал, какой козырный расклад он получит. Поэтому терпеливо ждал, когда Батон созреет для ответа.

– Ну, один скопытился. От передозы...

– А другие?– напомнил капитан. Он умышленно сказал «другие» потому, что не знал, сколько на самом деле человек покинуло эту контору. Скажет «другой», Батон и будет говорить об одном. Хотя их может быть несколько.

– Что молчишь? Хочешь сказать, что бойцы ушли, и их потерю никто из вас не заметил.

– Ну, Сват, долгое время ошивался.

– Когда потерялся? В связи с чем?

Батон почесал затылок.

– Да!– вздохнул он, – не думал, что о нашей жизни у вас такие подробности.

– Так я же тебя предупреждал, что знаем много. Так что нужно вспоминать.

– Да я, честно говоря, уже и забыл о нём. Полтора года как он от нас свинтил.

– О том, что он свинтил, я без тебя знаю, – сочинил Пархоменко. На самом деле он ничего не знал об этом эпизоде.

– Сухой наказал Свату сваливать подальше,– выдавил Батон. – У какой-то «Королевы бензоколонки» якобы сильно наследил.

– И куда же Сват свалил?

– Во Владивосток.

– Это он тебе доложил?

– Со мной он не корешил. В основном какие-то дела у него были с Сухим.

– Откуда у тебя сведения о местонахождении Свата?

– Три недели назад звонил по сотовому телефону Сухому. Тот его спросил о жизни во Владике. А, потом он, видимо, что-то спросил у Сухого. Тот ответил, что пока тихо.

– И это всё?– впился Пархоменко в глаза Батона, давая понять, что ему известно гораздо больше того, что сказано. – Мы же с тобой определились, что информация у меня о вашей деятельности обширнейшая. Так, что роди?

Батон наморщил лоб.

– Чего лоб морщишь? Знаешь ведь, что не все из вашего, так сказать, личного состава названы. Не юли!

– Если вы имеете в виду Кузнечика, так он очень редко у нас бывает.

– Чего же так?

– Лоб Батона снова покрылся потом.

– Безопаснее руководить со стороны, так, Батон?

– Что тут скажешь? Вы всё знаете.

– И где же сейчас Кузнечик?

– У эскулапа отлёживается.

– А-я-яй! Что с ним?

«И это знает»,– подумал Батон. – Подстрелили.

– Знаю, что подстрелили,– снова сочинил Пархоменко. Только ведь вот незадача: ты узнаёшь об этом раньше меня, но молчишь, а словечко за тебя перед прокурором меня замолвить просишь. И в какое положение ты меня ставишь? Горю желанием услышать от тебя эту драматическую историю. Хочу проверить, насколько она соответствует той информации, что нами получена. И насколько ты откровенен.

– Кузнечик в таёжном посёлке предпринимателя на счётчик поставил. А тот заупрямился. Кузнечик со злости и шарахнул из ружья. Только промазал. А предприниматель стрелок – нечета Кузнечику. Теперь отлёживается.

– Кто?

– Кузнечик.

– Слушай меня внимательно, Батон! Пархоменко снова перешёл на экспромт. – Похоже, что ты до сих пор не представляешь, во что ты вляпался. Вами занимается уголовный розыск, налоговая полиция, ФСБ, прокуратура и служба собственной безопасности милиции, а также ОБЭП. С твоим неполным средним образованием, с твоими жизненными университетами нет никаких шансов обвести вокруг пальца этих профессионалов. Понимаешь это?

Пот предательски снова заблестел на лбу у Батона.

– Понимаю,– выдавил он.

– А, если понимаешь, нужно давать полную раскладку.

– О чём?– непонимающе спросил он.

Капитан на этот раз понял, что Батон действительно не может понять, что от него хотят. Пархоменко решил ему помочь.

– Постоянное место жительства Кузнечика?

– В городе Белово.

– Зачем тогда он попёрся в эту таёжную глушь?

– А-а! – обрадовался Батон,– так он же в этих местах в лагере сидел. И там с этим эскулапом познакомился.

– И что?

– Ну, как? Отлынивал от работы. Чуть что к этому медбрату. Он его в лазарет. Так и отбывал срок.

– Понятно,– сказал капитан. – Через этого эскулапа Кузнечику передавали подогрев?

– Да. да,– обрадовался Батон.

– Ты хочешь сказать, что на предпринимателя, Кузнечика вывел лагерный эскулап?

Батон уже для себя окончательно решил, что юлить себе во вред. Этот опер, как репей. Поэтому сказал:

– В отделении милиции таёжного посёлка есть сыскарь, кореш этого эскулапа. Он дал информацию медбрату, а тот в свою очередь Кузнечику.

– Пахан, зачем сам пошёл на дело? Мог бы поручить своим браткам?

– Да, как сказал Сухой, жадность фраера сгубила. Уж сильно большой куш в случае успеха можно было получить. Вот и получил. – Теперь всё, как на духу,– облегчённо вздохнул Батон.

Когда за Батоном закрылась дверь, Пархоменко набрал номер телефона работника уголовного розыска области.

Анатолий Петрович,– сказал он. – Я сразу без предисловий: есть ли по области, что-либо связанное с бензозаправками?

– Есть,– ответил Анатолий Петрович. – Полтора года в глухарях значится.