Текст книги "Партизанский фронт"
Автор книги: Иван Дедюля
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)
– Плотно садят, гады, видно, из бронепоезда, – прижимаясь к земле, бросил бывший артиллерист Николай Мазур.
В стороне натужно выл «костыль», корректировавший огонь.
Снаряды ложились все ближе к плотам. Вот один из плотов резко метнуло в сторону, бревна расползлись.
Обстрел прекратился так же внезапно, как и начался. Переправу мы продолжили и вскоре были на той стороне. Даже те, кто был сброшен взрывной волной в воду, остались живы и благополучно добрались до берега.
– Ну, братцы, и страху было, когда нас тряхнуло с плота, – рассказывал Севастеев. – Я думал сначала, что на Луну лечу. Потом плюхнулся в воду и камнем пошел ко дну. Попытался кричать – воды нахлебался. Вот, думаю, отвоевался, крышка! Глотнул еще водицы и вспомнил бабушкину сказку про лягушку. Вот она-то, сердечная, и спасла меня, почти утопленника.
– Ну-ка расскажи, дружище, как это тебя царевна-лягушка спасла, – попросил Мазур.
Сияющий Севастеев охотно рассказал:
– Однажды две лягушки упали в горшок со сметаной. Одна решила, что ее песня спета. «Зачем зря мучиться!» – подумала она и, перестав барахтаться, захлебнулась. Вторая рассудила иначе: «Умереть никогда не поздно. Надо найти выход, чтобы побороть смерть». Захлебываясь, она все быстрее барахталась в сметане, борясь за жизнь. Когда ей уже показалось, что наступил конец, она вдруг почувствовала под ногами твердый, сбитый ею ком масла. Опершись на него, она выскочила и на радостях проквакала: «Раньше смерти не умирай!»
– Раньше смерти не умирай! Хорошо сказано. Жилицкого надо послать к лягушке на выучку, возможно, смелее станет, – пошутил Вышников.
Партизаны одобрительно загудели, продолжая свои несложные дела. В ожидании результатов разведки, высланной вперед, одни полоскали портянки, мылись, другие улеглись спать, третьи бережно выбирали из вещевых мешков затерявшиеся среди патронов и взрывчатки последние сухари.
– Все подчищено, – удрученно бросил Урупов, вытряхивая мешок. – Теперь, хлопцы, переходим на подножный корм.
Да, к сожалению, он был прав. С этого дня отряду питаться действительно пришлось лишь тем, что находили в пути. Человеку, который хотя бы неделю не жил впроголодь, это, пожалуй, трудно понять. Даже солдаты, видавшие виды, не изведали этого, так как были порой хотя и на скудном, но все же регулярном снабжении.
В полдень снова двинулись в путь. Без продуктов вещевые мешки стали легче, но в долгой дороге, как известно, иголка и та тянет. Длительный марш, отсутствие еды и жара заметно подтачивали силы партизан. Даже балагур Мазур и тот приуныл. Местные крестьяне оказать помощь нам не могли. Они сами сидели без хлеба и соли, питались лебедой, крапивой и щавелем. Их примеру пришлось последовать и нам. Бойцы грустно шутили: «Нам, заядлым вегетарианцам, мясо и иной харч противопоказаны…» Как мы ни «нажимали» на вегетарианство, силы наши таяли с каждым днем. Говорят, китайцы из трав умеют готовить сотни вкусных блюд, но мы, кроме одного невкусного варева, изобрести ничего не могли. Первое время мы жадно набросились на свежий щавель, но скоро, набив оскомину, могли и его есть только вареным. Отряд совершал скрытый и быстрый марш, и поэтому ни о какой охоте, конечно, не могло быть и речи. Вместо хлеба в пищу партизан шли еще не созревшие колосья зерновых. Да и их удавалось собирать довольно редко: наш путь обычно лежал по лесистой местности вдали от селений.
Но и это было не все. Как говорится, беда беду погоняет. Нам предстояло еще одно неожиданное испытание. Впереди лежала полоса деревень, в которых, по данным местных партизан, встретившихся нам еще у железной дороги, можно было достать кое-какие продукты. В нашем воображении то и дело появлялись эти желанные деревушки, мы даже чувствовали запах свежеиспеченного хлеба и парного молока. Но увы! Наша разведка установила, что в деревнях, на которые мы так надеялись, свирепствовала эпидемия сыпного тифа. Медицинской помощи не было, и смерть беспощадно косила людей.
– Теперь никто о нас не думает, – жаловались крестьяне разведчикам. Они рассказали, что когда обратились за помощью в район, то оттуда в деревню приехали немецкие врачи. Поговорили между собой, дали какие-то пилюльки и укатили. Вскоре почти все, кто принял эти пилюли, умерли.
Зато крестьяне от всей души хвалили молодого врача из партизанской бригады Воронянского. Он разъяснял населению, как бороться против тифа народными средствами. Невзирая на опасность, он день и ночь помогал крестьянам и спас сотни жизней.
Мы обошли зону тифа стороной.
В двадцатых числах июля отряд приблизился к непроходимым паликовским болотам. На запад и восток от Домжерицких высот раскинулись необъятные лесные массивы, подернутые сизоватой дымкой. Казалось, что этим заболоченным лесам нет конца и края. Местные жители говорили, что по ним нельзя ни проехать, ни пройти. Однако жизнь вносит свои коррективы. Вскоре мы стали очевидцами того, как сотни людей, преследуемые немецкими карателями, всего за одни сутки ухитрялись пробираться через паликовскую глухомань.
Оставив высоты у деревни Домжерицы, отряд вскоре вышел к старинному, затянутому зеленой тиной каналу, разрезавшему топкие болота на две части. По его правой стороне проходила полузаброшенная и заросшая насыпная дорога, связывающая Домжерицы с затерявшейся в лесах деревней Крайцы, до которой было километров десять с гаком… Крайцы, расположенные в лесной глуши на перекрестке проселочных дорог в 20—25 километрах от вражеских гарнизонов, были подходящим местом для отдыха. Здесь мы запланировали остановку на сутки. Нужно было связаться с местным партизанским отрядом, разведать путь к центру Палика селу Пострежье и деревне Броды у Березины, запастись продовольствием. Партизаны напрягали последние силы, чтобы поскорее добраться до села.
По сторонам дороги были топкие болота, заросшие острой осокой и почерневшими ольхами. Вдали синел густой хвойный лесок. Заболоченные леса, полные черники и брусники, при Советской власти были превращены в заповедник, и туда почти не ступала нога человека. Вблизи от насыпи топкая трясина болот буквально ходила под ногами и казалась бездонной. Эти болота даже звери обходили стороной. Неподвижный знойный воздух был перенасыщен тяжелыми испарениями. Невольно вспоминались далекие детские страшные сказки о зловещей зыбучей трясине, поглощавшей разбойников и других злых людей.
Отряд медленно продвигался вперед. Нестерпимая жара и духота, смрад, голод и жажда мучили бойцов. Часа через два пришлось сделать привал. Устало опускаясь у обочины на землю, Кисляков и Соляник увидели довольно заметную «свежую» тропинку, выбитую в густой траве.
– Здесь недавно прошли немцы! – воскликнул лейтенант Соляник, показывая на песчаных местах отпечатки множества немецких кованых солдатских сапог.
– А мы беспечно несемся даже без разведки и охранения, – возмутился Ерофеев.
Действительно, получалось как-то так, что, вступив в заболоченный край, мы не приняли должных мер предосторожности. Неприятная новость быстро облетела партизан и как рукою сняла усталость. Без промедления были высланы разведка и боковое охранение.
Безжалостно палило солнце, и все живое попряталось в тени деревьев. Усталые и потные, мы шли и жадно смотрели на гнилую воду канала, затянутую зеленой ряской. Некоторые, облизывая сухими языками запекшиеся губы, не выдержали и, спустившись к каналу, через плотно сжатые зубы цедили густую протухшую воду. Однако двоих тут же стошнило, и это удерживало других от искушения.
Движение отряда сильно задерживали разведка и особенно боковое охранение.
– Не дозор, а одно мучение. Ищешь не немца, а кочку, чтобы не утонуть в этом чертовом болоте, – ругался разведчик Демьянович, выделенный в боковое охранение. Он тут же попросил подмену.
Стало ясно, что можно исполосовать до костей об осоку и искупать в грязи поочередно всех бойцов, но все равно не обеспечить прикрытие колонны с флангов. По предложению Кислякова боковое охранение, пробиравшееся черепашьим темпом и задерживающее отряд, сняли. А чтобы уменьшить опасность внезапного нападения противника, были увеличены дистанции между разведкой и отделениями.
Когда разведка приближалась к деревне Крайцы, один из партизан, пробираясь через заросли, вдруг заметил человека, быстро спустившегося с высокой сосны и нырнувшего в заросли. Сжав винтовку, боец бросился за ним и вскоре привел забрызганного грязью коренастого мужчину лет пятидесяти. Бледный и испуганный, он едва дошел до нас. А затем, трясясь от страха, довольно долго не отвечал на наши вопросы. Потеряв терпение, Кисляков подошел к нему и, схватившись за автомат, прикрикнул:
– Ты что – немцам продался? Говори или убью!
Задержанный еще больше побледнел и задрожал как осиновый лист.
– Не пугай его, Андрей! – вмешался парторг Ивановский и, приблизившись к перепуганному человеку, показал ему свое удостоверение. – Ты что, дружище, своих не узнаешь?
Прочтя документ, тот быстро преобразился и заговорил. Это был житель деревни Крайцы, бежавший из нее перед приходом врага.
– Вот товарищ аккурат прихватил меня при наблюдении за деревней и этой дорогой. Ну, думаю, попался к полицаям, и пиши пропало.
– Об этом потом, а теперь говори, есть ли в селе фрицы и сколько их? – спросил Сиваков.
– Да, есть, и много. Не менее трехсот будет, и все налегке, даже без обоза.
– Это точно?
– Точно, товарищ, даю голову наотрез.
– Учти, время военное, и голова слететь может, – предупредил командир. Усилив разведку, он поставил ей задачу незаметно выйти к деревне и выяснить обстановку.
Отряд приготовился к бою и с большой осторожностью продвигался вперед. По пути крестьянин с горечью рассказал нам о том, как переодетые немцы и полицаи примчались в деревню.
– Вчера вечером сельская самооборона предупредила жителей, – говорил он, – что приближается какая-то вооруженная группа около трехсот человек. По сигналу тревоги все собрались и ушли в лес. Лишь один старик с внуком остались.
– Если идут без выстрелов, значит, свои. Немчура так не ходит… – рассуждал дед.
Войдя в деревню, неизвестные, выставив пулеметы на окраинах, начали рыскать по домам и набрели на старика. Были они в гражданской одежде и назвали себя партизанами. Главари ругали немецкие порядки и попросили у старика еды. Приняв все за чистую монету, он зажарил последнего петуха и достал из-за печи бутылку самогонки. «Кушайте, дорогие, – говорил дед, – вы святое дело вершите, истребляете фашистских гадов…»
Морщась от этих слов, один из «гостей» подошел к старику, достал сигареты и предложил:
– Закури, старина, сигареты-то первый сорт. Покурим и поговорим по душам.
– Не куривал таких, к самосаду привык.
– Ну ладно, деду, ты, видно, наш человек… Так вот, мы свои люди… из самой Москвы и точно не знаем, где сейчас наши братья по оружию. Начальство сказало, что любой из этой деревни доведет до местных партизан. Помоги нам встретиться с ними, – медленно начал рыжий толстомордый парень лет тридцати.
Слушая эти слова, старик думал:
«Странное дело, пришли партизанить из-под Москвы, а сигареты фрицевские курят. По дворам шныряют… да все в новой одежде». Потупив взор, как бы раздумывая, дед увидел на всех «гостях» новые немецкие сапоги. «Тут что-то не так», – заключил он в недобром предчувствии. «И влип я, как кур в ощип, – с горечью подумал он. – За всю жизнь впервые так глупо в дураках остался».
Старик недоуменно пожал плечами и отрицательно покачал головой:
– Дело это секретное, военное. Какой дурак скажет темному мужику о своей стоянке. Откуда мне это знать?
– Жаль, что не хочешь помочь найти дорогу к ним. А скажи, к кому в деревне они чаще заходят? Назови хоть одного, на кого положиться можно? Назови место, где прячутся жители? Скажи. Мы отблагодарим, – продолжал рыжий.
Дед молчал. Ничего не добившись, переодетый полицай рявкнул:
– Значит, ничего не знаешь, большевик? – и перевел разговор немецкому офицеру.
Немец медленно встал, подошел к деду, вынул пистолет и, ткнув дулом в лицо, сказал:
– Сволочь, говори правта, или я стреляйт твой морта!
– Ты это умеешь, гад ползучий, – старый патриот люто сверкнул глазами на врага. И тут звериные выродки, не выдержав, набросились с кулаками на него. Избитого до полусмерти и окровавленного деда гитлеровец приказал связать и бросить до утра в сарай.
Как только немцы и полицаи улеглись спать, тринадцатилетний внук деда пробрался к нему через сеновал. Всю ночь он отпаивал дедушку и прикладывал к его лицу мокрые тряпки.
Старик, придя на рассвете в сознание, сказал внуку, что нужно предупредить жителей и партизан о немецкой ловушке. Стоит им прийти в деревню, и они могут попасть прямо в засаду переодетых фашистов.
– Придется тебе, милок, сейчас же бежать, – сказал он внуку.
Но случилось так, что мальчик, едва выбравшись из сарая, нарвался в огороде на полицая и был схвачен. Немцы очень обрадовались. Едва державшегося на ногах старика и его внука вывели во двор. Гитлеровский офицер, наведя на них пистолет, через переводчика сказал:
– Дед, прикажи мальчику пойти в лес и передать жителям, что в деревню пришли свои, партизаны, опасности нет, мы никого не тронем, и пусть все возвращаются. Если ты не пошлешь внука, то мы убьем его. А ты, малый, иди и приведи мужиков, а не то мы расстреляем деда. Понятно?!
Выпрямившись из последних сил, старый белорус внимательно посмотрел на притихшего внука и тихо сказал:
– Беги, внучек, в лес, ты знаешь куда, и скажи добрым людям, пусть не боятся возвращаться… разве не видишь, тут свои, партизаны…
Внук горестно моргнул глазами, полными слез. Они поняли друг друга. Как выяснилось потом, немцы сначала хотели послать с мальчиком свою группу и силой привести жителей. Но побоялись нарваться на партизанскую засаду и к тому же очень надеялись, что запуганный ими внук не выдаст их.
Все это и рассказал прибежавший к встревоженным односельчанам мальчик, а нам поведал задержанный крестьянин.
Отряд настороженно продолжал свой путь. Тяжелые ноши, жара, тучи комаров и слепней вконец измотали партизан. Их лица почернели и осунулись. Многие с большим усилием двигали отекшие или потертые до крови ноги, поднимая черную торфяную пыль. Она толстым слоем покрыла обувь, пропитала одежду и волосы, забилась в носы и уши.
А впереди – в долгожданной деревне – притаился враг, о конечных планах которого нам ничего не было известно. Возможно, прижавшись к земле в густом кустарнике, с пулеметами наготове, он поджидает нас в засаде. Мы с тревогой посматривали по сторонам, прикидывая, что предпринять, если внезапно появится противник. Слева и справа топкое болото, осока выше роста человека и непролазные колючие заросли, а дальше заболоченный лес. Пришлось бы под вражескими пулями отходить назад вдоль канала. Такая перспектива не сулила ничего хорошего.
Однако, пока впереди действовала разведка, непосредственной угрозы отряду не было. С большой осторожностью разведчики и несколько присоединившихся колхозников-проводников добрались до опушки леса перед деревней и около часа наблюдали за ней, но противник ничем не выдавал себя.
Для Кислякова, возглавлявшего разведку, замысел врага пока оставался непонятным. К этому времени мы с командиром, оставив отряд в глубине леса, выдвинулись поближе к разведке и стали обсуждать сложившееся положение. Если немцы хотели нам преградить путь, то лучше всего для засады было воспользоваться узким местом на дороге вдоль канала. Но засады там не было. Деревня, до которой оставалось не больше километра, выглядела подозрительно безлюдной. Внимательно наблюдая за ней, разведчики заметили на окраине в саду переползавших с пулеметом людей. Теперь стало ясно, что враг решил устроить отряду, численность и вооружение которого он не знал, западню не в лесу, где плохо видно и возможны любые неожиданности, а на открытом месте перед селом. Немцы, видно, рассчитывали, что отряд, никого не обнаружив в лесу, с ходу войдет в лесную деревню. Вот в это время на него выгоднее всего будет обрушиться всей силой огня.
Выйти из лесу и атаковать в чистом поле малочисленным отрядом превосходящие силы противника было бы безумием. Не могло быть речи и об отходе назад. Оставалось одно: перехитрить врага, поджидавшего отряд в деревне. Замысел состоял в том, чтобы создать для врага видимость подготовки отряда к нанесению по селу ударов по меньшей мере с трех сторон.
По одному отделению было выслано вдоль опушки леса на оба фланга. Пока они выдвигались на свои позиции, разведка продвинулась по высокой траве вдоль дороги метров на 400—500 к деревне.
Немцы, не зная наших сил, решили, что мы еще засветло стараемся окружить их и держать в кольце до ночи, которой они боялись в лесу больше всего. Наша уловка достигла цели: вскоре разведчики донесли, что противник погруппно оставил деревню и ушел по не прикрытой нами дороге в сторону деревни Броды.
Войдя в только что оставленные полицаями и немцами Крайцы, разведчики нашли деда уже мертвым. Старик не выдержал зверских пыток. Мужественный белорусский патриот не склонил своей седой головы перед лютыми захватчиками и их прихлебателями. Он стойко перенес тяжкое испытание, поплатился своей жизнью, но не стал предателем.
В деревне повсюду виднелись следы хозяйничанья оккупантов. В одном из дворов были обнаружены зарезанные свиньи, корова и большая куча кур с отрубленными головами. Во многих хатах были разграблены вещи, а еще не остывшие печи были заставлены горшками, чугунами, котелками, наполненными вареным мясом. Все это очень пригодилось нашим бойцам. Некоторые партизаны предлагали выставить охранение на всех дорогах и расположиться на отдых. Но командование отряда понимало, что в таких условиях было не до отдыха: противник был совсем рядом и знал направление нашего движения. Потерпев неудачу в Крайцах, он попытается взять реванш на Березине в районе деревни Броды, которой нам, если придерживаться избранного маршрута, никак не миновать. Здесь был действительно очень удобный рубеж для засады: на той стороне за переправой высокий берег, а перед ним в излучине реки почти на полкилометра полудугой тянулся открытый луг. Если бы немцам удалось заманить нас в этот мешок, отрезав справа отход к лесу, то отряд можно было легко уничтожить пулеметным и автоматным огнем.
В связи с этим было решено изменить маршрут, оставить Крайцы, замаскировав у канала прикрытие в виде засады на тот случай, если немцы вернутся и начнут преследовать нас. Возвратив населению награбленное гитлеровцами, мы группами переправились через канал и скрылись в дремучем сосновом лесу. Шли в сторону Пострежья через необъятные просторы паликовских болот и лесов. Их никогда не забудут белорусские партизаны…
С первых дней оккупации паликовская глушь приютила многие группы солдат и командиров, не успевших отступить с Красной Армией. Она была родиной партизанского движения в Борисовской зоне. Белорусские крестьяне с любовью называли Палик «Малой Москвой». На бесчисленных островах находили убежище сильные и слабые, смелые и трусливые. Палик спас жизни многим десяткам тысяч советских людей.
Пострежье гнездилось посреди большой поляны, плотно опоясанной мачтовым сосновым лесом. Местные партизаны считали Пострежье довольно спокойным местом, где можно было отдохнуть и набраться сил. Жители встретили нас радушно и сказали, что на дороге у них организовано круглосуточное дежурство – конные разъезды.
– Располагайтесь как дома, – говорил председатель местного колхоза бойцам, размещавшимся по хатам. – Здесь Советская власть живет и крепнет. Не зря здесь говорят, что Пострежье – партизанская столица.
Предположение о том, что противник сделал засаду на Березине у полусожженного моста возле деревни Броды, подтвердила разведка. И нам пришлось выбрать новый маршрут, чтобы стороной обойти новую вражескую ловушку. Большую помощь в этом оказали старый большевик – один из руководителей подполья в Борисовской зоне – товарищ Пыжиков и работник Плещеницкого подпольного райкома партии товарищ Стрига. Последний большую половину жизни прожил здесь и в предвоенные годы был страстным грибником и охотником. Естественно, что он хорошо знал все дороги и тропы своего и соседних районов.
Во второй половине дня отряд оставил гостеприимную деревню и направился дальше, в закрепленный за отрядом Смолевичский район. Товарищ Стрига умело провел нас через болота по едва заметной лесной тропинке мимо хутора Старина, вблизи которого базировался партизанский отряд «Беларусь», созданный еще в первые дни оккупации. Затем мы перебрались через небольшую заболоченную речушку и вышли на остров в район базы одного из первых в Белоруссии партизанского отряда майора Воронянского, прозванного в тех краях отрядом «Дяди Васи».
Не исключено, что в числе других именно этот отряд имел в виду командующий охранными войсками, начальник тылового района группы армий «Центр» генерал фон Шенкендорф, когда весной 1942 года доносил верховному командованию вермахта:
Командование и находившиеся на базе партизаны встретили нас по-братски.
Здесь мы немного передохнули, вооружились длинными шестами и по топкому болоту взяли курс к Березине. Тучи комаров набросились на растянувшуюся цепочку партизан, медленно перебиравшихся с кочки на кочку.
Только вечером мы, вконец измученные, достигли тихих вод Березины. У реки партизаны устало опустились на бревна, оставшиеся от паводка. Возникла незапланированная политбеседа. Стрига рассказал, как он, будучи юношей, вместе с красными партизанами Борисовщины боролся в этих местах с оккупантами в годы гражданской войны.
– Хорошо помню, – говорил он, – как мы не раз купали и топили интервентов в этой реке. И сейчас Березина нам хорошо помогает, в чем скоро убедитесь сами…
Партизаны, внимательно слушая его, с любопытством смотрели на синеву спокойных вод прославленной реки.
Комиссар Панкевич напомнил бойцам о том, каким в 1812 году грозным барьером встала Березина перед отступавшими французскими войсками. Многие тысячи наполеоновских солдат и офицеров, преследуемые по пятам кутузовской армией и изматываемые партизанами, погибали в ее студеных водах.
Никто из отряда не думал и не предполагал тогда, что наши подразделения будут располагаться в деревнях и действовать на рубежах, где разили врага и проявляли доблесть партизаны отряда Дениса Давыдова. Штаб давыдовцев в этих краях располагался сначала в деревне Юрово, затем на Антапольской высоте и наконец в деревне Камень, приютившейся в глубоких оврагах возле шоссе Борисов – Зембин – Плещеницы. Кто знал, что эти замечательные белорусские деревни, приютившие и согревшие 130 лет назад партизан-давыдовцев, через пару месяцев станут нашим родным домом… Не раз нам приходилось пробираться партизанскими тропами давыдовцев, не раз нападать на врага у прославленных в боях берегов реки Березины.
Оставив Березину, мы через час выбрались из топкого болота и непролазных зарослей. На высотке среди лесов показалась деревня Уборки. Столбы дыма струились из труб. Раздавались звонкие голоса детворы. В воздухе вкусно пахло щами и печеной картошкой. Наше появление у околицы никого не удивило.
При входе в село нас встретил пожилой крестьянин с винтовкой. Отнеслись к нам гостеприимно, по-братски. Оказывается, здесь почти всегда находились какие-нибудь партизанские группы. Одни после боевых операций останавливались на отдых, другие готовились в поход, третьи мололи зерно на деревенских жерновах, заготавливая муку для своих отрядов, или пекли хлеб. Новому человеку не так просто было отличить партизан от местных жителей. Здесь все, как члены одной семьи, вместе трудились и питались. Нам, новичкам, или, как они назвали, «московским» партизанам, жители говорили: «Здесь партизаны все – от мала до велика». Всех нас хотя и скромно, но сытно накормили. Кое-что даже дали с собой.
Ночью мы оставили эту приветливую деревушку. Отряду надо было спешить, чтобы до утра пересечь важное шоссе Бегомль – Мстиж – Зембин – Борисов. Оставалась самая ответственная часть пути. Положение осложнялось тем, что его большая половина проходила по совершенно ровной, почти открытой местности со множеством проселочных дорог, пригодных для любого транспорта. Кроме того, значительная маневренная группировка врага была где-то в районе деревни Броды. По полевым и лесным дорогам носились их конные разъезды. На перекрестках дорог, где могли появиться партизаны, устраивались ночные засады. В общем противник стремился закрыть все выходы из паликовских болот, блокировать там партизан, а пытавшихся выйти оттуда уничтожить в расставленных западнях.
Бесшумно и быстро мы совершили многокилометровый ночной бросок и уже к утру добрались до большого леса у истока реки Цна. Здесь остановились на дневку. Бойцы так и повалились спать. Охранение пришлось менять чаще обычного, чтобы дать отдохнуть всем партизанам. Под вечер вновь тронулись в поход.
Ночью пересекли шоссе Плещеницы – Зембин. Минеры быстро отрыли лунки, установили и тщательно замаскировали в них три противотанковые мины. Отряд вступил в пределы Логойского района. Примерно в полночь до нас донеслись три глухих взрыва. Партизаны поздравили минеров с успехом. Позже стало известно, что на минах подорвались два вражеских грузовика с пехотой. Убито было около десяти и ранено 15 фашистов.
На рассвете отряд миновал небольшую деревню Морозовку. Затем пошли по высоким холмам соснового леса, укрывшим отряд от вражеского самолета-разведчика, все время висевшего в небе. К вечеру подул теплый ветер. Солнце закрылось черной тучей. В лесу потемнело.
– Скоро будет дождь! – сказал кто-то из партизан.
И действительно, вечером хлынул ливень. Партизаны подставляли пилотки и жадно пили дождевую воду. Попытки наскоро соорудить шалаши из еловых ветвей ничего не дали. Все промокли насквозь и к утру основательно продрогли. Разжигать костры было опасно. Однако, несмотря на невзгоды, настроение у партизан было бодрое.
К рассвету дождь стих. Воздух был свежим и влажным. Умытый и притихший лес искрился под лучами восходящего солнца.
Бойцы окружили радистов, четко отстукивавших кодированное сообщение в Москву о том, что партизанский отряд «Смерть фашизму» благополучно прибыл в указанный район действий и в ближайшее время приступит к активной борьбе с гитлеровскими захватчиками.
