Текст книги "Я – Васька из Кокошино"

Автор книги: Иван Панюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

«Моя философия, Сергей Савельич, вот какая. И к своей работе я хотел бы относиться с позиций этой философии, и хочу, чтобы и вы с пацанами это учитывали. Человек – это высокоорганизованное животное. Основой организации его психики, сознания, поведения и внешних его форм, отличающих его от всего животного мира, является труд и речь. Извечно наивысшую оценку человек получает с позиций его отношения к труду. И чем равнодушней человек относится к труду, тем более он возвращается к слабоорганизованному животному по психике, по сознанию, по потребностям и по форме. В этом я убеждён. Сам много раз наблюдал до чего опускаются лентяи. Надо создавать такие условия, при которых труд всегда бы нёс человеку радость и только радость. И даже усталость чтобы была приятной. И внешнее, и внутреннее состояние человека всецело зависят от организации труда. Если труд хорошо организован – человек собран, опрятен, культурен и внешне и внутренне; плохо организован труд – человек неряшлив и внешне и внутренне». – «Как во всей матушке России, – улыбнулся дядя Серёжа. – Любой труд может быть творческим, если его выполнять не по шаблону, а осмысленно, делая в нём свои открытия, совершенствуя его по-своему. Поэтому человек должен избрать себе профессию обязательно по душе, по призванию. Специальность не должна быть в жизни человека только источником средств существования. Специальность должна быть сферой творческой деятельности, а рабочий участок – лабораторией его открытий. Именно в творчестве человек находит радость труда. И тогда труд его не утомляет, ему хочется сделать ещё больше, ещё лучше. Шаблон же утомляет и человек невольно в своём труде допускает неряшливость, неаккуратность». – «Удивительно, вы, Сергей Савельич, правильно меня понимаете. Я при этом имею такой вывод: призвание – это творческая потребность, а лень – ограниченность человеческих потребностей». – «Труд красит человека, а ленивого приводит в ужас», – вставил своё слово Григорий Порфирьевич. – «Правильно, Григорий Порфирьевич, но мы немножко не о том…» – «Вы правильно, Сергей Семёныч, говорите, что в основе культуры нашего правительства лежит неряшливость, верхоглядство и тщеславие, – сказал дядя Серёжа, – это всё противоречит вашей философии. Я не могу отрицать вашу логику, а могу только сожалеть, что при такой культуре нашего правительства нам по-человечески не жить». – «Вот почему я выложил партбилет. Я им не попутчик. Кстати, что означает слово «товарищ»?» – Дядя Серёжа подумал, пожал плечами, признав, что не знает ответа на этот вопрос. – «Слово «товарищ» в своём изначальном значении – это попутчик… по товару. Это древне-купеческое слово. Позже его заимствовали братцы разбойнички, отбиравшие у купцов товар. А ныне товарищи-коммунисты превратились в разбойников». – «Коммунизм, это высшая форма паразитизма», – заявил дядя Серёжа. Сергей Семёныч повернулся к Григорию Порфирьевичу, не обратив внимание на слова дяди Серёжи. «Вам скучно, Григорий Порфирьевич, в нашей компании? Может предложите нам свою тему для беседы? А мы с Сергеем Савельичем ещё наговоримся. Мы с ним чаще встречаемся, чем с вами».

Сергей Семёныч наполнил стопки, предлагая Григорию Порфирьичу и дяде Серёже чокнуться. Они выпили. Закусывая, Сергей Семёныч мне подмигнул и сказал: «Ты, Вася, нас не слушай. Наша болтовня тебе не интересна. Послушай, о чём бабоньки говорят». – «Что вы, – говорю, – Сергей Семёныч? Я как в кино сижу – и нагляделся, и наслушался. Я вас с удовольствием слушаю. Вот только не всё понимаю». – «Ничего, Вася, поживёшь – всё поймёшь. Только не вешай нос». – «Молодости характерен ненасытный интерес ко всему, – встрял в разговор Григорий Порфирьевич. – Притупление интересов – это уже признак старости. Не зря говорят: «много будешь знать, скоро состаришься», ибо молодой в познаниях ненасытен, а состарившийся многое уже считает необязательным. Вот вы, Сергей Семёныч, долгое время пребывали в иллюзиях коммунистических идей. Порой относились к церкви как к врагу. Простите, не лично вы, а партия, которую вы ныне покинули… Думается мне, что в душе у вас кроются не коммунистические образы, а нечто другое, более вас удовлетворяющее. Пусть вы не признаёте Господа Бога, но вы не можете себе объяснить сущность силы, которая стоит над нами и руководствует нашими деяниями. Интерес вас не покидает – вы ещё молоды. Иначе вы не пришли бы к такому умозаключению, заставившему вас расстаться с партбилетом. Хотел бы я знать, нет ли в душе вашей перемен в отношениях церкви?» – «Нет, Григорий Порфирьевич. Хотя, признаться, я действительно затрудняюсь объяснить себе «сущность силы, которая стоит над нами». Я догадываюсь, – улыбаясь погрозил Сергей Семёныч пальцем, – куда вы закидываете удочку. Я уж как-нибудь сам попробую разобраться в этом».

Григорий Порфирьевич с улыбкой согласно покивал головой и обратился к дяде Серёже: «А вы, молодой человек, как бы на это ответили?» Дядя Серёжа зачем-то взял со стола вилку, повертел её в руках задумчиво и стал не торопясь выстраивать свой ответ: «Я думал об этом. Много думал. Я ещё там, в храме над этим задумался, когда Васькину бабушку хоронили. Вернее, отпевали. Если хотите, могу высказать свои мысли. Но они, боюсь, для убедительности будут выглядеть несколько длинно». – «А куда нам спешить? – сказал Сергей Семёныч. – Сегодня у нас праздник». – «Я готов смиренно и терпеливо вас выслушать», – поддержал Григорий Порфирьевич. Сергей Семёныч хотел снова наполнить стопки, но дядя Серёжа его остановил. «Не стоит. Пока не нужно. Уж коли я собрался с мыслями, что думаю – скажу». Он опёрся левым локтем о стол, правую ладонь положил на колено и начал свой длинный монолог.

«Чем слабее человек владеет логикой, тем чаще он ошибается. Чем чаще ошибается, тем больше не доверяет себе, тем в меньшей степени надеется на свои силы и волю, тем в большей степени он верит другим, тем слабее его чувство собственного достоинства, тем более он почитает авторитет другого. Оттого на Земле появилось раболепие, подхалимаж, фанатизм. Таких людей на Земле очень много и будут они существовать вечно. И ими всегда будут пользоваться сильные люди. Они – неудачники, вечно нуждающиеся, самоуниженные. Этим удобно спекулировать. А сильные – ненасытны». – «Не то я хотел от вас услышать», – перебил дядю Серёжу Григорий Порфирьевич. Дядя Серёжа поднял руку: «Слушайте дальше. Фундаментом всей жизни на Земле является надежда. Человек развивает свою деятельность, организует свою жизнь, надеясь на свои умственные возможности и физические силы, на условия, которыми он располагает и на помощь сильных людей. Когда несчастья, беды и неудачи исчерпывают все надежды на собственные силы и ум, на возможную человеческую помощь, человек падает духом. Его жизнь становится невозможной, бессмысленной, лишается фундамента. А без фундамента как?.. Но по какому-то стечению обстоятельств в жизни бывают случайности – что-то человека, находящегося казалось бы в безвыходном положении, спасает. Эти случайности рождают в человеке затаённую, дополнительную надежду. Хотя, надо сказать, что такие случайности далеко не всем на Земле достаются, но они иногда ещё и повторяются (чаще, конечно, у разных людей, а не у одних и тех же). За эти случайности, счастливые случайности, человеку всегда хочется кого-то отблагодарить. Но кого? Кто человеку готовит случайности? Кто выручает, помогает, не даёт преждевременно умереть – спасает? Так у человека появляется Бог-спаситель – невидимая, но всемогущая сила. Бог, он не вечен: я умру – умрёт и Бог со мной, ибо Бог, он во мне, а не в небесах». – «Вечен! – возразил Григорий Порфирьевич. – Бог, он творец». – «Творец – природа. Она – вечна. А Бог, это – затаённая надежда». – «Логично!» – воскликнул Сергей Семёныч. «Бог создавался долго, много тысячелетий, – продолжал дядя Серёжа. – Связь наших предков с Богом – это их культура. А коли религия – культура наших предков, мы обязаны к ней относиться как к явлению музейному – с уважением, бережно. Пользоваться ею, я считаю, и можно, и не обязательно. У нас должна быть своя культура, которую мы, к великому сожалению, не имеем – не создали. А без культуры как?..» – «Правильно, Сергей Савельич, коли нет пока другой культуры, пусть живёт старая, всё лучше, чем ничего».

Григорий Порфирьевич резко встал, подвинул стул и снова сел. «Вы, по своему, может быть и правы, но для меня неприемлемы выражения «музейное явление», «старая культура». Обижает как-то». – «Я прошу прощения, Григорий Порфирьевич, – сказал Сергей Семёныч. – Впредь постараюсь воздерживаться от подобных выражений». – «Мы отвернулись… – продолжал дядя Серёжа. – Нет, не отвернулись, а отвергли культуру предков, не создав своей, и плюхнулись в омут невежества. Семьдесят лет демонстрировали миру своё невежество. Над нами смеялись, а мы гордились». – Он ненадолго замолчал и, будто пытаясь принять более строгую позу, слегка выпрямился, словно приготовился встать из-за стола. – «Я не знаю своих родителей. Я вырос в детдоме. Но я не могу простить такое отношение к предкам, к их культуре. Я не крещёный. Я не молюсь. Я не знаю христианских обрядов и обычаев. Я вообще ничего не знаю о церковной жизни. Я единственный раз попал в храм, когда хоронили бабушку Сыроедова. Как же я был возмущён, когда увидел прелесть культуры своих предков, которую так безжалостно уничтожали… коммунисты, развернувшие атеистическую компанию».

Сергей Семёныч и Григорий Порфирьевич дядю Серёжу не перебивали. Слушали, сосредоточенно погрузившись в собственные мысли.

«Варварство! – продолжал дядя Серёжа. – Непростительное варварство! История коммунистам такое не простит. Я не знаю, когда и в какой форме будет суд, но судить коммунистов за это будут». – «Их много за что будут судить», – сказал Сергей Семёныч, задумчиво качая головой. «Бог им судья», – добавил Григорий Порфирьевич, глядя куда-то в пустоту. «А какую ты имеешь в виду новую культуру, вместо христианской?» – вдруг спросил Сергей Семёныч дядю Серёжу. – «Если бы я знал… – ответил дядя Серёжа. – Новая культура должна рождаться медленно, безболезненно заменяя старую. Во всяком случае мне бы так хотелось, а не так, как это проделывали коммунисты. Какая она, новая культура? Я её не знаю и не представляю. Думается мне, что она кроется в развитии науки, в человеческих познаниях неопровержимых истин и тайн природы, ну и, конечно, в развитии объективных отношений человека ко всему, с чем связана его жизнь и его деятельность. По моим понятиям культура, это – качество человеческих отношений ко всему, с чем связана его жизнь. А в жизни, конечно, им не всё познано. И то, что им не познано, то породило культуру наших предков – отношение к непознанному. Долгие года, я бы сказал, слишком долгие годы человек всё непознанное увязывает с Богом, с Божьей деятельностью. Не может оторваться от созданной предками культуры. Инерция… – развёл руками дядя Серёжа. – Великая сила – инерция! Современные колдуны-экстрасенсы не только считают свои способности даром божьим, а иногда и присваивают себе статус Божьих посланников. Почитаешь их, диву даёшься – грамотные, с высшим образованием, а так охотно лезут в старую культуру».

Тут Григорий Порфирьевич встрепенулся: «Позвольте, молодой человек, с вами не согласиться». – «В чём, Григорий Порфирьевич? Где я ошибаюсь?» – «Вы говорите, современные экстрасенсы лезут в старую культуру. На мой взгляд они утверждают фактами учение Иисуса Христа о наличии души человеческой, о её бессмертии. Они на живых примерах доказывают, что душа, в форме энергии, способна отделяться от тела и возвращаться. Душа бессмертна. Человек умирает телом, а душа остаётся». – «Извините, Григорий Порфирьевич, – перебил его дядя Серёжа. – Никакая энергия душой быть не может, как и душа не может быть энергией, потому что никакая энергия не может быть самоуправляемой. У любой энергии есть единственное стремление – это занять доступное пространство. В остальном её надо направлять. А для самоуправления энергию мало снабдить человеческим разумом, который был бы в единстве с разумом тела, её ещё надо снабдить необходимой механикой для самоуправления». – «А почему вы не допускаете, что Бог данную энергию снабдил всем необходимым?» – «Но вы же, Григорий Порфирьевич, знаете, что механика способна ломаться. Какой тогда может быть разговор о бессмертии души?» – «Но механика души не рукотворна». – «Вот именно, нерукотворна. Она находится в ведении генов, а не в руках человека. Умение мыслить – пользоваться интеллектом – это своего рода механика материи. Могут ли мыслить душа и Бог, если они нематериальны?» – «Душа и Бог – материальны!» – горячился Григорий Порфирьевич. – «А если они материальны, из каких материалов они созданы и кем?» – «Вы, молодой человек, домогаетесь начало найти?» – «Материя, Григорий Порфирьевич, не имеет начала и конца – она вечна. Другое дело, что форма материи имеет начало и конец. Форма – есть произведение природы. Бог и душа человеческая, я думаю, не бесформенны, коли они материальны. К тому же всё, что материально, то подвластно законам притяжения и отталкивания. Как же душа и Бог находятся в небесах – не падают, не улетают от Земли?» – «У Бога своя механика и свои законы». – «Но Бог ведь создал человека по своему подобию. Какая же у него может быть своя механика и свои законы?» – «А вот американцы зафиксировали много фактов, – не унимался Григорий Порфирьевич. – Они опрашивали людей, вернувшихся после клинической смерти. Что они видели там, когда, можно сказать, умерли? И большинство утверждали, что улетали куда-то в неведомое, оставляя своё тело на смертном одре». – «Человеческий организм, Григорий Порфирьевич, состоит из множества органов – зрение, слух, осязание и другие. Не все органы при клинической смерти отключаются одновременно. Чаще всего, видимо, у человека отключается в первую очередь ощущение тяжести, а мозг продолжает работать. И вот человек начинает испытывать великое облегчение, и как будто он полетел. А куда полетел? Коли мозг ещё не отключён, он начинает, так сказать, фантазировать. И вот, выйдя из состояния клинической смерти, человек заявляет, что он побывал в раю или аду».

Григорий Порфирьевич унялся, а дядя Серёжа продолжал: «Душа – это определённое поведение генов, создающее определённое состояние организма. Душа – это позитивное проявление чувств. При этом непременно присутствует та загадочная энергия, которая необходима генам для их общения, на которую обратили внимание экстрасенсы и ошибочно назвали Душой. Именно гены и придают ей нужные направления и создают нужные им формы её бытия. Эти формы бытия загадочной энергии и сбили с толку экстрасенсов».

Григорий Порфирьевич пожал плечами, демонстрируя недопонимание. «Что, Григорий Порфирьевич, – спросил дядя Серёжа, – я непонятно говорю?» – «Кто такие эти ваши гены? О чём вы говорите?» – «Мне тоже не всё понятно, – поддержал Григория Порфирьевича Сергей Семёныч. – Гены – это по сути нуклеиновая кислота. Она что, способна проявлять определённое поведение, создающее определённое состояние организма?» – «Экстрасенсы на примерах доказали, как душа способна парить над оставшимся на одре телом и наблюдать, что с ним происходит, что с ним делают люди», – настаивал Григорий Порфирьевич. – «Абсурд! Это абсурд, Григорий Порфирьевич. Не спешите в это верить. Где остались глаза? Душа с собой их взяла или они остались при теле? А где остались мозги? Или душа способна самостоятельно мыслить? А может быть душа одно соображает, а тело о другом мыслит? Душа и тело едины! А то, что наблюдают экстрасенсы, это игра воображения, только и всего». – «А вот чем объяснить такое явление? – вклинился в спор Сергей Семёныч. – Я часто во сне летаю. Говорят ребёнок во сне летает – он растёт. А я до сих пор летаю, и летаю довольно часто, хоть давно уже и не ребёнок, да и расти дальше уже поздновато. Может это душа моя летает, а я на кровати остаюсь?»

Дядя Серёжа улыбнулся. – «Думал я на эту тему, Сергей Семёныч, сам тоже иногда летаю. Дело в том, что наши органы в некоторой степени самостоятельны и во сне отдыхают по-разному. И вот когда орган ощущения тяжести отключается, мы с вами и летаем». – «А какая необходимость в этом?» – «В чём?» – «Что в этот момент надо летать?» – «Так ведь момент отключения тяжести даёт… импульс, что ли(?), для воображения. Сон ведь чаще всего – сумбурное воображение». – «Почему сумбурное?» – «Потому что многие наши центры чувств отключаются, а не отключившиеся работают, создавая сумбурное, неполноценное воображение». – «Да, да… это понятно. Ну, а насчёт генов?..» – «Я прошу прощения, – извинился дядя Серёжа. – Я не генетик – иначе строить свою логику не могу. Я так рассуждаю: я сам себя не строил. Меня кто-то построил по строго определённому проекту. Как липа из крапивного семечка вырасти не может, так и я не от кого попало произошёл, а от человека. Мой организм построен из определённых материалов в строгом соответствии с программой. Все органы и части моего тела строго скопированы с предыдущего организма – отца и матери. При построении моего организма использовано всё наличие тех материалов, которые я принимал в себя во время еды. О случайных химических соединениях речи быть не может, потом что я имею определённую форму, а не случайную, являюсь копией отца. Всё это даёт мне право думать, что я кем-то построен». – «Богом», – сказал Григорий Порфирьевич.– «Не перебивайте, Григорий Порфирьевич», – одёрнул его Сергей Семёныч. – «Это не серьёзно, Григорий Порфирьевич, – возразил дядя Серёжа. – Я позволю себе объяснить весь процесс развития и сохранения организма деятельностью генов – неутомимых тружеников, перед которыми я преклоняюсь, а не перед Богом. Именно гены строят и берегут организм. И строят не из ничего, а из тех материалов, которые мы им своевременно поставляем с пищей. Организм сам снабжает себя стройматериалами. Деятельность генов обусловлена специальностями, как и у человека, у муравьев и термитов, у пчёл. Одни гены берут из пищи необходимый стройматериал для построения организма и восстановления его нарушенных органов и частей. Другие доставляют нужный стройматериал и программную информацию в нужные места организма, третьи – строят и так далее. Для общего руководства созданием, жизнью, деятельностью и сохранением организма существует определённый центр генов, который называется инстинктом. Инстинкт – это руководство генами по созданию, развитию и сохранности задуманного сооружения. Но стройматериал для генов должен добывать сам организм. А как? Для этого гены снабдили организм интеллектом. Организм, пользуясь интеллектом, ориентируется в окружающей среде, тасует обстоятельства, применяя зрение, слух, обоняние, вкус ищет стройматериал, поглощает его занимаясь самоснабжением. Гены через аппетит сигнализируют о необходимости нужного материала, а организм, пользуясь возможностью соображать и двигаться, снабжает им себя. Вернее отправляет в распоряжение генов – в желудок». – «Образно, образно, – улыбаясь сказал Сергей Семёныч, и потянулся к бутылке, чтоб наполнить стопки. – Ну что ж? Отправим уважаемым генам очередную порцию». – «Погодите, Сергей Семёныч, – сказал дядя Серёжа, – я ведь не всё обсказал о душе». – «Да, да, – поддержал Григорий Порфирьевич. – Продолжайте, продолжайте». – «Вот вы проповедуете, что душа бессмертна. И с этим я не могу согласиться. Вы уж меня простите, Григорий Порфирьевич. Я другое наблюдаю. Первое, что умирает в человеке – это душа». – «Как?!» – воскликнул Григорий Порфирьевич. Такое заявление видимо показалось ему ошеломляющим. Он отстранился от стола и уставился на дядю Серёжу округлившимися глазами. «Уж коли я считаю, что душа это определённое поведение генов, создающее определённое состояние организма, то логически прихожу к выводу – в разном возрасте мы по разному воспринимаем окружающий нас мир и по разному к нему относимся. В расцвете наших физических, умственных, половых сил и душа наша цветёт. Мы радуемся жизни, душа в нас ненасытна, но с приходом угасания физических сил, с приходом умственного торможения и особенно с приходом полового угасания душа в нас становится вялой, нетребовательной. К нам приходит равнодушие, безразличие. Как говорят, наступает душевная глухота. Душа постепенно отмирает, хотя организм ещё не умер. Проявления чувств становятся слабыми». – «Я не могу согласиться с вами», – качая головой возразил Григорий Порфирьевич. – «Но я так думаю. Может со временем моё мнение изменится». – «А почему «особенно с приходом полового угасания»?» – спросил Сергей Семёныч. – «Как почему? Для чего генам организм?» – «Ну и для чего по-вашему?» Дядя Серёжа улыбнулся и откинулся на спинку стула. – «Тема меняется, но разговор продолжается. У нас есть умнейшее слово – природа. Это слово люди давно придумали. Любой организм, если он не будет «прирождать», он обречён. Отомрёт этот организм и не будет ему продолжения. А если все организмы не будут прирождать? Угаснет вся жизнь, как таковая. Значит, на первом плане, главенствующая задача генов, вернее главнейшая их забота – плодоношение. И уж конечно бесспорно, пока организм сохраняет способность плодоношения, гены о нём заботятся, оберегают его здоровье, оберегают способность плодоношения. А «в здоровом теле здоровый дух». Не так ли?» – «Так». – «А когда организм утрачивает способность плодоношения, для чего он тогда генам нужен?» – «Не знаю». – «По-моему и гены не знают. Тогда они постепенно перестают заботиться об организме. И организм продолжает жить в меру прочности своей конструкции. Вспомните, многие растения, отсеявшись, погибают. Как и некоторые виды рыб, преодолев тысячи километров к местам нереста, сразу после икрометания погибают». – «Но не все…» – «А иные – многолетние растения – надеются на повторный акт плодоношения». – «И где вы такое вычитали?» Дядя Серёжа поднял левую ладонь, словно отгораживаясь от вопроса: «А что при этом происходит с душой?» Сергей Семёныч, не отвечая, приготовился слушать. И дядя Серёжа продолжил: «Душа увядает. А вернее вступает в стадию отмирания. Ведь наиярчайшие её проявления всегда наблюдаются в период полового расцвета организма и во время заботы о потомстве. Так и задумано природой». – «И тем не менее я неприемлю вашу логику, молодой человек», – откинувшись на спинку стула, выразил своё несогласие Григорий Порфирьевич.

«Дорогие Сергей Семёныч и Григорий Порфирьевич, нигде я этого не вычитывал и не слыхивал. Всё это мои «бредни» и я никому их не навязываю. Я просто имею их для того, чтобы оспаривать «бредни» других, не увязывающиеся с моей логикой. Ну, а если я своими «бреднями» немного обидел вас, Григорий Порфирьевич, прошу меня простить. Я без злого умысла… Просто так… Такая уж тема сложилась у нашего разговора». – «Весь наш сегодняшний разговор атеистичен, – сказал Григорий Порфирьевич. – Естественно ваша логика, молодой человек, меня обижает. Хотя я чувствую в вас уважение к нашей духовной жизни. Я не улавливаю основы вашей раздвоенности».

И тут дядя Серёжа снова вспыхнул и заговорил как-то сбивчиво, торопливо стремясь к какой-то далёкой мысли: «Человек – разумное существо. Но человек не единственный обладатель разума. Он ещё не дошёл, далеко не дошёл до того разума, который создал человека. Вы говорите, создатель человека – Бог. Вот простейший пример. Растёт на голом песке сосна. Что есть в песке? Какие питательные вещества имеются в пустом песке для построения древесины? А ведь сосна – это не просто стандартная деревяшка. Она своеобразна – со своими качествами, цветом, запахом. Для её построения требуется много компонентов. Вот в песке смолы да серы сосновой нет. А сосна богата серой. И сера её не похожа по качеству на серу других деревьев. Значит, сосна имела выбор материалов для построения своей древесины и серы. Может ли человек из пустого песка создать нечто подобное? Сосна – это целая промышленная индустрия, неразгаданная человеком. А разве сосна единственное растение на Земле? На Земле миллионы видов растений и животных, и все они своеобразны. Значит, на Земле – миллионы вариантов разума. Человек создал Бога, чтобы Бог создал человека. Человек отдал высший разум Богу, тем самым унизив себя. И с этим можно бы мириться, да вот беда. Все свои промашки, недоразумения, глупости и даже свою преступную деятельность человек сваливает на Бога. «Так Богу угодно…» Неблагодарное животное – человек. Порой мне кажется, что в основе всех бед на Земле лежит человеческая неблагодарность. И вера духовная – ваша деятельность, Григорий Порфирьевич, направлена на совершенствование человеческой души, на укрощение человеческой неблагодарности. Могу ли я вас не уважать за это?» – «Спасибо, молодой человек! – поблагодарил дядю Серёжу Григорий Порфирьевич. – Человек узурпировал власть над планетой, не думая о том, что при этом надо соблюдать ответственность». – «Это коммуниста своим атеизмом обнажили свою неблагодарность, показали всему миру своё невежество и варварство». – «Вот именно, – подтвердил Сергей Семёныч, внимательно слушавший разговор дяди Серёжи с Григорием Порфирьевичем, держа в правой руке бутылку, приготовленную для розлива. – Сколько я износил выговоров по партийной линии за то, что не только не закрыл церковь, а ещё и иногда ей помогаю». – «Церковь не преминет отблагодарить вас, Сергей Семёныч, за добро, вами содеянное, и за испытания ваши».

Сергей Семёныч наконец-то разлил водку по стопкам и они выпили. Закусывая капустой, смачно похрустывая, Сергей Смёныч решил возразить дяде Серёже: «И всё же, Сергей Савельич, не укладываются у меня в голове ваши мысли о том, что меня построили гены-строители, как вы изволите выражаться. Тем более, что они обладают разумом».

Я тоже поддел на вилку кусок пластовой капусты, позавидовав как она смачно похрустывает на зубах. Но заслушавшись, долго держал её нетронутой у рта.

«Вот именно, – подхватил Григорий Порфирьевич. – Разумом Бог наделил только человека и более ни кого». – «Человек – громадное сооружение ничтожно малых строителей генов – является ничтожеством перед генами, – разгорячился дядя Серёжа. – Попробуй создать подобное сооружение наполненное таким глубоким смыслом. Именно это даёт мне право думать, что гены-строители обладают немалым разумом, какого не дано человеку». – « Человек – продукт эволюции», – возразил Сергей Семёныч. – «Эволюция – это практика генов по усовершенствованию организмов, – продолжал горячиться дядя Серёжа. – Миллиарды лет ушли на эволюцию потому, что продолжительность жизни самих генов невелика. Человек ещё не дошёл до замысла такого громадного, с глубоким смыслом, сооружения, запланированного на миллиарды лет. И неизвестно, как и какие изменения внёс бы человек в свой проект при повторении своего замысла в случае необходимости. Такая эволюция человеку не по силам. А это ещё раз подтверждает, что разум человека пока примитивен, – дядя Серёжа отломил ножку от курицы и добавил, – и кичиться человеку, что он разумное существо, более чем нескромно».

Дядя Серёжа, Сергей Семёныч и Григорий Порфирьевич приступили к серьёзной закуске, тут и я схрумал свою капусту. Ещё не доев куриную ножку дядя Серёжа дополнил свою речь: «Человек всё познаёт в сравнении. Он всё познаёт в сравнении с тем, что ему хорошо известно. Познавать вещи в сравнении с тем, что человеку ещё неизвестно, невозможно. Вот почва для недоверия. Удивительные способности генов дают основание считать их более разумными, чем их создание – человек. Но у человека есть основания в этом сомневаться. Не потому, что у человека есть голова и руки, а у генов не известно что, но потому, что весь человеческий опыт ему подсказывает: чем меньше организм, тем он примитивней. Мне же хочется думать, что гены более сложны по своему строению, чем сооружения ими создаваемые. В мире всё относительно и нам просто трудно мыслить и оценивать в областях большего или меньшего относительно наших собственных размеров. Вот почему у всех есть основание считать подобные мысли бредом. А если это не бред?» – «Извините, Сергей Савельич. И тем не менее ваши рассуждения весьма противоречивы. То вы на стороне духовной жизни, то уходите в атеизм». – «Вся жизнь, Сергей Семёныч, состоит из сплошных противоречий, и наша задача найти в этих противоречиях истину. Вот я и ищу. И вы пожалуйста не подумайте, что я выдаю свои суждения, как непреложную истину. Я буду благодарен, если вы мне докажете, что я не прав, в чём не прав и что и как на самом деле. А пока – это мои умозаключения, это моя вера». И спокойно доглодав ножку дядя Серёжа продолжил: «Человек многого ещё не знает о хитростях строения и состояния своего организма, созданного генами. Многие замыслы генов ему непонятны. Вот мы говорим: «счастье», «любовь», «тщеславие»… А что такое – счастье? А что такое – любовь? Что такое – тщеславие? И сколько ещё таких, что называется, «что такое?», что человек понимает и объясняет приблизительно, сравнительно, примерно… или вообще объяснить не в состоянии. Любовь… Никто не может конкретно сказать, что это такое. А это один из главных замыслов генов. Для всех организмов любовь запланирована генами не как период, отрезок времени, а как определённое состояние организма, утверждающее природу. Это самый прекрасный момент в жизни организмов. Это праздник генов. Мне кажется в этот момент гены любуются, восхищаются, наслаждаются своим созданием. Какой прекрасный, чарующий, зовущий, обаятельный, восхитительный, весьма желанный становится организм. Именно праздник… Взять к примеру растение. Все листочки свежи, а какими красками играют лепестки цветов! Как аккуратно отточены формы цветка! Птицы… Как они хороши, как нарядны в свой брачный период! Рыбы, змеи, насекомые – все в это время прибраны, необычны, по-своему прекрасны. Животные и человек – на высоте своего изящества. Но пора любви имеет не только внешнюю сторону, а и внутреннюю – главную. Внешнюю сторону мы наблюдаем и объясняем, как видимую, доступную для наблюдения и описания. Но внутреннюю, невидимую, мы описать не можем, нет у человека для этого слов. Гены, конечно, знают что такое любовь, что это для них за праздник – это кульминация их деятельности. Мы, организмы, эту «кульминацию» отлично чувствуем и переживаем, как нам позволяют внешние условия, но что в этот момент делают гены с нашими нервами?.. Этого мы объяснить не можем даже сами себе». – «Ну, а счастье? – перебил монолог дяди Серёжи Сергей Семёныч. – Как вы объясните, что такое – счастье?» Дядя Серёжа улыбнулся. – «Я не энциклопедист. Как я понимаю это слово, могу сказать. Но без доказательств». – «Ну хотя бы. Мы же все его понимаем по-своему». – «Точно. А я вот так его понимаю. Человек за всю свою длинную жизнь успевает выполнить, сделать, свершить ничтожно мизерную часть своего задуманного, желаемого. Радость свершившегося и свершённого – это и есть его счастье». – «Счастье – это высшее чувство собственного достоинства, – решил высказать свою точку зрения по этому поводу Григорий Порфирьевич. – Достоинство располагает человека к творчеству ради достижения ещё большей радости и осознания собственной полезности. Попрание же человеческого достоинства естественно угнетает волю и губит стремление к творчеству». – «Вот это вы, Григорий Порфирьевич, хорошо сказали. Уж попрание-то достоинства мы все досыта испытали». – «По-моему попрание человеческого достоинства заложено в идею коммунизма», – сказал дядя Серёжа. – «Не надо о коммунизме. Тошнит с него, – сказал Сергей Семёныч. – Продолжайте-ка лучше о своих генах». – «Не о моих, а вообще…» – «Ну да, вообще».