Текст книги "Пришествие князя тьмы (СИ)"

Автор книги: Иван Непейпиво

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Я нахмурился, ничего не понимая. Это еще что за фокусы? С какой стати мне отказываться, да еще и от самого что ни на есть отборного? Уж не издевается ли эта милашка?

– Но почему? – вырвалось у меня прежде, чем я успел прикусить язык. – Что не так с этим перстом?

Снегурочка скупо улыбнулась уголками губ. Поднявшись одним плавным движением, она направилась к двери – и теперь ее белоснежные патлы полыхали в рассветных лучах, словно сотканные из чистого света.

– Прости, Иван. Я и так сказала больше, чем следовало. Не проси пояснений – я связана клятвой и не могу предать хозяина. Ой… кажется я опять сказала лишнего! Просто прими мои слова на веру. Ради твоего же блага…

С этими словами она выскользнула за дверь, оставив меня в растрепанных чувствах. Черт, ну что за напасть? Только-только решил для себя, что надо брать быка за рога и качать перста. А тут, какие-то тайны!

Кляня шуструю гостью на чем, свет стоит, я вяло посмотрел на перста Грома. Тот по-прежнему пялился на меня, словно каменный истукан – того гляди, дырку просверлит. Интересно, он вообще живой?

– Эй, братишка, ты там не окочурился еще? – гаркнул я, тщетно пытаясь добиться хоть какой-то реакции. – Моргни там, или скажи чего.

Но увы – в ответ ни звука, ни движения.

– Ладно, сиди, истукан хренов, – пробурчал я себе под нос, переворачиваясь на бок.

Однако сон не шел. Перед мысленным взором стояло точеное лицо полуночной гостьи, ее тревожный взгляд и загадочная полуулыбка. Что она имела в виду? Почему так старалась меня предостеречь?

Глава 11

Я все же провалился в сладкую дрему, как вдруг над ухом раздался зычный рев Грома:

– Подъем! Давай, поднимай свой зад и дуй умываться. Все уже небось в актовом зале сидят. Влетит нам по первое число, видимо за то что ночью приключилось!

Застонав, я попытался отмахнуться от назойливых рук и накрыл голову подушкой, всем своим видом демонстрируя желание продолжить сладкий сон.

– Да отвали ты, ради всего святого! – промычал я, с трудом ворочая языком. – Сегодня ж законный выходной, имей совесть.

– Ага, щаз-з! – гаркнул Гром, безжалостно стаскивая с меня одеяло. – Кончай дурака валять. У тебя на физиономии аршинными буквами написано, что всю ночь шлялся незнамо где. Видок – краше только в гроб кладут! Так что давай, живенько подрывай булки и топай умываться. А не то ректор живо наведет тебе марафет – мало не покажется, гарантирую!

– Ой, можно подумать, больно он мне нужен, твой ректор, – пробурчал я, неохотно принимая сидячее положение. На сон теперь рассчитывать не приходилось – разве ж тут уснешь, когда над тобой так радостно измываются? Вот ведь наказание господне, а не сосед!

– И вообще, какого лешего нас в такую рань дергают, а? – продолжал ворчать я, с ненавистью взирая на Грома. – И почему, спрашивается, просто на понедельник не перенесли? Ведь нет, надо всенепременно учинить экзекуцию над сонными студентами. Ироды, ей-богу…

Кряхтя, как столетний дед, я все же сполз с кровати и, шаркая ногами, побрел в ванную. Да уж, ну и красавец! Морда опухшая, губы разбиты, под глазами синячищи!

Кое-как ополоснув физиономию ледяной водой, я вышел обратно, на ходу вытираясь полотенцем. По пути в комнату меня вдруг посетила шальная мысль – дай, думаю, проверю рефлексы Громовского перста. Уж больно у него видок отмороженный.

Сказано – сделано. Подкравшись к застывшему истукану, я с размаху дернулся, словно собираясь двинуть ему промеж глаз. Во, думаю, сейчас проверим, насколько ты стоек и вынослив, голубчик ты наш проржавевший!

Куда там! Перст даже бровью не повел. Хоть топором его руби – один хрен, ноль эмоций, фунт презрения. М-да, не повезло Грому с напарничком.

– Ну и ладно, – вздохнул я, одеваясь. – Стой дальше, мебель дубовая, пыль собирай.

В коридоре царило привычное утреннее столпотворение.

Однако я сразу приметил, что добрая половина публики старательно шарахается от меня, едва завидев. Видать, не продрыхлись еще после давешнего шоу с мертвяками – до сих пор переваривают случившееся, бедолаги. Да уже порешили меж собой, что это я тот концерт с покойничками устроил.

Спустившись со второго этажа, я сразу приметил ректора, застывшего у дверей. Его цепкий, пронизывающий взгляд провожал каждого входящего студиозуса.

Надо признать, картина впечатляла. Казалось, еще миг – и из глаз достопочтенного Августина Валериановича полетят молнии, испепеляя несчастных грешников на месте.

Я горделиво расправил плечи и, изобразив на лице благонравную скромность, двинулся к дверям. И надо же было такому случиться – в тот самый миг, когда я поравнялся с ректором, из кабинета вынырнул какой-то субъект в полицейской форме.

Боже правый, вот уж не думал, что человека можно напугать до такой степени! Бедняга участковый – а это явно был он, родимый – имел самый что ни на есть бледный вид, будто только что лицезрел вспаханное кладбище.

Лицо его, и без того не отличавшееся здоровым румянцем, приобрело оттенок прокисшего молока. Взгляд блуждал, ни на чем подолгу не задерживаясь, а руки мелко подрагивали, выдавая крайнюю степень душевного смятения. Бедолага походил на загнанного в угол мышонка, которому некуда бежать от кровожадного кота.

Невольно хмыкнув, я скользнул мимо этого сомнительного блюстителя порядка, ощущая, как губы растягиваются в ехидной ухмылке. Ах, какие мы нежные, однако!

Наконец я просочился в кабинет и плюхнулся на ближайший стул, всем своим видом выражая вселенскую скорбь пополам с тоской смертной. Ибо нет ничего хуже, чем тратить законный выходной на всякие дурацкие сборища, вместо того чтобы подушку давить.

Меж тем на трибуне нарисовался магистр Руневский, и выражение его физиономии не предвещало ничего хорошего. Бедолага что-то лихорадочно искал в толстенном фолианте, то и дело одергивая очочки. Похоже, грядущая промывка мозгов нешуточно выбила почтенного преподавателя из колеи.

Пожав плечами, я мысленно приготовился к неизбежному разносу. Ну в самом деле, чего еще ожидать от внеочередного собрания, созванного аккурат после ночи разгула на кладбище? Не благодарности же с премиальными, в конце-то концов.

– Тихо! – прогремел голос ректора, мигом воцарив в зале гробовую тишину. Даже у меня, признаться, по спине пробежал неприятный.

– Начинайте, любезный! – снисходительно обронил ректор, кивнув Руневскому. Тот, побледнев еще больше, откашлялся и трясущимся голосом начал:

– Господа студенты, нам доподлинно известно о ваших ночных вылазках за пределы Академии. И прежде, чем вы начнете возмущаться – нет, эту информацию предоставил отнюдь не ваш одногруппник Алексей, более известный как Морфей. Все куда прозаичнее – на месте вчерашнего, кхм, инцидента было обнаружено немало утерянных вами вещей. Весьма красноречивое доказательство, не находите?

По рядам пронесся приглушенный гул. Лица студиозусов вытянулись от плохо скрываемого испуга вперемешку с досадой – похоже, до них начало доходить, как лихо они спалились когда в ужасе бежали.

– Но то, что вы разгуливали ночью по погосту, полбеды, – меж тем продолжал Руневский, брезгливо кривя губы. – Куда страшнее другое. Среди могил были обнаружены свежевскопанные ямы, обрывки истлевших саванов и – о ужас! – полуразложившиеся трупы и кости.

В голосе магистра звенел неподдельный гнев, и я невольно поежился. Между тем Руневский раскалялся все больше, брызжа слюной и потрясая указкой, словно шпагой. К счастью, ректор вовремя смекнул, что нужно вмешаться. Выступив вперед, он предостерегающе вскинул длань и елейным голосом заворковал:

– Друзья мои, господа учащиеся! Давайте не будем горячиться и спустим пар. Право слово, в столь щекотливой ситуации лучше сохранять хладнокровие и здравомыслие. Поймите, мы ведь не со зла – но обстоятельства вынуждают нас докопаться до истины.

Он обвел притихших студентов проникновенным взором и продолжил:

– Будем откровенны – вряд ли вы самолично раскапывали могилы и тревожили покойных. Но! Это отнюдь не освобождает вас от ответственности. Ибо даже невольно став свидетелями чьих-то чудовищных деяний, вы обязаны были незамедлительно сообщить нам. И вот теперь я спрашиваю – кто, господа? Признавайтесь, не томите!

Повисла пауза, густая и вязкая, словно кисель. Бедные студиозусы сидели ни живы, ни мертвы, боясь поднять глаза.

Меж тем атмосфера в кабинете накалялась. Все хмуро переглядывались. Преподы сидели с постными рожами, всем своим видом излучая неодобрение.

И вдруг, как гром среди ясного неба, раздался звонкий голос:

– Это Ведьминов! Иван Ведьминов с первого курса! Я своими глазами видел, как он мертвяков из могил подымал.

У меня аж челюсть отвисла от такого поворота. Ну ни хрена ж себе! Это что же, выходит – вся честная компания, которая надо мной измывалась, сейчас на меня бочку катить будет?

Но не успел я и рта раскрыть, как тут же со всех сторон посыпались обвинения:

– Точно, это Ванька!

– Я видел свою бабку покойную, которую он зазвал, паршивец!

Взгляды присутствующих скрестились на мне. Кто-то сочувственно цокал языком, кто-то неодобрительно качал головой. Только и слышалось со всех сторон: «Некромант, некромант!..» Того гляди, сейчас вилы да факелы в ход пустят.

На лице Руневского отразился неподдельный ужас. Он смотрел на меня так, будто узрел все кары адовы разом – борода дыбом, очки на лбу, дыхание со свистом.

Зато ректор, напротив, весь засиял. Глазоньки масляно заблестели, губы растянулись в елейной улыбочке – как кот, сметану слизнувший.

– Ах вот оно что! – провозгласил он торжествующе, всплеснув ладонями. – Некромант, значит? Ну что же, в нашей богатой истории был лишь единичный прецедент. Около десяти веков назад чужеземец был с подобным даром. Мертвяков из могил подымал. И вот, теперь ты – явился, голубчик, по новой! Да не абы как, а прямиком в нашу Академию, образование получать. Ай да ну!

И он картинно захлопал в ладоши, призывая присутствующих последовать своему примеру. Преподы нестройно подхватили, потом и студентня подтянулась – кто охотно, а кто и со скрипом, будто делая одолжение.

Я же толком и сам не пойму – то ли мне сейчас лавровый венок нацепят, то ли прямиком на эшафот поволокут. Поди угадай, что в башке начальственной творится.

– Подойди! – повелительно произнес ректор, маня меня рукой.

Что ж, настал момент истины. Сейчас главное – ловко повернуть ситуацию в свою пользу. Тут без изрядной доли лукавства не обойтись.

Я грациозно поднялся со своего места и направился к возвышению, где восседало академическое руководство. На полпути меня вдруг остановил резкий окрик магистра Руневского:

– Нет, господин ректор, так не пойдет! Единственный выход – заточить этого юношу в монастырских стенах до достижения восемнадцати лет. И продержать там, пока зловещий дар не исчезнет!

Эй, мужик, а ты мне нравился! От подобной перспективы у меня похолодело внутри. Метка под перчаткой тревожно запульсировала. Еще бы – демона, Князя Инферно, и вдруг в богоугодную обитель на пару лет? Да не бывать этому!

Воздух вокруг моей руки заметно сгустился, словно потяжелев.

– Довольно! – рявкнул ректор, вскидывая ладонь с крепко сжатым кулаком. – Молчать, магистр. Здесь решения принимаю я.

Руневский отшатнулся, будто от пощечины. Ректор же одарил меня ободряющей улыбкой и проворковал елейным голосом:

– Не внимай глупцам, Иван. Они завидуют! Твой дар уникален и бесценен. Зарывать такой талант в монастырской глуши… расточительство!

Любопытная позиция, ничего не скажешь. И ведь не поспоришь – коли на то пошло, моя сила и впрямь весьма специфична. Некроэнергетика здесь, в академических стенах, будто спит беспробудным сном. То ли дело погост – там я чувствовал ее каждой клеточкой!

Меж тем ректор картинным жестом стянул перчатку, являя взорам россыпь искрящихся всполохов на своем пальце. Завороженная публика ахнула – знак на ладони Августина Валериановича вдруг вспыхнул ослепительным разрядом, мгновенно разросшимся до размеров шаровой молнии.

Сгусток ветвистых электрических змеек закружился на месте, обретая человеческие очертания. И вот из него проклюнулась до боли знакомая фигура… Нинель!

Он с шутовским полупоклоном указал на застывшую изваянием магистрессу и пояснил:

– Поразительное зрелище, не правда ли, господа студенты? Вам еще только предстоит освоить эту любопытную технику. Но будьте покойны – придет час, и ваши персты также обретут истинную форму. И вот тогда вы сможете вбирать их прямо в длань – хоть в бой, хоть на прогулку. Удобно, не находите?

Ректор рассмеялся собственной шутке, однако в его веселье явственно сквозили фальшивые нотки. Я мигом смекнул – не просто так почтенный старец выпустил из рукава этот ослепительный козырь. Видать, меня опасается. Вот и подстраховался на всякий случай.

Что ж, мудро, ничего не скажешь. Одно непонятно – отчего Нинель с такой готовностью взялась меня опекать? Ведь, по сути, я ей никто – так, очередной студент в длинной веренице подопечных.

Однако размышлять над загадочным поведением магистрессы не было времени. Крамская уже подхватила меня под локоть и, бросив на прощание многозначительный взгляд ректору, увлекла прочь из душного кабинета.

И знаете что? Впервые за долгое время я ощутил, как меня охватывает странное чувство. Доверие – вот как это называется у людей. Необъяснимая, почти иррациональная уверенность в том, что рядом с этой дивной женщиной мне ничто не угрожает.

– И как ты умудрился так глупо спалиться? – осведомилась Нинель, лукаво прищурившись.

Я уже открыл было рот, чтобы выдать заготовленную версию, но магистресса решительно меня оборвала:

– Нет-нет, молчи! Ни слова более. Теперь тебе нельзя произносить ничего, что способно тебя скомпрометировать. Ясно? Я тебе добра желаю, но скрывать от хозяина ни чего не могу, даже в статусе преподавателя, я остаюсь перстом.

Я покорно кивнул и озадаченно нахмурился:

– Так куда мы все-таки направляемся? Что за срочность такая?

– Туда, где ты уже бывал, – загадочно промолвила она. – В кабинет ректора. Августин сейчас успокоит взбудораженных студентов и присоединится к нам. Нужно многое обсудить.

– Послушайте, да что вы все так всполошились? – не выдержал я. – Я ведь и сам пока не уверен, моих ли рук дело эта кладбищенская история! Может, там вовсе не при чем, а вы уже панику развели.

Крамская вдруг застыла посреди коридора и, резко развернувшись, вцепилась мне в плечи стальной хваткой. Ее прекрасное лицо исказила странная гримаса – не то восторг, не то жгучее нетерпение.

– Иван, милый, да ты хоть представляешь, какая сила в тебе? – горячечно зашептала она, оглядываясь по сторонам. – То, что ректор поведал о некроманте – это лишь крохотная толика! Только вообрази: один-единственный заклинатель мертвых способен в корне переломить ход целой войны. Ему не составит труда обратить бесчисленные трупы павших против неприятеля! Своих падших воинов и противника!

У меня похолодело внутри. Вот оно что! Так вот почему все так взбудоражены моим даром. Получается, я для них – ценный стратегический ресурс? Этакий ходячий супероружие, мать его!

– С тобой, Ваня, можно покорить весь мир! – продолжала между тем Нинель, безумно сверкая глазами. – Любые царства падут к твоим ногам, стоит лишь пожелать. Какие захватывающие перспективы, а!

Она сладко улыбнулась, и от этой улыбки у меня мороз прошел по коже. Почудилось вдруг, будто мой господин Люцифер глянул на меня из бездонных глазниц собеседницы.

– Берегись Иван, – с нажимом проговорила магистресса, чувствительно ткнув меня пальцем в солнечное сплетение. – Если император пронюхает о твоих талантах, он костьми ляжет, но заполучит тебя в свою коллекцию. В перстах, Ванечка, в перстах – покорного, с запечатанной навеки магией…

Дыхание перехватило. Я почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота вперемешку с диким, всепоглощающим ужасом. Вот оно, значит, как? Выходит, мне уготована участь бесправной царской игрушки? И никакой личной свободы, одна лишь слепая покорность?

– Пока твоя фамилия еще имеет вес, Государь не посмеет и пальцем тебя тронуть, – продолжала втолковывать Нинель. – Так что шевели булками, голубчик! Сделай все, чтобы грудь твоя в орденах купалась. Проси, требуй, умоляй отправить тебя на передовую – таков единственный шанс. Если сумеешь на поле брани проявить себя, заслужить уважение и восхищение, тогда, быть может…

– О чем это вы тут воркуете, а? – раздался вкрадчивый голос, и мы с Нинель одновременно обернулись.

В двух шагах от нас стоял ректор собственной персоной, неслышно подкравшийся со спины. Его холеные пальцы мягко поглаживали подбородок, а колючий взгляд сверлил нас с ног до головы.

– А я-то, наивный, полагал, что вы уже давно дожидаетесь меня в кабинете! – протянул он, обдавая нас волной запаха дорого одеколона. – Ну и о чем же таком секретном мы тут судачим, позвольте узнать?

– Да вот, просил госпожу Крамскую о небольшом одолжении, – выпалил я, старательно изображая светскую непринужденность. – Хочу, понимаете ли, отправиться на передовую – практику боевую проходить. Негоже будущему офицеру в тылу отсиживаться, когда страна в огне!

Ректор удивленно вскинул бровь, но тут же расплылся в одобрительной улыбке:

– Похвально, Иван, весьма похвально! Рад, что в столь юном возрасте ты уже осознаешь важность ратного долга. Истинно государственный подход, ничего не скажешь.

Он с чувством пожал мне руку и кивнул в сторону своего кабинета:

– Что ж, не будем терять времени.

Мы с Нинель послушно двинулись вслед за ректором, и я украдкой перевел дух.

– Кстати, Иван, тебе надо написать письмо, – небрежно обронил Август Валерианович, шагая по коридору. – Его Величеству, Государю Императору. Пусть знает, что ты не прячешься, дар не скрываешь и готов верой-правдой служить Отечеству. А то, неровен час, ненужные слухи поползут, сам понимаешь… кто другой донесет первым!

Я покосился на Нинель. Но магистресса лишь ободряюще кивнула, безмолвно соглашаясь с доводами ректора. Дескать, все правильно, Ванечка – нужно бежать впереди паровоза, иначе и впрямь в расход пустят ненароком.

Глава 12

Я сидел в кабинете ректора, чувствуя, как холодный пот стекает по спине. Ректор Август Валерианович, протянул мне лист бумаги и чернильницу.

– Пиши, Иван, – приказал он, – пиши, что получил дар некроманта и готов служить!

– Да погодите вы! – вмешалась Нинель Крамская. – Может, и нет у него никакого дара!

Она подошла к окну и резким движением распахнула ставни. За окном росло большое дерево, на ветвях которого беззаботно щебетали птицы. Нинель вытянула руку, и на её коже заискрились электрические разряды. Миг спустя сверкнула молния, поразив дерево. Щебет резко оборвался, и птицы в панике разлетелись в разные стороны. Все, кроме одной несчастной пташки, которая замертво рухнула, а вскоре ее тельце распласталось прямо на стол передо мной.

– Оживи её, Ваня! – скомандовала Нинель с ехидной ухмылкой.

Я уставился на мертвую птицу и понятия не имел, как оживлять мертвых существ. Да и не хотел этим заниматься, если честно. Но выбора, похоже, не было.

– Ну же, чего ты ждешь? – поторопил ректор, барабаня пальцами по столу. – Продемонстрируй нам свой хваленый дар некроманта!

Я быстро взвесил все «за» и «против». Смысла что-то скрывать не было – если прознают потом, то окажусь еще и преступником. А тут, не считая опасности потерять бубенцы, появился такой шанс попасть в армию, на передовую и вернуть моему роду былое могущество своими заслугами на поле боя!

Я еще раз взглянул на ректора с Нинель, потом перевел взгляд на дохлую птичку. Ну что ж… Некротика била по ноздрям, и раньше такого не было. Метка на пальце пульсировала – значит, все же я некромант.

Медленно подняв руку, я завис ладонью над пташкой, от которой помимо некротики исходил едкий запах гари и подпаленных крыльев. Закрыв глаза, я сконцентрировался на своей силе, чувствуя, как энергия смерти струится по венам. Птица задергалась, затряслась, и вдруг… ожила!

Но это была уже не та беззаботная синица, что минуту назад щебетала на дереве. Ее перья потускнели и приобрели зловещий оттенок, глаза горели потусторонним светом. Птица неестественно дергалась, словно марионетка на невидимых нитях, полностью подчиняясь моей воле.

– Ладно, Иван, завязывай. Убей ее, – брезгливо скривилась Нинель.

Птица резко повернула голову в ее сторону и издала жуткий, пронзительный крик, совсем не похожий на обычное щебетание. А потом, к моему удивлению и ужасу, подняла хвост и… нагадила прямо на стол ректора!

Август Валерианович побагровел.

– Немедленно прекрати этот балаган! – рявкнул он.

Я поспешно сжал кулак, мысленно приказывая птице умереть. Она дернулась в последний раз и безжизненно шмякнулась на стол, рассыпая вокруг куски полупереваренных червей и семян.

М-да, с некромантией надо быть поосторожнее!

Я взял перо, обмакнул его в чернильницу и, после короткой паузы, начал писать:

«Его Императорскому Величеству, Государю всея Руси.

Я, Иван Ведминов, студент Императорской Академии Магических Искусств, сим письмом уведомляю Ваше Величество о том, что у меня недавно пробудился редкий и могущественный дар некромантии. Осознавая всю ответственность и потенциальную опасность, которую несет этот дар, я тем не менее готов верой и правдой служить своей Родине, вплоть до достижения мною восемнадцатилетнего возраста, а после – продолжить службу в качестве обычного офицера без магии, но с достойным и верным перстом, которого я обучу всем тонкостям и премудростям ратного дела.

Ваш покорный слуга, Иван Ведминов.»

Передав его ректору который тут же перечитал его вслух я посмотрел на Нинель она незаметно кивнула. После письмо было аккуратно сложено и запечатано в конверт под восковую печать. Август Валерианович одобрительно кивнул и вручил конверт Нинель.

– Ступай, лично доставь его в столицу, – приказал он своим твердым, не терпящим возражений голосом.

Нинель послушно поклонилась хозяину и, бросив на меня обеспокоенный и слегка встревоженный взгляд, быстрым шагом удалилась из кабинета.

– Ты не думай, что я такой уж коварный интриган, каким меня, возможно, считает Нинель, – внезапно обратился ко мне ректор, откидываясь на спинку кресла. – Она служит мне перстом уже много лет и повидала немало, была свидетелем каждого моего решения, будь то на полях сражений или в стенах государственных кабинетов. Не всегда эти решения приходились ей по нраву! Но, несмотря на это, она никогда не перечит мне, обычно, и всегда говорит только правду, какой бы горькой та ни была. Я вижу, что ты ей симпатичен, Ваня. Возможно, напоминаешь ей покойного брата. Но не думай, что ради тебя она осмелится предать меня, так что слушайся моих приказов беспрекословно! А теперь иди! Выходные как-никак, отдыхай, набирайся сил.

Я поднялся со стула, готовый покинуть кабинет, когда голос ректора снова остановил меня:

– Ты поедешь домой или предпочтешь остаться в стенах академии на эти дни?

– Думаю, останусь здесь, – ответил я после короткого раздумья.

Да и какое раздумье! Экипаж стоит слишком много денег, которых у меня нет.

– Что ж, – продолжил Август Валерианович, перебирая стопку бумаг на столе. – В таком случае, могу предложить тебе составить мне компанию в небольшом путешествии. Нужно отвезти списки студентов, направляемых на практику. Но выезжать нужно уже через час. Вернемся только завтра вечером. Поедем практически на передовую, к самым границам степных земель. Кочевники, у которых мы шаг за шагом отвоевываем территории, очень бойкий и воинственный народец. Но из них получаются отличные персты, если подавить их волю! Ну так что, готов провести ночь в походной палатке, вдали от привычных удобств?

Неожиданное предложение ректора застало меня врасплох. С одной стороны, перспектива холодной ночевки в палатке где-то на границе с агрессивными кочевниками не особо прельщала изнеженного аристократа во мне, но и я больше не хлюпик Иван. С другой – это был уникальный шанс своими глазами увидеть, как выглядит настоящая боевая служба в этом мире.

К тому же, кто знает, может, мне удастся произвести на ректора благоприятное впечатление и заслужить его расположение. А это в моем нынешнем шатком положении лишним точно не будет.

– Я готов, Август Валерианович, – решительно кивнул я, глядя прямо в глаза ректору. – Когда мы выдвигаемся?

Ректор одобрительно хмыкнул и, поднявшись из-за стола, по-отечески хлопнул меня по плечу своей большой ладонью.

– Вот это правильный настрой, Ваня! Собирайся, выезжаем ровно через час. И не забудь захватить теплые вещи – ночи в степи бывают очень холодными, знаешь ли.

Я вышел из кабинета, мысленно готовясь к предстоящему путешествию и прокручивая в голове возможные сценарии. Что ж, похоже, мое обучение некромантии и постижение всех её секретов начинается куда раньше и обещает быть гораздо более интересным, чем я мог предполагать!

Наконец я поднялся в свою комнату, мысли о предстоящем путешествии не давали покоя, да и поспать уж точно не удастся. Когда я вошел, то увидел, что мой сосед, собирает вещи

– Ты куда это собрался? – поинтересовался я, глядя на открытый чемодан.

– Так это, домой еду, на выходные, – пробасил Гром, застегивая замки. – Батя просил помочь ему с делами.

Неожиданно за его спиной я заметил движение. Это был его перст, несущий еще один чемодан! Надо же, а я-то думал, что этот зловещий истукан простоит в нашей комнате все время обучения, не шелохнувшись.

Когда я проходил мимо Грома, то случайно задел его плечом. Он вдруг схватил меня за руку и виновато заглянул в глаза:

– Вань, ты прости меня еще раз, – начал он. – Глупо я поступил тогда! Думал, что они меня примут к себе, а они только воспользовались моей силой, чтобы утащить тебя на то проклятое кладбище.

Внезапно что-то темное и злое шевельнулось внутри меня. Моя голова сама собой начала поворачиваться, неестественно вывернув шейные позвонки до щелчка. Кожу покалывало от проступающей некротической энергии. Я почувствовал, как губы расползаются в жуткой, неестественной улыбке, обнажая зубы.

– Знаешь ли ты, Гром, – произнес я загробным, нечеловеческим голосом, от которого кровь стыла в жилах, – какие муки ждут предателей в самых глубоких и темных безднах Ада?

Мой голос набирал силу, заполняя комнату зловещим эхом. Казалось, сами стены трепещут от каждого слова.

– О, поверь, это не идет ни в какое сравнение с жалкими земными страданиями! – продолжал я, и вокруг начали сгущаться тени. – Вечный огонь будет пожирать твою плоть, снова и снова.

Запахло серой и горелой плотью.

– Крючья, раскаленные добела, будут терзать твои внутренности! Легионы демонов будут рвать твою душу на части и склеивать обратно в извращенных комбинациях. И так – целую вечность! Пока есть время покайся! – я сделал паузу и улыбнулся чтобы хоть немного сбавить обороты. – И тогда я позволю тебе быть моим другом и идти рядом со мной плечом к плечу!

Лицо Грома побелело. Он шарахнулся от меня, словно от прокаженного, и дрожащей рукой начал судорожно креститься. Его перст выронил чемодан и застыл на месте… опять!

– Жудкий! – просипел Гром, пятясь к двери. – Свят-свят-свят! Но я тебя понял и хочу быть другом!

И в этот момент все прекратилось так же внезапно, как и началось. Только перепуганный Гром еще продолжал трястись и бормотать молитвы.

Он выскочил из комнаты так быстро, словно за ним гналась стая адских гончих. Его перст опомнился и, подхватив поклажу, ринулся следом, гремя чемоданами по ступенькам.

Да что бы его! Из-за навалившихся проблем моя демоническая сущность так и норовила показаться людям. А может, это еще и дар некромантии выпихивал наружу все самое темное и зловещее. Надо быть поосторожнее, а то ведь так недолго вернуть репутацию жуткого одержимого Вани! Который чудом воскрес.

Я вздохнул и начал собирать вещи в дорогу. Перебирая одежду, я задумался: а ведь в словах, сказанных Грому, была доля правды. Ну, про вечные муки, конечно, я загнул для драматического эффекта. Но то, что предателям не поздоровится ни на этом свете, ни на том – это как пить дать. Уж я-то, в этом толк знаю!

Я быстро собрал свои вещи, прихватив только самое необходимое. Накинув плащ и закинув сумку на плечо, я спустился вниз по лестнице. В академии было непривычно пусто и тихо – большинство студентов разъехались по домам на выходные. И хорошо, что их нет! Надоело слушать, как эти выскочки хвастаются друг перед другом своей голубой кровью. А вспороть им животы – так что? Кровь у всех одинаково красная, и кишки набиты одним и тем же дерьмом, независимо от происхождения.

Выйдя во двор, я оказался в объятиях прохладного воздуха, предвещавшего скорый дождь. Я невольно улыбнулся, наслаждаясь этим мгновением покоя и умиротворения. В академии было непривычно пусто и тихо – большинство студентов разъехались по домам на выходные, оставив после себя лишь гулкие коридоры и безжизненные аудитории.

И хорошо, что их нет! Надоело слушать, как эти напыщенные выскочки хвастаются друг перед другом своей голубой кровью, будто это какая-то особая заслуга – родиться в нужной семье. Можно подумать, цвет их крови и правда отличается от обычной человеческой! Да вспороть любому из них живот – и что мы увидим? Все те же алые потоки и кишки, набитые вонючим дерьмом, независимо от громких титулов и древности рода.

Я фыркнул, отгоняя эти мысли, и огляделся по сторонам. Посреди двора стоял ректор Август Валерианович, о чем-то тихо переговариваясь с незнакомым пареньком. Рядом с ними нетерпеливо били копытами три великолепных коня, чьи гладкие бока лоснились даже в свете тусклого солнца.

Но стоило мне сделать шаг в их сторону, как животные вдруг забеспокоились. Прядая ушами и раздувая ноздри, они начали нервно переступать с ноги на ногу и рыть землю копытами. Один из коней, гнедой жеребец с белой звездой во лбу, громко заржал и попятился, натягивая поводья. Его примеру тут же последовали остальные, и вскоре все три лошади уже откровенно паниковали, не желая подпускать меня ближе.

От этой внезапной суматохи встревожились и другие обитатели академического двора. Птицы, мирно сидевшие на крыше конюшни, вдруг сорвались с места с испуганным граем и разлетелись кто куда. Где-то вдалеке, в самой глубине академического парка, послышался встревоженный лай собак. Сторожевые псы, обычно спокойные и флегматичные, вдруг будто с цепи сорвались, заходясь в истошном тявканье и вое. Казалось, все животные в округе разом почуяли мое присутствие и теперь выражали свой страх и смятение как могли.

Ректор обернулся на шум и нахмурился, глядя на меня с плохо скрываемым беспокойством. Он явно не ожидал такой бурной реакции на мое появление.