Текст книги "Обряд копья (СИ)"

Автор книги: Иван Мирганд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Обряд копья

Глава 1

Чуть в стороне, за хлипкой деревенской оградой, на вытоптанной поколениями детей поляне ребята гоняли выбеленную временем и ногами кость. Игра заключалась в том, чтобы загнать её в специальную лунку пинком, особым шиком считалось, если удалось заставить её бежать по земле, переворачиваясь раз за разом, а потом воткнуться в лунку. Как раз сейчас Дрек смог сделать особо ловкий пинок, и дети громко кричали, считая её обороты, но на пяти раздался хор расстроенных голосов – кость легла на лунку.

Я тяжело вздохнул, но продолжил выполнять упражнение раз за разом, заставляя руки вращаться и растягивать суставы. Это уже пятый цикл тренировочного комплекса за сегодня, нужно успеть сделать семь до ужина, а потом помогать маме.

Вращение локтями, сначала в одну сторону, потом в другую. Раз, два, три… Ребята снова начали громко считать обороты кости, и я сбился со своего счёта. Не важно, сделаю ещё пять. Дети дружно заорали: "Гоол", – кажется, на десятом обороте! Золото? И я замер, вглядываясь в лунку, но тут же мысленно обругал себя за остановку и продолжил. С локтей переключился на кулаки, потом на пальцы. Всё в точности так, как описано в книге отца.

Я стану сильным, у меня будет идеальная основа для познания, пап!

Закрыл глаза и постарался отрешиться. Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не говорю. Я – тело, и мне нужен только комплекс упражнений.

– Мама! У меня получилось, я про… – фантазии прочь, я – тело, мне нужен только комплекс упражнений.

Ко мне подошёл папа и стал внимательно следить за моими движениями, горло сдавило горьким комом, но я лишь сжал зубы и продолжил тренировку. Такую же делали все дети в деревне, и только я, как одержимый, повторял её больше одного цикла за день.

Я – тело… Я – тело…

Отец ушёл, не дождавшись окончания. Болезненный ком в горле пропал чуть раньше, на поворотах головы. Я же продолжил, стараясь перестать думать. Говорят, что ребёнок становится готов к познанию стихии, когда сможет в первый раз провести весь комплекс с пустой головой. Именно так будут заложены идеальные основы для будущего развития. Но этим все пренебрегают.

Сама тренировка направлена на чувство собственного тела, растяжку, баланс. Ещё она составлена именно так, как проще всего достичь пустоты в голове. Ничего сложного, ничего, что может сбить будущее понимание Зверя. Ничего, что может повлиять на Технику. Папа записал в своей книге собственное понимание тренировки, куда подробнее того, что было написано на священном копье.

Глаза невольно скользнули в сторону от деревни, где неведомым предком была отпечатана в земле арена. В центре той было пяткой воткнуто в камень священное копьё – тот, кто решится его взять, вызовет на бой своего первого зверя. Копьё может взять только тот, кто уже получил первое прозрение. И только один раз за жизнь. Тот, кто убьёт зверя в честном бою этим тяжёлым и неудобным (со слов отца) оружием, будет награждён предками. И отец написал, что эта награда крайне важна для познания.

Я услышал крик мамы, зовущей меня на ужин, тяжело вздохнул – не успел совсем чуть-чуть до конца седьмого цикла. Но нельзя доделывать, чтобы знать свои возможности. Да и вечерний костёр меня манил обещанием новых рассказов старших. Сегодня очередь рассказывать историю была у Дрима – старшего охотника, который уже почти познал свою Стихию. Обычно из этого огромного бородатого мужика было и пары слов не вытянуть, но вечер у костра был традицией, и раз в несколько месяцев даже Дрим заставлял себя скупо рассказать молодняку об охоте, и совсем редко он рассказывал о чужих.

Последний раз грустно взглянув на пустующую площадку для игр, я вздохнул и припустил домой. Как обычно, мама уже поела и, тихо напевая себе под нос, вязала что-то. Когда я зашёл, она подняла голову и вопросительно на меня посмотрела. Печально покачал головой ей в ответ, и она улыбнулась с облегчением. Двенадцатая весна уже совсем рядом, цветочные бутоны уже набухли, пройдёт совсем немного времени, и они распустятся. Мама ещё в прошлом году взяла с меня обещание, что до прозрения и пустой головы я не притронусь к копью. И с тех пор у нас был свой ритуал: мама поднимала бровь, я качал головой.

Мы оба понимали, что это скоро закончится, но если мама хотела оттянуть этот момент, то я, наоборот, всячески пытался приблизить его. Я должен. Я обещал папе, что стану сильным, что познаю стихию быстрее всех!

В горле встал горький ком от взгляда отца, но я, пересиливая себя, быстро съел простую кашу из мяса и прошлогодних овощей со свежими травами. И побежал к костру. Там Лима и Дрек уже притащили небольшую горстку ветоши, а Дора разжигала костёр – всё в точности с очерёдностью, значит, в сегодняшней игре никто не смог сделать золотую кость – попасть в лунку после десяти оборотов. Впрочем, ребята в такой ситуации кричат так, что я услышал бы и с пустой головой.

– Что, опять не вышло, чемпион? – с звонкой издёвкой спросил Алем. Ему тоже скоро будет двенадцать, так что он был моим соперником. Три золотых кости говорили за него – он талантлив, но тоже ещё не достиг ни пустой головы, ни прозрения.

– У тебя тоже? – вернул я ему шпильку, но неожиданно Алем разулыбался в ответ.

– Огонь, я видел чистый огонь сегодня!

Ничего не ответил, только набычился и сел к костру. Огонь – это сила. Его легко познать, как и остальные первоосновы. Говорят, что чистые стихии познают очень быстро: чуть больше, чем за год. Вот только чистый огонь Алем мог бы увидеть, только если Великий Тигр погиб. Так что брешет, но даже какой-нибудь очень сложный огонь куда лучше, чем какая-то непонятная стихия, особенно связанная с жизнью.

– Ха, Алем, а то, что огонь – золотистый, ты ему не скажешь, да? – рассмеялась Дора.

Теперь набычился наш рыжий. Как я и думал, чистый огонь – удел Великих, вышедших из самой первостихии. Людям чистые могут только в детских снах присниться.

– Я же тебе по секрету сказал! Трепло – ты, Дора!

– А я пальчики скрестила!

– Ну и что, что золотистое? Основа-то – огонь, с таким я точно смогу стать зверем на второй же год!

На второй год – это он тоже загнул. В лучшем случае познает за три года, а скорее всего вовсе к восемнадцати вёснам, что тоже считалось хорошим результатом.

– Ага, тигром сразу, – рассмеялся Дрек, и его звонко поддержала его сестра-близнец Лима.

– Идут, – шепнул Вол, подошедший у меня со спины, и все тут же замолкли.

И правда, обернувшись, я увидел тяжело шагающего Дрима, за которым тихонько шли остальные ребята. Старший охотник подошёл к костру, придирчиво осмотрел сложенный из веток шалаш, глянул на розжиг и щелчком пальцев выпустил искру. У него тоже была стихия огня, но какая-то очень замудрёная, раз уж он никак не мог её познать к своим двадцати годам. Уже и техники основные все разучил, а последний шаг к стихии никак не мог сделать.

Если во время его рассказа хоть кто-то произнесёт хоть звук, охотник всегда прекращал говорить и уходил. Потому никто не раскрывал рта, а того, кто хоть слово вякнет, будут колотить все. Леве держал своего младшего брата на коленях, крепко держа ему рот двумя руками, и можно быть уверенным, что во рту у него ещё и кляп из сладкой вяжущей травы. Потом пару дней ещё будет плеваться от неё, болтун.

Будто по волшебству, огонь стал разгораться, а небо с ним стало темнеть. Момент был выбран идеально.

– Это было прошлой зимой, в самое сияние Старшей Сестры.

Кто-то восторженно пропищал, но ему тут же заткнули рот. В тот раз к деревне подобрался чужой, так что и рассказ, скорее всего, будет о нём.

– Я тогда возвращался с охоты, набрал много трав и нёс с собой огненную ящерицу, – голос у него был похож на озёрную волну, когда начинался летний ливень, шипящий пеной и одновременно звонкий. Так говорил только Дрим, и мама считала, что это из-за того, что он уже близок к своей стихии. – Шумел ветер, и я был сосредоточен на мыслях о своей стихии, надеясь, что сердце ящерицы поможет мне прорваться, наконец. Уже спускался с горы, когда мне навстречу вышел чужой. На три головы выше меня, он подражал какому-то зверю и уже покрылся серой псевдошерстью. Очевидно, он тоже был чем-то занят, потому не сразу заметил меня. Но стоило мне сбросить ящера с плеча, как чужой вздыбился и рванул ко мне.

Кто-то в ужасе пискнул, ему тут же заткнули рот, но Дрим заметил и замолчал. Все замерли, боясь пошевелиться, я даже дышать перестал, надеясь, что охотник продолжит рассказ. И, недовольно покачав головой, он всё же заговорил вновь. Рядом облегчённо, но очень тихо выдохнул Алем, и я ему вторил.

– К счастью, это был дикий чужой, он был один и пусть успел отожраться, но был слишком простым, а серая псевдошерсть слишком горючей. Вместо меня, он столкнулся с огненным шаром, который я оставил на его пути, прежде чем отпрыгнул в сторону. Чужой вспыхнул весь и сразу, будто сам начал испускать огонь, как огненная ящерица. Ослеп и обезумел от боли, стал менять форму, то превращаясь в кляксу, то в зверя, то вообще непонятно во что. Я же готовил свою сильнейшую атаку, слишком большим был чужой, такого надо бить наверняка до того, как он разделится. И именно в этот момент меня посетило второе прозрение, – Дрим замолк и закрыл глаза, переживая воспоминания. – Моя атака сорвалась. Вместо того, чтобы испепелить чужого на месте, она ударила рядом, лишь отбросив его в сторону. И он разделился на три кляксы, которые тут же рванули ко мне. Я был ошеломлён сорвавшимся видением своей стихии, опустошён своей последней атакой, беззащитен.

Раздалось сразу несколько сдавленных возгласов, но тихих, так что старший охотник их проигнорировал.

– Мне пришлось пустить последние крохи силы в копьё и отбиваться им от трёх быстрых противников. Сразу же один из чужих вцепился мне в ногу, а у меня не было сил даже на то, чтобы воспламенить кожу и защититься. Пришлось ударить копьём прямо по ноге, надеясь только на то, что одежда защитит от пореза. Точный удар срезал тварь с ноги, я же, раздирая жилы, побежал прочь.

В свете от костра глаза детей горели от восторга. Многие держали рты руками, чтобы ничего не ляпнуть.

– Это был забег наперегонки с самой смертью, и я стремительно терял надежду на жизнь. И тут я увидел его! Он сиял мягким пламенем, так похожим на то, которое я видел в своём прозрении! Я взмолился древним, перекувырнулся через голову, чуть не сломал себе шею, но смог схватить цветок зубами, съев и изрядную порцию земли. Чувство правильности пронзило всё моё естество, моя стихия потекла по жилам вместе с кровью, а в разум пришло моё второе прозрение. Чужие вспыхнули в тот же миг, как сухой хворост в этом костре. Когда прозрение закончилось, от их тел не осталось и пепла, – Дрим даже встал, разведя руки в стороны, его глаза горели от воспоминаний, он вот прямо сейчас переживал всё то, о чём нам рассказывал. – С тех пор я ищу ещё один такой цветок. Всего один, ещё чуть-чуть и я прорвусь к познанию своей стихии. Третье прозрение, говорят, всегда приносит познание.

Последние его слова испортили мне впечатления от рассказа. Отец написал и об этом, прозрение часто наоборот сбивает ищущего с пути. У нас с рождения есть чувство, ведущее к родной стихии, не нужны прозрения для того, чтобы познать её. И папа призывал меня не ждать прозрений, а следовать своему чутью. Он призывал ошибаться на своём пути, но не зацикливаться на поиске уже найденных верных решений. Это было сложно понять, но я верил отцу. В конце концов…

– Готово, – прокричала Лима, которая всегда любила покушать. Она стала быстро вытаскивать из-под огня шарики горшинки, начинённой сыром.

Один достался и мне, я взял горячее лакомство специально подготовленным для этого мясистым листом той же горшинки, а потом стал аккуратно есть плод, который был похож на маленький горшочек с крышкой, за что и получил своё название. На небо из-за деревьев выползла Младшая Сестра. Её белый лик сегодня был обращён на запад.

Глава 2

Мама разбудила меня затемно, выдала булку свежего хлеба с сыром и молодым салатом внутри и отправила на рыбалку. Сегодня тренировка будет уже на озере, голыми пятками в воде. Люблю эти дни, потому как у меня часто получалось обставить остальных детей в улове. Быстро впихивая в себя еду, я стал собирать удочку и заранее заготовленную наживку, жирные мухи лениво ползали в горшинке, отожравшись её мякотью, такие идеально подходят для рыбалки. Уж сегодня то я точно обставлю Алема в улове!

Только вышел из дома и тут же припустил вперёд: нужно как можно быстрее оказаться на берегу, чтобы занять своё любимое место, куда я вчера перед обедом заскочил, чтобы насыпать прикорм. Я точно должен быть сегодня первым. Пробежал по темени лесополосу и увидел перед собой чистую, гладкую поверхность озера. Это хорошо, серьпа любит именно такую погоду. Озеро было большим, даже Вира, у которой стихия воды, не могла проплыть до противоположного края быстрее, чем за час, прочие и вовсе не пытались. Обрамлённое по всему периметру густым лесом, поросшее синеватыми кустами ворсянки, которая могла расти даже на двухметровой глубине, поднимая ветви ещё на почти метр над водой.

Противоположный берег всё ещё терялся в темноте, но света от Младшей Сестры было достаточно для рыбалки. Уже не очень спеша – на берегу никого не было видно, я пошёл вдоль берега по укромной тропке к своему месту, расположенному в водяных кустах. Нужно было пройти по воде, чтобы добраться до секретного островка, о котором знал только я. Уже предвкушая хороший улов, я раздвинул ворсянку и чуть не сбил в воду рыбачащего на МОЁМ месте Алема!

– Это моё место! – закричал я, когда утвердился на ногах.

– Не ори, рыбу распугаешь! – буркнул Алем, а потом повернулся ко мне и с широкой улыбкой произнёс. – Кто раньше встал, того и место. Такие правила.

– Да ты… – я многое мог сказать этому заносчивому говнюку. Но не стал.

Просто пошёл на излюбленное место Алема, которое было на противоположной стороне расчищенного берега, куда нам разрешалось ходить. Он считал себя самым смелым из детей, потому ловил прямо у ограды, что не сильно помогало ему с уловом. Народ к этому времени уже начал подтягиваться к берегу, все, молча, кивали мне, чтобы голосом не спугнуть рыбу.

Ещё в десятке метров от места я услышал плеск воды и невольно ускорился. Вот же чужеродная тварь… Алем привязал здесь мелкую чушницу – противную мелкую рыбку. Она на тонкой леске носилась по кругу, отпугивая нормальную рыбу от берега.

Я уже подумывал о том, чтобы пойти и хорошенько намять бока этому чужеродцу. Но тогда я приду домой совсем без рыбы, и мама расстроится. Сжал кулаки до боли, в правой жалобно хлипнуло удилище. Повернулся в сторону ограды. Нужно отойти совсем чуть-чуть. Метров десять от ограды, и там будет вся рыба, которую разогнала чушница. В груди всё похолодело.

– Ну что такое десять метров? Охотники ходят куда дальше. Ограду здесь для детей же поставили… – бормотал себе под нос, уговаривая сам себя. Страх был совершенно иррациональный – навалился, как ледяная скала на плечи. – Ну же! Давай! Наловлю рыбы больше чужого Алема, вот мама удивится. Я же уже почти взрослый, думаю вызывать первого зверя на священный бой!

Забор перепрыгнул, не переставая бубнить. Подобрал переброшенные снасти и на негнущихся ногах пошёл вдоль берега искать подходящее местечко. Дёргался от каждого шороха, как маленький. Каждый шаг от ограды будто вытягивал из меня душу, как присосавшийся чужой.

Впереди показалось подходящее место, между кустов образовалось пустота, значит, там большая глубина, а крупная рыба любит такие места – близко к берегу и на глубине. С облегчением я нашёл и сухую полянку рядом. Закинул в воду сетку из веток, куда можно складывать пойманную рыбу. Развязал удилище и нацепил на крючок наживку, так, чтобы жало нигде не вылезало. Муха при этом не умерла, но судорожно била лапками – самое то для хорошей наживки.

Грузик ударил по воде и стал опускаться прямо в центр омута. Прошло всего мгновение, а я сразу почувствовал поклёв, поплавок резко ушёл в сторону, а удилище согнулось упруго! Ого! Я ослабил натяжение, потом слегка дёрнул. Несколько минут мы боролись, рыба пыталась сбежать, а я не давал ей этого – сворачивая голову в сторону, чтобы она выдохлась. Сейчас нельзя резко вытаскивать – слишком крупная, либо леска лопнет, либо крючок разогнётся. В то, что удилище сломается – я не верил, всё же из ворсянки сладил по всем правилам, такое скорее в узел свернётся, чем сломается. Да и не первая это рыбалка для него.

Что-то хрустнуло за спиной, и я чуть не выпустил удилище – рыба его враз утащит в центр озера, а запасное у меня куда хуже сделано. Даже оборачиваться не стал, только обратился весь в слух, готовый нырнуть в воду от опасности. Но рыбалка шла своим чередом, а шум больше не повторялся – видимо, сухая ветка упала. И вот, на воздух показалась рыбья голова, я дал ей глотнуть воздуха и снова отпустил её резко забившуюся под воду, чтобы она не оборвала леску. Внутри весь ликовал – мне попалась крупная зеркалка, такой и одной на всю рыбалку хватит, а я только начал!

– Не расслабляйся, Арен. Только не расслабляйся, – пробормотал я сам себе, впрочем, не теряя концентрации на слух и на борьбу с рыбиной.

Спустя ещё четыре подсечки на воздухе снова показалась рыбья голова. В этот раз я не стал её отпускать сразу – она уже выдохлась, дам надышаться хорошенько и можно будет вытаскивать. Еще совсем немного, и рыба уже билась на берегу. Таких крупных я ещё не ловил – только у старших видал пару раз, и то – они удили с лодки. Пока запихивал в сетку – примерил к руке, от пальцев почти до локтя. Ух! И тяжеленная! Может быть, даже с икрой в пузе!

– Не, для икры не время, месяц ещё минимум же.

Будто на голос отозвалась, снова хрустнула ветка за спиной. Я обомлел весь, но онемевшими вмиг руками таки сунул улов в сетку и даже запер её. Повернул голову на одеревеневшей шее – пусто. Так и сел от облегчения. Но ещё долго глядел в лес до рези в глазах. Безумно хотелось сбежать отсюда. Но надо было выловить ещё хотя бы одну рыбину. Возня с зеркалкой, конечно распугала всех, но пока я тут сидел – рыба, наверняка, уже начала возвращаться.

Дальше всё пошло спокойно. Ни резких звуков из леса, ни крупной рыбы. Так – с десяток мелких рыбёшек, а потом и клёв закончился. Пора начинать тренировку, но для начала я перемещусь назад за ограду, чтобы спокойно выполнить все движения, не ожидая прихода зверя из леса.

Не торопясь, скрутил удилище, собрал все вещи, потом вытащил сетку из воды, надел на плечи специальные лямки. Тяжесть впилась в плечи, но это ерунда. Кое-как перекинул сетку с рыбой через ограду и только тогда расслабился.

Если старшие говорят, что здесь безопасно, значит, так и есть. Отвязал, наконец, чушницу, которая тут же уплыла куда-то на глубину, рыба мелкая и костистая, такая никому не нужна. Закинул свой улов в воду, убедился, что у рыбы нет возможности сбежать, и начал тренировку.

Очнулся я от того, что кто-то рядом прошуршал камушками. Открыл глаза и столкнулся взглядами с Алемом. Вот же выкормыш чужого! Он пытается украсть мою добычу!

– Ты что творишь, урод? – заорал я. – Мало тебе было украсть моё место, ещё и на улов позарился!

– Я?! – заорал в ответ Алем. – Да все знают, что тут рыбачу только я! У тебя вон поджилки трясутся до сих пор. Это ты мою рыбу украсть пытаешься!

– Чтооо?! – я даже опешил от такой наглости. – Лжёшь, как чужой!

– Сам ты чужой!

На крики постепенно стали подтягиваться ребята, в недоумении глядящие на нашу перебранку.

– Что у вас тут опять случилось? – гневно спросила Дора.

– Он пытался украсть мою рыбу, – одновременно произнесли мы оба, тыкая друг в друга пальцами.

Младшие смотрели с недоумением. Зачем кому-то красть рыбу? Тут её целое озеро же. И, честно говоря, я разделял их недоумение сейчас всецело. У этого Алема явно разум вышел из головы весь, раз он творит подобное. Может, его чужой укусил, да всю душу высосал? Кто-то из младших спросил, а что тут делаю я, ведь моё место в другой стороне. И Алем ухватился за этот вопрос.

– Да, Арен, что ты делаешь на моём месте для рыбалки?

Мой гнев даже поостыл от неловкости, когда на меня воззрилась вся толпа.

– Так ты же не свет не заря припёрся и занял моё рыбное место, ещё орал, что кто первый того и тапки – вот я и пошёл на твоё место, раз уж ты поступил, как чужак.

– Ха! Да кому твоё место рыбное нужно-то?! Там же рыбы вообще нет! То ли дело моё местечко у ограды, с той стороны никто не ловит, вот мне рыбы больше и достаётся!

– Больше? Да когда ж ты хоть раз-то рыбы вылавливал больше меня? – снова распалился я.

– Больше тебя? Да ты ж бездарь, который рыбачить не умеет! Ещё бы! Откуда тебе вообще знать, как рыбачить? Меня отец учил, а тебя кто? Книжка, которую, якобы, написал твой папка? Ха, а может, вообще у нас один отец, а мамка твоя не хочет признаваться, что пригуляла тебя у моего?

Я ударил со всей силы, размахнувшись, кулак прилетел противнику под глаз. Моё запястье громко щёлкнуло, прострелив вспышкой боли. Тут же я отскочил, схватившись за руку, но боль быстро прошла. А Алем уже прыгнул на меня, размахивая кулаками, что та мельница.

Попытался блокировать его руку, но мне тут же прилетел кулак в самую макушку, отчего во рту разлилась тупая пустота, я поплыл, но смог пнуть ногой, отталкивая этого чужого прочь. В голове что-то лопнуло, как струна, все мышцы резко сжались, выгибая тело дугой. Не успел я толком испугаться, как увидел перед лицом стремительно растущую ввысь траву. От неё в небо поднималась серая дымка, будто туман, она поднималась всё выше, пока не попала в облако. Затем меня резко ударило, отчего в глазах вспыхнули искры.

Я очнулся лежащим на траве, по губе в открытый рот текло что-то горячее. Сильно болел нос. Я стал подниматься, вытирая кровь из разбитого носа. Алема скрутили сразу пятеро, Дора помогала мне встать, держа за руку. И все они смотрели на меня с ужасом.

– Что, тьфу, – я сплюнул кровь, попавшую в горло. – Что случилось?

– У тебя было прозрение, Арен, – сказала почти плачущая Дора.

– Это было прозрение? – спросил я, и сам понял, что да, это было оно. – Но что случилось, почему у меня разбит нос?

И по тому, как все посмотрели на Алема, я всё понял. Он совсем потерял разум, ударить во время прозрения… это… это… Это было слишком подло. Так мог сделать только чужой, но никак не человек. Я уже собирался свернуть этому чужеродцу голову, рванул вперёд, но меня остановила Дора, а потом и остальные навалились.

– С ним разберутся старшие, Ар…

– Да он же чужой в обличье человека! Убить его – священная обязанность каждого!

– Не чужой он, – потупилась Дора. – Ты просто не знаешь. В любом случае решать должны взрослые.

– Я уже взрослый! – закричал я. – Пустите меня, и я всё сделаю сам.

– Нет, Ар. Так нельзя.

Я ещё какое-то время упирался и рвался прибить гадёныша, но потом плюнул и поддался. Нужно постараться – вспомнить прозрение, что там было, что я чувствовал? Это же так важно! Первое прозрение – самое важное! Оно показывает родную стихию! Я столько времени ждал его… И всё потеряно. Что там было? Какая-то трава, которая быстро росла и испускала дымку? Это стихия жизни? Или важна была именно дымка и облака? Что это было?! ЧТО?!

Ребята вокруг смотрели с жалостью, будто моя жизнь кончена. И это было, чёрт подери, так! Я жил с целью познать стихию и стать зверем! А теперь… что мне теперь делать?