Текст книги "Красиво жить не запретишь"

Автор книги: Иван Мотринец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Федосюк, который как было установлено, часто бывал в квартире Черноусовой – все больше интересовал сыщиков.

…Виктор рассыпался в комплиментах. Новая знакомая стоила того. Странное имя у девушки, не современное – Аэлита. Впору поинтересоваться, как ее мать или подруги зовут – Аля, Алла, Элла?

– Ласточка, все в ажуре. Через полчаса я доставлю вас домой, баинькать. Зайдем ко мне на пятнадцать минут, выпьем хороший кофе после ресторанной бурды.

– А знакомство с папой-мамой входит в программу? Или они ложатся, не дожидаясь сыночка?

– Увы, знакомство сегодня не состоится. Перенесем на ближайшее будущее – предки поправляют здоровье в санатории. Не сезон – вот и достал им путевки. Массаж, душ Шарко, променад.

– Так вы заботливый сын? Вот бы не подумала! Но, как медик и спортсмен, вы должны знать: на ночь кофе ой как вреден!

– Жить тоже вредно – в конце пути люди умирают. Простите дурацкий каламбур. Знаете, перед такой девушкой я просто теряюсь. А вот дома, говорят, даже стены помогают.

– Ладно, погляжу на ваши стены. Если только вы пообещаете…

Федосюк созрел для любых обещаний, важно и нужно было одно: чтобы она оказалась в его квартире. А уж там он обойдется и без помощи стен. Аэлита цокала каблучками высоких импортных сапожек. Он успел подметить и тонкие колготки, и красивые, отнюдь не костлявые, при всей хрупкой стройности девушки, колени. Холодно, небось, долго не попляшет у подъезда.

Три этажа одолели, как говорится, на одном дыхании. Виктор не спеша отпер два замка на входной двери, включил свет в прихожей:

– Прошу!

Девушка сразу же прошла вперед, оглянулась у застекленной двери комнаты. Виктор открыл и эту дверь. Вспыхнула люстра – под хрусталь. Теперь он знал каждый следующий шаг. «Ямщик, не гони лошадей».

– Магнитофон на столике, кассеты рядом, на полке. В ванной большое зеркало, но мои глаза говорят совершенно беспристрастно: вы – красавица и умница. Извините, на пять минут отлучусь на кухню, приготовлю кофе – царский напиток.

Виктор не предложил Аэлите снять дубленку – он действительно не «гнал лошадей». Плод созрел, и ожидание минуты, когда он упадет в его сильные руки – волнует и хмелит.

Поставив чайник на огонь, Виктор выставил на поднос весь «джентельменский набор»: шампанское, конфеты, фрукты, сыр.

Включил кофемолку. Плод, ясное дело, созрел. Но все они любят, так сказать, индивидуальный подход. Кто она, яркая птичка, залетевшая довольно легко в его дом? Студентка? По возрасту – вполне. Очень уж свободно, для студентки, чувствовала себя в ресторане? У женщин внешность чаще всего диктует стиль поведения.

Куколка, прямо-таки голливудская дива. Ничего, еще минут десять поломается. Только бы не вздумала просить погасить свет – он считал себя знатоком женского тела и до дрожи любил мгновения, когда помогал раздеваться – впервые – очередной лапушке. С этой студенточкой он был готов встретиться еще много-много раз. Не оказалась бы истеричкой или маменькиной дочкой. Не похоже.

В комнате девушки не оказалось. Хорошая примета. Расставил на журнальном столике «джентельменский набор», поставил бокалы, достал пачку «ВТ». Пододвинул два кресла к электрическому камину, включил его. Сменил кассету – Окуджаву на «Машину времени».

Девушка появилась в дверях – свежая, ослепительная и чем-то иная, новая. Галантно помог устроиться в шоком, широком кресле.

– А где же царский напиток?

– Сей момент! Готов и благоухает. Но прежде в потолок должна взлететь пробка шампанского – маленький салют в честь вашего прихода.

– А нормально вы говорить умеете?

– Что прикажете?

– Согласна: чуток шампанского и кофе покрепче. Я пью без сахара. Салютовать не надо – не терплю этот бутылочный звук.

– Понятно – принято, – еще больше возбуждаясь от того, что понял, почему девушка выглядит как-то по-иному: волосы чистого, без преувеличения, золота, шелковисто струились ниже плеч, а десять минут назад были подняты и заколоты под меховой шапочкой – открыл бутылку, не пролив ни капли, наполнил бокалы.

– За нас!

– За то, что Бог не спас!

– Не уловил.

– Это последняя строка стихотворного тоста Анны Ахматовой. Так, вспомнилось вдруг.

– Я же сказал: умница и красавица. Поэзия, да еще женская, ахматовская, не для мужского слуха, знаете ли… То есть слушать как раз я люблю…

Девушка, подумалось, желает подать себя «с загадкой». Ничего, мы не спешим, пожалуйста, можем даже из окна луной полюбоваться. Хотя мода на этот немыслимо далекий серебряный диск прошла, кажется, безвозвратно. Следующий ход? Но девица опередила его:

– Кофе не очень остынет?

Поэзия с прозой – уже теплее. И как удобно устроилась в кресле, подобрав, то есть, выставив ему напоказ, длинные, прекрасные ножки.

– Верно! Кофе хорош горячий, а девушка умная и нежная, – не дожидаясь реакции на более чем прозрачный намек, Виктор вышел из комнаты.

Возвратившись минуту спустя, он застал девушку у зеркала. Она вновь за эти несколько часов, проведенных вместе, показалась ему иной, непонятной и незнакомой. Хотя опять, как он сразу же понял, ее лицо изменила именно прическа: собранное в классический узел на затылке золото ее волос подчеркивало мягкую, плавную отточенность профиля, стройность и хрупкость шеи, естественный, смелый разлет бровей. Такую птичку упустить нельзя. Значит, нельзя упускать инициативу. К черту кофе! Коньяк, шампанское, парочку сильнодействующих комплиментов и грубая мужская сила.

– Кофе для меня – эликсир жизни, – Аэлита молниеносно взяла с подноса дымящуюся чашечку, стоя отпила пару глотков: кофе и вино надо пить с чувством, чтобы их аромат, вкус медленно обволакивали тебя.

– Из чего я, кажется, могу сделать вывод, что мой кофе неплох? Минута! Сейчас мы усилим ощущение, – Виктор достал из серванта бутылку армянского коньяка, хрустальные, отнюдь не миниатюрные рюмки, наполнил их.

– Дай Бог, не последний глоток в моей жизни! Прошу!

– Без меня. Я просила только кофе. Кстати, мне пора.

– Послушай, девочка, я не какой-то сопляк, с которым в кошки-мышки играют. Как говорится, хорошо сидим, а продолжение должно быть получше, гарантирую.

– Жаль, но мне действительно пора. Мои предки не ездят по курортам и сейчас уже в сотый раз поглядывают на часы.

– Так позвони им и успокой. Что в таких случаях говорят: у подруги останусь, ногу подвернула, головка болит.

– Позвонишь, если будет настроение, ты. Номер телефона я оставила на полке с кассетами. Пока!

Виктору хотелось обругать ее, как последнюю шлюху, схватить, скрутить, сорвать одежду до единой тряпки. После еще бы благодарила, дура. Однако он оставался неподвижным, даже когда Аэлита застегивала дубленку.

– Звони. И спасибо – вечер что надо!

– Подожди, я провожу!

– Чао! Еще только начало первого – поймаю «тачку».

Она хлопнула входной дверью, а Федосюк все стоял с кофейной чашкой в руке.

11

– Стоп! Это же она, из ресторана, – сыщики в подъезде напротив дома Федосюка забеспокоились.

– Машину, что ли, хочет поймать, вытанцовывает на тротуаре?

– Сейчас мы подадим ей машину, я только отойду вглубь, чтобы не слышно было.

– Давай. Но правильно ли это будет? Нам ведь не по домам эту парочку поручили развозить. Мне – что, я к мужику приставлен, а он, судя по освещенным окнам, догонять девочку не собирается.

– Все будет в ажуре. Славик отвезет ее и, скорее всего, мы будем свободны. У меня уже ноги к этим проклятым плитам примерзают.

Светлые «Жигули» выехали из-за поворота. Девушка выбежала на проезжую часть улицы, подняла руку. Машина остановилась.

– Подвезите, пожалуйста!

– Далеко?

– На Кулибина.

– Надо подумать. Мне, вообще-то, в другую сторону, но…

– Я уплачу. Ну, какая же это даль – десять минут езды, не больше.

– Уговорили. Включить отопитель, замерзли?

– Немного.

– Не боитесь в ночное время одна домой возвращаться?

– Я ведь уже не одна – с вами, да еще под крышей.

– А я что, внушаю доверие?

– Во всяком случае, на грабителя или бандита не похожи.

– Интересно! Как же выглядит грабитель?

– Его, по-моему, можно по глазам определить. Взгляд хищника, шакала.

– Ну, ночью как вы отличите глаза шакала от, скажем, очень даже домашнего кота?

– У вас скорее взгляд собаки…

– То есть?..

– Понимающий, добрый.

– Спасибо, конечно. Только я все же предпочитаю смотреть на вас человеческим взглядом. Проницательным.

– И что же он видит, ваш взгляд?

– Красивую девушку, у которой почему-то неважное настроение.

– С настроением попали «в десятку». А мы почти приехали. Остановите, пожалуйста, на углу.

– Но вам же на Кулибина!

– От Боженко мне десять шагов. Сколько я вам должна?

– Сейчас подсчитаю. Такса, сами понимаете, ночная. Итого, с вас телефончик!

– А если его у меня нет?

– Тогда давайте договоримся, когда, но в ближайший вечер, я опять поработаю таксистом. Прогулка по городу, знакомство с его достопримечательностями при свете фонарей.

– Запоминайте номер: 35-82-11.

– И попрошу позвать к телефону…

– Машу.

– Спокойной ночи, Маша. Я минуту постерегу, вдруг кто-то здесь притаился с шакальим взглядом.

– Спасибо, проницательный человек.

Лейтенант вышел из машины, подождал, пока девушка скрылась за воротами уютного двухэтажного здания, затем подошел поближе, разглядел номер дома. В широком окне второго этажа, осветившемся неярким – от торшера, настольной лампы? – светом на мгновение появилась легкая девичья фигура, тонкая рука задернула шторы.

Отъехав квартала два, лейтенант остановился, задумался. Даже то немногое, что он по службе успел узнать о человеке, из квартиры которого вышла эта чудесная девушка, вызывало у него тревогу и желание как-то, от чего-то ее уберечь. Завтра, только закончит это ночное «дежурство», поспит два-три часа и позвонит ей. Но завтра у него не будет служебной машины. Впрочем, завтра у него может не оказаться и свободного времени. А пока что служба. Связался по радио с дежурным по райотделу, доложил, что объект номер два проводил, судя по всему, домой, адрес уточнил, направляется к месту вблизи объекта номер один.

– Езжай. Ребят уже сменили, да и ни к чему теперь там троих держать. Но ты с машиной обязан быть на месте, пока не получишь «отбой».

– Ясно. Только зря мы все стараемся этой ночью. Мужик до утра никуда не выйдет, у него сейчас, может, шоковое состояние – девушка ушла слишком быстро.

– Психолог-любитель. Ты что, свечку у них держал?

– Ладно. Еду бдить. Скворцову сами доложите?

– Да уж доложу.

12

Скворцов с Инной «гоняли чаи» на ее маленькой кухне, когда раздался звонок.

– Телефон? Странно, так поздно нам никогда не звонят, – Инна поспешила в комнату. Валентин – за ней. И прежде, чем она подняла трубку, перехватил ее руку, привлек к себе:

– Милая, ты извини, но я обязан был дать номер телефона, по которому меня можно найти. Такова служба.

– Погоди, сейчас узнаем. Алло!

Мужской голос, извинившись, действительно попросил передать трубку Скворцову. Инна молча сделала это и ушла на кухню. Девушка не слышала, что говорил Валентин, отвечал он односложно и быстро вернулся на кухню.

– Иннуся, давай сразу поставим точку над «i». Я понимаю, о чем ты сейчас думаешь. Понимаю, что тебя может обижать. Но это и есть моя работа. Никто, поверь, не вторгается в наше с тобой «вдвоем». Только у воров, грабителей, убийц нет, увы, такого гуманного правила – ночью мирно спать, никого не тревожить. Милиция должна работать круглосуточно. И я, как работник угрозыска, обязан знать оперативную обстановку. Я очень хочу быть как можно чаще с тобой, хочу видеть каждое утро, как ты открываешь глаза, улыбаешься мне. Но в одном, увы, я буду плохим мужем: работа может поднять меня и среди ночи, может разлучить нас на несколько дней.

А ждать – тяжкое бремя. Подумай, моя хорошая, над тем, что я сказал. Я скажу даже больше: у многих моих коллег-офицеров семейная жизнь либо держится на волоске, либо рухнула от тяжести ожидания, непонимания. Без полного понимания, полного доверия мы с тобой тоже можем потерять друг друга. Прости мне этот монолог в час ночи и, прошу тебя, подумай. Одно могу сказать как бы в свою защиту: я всегда буду честен с тобой. До нижнего донышка.

– А ты что, уходишь сейчас?

– Нет, если только ты не захочешь, чтобы я ушел.

– Но что-то же случилось, я вижу!

– Небольшой сбой. Планировали так – вышло этак. Кстати, может, поможешь мне разгадать один простенький, на первый взгляд, ребус?

– Ребус из уголовной практики?

– Нет, речь идет о женской логике. Точнее, ее отсутствии.

– Ин-те-рес-но.

– Итак: красивая девушка провела в ресторане вечер с мужчиной. Он мурлыкал, как кот.

– Валентин!

– Но мужик, поверь мне, бяка.

– Либо ты будешь говорить серьезно, либо прекратим.

– Я стопроцентно серьезен. Продолжаю. После ресторана они едут к нему, пьют, вероятно. И вдруг через полчаса девушка уходит, ловит машину и уезжает домой.

– И где же тут антилогика?

– Почему она ушла? Ведь думала остаться!

– Что? Эта особа, о которой мы почему-то столь оживленно говорим среди ночи, посвятила тебя даже в столь интимные замыслы? Может, и благословения испросила?

Валентин понял, что надо быстро отступать, что и сейчас, и впредь понимать друг друга полностью им не дано. Как, впрочем, и любой другой паре. И не только из-за его службы. Сама же Инна как-то дала ему прочесть «Повесть о Сонечке» Марины Цветаевой. Такого волнующего потрясения, как Инна, он, разумеется, не ощутил, но прочел с интересом и даже сделал кое-какие выводы. Один из них: мужчина никогда не поймет женщину до конца именно потому, что он – мужчина.

– Инночка, у тебя ведь с логикой все в порядке. Поэтому я и задал дурацкий вопрос: почему девушка вдруг уходит, если она, заметь, поздно вечером вошла в дом одинокого мужчины?

– Чего тебе, собственно, надо? Поженить их?

– Да нет же! Чисто психологический интерес. Оставим этот бессмысленный разговор. Выпьем еще по чашке чая?

– Но я же чувствую, что есть некая связь между телефонным звонком и твоими психологическими размышлениями.

– Инна, дорогая, поставим точку. Для ясности: этот тип ведет такой образ жизни, что им заинтересовалась милиция. Ну и невольно попала в поле зрения девушка, о которой мы ведем этот ненужный разговор.

Ночью Валентину не спалось. Почему Маша ушла от Федосюка? И почему это занимает его мысли, ведь, если быть честным, он на Машу вовсе не рассчитывал. Дежурный еще сказал, что в восемь ноль-ноль его ждет Иволгин. Лучше уйти пораньше, не разбудив Инну. Сколько у них еще таких его уходов впереди?

Но Инна проснулась, ни о чем не спрашивая, надев синий в белый горошек халатик, поспешила на кухню. Пока Валентин одевался-умывался, уже закипел чайник.

– Товарищ капитан, прошу завтракать.

Вот такие жены нужны сыщикам. Но выдержат ли узкие плечи груз его беспокойной, непредсказуемой даже на сутки вперед жизни? Скворцов ощущал себя вполне созревшим для женитьбы, хотя как раз сугубо бытовые вопросы отнюдь не рассчитывал решить столь элементарным ходом. Может быть, он и сам до конца не сознавал, насколько нужна ему именно Инна – женственная, ласковая, родниковой, незамутненной свежести, с обаянием полевого цветка. Именно ему, успевшему узнать – а какой сыщик избежит этого?! – смрад и гниль помоек реальной жизни. Как сказал бы Иванцив: дуракам везет. Скворцов верил в собственную удачливость и был слишком молод для того, чтобы задать себе вопрос: удастся ли соединить в нечто благополучное и целое трепетность, ранимость такой девушки, как Инна, и обнаженную грубость сыщицкой работы. Блажен, кто верует…

13

Подойдя к серому зданию райотдела, Скворцов думал только о том, зачем его с утра пораньше вызвал Иволгин.

– Привет! Что случилось? – Валентин на мгновение заглянул в дежурку. – Есть свеженькое?

– А это тебе подбросит, кажись, майор. Он у себя уже.

– Приятно, когда ждут.

– То-то, гляжу, у тебя радостная физиономия. Иволгин, между прочим, застегнут на все крючки.

– Наблюдательность должна поощряться по службе. Только ты не чувствуешь разницы между профессиональной наблюдательностью и кухонной сплетней.

– Пора бросать перчатку. Дуэль, только дуэль! Ты, Скворцов, имея такого шефа, как Иволгин, так и не стал интеллигентным человеком.

Но Валентин уже был на лестнице. «Застегнутый» Иволгин – значит, не в духе, немногословен, сух, недоволен течением дел. Пожалуй, подумалось, лучше пока зайти к себе, раздеться, оглядеться. Иволгин под такое настроение любит «побаловаться» гирей, которая вызывающе занимает один из углов кабинета. Пару пудов, наверное, весит.

Через десять минут Скворцов застал у Иволгина лейтенанта Лучко, двух молодых и малознакомых хлопцев, тоже в гражданской одежде, дежуривших, очевидно, у дома Федосюка.

– Ну, бойцы невидимого фронта, что увидели, узнали? В первую очередь меня интересует объект номер один.

– Я сменился полчаса назад. В это время объект вышел из дома и протирал оконные стекла машины. На сидение бросил дипломат. А всю ночь – ни одного шороха, никуда не выходил, свет с часа ночи до семи утра не зажигал, – обстоятельно доложил сержант с мальчишеским курносым лицом.

– А я в половине первого отвез объект номер два, очевидно, домой, на улицу Кулибина. Дверь открыла ключом, сразу же на втором этаже зажегся свет, – лейтенант старался говорить уверенно, однако голос выдавал его.

– Значит, подрабатывал ночью на служебной машине? – Иволгин, спрашивая, перебирал бумаги в ящике письменного стола.

– Что вы, товарищ майор! Я хотел, как лучше. Девушка одна, ночью. Других машин нет. А если бы какой балбес ее подобрал?

– Договаривай до конца, лейтенант. Посочувствовал ты не просто энной девушке, а красивой. Все бы ничего, но вы, молодой человек, засветились, и я должен отстранить вас. Без работы у меня, разумеется, сидеть не будете, но… Кстати, с девушкой познакомился?

– Почти…

– «Почти» – это как?

– Она дала номер телефона и назвала имя. Я о себе – ни звука.

– И как же зовут ночную диву?

– Маша.

– Как?! – Иволгин и Скворцов спросили одновременно, вызвав на лице лейтенанта растерянность и изумление. Он тихо повторил:

– Маша…

Иволгин подчеркнуто сухо, бесстрастно как бы подвел черту:

– Звонить девушке пока запрещаю, – и поднял трубку внутренней связи. – Уехал в институт физкультуры? Наблюдение можно снять до двенадцати ноль-ноль. А вы, – обратился к ночным дозорным, – отдыхайте.

Оставшись со Скворцовым, хозяин кабинета закурил, почти сразу же погасил сигарету – вспомнил, подумал Валентин, что бросил курить месяц назад, но сигареты все же держит в столе – и задал риторический вопрос:

– Зачем она назвала лейтенанту подлинное имя?

Не ожидая, да и не нуждаясь в ответе, майор сказал то, о чем думал и Скворцов:

– Эх, не надо было затевать подобную игру. Первая древнейшая профессия, насколько я могу судить, отнюдь не призвание Маши. Нам бы помочь ей, а мы…

– И поможем. Лейтенант Лучко, вы же видели, более всего огорчен запретом звонить девушке. Но где тут логика: идет на ночь глядя к Федосюку домой, а через полчаса убегает?

– Женская логика. Кстати, проверь у дежурного, не звонила ли она тебе. Сейчас, не откладывая.

Скворцов выяснил, что ни одна душа до полдевятого утра его не спрашивала. Прокомментировал:

– Серость на улице такая, что кажется, рассвет сегодня опаздывает часа на три-четыре. Спит красавица.

– Логично. Работа-то, как правило, ночная. Так что мы имеем на нынешний день и час? Тришкин кафтан. Все рассыпается – не успеем слепить. Жукровский вояжирует, и мы не имеем данных, каким капиталом он располагает, сколько может жить, не меняя привычек и вкусов. Раз столь ретиво ушел и бега, значит, деньга при нем немалые. И я все больше сомневаюсь в том, что убил Черноусову именно Жукровский. Личность, конечно, с душком, но мотивы убийства, увы, не убедительные.

– Мы же проработали эту версию, концы с концами прекрасно сходятся. Или вы полагаете, что такого подлеца могла удержать клятва Гиппократа? Да что ему жизнь грязной старухи, если он, не колеблясь, превращает глупую семнадцатилетнюю девчонку, я имею в виду Ольгу, в наложницу, игрушку – назовите как угодно! Подлость налицо…

– Что-то возле этой титулованной старухи многовато неотразимых героев. Машина, квартира Федосюка, да и весь его образ жизни не умещаются в примитивную схему: богатая старуха – молодой, услужливый любовник. И мотив для убийства у него, кстати, куда весомее, чем у Жукровского. Перед Машей в ресторане, судя по рапорту, павлином выступал. А тут надо ублажать вздорную старуху. Нелегкое, небось, занятие.

– Но вспомните, что в конце концов понарассказывала о Жукровском собственная его жена! Ничью жену приятеля, коллеги – не оставлял без внимания. Эдакое спортивное хобби. А после шантажировал их.

– Пока мы вынуждены вести одновременно несколько версий. С Федосюка глаз не спускать, проявить его покачественнее рентгена. С Киевом я свяжусь, думаю, сумею убедить, что им следует шевелиться активнее в розыске Жукровского. А тебе, Валентин, подброшу еще парочку толковых ребят, копайте вглубь, вширь, во все стороны. Человек – не иголка. И в нашем обществе, где к бдительности приучают, считай, с октябрят, где Павлик Морозов стал образцом для пионерии, а сосед – пенсионер не заснет спокойно, не узнав доподлинно, на какие шиши приобретена новая спальня соседки по подъезду, мы, сыщики, можем испытывать вакуум информации только по причине собственной глупости. В одной песне обнадеживающе поется: «Кто хочет, тот добьется, кто ищет, тот всегда найдет».

– Понял. С песней по жизни. Разрешите идти?

– Копай, просеивай, ищи. Входи даже трижды в одну реку, благо, каждый раз выловишь нечто новое.

Вернувшись в кабинет и с явным наслаждением выкурив сигарету, Скворцов поднял телефонную трубку. Возможно, Маше, учитывая ее ремесло, звонить и рановато, но сыщик должен определиться относительно Федосюка. После двенадцати тот, суда по институтскому расписанию, будет свободен. Набрал шестизначный номер. Почему ее телефон не обычный, городской, а железнодорожной телефонной станции? Жизнь – сплошной вопросительный знак. Довольно часты и многоточия. А вот спокойную, убедительную точку приходится ставить редко. Не говоря уж о восклицательных знаках. Зрелость, очевидно, вообще избегает проявления мыслей и чувств в восклицательной форме.

Гудки. Крепко спят дети, бездельники и ветреные натуры. Этим ироничным философствованием над кем смеетесь? – Валентин пытался преодолеть нарастающее, непонятное душевное беспокойство, ощущение, будто он недодумал нечто, упустил.

– Алло-о-о!

– С добрым утром. Скворцов.

– Здравствуй, Валентин. Что-то случилось?

Скворцов только сейчас уяснил абсурдность вопроса, который он намеревался задать девушке. «Почему ты не осталась, если не на всю ночь, то хотя бы на час-другой у Виктора Федосюка?» Чуть помедлив, ограничился полувопросом:

– Беспокоюсь, как ты…

– В порядке. Но тебе придется набраться терпения. С этим козлом, то бишь, простите, Виктором, либо-либо.

– Не понял твоих «либо», но вот что хочу сказать: ты свободна, наш договор аннулируется.

– Вам не нужна информация?

– Нужна. Но мы ее раздобудем по иным каналам.

– Как тебя понимать? Опять либо-либо. Либо ты доверяешь мне, либо…

– Да нет же!..

– А-а-а, понятно! Тебе неловко прибегать к моей помощи?

– Опять мимо. Не хочу, чтобы ты вновь оказалась в том гадюшнике.

– Валечка, да что ты знаешь о гадюшниках?! Я из этого, как и из других, выйду сухой. А ушла я из его квартиры потому, что он уже сегодня на меня бы едва глядел, если бы я сразу, как он размечтался, прилегла в его постельку. Сейчас аппетит у него растет с каждым часом. Как договорились с тобой, буду звонить. Помню все координаты. Мир и согласие?

– Мир-то мир, но лучше тебе не играть в такие игры.

– Валентин Алексеевич! Разрешите сказать: вы дали моей, вами неодобряемой, жизни цель и смысл! Ну, убедила? Маша смеялась в трубку, смеялась звонко, естественно, хотя и неубедительно для Валентина. В общем, это был тот редкий случай, когда он то ли был растерян, то ли смущен. И дал отбой:

– Звони. Пока. Даже не сумел как-то достойно завершить этот разговор. До свидания? Желаю успеха? – Чурбан, – высказал о себе вслух собственное мнение Валентин.

Резкий внутренний телефонный звонок застал Скворцова врасплох. «Похоже, работать мне сегодня не дадут», – подумал, снимая трубку.

– Слушаю, товарищ подполковник. Взять с собой материалы? Все по делу Черноусовой? Есть!

Итак, очередная то ли накачка, то ли подпитка мозгов. Никулин тоже не в духе. С чего бы?

14

В кабинете начальника райотдела уже сидели Иволгин и замполит, который, слава Богу, пока что никому и ничему не мешал. Более чем очевидно: выслуживает мужик пенсию, не сумев сделать карьеры в райкоме партии. Просчитал, конечно: доберет стаж, получит не ахти какую, но зато задолго до шестидесяти, пенсию и окончательно осядет в каком-нибудь отделе кадров, предприятий в городе хватает. Спокойно жить не запретишь!

Только что за жизнь у сорокалетнего мужика! Однако Валентин был полностью согласен с Иволгиным: майор Куделя в качестве замполита – вариант не из худших, ретивый, деятельный дурак на таком месте мог бы и дров наломать и немало нервных клеток погубить. Но разговор предстоит серьезный коль уж подполковник блюдет этикет: приглашает замполита.

– Товарищ подполковник, по делу Черноусовой докладывать мне или капитану Скворцову? – спокойно начал Иволгин, ибо Никулин все еще перебирал бумаги на столе. Взволнован шеф. Но чем?

Пауза затягивалась. Наконец, Никулин легко поднял крепкую, малость уже отяжелевшую фигуру с «аскетического» стула, решительно хлопнул крупной, как бы корявой от густо выступающих вен рукой по столу:

– Я обязан вас проинформировать о разговоре с генералом. Убийство профессора Черноусовой, каждый из вас понимает, на контроле не только в областном управлении, не только в министерстве… Короче, пришлось держать ответ за недоработки, просчеты. Ну, а сегодня утром отдувался я в кабинете генерала.

– Ясно, товарищ подполковник. Докладываю: продвинулись в раскрытии крайне мало. Причины вам известны: очень уж чистое убийство, без ограбления, практически без улик. Дело, на мой взгляд, крайне грязное. Не согласуется звание доктора медицины с тем образом жизни, который вела убитая.

– Эпитафия – не наш жанр. Хороша-плоха старуха – мы ей не судьи. Наша задача – найти убийцу. Как можно меньше при этом привлекая внимание.

– Ну, у нас пока пресса не осаждает угрозыск, не следит за каждым нашим шагом, как это принято за бугром, – Иволгин тоже встал. – Но я все же не понял вас, товарищ подполковник!

– Ты делаешь вид, что не понял. Ладно, эзопов язык нам ни к чему. В белом доме генералу без обиняков заявили: дело Черноусовой надо кончать как можно скорее.

– Поруководили… А там не подсказали имя преступника?

– Не валяй ваньку, майор! Потише надо было действовать, твои орлы-сыщики успели перетрясти десятки уважаемых, как дали понять генералу, людей.

– Умного человека не может оскорбить поиск истины. Тем паче, речь идет об убийстве!

– А кто здесь говорит об умных? Выражаюсь точнее: влиятельных, известных в городе особ без толку тревожите. Много шума – и ничего, ни шага вперед!

– В сети, не мне вам говорить, разная рыба попадается, не только мелюзга. Естественно, что в окружении Черноусовой преобладали люди, как бы это выразиться, с интеллигентным статусом.

– О Жукровском ничего нового?

– Ищут. Капитан Скворцов подбросил киевлянам вероятные версии нахождения бывшего начмеда. В нескольких городах осторожно проверили квартиры его знакомых, пока безрезультатно. Только на Жукровского я бы поставил процентов тридцать, не более.

– Значит, что-то новое?

– Да нет, голая логика. Чересчур много следов оставил красавец. Едва ли не всем мало-мальски знакомым, у кого имеются жены помоложе, рога наставил. Большой любитель!

– Для подобных занятий нужны деньги, и немалые.

– И да, и нет. Он-то и на эту дуреху Ольгу, приятельницу нашего капитана, не больно раскошеливался. А замужние дамы, как правило, сами ему уют и прочес обеспечивали. Даже подарки подносили. Давали взаймы. И, разумеется, помалкивали. Зачем ему убивать Черноусову – при такой жизни? Да и квартира ее была престижным местом свиданий.

– Почему, в таком случае, она пыталась откупиться от него? Этот ее денежный перевод в Киев…

– А если деньги эти – часть взяток, данных чадолюбивыми родителями за поступление деток в мединститут? Скорее всего, Черноусова и Жукровский – сообщники в небогоугодном деле.

– Логика логикой, а Жукровский нужен следствию как можно скорее. Что там с нашим вторым героем-любовником?

– Особа любопытная. С виду – сокол, а копнули – грязная ворона. Но знаем пока о нем мало. Ведем наблюдение.

– Считаешь, что мотивы убийства у Федосюка имеются?

– Убийство, увы, зачастую чисто психологический всплеск. Молодой любовник, требовательная старуха, тут все может быть круто замешано – злоба, унижение, деньги. Выявлены три сберкнижки на имя Черноусовой, но имеется еще счет на предъявителя, хотя сберкнижку мы не нашли.

– Что ты мне преподносишь факты Бог весть какой давности, как только что поджаренные?

– В несколько ином ракурсе.

– Кончим эту психологическую разминку. Дело об убийстве нужно действительно завершить в кратчайший срок.

– Что, в белом доме считают, что у нас недостаточный процент раскрытий? Пора корректировать?

– Без нас скорректируют, не юмори. Разговор идет серьезный. Генералу нашему сказали без обиняков: прекратить пачкать здравоохранение!

– Ну, запачкаться они сами мастера. Вон у Скворцова далее физиономия вытянулась за последние дни, не может переварить, как к белым халатам наших медиков столько грязи налипло. Одна бабуля ему доверчиво поведала: больше месяца маялась в больнице в ожидании операции, после того, как убедили ее, что операция нужна неотложная.

– Взятка?

– Плата за умелые руки. Она и сама знала, что нужно платить, но крепко ошиблась в очередности. Сначала – деньги, потом – операционный стол.

– Грязно, но… Ты знаешь, какова зарплата хирурга? Терапевта участкового?

– Я постоянно помню, сколько получают мои сыщики. И что троих, совсем молодых еще, мне довелось хоронить. Так что о системе, но в полном объеме, я бы охотно поддержал разговор. Нам всем здесь есть что порассказать, думано-передумано каждым. Но мы о медицине. Капитан, покажите-ка ваши списочки.

Скворцов, молча наблюдавший до этого момента за начальниками, мгновенно достал из раскрытой папки схваченные крупной скрепкой несколько листов, встал, передал их Иволгину, а тот уже Никулину. Последний пробежал глазами длинный перечень фамилий, поднял левую бровь:

– Объясните.

– Это списки выпускников мединститута последних лет. «Птичками» помечены те, кто отбыл на почетную службу в глубинку, разные там райцентры, даже села. «Птичек», как видите, мизер. А фамилии, обратите на них внимание, товарищ подполковник! Из сотни не знакомы десяток-другой. Да и то времени не было разобраться поосновательнее, может, чада председателей колхозов, торговых Деятелей из соседних областей. Так что здоровье ваших и моих внуков будет в весьма не надежных руках. Дипломированные сынки номенклатуры и взяткодателей! Какое уж тут милосердие, высокие принципы!