Текст книги "Красиво жить не запретишь"

Автор книги: Иван Мотринец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Зина постаралась: нашла приятельницу, договорились о встрече. В шесть десять у Оперного. Знай наших – мы интеллигенты! Впрочем, с бабой, которая любит покуражиться, легче договориться. Жукровский успел еще побывать в парикмахерской, побрился, причесался – чувствовал себя в форме. Он знал, какой следующий ход нужно сделать.

6

Следующий ход Жукровского был более чем удачен. Тем более, что приятельница сестры оказалась женщиной, с которой даже требовательному мужчине незазорно появиться в обществе. В его же планы не входил выход с Людмилой «в люди». По привычке оценил ее в первые же минуты знакомства: вылеплена как будто без изъянов, ноги – не спички, но и не тяжеловесны. Бедра, грудь не надо угадывать – в наличии, но без излишеств. Пепельные, несомненно природного цвета волосы ухожены. Серо-зеленые глаза – взгляд смелый, быстрый, неглупый. Рот великоват, форма капризная, красиво очерченная. Фригидных среди женщин такого типа не бывает, напротив. Одета ярко, броско, но ей идет. Характер? Главное, не «вещь в себе», без охранного панциря.

Постояли, поговорили – так, шутливый треп, приглядка. Жукровский пригласил обеих поужинать в ресторане – обе отказались. Зина, очевидно, желая предоставить ему большую свободу действий. А Людмила?

– Поехали ко мне? Закуску обещаю не хуже ресторанной. Дело в том, что после восьми я жду звонка по междугородке.

– Как, сестрица?

– Сестра? А Зина ни разу не заикнулась, что имеет брата.

– Зина – кузина, такое вот родство. Лучшей сестры себе не пожелал бы, слово чести.

– А я – лучшей подруги. Так едем? Зина?

– Только на чуть-чуть, ладно? Вячеслав, согласен?

Он, разумеется, был согласен. Все шло по плану, гладко, быстро, красиво.

Ужин Людмила выставила барский: и икру, и оливки, и рыбку копченую – кроме колбасы, салата, сыра. Зина взялась приготовить горячие бутерброды. Вячеслав действительно чувствовал себя в наилучшей форме, фонтанировал анекдотами, шутками, комплиментами. Ему нравилась квартира – новый дом, но планировка не клеточно-вагонная. Обстановка современная, ее прекрасно дополняют, безусловно старые, дорогие вещи: замысловатый, высокий подсвечник, похоже, из серебра, вазы – фарфор, керамика, металл, нарядная посуда в большом серванте, два пейзажа, писанных маслом, диковинные подушки неожиданных форм на широкой тахте, светлый пушистый ковер. Книг немного корешки подписных, наиболее модных изданий. В общем, вдохновляющая квартира и ее хозяйка, – весело заключил Вячеслав.

Зина вскоре засобиралась, умница. Людмила, тоже не без сообразительности, не стала задерживать. Прощаясь, Зина оставила открытым вопрос о ночлеге и вообще дальнейшем местопребывании брата. Редкое качество у женщин – не требовать полной, сиюминутной ясности.

Оставшись вдвоем, они еще посидели за столом, потом вместе убрали посуду – Вячеслав отметил: по-семейному – сварили кофе, включили магнитофон. Он пригласил ее танцевать – в его обращении с ней почти не было игры: вынужденный сексуальный пост явно кончался и медленный танец уверенно вел к желаемому результату. Вячеслав давно понял: не следует слишком осложнять задачу, когда хочешь взять женщину. Первый этап, конечно, примитивный треп: расслабляет даже умную бабу. Дальше уверенно иди к цели: целуй, пока не размякнет в твоих руках. Говорить не требуется ничего, кроме: эти глаза! этот рот! эта грудь! Упаси Бог – просить, обещать. А дальше не будь скотом, стремись, чтобы и ей было хорошо – тогда собственные ощущения полнее.

Им обоим было хорошо. Людмиле не доставало нежности, но на нее глупо рассчитывать при блиц-партии – женщине нужно наслушаться-наглядеться, чтобы пробудилась нежность. И не каждая имеет ее в запасе, нежность, – она все в большем дефиците. Людмила же была естественна, охотно подчинялась его страсти, быстро зажигаясь сама и не скрывая этого. И поспать ему дала на рассвете, не выжимая из него понимания и чуткости.

Горячий кофе, бутерброды на завтрак – и жизнь хороша, и жить хорошо. Людмила весело, неназойливо щебетала, умышленно или ненароком обходя наиболее важное для него сейчас. Он начал сам:

– Пятница сегодня, командировка кончается, а уезжать не хочется. Эх, будь мы с тобой во Львове – увез бы тебя на природу, шашлыком первоклассным накормил, а на закуску, Людочка, твой поцелуй. Все хорошее, увы, быстро кончается.

– Продлись, мгновение! Шашлыки, между прочим, и под Киевом хороши.

– Нет, Людочка, я – реалист, мечты – они хороши в юности. Моя жизнь теперь – работа, работа и работа. Почти сорок лет – докторскую надо форсировать, хату надо выбить.

– Ты что, без квартиры до сих пор?

– Жене оставил, не по-мужски, считаю, иначе.

– Развелись?

– Да бумаги пока не оформляли, мне они ни к чему, детей нет. Ушел. У друга пока живу, нечем похвалиться. Так что выходные для меня, сама понимаешь…

У Жукровского был приятель, когда-то вместе в школе штаны протирали, Стас… Так вот, будучи не Бог весть каким красавцем, Стас буквально купался в бабьей заботе. Подход имел простецкий, но безотказный. Как отслужил в армии, все одну пластинку заводил, с любой: стою, бывало, ночью, в дождь, в снег, границу нашу охраняю и представляю себе: милая, ласковая женщина рядом, чай вместе пьем – и так хорошо на душе!

Срабатывал прием Стаса! Людмила уже говорила:

– Сделаем, Славик, так. Я звоню на работу, отпрашиваюсь, мы едем на рынок, закупимся – и на дачу. Принято?

– Идеальный план! Если не в ущерб твоим делам и прежним планам на выходные.

– Значит, принято!

– А что за дача? Ты кто, скромный советский миллионер – машина, дача?

– Я – наследница. Дед у меня был академиком. А я – советский архитектор, проектирую устройство ванн и туалетов о квартирах.

– То есть, жилые дома?

– Дома проектирует элита, у нас – разделение труда. Я пойду звонить?

– Хорошо с тобой, моя славная. Заботы побоку, душа отдыхает, прямо запеть готова, – Вячеслав был почти искренен: душа отдыхала, мысль не металась в поисках следующего шага.

Два дня они провели вместе, гуляли в осеннем лесу, жарили на углях из шишек шашлыки, съездили в ближнее село за хлебом, купили там и вино, много и умело занимались любовью.

Жукровский был спокоен: в пустом дачном поселке он также недосягаем, как в Антарктиде. Шутил. Легко угадывал сиюминутные мысли, желания Людмилы, читал стихи Блока, Байрона, Северянина. Был, в общем, равнодушен к поэзии и неравнодушен к слабому полу, сделав вывод из собственной практики, что он действительно слабый. На стихи практически каждая женская душа отзывается. Его самолюбие вздымало вверх, когда очередная избранница пела хвалу его интеллекту, внешнему виду и мужской силе. Никогда не увлекали рыбалка или охота, футбол или филателия. Считал, что лучшая коллекция, которую может собрать мужчина – женщины. Однако ни одному приятелю – друзей у него не было, ибо в дружбе всегда есть патрон и слуга, последний со временем нередко перерождается во врага – ни разу, даже будучи изрядно под градусом, не назвал число мужских побед. Хотя никогда не придерживался запрета относительно жен, подруг приятелей.

Людмила оказалась легким, контактным человеком, не заводила разговоров о туманном будущем, умела радоваться тому, что есть. Ему, безусловно, повезло. Возвращаясь из села на дачу, Жукровский сел за руль, Людмила одобрительно улыбнулась. Машина, на удивление, была не разболтана, не запущена – даже не похоже, что находилась в женских руках. Ему замечательно везло.

Поздно вечером в субботу, они расслабленные после объятий, довольные друг другом, лежа курили. Жукровский, как бы между прочим, сказал:

– Солнышко, я хочу завтра пораньше съездить за билетом. Пока ты проснешься, вернусь. Где можно сесть в автобус или на электричку?

– Господи, послезавтра уже понедельник! Какой там автобус! Возьми машину, тогда действительно быстро вернешься. Водишь ты нормально. Разок сойдет и без прав.

– Права у меня вместе с паспортом всегда в бумажнике. Что-то купить?

– Прекрасно. Сигареты возьми и не мотайся по городу, у нас здесь всего хватит. Утром я напою тебя кофе.

– Поспи, солнышко. Я по-быстрому.

Он уехал на рассвете, поцеловав ее на прощание – был благодарен ей. Больше они не виделись.

7

Николай Вознюк видел один выход из нынешнего положения: возвращаться во Львов. Получив деньги – Николаю сумма казалась громадной – ему более трех лет надо ишачить, чтобы ее заработать, ни копейки не истратив – Жукровский мог отбыть в любом направлении. Себя не винил – небольшая накладка. Но Виталий Ткач, оперуполномоченный Киевского городского управления угрозыска, которого Вознюку предоставили в помощь, думал иначе и горячо настаивал на своем.

Виталий был так же молод – двадцать семь, невысокого роста, но отнюдь не страдал от этого. Его живое скуластое лицо, веселые голубые глаза, частая добродушная улыбка невольно вызывали симпатию. Чем-то, по мнению Вознюка, Виталий походил на Валентина Скворцова. Оба жили как бы взахлеб, работали до упаду и при этом оставались оптимистами. Николай не понимал такой жизни, подозревая, что все это служебное горение во имя карьеры. У Ткача – без сомнения, так как тот сам рассказал ему, что не прошло еще года, как его перевели в киевский угрозыск из Бердичева. Есть, значит, связи.

Но у Ткача в Киеве, как, впрочем, в любом другом городе, связей не было – был майор Дячук, у которого он проходил преддипломную практику и который в дальнейшем не выпускал Виталия из поля зрения. Теперь они работали в одном отделе.

Виталий настаивал: надо последить за Зинаидой, коль раньше этого не сделали. Николай спокойно возражал: не додумались раньше теперь пустой номер. Однако согласился, когда Ткач предложил повременить с рапортом. Да и спокойнее жилось в Киеве, никто не дергает, не подгоняет.

Виталий подготовился для наблюдения за Рудаковой основательно: вооружился фоторужьем, магнитофоном, рацией. Уговорил знакомого, тот должен был подъехать на машине, поработать извозчиком. У столичной милиции те же проблемы: колес не хватает, аппаратуры. В полпятого Ткач позвонил Зинаиде на работу и отменил вызов ее в управление, назначенный на шесть вечера.

В пять красные «Жигули» стояли в пятидесяти метрах от проходной НИИ, в котором работала Зина. Владелец легковушки, Петя, рядом с худеньким, шустрым Виталием казался Гулливером. Ткач представил его, как внештатника, дав Николаю тему для размышлений. Отчего вокруг угрозыска крутятся такие Пети, днем и ночью готовые по телефонному звонку мчаться в любом направлении, безвозмездно терять свое и только свое время? Логичным казалось единственное объяснение: жизнь бедна событиями, впечатлениями, вот и разнообразят ее.

Сидели, переговаривались, по крыше машины шелестел дождь.

– Зря стараемся, – не выдержал Вознюк. – Она давно уже дома, да где угодно – вольная птаха.

– В таких учреждениях не принято уходить раньше. Тем более, звонком я снял тяжкий груз с ее плеч.

– Так уж и тяжкий.

– Именно. К нам по повестке никто с радостью не спешит. Пусть и трижды невиновный. Она с чувством поблагодарила меня.

– А как выглядит та, кого мы ждем? – поинтересовался Петя.

– Я тебе сразу покажу. Внимание, появились первые ласточки!

Из проходной уже лился человеческий поток, но наблюдать было удобно: почти каждый из выходящих на какое-то мгновение задерживался под козырьком проходной, открывая зонт, поднимая воротник плаща.

– Улетела наша птичка, выпустил ты ее, Виталий, на волю.

– Ожидание – отличная тренировка для характера. Бросай в воздух кепку – она! Петя, бди! Вон ту, в голубом плаще, с серой сумкой, вправо свернула.

– Походка красивая, легкая. Наверное, гимнастикой занималась, – бывший спортсмен Петя желал участвовать в слежке на равных.

Пройдя полквартала, Зинаида вошла в телефонную будку, повесила сумку на крюк. В бинокль Ткач видел, как она набирает номер, что-то говорит. Две-три фразы, не более. Выбежала из будки, на лице слезы, вероятно, – ладошкой вытерла их, ловит машину. У бровки тротуара остановилась серая «Волга». Девушка села.

– Петя, давай за «Волгой», не упусти!

Через пару минут Петя успокоил:

– Не упустим. Водитель пожилой, не лихач.

«Волга» остановилась на улице Толстого. Опять им повезло: все трое видели, в какой подъезд вошла Зинаида. «Ну, а дальше?» – Вознюк продолжал считать напрасной эту детскую затею.

– Постоим, поглядим, подумаем.

Через десять минут Виталий решил действовать:

– Петр, давай в подъезд. Нам нельзя, нас знают в лицо. По звонку на этаж, авось…

– Что-то надо говорить…

– Приятеля ищешь. Такой, с усами. Приехал за ним, по им же указанному адресу, а его все нет.

– Ладно, соображу.

Внештатник Петя оказался удачлив. В сыске удачливость признают как реальность. Логика, наблюдательность, терпение, опыт – безусловно, необходимы в сыскной работе, но если этому сопутствует удачливость, рождается настоящий сыщик. Конечно, в конкретном случае удачу следовало отнести на счет Ткача, его идея, «его» Петя.

Открывшая дверь на втором этаже аккуратная, доброжелательная старушка объяснила, что в этом подъезде живут люди пожилые, солидные, молодого человека с усами не знает, не встречала здесь. Но тут же добавила:

– Вы на всякий случай узнайте на четвертом этаже, в девятнадцатой квартире. Там молодая женщина живет, Людмилочка.

Позвонил в девятнадцатую. Открыли тотчас. Лицо женщины было красным, похоже, заплаканным. В передней Петя заметил голубой плащ, яркий, открытый для сушки зонт. На его вопрос об усатом приятеле женщина отрубила:

– Пить меньше надо, тогда не будете забывать адрес!

И захлопнула дверь. Петя расстроился, понимая, что сделал далеко не все возможное, что голубой плащ приобрел очертания вопросительного знака и что-то надо делать, немедленно. Он позвонил в ту же дверь. Открыла та же женщина, настроение ее явно не улучшилось:

– Вы что хулиганите? Я милицию сейчас вызову.

– Извините, я вообще-то сегодня не пил даже компота. Может, у вас есть телефон? Я бы перезвонил, уточнил номер квартиры.

– Уходите немедленно! Шляются тут всякие! Зина, звони в милицию.

Зина, без сомнения та, кого они сопровождали до этого дома, выглянула из комнаты. Петя еще раз извинился и с неожиданной для его грузного тела быстротой сбежал вниз.

– Две зареванные женщины – это уже что-то, – неопределенно прокомментировал пространную информацию Пети Виталий. – Посидим, подождем. Только отгони машину вперед метров на триста и развернись.

Ждали недолго. Зинаида быстро, нервно вышла из подъезда, не открывая зонт, будто не замечая усилившегося дождя.

– Едем?

– Пожалуй, нет. Меня теперь больше интересует девятнадцатая квартира.

– Ну, и кого же ты тут стеречь собираешься? – не удержался от ухмылки Вознюк.

– А мы через пять минут наведаемся к этой Людмиле.

– И что ты ей скажешь? По какой причине вы тут слезы дуэтом проливаете?

– Там видно будет. Как ты не чувствуешь: что-то произошло! Ты же видел, она совсем не истеричка, а тут…

– Любовник бросил – вот и слезы. По братцу, как помнишь, не пролила ни одной.

– При нас. Нет, в ее возрасте, с ее характером не идут к подруге оплакивать мужика. Да и мало она там пробыла – для такой процедуры. Пошли!

Людмила открыла, не спрашивая, кто.

– Добрый вечер. Мы из угрозыска. Можно пройти? – Виталий держался уверенно.

– Пожалуйста, – молодая женщина в длинном шелковом халате казалась растерянной, лицо ее, действительно, было заплаканным.

– Можно сесть?

– Садитесь. Что вам нужно?

– Давайте для начала познакомимся. Вот мое удостоверение. Товарищ тоже из угрозыска, Вознюк Николай Алексеевич.

– Воронова, Людмила Владимировна. Вот паспорт. Слушаю вас.

– Когда и куда исчез Вячеслав Жукровский? – спокойно спросил Ткач. Николай далее подскочил: ничего себе занесло парня!

Но в следующую секунду лицо Вознюка выразило крайнее изумление, ибо женщина расплакалась, всхлипывая, прикрыла глаза руками.

Около часа пробыли молодые сыщики в квартире Вороновой. Не сразу, под вежливым, но настойчивым напором Виталия женщина рассказала грустную историю краткосрочной любви – она же история пропажи «Жигулей». В Киев Людмила вернулась вечером в воскресенье автобусом. Ждала всю ночь, утром. Не пошла на работу. Звонила Зине, но той тоже не было на работе. Попросила передать, чтобы перезвонила ей. Зина совсем недавно ушла отсюда.

Попросила ничего пока не предпринимать, но объяснить как-то происшедшее не могла, расплакалась. Нет, писать заявление в милицию она, Людмила, не станет, подождет до следующего утра. Все документы на машину – там же, в машине, в «бардачке».

Виталий неожиданно легко согласился:

– Завтра так завтра.

Спустившись вниз, перебежав под дождем к «Жигулям», Виталий на вопросительный взгляд Пети ответил вполне определенно:

– Какой все же молодец наш внештатный инспектор Петр Борисович Никулин!

8

«Молодец все-таки Вознюк», – заключил Скворцов после телефонного разговора с Киевом. Теперь Жукровского отловить легче, имеет опознавательные знаки понадежнее родинки на лбу. День не прошел зря. Хотя здесь, во Львове, просеивание сквозь сито сотен людей ничего пока не дало. Ходили, как выяснилось, к Черноусовой многие. Странный, разношерстный контингент. Вот тебе и мнение о профессорских домах как своеобразных крепостях. Непонятная, необъяснимая общительность. Женщина, которая трижды в неделю приходила убирать в квартире, как в рот воды набрала и держит скоро неделю. Не знаю, не видела, не слышала.

Вечер был чудный: тепло, ветра нет, небо подмигивает звездами. Захотелось увидеть Инну. Поздно по общепринятым понятиям, десятый час. Но очень хочется увидеть распахнутые, ласковые глаза, милые гримаски. Конечно, обижается, два выходных прошло, а Валентин даже не позвонил. Не мог, волчком, который разогнали на всю катушку, крутился. Да и не стремился урвать часок, пока след горячий. По давно остывшему идти – вероятность успеха с каждым днем ниже, да и тоскливое занятие – прошлогодний пепел разгребать.

Все же рискнет позвонить девушке, может, сама догадается заговорить о встрече.

Инна догадалась:

– Ты из автомата? Где он находится?

– В десяти минутах от тебя, если на машине.

– А ты разве с машиной?

– Машины тут толпой бегают, сплошной зеленый огонек.

Через полчаса Валентин уже звонил в хорошо знакомую дверь, удивляясь, что ему позволили столь поздний визит. Инна открыла со словами:

– Обманщик, бедную девушку заставляешь ждать.

– Виноват, исправлюсь.

Инна повела Валентина на кухню, засуетилась:

– Кормить тебя буду, скоро весь ремень продырявишь.

– Ужин отдают врагу.

– Наилучший враг – вчерашний друг.

– Лучшая девушка та, что умеет прощать.

Удивительная была эта ночь, очень короткая и очень добрая к ним обоим. Родители Инны еще в субботу уехали в Кобрин, что в Белоруссии, к родственникам. Никто не смущал их долго сдерживаемую нежность, их молодую, несмелую и не очень умелую плоть. Они сами еще не понимали, насколько добра оказалась к ним их первая ночь – в близости они одновременно достигли вершины напряжения, безумия, освобождения и одновременно ощутили друг к другу некую иную – благородную, свободную от недавних внутренних запретов нежность.

Удивительным было утро, пробуждение, родное, милое лицо Инны, ее сияющие, но и смущающиеся глаза, припухлый, детский рот. Они позавтракали вместе, и этот совместный завтрак тоже волновал и радовал обоих. Решили: завтра отнесут заявление в загс, ибо Валентин не знал, как сложится у него наступивший день, а Инна хотела вечером сообщить матери и отцу об этом важном, она знала, и для них событии.

Валентин отбросил мысль, что сейчас не самое подходящее время для женитьбы, отбросил не из эгоизма – ход его рассуждений был прост и ясен: Инну он хотел видеть и видел уже милой женой и надо было уберечь ее от ненужного, гасящего радость ожидания, сомнений. Слишком часто еще придется ей ждать его и не следует испытывать судьбу, нельзя допустить утраты хотя бы малой частицы их счастливого понимания.

Днем вернулся Вознюк. В кабинете обсудили результаты расследования – они, к сожалению, были минимальными, – и дальнейшие направления работы.

– Отсутствие результата – тоже результат, прописная истина, – подвел черту Иволгин. – Хорошо, что киевляне возбудили уголовное дело против Жукровского, в нашем полку прибыло. Гусь еще тот! Любовь с корыстной целью. Дон Жуан объявился. А на чем, Валентин, вы с этой девицей остановились?

– Какая девица? – Валентин был еще переполнен мыслями об Инне, других девушек в этот день просто не существовало.

– Вот те раз! Одна из ягодок Яворивского!

– Маша! Пообещала помочь, о ее возможностях могу только догадываться.

– А этого, Федосюка, кто-то ведет? Тоже, как понимаешь, гусь лапчатый. Что могло связывать его с Черноусовой? Помнишь, в одном из рапортов промелькнуло даже, что был любовником ее.

– Не верю я в это, он же в два раза моложе!

– А если опять – с корыстной целью? Старух, между прочим, не все обходят. Ты не видел тело Черноусовой? Хорошо сохранилось, никакой дряблости.

Валентин вспомнил этот разговор и ухмыльнулся, когда около восьми вечера ему позвонил младший лейтенант Скорик и доложил, что Виктор Федосюк с красивой блондинкой вошел в ресторан «Фестивальный».

– У тебя девушка имеется, Паша? – отреагировал Скворцов.

– Есть. Как быть дальше, ждать в подъезде поблизости?

– Ну зачем же такой вечер проводить в подъезде! Через десять-пятнадцать минут подскочит к тебе Булах, сменит. А ты гони к девушке на той же машине, бери ее под руку и красиво отправляйтесь в ресторан.

– Там цены бешеные, у меня пятерка в кармане.

– Булах передаст пособие. Но, конечно, скромно гуляйте.

– Я понимаю. Только мы будем белыми воронами, ресторан, слышал, самый дорогой во Львове.

– Не теряй любознательности, Паша! Там, может, и правда воронье всякое собралось, ты среди них орлом будешь. Действуй, не тяни время.

9

Жукровский понимал, что времени у него в обрез. Если Людмила заявила об угоне машины, остановят у любого поста ГАИ. Однако, расчет его, по крайней мере, на ближайшие сутки, должен сработать. Раньше вечера Людмила в Киев не должна вернуться. И не должна женщина, еще хмельная от мужской близости, сразу бежать в милицию. Он утолял не только собственный голод, Людмила тоже жаждала насыщения, буквально набросилась на него. Таких, как она, конечно, не берут в жены и даже в постоянные любовницы, но как эпизод…

Машину по истечении некоторого времени он вернет; чем меньше Людмила станет суетиться сейчас, тем лучше для нее же. Маршрут Жукровский наметил еще в безоблачный субботний день на даче: к тетке Сане, сестре матери, в Васильевку Запорожской области. Удивится, конечно, его приезду, за год строчки не написал. Ничего, старые люди доверчивее детей. Скажет, зов крови, что тут возразишь. Радуйся и ублажай племянника, коль собственных детей нет.

С полудня въехал в сплошную дождевую серость, встречных машин почти не было. Унылая дорога и непривычность долго сидеть за рулем сказывались все ощутимее. Одним рывком, увы, он такое расстояние не осилит. Где заночевать? С сервисом, какой обеспечила Людмила, при всем желании не устроишься в одно мгновение. Самая одинокая женщина, взирая на погоду, сидит у телевизора, невосприимчива к мужским телепатическим сигналам. Это только хлеборобы, судя по печати, никогда не смотрят на погоду. Пока окончательно не стемнело, решил заехать в лесопосадку погуще и отоспаться в машине. Харч, слава Богу, припас, имеется даже водка.

Не скоро, впрочем, он облюбовал подходящее место, не скоро и уснул, несмотря на тренированность организма подчиняться внутренним командам. Пробуждение было мрачным, его всерьез огорчила собственная реакция на бессмысленный сон: как будто он болен, зовет на помощь и сам понимает в этом глупом сне, что помощи не дождется.

Промерз насквозь. Дождя не было слышно, но по стеклам сбегала вода. Приподнялся, чтобы осветить циферблат, и со стоном свалился на спину. Боль прошла током, боль не приснилась – острая, обжигающая. Наконец, нашел нужное положение, в котором стало полегче.

Без паники, приказал себе. Но руки, пока прикуривал сигарету, дрожали. Удар поддых. Никогда не болел, ни разу и ничем. Может ли он сам себя исцелить? Нужен точный диагноз. Как будто похоже на радикулит. А если почки? Нет, ерунда. Радикулит. Промерз, продуло в приоткрытое окно. И вчера вечером с трудом разогнул спину, выйдя из машины. С собой есть иглы, но он ведь не более, как баловался акупунктурой – производил впечатление на пациенток. Надо встать, при радикулите наиболее острая боль при смене положения тела.

Поднялся, с трудом выбрался из машины. Почти наверное радикулит. Сколько раненый Мересьев полз по снегу, пока его не подобрали? Герои детства уходят раньше, чем приходит совершеннолетие. Иисус терпел и нам велел. Что за винегрет в голове! Еще не вечер. Скоро опять засинеют небеса. А из посадки пора выбираться. Теперь, когда он потерял столь много, когда, может быть, милиция идет по пятам, прописную мораль необходимо отбросить, осталась одна ценность – жизнь, но без свободы и жизнь падает в цене.

Характерно, что в его мыслях за время нелегального положения ни разу не промелькнуло даже воспоминание о жене. Дом вспоминал: жаль было книг, такая библиотека немало стоит по нынешним временам. Могут в ближайшее время возникнуть проблемы с одеждой. Он умел и любил одеваться со вкусом, даже с изыском, много лет не пользовался отечественным масспошивом.

Ехать оказалось труднее, чем предполагал. Дождь усилился, усиливалась и боль. Через пару часов Жукровский понял, что ему до вечера не продержаться, надо что-то решать, и решать быстро. Как и что? Остановился на обочине, долго изучал карту. Самое рациональное – отыскать в ближайшем селе медпункт, явиться, как коллега, попросить сделать новокаиновую блокаду. Безусловно, неразумно доверяться любому сельскому эскулапу, но есть ли у него другой выход?

Найти подходящий – небольшой, в стороне от трассы, медпункт оказалось, однако, непросто. Время близилось к полудню, когда он въехал в серый, как бы спрятавшийся за завесой дождя поселок на берегу Орели. Медпункт, к счастью, имелся, но, как и следовало ожидать, на замке. После несложного поиска постучал в наружную дверь старого, неухоженного дома. Дальше все сложилось, в общем, удачно в этой критической ситуации. Заведующий медпунктом Иван Максимович Негин оказался классическим, почти литературным типажем: достаточно стар, сед, почти интеллигентен, невообразимо добр и словоохотлив. Но главное, он и умел, и любил врачевать, за «блокаду» взялся уверенно, подтвердив осторожный диагноз Жукровского. Кстати, предложил холостяцкое гостеприимство, заверив «коллегу», что езда ему в ближайшие сутки противопоказана.

Жукровский с облегчением всецело отдал себя на попечение шумного добряка, безропотно приладил к пояснице пронафталиненную собачью шкурку, безропотно пил травяной отвар с медом, слушал, дремал. Утром, проснувшись от возни привычного к ранней побудке хозяина, почувствовал себя бодрым, здоровым и молодым. Поднялся осторожно – боль жила в нем скорее воспоминанием, чем реальным ощущением. Позавтракав и поблагодарив хозяина, отправился в путь. Надо спешить! У Людмилы было достаточно времени, чтобы наделать глупостей. Теряя и стремясь удержать мужчину, женщина, как правило, делает все, чтобы потерять его окончательно. Такова женская логика.

Дождь, казалось, в эти дни лил над страной и Европой. Похолодало, пришлось включить отопление. Пару встречных машин подмигнули в утренней серости фарами. ГАИ? Проверка? Как назло, не видно ни единого поворота с трассы. Выдержка и спокойствие. Гаишник, без сомнения, туп и прост до глупости. К тому же не выспался, бедняга. А вот и он, страж дорог, укрылся от дождя в «курятнике» ГАИ. Похоже, совсем цыпленок. Проскочить, не глядя? Однако сбавил газ, а затем остановился на обочине. К машине спешил узкоплечий, тонкошеий лейтенант. Подошел, приложил руку к козырьку:

– Здравствуйте. Не выходите из машины – дождь. Куда следуете?

– Здравствуйте. Дождь, действительно, разошелся. Вы совсем промокли…

– Так куда едем?

– К матери, под Кривым Рогом живет. Был в командировке, позвонил, в сельсовете сказали: больна моя старушка. Уладил дела и в дорогу.

Лейтенант постучал жезлом по капоту:

– Что везем?

– Пуст. Даже подарок не успел купить. Вы молоды, у вас это еще далеко впереди – страх потерять мать, самого близкого человека.

– Я остался без матери в семнадцать лет.

– Сочувствую. Значит, пришлось сразу после школы засучить рукава? Тяжелая работа для умного, тонкого человека.

– Нелегкая. Через час примерно подъедете к кафе, там хорошо кормят.

– Спасибо, учту. Сигареты кончаются – вот проблема.

– Там и сигареты имеются в продаже. Счастливой дороги!

– Благодарю. Беру свои слова назад – приятно, что в ГАИ работают грамотные, доброжелательные молодые люди, – Жукровский был почти благодарен молодому лейтенанту за его наивность.

И никогда не узнает, что пережил наивный гаишник уже через несколько минут. Лейтенант, в полудреме, вздрогнет от телефонного звонка, прокричит растерянно в трубку:

– Алло, слушаю!

– Двадцать пятый? Спишь? Как обстановка?

– Спокойно. Трасса пуста.

– Запиши ориентировку. ВАЗ-2106, госномер КИШ 73–05, красного цвета. Приметы водителя…

Лейтенант тяжело сглотнул, расстегнул ворот рубахи. Только что именно эта машина стояла на обочине. Именно этот, разыскиваемый человек, сообщил ему, что торопится к больной матери. А из трубки доносился настырный голос:

– Это опасный преступник. Может, даже вооружен, так что будь осторожен. Алло, почему молчишь? Все понял?

– Записываю. Понятно… Вопросов нет.

– Ну будь.

Лейтенанту стало жарко в сырой, тесной кабине. Как же отличить преступника от обычного, нормального человека? Неужели тот интеллигентный мужчина мог в него выстрелить? И как теперь быть? Перезвонить и доложить, что ВАЗ-2106 проследовал мимо? Почему он промолчал, когда это следовало сообщить? До конца дежурства осталось немногим больше часа. Не лучше ли не ввязываться в эту историю? Достается обычно тем, кто высовывается. Следующий пост ГАИ достаточно далеко, чтобы найти концы. Можно не сомневаться, что ежели это преступник, ни в коем случае не остановится он в рекомендованном кафе. И лейтенант не сообщил о красных «Жигулях».

10

«Жигули» остановились у подъезда. «Объект разговаривает с девушкой», – доложил по рации лейтенант.

– Не упустите.

– Похоже, они все еще не договорились, как закончить вечер. Цыпочка ломается. Между прочим, она весьма…

– Карася не упусти – всех делов.

– Не впервой. Только, похоже, дохлое это дело.

– Благодари Бога, что дождь не хлещет. Луна, звезды – дыши, а служба идет.