Текст книги "Красиво жить не запретишь"

Автор книги: Иван Мотринец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Прислушивающийся у самой двери Скворцов услышал легкие – женские шага и вновь – тишина Яворивский достал перочинный нож, нарочито громко стал просовывать его в дверную щель, крикнул:

– Взялись!

Тут же прозвучало быстрое, нервное:

– Не ломайте, я сейчас, сейчас открою, за ключом сбегаю.

Дверь действительно распахнулась, у проема стояла изящная, взлохмаченная девушка в длинном серебристо-голубом халате. Худенькое сонное лицо казалось испуганным.

– Ну вот, старым знакомым не открываешь, – первым заговорил Яворивский, первым же переступив порог. – Ты одна? Ясно. Приятелям и подругам, скажи, чтоб не играли в прятки. Выясним, что требуется, и все свободны, ежели выполняют главные заповеди: не убий, не укради и так далее.

Настя молчала, однако испуг как бы стерли с ее лица. Теперь оно улыбалось и было, несомненно, красивым. Валентин подумал, что, верно, так выглядит чувственная красота: пухлый, с капризным изгибом рот, большие, как будто влажные, только что промытые, беззастенчивые зеленые глаза, длинные черные ресницы, оставляющие, вздрагивая, след краски почти под бровью. Худенькая, стройная, но грудь и бедра не теряются под тонким халатом. Заметил и совсем крошечную ступню. Породистая девица. Может, таких рыжих писал Ботичелли, впрочем, в те времена ценились женщины с более пышными формами. И еще подумалось Валентину, что пять таких Насть потеряются перед неуловимо нежным обаянием Инны.

Яворивский, между тем, распахнул широкий одежный шкаф и из него, как в известном анекдоте, вышел… нет, не мужчина – длинноногий юнец в кожаном пиджаке. Затем висящая одежда заколыхалась и выпустила еще одного, полуодетого. Из смежной комнаты появилась девица в узеньких кружевных черных трусиках и сразу же зачастила:

– Вам еще придется извиняться за то, что ворвались в чужой дом, людей запугивали, к женщинам клеились!

– Бесстыжая ты девка, а никакая не женщина, возмутилась Анна Петровна, вынула из шкафа какую-то цветастую тряпку, бросила белобрысой девице на голое плечо. – Прикрой срамоту, как после на люди покажешься!

– Зайцы во хмелю, спокойно отозвался Яворивский. – Сейчас мы их соберем, погрузим, доставим и во всем спокойно разберемся. Настя, свистать всех наверх!

Настя безмолствовала. Конечно, инициативу проявила Анна Петровна. Ее тут же зло обругали в два голоса, и из ванной появилась полуголая парочка.

– Настя, все в сборе? – поинтересовался Яворивский.

– Боб, выходи! Ничего тебе не сделают, – заговорила, наконец, рыжая.

Боб вышел, единственный из всей честной компании одетый, обутый, хмурый, длинноволосый, явно уже протрезвевший тоже в отличие от других. Не оставалось сомнений, чем занимались молодые люди. Стол в гостиной еще вполне мог накормить-напоить стольких же. На бутылках с коньяком, шампанским, десертным вином красовались штампы ресторана «Москва». Харч, очевидно, был тоже оттуда. Пошиковали детки. Спальные места – диван, тахта, кровать, разбросанная одежда говорили и о другом занятии.

– Откуда деньжишки? – подняв пустую бутылку «Чайки», вопросил Яворивский. – Ничего, ребятки, поедем в управление, выясним ваши личности и все остальное.

– Не имеете права на арест! – голос одетого юноши звенел – от волнения ли, страха?

– До ареста еще не дошло. Но хозяева квартиры, уверен в гости бы вас не позвали. Их интересы мы сейчас и защищаем. Заодно выясним, совершеннолетняя ли эта сердитая и пьяная особа, – указал Яворивский на ту, что появилась из комнаты и своим подростковым, неразвитым телом отнюдь не напоминала Афродиту, появившуюся из пены морской.

Майор, бросив «пять минут вам на одевание», пошел вместе со Скворцовым в обход по комнатам. Ясно, как дважды два. Валентину же, покидая негостеприимную квартиру, посоветовал дружески:

– Поехали, для тебя может оказаться полезной моя информация. Пару-тройку идей подброшу.

Скворцов, поблагодарив Анну Петровну и пообещав зайти после обеда, сел с Яворивским в уазик. Позже сыщик не раз будет в мыслях возвращаться к делу об убийстве Черноусовой и поражаться собственной слепоте, будет скрипеть зубами от бессилия что-либо переиначить, вовсе в тот день не встречать бы Яворивского. Но в тот день…

– Вот мои досье, Валентин. Тут на любой вкус; Удивлен? Но вторая древнейшая профессия никогда не исчезала, ни при одном строе. В обществе развитого социализма и коммунистической морали спрос на нее год за годом повышался. И, думаешь, я пожинал лавры победителя, борца за высокие моральные устои? Моя возня сродни охоте на ведьм. Проституции в стране Советов не существует. Бороться с призраками донкихотство. Даже с такими, запечатленными на снимках.

– Однако такое досье не соберешь за пару лет…

– Верно. Разумеется, собрал я этот букет незабудок не впрок, до выслуги лет, и не затем, чтобы приятелей поразвлечь. Он хорошо работает сейчас. Рановато тебя посвящать в эту подпольную жизнь, но чего не сделаешь для хорошего человека. Итак, старший опер, как бы ты пристегнул в делу об убийстве этот благоухающий цветник?

– Убита, напомню, старуха, принадлежащая к элите. Судя по всему, ее имущество осталось в целости.

– Ну, брат, ты еще под стол пешком ходишь. Ладненько, ознакомься тут, разложи пасьянс, раскинь мыслью, потом потолкуем. Кстати, две пташки из тех, что мы сейчас сюда доставили, имеются в этих папках. Вспомни, ни одна и бровью не повела, что мы старые знакомые. Обе известны в вендиспансере, но с тех пор они подросли, от скамеечной любви до уютного гнездышка – большой и трудный путь. Работай.

Скворцов остался один. Со снимков, в основном, глядели на него очень молодые и пресимпатичные физиономии. Какое же свинство – мужская похоть. Пошел бы хоть один к проститутке при условии, что другой в это время с его сестрой не будет церемониться? Попадаются в «досье», и часто, лица интеллигентные, умные. Не может быть сомнения, что основной клиент – не пацаны, а мужики с толстым бумажником. Жены, конечно; имеются, потому что свободного мужика, как правило, ублажают бесплатно, в кредит.

Да, нашим вендиспансерам работы хватает. И черт знает, где выход! Легализовать проституцию? То есть, признать, что у твоей сестры, твоей дочери есть и такой «профессиональный» выбор?

Скворцов захлопнул последнюю папку, отодвинул. То ли руки хочется вымыть, то ли выругаться так, как умеют только славяне. Встал, открыл окно, закурил. Ждать Яворивского или оставить записку? Майор, конечно, переигрывает, только на своем участке – явный спец. Но ему, Валентину, какая корысть?

– Размышляешь? – Яворивский появился стремительно, его стиль общения, должен был признать для себя Валентин, подкупал, располагал. Майор продолжил столь же дружески: – Давай сейчас прикинем вместе, как этот мой банк информации заставить поработать на твое убийство.

– Спасибо, но… Откуда столько снимков, причем отличного качества, прямо фотоэтюды?

– Красота требует оформления. А насчет количества… У тебя что, нет собственного досье уголовников? То-то. Или, на твой взгляд, многовато моих подопечных, предложение превышает спрос? Тут ты ошибаешься. Здесь – прихлопнул ладонью папки – две категории вовсе отсутствуют. «Старухи», в основном, они же алкоголички. И высшая лига.

– Высокооплачиваемые, что ли?

– Не совсем. Сильные мира сего любят сильные ощущения и не любят ни в чем отказа. Ну, изобретательными я бы их не назвал, зато возможности… Впрочем, еще успеешь избавиться от всех иллюзий, наша работа это делает быстро. Возьму, так сказать, чуждую тебе область. Ты в санаториях бывал, в престижных, у самого синего моря?

– Риторический вопрос. Иванцив, однако, пообещал, что успею еще побывать. Правда, вряд ли в престижных.

– Так вот, в санатории средней престижности условия отдыха таковы. По весовым категориям. Большинство, увы, вынуждено довольствоваться двухместным номером, с удобствами, разумеется. Но женщина может находиться под боком любую ночь, если, конечно, не довелось приехать с супругой. Групповой секс? Ни-ни, хотя было бы желание! Оба сопалатника имеют врачебное назначение: сон у моря. Не на лежаке, конечно – примерно в такой же двухместной палате, но, действительно, у самого моря. Остается интеллигентно договориться друг с другом, где каждый предпочитает провести предстоящую ночь. Следующая категория – люксовский, с гостиной, спальней – номера-палаты. Следующая – отдельный вход, вплоть до отдельной «хижины». В общем, нам «высшая лига» без надобности, много шика – мало толку.

Затрезвонил телефон. Яворивский передал трубку Валентину:

– Тебя, сыщик.

– Дежурный по райотделу Куделя. Звонил лейтенант Вознюк, сообщил: деньги уже получены, перехватить не было реальной возможности.

– Ясно. Спасибо. Я еще с полчаса буду в управлении, потом – на квартире Черноусовой, – Валентин резко опустил трубку на рычаг.

– Слышал, все болезни от нервов, кроме…

– Прошляпили, может быть, убийцу. Во всяком случае, упустили очень важное звено. Мне пора, спасибо за просветительную беседу.

– Мы к делу еще не приступали. Но давай без отступлений. О Жукровском слышать приходилось. Да и видеть. Моя интуиция подсказывает: убийство – дело не его рук, хотя, как предполагает, по твоим словам, судмедэксперт, череп раскроили профессионально. На мою думку: Жукровского объявите в розыск, пусть вся страна ищет. Мужик он заметный и жизнь должен вести, в общем, заметную; коньяк, сигареты, женщины – все высшего сорта. В Сибирь или там казахские степи такой не подастся. Засветится, и скоро. А рыть, вынюхивать надо здесь. В собственной квартире добрых интеллигентных старушек не убивают. Разройте ее жизнь до мелочей. Я от себя девочек подброшу в помощь.

– Слишком разные сферы.

– Не скажи. Есть девочки, вхожие всюду. И практически нет мужчин, присутствующих, естественно, исключаю, которые бы не размякли на лежбище любви, в умелых руках. Сейчас мы наших пташек из десятой, двоих – моих старых знакомых, и озадачим. Фотографии убитой и Жукровского с тобой?

– Вот. Но вероятность ничтожная…

– Сказал глухой: услышим, майор нажал белую клавишу селектора, приказал:

– Задержанных Корсакову Марию и Величко Настю ко мне, – и повернулся к Валентину. – Ты пройди в кабинет рядом, побеседуй с известной уже тебе Настей. Такие беседы надо проводить тет-а-тет, девочки при свидетелях мадонн играть станут.

Валентин молча вышел, досадуя в душе на себя, Яворивского, на собственный затор мысли. Собственно, он бы охотно – для общего развития – послушал беседу Яворивского с девочками, но в другое время. К убийству эта компашка явно не причастна, а в наблюдательности девицы, бесспорно, уступают его старичкам!

В кабинете Яворивского, между тем, ничего из ряда вон не происходило. И разговор шел нормальный, деловой. Для начала Маша покуражилась:

– Так со знакомыми не поступают: хватают, руки выламывают, утренний сон досмотреть не успела.

– Знать надо, где сны смотреть. В том доме, этажом выше, убили человека. Так что для вас же лучше, что рядом я оказался, взял под крыло – именно по знакомству.

– Кого убили? Когда? А Настя – ни слова.

– Предыдущие сутки вы были вместе? Домой Настя наведывалась?

– Встретились мы вчера, закадрили этих пацанов, они вроде из Донецка, не пустые.

– Заработали?

– Какое! Хотелось просто побалдеть. С мальчиков – ресторан и товар на дом, вы же видели, хорошо у Насти посидели. Бедненькие ребятки, до сладкого почти не дошло.

– Знаешь, где Настя была до встречи с тобой?

– Откуда? Только дома, у тетки, Настя не ночевала.

– Домыслы?

– Ты меня знаешь. И Настю тоже. Вчера вечером, нет, уже ночью кинулись с ней кофе варить, а в кофейнике – плесень. Настя же без кофе – как наркоман без… Ну, знаешь…

– С Настей – убедительно.

– Кого же убили?

– Погляди, – Яворивский положил перед девушкой снимки Черноусовой и Жукровского, оба увеличенные с полученных в отделах кадров института и второй больницы.

– Что, обое убиты?

– Женщина, она и жила в четырнадцатой квартире. А мужик в розыске. Не встречались?

– Ни мужик, ни тетка. Но к таким мужикам бабы липнут, можно порасспросить. Только я на голодный желудок, без горячего утреннего кофе плохо соображаю.

– За что я тебя люблю – за эту милую простоту. Но кофе будет. С печеньем, я мужик прижимистый.

Маша отъехала со стулом от стола, почти на середину комнаты, достала из сумочки зеркальце, погляделась, заахала:

– Конечно, раз девушка не успела навести с утра красоту, ее каждый может обидеть. Но я, товарищ майор, мигом перышки почищу, выражаясь интеллигентно, и вам не будет стыдно, ежели кто сюда заглянет и поинтересуется, с кем вы кофе распиваете.

Яворивский имел возможность убедиться, что Машу никакими рассуждениями о морали, женском предназначении не переубедишь. В общем, не добрая воля или там бабья жадность привели ее за кулисы жизни. Маша умна. Красива. И в грош не ставит мужиков. Проститутка с такой психологией – нонсенс.

Был, как догадывался Яворивский, один, был всем для Маши, совсем еще тогда, видно, зеленой. Девочки интеллигентные, начитанные любят выстраивать пьедесталы. Кумир, без сомнения, оказался законченным подлецом. А Маша, с которым по счету, вновь и вновь себя убеждает: все мужики – подлецы. Унижает себя же? Сложная тут арифметика. Кто знает, не более ли унижены бывают те жены, которые благоверным готовы ноги мыть. И моют.

Маша, по наблюдениям Яворивского, скоро должна бросить случайное ремесло. Знал он, конечно, ее уязвимые точки.

– Хороша Маша, да не наша. Извини, я по-дружески: что, не хватает на бюстгалтер второго размера? Не твой это стиль.

– Василий Иванович, может, поговорим о деле? Вы ведь не родственник убитой, чтобы портрет ее показывать. Кстати, ребят слишком долго держите, все-таки я их, можно сказать, втравила.

– Убийством занимается капитан Валентин Скворцов, это он первым постучался в десятую квартиру. Он и решит, как с вами дальше быть. Ребят ваших, что тебе рассказывать, проверим, и ежели чисты – вольная воля. А ты и Настя могли бы помочь следствию, чует моя душа. Настя вообще соседка убитой, глаз у нее острый. Кстати, мужик на снимке не вызывает у тебя никаких эмоций?

– Вызывает. Резко отрицательные. Я ведь уже сказала: таких обожают скучающие чужие жены. А почему он сбежал? От алиментов?

– Нет, взяточник, кажется, много хапанул. Так что, пошли знакомиться с капитаном Скворцовым?

У Скворцова, в отличие от Яворивского, разговор с Настей, можно сказать, не состоялся. Его вопрос, ее ответ: нет, да. Самообладание Настя проявила завидное, Валентина она вежливо, умело игнорировала, однако придраться было не к чему. Да. Нет. Во взгляде ни тени наглости или там насмешки. Да. Нет. И такими они бывают, проститутки? – думал Валентин, невольно замечая, какие необыкновенно золотые волосы у этой девушки, сидящей спиной к окну.

Отчего человеку не дано предчувствовать опасность, грозящую не ему – другому? «Нам не дано предугадать…». Эти «знакомства», навязанные Яворивским, Валентин будет вспоминать часто, слишком часто, чтобы считать себя удачливым оптимистом, каким был прежде. Будут минуты, когда ему отчаянно захочется оказаться в Афганистане, в бою, с автоматом.

Сыщик не уехал в Афганистан не потому, что боялся испытывать судьбу. Официальная дозволенность убивать… Его, Скворцова, кровные враги действуют здесь, в мирном, почти европейском городе.

4

Жукровский решил действовать по обстоятельствам. Авантюризм был у него в крови и на сей раз завел его в опасный тупик. Того и жди, обложат, как волка на охоте. Нечего надеяться на неопытность охотников, когда их много, слишком много. Жукровский особо не ломал голову над вопросом: кто мог убить Черноусову. Любить Надежду Николаевну было не за что, ненависть она способна была пробудить у многих, поддерживающих с ней не шапошное знакомство. Ясно, что убийца действовал обдуманно, то есть, обезопасил себя. И это означало утроенную опасность для него, Жукровского.

Дернул черт податься в бега! Сейчас, после убийства Черноусовой, весьма красиво можно было практически вовсе выйти из паршивой игры. Любое алиби сработало бы в его пользу. А взятки, то бишь, гонорар брала Черноусова. Да, чужими руками. В данном случае – его, зависимого от нее человека. Она его шантажировала. Словом, был шанс и весь вышел. Как теперь? Куда?

Человек, ценящий компактность, уют, особый психологический климат Львова, не может восхищаться слишком шумным, бесконечным Киевом. Жукровский бесцельно бродил киевскими улицами, отрабатывая варианты дальнейших действий. После обеда позвонит Зине на работу: якобы вырвался на полчаса перекусить, в командировке человек предполагает, а располагают другие. Вечер ему предстоит длинный – к Зине идти опасно, даже если ее еще не вычислили.

Хорошо бы вообще оборвать с ней общение, был-сплыл. Но у него в Киеве только деловые связи, медицинские, которые не менее опасны. Зина может и должна помочь ему удачно покинуть столицу. Придется, очевидно, открыться, но в чем и насколько? Не преувеличивает ли он опасность, полагая, что в связи с убийством Черноусовой за него возьмутся всерьез?

Решился все же, успокоенный дневным телефонным разговором с Зиной, позвонить в некотором роде крестному отцу в медицине. Умный, жизнерадостный старик, доктор меднаук. Главное по нынешним временам – хлебосольный, жена весьма мила, лет на пятнадцать его моложе. Коньячок, преферанс, кофе – и нет вечера.

Анатолий Михайлович оказался дома, узнав, потребовал:

– Ждем вас, Вячеслав. Никаких «нет», раз завтра возвращаетесь домой. Жена вот-вот вернется из института, никаких планов на вечер у нас нет. Ждем!

Вечер прошел точно по схеме Жукровского; ужин, беседа, преферанс. Раздражали развязанность и глупость сына профессора, здорового детины, подчеркнуто не жалующего симпатичную мачеху. Но Жукровский умел не замечать того, чего не следовало. И в первую очередь чужие семейные проблемы. Достаточно своих.

Уже темнело, хотя на часах полвосьмого. Что прикажете делать одинокому, бездомному мужчине в большом городе в восемь вечера и далее? Ресторан? Не то настроение, к тому же бездарно – завалиться вечером одному в ресторан. Прилипнет шушера. Такого бессмысленного, тоскливого вечера в его жизни не бывало.

Резко не нравилось собственное настроение, душевный скулеж. Прошел энергично несколько кварталов, вскочил в троллейбус. К дому, где жила Зина, приблизился со стороны двора. Где-то рядом должны быть гаражи, склад тары. Неужели опоздал? Время еще детское, гастрономы открыты. Да вот же они!

– Привет честной компании!

– Что надо? – отозвался тот, что помоложе, с испитым, мятым лицом.

– Дело есть.

– Ты кто, легавый?

– Разве похож?

– Не похож. И какое же дело? – заговорил маленький, сухонький человек неопределенного возраста, доставая из тарного ящика сначала пустой стакан, за ним бутылку-гранату «Аромат степу», опорожненную на две трети.

Жукровский кожей ощутил, что не готов к общению с этими то ли бомжами, то ли алкоголиками-хрониками, что и он явно раздражает их. На мгновение стало по-настоящему страшно: не ждет ли его самого, тоже отныне отверженного, схожая участь? Нет, еще не вечер. Ежели и пустили по его следу милицейскую свору – не равносильна ли такая погоня охоте с дворнягами? Побрешут – шума много, и только.

Если даже допустить, что его все же задержат – схватят, арестуют он даже в мыслях обходил подобный лексикон а произойти такое может только случайно, он способен защитить себя. Без труда докажет, что был в другом конце республики в день убийства старухи. И вообще никуда, ни от кого не скрывался, поехал достать деньги – после того, как старуха дважды по-крупному надула его и несчастных родителей: во-первых, ребят не приняли в институт, во-вторых, эта старая стерва прикарманила деньги. Детали можно отработать, еще не вечер – не вечер жизни. Заговорил спокойно, взвешенно:

– Дело у меня мужское, без ста грамм не разберемся. Я – командировочный, – и Жукровский выложил на тот же ящик красненькую.

– Как, учитель, проявим сочувствие? Хоть фраер мне сильно не нравится. Сбегать?

– Погоди, про дело еще узнаем.

– Может, примем сначала? Когда и выпить, как не в командировке? – пытался овладеть ситуацией Жукровский.

– Дело давай!

– Я почему выпить сначала хотел? Разговор у меня, можно сказать, личный, к первому встречному с ним не полезешь. Сам бы взял, только, не зная города, добрый час прохожу.

– Лады. Сбегай, Серый… Мужик, видно, человек. Со всяким бывает – выпить надо, а понять тебя некому.

– Так я пошел. Закусь какую взять? – вопрос был адресован Жукровскому.

– Возьми, пожалуй, – при мысли, что ему придется пить такую блевотину, как в опустевшей на его глазах бутылке – тот, что помоложе, отлил из нее в стакан, остаток влил в себя из бутылки, Жукровского передернуло. Он протянул алкашу – теперь, разглядев, сомнений относительно основного занятия этого молодого человека не оставалось – еще пятерку. Передать, подумал, в данной ситуации хуже, чем поскупиться. Алкаш исчез. Зоркий глаз врача лишь на мгновение задержался на человеке, неспешно устроившемся на деревянном ящике. Тоже алкоголик, бесспорно. Но речь, жесты… И эта кличка – Учитель. Тот же, усевшись, жестом пригласил Жукровского: садись, не стесняйся. Сел.

– Курите? – вынул из кармана куртки «Столичные», зажигалку.

– Стараюсь пореже, кашель по ночам донимает – стаж курильщика побольше трудового. Но давайте закурим.

Закурил. Помолчали. Наконец:

– О деле вашем можно потолковать сейчас.

– Собственно, ничего особого. Я в командировки часто сюда наезжаю – тянет. Здесь, рядом, женщина живет, землячка, давно у нас с ней. У нее всегда и останавливаюсь. Мужик – геолог, редко дома бывает. Утром сегодня прилетел, позвонил Зине. Жду, говорит, вечером. Промотался день по делам, после шести, как чувствовал, перезвонил ей. Мужской голос ответил. Муж? А я даже о гостинице не подумал. Черт с ним, переживу, где-то переночую. Есть и другое опасение. Зина в «Интуристе» работает, тряпки любит, как-то доллары у нее видел. Вдруг там никакой не муж: не должен был вернуться.

– Всякое бывает. А, может, сосед заглянул?

– Сосед за трубку телефонную не станет хвататься.

– И то верно. Вернется Серый – сходит в разведку. Хотя, по мне, свободных баб хватает.

– О коммунистической морали поговорим? – настроение Жукровского продолжало падать, зол был на себя: ничего лучшего не мог придумать – муж, любовница. Армянский анекдот. А этот старый гусь не очень-то клюет на его подкормку.

– Я, гражданин хороший, зарекся кого-либо поучать. Тридцать с лишним лет учил молодое поколение. Результат: в пятьдесят семь – инвалидность и сто рэ пенсии. Гуляй, Вася!

– Я сразу понял, с кем имею дело, иначе не заговорил бы.

– «Ты равен тому, кого понимаешь».

– Не понял.

– «Фауста» вспомнил – обстановка подходящая.

Кстати, о птичках. Юмор свидетельствует о здоровье – души и тела, ирония смятение души, предрасположенность к депрессии. И так далее…

– Вот и я! С подсобки брал, на закусь всего на двести грамм колбасы хватило, – Серый, явно довольный талантом добытчика, выставил на ящик «гранату» «Пшеничной», выложил скромную закуску. За знакомство пьем беленькую, правильно?

– Очень даже правильно, – Жукровский тоже оживился: как и все медики, он предпочитал чистый напиток, а расслабиться сейчас не мешало.

Выпили по одной. Серый, радуясь жизни и удачному вечеру, рассказывал примитивные байки, остальные помалкивали. Небо над ними казалось тяжелым, черным, ни луны, ни звезд. Учитель докурил сигарету до фильтра, наконец, сказал Серому, что надо помочь мужику, то бишь, Жукровскому. Серый возразил, но, уверовав, что иначе ему больше не поставят, шумно потопал на улицу. Ждали его довольно долго, молча. Жукровскому мерещилась засада: в квартире Зины, вокруг дома. В общем, он был в полушаге от истины.

Серый появился совсем с другой стороны, протрезвевший и выдал Жукровскому обойму отборного мужского словарного запаса. Учитель, однако, быстро погасил его злой пыл, налив из остатка полстакана – Жукровский посветил зажигалкой. Выпив, посланец-разведчик, обращаясь только к Учителю, объяснил:

– Он, падла, знаешь, куда меня послал? Ментам в руки. Позвонил, баба открыла, а из-за спины ее мент скакнул: кто я такой, документы, зачем пришел. Отбрехался, не забели, а то б я им рассказал, кто меня на амбразуру бросил.

– Откуда я мог знать?

– Лучше нам уйти, красиво разойтись. Пошли, командировочный.

Переночевал Жукровский в однокомнатной, запущенной квартире Учителя, на раскладушке. Спать почти не спал, но и тревогой большой не маялся. Счет прежний, в его пользу. И следующий ход – за ним.

5

Жукровский так и этак обдумывал следующий ход. Нужна машина. Позарез. Купить «Атлас шоссейных дорог», нырнуть со столбовой на дороги местного назначения. Тише едешь – дальше будешь. Нужно встретиться с Зиной. За Зиной же могут следить.

Сразу после полудня набрал номер рабочего телефона сестры. Ей передали трубку, она, молодец, не назвала его по имени, сказала, что хочет с ним поговорить. Их желания, ответил он, полностью совпадают. Договорились встретиться в час пятнадцать на Октябрьской площади – там, в водовороте людском, какой глаз его заметит. И есть время выбрать точку обзора, зная, откуда Зина появится.

Сестра, пусть и двоюродная, держалась молодцом: ни истерики, ни обвинений. Попросила:

– Вячеслав, скажи мне, что случилось? Ты вечером не пришел, а сразу после семи вдруг явилась милиция, двое молодых мужиков, не в форме, но один показал удостоверение. О тебе, о переводе спрашивали. Откуда я тебя знаю и еще куча вопросов.

– Но они же должны были тебе объяснить, зачем пришли? А я, извини, заехал под вечер к знакомому профессору, засиделись и потом уж не стал тебя беспокоить. Идем, пообедаем где-нибудь?

– И тебя не волнует то, что тебя ищет милиция?

– Они что, так и сказали: ищем Вячеслава Жукровского?

– Так не так, но как можно понять иначе? И когда ты приехал, и у тебя ли полученные деньги. И что я знаю: какие деньги, от кого. И какие у тебя есть в Киеве знакомые, даже – как ты одет. Да, Вячеслав, откуда у них твоя фотография?

Жукровский давно усвоил: ложь для правдоподобия должна быть максимально приближена к истине. Во всяком случае, детали сочинять не следует.

– Сестрица, весь сыр-бор из-за того, что во Львове произошло убийство. Да, да, убийство, Зинуля. Они ведь случаются не только в детективах. Кто убит? Профессор мединститута, старуха. Деньги прислала мне она – это мой гонорар, видишь ли, я готовлю докторскую, ее не протолкнешь без руки. В общем, книга вышла, слава профессорше, половина гонорара – мне.

– Как же ты узнал, что она убита? И почему ты интересуешь милицию?

– Узнал просто: вчера утром позвонил Надежде Николаевне, поблагодарить за перевод. А ее сестра сказала: убита, милиция в доме.

– Но зачем перевод, если и ты, и она живете во Львове?

– Видишь ли, старуха не желала никакой огласки. Семь тысяч – это же сумма, везти опасно, положу на книжку – могут заинтересоваться: откуда. А в Киеве я хочу купить машину.

– Но у нас же тайна вкладов гарантирована!

– Да ты что? У нас и жизнь не гарантирована, как видишь. Словом, попал я в переплет.

– Погоди, причем ты? И как вообще узнали о тебе, о переводе?

– У старухи, наверно, нашли корешок квитанции, раз знают о переводе. Знать наверное не знаю, только нетрудно догадаться, коль нашли тебя, расспрашивали…

– Ой, Вячеслав! Так это я виновата, что они тобой заинтересовались? Я же им сказала, что деньги получила для тебя, по твоей просьбе. И что теперь?

– А что ты еще могла сказать? Вот что дальше – не знаю. Зависит от умственных способностей тех, кто это дело расследует. Им, думаю, лишь бы отчитаться: нашли убийцу. Даже если тот ни сном, ни духом. В общем, сейчас, вдали от дома, под горячую руку мне лучше им не попадаться. Ты как сказала: я должен обязательно у тебя появиться?

– Не помню. Кажется, что бывало, уезжал, не попрощавшись, потом звонил. Они меня предупредили: если буду скрывать, где ты, отвечать придется.

– Запугивать – их система. Так идем, пообедаем вместе?

– Я не смогу, извини. Я не отпросилась, а звонить сейчас без толку – начальство тоже обедает. Идем, проводишь меня, а вечером поговорим.

– Нет, Зинуля, мне, поверь, лучше пока милиции на глаза не попадаться. Пока их прыть поутихнет.

– Чудак-человек, да кому придет в голову тебя обвинять в убийстве? Ты же во Львове – заметный человек.

– Вот во Львове и буду с ними говорить, если нужно, не раньше. А пока – мне нужна машина, решил купить – не отступлю. Ты никого не знаешь, у кого имеется лишняя?

– Не знаю. Постой. У одной моей приятельницы есть «Жигули», может, она что-то посоветует?

– А муж приятельницы не будет против, если мы встретимся втроем?

– Мужа нет. Был, но они давно в разводе. Машина ей в наследство досталась, после деда-академика, он в институте Патона работал.

– Прекрасно. Звони приятельнице и договорись о встрече, только сегодня же, мне тянуть некогда.

– Попробую. Ее найти не так-то просто. Позвони мне часов в пять. Я уже бегу.

– Спасибо, Зинуля. Знаешь, лучше никому пока не говори, что мы виделись. Я – уехал, ты ничего не знаешь.

Жукровский с аппетитом, не спеша пообедал в ресторане. Столичный ресторан, а выбор из трех-четырех горячих блюд. «Девушка» лет сорока принесла, правда, закуску «ассорти», сама, очевидно, расстаралась: домашняя колбаска, ломти отварного языка, свинины, овощи, зелень. На третье выпил пару чашек кофе с «Чайкой», коньяк, судя по вкусу, соответствовал заказу.

Без четверти четыре он готов был продолжить умственное состязание «кто кого». Не оглядываясь, без опаски, устроился в сквере на скамейке, развернул последний номер «Радянськоi Украiни» – других газет в продаже уже не было. Отчеты с областных партактивов, рапорты тружеников полей – кто это читает?! Статья Д. Гнатюка, певца, изрядная галиматья, он, может, ее сам впервые прочитает. Тоже работка у журналистов: один во всех лицах, строчи за каждого. Знакомый газетчик любит позубоскалить на эту тему. Зубоскалит, а пишет всегда в струю. Иначе кто напечатает.

А Гнатюка он знает, заметный мужик. Только в прошлом году, в августе, в одном санатории отдыхали, в одном корпусе жили. От баб, как черт от ладана, бежал. А бабы, как мухи на мед. Он в воду – их пяток рядом плывет. Он под душ – они ручки-ножки подставляют. Разок съездили одной компанией на чебуреки, на Байдарские ворота. Посидели по-мужски. Кто же тогда расплатился? Не помнит.

Погода менялась на глазах: с севера шла темная, едва ли не до черноты, разрастающаяся вширь туча. Ветер налетел на сквер, срывая кленовый легкий лист. Осень. Наверно, только поэты любят этот унылый переход природы от буйства жизни к летаргии либо умиранию.