Текст книги "Самоидентификация"

Автор книги: Иван Солнцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Поезд проезжает мимо.

Теперь здесь не осталось ничего.

Мне пора.

Подхожу к машине. Мне нужно уехать как можно быстрее. Денег я оставил, матери напишу позже. Все сделаю потом. Все сделаю. Я всегда все делаю так, как следует. Пора принимать верное решение.

Что за чушь я несу? Просто мне жутко страшно от того, что от меня уже ничего не зависит.

Сзади, на крышке багажника довольно основательными, глубокими крупными блестящими царапинами выведено слово «М У Д А К»

В Питере это вызвало бы припадок, я начал бы искать виновных, орать, искать записи с каких-нибудь камер наблюдения или проверять задний видеорегистратор. Здесь и сейчас это вызывает лишь легкую усмешку. У меня еще есть полбака, и я завожусь и ухожу с парковочного места с легким визгом колес.

По дороге к выезду из города я вижу школу, в которой учился, и резко бью по тормозам. Подаю назад и проезжаю на школьный двор. По периметру разбросаны горы окурков, упаковки от дешевых презервативов, кое-где мелкие шприцы и упаковки от них. На газоне выжженный пятак земли – очевидно, от какого-то пиротехнического изделия. А рядом, на скамейке игровой площадки, на которой когда-то проходили мои уроки физкультуры, сидят четверо молодых людей неопределенного пола, пьют пиво из больших бутылей – кажется, это «голд», а, может, «белый медведь» или «багбир», – и приглушенно болтают. Посреди ночи. Когда они меня замечают, мне кажется, они начинают смеяться, и я выкручиваю руль быстрыми рывками, разворачиваюсь и ухожу с территории школы на повышенных оборотах.

Больше точно ничего нет. И не будет.

Теперь мне это ясно, как нельзя лучше.

По дороге, уже на трассе, я вижу, что мне пришла смска. Полностью снимая внимание с дороги, несмотря на непристегнутый ремень и скорость не меньше ста тридцати, оставляю одну руку на рулевом колесе, а другой беру мобильник и читаю сообщение.

«Встреть меня. Я немного раньше. В среду на работу. Перезвони, все расскажу»

Конечно же, Лена. Ночью. Поцапалась со своей матерью. Но кое-чего она не знает. Ей не следует знать.

Утро. На въезде в город небольшое скопление народа. Только начавшее расти. Проезжая мимо начала затора, я объезжаю серебристый «кайен», стоящий на «аварийке», и вижу, что в метрах в двадцати перед ним лежит женщина – с большим напряженным животом, явно беременная, с окровавленным виском и неестественно выгнутой шеей. Рядом стоит и плачет с мобильником в руках другая женщина в шубке – очевидно, водительница «кайена». У края проезжей части – еще пара машин на «аварийке». Свидетели? Скорой еще нет. И вряд ли она понадобится. Уехав с пешеходного перехода, на котором сбили женщину, я как следует добавляю оборотов.

По дороге на Предпортовый, уже минутах в пяти от дома, я вижу рекламный плакат, который заставляет меня выпасть из реальности. Что-то в этой фразе, которая выведена крупными буквами, проникает в глубину моего сознания и заставляет словно бы очнуться от долгого мучительного кошмара.

Огромные черные буквы.

«ЗИМА БЛИЗКО»

В Питере минус семь, и за окном медленно падает редкий снег. За массивным декорированным окном ресторана. Жора курит, пьет свой кофе и рассказывает. Я задаю редкие, как снег, вопросы. Я не видел Жору несколько месяцев. Кручу на столе мобильник. То откидываюсь на диване, то снова упираюсь локтями в стол. Часть слов Жоры проходит мимо меня. В какой-то момент я западаю на каждую из тысяч и миллионов снежинок за окном, и мобильник остается у меня в руках, и я сижу, как окаменевший, и Жора замолкает и отпивает кофе и молчит дальше.

Больше года назад Жора приехал сюда. Быстро собрался и приехал в Питер. Немногим позже дня, когда я сам вернулся на Предпортовый, умылся, выкинул всю одежду, что была на мне, в мусорное ведро, принял три «кетанова» и лег спать, чтобы прийти в себя от дороги длиной в ночь с перегаром и жуткими болями в желудке и голове. Он устроился, для начала, в какой-то захудалый автосервис, потом в «АвтоСтолицу», потом разочаровался в заработках там и перешел в частную мелкую фирму, где начал зарабатывать более основательно. Впрочем, мне кажется, что сейчас он торгует определенными веществами. Легкими, наверняка, не «крокодилом» и не «коксом», но торгует. Слишком у него качественно идут дела для автослесаря, только зажившего в большом городе. Но я никогда с ним не говорю на эту тему. И он не говорит. Мне плевать, чем он занимается. Деньги, которыми я поддержал его в свое время, он вернул и даже предлагал проценты. Регулярно звонит мне, интересуется делами. Иногда я тоже интересуюсь своими делами. Но стараюсь делать это реже, поскольку всякий раз поражаюсь тому, как ровно все у меня идет. Лучше на это даже не смотреть. Наверное, есть риск сглазить.

Жора рассказывает мне, что в городе все пустеет. Рассказывает, что Леночку с завода, торговавшую телом, сбило машиной насмерть. Что учительница, встречавшаяся с одним из тех братьев, благополучно была забита им насмерть, когда он застукал ее с двумя торчащими из нее членами, ни один из которых не принадлежал ему. Что мои родители просили звонить почаще – мол, чтобы Жора там меня мотивировал на это. Усмехаюсь. Говорю, что позвоню. Жора говорит, что мой отец выглядит как-то свежее прежнего. Не ясно, почему. Что мать тоже выглядела довольной, когда Жора к ним заезжал. Что у них отличный ремонт.

По всему городу давно пошла шиза на сбережении электричества. Она не ясна мне, но все эти рекламные плакаты с призывами вытаскивать «зарядник» для телефона из розетки перед уходом меня раздражают. Закуриваю новую сигарету. Снег укрывает грязь дорог, но движение слишком интенсивное, чтобы дать ему хоть какой-то шанс достичь успеха.

Мобильник вибрирует, звучит сигнал о новом смс, но я просто откладываю его на стол. Издалека вижу, кто написал. Коротко улыбаюсь.

– Так что, все почти по-старому, – Жора вздыхает.

– Как у парней-то дела?

– Ну, встретил всех, кроме Пашки и Гриши здорового.

– И что с ними?

– Пашка уехал на заработки.

– Ясно.

Жора понимает, что надо продолжить. Облизывает губы. Откладывает свою сигарету. Потом нервно тушит о край пепельницы.

– Гришу зарезали в пьяной драке. Его осталась с пузом. C’est la vie.

– Ага. Никак иначе.

– Бывает, да?

– Намекаешь?

Жора отрицательно качает головой, закуривает снова и расслабленно откидывается на диванчике, закидывая ногу на ногу и едва не переворачивая этим стол.

– А что… – немного теряюсь с формулировкой. – Что с… Ну, сам понимаешь, с кем…

– Блин, – вздыхает, но без эмоций. – Вышла замуж. За алкаша-слесаря из соседнего города. Уехала.

Киваю. Смотрю в окно, стараясь не переводить взгляд на Жору. Он говорит ровно, без запинок, без особых чувств. Я делаю вид небрежного слушателя.

– Вышла, забеременела от него. Почти потеряла связь с родителями. А потом… – Жора глубоко затягивается, и я терпеливо жду продолжения, – …этот хрен по «белочке» забил ее насмерть. Вместе с ребенком в утробе. Соседи вызвали скорую, но врачи были бессильны. Врачи областной больницы.

– М-м, – киваю и выдыхаю невесомый дым.

Врачи областной больницы вряд ли и пытались что-то сделать.

– Ну, по крайней мере, у нее была семья, – говорит Жора.

Не хочу об этом больше думать. Читаю смс. «Привет. Я скучаю. Давай начнем все снова. Позвони мне»

Снова Лена. Уже шестая такая смска за последний месяц. Я делаю вывод, что после года гуляний, которым предшествовало расставание по моей инициативе с воплями в мой адрес и обещаниями испортить мне жизнь, Лена вернулась в материнский дом. Мамаша, видимо, просекла, что столь же удачного жениха ее разлюбимой дочурке не найти, и начала капать на мозги. Так и получилось.

Жора курит и смотрит на чашку с кофе.

– Как думаешь?

Он спросил меня о чем-то, и это был повторный вопрос, но я сильно отвлекся на мысли о Лене. Словно бы с ней еще что-то могло быть. И мне нужно ответить. Всем. Ей, Жоре, своей нынешней девушке. И я определенно отвечу. В свое время.

Только пока не знаю, что.

САМОИДЕНТИФИКАЦИЯ

Now in my remains

Our promises that never came

Linkin Park, «In My Remains»

В ушах на секунду замирает звон. Страх. Замирает время. Кто-то смеется. Что-то ударяет. Снова. Кто-то бормочет.

«Вещь… Вещь… Нормально…»

Я открываю глаза, мир ударяет в голову, как дерьмовое вино.

«У тебя это… Ну, голова… Ну… Типа квадратная…»

Вик ржет, как конь. Безумный ублюдок. Мне хотелось бы, чтобы мне самому было лучше, чем ему, но увы. Снова закрываю глаза. В ушах звон.

– Кто это купил? – бормочу.

– Середович, кто еще, – смеется кто-то, почти знакомый.

– Красавец, – улыбается Вик. – Ну, реально квадратная.

– Ты это с кем вообще? – действительно не очень понимаю.

– Забей, – Вик закуривает.

– Больной, – сзади тонкий писклявый голос девушки Вика – Маши; она не принимает вещества принципиально – только бухло. – Когда-нибудь тебя перекроет.

– Неверный посыл, – смеется Вик. – Так сказать, wrong message. Настанет день, когда меня не перекроет, и тогда – молись, милая моя.

– Дурак, – Маша уходит.

– Поддерживаю, – смеется снова кто-то, почти знакомый.

– Ush perro, – выдает Вик.

– Мы едем куда-то дальше? – нервничаю; мне как-то не по себе.

– А надо? – кто-то знакомый поворачивает ко мне голову; это Мик, он же Мишка.

– По мне, так еще как надо, – киваю. – Мне нужно…

– Трахнуть кого-нибудь? – находится Вик.

– …развеяться, – игнорирую его. – Покурить кислорода там.

– Решим. Дай трудовым людям отдохнуть, – махает рукой Мик.

Мик никогда нигде не работал. И вряд ли будет. Не в его стиле. Я, впрочем, тоже пока еще не заработал сам ни копейки. Учусь. Не припоминаю только, чему. Чему-то хорошему, наверное. Отец не мог меня устроить на неподходящее место в универе. Он наверняка консультировался с психологами или типа того. Или тыкнул пальцем в монитор и решил – запихну-ка я своего оболтуса сюда. У меня отличный отец. Он стоит около двадцати миллиардов только стоячих рублей. Сколько текучих – одному богу известно.

Мобильник на столе вибрирует. Не хочу читать. Не умею читать. Меня не унесло в кайф, но некоторые функции психики не в порядке. Не кайфовая синтетика. И я бы с гораздо большим удовольствием пропустил пару дорожек белоснежной пыльцы.

– Может, по коксу перед дорожкой? – словно читает мои мысли Алессио, наш темнокожий брат и друг, который обычно молчалив, как рыба, но богат, как черт.

– А кто сказал, что будет дорожка? – возмущенно, Вик.

– Дорожка в любом случае будет, – усмехаюсь.

– Каламбурист хренов, – Вик смущен, он под кайфом; он дезориентирован, и улыбка уже не та.

– Передай телефончик, служивый, – Алессио вежливо просит у Мика, который пялится на гигантские силиконовые сиськи отплясывающей невдалеке от vip-зоны брюнетки; сиськи трясутся. – Устроим.

– Только ради кокса, – фыркает Мик и, не отводя взгляда от сисек, швыряет мобильник Алессио.

У последнего до хренища денег, но отсутствует вкус. Ну как можно было догадаться переделать на заказ «айфон» из желтого золота и инкрустировать четырьмя бриллиантами по четыре карата? Это просто таксофонная будка времен Второй Мировой в кармане. Я лично остановился на платиновом напылении на крышке, потому что с моим мобильником все равно что-то да случится. И довольно скоро. Им всем так везет. Говорят, можно не париться и просто взять Vertu или типа того, но для щеголей типа Алессио это не вариант. Зато у него отличная служба доставки веществ.

– Десять минут, – кивает и швыряет свой золотой мобильник на свободное кресло.

– На хрена вам оно, господа? – Вик смущен еще сильнее; его, видимо, отпускает. – Это вот уже и так… – тыкает в меня.

– Я бы не советовал, – скалюсь, и это останавливает его очередную глубокомысленную сентенцию.

– Господи, как я хочу утонуть между них, – Мик; очевидно, о сиськах.

– Так купи, – жмет плечами Алессио. – Эта по триста в час, вроде.

– Знаешь ее?

– Ага. Не, вру – по шестьсот в час, работает во всех направлениях, кроме жестких извращений.

– Блядь, – Мик разочарован. – А я-то решил, что это нормальная телка.

– А как же Наташа? – тянет Вик с усмешкой; оклемался.

Мик только расстроено качает головой и молчит.

– Где там твой блядский курьер? – ворчу. – Третий год уже жду.

Алессио улыбается.

Снова вибрация.

Не умею читать.

Москва, как на ладони. Мы решили не понтоваться. Сняли на скорую руку обычный лимузин. Я пытаюсь рассмотреть толпу у входа в очередной клуб. Слишком пестро. Слишком незнакомо. Сушит ноздри.

– Хлебнешь? – Вик протягивает початую бутылку «перье».

– Пожалуй, лучше «Кристалл», – открываю дверь сам, едва не убивая паренька в смокинге, который хотел это сделать.

– Опять, – бурчит Мик и достает из глубин кармана помятую мелочь – вроде пятихатку. – Вечно я сажусь с края.

– Откуда у тебя мелочь? – интересуюсь.

Молчит. Проходим через толпу. Мик вроде как случайно хватает какую-то телку за ягодицы, и та взвизгивает. Оборачиваюсь. Маша с осуждением смотрит на Мика и крепче сжимает предплечье своего кавалера.

Мик смотрит на нее, ухмыляется и жмет плечами

– В курсе, что иногда ведешь себя, как мудак? – интересуюсь к него, уже в клубе.

– Со всеми бывает. Хочешь сочную цыпочку?

Вздыхаю. Иду к бару. Знакомый бармен.

У стойки – еще пара знакомых промоутеров. Бессмысленный обмен фразами. Мик выныривает из ниоткуда. Дергаюсь.

– О, шуганулся! – смеется; видимо, накрыло еще чем-то. – Стул сухой? Покажи-ка!

– Не. Разольется еще, – ухмыляюсь, вздыхаю.

– Ты какой-то мутный. Сам хотел продолжить night out, – садится рядом на стул, жестом подзывает бармена.

– Ага. Настрой не тот. Думал, развеюсь.

– Так развевайся, мужик. Тем паче, что скоро… – замирает, цепляет взглядом кого-то в открытых ложах.

Играет что-то из прогрессив-хаус, гулкое и монотонное.

– Скоро?

– Ну, у тебя это… – облизывается. – Предденьрождествен-ское уныние?

Жму плечами.

– С Вашего позволения. Мне кажется, я влюбился в ее левую грудь, – театрально вздыхает, уходит; оставляет бармена в недоумении.

– Занятный парень, – бармен, потирая пальцем пирсинг в нижней губе.

– Познакомить?

– Да не, я пока что при своем. Хватает.

– Тот же?

– Ага. Митя «Скай». Наполнить?

Киваю. Когда-то я считал Митю «Ская» натуралом и большим любителем групповухи с десятком девок, из которых он полторы удовлетворял, а остальных тупо бил и засыпал им ноздри порошком. Все меняется.

Вик и его пассия где-то на танцполе. Я подумываю отправиться в закрытую ложу, но не решаюсь. Боюсь одиночества и глухой шумоизоляции.

«Ты достал. Как тупой баран»

От стенок черепа отскакивают слова. Короткие, резкие. Даже те, что я не слышал, а читал.

«Давай поговорим»

Мика несет, и он активно клеит телку в ложе. Довольно приличную, с маленькой грудью, но широкими бедрами. Не второй сорт – это точно. А вот ее подружки – московский колхоз. Вывела кабинетных крысок в свет. Точно. Встреча одногруппниц? Девичник?

– Плесни «эвианчика» со льдом, – прошу бармена; кивает, лезет за водой.

Допиваю из стакана. Жду воду, чтобы промыть горло. Сушит ноздри.

«О чем? Ты как ребенок! Успокойся уже»

– Ты какой-то тяжелый, – Алессио швыряет на стойку золотую кредитку – запасную, для мелких расходов – и садится рядом со мной.

– Пред… Короче, настроения нет.

– Твоя? – машет бармену. – Проблемы?

– Да, не то, чтобы.

– Не парься, – делает заказ, продолжает. – Все проходит. Пройдет и это.

Залпом выпиваю маленький стакан ледяной воды. Безвкусная.

– Послезавтра, говорят, «драг» у Стасона, – Алессио закуривает свою новомодную травяную сигарету, от которой воняет, как из мусорного ведра.

– Интересно?

– Думаю, да.

– Значит, поедем. Тебе доверяю.

Смеется.

– Какие мы разборчивые, – затягивается, выпивает принесенный виски со льдом – полстакана залпом.

– Какой сегодня день?

Жестом просит подождать. Мик уже сидит на кресле той девки, а она у него на коленях. Когда у твоего папы сталелитейные заводы и кусок сырьевого сектора в кармане, знакомства проходят быстро.

– Шумно здесь, – Алессио повышает голос, потому что громко играет высокочастотный инструмент, который забивает речь. – Пойдем, посидим.

– Можно, – не двигаюсь с места; отпиваю «мартини» из наполненного по жесту стакана.

– Я имею в виду, прогонимся еще немного, а дальше как пойдет, ага?

– Разумеется, – отставляю стакан, и кредитка Алессио подлетает к подошедшему по жесту бармену.

Никак не реагирую. Уходим.

В лаундже глухой перестук ударных практически не слышен. Играет что-то спокойное и ритмичное из светлого «эмбиент». Алессио медленно, основательно строит дорожки на стеклянном столе. Меня захлестывает меланхолия.

– Мне кажется, тебе надо отвлечься, – Алессио, не отрываясь от важного дела. – Ты слишком много берешь в голову.

– Может.

– У меня брат попал на два «мульта» на днях. Тоже слишком много парился, помог кое-кому, – вздыхает, откладывает в сторону кредитную карту. – Теперь расплачивается. Люди редко отвечают на заботу взаимностью.

– Так принято.

– Ну, да, – снова вздыхает. – Прошу.

Отвлечься.

Меня схватывает не сразу. В районе второй дорожки я ощущаю приход от первой. Тем не менее, эффект есть. Меня бодрит и расслабляет одновременно. Я понимаю правоту Алессио, и он мне кажется сознательным и мудрым, как никогда. Да даже если бы и не порошок – неужто, он не прав?

Отвлечься.

Выйдя в зал, я не могу найти никого из знакомых и просто обхожу все открытые ложи. Здороваюсь с Васей. Фотограф одного модного журнала и промоутер по совместительству, мой старый знакомый. Спрашиваю, как дела. Он говорит, что я какой-то никакой. Смеемся.

Захожу в туалет, чтобы освежиться. Немного ледяной воды по щекам. Жизнь хороша. Из довольно прочно закрытой кабинки справа раздаются мычание, приглушенный стон и частое дыхание. Потом «Да, детка». Голос Мика. Его определенно понесло на дешевый экстрим.

Когда я возвращаюсь в зал, я обнаруживаю, что телка, которую клеил Мик, сидит и пьет в компании двух подруг. Третьей – самой сисястой и длинноногой, – нет. Тест-драйв?

На экране «Уезжаю послезавтра. Позвони»

Выключаю мобильник.

Наконец, вижу знакомое лицо. Марина Зайцева. Фотограф и корреспондент крупного и скандального журнала. Занятная девочка. У нас никогда ничего не было, но мы частенько пересекались. И я хочу ее. Сейчас точно. В былые времена было сомнительно. Но сейчас все иначе. Потому что все не так. Потому что кто-то заигрался в эгоизм. Мне нужен выход. Может, это и есть выход?

Отвлечься.

– Привет, акула объектива.

– О, – кладет руки в карманы короткого черного платья – мне кажется, Gucci с каким-то левым болеро, – и отклоняет мою попытку поцеловать в щечку по-дружески. – Что такая персона забыла в этом отхожем месте?

– Как пылко.

– Как всегда, милый.

– Дела в гору?

– Ровно, – или заигрывает, или издевается. – Как сам?

– Не особо. Сейчас как-то неловко.

– Прости, я не в духе. Туплю здесь помаленьку. Хотела встретить кого-нибудь из депутатских детишек, так сказать, наладить связи, да не обломилось.

– Перепутала клуб?

– Типа того.

– Ну, меня встретила. Я не сгожусь для налаживания связей?

– Ты уже налажен, мальчик, – улыбается; едкая, как щелочь.

– Напрасно ты так, – пожимаю плечами, хочу отпить из стакана, но у меня в руках его нет, и от этого неловко продолжать; засовываю руки в карманы. – Мне кажется, между нами еще много… ммм… неналаженного.

– Увольте, – смеется. – Ты слишком хорош для меня.

– Господи, ты меня убиваешь такими заявами.

– Да и вообще – ты у нас встречаешься с этой, – крутит пальцем в воздухе, – которая тоже чья-то там дочь.

Делает вид, что не знает, с кем я. Но она прекрасно знает Катю. И знает, что она дочь директора крупной компании-дистрибьютора всякого промышленного хлама.

– Если разобраться, – вскидываю брови, – мы все чьи-то сыновья и дочери.

– Звучит религиозно.

– Правда? Недоброкачественно?

– Ну, просто вера и ты – понятия несовместимые.

– У-у, – понимающе киваю; монотонный ритм чего-то из минимал-техно пульсирует в голове.

– Наихудшее сочетание в мире после дейтерия с тритием.

– Хочешь сказать, мне нельзя верить?

– Честно говоря, есть такое подозрение.

Что на это ответить? Она знает, что может быть прямолинейна. А я знаю, что ее не склеить. Наверное, она сейчас в стадии отношений с девочками. Стадии меняются каждые полгода, потому что она переменчивая «би». Но «би» и клубная девочка «на съем» – не одно и то же.

На экране над диджейским пультом странная визуализация из лиц трех младенцев с закрытыми глазами.

– Знаешь, – вздыхаю; чувствую апатию; инициатива завлечь ее кажется уже призрачной и бесполезной. – Мне тут на днях сказали, что я тупой баран. Типа того.

– Может, стоит задуматься?

Жалюзи подняты. Свет заполнил окно, но это ненадолго. Не сезон.

Она стоит лицом к окну. Ловит солнце. Абсолютно голая. Стройная. Идеальных форм, мне кажется. Узкие бедра. Небольшая грудь. Она поворачивается, игриво смотрит на меня. Снова к окну.

Я люблю ее. Люблю такой, какая она есть. Это редкость нынче, думаю. Но ей не может быть нужно от меня больше, чем простое я и мое человеческое отношение. Считаю, что социальное неравенство в паре – полная хрень. Кто-то кого-то будет использовать, так или иначе. Нужно стоять на одной планке. И тогда можно спокойно любить.

Она мне нужна.

Я обнимаю ее, случайно утыкаясь стоячим членом в ягодицы. Хихикает.

– Кто тут у нас проснулся?

– Все, – целую ее шею.

– Мне надо собираться.

Обухом. Сразу. Еще рано. Отхожу назад.

– Но я хотел… ммм… обсудить. Вроде как.

– Господи, – поворачивается ко мне лицом, закатывает глаза. – Я же сказала, я решила. Почему ты вчера ничего не говорил?

– Ну… – я думал, она не станет рубить с плеча; напрасно; не знаю, что еще добавить.

– Ты можешь просто успокоиться?

Неплохо бы физически успокоить ее. Но это неправильно. Это не мое.

– Наверное, – хочу махнуть рукой, крикнуть что-нибудь оскорбительное; стою.

– Я не понимаю тебя. Вчера ты весь день молчал. Позвонил только вечером. Я решила, что все в порядке. Ты любил меня… – вздыхает, – …как зверь. Очень жестко. Ты меня просто оттрахал на неделю вперед. Нет?

– Чушь, – кидаю и возвращаюсь на кровать; беру мобильник, спонтанно лезу в интернет. – Я не хочу, чтоб ты уезжала.

– Дежавю, – подходит к стеклянной стойке с зеркалом, рассматривает лицо; потом подходит к высокому зеркалу, встроенному в стену. – В какие-то последние дни…

– Ты не хочешь понимать, – констатирую.

– Я хочу! – повышает голос; раздражает тоном. – Я не могу! Ты ревнуешь? Боишься? Я не понимаю.

– Я просто не хочу.

– Я, я, я! – хочет обвинить меня в эгоизме; передумывает. – А я хочу поставить имплантаты в следующем месяце. До третьего или четвертого размера. Как тебе идея?

Молчу. Откладываю мобильник.

– Все, хватит дуться, – отодвигает часть стены, вытягивает из встроенного шкафа свежее полотенце. – Идем в душ?

– Послушай, – встаю, медленно иду к ней. – Давай просто отложим это. Сделай это для меня.

– Нет.

– Катя…

– Нет. Думаешь, все так просто? У меня нет гражданства США. Я ходила на собеседование, мучилась, парилась с анкетами, а теперь забить на все? Да и какое дело? Ты и не заметишь. Ты постоянно в клубах, на тусовках, на коксе…

Вселенная начинает сжиматься вокруг меня. Большой Взрыв наоборот.

– В чем дело?

– Это не претензии, милый, – подходит, коротко целует в щеку. – Но я всего на неделю. Мне необходимо повидать сестру. Знакомых.

– Пусть они приедут, – бурчу. – Я плачу за все.

– Да не надо им сюда ехать! – отступает на метр назад. – Милый, уймись уже. Ты ревнуешь к месту? К стране? К самолету? Что?

– Ничего, – качаю головой.

Вселенная скручивается и сживается вокруг горла. Огромный светящийся резиновый эспандер.

– Закончили на этом?

Вздыхаю.

– Наверное.

– Отлично, – нервно выходит, качая бедрами и сжимая полотенце в руке.

Вселенная сжимается в точку нуля, и наступает пустота. Внутри. Будь, как будет. Может, ничего и не случится.

Все просто пройдет.

Пройдет.

День проходит бесцельно. Она уехала домой. Лежу на кровати и тыкаю в «айпад». Болтаю со знакомыми через «вконтакте» и «фейсбук». Зачем-то листаю страницу «википедии» про рак мозга.

«Ты дома еще?» – Вик.

«Ну, да. Один»

«Херово. На Нахимовском мента нашли мертвого, прикинь? Мне Машка скинула»

«Можешь не скидывать»

«Из ВОХРа мужик» – игнорирует мое отсутствие интереса.

«Едешь сегодня к Стасу?»

«Ежова трахается с Зайцевой – чикой, с которой ты позавчера болтал, прикинь?»

Пауза. Протираю глаза. Отвечаю что-то невнятное и вроде как забавное знакомой одногруппнице.

«На драг что ли?» – наконец, видит мое сообщение Вик.

«Типа того»

«Да а как же. Созвонимся. Ладно, я обещал еще к матери заехать. Давай»

Вик – по сути, домашний мальчик. С домашней девочкой. Наркоманом и деградантом он становится только в нашей компании. Сейчас он на годовой «академке», и поэтому живет в Москве. Вообще, ему предстоит еще последний курс в LMU в Мюнхене. Начитанный полиглот, тусовщик и наркоман. Маменькин сынок по совместительству.

«Здорово. Тебя сегодня отпускают погулять, засранец?» – Димка, приближенный нашего круга, сын депутата Думы.

«Не знаю. Но когда вылезал из постели твоей мамаши, она просила взять тебя с собой погулять» – пошло, но забавно.

«Сучка, – смайлик.– Как там дела с твоей? Мне птички нашептали, у вас какие-то терки»

«Пожарь своих птичек. Она уезжает»

«Бля, мужик, соболезную»

«Да ладно»

«Ну, ты это, не унывай»

К сообщению прикреплена аудиозапись «Уматурман – Гороскоп», видимо, из-за наличия в тексте призыва «не ссы»

Усмехаюсь и отвечаю песней «Ленинград – Хуйня»

Смайлики в ответ. Душевный и глубоко осмысленный диалог.

Димка учится, как и я, в МГУ.

Контрастный душ. Ледяной ливень почти не вызывает эмоций. Холодно внутри.

Голый, лежу в кресле, досыхаю. Телефон Кати выключен. Вряд ли она в метро. Не рвусь выяснять. Перед уходом она выдала что-то едкое. Я не слушал. Так было лучше. Я остался там же. Это не круто. Но лучше, чем сорваться.

Прикидываю, чем подкрепиться. Мысли о ресторане и, тем более, готовке вызывают тошноту. Заказываю пиццу. Откладываю мобильник. Встаю из кресла. Тряся спонтанной эрекцией, подхожу к окну.

Москва в движении. Если бы я точно знал, какой сегодня день, мог бы сказать, сколько баллов дают «Яндекс.Пробки». Но я буду знать даты только завтра. Сегодня не интересно. Гуляю по квартире. Представляю, что остались только стены. Подбираю бутылку от какого-то французского вина, которую почему-то забыла уборщица. Горничная, то есть, мать ее. Старая овца. Может, она решила, что я собираю пузыри от «Лейрд» или «Кристалл». Или отложила для себя.

Иногда здесь пустынно. Замечаю, проходя в гостиную. В сущности, у себя дома я обычно один. Иногда с тусовкой, девочками облегченного поведения. Но в последний год и в этой квартире – все чаще со своей девочкой. В общем, когда отец брал мне эту хату на 186 «квадратов» на Смоленском бульваре, он понимал, что делает подарок на вырост. Иначе не стал бы вкладывать в конуру для моих тусовок, сна и секса 87 миллионов. Это был подарок на мой прошлогодний День рождения. В любом случае, к этой квартире я привык быстрее, чем к двухкомнатной халупе за 13 миллионов, которую купил по своей инициативе, когда отпросился жить отдельно. Там было как-то серо, жутко. Надеюсь, здесь также не станет. Закрываю жалюзи на окне высотой почти в стену.

Звонит консьерж. Прошло достаточно времени, чтобы привезли пиццу. Немного смущаюсь тому, как пропустил сквозь сознание все эти пустые минуты.

Алессио напряженно крутит мобильник в ладони. Мик стоит, засунув руки в карманы. Его девушка Наташа – рыжая длинноногая фотомодель, – болтает с кем-то из знакомых девчонок. Вик явно уже накурился и радостно улыбается мне, крепко обнимая за талию левой рукой свою Машу. Маша фыркает и отводит нос от его лица. Прет анашой. Домашний мальчик.

– Вот ты какой, северный олень! – Димкин голос; руки у меня на голове в форме ветвистых рогов.

– Твою… – резко оборачиваюсь, вздыхаю; что с него возьмешь?

– Давно не виделись, цыпочка, – лезет обниматься; не сопротивляюсь. – Ты как?

– Нормально.

– Да ни хрена себе. Мужик. Я бы уже обдолбался с таким раскладом.

– Не сомневаюсь.

– Козел, – отворачивается, высматривает кого-то в припертой несколькими машинами толпе сзади. – Эй, Джесси, чеши-ка сюда.

– Из Америки телку притащил? – смеется Вик.

– Как же, – усмехаюсь.

Джесси – блондинка с загаром, граничащим с обугленностью, – подходит к Димке и хлопает его по заднице.

– Вызывали?

– Да, знакомься, – Димка тычет в меня пальцем. – Это Самый Настоящий Мужик.

Джесси смеется.

– Очень приятно, Женя, – протягивает ладошку с длинными, как рыцарский меч, ногтями.

– Весь кураж сбила, – фыркает Димка. – Ладно, дальше знакомить не буду, ты на него западаешь.

Теперь уже меня пробирает на смех.

Димка пятерней вгрызается в обтянутую лосинами ягодицу Джесси, урчит. Отправляет ее погулять.

– Прохладно, – бормочу, принимая предложенную Димкой сигариллу.

– Херня, – махает рукой подслушивающий Вик; Маша куда-то испарилась. – После первого старта тут будет жарко.

Мик шумно сплевывает на асфальт.

– Ты прав, – мне. – Прохладно.

– Кто-то недовольный? – Стасон – высокий темноволосый парень неопределенного возраста, – подходит и жмет руки всем, кто стоит в нашем скромном кругу.

– Лучше не гнать, – Димка смеется и медленно, глубоко затягивается.

– Сегодня обещали осадки в виде ментов, – жмет плечами Мик.

– Ссыкун, – безапелляционно выдает Стасон. – Каждый раз с тобой так.

– Я боюсь скоростных трасс, – усмехается Мик и немного нервно оглядывается на проезжающие мимо по двум левым полосам машины.

Две полосы заняты как гоночные. Впереди дежурит контролер. В начале трассы – все наблюдающие. Чтобы никто умный не решился перестроиться правее, Стасон, силами своих парней-строителей, выставляет небольшие узкие бетонные блоки. Раньше ставили еще ряд машин на «аварийке», но со временем ГИБДД стало вежливо просить, чтобы оставляли больше полос для движения.

В двух «опелях комбо» развернули бар. Музыка становится громче. После жесткого синтезатора громыхает искривленный вокодером вокал. По-моему, это ремикс на «I Sold My Bed, But Not My Stereo» Capital Cities, но я не уверен.

Ночь накрыла город, но пульс движения далек от нитевидного. Рев моторов и усиленных выхлопных труб. Визг девочек на поддержке. Дым от сигарет и косяков. Редкие хлопки в ладоши.

– Хипстота, – выдает Вик, кивая в сторону парня в очках, текстильной куртке и жилете под ней.

– Два раза, – Стасон смеется.

– Да у него ж «мини», – Вик, возмущенно. – Долбанный «мини купер»!

– У этого «мини» движок от «скайлайна» или типа того, – Стасон закуривает. – В общем, он сам не рассказывает всего. Но от «мини» там, по ходу, кузов да салон.

Вик фыркает, целует Машу и куда-то отходит. Никто не спрашивает, куда он. Я иду к бару. Неуверенно. Беру содовую со льдом. Этакий неформал среди алкоголиков. Под гвалт толпы и недовольные сигналы вынужденных притормаживать водителей, на трассу выходят первые участники забегов. Классическое противостояние – «скайлайн» против «GT-R», и в первом – мой старый знакомый, который меня, быть может, уже и забыл. Коля Попов. Большой любитель «дрифта», иногда вот так выезжающий на «драг» ради забавы. Стасон орет в мегафон нечто, как мне кажется, несвязное. Потом четко выкрикивает «Старт!», и девочки в мини-юбках и чулочках, продрогшие, со светящимися трубками в руках, весело дают отмашку. «Скайлайн» уделывает «GT-R» где-то на середине дистанции. Тоскливо. Но мне приятно, что Коля поставил на место этого выхухоля на сильно тюнингованном «GT-R».