Текст книги "Самоидентификация"

Автор книги: Иван Солнцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

– Бывает, – Мик. – Урод. Бандит что ль?

– Типа того, – киваю. – Нищета с понтами. Все орал, что она из-за денег ко мне ушла.

– Дебил какой-то, – ежится девушка Жени.

– Забили, – говорит Мик. – А ты серьезно что ли решил нас, так сказать, продинамить, именинничек?

– Жмот, – выдает Вик.

– Бля, – смеюсь. – Ну, куда от вас деться? Че закажете?

– Погода – говно, как обычно в эти дни, – рассуждает Вик. – Так что – на хату, уважаемый. Никак иначе.

– У нас и френд-лист готов на это дело, – смеется Алессио.

– А запас веществ? – уточняю у него.

– Страшный ты человек, – отвечает. – Не ссы, решим.

Смотрю в сторону. Теперь та девушка стоит одна. Черные волосы. Прекрасные черты лица. Я восхищаюсь ей. Мне необходимо…

– Ладно, – достаю кредитку и кладу на стол. – Закажите кто-нибудь транспорт и все, че только нужно. Я через пару минут буду.

– Пописать приспичило? – Мик смеется. – Не задерживайся, иначе свалим без тебя.

Киваю и ухожу.

Представляю масштабы грядущей уборки в квартире.

Подхожу к черноволосой красотке.

– Привет, – начинаю; вроде как привычно.

– Хм, – слегка вздрагивает; вскидывает идеально симметричные тонкие брови. – Привет.

– Слушай, у нас тут небольшая туса намечается, – сглатываю; нервно? – Народу будет не очень много, люди нормальные, ну, и так – музыка, все дела…

– Хм, – складывает руки крест-накрест на груди; левша, видимо. – И по какому это поводу?

– Да, у мня вот сегодня День рождения, – делаю вид этакого скромняги; отчаянная защита.

– Вот оно что, – снисходительно и доброжелательно улыбается.

Ощущаю, как начинаю проваливаться под пол. От ее улыбки. От взгляда.

Но почему?

– Ага.

Это провал.

– А будет много… ммм… – многозначительно крутит рукой, – …парней?

– Да нет, обеих категорий, – покашливаю. – То есть, полов, хочу сказать. Вот.

– Я-ясно, – тянет. – А довезти меня к маме с папой? А?

– Без проблем, – нашел свою струю.

– Ты же сын… – задумывается, – …миллиардера, ага?

– А это имеет какое-то значение? – начинаю расстраиваться.

– Да нет, – пожимает плечами. – Вообще никакого.

Задумчиво смотрит под ноги. Потом на меня. Оценивающе.

А мои ноги уже по колено ушли под пол.

– Ну, даже не знаю. Значит, ты решил меня… ммм… снять?

– Господи, пригласить, и все, – махаю руками. – Без намеков. Зря ты так. Ты мне не кажешься… – зависаю; подумай трижды, прежде чем сказать что-то такое…

– Шлюхой? – уточняет с улыбкой.

Накрываю лицо рукой на миг.

– Ну, это тянет на обширный комплимент с Вашей стороны, – продолжает; смеется, хлопает в ладоши. – Ладно. Поехали. Следи, чтоб в полночь карета не стала тыквой.

Делает мне знак и направляется в сторону нашей дружеской ложи. Вперед меня.

– Блин, неудобно-то как, – хлопаю себя по лбу.

– М? – не оборачиваясь.

– Как тебя зовут-то?

Она оборачивается и улыбается.

Молчит.

По дороге ко мне домой, мы с парнями ржем, как бешеные гиены, над долгое время плетущимся рядом с нами зеленым «гетцем» с «ресничками» на фарах. Или даже не над «гетцем», а над парнем, который его ведет. Вцепившись в руль, глядя строго перед собой. Его ремень пристегнут, и мне кажется, что с другой стороны пристегнут еще один.

Моя новая знакомая потягивает «Кристалл» из бокала и хихикает, глядя то на нас, то на «гетц», то куда-то вдаль, в доступную обзору глубину вечерней Москвы.

– Откуда этот хрен, Джесс мог знать о дате? – задумчиво проговариваю по дороге домой из лимузина.

– Знаешь, иногда люди просто не вспоминают о том что тебя любят, пока им не напомнишь, – говорит мне Мик, радостно повисший у меня на плече.

– А иногда помнят, но забивают на это, – добавляет Алессио.

И они оба правы.

К сожалению.

Сходив в туалет и умывшись, вытягиваю мобильник, вибрировавший еще минут двадцать назад.

Смс. Юля из института.

«Ну, ты как? Тебе можно позвонить?»

Странно. Читая эту фразу, я понимаю, что в ней должен быть смысл. Но что-то во мне отторгает его.

Почему она пишет? Плевать.

Почему она хочет позвонить? Плевать.

Почему меня только что потянуло набрать ей? Плевать.

Все начинается вполне мирно – с прибытия еще десятка гостей и нескольких неоднозначных девушек пониженной одетости. Все дружно употребляют за мое здоровье алкоголь. Кто-то что-то дарит. Кто-то просто поздравляет, ссылаясь на то, что сорвался с дел, не успел ничего купить. Я всех обожаю.

Моя новая знакомая подходит и шепчет мне на ухо, что Алессио просил подойти в мою спальню. Это пока единственное место, куда не проникли новые гости.

Алессио, как всегда, в своем репертуаре. Его дилер обеспечил его по полной. Я нанюхиваюсь на спор с Миком до тех пор, пока он не делает вид, что его унесло и не падает театрально на пол. Потом встает и обнимается со мной. Но вот я уже еле стою на ногах.

Господи, как же мне хорошо.

Ощущение господства над миром возвращается, яркость ощущений снова растет. Я обнимаю мою незнакомку за талию. Осторожно целую в щеку. Она вырывается и смеется. Кокетливо показывает язык. Говорит, что пойдет, возьмет еще шампанского.

Я говорю, что надо сделать погромче музыку. Вик говорит, что у меня весь нос в «пыльце». Смеемся.

У меня кружится голова. Я вижу, что навстречу идет голая по пояс девка, медленно моргаю и пытаюсь ее перехватить. Перехватив, пытаюсь ресцеловать. Девка сопротивляется. Потом заявляет «Да, я тоже тебя люблю, дурачок, но зачем же при людях?» Проморгавшись, понимаю, что девка прошла мимо и ржет рядом, как и Мик с Виком. А в объятьях у меня Женя. Мужик!

– Один раз… – ржет, едва не согнувшись вдвое, Алессио.

Дальше события развиваются с моим минимальным участием. Я болтаю со случайными людьми. Здороваюсь и обнимаюсь с Джессом. Выхожу на лоджию с моей главной гостьей, выгоняя оттуда целующихся под присмотром Мика девок и самого Мика. Мы долго что-то обсуждаем с ней. Она взведена чем-то – не уверен, кокаин это или просто «шампунь». Ее голос становится единственным, что важно сейчас в этом мире.

Меня целует кто-то мягкий, нежный и гладкий. Потом – в щеку – кто-то щетинистый. Уходят. Моя незнакомка смеется, хлопая себя по колену. Я бессмысленно улыбаюсь. У меня все есть. Все.

Когда я позже прохожу по квартире, масштабы изменений впечатляют. Меня бодрит звук. Люди танцуют, пьют, смеются. В одной комнате играет хип-хоп. В другой – хаус. Откуда-то в каждой появилось по ди-джею с «макбуком» и мощными мониторами, очевидно, синхронизированными с моей домашней аудиосистемой. Изначально звук шел только из развешанных по квартире колонок.

Мик орет, что курить можно только в гостиной.

В гостиной все круто. На моем большом стеклянном столе с шикарной итальянской гравировкой снизу, лежит горка экстази, понемногу смешивающаяся с растерзанной кучей кокса. Госнаркоконтроль устроил бы здесь командировочный выезд всего региона.

Вик курит траву. Предлагает косяк мне, и я с удовольствием принимаю. Спрашиваю, где его чика. Отвечает, что понятия не имеет и знать не хочет.

Мы с моей незнакомкой сидим на кровати в спальне, взяв бутылку «Кристалл» и пару бокалов. Обсуждаем кино, политику, страны мира. Рядом, на полу лежат четверо неподвижных тел. Они живы, но слишком упоролись и устали.

Глубоко-глубоко ночью гости собираются уходить. Кто-то пытается остаться спать, но я организую доставку каждого до дома с включенной в стоимость доставкой тела до двери квартиры. Не хочу устраивать ночлежку.

Через час медленных отправлений, пересудов и многочисленных поздравлений в квартире остаемся только мы с моей новой знакомой.

– Боже, тишина священна, – говорит она, смеясь.

– Знаешь… – садясь в кресло, говорю.

– Что?

– Мне так здорово сейчас.

– У тебя в организме больше кокса и вина, чем крови, – хихикает.

– Не, не в этом смысле, – говорю ей. – Просто, мне хочется… знаешь, хочется жить. Как никогда.

Она подходит ко мне, садится на колени и целует.

Все мои чувства, все ощущения, все эмоции – все обращено к ней. Все живо. Я должен быть уже обескровлен забегом в мир веществ длиной в ночь, но этого не происходит.

Я жив!

Я ее чувствую.

После долгого, горячего, полного искренности и доверия секса, она лежит рядом со мной и периодически целует мне лицо и грудь. Потом встает, отпивает немного шампанского из полупустого бокала и подходит к окну.

Раннее утро. Очертания ее тела безупречны. Стоя у окна, она вдумчиво смотри куда-то вдаль – в небо, на начинающий активное, дневное движение пейзаж внизу, на весь этот мир сквозь призму доступного вида.

Она приоткрывает рот, ее губы полны сексуальности, как и каждая ее черта.

Она говорит. Говорит со мной.

– Знаешь, а ведь мир еще не проснулся.

Я хочу было сказать что-нибудь шутливое, вроде «А мы уже не уснем», но замираю, внезапно ощутив нечто странное в этой фразе. Она заставляет меня привстать на кровати, ощутить странный, потрясающий, молниеносный порыв внутри. Словно бы внутри меня открылось нечто новое, открылось и расширило меня на всю эту вселенную. Что-то поменялось за считанные секунды или даже за долю секунды.

И сейчас мне кажется, что я открыл для себя нечто новое, и жизнь – в виде за окном, в том, что у меня есть и чего нет у абсолютного большинства других, в прекрасном теле этой девушки, которую как-то да зовут, – кажется мне иной, настоящей, насыщенной, и по моей коже бегут мурашки.

– Мир еще не проснулся, – повторяет она.

В ней что-то есть. Ее голос меня пленит. Тело восхищает. Не то, чтобы я в нее влюбился. Нет. Просто она кажется мне особенной. Просто она что-то значит. Мне кажется, я знал ее всегда.

Жестом подманиваю ее к себе. Она подходит – неторопливой, грациозной, сексуальной походкой, словно она на каблуках. Я восхищаюсь ей. Она садится рядом с кроватью и смотрит на меня. И мой организм тоже в восхищении, и простыня, которой я накрыт, неторопливо приподнимается.

Она испытывает длительный, мощный оргазм – я уверен, что это не имитация, потому что она не старается имитировать, в ней нет напряжения. Она естественна. Это уже ее третий подряд пик ощущений. Я не могу сдержаться и кончаю в нее – максимально глубоко, без сомнений, закрыв глаза. Ее ногти впиваются в мое плечо. И она не отталкивается от меня, а я не хочу выходить из нее, хочу остаться в этом слиянии. У меня еще долго стоит в ней, и она лежит на мне, и спустя какое-то время я засыпаю, убаюканный теплой тяжестью ее тела.

Утро бьет в глаза.

Под кроватью нахожу пульт и закрываю жалюзи с его помощью.

Один.

Та, с которой я провел эти ночь и утро, ушла.

Ушла?

Вскакиваю. Ощущаю удар перемены давления. Покачиваюсь.

Иду в ванную.

Пусто. Тихо.

Быстро прохожу по всем комнатам.

Пусто. Тихо.

Не обращая внимания на бардак повсюду, следы порошка, пустые емкости из-под напитков, возвращаюсь в спальню.

Роюсь на столике. Обыскиваю подоконник. Шарю по полу.

Боже!

Бегу голый в прихожую. Роюсь по всем доступным поверхностям. Скидываю мусор, ключи, какие-то пульты на пол.

Никаких записок. Никаких надписей на стене. На зеркале губной помадой. Ничего.

А с чего бы им быть?

Она ведь не назвала своего имени. Логично, что и номера не оставила.

Изгибы ее тела – идеальной формы, идеальных размеров, – встают перед глазами.

Перерываю мобильник. Не обнаружив ничего, швыряю его в сторону окна, но он как-то удачно группируется и полого падает задней крышкой на пол. Счастливчик.

Мне бы так упасть.

Но нет – я рухнул в реальность. В реальность, где есть только пустая, замусоренная квартира. Холодная, несмотря на идеальное кондиционирование круглосуточно. Тесная, несмотря на приличный метраж.

Сажусь на кровать. Смотрю в панорамное окно. Все та же бледная Москва. Только вот что-то замерло в воздухе. Что-то с цветом неба или типа того. Что-то мерцает. Или это последствия принятого вчера?

Боль ударяет в виски, напоминая о былом. Внутри – ощущения пенсионного возраста. Нюхнуть с похмелья? Не стоит. Лучше естественным путем.

В душе долго стою под горячими потоками, держась за кронштейн одной из леек. Больно. Стонет тело. Где-то внутри – шершавая, жгучая усталость.

Тело стало на год старше.

Уже вытираясь, я ловлю себя на мысли, что даже не подумал хотя бы попытаться пригласить Димку на эту тусу. Странно. Словно бы он ушел в никуда из того клуба, и теперь уже не столь важно, есть ли с ним контакт. Но мы слишком давно знакомы.

Какой-то мудак проблевался в биде. И оставил, как было. Засоренным. Искренне сочувствую уборщице, которая вскоре придет по смс-вызову, чтобы устранить недостатки разгромленной квартиры.

Смотрю на часы.

12:47

Мобильник Кати, тусующей в америке с неграми, выключен. У нее явно есть еще какой-то номер. И что? Дозвонись я на него – стало бы легче?

Выхожу на улицу. Не хочу пока никуда ехать. Понимаю, что было не так с пейзажем. Выпал первый снег. Он все еще кружится в воздухе – мелкий, наивный, тающий при соприкосновении с теплым еще асфальтом. У него нет шансов. Его снежинки…

Они разрозненны…

Так, кажется, говорил тот художник. Каждая отдельная снежинка – это отдельное одиночество. Все мне напоминает об этом ощущении. Ощущении зависания на отшибе. С головной болью и тяжестью в глубине сознания.

Вспоминаю про Юлю из универа.

Она прикольная.

И все.

Вечером все слишком никакие, чтобы куда-то уехать, и мы встречаемся в небольшом клубе вдалеке от центра Москвы.

Мик говорит, что хотел бы извращенно выебать троих девушек в откровенных нарядах, сидящих в ложе и явно скучающих в ожидании принцев на белых ослах. И что он записывает сцены секса со своей азиаткой. Меня это не удивляет, потому что пару лет назад и даже в подростковом возрасте я тоже занимался съемками «хоум видео». Но ничего не сохранил.

Я не спрашиваю, почему он вчера был на людях с азиаткой, а не с Наташей. Хотя мне и любопытно.

Вик говорит, что заказал себе из США зубную щетку, которая через смартфон передает информацию о состоянии чистки зубов в интернет. Типа, чтобы следить за зубами. Алессио пошучивает над ним.

Я ненавижу все американское.

– Правда, придется «андроид»-смартфон купить, чтобы эта херня с него работала. Но это не проблема, – говорит Вик, но его уже никто не слушает; все молчат.

В стороне от нас, рядом с ди-джейской эротично танцует какая-то телка. Я ищу в ней знакомые черты. Ее черты. Ночной гостьи, о которой я ничего не знаю, кроме того, что хотел бы с ней побыть еще. Как будто бы хотел бы прожить с ней всю жизнь.

Но ведь, на самом деле, я ее не ищу. Точнее – я ищу не ее.

Ведь я мог бы найти ее. Без имени. Без данных. По фотороботу, через знакомого, который имеет доступ к множеству баз данных. За символические тридцать-пятьдесят тысяч рублей он нашел бы мне кого угодно по родинке на левой ягодице.

Но я не ищу ее.

Прошел целый день, и я гулял, слонялся где-то, едва не уснул в парке, прокатился на русских горках. Ребячился. Изображал оторванного от жизни подростка. А сейчас сижу и жду, пока этикет позволит Алессио самому предложить компании нюхнуть. Если это вообще случится.

– Голова деревянная, – бормочет Женя, который пришел один; он глубоко затягивается и выдыхает плотный, едкий дым; гладит себя по бородке.

– Погода дерьмовая, – ноет Мик. – Ребят, может, свалим куда в тепло? На острова там, не знаю…На Кипр по-быстрому?

– Лень, – Алессио.

– Дожили, – не унимается Мик. – Задолбали клубы, попойки, пыль… Хочется свежего воздуха.

Алессио усмехается и молча кидает на стол пакетик с коксом.

– И все равно, – Мик, уже отчаянно вздыхая. – Рванем куда-нибудь, парни?

– Не свети коксом, – Женя; лениво.

– Who the fuck cares? – элегантно выдает Вик.

– Так что насчет смотаться на острова? – Мик никак не уймется.

– Боже, ну вы как дети малые, – вздыхает Алессио и кидает на стол извлеченный из кармана флаер фиолетового цвета. – Сегодня. Есть проходки на всех.

Мик берет в руки флаер, теребит, читает.

– Подпольные? – интересуется.

– Бои насмерть, – пожимает плечами Алессио. – Реальное месиво.

– Так бы сразу и сказал, – бурчит Мик.

– Да, был там в прошлом году один дядька – кажется, Валдай или Болтай, че-то такое, – говорит Вик. – Вообще скала. Безразличие, граничащее с похуизмом.

Я теряю нить. Потому что в моей голове пульсирует все та же фраза.

«Мир еще не проснулся»

Я тщетно ищу в ней реальный, обтекаемый смысл, но не могу найти. И это очаровывает еще сильнее. это заставляет снова переосмысливать что-то фундаментальное. И телка, которая все также понемногу приплясывает, теперь уже с каким-то высоким кавказцем, удивительно похожа на нее, но это точно не она, и…

«Мир еще не проснулся»

– Ладно, парни, если кто-то хочет опоздать… – Алессио отвлекается на звонок по мобильнику; смотрит на экран; серьезнеет и берет трубку.

Пока он приглушенно с кем-то говорит, я смотрю на Мика. Потом на Женю. Я знаю этих людей?

Мне необходимо нюхнуть. Это голодание. Длинное похмелье, от которого, увы, никуда не деться.

– …и они еще утверждают, что это мужчине важна опека вещей, ага? – возмущается Женя. – А большинство без шмоток и косметики вообще ни хрена из себя не представляет. Вялые сиськи и ноль интеллекта.

– Кто-нибудь пойдет припудрить носик? – интересуюсь.

– Самое время, – встает Вик.

Мы уходим.

Я сильно чешу голову.

Как будто это поможет отогнать эту фразу.

Я теряю ориентацию в реальности, и Вик меня поддерживает за локоть.

– Я обожаю этого ниггера, – смеется; это он про Алессио. – Где он берет этот стафф?

Бормочу что-то несвязное. Тянет заплакать. Подхожу к раковине. Упираюсь ладонями.

– Мне вставило, – констатирует Вик и смотрит на себя в зеркало.

Я не могу поднять глаз.

И главное даже не в том, что я не понимаю, кто я и что я делаю каждый день, час, каждое мгновение. Дело в том, что, когда она – та, которую я любил, – была со мной, здесь, я не задавался этими вопросами. Не занимался пустой самоидентификацией. Все было ясно.

Та, которую я любил?

Я ведь так это произнес про себя?

Любил?

Мик говорит, что отправил телкам, на которых у него текут слюни, бутылку «Кристалл». И подмигнул. Мне кажется, он всегда будет таким.

Говорят, что Алессио уже вышел. Не знаю, почему так. Уходим, рассчитавшись.

Я теряю какие-то секунды. Мне кажется, что тут, перед выходом, толкучка, но меня никто не трогает. Странно.

Все, что происходит на улице, впивается в мое сознание острыми когтями.

Какие-то очевидно пьяные мужики весьма приличного вида орут друг на друга.

«Да мне насрать! Я тебя предупреждал, мне кажется…»

«Нет, ты мне объясни, почему твои люди там были…»

«…и не надо сказок, я на твою жопу клянусь, что это твой водила…»

«…за базар? А? Ответишь? Я людей приведу, и все. Там поговорим…»

«Че ты сливаешься? Э, куда ссышь?»

Есть в этом какая-то логика. Но вот только…

…при чем тут я?

Кто-то бьет другого в лицо. Поднимается гомон. Трое парней брутального вида подбегают и отталкивают ударившего. Пытаются фиксировать. На них налетают трое других.

Алессио оказывается в этой куче и несколькими окриками всех разводит.

– Стоять! Всем! – его взгляд уходит куда-то вправо и вниз. – Ты че? С дубу рухнул? А?!

– Хавальник захлопни! – неуверенно, но с претензиями на господство выдает лысый парень, в руку которого появился приличных размеров «ствол».

Его оппонент достает из кармана свой.

– Все, расслабились, сказал! – Алессио в этой обстановке звучит удивительно уверенно; чего-то я о нем точно не знаю. – Слышь, ты…

Он понижает голос и поочередно говорит то с одним спорщиком, то с другим. Но не особо удачно. Перебранка между ними возобновляется. Алессио отталкивает кто-то из свиты. Чьей – не знаю, но явно шестерка. Алессио это не устраивает. Он с разворота определяет ногой в «табло» обидчика. Кто-то кричит. Пострадавший на асфальте. Из клуба выходят пятеро в черном.

– Ал! – Вик. – Помощь надо?

– Нет! – рявкает Алессио, оглядываясь. – Ни шагу сюда!

Обороты растут. Образуется давка. Я не хочу даже приближаться, но Вик уже подходит сам. Пытается кого-то выдернуть, поговорить. Получает под дых. Увы, наивно. Я вздыхаю и подбегаю к нему. Нас кто-то отталкивает.

Метрах в трех раздается выстрел. Все не секунду замирают. Потом кто-то убегает. Визг каких-то телок. Вдалеке просыпается сирена.

Еще выстрел. Кто-то орет, что это в воздух. Не все слышат.

Алессио застрял где-то между теми двумя. Я вытягиваю Вика. Он покашливает. Бормочет, что все нормально. Какой-то урод что-то спрашивает у меня. Довольно грубо. Мне надоедает. Я без вопросов бью его в лицо максимально напряженным кулаком. Опешив, отступает назад. Спотыкается и падает.

Я пытаюсь добраться до Алессио. Сбоку мелькает Мик. Еще пара выстрелов. Сирены все ближе. Из речи в воздухе – в основном, мат, обычная ругань и немного блатной фени, так сказать.

В толпу врезается какой-то идиот и с размаху разбивает об голову высокого бритого парня пустую бутылку от вина. Эффективно, надо признать. Я пытаюсь позвать Алессио. Звук битого стекла. Когда звук сирен становится слишком явным, по толпе проходит неравномерный вздох, и темп драки спадает. Я делаю рывок к Алессио, которого кто-то уже уверенно держит за плечи, но меня толкает в сторону торопящийся куда-то здоровяк, и я падаю на асфальт.

Группируюсь. В руку впивается что-то острое. Мелкое. Осколки бутылки. Этикетка рядом, на крупном куске стекла. По иронии судьбы, это может быть та самая бутылка «Кристалл», которую Мик отправил тем телкам. Или нет. Не знаю.

Стекло в моем теле. Поднимаю руку. Кровь идет довольно быстро. Сжимаю зубы и встаю.

– В травмпункте поговорим! – орет вслед какому-то мужику Мик.

Это у него шутки такие. Вряд ли он когда-то видел обычный травмпункт с очередью. И даже обычную поликлинику. Я вот не видел, например. Меня по мере необходимости и обязательно – раз в полгода для профилактики – обслуживает семйный врач. Доктор Насыров. Специалист по всему – от переломов до импотенции.

Алессио явно озадачен. Его отпустили. Все заскакивают в припаркованные рядом машины. Менты совсем рядом.

Алессио кричит кому-то «Да щас я!» и кому-то торопливо звонит. Прикрывает трубку.

– Ребят, – обращается ко мне, Вику и Мику, инстинктивно сгруппировавшимся, – извиняйте, надо разбираться. Меня касается. Если вылезу, отзвонюсь. Надо решать вопросы.

Не дожидаясь ответов, убегает, громко говоря по телефону.

Почему-то вспоминаю, что Алессио – единственный из нас, кто уже получил образование, причем в LSE, в Лондоне, и у кого уже есть работа – в штате компании его отца.

Есть занятое место в штате компании его отца.

Я выдыхаю и сажусь на корточки.

Мик закуривает.

Свет мигалок слепит.

Смотрю на часы.

18:56

Рановато.

Жжет.

Медсестра скорой промывает раны довольно бережно. Но приятного мало. Осколки вошли достаточно глубоко. Оказались достаточно крупными.

Достаточно крупная случайность может убить. То, на что нет расчета, может оказаться решающим.

Когда-то это тело испустит дух. Видимо. Я смертен. Видимо. Когда-то эта кровь станет такой же застоявшейся, как та, что на тампоне со спиртом или чем она там, мать ее, протирает мне раны!

Как ни крути, умрешь. Не сегодня – в какой-то другой день. Почему-то сейчас я это понимаю особенно остро. С этим все равно никто не смиряется. Никогда. Можно сказать, что хочешь или готов умереть. И если это правда – то речь идет о долбанном больном ублюдке. Даже в старости инстинкт самосохранения, старательно превозмогая глупость, борется за нас. А мы убиваем себя, не понимая, что второго шанса не будет.

Но это не значит, что мы не боимся умереть. Мы просто верим, что будем жить. Когда-то это не оправдается.

– Свободен, – вздыхает медсестра.

– Ну, да, – киваю; ухожу.

Менты опросили всех, кого смогли. Никто ничего не знает. Я-то уж точно. Случайная жертва. Заявление писать не буду. Спасибо, буду иметь в виду.

Сын одного приятеля моего бати – хорошего приятеля, по студенческим годам, – на два или три года моложе меня был – порезал себе вены в том году, в день рождения. Но на этом не успокоился. Шагнул из окна пентхауса на двадцать пятом. В крови обнаружили амфетамин. Просто титаническое количество амфетамина. Так оно и выходит. Чувак ушел головой¸ а возвращаться ему было некуда. Это слишком.

Я ведь знаю. Мира без меня нет. Пусть он еще посуществует.

Говорю, что не поеду на бои. Вик и Женя собираются. Мик посередине. В итоге, тоже отказывается и уезжает куда-то.

А я домой. Ловлю тачку. Диктую адрес. Молча дремлю. Даю водиле двести процентов чаевых. Он в шоке. Усмехаюсь.

Как только захожу в квартиру, звонит отец. Кто-то в прессе прочухал момент драки. Кто-то снял на мобильник и выложил на «ютуб». Кто-то скинул отцу. Оперативнее некуда. Такое время – не успел накосячить – а уже спалился.

Говорю, что все в порядке. Что я стоял в сторонке. Что я хороший домашний мальчик. Отец смеется. Говорит, что на это у меня ума должно хватить. Я спрашиваю про мать. Она как-то грустно на меня смотрела, когда мы расходились. Говорила, что все будет хорошо. Отец говорит, что у нее все по-старому. Что он вчера приехал ночью, и она спала. По крайней мере, не устроила истерики или допроса.

– Все круто, отец? – неожиданно для себя выдаю.

Отец кашляет. Смущается.

– В смысле?

– Вообще.

– Наверное… Почему ты спрашиваешь?

– Я хочу знать, – вздыхаю. – Просто… – мой голос срывается в плаксивость. – Знаешь, я только тебе верю. То есть, никто не знает ведь, да? Никто не знает, круто все или не очень? Кроме тебя, да?

– Ну ты даешь, – смеется. – Сын, все круто. Говорю тебе, как доктор. Что у тебя не так?

– Да, все так, – потираю глаза. – Просто, если бы ты не сказал, я бы подумал, что все не очень.

– Твоя девчонка в Америке?

Молчу. Кусаю губу.

– Так вот что тебя парит, – хлопает рукой по чему-то; по крышке стола? – Слушай, только не начинай эту хрень. Не первая, не последняя. Не те годы, чтобы страдать.

– Уже?

– Еще. Ты еще не знаешь, что такое серьезно любить и страдать из-за серьезной потери. И что такое двадцать с лишним лет прожить, чтобы понять, что устали друг от друга.

– Не говори так, – прошу. – Хотя бы не мне.

– Извини. Отдыхай. Не парься.

Прощаемся.

Никто не хочет быть один. Никто не хочет быть несчастным. Самоубийцы привлекают внимание. Одиночки ждут чуда. Меланхолики надеются на понимание. Мы никогда не даем себе шанс на счастье раньше положенного.

Почему?

Включаю на весь экран, занимающий полстены, «На грани сомнения» и ложусь на диван.

Смотрю на часы.

20:03

Просыпаюсь в панике. Дергаюсь и падаю с дивана. Что-то жмет на предплечье. На плечо.

Бинты.

Бегу на кухню. Беру нож побольше и срезаю их. Раны ноют. Прикасаюсь к одному из порезов. Шершавый край. Нажимаю. Палец раздвигает кожу. Уходит вглубь. Жуткая боль. Крупный осколок.

Достаю бутылку «Дом Периньон». Ухожу в комнату. Фильм все еще идет.

Смотрю на часы.

21:12

Первые три прозвона я игнорирую. Старательно держусь за диван.

Четвертый выводит из себя. Вскакиваю. Бегу в прихожую. Хватаю мобильник.

Мик.

– Здорово, не спишь?

Грузно выдыхаю. Тяжесть где-то между лбом и макушкой. Горечь во рту. Что-то не так.

– Ну, – отвечаю.

– Приезжай в начало Кутузовского. Когда сможешь?

– Прикалываешься? Че за тема? – не скрываю недовольства.

– Серьезная. Надо поговорить.

– Или в двух словах или пошел ты…

– Алессио убили.

Бросает трубку.

Пытаюсь переварить последние слова. Может, это сон? Но во сне ты не можешь подумать, что это сон. Так ведь?

Алессио…

Кладу мобильник в карман.

Ищу ключи от «ягуара». Не нахожу.

Хватаю ключи от «бэхи».

Ухожу.

– Так просто, – добавляет Мик к своему рассказу.

Пытаюсь разложить все по полочкам. Не выходит.

Алессио – единственный из нас, кто уже получил образование, причем в LSE, в Лондоне…

Алессио – единственный из нас, у кого уже есть работа – в штате компании его отца…

У Алессио все круто. Он не мог умереть.

– Артур звонил, – подходит вылезший из своего «гелика» Вик. – Собираемся.

– Он… – Мик сглатывает. – Все?

Вик кивает. Достает пачку сигарет.

Позже, мы сидим за столиком в «Крыше мира». Я, Вик, Рома «Макс» – один из владельцев того клуба, Женя, Мик и брат Алессио – Артур. Какое-то время обсуждаем все, что видели этим вечером у клуба. Лица, события. Но я видел мало, и мало же говорю. Артуру нужно выяснить, чья это была провокация. Наверняка. У него будет немало дел теперь на этой почве. Алессио был слишком глубоко в определенных кругах. Так ему было привычно. Так он оказался в морге. C’est la vie.

Мик основательно принял. Теперь говорит, в основном, он.

– Ты не представляешь мир без себя. Но вот прикинь – ты исчезаешь, а мир существует. Ты превращаешься в твердый камень, а мир все тот же. То есть, вообще тот же. Просто… Миру по хуй на тебя.

Его речь обрывается. Молчим. Вик сидит, прикрыв рот рукой. Смотрит в никуда. Рома и Мик молча курят.

– Нас было пятеро, – говорит Артур; у него крупные брови, крепкое угловатое лицо, черные волосы; все полно напряжения.

Все обращают взгляды на него.

– Пятеро, – повторяет. – Пять братьев. Я старший, он поменьше, остальные младшие.

Никто не вставляет ни слова.

– Трое попали по глупости. Играли лишнего, – продолжает. – От него никто не ожидал. Я не знаю, как сказать отцу. Мне просто нечего сказать. Я виноват.

– Виноваты эти пидоры… – замечает Рома, но не заканчивает фразу.

– Нет, – качает головой Артур. – Они просто умрут. А мне с этим жить, – твердо, без тени сомнения.

Смотрю на часы.

23:30

Все разъезжаются спустя еще полтора часа коротких пустых разговоров. Я какое-то время сижу в машине. Не решиться, куда ехать.

Уже достаточно темно, чтобы на улице было уютно для одиночества. Когда у тебя под рукой огнестрельный «ствол», всегда уютно.

Я не заметил смски.

Юля из универа.

«Привет. Может, поговорим? Как у тебя? Слушай, может, просто встретимся? Поболтаем?»

Ей не спится. Странно.

Время, конечно, детское. Но неужто ей нечем заняться сейчас, кроме как писать чуваку, у которого все в жизни в порядке, и которого она видит раз в три месяца? И с которым, кстати, у нее был всего один живой разговор на отвлеченную тему.

Закрываю глаза.

Что-то внутри начинает перечислять. Пункт за пунктом. События. Имена. Лица. Тусовки, люди, чувства, объяснения. Чего-то не хватает.

Почему она там?

Почему она не отвечает?

Мне нужно быть спокойнее. Мне нужно воспринимать все проще. Я слишком молод, чтобы…

Почему я не могу найти ее?

Почему я здесь?

Хватаюсь за руль. Смотрю вперед. Я готов к рывку. Но куда?

Завожусь и еду к одному знакомому дилеру. Он живет практически рядом. Интересный чувак. Бисексуал, порноактер, музыкальный продюсер и дилер. Всегда жизнерадостный.

Сижу с ним в его квартире. Недолго болтаю «за жизнь». Объясняю, что мне нужно. Он говорит, что это не проблема и задает вопрос о расчете. Проблема, конечно, снимается мигом.

Передает мне смесь.

Жму руку.

Уезжаю.

Я где-то в области. Остановившись у обочины, перелезаю на заднее сиденье и выдвигаю столик для пассажира.