Текст книги "Меч в терновом венце"

Автор книги: Иван Савин

 
Нам, русским, послан Крест тяжелый,
И мы должны его влачить
За грех чудовищной крамолы,
За то, что не хотели чтить
В своей бессовестной гордыне,
Как непокорные сыны,
Нам Богом данные святыни
Благой и мудрой старины.
За то, что нехристям в угоду
Преступный замысел творя,
Себе мы прочили свободу
И свергли Ангела-Царя.
И тем, покрыв себя позором,
Дерзнули клятву осквернить,
За всех нас данную Собором, —
Вовек Романовым служить.
И вот за этот грех великий
Страдаем всюду мы теперь,
И Русью правит деспот дикий,
Бесчеловечный, лютый зверь.
И долго будем мы томиться
Под нам ниспосланным Крестом,
Пока в душе не совершится
У нас великий перелом,
Пока от зол мы не очнемся,
И, приведя наш бунт к концу,
К Царю мы, каясь, не вернемся,
Как дети блудные к Отцу.
 

 
Из глаз бегут от счастья слезы —
Ты жив, Пресветлый Государь,
Сбылись несбыточные грезы
И спас Тебя Небесный Царь.
Всевышним Промыслом хранимый,
На страх и трепет всем врагам
Ты воссиял опять, Любимый,
Во славу и на радость нам.
Блюдя Тебя всезрящим взором,
Царица Неба в годы смут
Своим Пречистым омофором
Тебя сокрыла от иуд.
И, укрепив духовной силой,
В дни самосудов, зверств и зла
Над преждевременной могилой
Стезей чудесной провела.
И в сердце веры нет обману,
И, славя Господа Христа,
Опять поют Тебе «Осанну»
Мои счастливые уста.
Несись же благовест веселый,
Струись пасхальный, вещий звон,
Зовя поля, леса и долы
К Царю Святому на поклон.
 

Блажени изгнании правды ради,

яко тех есть Царство Небесное.

Мф. V. 10

 
Блажен, кто в дни борьбы мятежной,
В дни общей мерзости людской,
Остался с чистой, белоснежной,
Неопороченной душой.
Блажен, кто в годы преступлений,
Храня священный идеал,
От повседневных искушений
Умом и сердцем устоял.
Блажен, кто, вписывая повесть
В скрижали четкие веков,
Сберег, как девственница, совесть
И веру дедов-стариков.
Блажен, кто Родину не предал,
Кто на Царя не восставал,
Кто чашу мук и слез изведал,
Но малодушно не роптал.
 

 
Была Державная Россия,
Была великая страна
С народом мощным, как стихия,
Непобедимым, как волна.
Но под напором черни дикой,
Пред ложным призраком «свобод»
Не стало Родины великой,
Распался скованный народ.
В клочки разорвана порфира,
Растоптан царственный венец,
И смотрят все державы мира,
О, Русь, на жалкий твой конец.
Когда-то властная Царица,
Гроза и страх своих врагов,
Теперь ты жалкая блудница,
Раба, прислужница рабов!
В убогом рубище, нагая,
Моля о хлебе пред толпой,
Стоишь ты, наша Мать родная,
В углу с протянутой рукой.
Да будут прокляты потомством
Сыны, дерзнувшие предать
С таким преступным вероломством
Свою беспомощную Мать!
 

 
Среди скорбей, среди невзгод
Всегда я помню мой народ;
Не тот народ, что ближним мстит,
Громит, кощунствует, хулит,
Сквернит святыни, нагло лжет,
Льет кровь, насилует и жжет,
Но тот народ – святой народ,
Что крест безропотно несет,
В душе печаль свою таит,
Скорбит, страдает и молчит,
Народ, которого уста
Взывают к милости Христа
И шепчут с крестного пути:
«Помилуй, Господи, прости!..»
 

 
Желанное, светлое слово – «свобода»,
Прекраснейший лозунг на вид,
В устах исступленного зверя-народа
Преступной насмешкой звучит.
 
 
Свобода – темница! Свобода – оковы!
Свобода – законный грабеж!
Свобода – венец, как и прежде терновый!
Какая ужасная ложь!
 

 
Он идет, великий Хам,
многорукий, многоногий,
Многоглазый, но безбогий,
Беззаконный, чуждый нам.
 
 
Слышим, слышим – это он
С грубой наглостью смеется;
Это он галдит, плюется
И смердит со всех сторон.
 
 
Посмотри – он на глазах
Топчет розы, рушит зданья,
Вековые изваянья
Повергая дерзко в прах.
 
 
Видишь – он уж здесь и там,
Возле нас и вместе с нами;
Мы стоим пред ним рабами,
Шепчем: «Сжалься, грозный Хам».
 
 
«Шапки к черту предо мной!
Я пришел, стихийно-дикий!
Я – ваш царь, я – Хам великий,
Вам ниспосланный судьбой.
 
 
В красной пляске круговой
Храмы я, смеясь, разрушу;
Вырву сердце, вырву душу
У живущих головой.
 
 
Я заставлю пред собой
Колебаться в страхе троны;
Я к ногам своим короны
Брошу с дьявольской хулой.
 
 
Позабудьте навсегда
Знанья, роскошь и искусства:
Я вам дам иные чувства,
Чувства, чуждые стыда.
 
 
Так иди ж на общий пир,
Зверь стобрюхий, многоликий!
Я – ваш царь, я – Хам великий;
Я сотру культурный мир!..»
 

 
Тяжелое время всеобщей разрухи,
Как туча, нависло в стране;
И образ ужасный кровавой старухи
Повсюду мерещится мне.
Костлявая тень с сатанинской улыбкой
По градам и весям ползет
И, нагло глумясь над народной ошибкой,
К свободе проклятой зовет:
«Вставай, поднимайся, рабочая сила!
Кинжалы и косы востри!
Я долго боролась, но я победила,
И пали в России Цари!
Проснись, раскачайся, народ сиволапый,
Я черный вам дам передел.
Удвойте, утройте мужичьи нахрапы,
Делите господский надел.
Не бойтесь возмездья, не бойтесь расплаты,
Спешите за мной, удальцы!
Мозолистой дланью громите палаты,
Сжигайте дома и дворцы!..»
Пылает кровавое зарево неба,
Пылают усадьбы подряд,
Пылают навалы свезенного хлеба —
И красные галки летят.
Ликует и пляшет с народом старуха
Под грозный, погромный набат;
Мила ей всеобщая наша разруха,
Наш общий, смертельный разлад.
Гремят и несутся хулы и проклятья,
Чернь празднует вольную новь,
И в пьяном неистовстве режутся братья,
И льется крестьянская кровь!
 

 
Грозно удары гудят и гудят,
Колокол плачет и стонет;
Пьяный народ под зловещий набат
Совесть навеки хоронит.
 
 
Дергает веревье страшный звонарь
С злобой и яростью пьяной;
В зареве красном зловонная гарь
Носится в дымке туманной.
 
 
Громко скликает гудящая медь
Чернь на кровавое вече.
Рвется на волю двуногий медведь,
Падая кубарем с печи.
 
 
Рушатся кровли церквей и палат,
Падают в парке березы;
Эхом звериным далёко звучат
Вопли, хулы и угрозы.
 
 
Челядь под крики и звон топоров
Празднует праздник свободы,
С песнями пляшут у ярких костров
Диких людей хороводы.
 
 
Льется сивуха; ликует разврат;
Боги летят с пьедесталов;
Зычно скликает погромный набат
К падали красных шакалов.
 
 
Шапка упала к ногам звонаря;
Ждать, мол, осталось немного:
Выкинул он из России Царя,
Выкинет, кстати, и Бога.
 
 
Грозно удары гудят и гудят,
Колокол плачет и стонет;
Пьяный народ под зловещий набат
Совесть навеки хоронит.
 

 
Бьет наш последний, двенадцатый час!
Слышите голос, сзывающий нас,
Голос забытый, но голос родной,
Близкий, знакомый и нам дорогой.
Слышите вы этот властный призыв
Слиться в единый, могучий порыв,
В грозную тучу крылатых орлов,
Страшных для наших исконных врагов.
Рыцари чести и долга, вперед!
Гибнет отечество, гибнет народ,
Стонет под гнетом родная земля,
Стонут и плачут леса и поля!
Время не терпит, страданье не ждет,
Вождь Венценосный вас громко зовет
В даль роковую, кровавую даль,
Где притаилась людская печаль…
Взденьте кольчуги, возьмите булат,
Крест начертите на золоте лат.
К битве священной готовясь скорей,
Смело седлайте ретивых коней!
Время не терпит, страданье не ждет,
Гибнет отечество, гибнет народ,
Гибнут святыни родных очагов
В яростном стане кровавых врагов.
Рыцари чести и долга, вперед!
Голос Державный нас снова зовет
В грозный, великий Крестовый поход.
Рыцари чести и долга – вперед!
 

 
Не унывай, не падай духом:
Господь рассеет царство тьмы,
И вновь прилежным, чутким слухом
Наш русский гимн услышим мы.
 
 
И снова наш Отец Державный
На прародительский Свой трон
Взойдет, как встарь, Самодержавный,
Сынов сзывая на поклон.
 
 
И в жалком рубище, нагая,
К стопам великого Царя
Падет в слезах страна родная,
Стыдом раскаянья горя!
 
 
И скажет Царь, в уста лобзая
Свою предательницу-дочь:
«Я все простил тебе, родная,
И Сам пришел тебе помочь.
 
 
Не плачь, забудь былые ковы;
С тобой я буду до конца
Нести твой крест, твои оковы
И скорбь тернового венца!»
 

 
Боже, Царя сохрани
В ссылке, в изгнанье, вдали,
Боже, продли Его дни,
Боже, продли!
 
 
Дай Ему силы сносить
Холод и голод тюрьмы;
Дай Ему власть победить
Полчища тьмы!
 
 
Да не утратит Он Сам
Веру в мятежный народ;
Да воссияет Он Нам
В мраке невзгод.
 
 
Боже, спаси, сохрани
Мать и невинных Детей!
Дай Им счастливые дни
В царстве цепей!
 
 
Пусть пред иконой Твоей
Тихой, вечерней порой
В блеске лампадных огней
Вкусят страдальцы покой.
 
 
Белый, великий наш Царь,
Сирый народ не оставь;
Снова Россией, как встарь,
С славою правь!
 
 
Гнусность измены прости
Темной, преступной стране;
Буйную Русь возврати
К милой, родной старине…
 
 
Крестное знамя творя,
Молит истерзанный край:
«Боже, отдай нам Царя,
Боже, отдай!»
 

 
Ночь и мороз на дворе;
Ярко созвездья горят;
В зимнем седом серебре
Молча деревья стоят.
Дивен их снежный убор:
Искр переливчатый рой
Радует трепетный взор
Дивной стоцветной игрой.
Блещут в Тобольске огни,
В мраке сверкая, дрожат;
Здесь в заточенье Они
Скорбью Монаршей скорбят.
Здесь, далеко от людей,
Лживых и рабских сердец,
В страхе за милых Детей,
Спит их Державный Отец.
Искрятся звезды, горя,
К окнам изгнанников льнут,
Смотрят на ложе Царя,
Смотрят и тихо поют:
«Спи, Страстотерпец Святой
С кротким Семейством Своим;
Ярким венцом над Тобой
Мы величаво горим.
Спи, покоряясь судьбе,
Царь побежденной страны;
Ночь да откроет Тебе
Вещие, светлые сны.
Спи без тревог на челе
В тихую ночь Рождества:
Мы возвещаем земле
Дни Твоего торжества.
Светочи ангельских слез
Льются, о правде скорбя;
Кроткий Младенец Христос
Сам охраняет Тебя!»
 

 
Он мне грезится всюду, венчанный Изгнанник,
Осененный терновым венцом,
Неповинный Страдалец, небесный Избранник
С величавым и кротким лицом.
 
 
Изнывает ли сердце под гнетом страданий,
Грудь ли жмется от думы больной —
И в юдоли скорбей, и в борьбе испытаний
Он везде и всегда предо мной.
 
 
И мне чудится – слышу я голос любимый,
Слышу милую, нежную речь;
И, тоскуя в изгнанье, всем миром гонимый,
Я спешу свое горе пресечь.
 
 
И слагаются накрест усталые руки,
Замолкает мой ропот пустой;
И встают предо мной Его горькие муки,
Его крест, Его подвиг святой.
 
 
О, мой Царь; унижёный злодеям в угоду,
Всеми преданный в годы войны,
Ты погиб за любовь к дорогому народу,
За величье и славу страны.
 
 
О, гляди на меня всеблагими очами,
Будь всегда и повсюду со мной,
Пробуждая в душе неземными речами
Веру в правду и подвиг земной.
 

 
Где ты, кроткая, православная,
Наша матушка Русь широкая,
Меж сестер славян сестра главная,
Светлокудрая, синеокая?
У тебя ли нет голубых морей,
Вековых лесов, поднебесных гор,
У тебя ли нет тучных нив-степей,
Городов и сел, веселящих взор?
Что ж стоишь в углу, пригорюнилась,
В жалком рубище, Русь державная,
Бровью черною принахмурилась,
Обнищавшая и бесславная?
Нет парчи цветной на твоих плечах,
Нет венца Царей на твоем челе,
Грусть-тоска глядят у тебя в очах,
Сор-бурьян порос на твоей земле.
И вещает Русь, Русь убогая:
«Люди добрые, чужестранные,
Велика моя скорбь, и много я
Претерпела мук в дни желанные!
Изменила я Царю-Батюшке,
На гульбу пошла, врагом званная,
Я поверила воле-татюшке,
Продалась жиду, окаянная!
Обобрал меня душегубец-враг,
Истерзал мое тело белое,
Опоганил он мой родной очаг,
Загубил мое войско смелое.
Смолкла песня моя, песня вольная,
В дни кровавые, непогожие;
Не зовет молва колокольная
Люд молитвенный в Церкви Божии.
Вы скажите мне, где идти-искать
Отца родного, Царя русского?
Исстрадалась я во крови плясать,
Под приказ-указ жида прусского.
И когда б Господь умудрил меня
Отыскать мое Солнце Красное,
Я б пошла к Нему чрез моря огня,
Чтоб узреть Его лицо ясное.
И упала б я у Царя в ногах,
Перед ним склонясь сирым колосом,
И с святой мольбой и слезой в очах
Говорила б я горьким голосом:
Прости, Батюшка, прости родненький,
Дочь распутную, дочь разгульную,
За вину мою, грех мой подленький,
Да за речь мою богохульную.
В мятежах-боях я измаялась,
Наказал Господь меня, пленницу,
Во грехах своих я покаялась,
Прости, Батюшка, дочь-изменницу!»
 

 
Спите, родные герои
Славных, великих боев!
К вам в гробовые покои
Доступа нет для врагов.
Полные грозной отваги,
В сечах кровавой войны
Долгу священной присяги
Все вы остались верны.
Вы от врагов не бежали,
Не торговались в бою,
Вы продавать не дерзали
Матерь-отчизну свою.
В муках вы молча сносили
Холод, и голод, и зной,
Родине честно служили
Вы небывалой войной.
Вас не пытали шпионы,
Тесно смыкаясь в кольцо;
С вас не срывали погоны,
Вам не плевали в лицо.
Чернь не глумилась над вами,
Вам не грозили бичи,
Тела не рвали штыками
Наши рабы-палачи…
Спите в далекой чужбине,
Смелые братья-борцы;
Лавры победные ныне
Вам суждены, храбрецы!
Ваши заветы святые
С вами навек не умрут.
Ваши дела боевые
Новых бойцов соберут.
Вновь разовьются знамена,
Смоется плесень обид,
Снова заблещут погоны,
Царственный гимн загремит.
Дружной семьей соберутся
Новые стаи орлов,
К грозной борьбе встрепенутся
В гуле победных громов.
Спите, герои-солдаты,
Спи, богатырь-офицер;
Русскому войску богатый
Вы показали пример!
Вас не осудит кто-либо,
Враг вас добром помянёт,
Скажет вам «Братцы, спасибо»
Русский прозревший народ.
Спите в таинственных сенях
Сном горделивым орлов.
Честная Русь на коленях
Плачет у ваших гробов…
 

(ЗИМА ЛИХОЛЕТИЙ 1917 ГОДА)

 
Зимняя ночь и трескучий мороз на дворе;
Ели и сосны безмолвно стоят в серебре.
Тихо, безлюдно, ни звука не слышно кругом;
Бор вековой позабылся таинственным сном.
В сизом тумане над белой поляной одна
Робко, как призрак, скользит золотая луна —
Блещет огнями на рыхлых алмазных снегах,
Ярко играя на скитских червонных крестах.
Мирно обитель в сугробах навеянных спит,
Только вдали огонек одинокий блестит.
В келье сосновой, окутанной трепетной мглой,
Жарко лампада горит пред иконой Святой.
Пламя, мерцая, то гаснет, то, вспыхнув, дрожит.
Старица Ксенья на Образ с любовью глядит.
Катятся слезы из стареньких, слепеньких глаз;
Шепчут уста: «О, Господь, заступись Ты за нас!
Гибнет Россия; крамола по царству растет;
Мучит нечистый простой православный народ.
Кровь обагрила родные леса и поля,
Плачет и стонет кормилица наша земля.
Сжалься, Спаситель, над темной безумной страной,
Души смири, распаленные долгой войной.
Русь Православная гибнет, на радость врагам.
Сжалься, Господь, не карай нас по нашим грехам.
Боже великий, создавший и твердь и моря,
К нам снизойди и верни нам родного Царя!..»
Зимняя ночь и трескучий мороз на дворе;
Ели и сосны безмолвно стоят в серебре.
Тихо, безлюдно, ни звука не слышно кругом;
Бор вековой позабылся таинственным сном.
Жарко лампада горит пред иконой Святой.
Старица смотрит – и видит Христа пред собой.
Скорбные очи с любовью глядят на нее,
Словно хотят успокоить, утешить ее.
Нежно сказать: «Не печалься, убогая дщерь,
Духом не падай, надейся, молися и верь».
Робко лампада, мерцая, во мраке, горит.
Старица скорбно во мглу, в безнадежность глядит.
Смотрит – и видит, молитву честную творя,
Рядом с Христом Самого Страстотерпца Царя.
Лик Его скорбен, печаль на державном Лице;
Вместо короны стоит Он в терновом венце;
Капли кровавые тихо спадают с чела;
Дума глубокая в складках бровей залегла.
Смотрит отшельница, смотрит, и чудится ей —
В Облик единый сливаются в бездне теней
Образ Господень и Образ Страдальца-Царя…
Молится Ксенья, смиренною верой горя:
«Боже великий, единый, безгрешный, святой.
Сущность виденья рабе бесталанной открой;
Ум просветли, чтоб могла я душою понять
Воли Твоей недоступную мне благодать…»
Зимняя ночь и трескучий мороз на дворе;
Ели и сосны безмолвно стоят в серебре.
Тихо, безлюдно, ни звука не слышно кругом;
Бор вековой позабылся таинственным сном.
Жарко лампада пред образом Спаса горит;
Старица Ксенья во мглу, в беспредельность глядит.
Видит она – лучезарный, нездешний чертог;
В храмине стол установлен, стоит поперек;
Яства и чаши для званых рядами стоят;
Вместе с Иисусом Двенадцать за брашной сидят.
И за столом, ближе всех, одесную
Его Видит она Николая, Царя своего.
Кроток и светел Его торжествующий Лик,
Будто Он счастье желанное сердцем постиг,
Будто открылись Его светозарным очам
Тайны, незримые нашим греховным глазам.
Блещет в алмазах Его драгоценный венец;
С плеч ниспадает порфиры червленый багрец;
Светел, как солнце, державный, ликующий взор —
Ясен, безбрежен, как неба лазурный простор.
Падают слезы из стареньких, слепеньких глаз:
«Батюшка Царь, помолись Ты, Кормилец, за нас!» —
Шепчет старушка, и тихо разверзлись уста,
Слышится слово, заветное слово Христа:
«Дщерь, не печалься; Царя твоего, возлюбя,
Первым поставлю я в Царстве Святых у Себя!»
Зимняя ночь и трескучий мороз на дворе;
Ели и сосны безмолвно стоят в серебре.
Тихо, безлюдно, ни звука не слышно кругом;
Бор вековой позабылся таинственным сном.
 

 
Колокол грянул, и медные звуки
Полные скорби, рыданий и муки,
Льются в кровавую даль,
В даль, где пылает отчизна святая,
В даль, где под игом от края до края
Стонут нужда и печаль.
Зычно рыдает металл благородный,
Честь пробуждая в стихии народной
Песней призывной своей.
Слышишь ли, Русь, эти вещие звоны,
Эти предсмертные русские стоны,
Вопли казнимых людей?
Встань! Поднимись величаво и грозно,
Сбрось с себя цепи, покуда не поздно,
Двери острогов открой.
И, обновленная в муках неволи,
Выйди навстречу сознательной воли,
С чистой воскресшей душой.
 

 
На бой последний, бой кровавый
За честь и счастье всех племен
Зовет бойцов Орел Двуглавый
Под сени Царственных знамен.
 
 
Туда, где годы рушат веки,
Где бродит смерть среди степей,
Где льются огненные реки
В кровавом скрежете цепей.
 
 
Все ближе, ближе день великий!
И под немолчный звон церквей
В священный гимн сольются клики
Поднявших меч богатырей.
 
 
Воспрянь, ликуй, душа героя!
Пришла пора скорбей и зол.
Тебя зовет на праздник боя
Наш старый Царственный Орел.
 
 
Вперед! Победными стопами
Молитву жаркую творя,
Вперед – с заветными словами:
«За Русь, за Веру, за Царя!»
 
 
Воспрянь, народная стихия!
Проснись, угасший дух веков,
Стряхни, свободная Россия,
Вериги каторжных оков!
 
 
Сердца и мысли окрыляя,
Нас поведет в последний бой,
Очами грозными сверкая,
Герой с увенчанной главой.
 
 
И не сдержать волны народной
Ее испуганным врагам.
Россия будет вновь свободной,
И мир падет к ее ногам.
 
 
Уж близок день, не за горами
Давно желанная пора.
И грозно грянет над войсками
Родное русское «ура!»
 

 
Не верьте голосу молвы разноречивой,
Коварной лжи исчадья сатаны.
Он жив! Он жив, наш Царь Благочестивый,
Державный Вождь поруганной страны!
 
 
Пред Ним бессильны ярость и угрозы:
Владыка смерти, жизни и судьбы
На небе зрит земные наши слезы
И слышит жалкие народные мольбы.
 
 
Так верьте ж все в премудрость
Провиденья, Господь хранит невидимо Его.
Оставьте мрачные и горькие сомненья:
Он жив! Он жив! Молитесь за Него!
 

 
Когда, отрезвев от дурмана свобод,
За труд безмятежный возьмется народ
И станет на пепле развала
Прошедшее строить сначала,
Тогда из далеких и ближних концов
Поднимутся толпы родных мертвецов
И сонмом бесплотных видений
Пройдут над юдолью мучений.
И светом Христовым весь мир озаря,
Воскреснет сияющий Образ Царя,
Царицы с Семьею державной
И Отрок страны православной.
Царевны святые в лучистых венцах,
Целящие взорами муки в сердцах,
И горсть Их друзей неизменных,
С Царем и Детьми убиенных.
Восстанут Святители светлой толпой,
Блистая одеждой своей золотой,
Погибшие в годы гонений
От долгих и лютых мучений.
Откроются недра безвестных могил
И юноши дивные, полные сил
Воспрянут в морозном тумане
На месте их жертвенной брани.
И море разверзнет холодную грудь,
И выйдут из бездны в торжественный путь,
Покинув морские покои,
Родимые наши герои.
И много сберется теней без числа,
Погибших в годины безумья и зла
В чаду лихолетий кровавых
От дьявольских козней лукавых.
И будут их образы нас озарять
И подвигом крестным манить и пленять.
И будем мы плакать с мольбами
Над Их дорогими гробами.
 

 
Скажу я по долгу, скажу я по праву,
Да ведает русский народ:
Я видел России величье и славу,
Державного солнца восход.
Я видел святого Царя на престоле,
Обласкан радушно Им был,
В дни сказочной жизни, в дни истинной воли
Сыновне я с Ним говорил.
И очи царевы любовно глядели,
И голос монарший звучал,
Как песня волшебная нежной свирели,
Как сладостно плещущий вал.
Красы той небесной, красы той чудесной
Нельзя на словах передать.
Казалось, что Ангел улыбкой небесной
Дарил мне свою благодать.
И эти глаза с величавым смиреньем,
И кроткие эти уста —
Казались прекрасным, живым отраженьем
Пречистого лика Христа.
И Царственный образ в оправе священной
С тех пор не могу я забыть,
И буду Его я, как клад драгоценный,
Всю жизнь в моем сердце хранить.
 

 
Его вели убийцы на расстрел.
Толпа безгласная пугливо расступалась,
Но на нее спокойно он смотрел,
И сердце гордое его не волновалось.
Привык он смерть с отвагою встречать
На гибельных полях неумолимой битвы,
Когда уста торопятся шептать
Последние слова напутственной молитвы.
Никто не смел приблизится к нему,
Все от него, как от чумы, бежали,
И даже взглядами трусливыми ему
Сочувствия в беде не выражали.
Всех устрашал его господский вид,
Его фигура в одеянье сером,
И каждый знал, что власть его казнит
За то, что был он царским офицером,
За то, что Родину он грудью защищал,
Что за паек скупой не торговался,
Что он часов рабочих не считал,
С врагами Родины постыдно не братался.
За то, что был он русским до конца,
Безропотно неся лишенья и кручину,
За то, что не сменил он честного лица
На красную разбойничью личину.