Текст книги "Меч в терновом венце"

Автор книги: Иван Савин

 
Наше Царство теперь
Не от мира сего.
У нас отнято все,
У нас нет ничего.
Нет ни пяди земли,
Нет роскошных палат,
Нет богатств родовых,
Услаждавших наш взгляд.
Все повержено в прах,
Все затоптано в грязь,
И порвалась навек
С жизнью прошлою связь.
Разлетелись, как дым,
Идеалов мечты,
Нет стремлений былых,
Нет былой красоты.
По насмешке шальной
Беспощадной судьбы —
Мы невольники бед,
Лиходеев рабы.
И в изгнанье томясь,
Под жестоким крестом,
В край нездешний идем
Мы во след за Христом.
 

Деньги и революция начертаны

на скрижалях этого презренного народа!

Веспасиан

 
Кровавое знамя! Крамольное знамя!
Эмблема разбойничьих грез!
В тебе сочеталось погромное пламя
С пучиной страданий и слез.
 
 
Тобой обманули лжецы-иудеи
Доверчивый ум христиан,
Назвав преступленье триумфом идеи
И правдой – коварный обман.
 
 
С тех пор под кровавой эгидой твоею
Рабочий, мужик и солдат
Шли братской войною, на радость еврею,
На пышные зданья палат.
 
 
И рушились в бездну великие троны,
И чернь, проклиная Христа,
Срывала порфиры, топтала короны,
Глумясь над святыней креста.
 
 
Миры преклонялись пред дьявольской силой,
И жизнь приносила ей дань;
И нагло алела над братской могилой
Кровавая, красная ткань.
 
 
Свершали преступное дело злодеи,
Сбывалась Иуды мечта.
Так мстили и мстят христианам евреи
За веру в ученье Христа.
 
 
Идут и проходят века за веками,
Враждует с народом народ,
И кровь христианская льется реками
За призрак сионских свобод.
 
 
И старых кумиров свалив с пьедестала
И капищем сделав свой храм,
Все золото мира рабами Ваала
Сдается еврейским ворам.
 
 
Проклятое знамя! Кровавое знамя!
Эмблема страданий и слез!
В тебе сочеталось погромное пламя
С коварством разбойничьих грез!
 

(Чудо с обновлением крестов на храмах г. Ростова)

 
Они горят! Горят над куполами
В шатре лазоревом ликующих небес,
Глася торжественно победными лучами
О дивной явности Божественных чудес.
В годины мук и горьких испытаний,
Разбитых чаяний, желаний и надежд,
Они зажглись над омутом страданий
Для нищих верою, безумцев и невежд.
Они зажглись для сирых и гонимых,
Измученных кровавою борьбой,
Для всех больных, голодных, нелюдимых,
Раздавленных злорадною судьбой.
И пусть хулят их наглыми устами
Враги заклятые духовной красоты —
Они горят, горят над куполами,
Далекие, чудесные кресты!..
 

Посвящается Ф. В. Винбергу

 
Он нас зовет к воздвиженью Престола,
Как Минин звал великих предков встарь.
Он нам гласит: «Изжила срок крамола,
И жив с Семьей Пресветлый Государь.
Ко мне, орлы! Ко мне, бойцы Царевы!
Да будет мне ниспослано судьбой
Сорвать с рабов кровавые оковы,
Для блага родины пожертвовать собой».
Так нам звучит в изгнанье голос милый,
Суля мечтам желанный, светлый миг.
А вкруг шипят мятущиеся силы,
Куя звено предательских интриг.
Забыв конец заученной былины,
Вожди слепцов, создав из граждан рать,
Коварным лозунгом «партийной дисциплины»
Наш честный долг стремятся обуздать.
Но пусть предательство готовят вновь Иуды,
Играя нагло чувством дорогим;
Забудем ссоры, толки, пересуды,
Он нас зовет – пойдем скорей за Ним.
Пойдем вперед, заслышав голос Царский:
Он нас зовет на нивы русских сеч;
И – верим мы – маститый князь Пожарский,
Смягчась душой, возьмет державный меч.
 

Радуйся, Владычице милостивая,

о нас пред Богом предстательница!

Акафист Божией Матери

 
В оны дни, измученный страданьем,
Изможденный бременем невзгод,
К Богоматери стекался с упованьем
Православный, страждущий народ.
И толпясь у чудотворной сени, —
Пред Заступницей склонялся на колени,
Чуждый мира и его забот.
 
 
Из далеких дебрей и селений
Нес он к Ней с дырявою сумой
Тихий шепот пламенных молений
Плач души, истерзанной судьбой,
Боль недужных вековых страданий,
Недоступную для мудрых врачеваний
Непосильную для немощи людской.
 
 
И пред этой кротостью покорной,
Умилявшей верой небеса,
Совершались силой чудотворной
Небывалые на свете чудеса —
Из пучин земного произвола
Доходили до Предвечного престола
Немудреные, простые голоса.
 
 
Исцеленные любовью неизменной,
В умиленьи упадая ниц,
Богомольцы ризой драгоценной
Облекли Царицу всех Цариц.
И венец бесценный и лучистый
На челе Владычицы Пречистой
Засиял блистательней зарниц.
 
 
Шли века. Сменялись поколенья.
Враг смущал мятущихся людей,
Но не молкли жаркие моленья
Не слабела вера прошлых дней.
Темный люд заглохшими тропами
Брел, согбенный, с скорбью и мольбами
Под покров Защитницы своей.
 
 
Шли года. Бесовские усилья
Вновь сулили лютый, смертный бой.
И склонились царственные крылья
Перед смутой, злобой и враждой.
Мономахова державная корона
Покатилась по ступеням трона,
Сорванная вражеской рукой.
 
 
Но врагу, казалось, было мало
Униженья Белого Царя —
Красный змий, вздымая дерзко жало,
Двинул чернь к святыням алтаря.
И венец с Иконы чудотворной
Наглый вор с насмешкою позорной
Снял, бесчестье страшное творя.
 
 
Жребий брошен – самозванцы, воры,
Как давно когда-то у Креста,
Позабыв корыстные раздоры,
Делят ризы Матери Христа.
И в тупом свершеньи святотатства,
В нутряном неистовстве злорадства
Богохульствуют их наглые уста.
 
 
На глазах безмолвного народа
Страшный грех пред Богом совершен.
Пир кровавый празднует «свобода»
В мрачный день печальных похорон.
Брат Иуды с сердцем дерзновенным
Продает купцам иноплеменным
Драгоценности с ограбленных икон.
 
 
Порождая радости восторга,
Погостивший за морем купец,
Продает с общественного торга
С Богоматери украденный венец.
И кокотке, вышедшей из бара,
Модный лев парижского бульвара
Покупает камни для колец.
 
 
Бал гремит. Нарядные блудницы
Мчатся в вихре пляски круговой,
В их уборах, как огни зарницы,
Слезы-камни искрятся игрой.
Дар священный страждущего брата
Брошен в жертву оргии разврата
Дьявольской бессовестной рукой.
 
 
А в глуши, далекой и мятежной,
Где скорбит распятый человек,
Богоматерь с благостью безбрежной
Смотрит скорбно на кровавый век.
И под вой бесовский и угрозы
Перед Ней горят, как жемчуг, слезы
Нищих, сирых, хворых и калек.
 

И много понтийских Пилатов,

И много презренных Иуд

Отчизну свою распинают,

Христа своего предают!..

Граф А. К. Толстой

 
По русскому вольному краю
Верхом на двуногом осле
Народный герой разъезжает
С проклятым клеймом на челе.
 
 
На нем пулеметные ленты,
Жидовский простой лапсердак,
Винтовка, ручные фанаты
И красный дурацкий колпак.
 
 
Он едет и в ведро и в стужу,
Он едет и ночью и днем.
Болтаются красные тряпки,
Бубенчики пляшут на нем.
 
 
Куда богатырь ни приедет,
Везде ему царский почет.
Честит его хлебом и солью
Свободный российский народ.
 
 
Гогочут подростки и бабы,
Толпясь и вертясь вкруг него;
За штоф с самогонкой сажают
И слушают речи его.
 
 
И всюду сбирает он вече,
Сгоняя на площадь людей:
Зовет к грабежам и насилью
Во имя свободных идей.
 
 
Пророчит им рай коммунизма,
«Товарищам» счастье сулит,
Землей голытьбу наделяет,
Буржуям расправой грозит.
 
 
Смеется он нагло над верой,
Кощунство с святыней творит,
Насилует совесть людскую
И Бога открыто хулит.
 
 
Он злобу в толпе распаляет,
Он алчность плодит в торгаше
И будит свирепого зверя
В юродивой, темной душе.
 
 
Разносятся пьяные крики;
Гудит заунывный набат;
Идут обитатели хижин
Войной на владельцев палат.
 
 
Клокочет вражда вековая;
Беснуется пьяный народ;
Сбылись предсказанья Кагала —
Нет Бога, Царя и господ!
 
 
С торгов продается Россия;
Проклятьями дышат уста;
И вновь распинают евреи
На новой Голгофе Христа.
 
 
Хохочет злодей-самозванец,
Гарцуя на сером осле:
Теперь он хозяин всесильной
В святом златоглавом Кремле.
 
 
Колпак он бросает дурацкий,
Сломив векового врага,
И кажет бесовские знаки —
Залитые кровью рога.
 
 
И нагло кричит, издеваясь:
«Примите ж мою благодать,
Скорей батожьем добивайте
В крови распростертую Мать!
 
 
Ко мне, мои верные слуги,
Великая, вольная новь!
Из кубка железного пейте
Священную русскую кровь.
 
 
Забудьте величье и славу
Далеких, отживших времен,
Заветы народных героев
И память их светлых имен!»
 
 
Пирует жидовское племя,
Глумясь над святыней Креста,
Глумясь над распятой Россией,
Россией Царя и Христа!..
 

 
В те дни, когда мы все так низко пали,
Везде мне грезится священный Образ Твой
С глазами, полными божественной печали,
С лицом, исполненным небесной добротой.
Тебя жалеть я не могу, не смею:
Ты для меня по-прежнему велик.
Перед тобой, мой Царь, я вновь благоговею,
И больно мне глядеть на Твой державный лик.
Слепой народ, обманутый лжецами,
За чистоту души Твоей святой
Тебя клеймил постыдными словами
И казни требовал. Над кем же?., над Тобой!
Не так ли пал и Царь коварной Иудеи,
Мессия истины, народная мечта?..
И Бога своего преступные евреи
Распяли на доске позорного Креста.
И Царь был осужден на пытки рабской казни,
Над Божеством глумился весь народ,
И люди-изверги убили без боязни
Того, Кто создал мир, моря и небосвод.
Но, победив в аду немые силы гроба,
Воскрес Господь и всем явился вновь.
Побеждена врагов чудовищная злоба,
И козни зла рассеяла Любовь…
Я верю в день священного возмездья.
Клятвопреступники, вас кара неба ждет!
Вас уличат в предательстве созвездья,
Над вами Солнце правды не взойдет.
И камни возопят от вашего злодейства,
Вас грозно обличит правдивая судьба
За низость ваших чувств, за гнусность фарисейства,
За клеветы восставшего раба…
Еще недавно так, пред Ним склоняя выи,
Клялися вы Его до гроба защищать,
И за Царя-Вождя, Хозяина России,
Вы обещали жизнь безропотно отдать.
И что же?! где слова? где громкие обеты?
Где клятвы верности, присущие войскам?
Где ваших прадедов священные заветы?
А Он, обманутый, Он твердо верил вам!
Он, ваш исконный Царь, смиреньем благородный,
В своей душе Он мог ли помышлять,
Что вы готовитесь изменой всенародной
России честь навеки запятнать!
Предатели, рожденные рабами,
Свобода лживая не даст покоя вам.
Зальете вы страну кровавыми ручьями,
И пламя пробежит по вашим городам.
Не будет мира вам в блудилище разврата,
Не будет клеветам и зависти конца;
Восстанет буйный брат на страждущего брата,
И меч поднимет сын на старого отца…
Пройдут века, но подлости народной
С страниц Истории не вычеркнут года:
Отказ Царя, прямой и благородный,
Пощечиной вам будет навсегда!
 

 
Гляжу спокойно в даль веков,
Без сожаленья и боязни.
Что для меня мятеж рабов,
Насилья, стоны, кровь и казни?
Ничто не ново под луной —
Гроза пройдет, покой настанет,
И над смирившейся волной
Сиять, как прежде, солнце станет.
Всему свой срок, своя пора,
Пургу зимы весна сменяет,
И сплав льдяного серебра
Улыбкой знойной расплавляет…
Ударит час – родной слепец
От красных бельм своих прозреет,
И всё постигнет наконец,
И козни вражии рассеет.
Крестом саженным осенясь,
Спокойно, вдумчиво и кротко
Он с правдой установит связь,
И истину запишет четко.
К Европе подлой став спиной
И углубясь во мглу преданий,
Он вынет гордо быт родной
Из погребов воспоминаний.
Пройдя сквозь грозный строй невзгод
И раскусив нутром обманы,
Начнет зализывать народ
Свои дымящиеся раны.
Он вспомнит набожных Царей,
Их правду, милость и смиренье
И проклянет поводырей
Богопротивные движенья.
Пройдет неистовый угар
И жажда зверств и дикой воли,
И то, что буйный сжег пожар,
Отстроит горб покорной голи.
Опять возьмется Божий люд
За ржавый заступ и лопату,
Проснутся знанья, долг и труд,
И брат протянет руку брату.
И будет мир, и будет лад,
Хлеба оденут гладь пустыни,
И чернь найдет зарытый клад
В обломках попранной святыни…
Гляжу спокойно в даль веков,
Без опасений и без страха —
И зрю Россию без оков
В державной шапке Мономаха.
 

 
В годины кровавых смут и невзгод
Я верю в Россию! Я верю в народ!
Я верю в грядущее радостных дней
Величья и славы отчизны моей!
Я верю, что годы страданий пройдут,
Что люди свое окаянство поймут,
И буйную злобу и ненависть вновь
Заменит взаимная наша любовь.
Я верю, что в блеске воскресных лучей
Заблещут кресты златоглавых церквей.
И звон колокольный, как Божьи уста,
Вновь будет сзывать нас в обитель Христа.
Я верю – из крови, из слез и огня
Мы встанем, былое безумье кляня.
И Русью Святой будет править, как встарь,
Помазанник Божий – исконный наш Царь.
 

Иван САВИН

 
Он душу мне з а лил метелью
Победы, молитв и любви…
В ковыль с пулеметною трелью
Стальные легли соловьи.
 
 
У мельницы ртутью кудрявой
Ручей рокотал. За рекой
Мы хлынули сомкнутой лавой
На вражеский сомкнутый строй.
 
 
Зевнули орудия, руша
Мосты трехдюймовым дождем.
Я крикнул товарищу: «Слушай,
Давай за Россию умрем».
 
 
В седле подымаясь, как знамя,
Он просто ответил: «Умру».
Лилось пулеметное пламя,
Посвистывая на ветру.
 
 
И чувствуя, нежности сколько
Таили скупые слова,
Я только подумал, я только
Заплакал от мысли: Москва…
 

 
Кто украл мою молодость, даже
Не оставил следов у дверей.
Я рассказывал Богу о краже,
Я рассказывал людям о ней.
Я на паперти бился о камни.
Правды скоро не выскажет Бог.
А людская неправда дала мне
Перекопский полон да острог.
И хожу я по черному снегу,
Никогда не бывав молодым,
Небывалую молодость эту
По следам догоняя чужим.
Увели ее ночью из дому
На семнадцатом, детском году.
И по вашему стал, по седому,
Глупый мальчик метаться в бреду.
Были слухи – в остроге сгорела,
Говорили – пошла по рукам…
Всю грядущую жизнь до предела
За года молодые отдам!
Но безмолвен ваш мир отснявший.
Кто ответит? В острожном краю
Скачет выжженной степью укравший
Неневестную юность мою.
 

Маме

 
Жизнь ли бродяжья обидела,
Вышел ли в злую пор у …
Если б ты, мама, увидела,
Как я озяб на ветру!
Знаю, что скоро измочится
Ливнем ночным у меня
Стылая кровь, но ведь хочется,
Все-таки хочется дня.
Много не надо. Не вынести.
И все равно не вернуть.
Только бы в этой пустынности
Вспомнить заветренный путь,
Только б прийти незамеченным
В бледные сумерки, мать,
Сердцем, совсем искалеченным,
В пальцах твоих задрожать.
Только б глазами тяжелыми
Тихо упасть на поля.
Где золотистыми пчелами
Жизнь прожужжала моя,
Где тишина сероокая
Мертвый баюкает дом…
Если б ты знала, далекая,
Как я исхлестан дождем!
 

 
Кипят года. В тоске смертельной,
Захлебываясь на бегу,
Кипят года. Твой крестик тельный
В шкатулке крымской берегу.
Всю ночь не спал ты. Дрожь рассвета
Вошла в подвал, как злая гарь
Костров неведомых, и где-то
Зажгли неведомый фонарь,
Когда, случайный брат по смерти,
Сказал ты тихо у окна:
«За мной пришли. Вот здесь, в конверте,
Мой крест и адрес, где жена.
Отдайте ей. Боюсь, что с грязью
Смешают Господа они…» —
И дал мне крест с славянской вязью,
На нем – «Спаси и сохрани».
Но не спасла, не сохранила
Тебя рука судьбы хмельной.
Сомкнула общая могила
Свои ресницы над тобой…
Кипят года в тоске смертельной,
Захлебываясь на бегу.
Спи белым сном! Твой крестик тельный
До белой тризны сберегу.
 

 
Любите врагов своих… Боже,
Но если любовь не жива?
Но если на вражеском ложе
Невесты моей голова?
 
 
Но если, тишайшие были
Расплавив в хмельное питье,
Они Твою землю растлили,
Грехом опоили ее?
 
 
Господь, успокой меня смертью,
Убей. Или благослови
Над этой запекшейся твердью
Ударить в набаты крови.
 
 
И гнев Твой, клокочуще-знойный,
На трупные души пролей!
Такие враги недостойны
Ни нашей любви, ни Твоей.
 

 
Оттого высоки наши плечи,
А в котомках акриды и мед,
Что мы, грозной дружины предтечи,
Славословим крестовый поход.
 
 
Оттого мы в служенье суровом
К Иордану святому зовем,
Что за нами, крестящими словом,
Будет воин, крестящий мечом.
 
 
Да взлетят белокрылые латы!
Да сверкнет золотое копье!
Я, немеркнущей славы глашатай,
Отдал Господу сердце свое…
 
 
Да приидет!.. Высокие плечи
Преклоняя на белом лугу,
Я походные песни, как свечи,
Перед ликом России зажгу.
 

 
Я – Иван, не помнящий родства,
Господом поставленный в дозоре.
У меня на ветреном просторе
Изошла в моленьях голова.
 
 
Все пою, пою. В немолчном хоре
Мечутся набатные слова:
Ты ли, Русь бессмертная, мертва?
Нам ли сгинуть в чужеземном море!?
 
 
У меня на посохе – сова
С огневым пророчеством во взоре:
Грозовыми окликами вскоре
Загудит родимая трава.
 
 
О земле, восставшей в лютом горе,
Грянет колокольная молва.
Стяг державный богатырь-Бова
Развернет на русском косогоре.
 
 
И пойдет былинная Москва
В древнем Мономаховом уборе
Ко святой заутрене, в дозоре
Странников, не помнящих родства.
 

 
Огневыми цветами осыпали
Этот памятник горестный Вы,
Не склонившие в пыль головы
На Кубани, в Крыму и в Галлиполи.
 
 
Чашу горьких лишений до дна
Вы, живые, вы, гордые, выпили
И не бросили чаши… В Галлиполи
Засияла бессмертьем она.
 
 
Что для вечности временность гибели?
Пусть разбит Ваш последний очаг —
Крестоносного ордена стяг
Реет в сердце, как реял в Галлиполи.
 
 
Вспыхнет солнечно-черная даль
И вернетесь вы, где бы вы ни были,
Под знамена… И камни Галлиполи
Отнесете в Москву, как скрижаль.
 

 
Никакие метели не в силах
Опрокинуть трехцветных лампад,
Что зажег я на дальних могилах,
Совершая прощальный обряд.
Не заставят бичи никакие,
Никакая бездонная мгла
Ни сказать, ни шепнуть, что Россия
В пытках вражьих сгорела дотла.
Исходив по ненастным дорогам
Всю бескрайнюю землю мою,
Я не верю смертельным тревогам,
Похоронных псалмов не пою.
В городах, ураганами смятых,
В пепелищах разрушенных сел
Столько сил, столько всходов богатых,
Столько тайной я жизни нашел.
И такой неустанною верой
Обожгла меня пленная Русь,
Что я к Вашей унылости серой
Никогда, никогда не склонюсь!
Никогда примирения плесень
Не заржавит призыва во мне,
Не забуду победных я песен,
Потому что в любимой стране,
Задыхаясь в темничных оградах,
Я прочел, я не мог не прочесть
Даже в детских прощающих взглядах
Грозовую, недетскую месть.
Вот зачем в эту полную тайны
Новогоднюю ночь, я чужой
И далекий для вас, и случайный,
Говорю Вам: крепитесь! Домой
Мы пойдем! Мы придем и увидим
Белый день. Мы полюбим, простим
Все, что горестно мы ненавидим,
Все, что в мертвой улыбке храним.
Вот зачем, задыхаясь в оградах
Непушистых, нерусских снегов,
Я сегодня в трехцветных лампадах
Зажигаю грядущую новь.
Вот зачем я не верю, а знаю,
Что не надо ни слез, ни забот.
Что нас к нежно любимому Краю
Новый год по цветам поведет!
 

 
И смеялось когда-то, и сладко
Было жить, ни о чем не моля,
И шептала мне сказки украдкой
Наша старая няня – земля.
 
 
И любил я, и верил, и снами
Несказанными жил наяву,
И прозрачными плакал стихами
В золотую от солнца траву.
 
 
Пьяный хам, нескончаемой тризной
Затемнивший души моей синь,
Будь ты проклят и ныне, и присно,
И во веки веков! Аминь!
 

 
Войти тихонько в Божий терем
И, на минуту став нездешним,
Позвать светло и просто: Боже!
Но мы ведь, мудрые, не верим
Святому чуду. К тайнам вешним
Прильнуть, осенние, не можем.
 
 
Дурман заученного смеха
И отрицанья бред багровый
Над нами властвовали строго
В нас никогда не пело эхо
Господних труб. Слепые совы
В нас рано выклевали Бога.
 
 
И вот он, час возмездья черный,
За жизнь без подвига, без дрожи,
За верность гиблому безверью
Перед иконой чудотворной,
За то, что долго терем Божий
Стоял с оплеванною дверью!
 

 
Когда палящий день остынет
И солнце упадет на дно,
Когда с ночного неба хлынет
Густое, лунное вино,
Я выйду к морю полночь встретить,
Бродить у смуглых берегов,
Береговые камни метить
Иероглифами стихов.
Маяк над городом усталым
Откроет круглые глаза,
Зеленый свет сбежит по скалам,
Как изумрудная слеза.
И брызнет полночь синей тишью.
И заструится Млечный мост…
Я сердце маленькое вышью
Большими крестиками звезд.
И, опьяненный бредом лунным,
Ее сиреневым вином,
Ударю по забытым струнам
Забытым сердцем, как смычком…
 

 
А проклянешь судьбу свою,
Ударит стыд железной лапою, —
Вернись ко мне. Я боль твою
Последней нежностью закапаю.
 
 
Она плывет, как лунный дым,
Над нашей молодостью скошенной
К вишневым хуторам моим,
К тебе, грехами запорошенной.
 
 
Ни правых, ни виновных нет
В любви, замученной нечаянно.
Ты знаешь… я на твой портрет
Крещусь с молитвой неприкаянной.
 
 
Я отгорел, погаснешь ты.
Мы оба скоро будем правыми
В чаду житейской суеты
С ее голгофными забавами.
 
 
Прости… размыты строки вновь…
Есть у меня смешная заповедь:
Стихи к тебе, как и любовь,
Слезами длинными закапывать…
 

Л. В. Соловьевой[8]

 
Птичка кроткая и нежная,
Приголубь меня!
Слышишь – скачет жизнь мятежная,
Захлестав коня.
Брызжут ветры под копытами,
Грива – в злых дождях…
Мне ли пальцами разбитыми
Сбросить цепкий страх?
Слышишь – жизнь разбойным хохотом
Режет тишь в ночи.
Я к земле придавлен грохотом,
А в земле – мечи.
Все безумней жизнь мятежная,
Ближе храп коня…
Птичка кроткая и нежная,
Приголубь меня!
 

I

 
В мареве беженства хилого,
В зареве казней и смут
Видите – руки Корнилова
Русскую землю несут.
Жгли ее, рвали, кровавили,
Прокляли многие, все.
И отошли, и оставили
Пепел в полночной росе.
Он не ушел и не предал он
Родины. В горестный час
Он на посту заповеданном
Пал за страну и за нас.
Есть умиранье в теперешнем,
В прошлом бессмертие есть.
Глубже храните и бережней
Славы корниловской весть.
Мы и живые безжизненны,
Он и безжизненный жив.
Слышу его укоризненный,
Смертью венчанный призыв
Выйти из мрака постылого
К зорям борьбы за народ.
Слышите, сердце Корнилова
В колокол огненный бьет!
 

II

 
Не будь тебя, прочли бы внуки
В истории: когда зажег
Над Русью бунт костры из м у ки,
Народ, как раб, на плаху лег.
И только ты, бездомный воин,
Причастник русского стыда,
Был мертвой Родины достоин
В те недостойные года.
И только ты, подняв на битву
Изнемогавших, претворил
Упрек истории – в молитву
У героических могил.
Вот почему с такой любовью,
С благоговением таким
Клоню я голову сыновью
Перед бессмертием твоим.