Текст книги "Адмирал Сенявин"

Автор книги: Иван Фирсов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)

«Скорый» прибыл вовремя. Силы защитников крепости, в которой укрылось греческое население острова, иссякли, боеприпасы кончались, воды не было. Дважды турки предлагали сдаться. «Но все сие не могло поколебать твердости солдат, и жители, видя растерзанные члены детей и жен своих, видя дома свои, объятые пламенем, обрекли себя на смерть, с редким мужеством искали ее на валах и не хотели слышать о сдаче. Комендант по общему желанию офицеров, солдат и жителей, предложил выйти с легкой артиллерией из крепости и искать смерти в поле».

Спустя сутки сенявинская эскадра окружила остров и огнем принудила капитулировать весь турецкий десант.

Прошло два-три дня, и пришла почта к Поццо-ди-Борго. Едва распечатав письмо, он постучался в каюту Сенявина:

– Кажется, подтверждаются мои худшие опасения, ваше превосходительство. Полюбуйтесь на письма, которые прислали мне без каких-либо комментариев, – и он протянул Сенявину два письма.

Собственно, это были не письма, а их копии. Первое от Наполеона, адресовалось Александру. В самых любезных тонах французский император, через своего посланца генерала Савиньи, поздравлял Александра с прибытием к армии и изъявлял свое почтение к нему и «желание найти случай, который мог бы удовлетворить вас, сколь лестно для меня приобрести вашу дружбу». Чем дальше вчитывался Сенявин в это письмо, тем больше сомнений просыпалось в нем. Каким образом два враждующих на поле брани властелина могут столь мило изъясняться друг с другом? Тем же тоном Наполеону отвечал Александр: «Я получил с особой признательностью письмо, которое генерал Савиньи вручил мне, и поспешил изъявить вам совершенную мою благодарность. Я не имею другого желания, как видеть мир Европы, восстановленный на честных и справедливых правилах. При этом желаю иметь случай быть вам лично угодным».

Возвращая письмо, Сенявин недоуменно пожал плечами:

– Обмен любезностями, видимо, входит в норму отношений государственных мужей, несмотря на противоборство. Но что скрывается за сим?

– Курьер, доставивший письмо, слышал о каком-то неприятном для нашего государя сражении с Бонапартом. Быть может, здесь таится разгадка? – высказал предположение Борго.

– Поживем – увидим, – задумчиво ответил адмирал, – очевидно то, что ныне мы твердо стоим на подступах к Константинополю, и с турками разговор будет краткий.

Догадки Борго скоро подтвердились. После обмена письмами, в конце мая, в Пруссии у местечка Фридланд из-за грубого просчета Беннигсена русская армия попала в западню и понесла большие потери в сражении с наполеоновскими войсками. Александр мучительно переживал случившееся и был готов на любые условия, лишь бы Наполеон остался на левом берегу Немана. А Бонапарт и не помышлял идти дальше, он попросту не был готов к походу на Восток, в Россию. Но он жаждал получить свое сполна…

В те самые часы, когда у Афонской горы сенявинская эскадра сокрушала турецкие корабли, посреди Немана, неподалеку от Тильзита, французские саперы заканчивали сооружение большого плота с двумя шатрами для переговоров царских особ – Наполеона и Александра. По горькой иронии истории одной из главных разменных монет русского императора в торге с французским императором была только что одержанная победа сенявинцев…

Не прошло и недели после разговора с Борго, как на рейде Тенедоса раздались выстрелы пушечного салюта. К анатолийским берегам неожиданно возвратилась английская эскадра под флагом контр-адмирала Мартина. Английский адмирал считал для себя не зазорным первым, без предварительной договоренности, салютовать Сенявину. Он знал о разгроме турок и эту победу считал достойной приветствия.

На этот раз англичане были приветливы, поздравили с победой, заправились водой на Тенедосе и посматривали на анатолийский берег. Сенявин предугадал и предусмотрел намерения союзников. Он вызвал Грейга:

– Алексей Самуилович, намедни англичане испросили дозволения отправить бриг к острову Имброс для содействия нам в блокаде Дарданелл. Капитан Роджерс был предупрежден уведомлять меня по всем случаям. Однако мне доложили сей час с нашего брига – Роджерс вошел в тайные сношения с турками.

Грейг почувствовал некоторую неловкость, слушая такую новость.

– Посему возьмите немедля «Ретвизан», «Селафаил» и «Сильный», следуйте к Дарданеллам и вразумите Роджерса, что сношения его с турками удивляют меня, как несообразные с откровенностью отношений между союзниками и с данным им мне слову. И скажите ему, что здесь русский флаг первенствует, и ежели он вознамерится без позволения сноситься с турками, то вы употребите силу.

Спустя сутки Роджерс принес извинения Сенявину, сославшись на собственную оплошность. А что же с турками? Просто наводил справки о продовольствии…

Следом за Мартином к Тенедосу пожаловал вице-адмирал Коллингвуд, сподвижник Нельсона по Трафальгару. После взаимных приветствий и визитов Коллингвуд заговорил о совместных действиях против турецкого флота и предложил Сенявину командовать соединенными эскадрами.

Сенявин поднял флаг командующего. Обе эскадры снялись с якоря, перешли к острову Имброс и начали готовиться к прорыву на Дарданеллы.

На море заштилело, пришлось стать на якоря. На другой день ветер начал набирать силу, и на рейде появился корвет «Херсон» из Анконы. Барон Шеппинг привез повеление Александра: прекратить войну с турками, следовать в Корфу, сдать французам Ионические острова и Которо и отправляться в Россию.

Барон положил на стол адмирала точную копию «Отдельных и секретных статей» Тильзитского соглашения.

«Статья первая, – читал, едва шевеля губами, адмирал. – Русские войска передадут французским войскам землю, известную под названием Которо. Ионические острова поступят в полную собственность и державное обладание императора Наполеона».

Впервые за многие годы службы Сенявин ощутил горечь незаслуженной, оскорбительной обиды. Не за себя. За тех, кто беззаветно отдал свою жизнь за Отечество, честно и до конца выполнил воинский долг.

Отпустив всех, Сенявин погрузился в раздумья. Одно за другим проходили перед его взором чередой видения нынешней и прошлой кампаний, вспомнились давние ушаковские походы к Ионическим островам, в Италию. Но вновь и вновь бессознательно мысли возвращались к потрясшему его известию.

«Нет-нет, мир – сие похвально, однако какой ценой он добыт и почему плоды, достигнутые немалыми жертвами, с такой легкостью отдаются вчерашнему неприятелю? Вероломство какое-то несуразное». Сенявин вынул из стола любимую трубочку, набил ее табаком, закурил и вышел на балкон. Только что пробили четвертую склянку. Угрюмая чернота безлунной ночи окутала рейд. Обозначенные носовыми – штаговыми и кормовыми – гекабортными огнями, в кромешной тьме угадывались застывшие громады кораблей. Изредка оттуда доносились окрики часовых.

Утром он соберет командиров и объявит им волю императора, на кораблях зачитают приказ о следовании на Балтику. Постепенно насущные заботы возвращали к действительности. Командирам давно не плачено жалование, не шлет Петербург, за продовольствие с местными жителями расплачиваются призовыми деньгами. Надобно зайти на острова, вернуть долги. Не забыть завтра с утра послать тысячу солдат и матросов разобрать по камешкам крепость, не оставлять же туркам целой… Быстрей готовить корабли к долгому пути. Осенние штормы на носу. Уже тревожила мысль: успеем ли к зиме на Балтику? Коим образом сноситься теперь с англичанами? Получается – с ними теперь неприятели, а французы союзники? Адмирал грустно вздохнул и выколотил давно потухшую трубку…

Бескровные схватки

Еще по пути в Корфу Сенявин узнал, что острова и Которская область уже переданы Наполеону. Когда французы поднимали флаг над крепостью Корфу, «Азия» салютовала, палила из пушек. Однако французский комендант не ответил по правилам на салют русского корабля. Это считалось оскорбительным, но французы молча ухмылялись. Сенявин не оставил это без внимания.

…Генерал Бертье, комендант Корфу, возмущенно сновал по крепостным бастионам. Только что на рейд пришла русская эскадра, и ни один корабль не отдал салют французскому флагу. «Это возмутительно, – шипел он в лицо русскому консулу, – его величество император Александр не одобрит такого поведения, прошу вас уведомить о происшедшем Петербург».

Сенявин демонстративно не съезжал на берег, чтобы не встречаться с Бертье.

Офицеры эскадры заметили: французы ведут себя заносчиво. Дело дошло до открытой неприязни и дуэлей. Бертье сообщили доносчики о вольных высказываниях офицеров: «Если император Александр наделал глупостей, то пусть за них платит сам». Генерал сообщил об этом Наполеону и приписал: «Невозможно вести себя более вызывающе, чем господин адмирал Сенявин и подавляющая часть русских моряков». Наполеон нахмурился – такое непозволительно – и тут же написал послу Савари в Петербург для доклада Александру: «Нахожу, что адмирал Сенявин просто невежлив и ведет себя как плохой политик. Это обычный характер моряков. Но дух его эскадры кажется мне скверным».

Сенявин накануне ухода съехал на берег проститься с егерями и гренадерами, еще не успевшими переправиться на континент для следования в Россию.

– Прошу, – сказал Сенявин, прощаясь с офицерами, – изъявите признательнейшую мою благодарность всем войскам дивизии за их ревностную службу и доброе поведение во время моего командования в сих краях.

К пристани он возвратился пешком, в окружении офицеров. Следом шагала рота морских солдат. Глухо разносилась дробь барабана по узким улочкам.

Тильзитский мир и перемены на острове жители встретили с горечью. Не успели подняться над островом французские флаги, как последовали контрибуции одна за другой, а следом и безнаказанное мародерство. Поэтому, заслышав звуки барабанов уходящего отряда моряков, жители толпами повалили на улицу, с грустью смотрели им вслед. Вскоре прощально зазвонил колокол в православной церкви Святого Спиридония. Печальное молчание прерывалось возгласами признательности и благодарности, каждый прощался со своим знакомым, просили не забывать друг друга, обнимались и плакали. Улицы заполнились людьми, в окнах и на крышах домов стояли жители. Они кланялись, шли рядом и следом за моряками. «Все хотели проститься с Сенявиным, обнять его», – вспоминал очевидец.

Эскадра уходила хмурым сентябрьским утром. Несмотря на ранний час и дождь, тысячи греков, черногорцев не уходили с берега, пока паруса русских кораблей не скрылись в моросящей завесе.

Выйдя из Корфу, Сенявин задумал, не заходя ни в один порт, обогнуть Британию и попасть до зимы на Балтику. Но как ни спешила эскадра, коварная стихия ее опередила. Еще на подходе к Гибралтару жестокий шторм несколько дней трепал порядком изношенные за два года корабли.

Не выдержал испытаний «Уриил», открылась сильная течь, и его отправили на Корфу. Атлантика встретила жестоким противным ветром. Три недели корабли мотало по гигантским волнам, не позволяя двигаться вперед. Наконец ветер переменился, и корабли пошли на север. Но после полуночи ветер вновь зашел к северу и достиг ураганной силы. Сенявин повел эскадру на запад. Десять, двадцать, пятьдесят, сто миль… Ветер по-прежнему гнал их к югу, рвал паруса, ломал рангоут и снасти. Громадные волны с яростью били в борта, корму, форштевень. Сбрасывали корабли, как скорлупки, в бездну, накрывая сверху толщей воды.

Первым ночью поднял сигнал бедствия «Рафаил». Волны вдребезги разнесли кормовую обшивку, и вода хлестала через зияющую брешь. Кое-как на веревках притянули снаружи доски, щели забили паклей, но помпы не успевали откачивать воду. На «Ретвизане» сломался руль, он развернулся лагом к волне и валился с борта на борт, черпая все больше воды. «Селафаил» донес о сильной течи. И так все корабли…

Надо было спасать эскадру. Испанские порты были заняты французами. Сенявин встречаться с ними не желал, а поэтому направился в ближайший и самый подходящий, нейтральный порт Лиссабон, к знакомому по молодым годам устью Тахо.

Португальский принц Жоан радушно встретил русскую эскадру, помог, чем смог. Адмирал донес Александру обо всем и сообщил, что корабли настолько ветхи, что раньше весны не смогут выйти в море.

А с моря принесли дурные вести португальские рыбаки. Английская эскадра блокировала Лиссабон и не пустила туда отставший шлюп «Шпицберген». Со стороны материка в Лиссабон торопился генерал Жюно[73]73
  Жюно (1771–1813) – французский генерал, адъютант Наполеона. В 1807 г. командовал корпусом. С 1810 г. – в Испании. В 1812 г. потерпел неудачу в сражении у Ватутиной горы, за что был удален из армии.


[Закрыть]. Португальский принц не захотел быть вассалом Бонапарта и отплыл с двором в Бразилию. На следующий день в город вошли оккупанты. Наполеону эта страна была нужна для удушения Англии континентальной блокадой. Все европейские порты в Атлантике и Средиземном море находились теперь в руках французов. Но Наполеон был бессилен против Британии на море. Поэтому еще до прихода Жюно в Лиссабон он просил Александра через посла подчинить русскую эскадру Парижу, а заодно и приструнить: «Было бы хорошо, если бы ваше величество уполномочили графа Толстого[74]74
  Толстой Петр Александрович (1761–1844) – граф, дипломат, военный деятель, участник русско-турецкой (1787–1791) и русско-французской войн. В 1807–1808 гг. посланник в Париже, был противником Тильзитского мира и русско-французского союза.


[Закрыть] иметь власть над этой эскадрой, чтобы в случае необходимости можно было бы пустить их в ход, не ожидая прямых указаний из Петербурга. Это положило бы конец недоверию, которое иногда проявляют командиры к чувствам Франции».

Началась новая пора в эпопее сенявинской эскадры. Она и ее флагман невольно втягивались в водоворот распрей европейской политики, которой полностью дирижировал Наполеон.

Рождественские праздники нового, 1808 года прошли во взаимных визитах Сенявина и Жюно. Французский генерал любезно приветствовал адмирала, поднимал тост за здоровье императора Александра. Добродушный с виду Жюно старался всячески расположить Сенявина. У португальских берегов беспрерывно маячила английская эскадра.

На одном из званых обедов у Жюно Дмитрий Николаевич неожиданно встретил особу, к которой некогда испытывал искреннюю и вполне разделенную привязанность и симпатию. С той поры минуло почти три десятилетия. Жизнь Нанси сложилась удачно. Она вышла замуж за богатого португальского негоцианта, была счастливой матерью и стала даже бабушкой. Естественно, изменилась, но осталась такой же изящной и милой. В свою очередь, Нанси нашла, что Дмитрий Николаевич, несмотря на солидность, стал еще стройней и остался столь же остроумным и веселым, как прежде. Они непринужденно беседовали, как старинные добрые друзья, и казалось, все было уже позабыто и кануло в вечность. И все-таки… Оба они порой невольно поддавались очарованию воспоминаний далекой юности, и искра давнего чувства все чаще пробегала между ними.

Между тем в начале весны Сенявин получил официальное послание Александра, в котором он обязывал неукоснительно исполнять все предписания, «какие от его величества императора Наполеона посылаемы вам будут». «Выходит, я обязан сражаться с англичанами? – размышлял над этим указом Сенявин. – И в угоду французским интересам у пиренейских берегов жертвовать своими людьми?» Он искал выход и нашел его – направил Наполеону рапорт о неважном состоянии кораблей эскадры. Он выполнил приказ Александра – вступил в сношения с Наполеоном, а главное – выиграл время.

В Лиссабон с каждым днем приходили сообщения из соседней Испании о восстаниях против французских завоевателей, а это не сулило спокойствия и в соседней Португалии.

Получив донесение русского адмирала, Наполеон начал распоряжаться, как хозяин. Он приказал Сенявину быть наготове и держать «экипаж настороже». И чтобы на кораблях были полные припасы. «Жюно пришлет недостающих матросов из иноземцев. Пополнить запасы ядер и пороха необходимо в Лиссабоне».

Рекомендации Наполеона остались без внимания, как будто их и не было. Французский император, однако, был настойчив. Русская эскадра была, пожалуй, единственным его козырем в противоборстве на Атлантическом побережье Европы.

В конце мая Наполеону докладывал морской министр:

– Ваше величество, русская эскадра в Лиссабоне могла бы оградить Жюно от англичан.

– Это я уже советовал Жюно, но он неповоротлив. – Император разговаривал, расхаживая по кабинету. – Напишите Сенявину, чтобы он не давал возможности англичанам заблокировать его эскадру, пусть держат свои суда в готовности к снятию с якоря. Мы заставим англичан сторожить русскую эскадру и обезопасим себя от десантов в Португалии.

Аудиенция заканчивалась, но император остановил министра:

– Надо приручить Сенявина. Дайте ему один-два, черт возьми, фрегата. Этим мы пристегнем его к нашей колеснице.

Спустя три недели Жюно поспешил с визитом к Сенявину:

– Мой император предлагает вам помощь, ваше превосходительство. Мы можем уступить вам португальский фрегат и бриг, – начал любезно Жюно.

Сенявин невозмутимо выслушал генерала и старался быть учтивым:

– Я получил послание его императорского величества и весьма польщен вниманием. – Сенявин сделал паузу. – Моя эскадра, генерал, не нуждается в помощи.

Жюно не ожидал такого ответа, и улыбка сошла с его лица.

– Но я имею достоверные сведения, что англичане намерены истребить русскую эскадру и высадить десант в устье Тахо.

Сенявин недоуменно пожал плечами, а Жюно продолжал:

– Я предлагаю высадить на берег ваших солдат и присоединить их к французским батальонам для отражения атак англичан.

«Ладно ты воркуешь, только мы-то не лыком шиты».

– Я не имею на этот счет указаний моего императора и поэтому не могу дать ответ.

Покидая корабль, рассерженный Жюно бранил про себя русских: «Каков адмирал. Еще недавно мы лобызались на обеде, а нынче будто не союзники».

Сенявин, не откладывая, пригласил русского советника в Лиссабоне Дубачевского:

– Мне, как и вам, доподлинно известно, что Гишпания стала явным неприятелем Франции и берет верх кое-где над французами.

Дубачевский заметил:

– Не только в Гишпании, ваше превосходительство, нынче я располагаю сведениями, что и северные провинции Португалии уходят от власти французов.

Для Сенявина это было новостью, но она подтверждала разумность его шагов.

– Вчера ко мне приехал Жюно и настоятельно упрашивал послать наших солдат ему в помощь на берег. Я отказал ему.

Дубачевский несколько замялся, а Сенявин продолжал:

– Ежели принять сторону французов, то вызовем явную неприязнь португальцев, англичан и гишпанцев. Сие может повредить и имени российскому в будущем, и эскадру мою не убережет.

– Но у меня есть письмо моего министра, что ваши поступки должны соответствовать дружескому расположению к Франции, – вкрадчиво возразил Дубачевский.

Сенявин усмехнулся: «Вся эта шатия чиновничья глядит в букву».

– Посему я вас и пригласил. Прошу немедля снестись то ли с послом Строгановым в Мадриде, то ли графу Толстому отпишите в Париж и уведомите их о моем решении.

Генерал Жюно, в свою очередь, предпринял официальную атаку на русского адмирала и через несколько дней прислал письмо.

«Господин адмирал, в трудных обстоятельствах, которые проистекают из необходимости защищать эскадру е.в. русского императора…» Сенявин расхохотался: «Жюно меня собирается защищать». Дальше генерал упоминал о взаимной помощи и опять настаивал на десанте. «Колоссальный эффект, который произвела бы эта мера, был бы неисчислим, – писал Жюно, – как важно, чтобы мы действовали согласованно…»

Сенявин, как просил Жюно, ответил тут же, что он прекрасно понимает свой долг, но, к прискорбию, высадить десант не может: ему придется сражаться не только с англичанами, но с португальцами, которые к ним примкнули, а он на это неправомочен.

Вызвал флаг-офицера мичмана Макарова:

– Берите шлюпку и доставьте письмо генералу Жюно. Да будьте с ним любезны.

Вечером Макаров вернулся:

– Генерал, видимо, был недоволен, ваше превосходительство, осерчал, прочитав письмо, и ответа не прислал.

– Нам то и потребно, – довольный, ответил адмирал и вопросительно посмотрел на Макарова.

Тот вынул пакет.

– Ваше превосходительство, на пристани ко мне подошел неказистый португалец. Не назвал себя и просил передать вам письмо от некой особы.

На конверте стояли только инициалы Сенявина. Письмо оказалось от контр-адмирала Чарльза Коттона, командующего английской эскадрой. Он просил прислать представителей для переговоров. «Видимо, англичане что-то пронюхали о моем положении, да сие и немудрено».

– Поезжайте к Дубачевскому, пускай он с вами направит чиновника. Завтра поутру на бриге, пойдете на внешний рейд. Там английская эскадра. Найдете флагмана ихнего Коттона, он желает что-то сообщить для меня.

Мичман Макаров вернулся поздно ночью.

– Адмирал Коттон уведомил, что им доподлинно известно о якобы неприязненных действиях французов против России, – докладывал Макаров. – Они задерживают во французских портах русские суда. Наполеон, кроме этого, ведет тайно переговоры с Швецией и Англией, во вред России. При том утвердительно говорил, что вскоре последует мир между Англией и Россией.

– Письмо не прислал? – спросил Сенявин.

Макаров покрутил головой. Когда за ним закрылась дверь, адмирал задумался: «Нет, не зря Коттон пускает сей пробный шар. Он хочет, чтобы я выступил вместе с ним, но это слишком дерзко с его стороны. В то же время появись завтра здесь англичане, и эскадра может быть как в силках. Объявят военной добычей – и все тут. Придется биться до смерти».

На «Твердом» снова появился Жюно. И на этот раз он горячо убеждал Сенявина выступить против англичан.

– Поймите, мой адмирал, положение мое делается все затруднительней. Англичане высадили десанты. Кроме как от вас, помощи мне ждать неоткуда. Я хотел бы надеяться получить ее побыстрее.

– Я все сие разделяю, ваше превосходительство, – всячески уходил от ответа Сенявин, – но высадить мне возможно всего лишь роту-другую, и разве это будет помощь вам? А сколько будет возмущения и здесь, и в Мадриде! Я просто не вправе вступить на этой земле в вооруженную стычку.

Жюно проговорил, пуская в ход последний довод:

– В таком случае я буду вынужден эвакуировать форты, защищающие порт, чтобы послать все войска против англичан, и вашей эскадре грозит смертельная опасность.

– Думаю, русская эскадра сумеет достойно постоять за свой флаг, сие не в новинку нашим офицерам и матросам.

События развивались стремительно. В первых числах августа Жюно, собрав все войска, направился навстречу англичанам и через несколько дней потерпел жестокое поражение. Возвратившись в Лиссабон, Жюно снова молил о помощи, но Сенявин не изменил себе.

Неделю спустя англичане приблизились вплотную к городу, а английская эскадра маневрировала на виду, в устье Тахо.

Жюно капитулировал перед англичанами, даже не сообщив об этом своему русскому союзнику.

Англичане более чем втрое превосходили русскую эскадру. Их корабли были целы и невредимы. Здравый смысл вынудил Сенявина первым вступить с ними в переговоры.

Письмо Коттону доставил знакомый ему флаг-офицер Сенявина.

«Поведение в пребывании в Лиссабоне, мои постоянные отказы принимать участие в предлагавшихся мне враждебных мерах, – писал Сенявин, – все эти мотивы поддерживают меня в твердом убеждении, что законное нейтральное положение будет соблюдено относительно моей эскадры».

Коттон кивнул мичману Макарову:

– Вы свободны, господин офицер. Передайте адмиралу, что ответ будет завтра.

Макаров вышел, Коттон протянул письмо своему помощнику, контр-адмиралу Тайлеру:

– Полюбуйтесь, сэр, насколько искусно адмирал Сенявин норовит нас провести. Видите ли, после ухода французов Лиссабон принадлежит Португалии. А раз Россия не воюет с ней, то он считает себя и свою эскадру находящимися в нейтральном порту.

Тайлер молча дочитал письмо и проговорил в раздумье:

– Но вы помните, сэр, адмирал Коллингвуд с похвалой отозвался о Сенявине. Он храбр и искусен в бою. Турки не раз бежали от залпов его эскадры.

Коттон горячо отозвался:

– Если бы только турки! Он задал перцу французам в Далмации. С иным адмиралом и другой эскадрой мы бы не церемонились. Но Сенявин, прежде чем сдать позиции, уведет с собой на тот свет по кораблю, а то и по два за каждый свой корабль. К тому же русские весьма опасны в абордаже…

– Так что же все-таки мы ответим адмиралу, сэр? Нельзя забывать, что Сенявин за девять месяцев в самом деле ни разу не помогал Жюно.

– Во-первых, прикажите сию минуту над всеми фортами Лиссабона поднять британский флаг. К черту сентиментальности, мы завоевали это право оружием. Во-вторых, поезжайте-ка, сэр, к Сенявину и передайте, что мы требуем его сдачи с кораблями и людьми, но помните, что Британии дружба с Россией нужна гораздо больше, чем Наполеону. Тильзитский мир это лишь оттяжка войны. В конце концов мы помиримся с императором Александром.

В полдень следующего дня Макаров доложил:

– На рейд направляется британский брит под контр-адмиральским флагом.

Тайлер передал Сенявину все требования своего начальника, но не заметил и тени смущения или испуга на лице русского адмирала. Напротив, тот вел беседу хладнокровно и с достоинством.

– Подъем британских флагов на фортах противозаконен, и ваш адмирал об этом прекрасно осведомлен. Лиссабон порт нейтральный, и мы здесь не пленники, и, если ваш адмирал попытается взять силой мои корабли, могу вас заверить, это будет стоить дорого британскому флоту. Думаю, что не в интересах Англии осложнять отношения с моим императором.

Тайлер слушал почтительно, понимая правоту своего собеседника и молчаливо это признавая.

– И все же каковы будут предложения вашего превосходительства? – Тайлер должен привезти в ответ что-то определенное.

– Одно мнение вы слышали, но это крайность. Другое, – передайте адмиралу Коттону, я готов передать корабли под охрану английского правительства с оговоркой некоторых условий.

– Каковы эти условия? – обрадованно встрепенулся Тайлер. Неожиданное предложение Сенявина приободрило его.

– Извольте. Русская эскадра не считается взятой в плен. После заключения мира с Англией все корабли подлежат возврату России. – Сенявин взял с бюро лист бумаги и протянул Тайлеру: – Здесь изложены мои предложения.

Английский бриг отошел от борта «Твердого», а Сенявин задумчиво смотрел ему вслед. Весь вчерашний день и до глубокой ночи размышлял он над судьбой эскадры. У него есть простой и быстрый выход из тупика. Он имеет разрешение императора в случае опасности уничтожить корабли, а экипажи свести на берег. Но что значит уничтожить своими руками свои корабли, которые хотя и истерзаны, но от этого еще дороже морякам? А судьба людей? Эти тысячи близких ему простых матросов и солдат, которые наравне с ним не один год делили тяготы службы, горечь утрат и радость побед? Отдать их в руки неприятеля? Офицеры будут в сносных условиях, но каково придется остальным? Много разных вопросов задавал он себе, прежде чем все-таки нашел другой, как ему кажется, единственно верный путь, не ронявший чести и достоинства русского флага и сберегавший его людей.

На следующий день знакомый английский бриг опять ошвартовался у «Твердого», Тайлер привез Сенявину проект конвенции.

– Мы старались самым деликатным образом составить конвенцию, чтобы менее всего могли быть оскорблены чувства вашего превосходительства, – почтительно проговорил Тайлер, протягивая Сенявину документ.

Внимательно прочитав конвенцию, Дмитрий Николаевич здесь же дополнил ее требованиями, чтобы все офицеры, матросы и солдаты морской пехоты немедленно и без всяких условий возвратились в Россию.

В конце концов, видя непреклонность Сенявина, англичане приняли все его условия, и конвенция была подписана к общей радости всех русских моряков. И осенним ясным днем русская и английская эскадры вышли в море и направились к берегам Англии.

* * *

На Портсмутском рейде вдруг тревожно замелькали сигнальные флаги английских кораблей, стоявших на рейде. Командиру порта адмиралу Монтегю только что доложили:

– Сэр, к рейду приближается странная эскадра под русскими и английскими флагами. Мы определили, что там есть корабли эскадры адмирала Коттона, но остальные корабли под неприятельскими флагами.

Монтегю уже на ходу дослушал доклад и спешил на пристань. «Неслыханный скандал. Неприятельский флаг спокойно входит в главную базу флота его величества».

Пока корабли становились на якоря, командир порта быстро поднялся на корабль Коттона и с ужасом узнал о подписанной конвенции.

– Сэр, вам придется держать ответ перед лордами Адмиралтейства, а возможно, и военным судом, – запальчиво произнес он, стремительно выходя из каюты и не слушая объяснений Коттона. – На адмиральский корабль, – кратко бросил он капитану катера.

На борту «Твердого» разъяренный Монтегю потребовал у Сенявина немедленно спустить флаг в порту его величества.

– Взгляните, сэр. – Он протянул руку к набережной, она была заполнена возбужденной толпой.

«Неслыханное дело, – слышалось тут и там. – Мы воюем с Россией, а, оказывается, уже пленены ее корабли».

– Еще ни разу за всю историю флот его величества не допускал такого позора – вражеские флаги в самом сердце Англии. От имени его величества я требую сейчас же, без промедления, спустить ваши флаги на всех кораблях.

Дмитрий Николаевич спокойно выслушал Монтегю. Он прекрасно владел английским, равно как и французским, итальянским и греческим, и всегда обходился без переводчиков.

– Господин контр-адмирал, – официально и холодно ответил Сенявин, – я здесь еще не пленник, пушки мой заряжены. Никому я не сдавался и не сдамся. Флаг мой не спущу и не отдам его, разве только с моей жизнью. – Сенявин холодно поклонился. – Честь имею.

Монтегю в недоумении убрался с корабля и послал немедленно донесение морскому министру.

На следующее утро Монтегю вновь появился на эскадре. Он привез письмо лорда Адмиралтейства Мульграу. «Его британское величество, – читал адмирал послание морского министра, – не признает и не может позволить, чтобы в его гавани развевался неприятельский флаг…» Он просил спустить флаги и не поднимать никаких и любезно приглашал Сенявина приехать в Лондон.

«Ну что ж, в конце концов, это резонная просьба короля, на его месте я поступил бы таким же образом», – дочитав письмо, подумал Сенявин и ответил лорду Мульграу: «Во владениях короля воле его противиться не могу, почему в обыкновенное время, по захождении солнца, с должными почестями корабельные флаги будут спущены; мой будет спущен ночью».

Вызвал всех командиров и сказал:

– Завтра с заходом солнца, как обычно, спустите флаги, должным образом убрать их и охранять наравне с оружием. Погода наступает осенняя, англичане могут и голову морочить, не исключено, придется здесь зимовать. Поразмыслите обо всем. О пище и тепле для служителей…

Потянулись недели и месяцы томительного ожидания. Как и предвидел Дмитрий Николаевич, англичане всячески затягивали отправку экипажей и пытались уклониться от выполнения подписанной конвенции. Лорды Адмиралтейства даже хотели привлечь Чарльза Коттона к военному суду за то, что «конвенция, заключенная в Лиссабоне, не приносит чести Англии».