Текст книги "Адмирал Сенявин"

Автор книги: Иван Фирсов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

– Об этом мне ведомо, князь. – Сенявин остановился.

Неделю назад ему доложили, что в Которо уже известно о переговорах русского императора с Наполеоном.

– И то, что слухи такие достигли Которо, тоже знаю. Но поймите, что Дубровник – это сердце Далмации. И ежели все черногорцы уйдут, мы все равно останемся хозяевами. Взгляните сами. – Сенявин показал на единственную дорогу из крепости. – Путь этот и сама крепость под прицельным огнем наших пушек. С другой стороны – турецкие владения, оттуда французы не пройдут, турецкий паша меня сам заверил, что французов не допустит. В случае же помощи Молитора и возможной вылазки неприятеля у нас надежный щит на море. – Адмирал кивнул на белеющие паруса эскадры. – До порта Кроче ходу не более часа. Корабельные пушки надежно прикроют и отход, и погрузку войск на суда.

Слушая адмирала, Вяземский сомнительно качал головой. Видимо, не верил в полное морское превосходство над французами и в преимущество данной ситуации. Возможно, потому, что раньше, по службе, не приходилось совместно действовать с моряками.

– И все же, ваше превосходительство, – осторожно заметил генерал, – внезапная вылазка французов может лишить нас всей артиллерии. – Вяземский кивнул на батарею. – Пушки-то мы скоро отсюда не уберем, бросать придется.

Сенявин понимающе посмотрел на генерала.

– Это, князь, пожалуй, верно. Но при этом пушки все, – Сенявин быстро окинул взглядом батарею, – стоят не более тысячи червонцев. В случае их потери я вину приму на себя. Но главное нам – людей вывести из-под удара вовремя. В успехе этого дела я не сомневаюсь.

Покидая позиции, адмирал отвел в сторону командира батареи капитан-лейтенанта Дмитриева:

– На войне всякое бывает. Ежели французы вдруг вылазку успешную произведут и атакуют батарею, так вы немедля пушки заклепывайте. А те, что не успеете заклепать, – Сенявин кивнул на отвесную скалу, – бросьте в пропасть.

Дмитриев лихо вскинул руку к шляпе.

– Неприятелю, ваше превосходительство, ни одной исправной не достанется.

Между тем Лористон в крепости приходил все в большее отчаяние. Он не ожидал такого исхода. Войск у него действительно больше, чем у русских, но в крепости нет воды – ее отрезали, на исходе провиант. Французов может выручить только отряд Молитора. Но он послал уже нескольких гонцов к генералу, а ответа нет.

Неожиданно Лористону доложили, что многие отряды черногорцев начинают покидать позиции. Оказалось, кто-то принес весть – русские должны сдать Которо то ли австрийцам, то ли французам. Услышав об этом, большинство черногорцев, не слушая Негоша, стали разбредаться по домам, отводить отряды в сторону Которо.

А через две недели прибыл лазутчик от Молитора, и Лористон воспрянул. Молитор сообщал, что на днях произведет внезапное нападение на русских со стороны турецких владений. Он уже договорился с турецким пашой, и тот без проволочек пропустит французов.

24 июня, как всегда, батареи с утра обстреливали Дубровник, выпустили около сотни ядер и брандскугелей.

После полудня задремавшего было в палатке Вяземского неожиданно разбудил адъютант.

– Ваше превосходительство, подле турецкой крепости замечено движение французов.

Как был, в расстегнутом сюртуке, князь выбежал из палатки. День стоял ясный, солнечный. Возле турецкой крепости, стоявшей на вершине, километрах в семи, невооруженным глазом были видны колонны французов. Змейками они растекались, спускаясь к дороге. «Вот каналья Молитор, – подумал князь, – никак, обвести нас хочет и отрезать от Которо».

Тут же Вяземский отправил гонца с тревожной вестью к Сенявину.

На «Селафаиле» сигнальный матрос обнаружил французов почти одновременно с пикетами – Сенявин приказал круглые сутки наблюдать за турецкой крепостью, которая хорошо просматривалась через лощины с кораблей, стоявших на рейде.

На шканцы Сенявин вышел одновременно с Рожновым.

– Как всегда, коварные янычары нас предают без совести, – вздохнул Рожнов.

– Что верно, то верно, – согласился Сенявин, наблюдая в подзорную трубу за французами, которые все новыми колоннами беспрерывно появлялись из-за крепостных стен и спускались в лощину. «Сдается, у Молитора тысячи три войска, и он намерен отрезать наши войска с юга. Пожалуй, нынче осада Дубровника нам будет не под силу и потери станут бессмысленными. К вечеру Мармон[65]65
  Мармон Огюст (1774–1852) – герцог Рагузский, французский маршал, адъютант Наполеона. После падения Наполеона перешел на сторону оппозиции, сопровождал короля; в 1826 г. представлял Францию на коронации Николая I в Москве.


[Закрыть] будет у наших позиций, однако надобно его провести». Сенявин подозвал адъютанта.

– Поспешите к Вяземскому и передайте ему: войскам отходить для посадки на суда в Кроче, и пусть направит небольшой отряд для ложного маневра. Все это изложено в записке. – Адмирал передал адъютанту конверт.

Приказание Сенявина генерал встретил недовольно. Войска строились для марша по дороге в Цавтату и дальше берегом в Которо. В это время подбежал, весь мокрый от пота егерь, посланный Бабичевым.

– Ваше превосходительство, – едва переводя дыхание, выпалил он, передавая пакет, – француза видимо-невидимо. Прет без удержу. Капитан Бабичев наказали передать, что не управится.

Вяземский с досадой прочитал записку Бабичева. Тот сообщал, что французы его теснят, видимо, их не сдержать, и он начинает отходить к Цавтате. «Стало быть, Сенявин прав, – размышлял Вяземский, – иного пути, кроме как морем, у нас нет. Только каким образом все это обернется? Только бы еще не ударил Лористон…»

Собрав офицеров, он наметил маршрут отхода и прикрытие.

– Двигаться только лощинами, скрытно, – объявил он в конце. – Кивера всем снять, дабы неприятель нас не обнаружил.

Неподалеку, на площадке, раздавались громкие крики – матросы и егеря на канатах тянули к пропасти пушки, которые не успели заклепать. Генерал подозвал майора Велисарова:

– Берите батальон егерей, роту мушкетеров и демонстративно маршируйте по дороге в Цавтату. Ваша цель навести Молитора на ложный след – пусть думает, что мы отходим вдоль берега.

Эвакуация, как и задумал Сенявин, прошла успешно. Молитор, следивший за отрядом Велисарова, ожидал русских на прибрежной дороге, ведущей в Которо.

Трехтысячный отряд русских войск без единого выстрела подошел в сумерках к берегу. Сразу же гребные суда начали перевозить их на корабли. И лишь тогда Молитор, а за ним и Лористон из Дубровника бросились к месту посадки. Но было уже поздно. Огонь из фальконетов со шлюпок, меткие залпы и штыковая атака отряда прикрытия отогнали французов от берега. Когда уже в темноте последняя шлюпка подошла к «Уриилу», Сенявин при свете кормового фонаря взглянул на часы и сказал Вяземскому:

– Всего лишь полтора часа с четвертью заняла вся амбаркация. Превосходно, Василий Васильевич. К тому же при этом мы не потеряли ни одного человека.

Утром, когда подсчитали, оказалось, что из всех войск лишь десять человек пропало без вести, а один солдат был ранен.

Летом в будний день, как нынче во вторник, которский рынок привлекал много торговых людей из разных мест и обычно мало чем отличался от воскресного. Сплошь заполненные торговые ряды уставлены венецианскими изделиями из узорчатой парчи, чеканной посудой, местными гончарными и стеклянными изделиями, товарами из Сицилии, Сардинии и далекого Константинополя. Правда, в такие дни бывало меньше покупателей, но сегодня сотни возбужденных которцев заполнили рынок с раннего утра. Тут и там возникали жаркие дискуссии, горячо обсуждали внезапную новость, невесть как проникшую в город:

– Которо будет отдан французам!

К полудню тысячная толпа направилась в город, на площадь перед собором. Отовсюду неслись возмущенные голоса:

– Не хотим Бонапарта! Беритесь за оружие! Лучше смерть, чем позор! – кричали со всех сторон.

– Русские! Только русские братья могут спасти нас! – все громче раздавалось на площади.

Едва «Селафаил» стал на якорь у крепости Кастель-нуова, чтобы прикрыть вход в Которскую бухту, как подошли лодки с депутациями от жителей Которо. Тридцать депутатов города и окрестных общин пожаловали к Сенявину. Адмирал пригласил всех в кают-компанию. Войдя, они продолжали стоять и затем поклонились адмиралу. Вперед выступил седобородый, видимо, самый пожилой и уважаемый которец.

– Наш препочетный начальник и покровитель, – начал он торжественно, – услышав, что государю угодно отдать нас французам, мы, предав все огню, согласились оставить отечество и следовать повсюду за твоим флотом. Пусть одна пустыня, покрытая пеплом, насытит жадность Бонапарта, пусть он узнает, что храброму славянину легче скитаться по свету, нежели быть его рабом. – Старец вздохнул, переводя от волнения дыхание, и все согласно закивали.

Сенявин слушал без переводчика. За многие месяцы этой кампании он довольно сносно выучился говорить и понимать не только по-здешнему, по-которски, но и по-итальянски. Невольно волнение жителей передалось и ему. А старец продолжал:

– Мы решили с оружием в руках защищать свою независимость и готовы все до единого положить головы свои за отечество. – Он на минуту передохнул. – Защищая его, не пожалеем крови своей, пусть могильные кресты напоминают потомству нашему, что мы славную смерть предпочли постыдному рабству и не хотели другого подданства, кроме российского. – Старик закончил, свернул свиток и с поклоном вручил его адмиралу.

Сенявин обнял его и, поблагодарив всех легким поклоном, сказал:

– Достопочтенные граждане, передайте которцам слово русского адмирала – мы не собираемся покидать вас в тяжкую годину.

Все радостно загудели, а Сенявин подумал: «Сколь велика ноша на плечах моих, сие одному Богу известно, но этих людей я не покину в беде». Проводив жителей, он, не откладывая, написал царю:

«Жители Боко-ди-Которо, будучи извещены о решении вашего императорского величества отдать их провинцию, присылали ко мне сего дня депутатов с просьбами и протестами их. Депутаты сии, заливаясь слезами и рыдая, еще изустно меня просили быть заступником их перед вами, всемилостивейший государь. Дерзаю и я о всемилостивейшем покровительствовании вернейшей сей провинции…»

Реляция в тот же день ушла в Петербург и где-то на полпути разминулась с курьером, доставившим наконец-то желанный ответ из столицы. Сенявин оказался прав, и Александр одобрил его действия:

«Во уважение я побуждаюсь отменить мое повеление о возвращении вашем со вверенными управлению вашему судами к Черноморским портам, – именной рескрипт подтверждал его правоту. – Поручаю вам употребить достаточную часть вверенных вам сил наших, как морских, так и сухопутных, на удержание Боко-ди-Которо и на воспрепятствование французам овладеть сим постом».

Однако дальше рескрипт толковал о том, что вот-де австрийцы наседают, просят отдать Которо французам, а они наши союзники. Ежели, мол, обстоятельства переменятся, то об этом сообщит граф Разумовский, и надобно с этим сообразовывать свои действия.

Рескрипт оказался длинным и мудреным, но, дочитав до конца, Сенявин сделал свой вывод: «Государь меня хвалит, и я все-таки поступил правильно. Посему и впредь места эти должно удерживать».

Между тем на места эти все пристальней с неудовольствием посматривал Наполеон. Вспоминал неудачу в Египте, потерю Корфу и других островов, а нынче русские оседлали материк… Он твердо стоит уже на берегах Вислы, три четверти Европы у его ног, надменная Британия заигрывает с ним, император Александр ведет переговоры, а где-то рядом, под боком, довольно давно назойливо зудит которская заноза.

И на берега Которской бухты начали один за другим являться сановные посланцы и курьеры европейских дворов, стремясь поглотить без остатка добытое дорогой ценой. Первыми к русскому адмиралу прибыли австрийские войска.

– В знак дружбы к нашему императору ваш император Александр повелел сдать нам Которо, – напыщенно начали разговор гости.

«Это походит на игру в лапту – кто быстрей добежит: они или французы. Однако выглядит забавно», – слушая эмиссаров, думал Сенявин.

– Но, право, господа, пока французы в Дубровнике, я никак не могу покинуть Которо. Вот если Лористон уйдет из Далмации, тогда другой разговор, – Сенявин нарочно тянул время. Вчера он получил секретную депешу от Разумовского. Тот сообщал, что покидать Которо нельзя до особых предписаний. Раньше он-де вынужденно предлагал официально обратное, чтобы оправдаться перед австрийцами.

Тем временем граф Лепин отправился уговаривать Лористона уйти из Дубровника, но тот наотрез отказался.

Возвратившись, Лепин умолял теперь Сенявина:

– Наполеон грозит занять Триест и Фиуму, если вы не покинете Которо. Наш император готов обезопасить вас от французов и прислать сюда войска.

– Видите ли, граф, такое действо, быть может, и возможно, однако мне необходимо указание моего императора, – отпарировал Сенявин и подумал: «Бонапарт себе на уме, а у меня свои соображения, наиглавнейшее – получить выигрыш времени. Курьер скачет в Петербург полтора месяца да столько же обратно. Там, глядишь, все обернется по-иному».

Несколько успокоился и Лепин и начал сноситься с австрийским императором, а в Которо произошли новые события.

В бухте на быстрой требаке под белым флагом появился курьер из Парижа, французский капитан Тахтерман. Он привез письмо от статского советника Убри. Французы спешили.

«Честь имею сообщить вам, – писал Убри, – согласно полномочиям, данным мне его величеством императором, нашим августейшим государем, я сегодня подписал окончательный мирный договор между Россией и Францией. Должно отдать Наполеону Боко-ди-Которо, Рагузу, Черногорию, Далмацию».

Сенявин нахмурился: «Час от часу не легче».

«Тем более, – продолжал Убри, – приглашаю ваше превосходительство поспешить с этими мерами, задержка с вашей стороны может нарушить спокойствие различных государств Европы».

Сенявин пристально посмотрел на курьера. Тот нетерпеливо ерзал в кресле. «Однако и мы не лыком шиты», – усмехнулся Сенявин.

– Позвольте ваши полномочия от статского советника Убри.

Капитан вмиг преобразился, спесь слетела с него, и он растерянно заморгал:

– Но я не имею таких бумаг…

– В таком случае, – Сенявин был невозмутим, – для меня недействительны ваши известия, равно как и это письмо. Честь имею. – Адмирал встал. – Вы, кажется, спешите в Анкону?

Французский офицер вышел, Сенявин вызвал Рожнова:

– Петр Михайлович, срочно пошлите шлюпку к Сытину и передайте, пускай немедля вступает под паруса и следует на видимости за требакой. Надо проследить, куда направится сей парижский курьер…

Вслед за французом появились австрийские эмиссары. Они пронюхали, что в Париже подписано соглашение, и торжествовали, но Сенявин остудил им пыл:

– Сие оказался заштатный гонец, без доверенности и полномочий русского посла. К тому же вместо Анконы, как он говаривал, коим-то образом направился в Рагузу к Миолету.

Расстроенные австрийцы удалились, а на следующий день прислали официальную ноту.

Читая ее, Сенявин рассвирепел: графы грозили, что имеют повеление силой взять Которо. Он вызвал адъютанта:

– Передайте на «Азию» – командиру явиться ко мне.

Прибывшему Белли он сказал:

– Установите надзор за всеми австрийскими судами, считая их неприятельскими. Ежели попытаются произвести высадку на берег, воспрепятствуйте пушками.

А Париж не давал опомниться, с разных сторон настырно теребил Сенявина. На эскадру один за другим прибыли курьеры. Из Парижа от Убри – русский штабс-капитан Магденко, второй из Рима, от принца Богарне, пасынка Наполеона, вице-короля Италии. Магденко привез точно такой документ, какой имел Тахтерман. Когда адмирал прочитал его, Магденко сообщил:

– Статский советник изустно просил ваше превосходительство поспешить со сдачей Которо.

Сенявину было не привыкать:

– Ступайте отдохните, капитан, а советнику передайте, что договор сей силы не имеет до утверждения его государем.

Не успел Магденко сойти с корабля, как адъютант доложил:

– Бриг под французским и белым флагом входит на рейд.

Спустя час в каюту вошел посланец из Рима с письмом от Богарне.

«Господин адмирал, – извещал принц, – спешу предупредить вас, что только что заключен мир между его величеством императором Франции, королем Италии, моим августейшим отцом и повелителем, и его величеством императором всея России. В нем предусмотрено немедленное прекращение военных действий, о чем вы получите предписание с курьером. Прошу сообщить сие французскому командующему, чтобы все военные действия прекратились тотчас».

В вечерних сумерках на рейд пришло еще одно судно из Италии, с другим гонцом.

– Полковник Сорбье, – отрекомендовался он Сенявину, – честь имею представлять его величество вице-короля Италии принца Богарне.

Вице-король писал вдогонку: «Только что получены депеши господина де Убри, адресованные вам, – читал Сенявин, – равно получены и депеши для Лористона; документы передаст и вам и Лористону мой адъютант полковник Сорбье».

Отложив письмо, Сенявин сказал:

– Мир всегда приятней войны, господин полковник.

Сорбье откланялся. Он спешил обрадовать приятной вестью Лористона.

«Что сейчас скажет русский упрямец, деваться-то ему некуда», – торжествовал Лористон, прочитав депешу из Рима. Но он не знал характера адмирала Сенявина.

За визитами курьеров к русскому командующему зорко следили с австрийского брига, и на смену полковнику Сорбье на следующий же день появился дуэт графов. «Теперь по мирному соглашению Которо нам возвратят», – убежденно проговорил Беллегард своему спутнику, поднимаясь с одышкой по высокому трапу «Селафаила». Радужное настроение, однако, скоро улетучилось.

– Позвольте, господа, – недоуменно спросил их Сенявин, – по какому праву я должен сдать Которо вашему императору? В тех статьях, что я имею, сказано о передаче города Наполеону.

Австрийцы переглянулись, а Беллегард оскорбленно произнес:

– Мы официально протестуем против незаконной передачи Которо французскому императору.

– Я разделяю ваше положение и даже сочувствую вам, но, увы, – Сенявин изобразил на лице сожаление, – поделать ничего не могу. И потом, – успокоил он австрийцев, – статьи эти исполняться не будут, пока я не получу утверждения их моим императором.

Обескураженные визитеры продолжали настаивать, и адмирал, решив, что пора кончать эту канитель, сухо заявил:

– В таком случае прошу вас впредь обращаться по всем вашим претензиям не ко мне, а к господину Санковскому. Он ведает всеми дипломатическими переговорами, а я человек военный.

Когда австрийцы ушли, Сенявину вдруг пришла мысль употребить их возмущение на пользу дела. И как бы помогая его намерениям, произошли следующие события. Вошел адъютант и доложил:

– Требака под французским флагом входит на рейд.

«Кого это еще нелегкая несет? – подумал Сенявин. – Может, гонец от Лористона?»

После подписания соглашения в Париже две недели назад военные действия приостановились, и с французами велись переговоры. На этот раз пожаловал сам Лористон.

Адмирал встретил его радушно, и тот ответил любезно:

– Наши императоры договорились о мире. Нам следует им подражать.

«Тебе-то уже и праздник. Не было ни гроша, да вдруг алтын, – размышлял Сенявин, глядя на французского генерала, – однако радость твоя преждевременна».

– Нынче посетили меня австрийские эмиссары, – начал после обмена любезностями адмирал, – и требуют сдать им Которскую область, как принадлежащую Австрии. В том я усматриваю резон.

Лицо генерала вытянулось.

– Но это противоречит договору, – раздражаясь, ответил он, – нам следует соблюдать уже подписанные документы.

– Смею уверить ваше превосходительство, что я придерживаюсь того же мнения, – хладнокровно согласился Сенявин, – но, пожалуй, с австрийскими претензиями сподручнее разбираться дипломатам. Я передам нашему посланнику господину Санковскому, как только он выздоровеет, чтобы запросил инструкции.

Слушая русского адмирала, Лористон досадовал: «Как умело, однако, уводит он разговор в сторону, не отвечая по существу». И он спросил прямо, в лоб:

– В какие сроки вы предполагаете сдать Которо?

– Ежели не произойдет чего-либо непредвиденного, в середине августа, – невозмутимо ответил Сенявин.

Лористон уехал несколько успокоенный. Впервые переговоры приобрели реальные контуры, хотя он добивался большего.

Вечером Сенявин послал записку Санковскому с настоятельной просьбой: «В ближайшие две недели уклониться от встреч как с австрийцами, так и с французами. Скажитесь хотя бы больным, но их всячески избегайте».

От адмирала Лористон, не заходя на позиции, направился в Дубровник. Там его с нетерпением ожидал новый начальник Лористона, генерал Мармон.

– Сенявин настроен довольно прохладно, – с негодованием сообщил ему Лористон, – несмотря на мир, подписанный в Париже, он не предпринимает попыток для передачи нам Которо. И вообще Сенявин разговаривал со мной намеками и уклончиво.

Тревога Лористона непроизвольно передалась и Мармону. Ему, одному из лучших своих генералов, Наполеон поручил разрубить все более затягивающийся узел на Адриатике. И Мармон старался. Используя передышку, он, по совету Наполеона, подослал своих людей к Негошу и его помощникам. Лористон даже предложил ему от имени императора стать патриархом всей Далмации, но все было напрасно.

– Вероятно, русский адмирал на что-то надеется и выигрывает время, – в раздумье проговорил Мармон, – мы подождем немного и напомним ему наши законные требования.

В самом деле, передышку Сенявин использовал, чтобы пополнить запасы, укрепить редуты на подступах к Которо и крепости. Он отослал малорасторопного Вяземского на Корфу и вместо него назначил генерала Попандопуло, командира мушкетерского полка и греческого легиона на Корфу. Тридцать лет верно служил он России. Штурмовал Очаков, Бендеры, Аккерман. Прибыв в крепость Кастель-нуово, прикрывающую Которскую бухту, он в тот же день осмотрел укрепления и начал сооружать новые редуты.

Между тем к Сенявину приехал взволнованный Санковский:

– Ваше превосходительство, в Вену пришла депеша от нового министра иностранных дел фон Будберга. Он пишет, что Которо должно без промедления сдать австрийцам.

Сенявин усмехнулся, молча достал из секретера бумагу и протянул Санковскому:

– Полюбуйтесь, что о том же уведомляет меня мой министр Чичагов. Будто сговорились, все они толкуют об одном – только бы потрафить австрийцам ли, французам ли, – адмирал сокрушенно покачал головой и вздохнул, – невдомек, видимо, им, сколь трудов и крови за сии земли отдано, чтобы попросту подарить их неприятелю.

Прошла неделя, и опять пожаловал Лористон. На этот раз он вел себя холодно и первым делом спросил, когда же адмирал намерен передать которские крепости. Время была выиграно, и Сенявин ответил без обиняков:

– По сей день я и не думал сдавать крепости кому-либо без получения указаний моего государя.

Лористон удивленно вскинулся. Неожиданный ответ изумил его и пришелся явно не по вкусу.

– Но, ваша честь, договор подписан полномочным представителем императора Александра.

– Ваше превосходительство замечает верно, – едко ответил Сенявин, – однако нет еще примеров в истории, чтобы выполнение договоров могло иметь место прежде утверждения их монархами. – Дипломатическими способностями Сенявин явно превосходил своего собеседника.

– Свидетельствуя свое уважение вашему превосходительству, я сожалею о потерянном времени. – Лористон встал, видимо убедившись в твердости адмирала и бесполезности дальнейшего диалога. – Я опасаюсь, что от ваших отсрочек могут произойти опасные последствия для Европы, и они навлекут на государя вашего большие неприятности.

Лористон откланялся и ушел.

Сенявин вышел на балкон и задумчиво посмотрел вслед удаляющейся требаке. Вечерние сумерки опускались на море и берега. Медленно оседая, с гор сползала пелена густого, мрачного тумана, обволакивая высокие крепостные стены, поглощая одну за другой черепичные крыши множества построек, приютившихся в долине.

«Думается, истина должна восторжествовать. В самом деле, Бонапарт узурпирует по частям Европу, мало-помалу подбирается к нашему Отечеству, как ненасытный аспид. Успокоят ли его алчность малые кости, вроде Которо? Нет, не миновать схватки с ним, – размышлял адмирал. – Быть может, этот французский генерал в чем-то и прав. Но мог ли я поступить иначе? Мой долг до последнего предела использовать все средства, чтобы устранять несправедливость. Ставки слишком высоки, а права далеко не равные. С одной стороны, договор с Парижем, австрийские эмиссары, французские генералы, вице-король Италии домогаются как можно быстрей изгнать отсюда русский флаг. С другого фланга атакуют оба петербургских министра, послы и посланники… И все против него одного. Почему же он стоит на своем? Да потому, что пролита кровь! И не ради корысти, как это делали австрийцы или французы. – Невольно Сенявин перевел взгляд на берег. Там сквозь туман еще кое-где проглядывали алые крыши. – И разве можно забыть лица этих людей, молящих о помощи?..»

Вахтенные матросы зажгли гакабортные фонари на высокой корме. Мерцающий свет упал на площадку балкона, и тусклые блики затрепетали на потревоженной ветром и первыми каплями дождя поверхности моря. Сверху донесся мелодичный звон корабельного колокола. Пробили две склянки. Наступало время вечерней молитвы…

К утру распогодилось, из-за гор показалось солнце. Начиналась последняя неделя последнего летнего месяца, августа.

На «Селафаиле» подняли сигнал: «Командующий приглашает младшего флагмана». Сенявин предчувствовал приближение неминуемой схватки с французами. Как всегда в таких случаях, держал совет с Сорокиным. По карте они вместе еще раз уточнили позиции французов, возможные варианты их вылазок, прикинули, как и где с большей пользой применить корабли. Сорокин, показывая на позиции французов, встревоженно сказал:

– Едва перемирие объявилось, Дмитрий Николаевич, шебеки французские с транспортами зачастили в Дубровник. Видать, подкрепление доставляют из Венеции.

– Об этом же и Попандопуло сообщает. У Цавтавы на французских редутах каждодневно не менее роты прибывает французов. – Сенявин отчеркнул на карте вход в бухту. – Лористон исподтишка сооружает батарею в двух милях от крепостей. Надобно завтра подойти поближе к берегу и отогнать французов. Пускай знают честь, глядишь, авось и пушки нам достанутся.

– А что же с перемирием? – осторожно спросил Сорокин.

– А вы прикажите стрелять только в сторону, они поймут. Мыслю, что ждать осталось не долго. Вы будьте готовы, чуть что, немедля блокадой обложим Дубровник, пресечем коммуникации французов. – Сенявин, размышляя, помолчал и в раздумье проговорил: – Нам о другом забывать нельзя, как бы Порта проливы не заперла. Худо-бедно, черногорцы еще помогают припасами. – Он оживился. – А славно было бы, ежели бы Бонапарт обратил свои силы в Европе в другую сторону.

Предосторожность Сенявина была не напрасной.

Лористон, возвратившись от Сенявина, убеждал Мармона начать действовать:

– Сенявин хочет выиграть время, укрепить позиции.

Но Мармона и не следовало уговаривать. За два месяца перемирия он удвоил свои войска до двадцати тысяч, подвез артиллерию. В ближайшем порту Сполатро стояли восьмипушечная тартана «Наполеон» и десяток канонерских лодок.

– Мой генерал напрасно волнуется, – успокоил собеседника Мармон, – на днях я получил от принца Евгения приказ императора. Он предписывает нам, лишь только спадет жара, собрать все силы и сбросить русских в море, а черногорцев загнать в горы. Пришло время рассчитаться и с теми и с другими. Тем более, сегодня я получил донесение, что русские начали обстрел наших батарей. – Мармон ухмыльнулся и продолжал: – Адмирал сообщил, что у него есть приказ охранять Которо, а это значит, война продолжается.

– Выходит, перемирие с русскими прервано? – недоумевал Лористон.

В ответ Мармон развел руками:

– Как знать, генерал, быть может, Сенявин знает что-то большее, чем мы с вами. Договор в самом деле еще не ратифицирован. Завтра же я пошлю к Сенявину офицера – объясняться.

Посланец Мармона появился в Которо ко времени. Лицо русского адмирала светилось искренней улыбкой, он не скрывал радости…

Два часа назад вдруг появился фельдъегерь из Петербурга:

– Император отменяет все свои прежние распоряжения и приказывает вам удерживать Которо. Парижский договор, подписанный Убри, государь не ратифицировал.

Весть об этом мгновенно облетела все корабли и достигла берега. Которцы и черногорцы обнимали друг друга.

Утомленного гонца Сенявин пригласил в салон, велел принести закуску, вино. Немного отдышавшись и придя в себя, курьер разговорился о переменах в петербургской политике.

– В Париже рассчитывали, что Англия с уходом Питта[66]66
  Питт Уильям Младший (1759–1801) – премьер-министр Великобритании в 1783–1801 и 1804–1806 гг., один из главных организаторов коалиций европейских государств против наполеоновской Франции.


[Закрыть] пойдет с Францией на мир, однако просчитались. К тому же в Пруссии Фридриху тоже пришлось не сладко. Половину Германии подмял под себя Бонапарт, а обещанного Ганновера Фридриху не отдал. Потому ныне Фридрих все более к союзу с нами клонится.

Курьер отпил немного вина и продолжал:

– Стало быть, в гвардии нашей, ваше превосходительство, и при дворе Бонапарта «исчадием дьявола» нарекли. В особенности аустерлицкое несчастье ему простить не могут.

В распахнутые оконца адмиральского салона потянуло вечерней прохладой. Раскаленный солнечный диск на глазах уменьшался, погружаясь в синеву далекого горизонта. Прощальные багрово-золотистые блики протянулись по зеркальной глади спокойного моря. Горнисты играли вечернюю зорю.

Слушая курьера, Сенявин невольно проникался чувством неприязни к всесильному властелину с берегов Сены. «Захватил пол-Европы, народы многие разорил, а ему все мало».

Отпустив петербургского гостя, адмирал поднялся на шкафут. Озаренный алым светом небосвод напоминал о только что скрывшемся в морских просторах солнце. «Красно солнце ввечеру – моряку бояться нечего», – пришла на ум старинная присказка моряков.

С бака донеслась незатейливая мелодия. Два или три матроса запевали чисто и звонко, остальные дружно подтягивали:

 
Запоем-ко мы, братцы, песню новую,
Что которую песню пели на синем море,
Как на батюшке на соколе на корабле,
Утешаючи полковничка младого.
 

Песня была знакома еще со времен службы на эскадре Ушакова, и, как часто бывало раньше, адмирал начал подпевать вполголоса:

 
…Еще есть ли на святой Руси такова трава,
Чтоб которая росла, трава, без корени,
Без корени трава росла, без цветов цвела;
Чтоб которая матушка не плакала…
 

На следующий день Сенявин не мешкая послал десант, и он с ходу захватил французскую батарею.

– Нынче мы не будем ждать атаки неприятеля, – пояснил перед вылазкой адмирал Попандопуло и Негошу, – надобно произвести внезапную диверсию и откинуть французов подальше от крепости.

В середине сентября, разведав позиции французов, русские батальоны и черногорцы атаковали их и отбросили к Дубровнику. Сенявин намеревался преследовать французов, но вконец раздраженный Мармон на этот раз опередил его.