Текст книги "Адмирал Сенявин"

Автор книги: Иван Фирсов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

Спустя неделю флагман преподал урок успешной атаки крепости Корцуло. С ходу взяв крепость, адмирал поднял на ней русский флаг лишь по просьбе жителей. Он предоставил им полное самоуправление, освободил от всех налогов. На доброе к ним отношение далматинцы ответили решением защищать остров от французов вместе с русскими.

Прошло чуть больше месяца, как сенявинские корабли вошли в Которо, а французы с каждым днем все неуютней чувствовали себя в Адриатике. Прозорлив был русский адмирал. Становилось все труднее, а подчас и невозможно наполеоновским судам безопасно плавать и вдоль побережья, и в открытом море…

Читая донесение Развозова, адмирал радовался: «Вот и первая удача в морской стычке с французами».

А дело было так. Выйдя из Кастельнуово, «Венус» направилась к Триесту. Там часто гостили французские «купцы», снабжавшие войска Молитора в Далмации. Развозов решил начать поиск неприятельских судов на этих коммуникациях. И не ошибся.

На рассвете 20 апреля 1806 года марсовый матрос внезапно крикнул:

– Справа впереди неизвестное судно!

Через минуту-другую Развозов был на шканцах. В предрассветной дымке в пяти-шести кабельтовых виднелся неизвестный корабль. Он шел контркурсом. На верхней палубе чернели стволы орудий.

Солнце еще не взошло, и флаг поднят не был. Времени для размышления не оставалось. «Видимо, канонерка», – подумал Развозов и скомандовал:

– Поднять флаг! Канониров наверх!

По кораблю разнеслась тревожная дробь барабана.

На канонерской лодке, видимо, тоже обнаружили фрегат. На верхней палубе суетились фигурки людей, на гафель нехотя пополз французский флаг…

Корабли начали артиллерийскую дуэль почти одновременно. Первый залп французов лег с большим недолетом. Зато ядра «Венус» сразу же накрыли канонерку. Разлетелась щепа у форштевня, затрепетали клочья порванных парусов.

После второго залпа зачернели пробоины с правого борта, задымилась палуба на полубаке.

Спустя несколько минут канонерская лодка вдруг переменила галс и, усиленно помогая веслами, начала спешно уходить в сторону Триеста. Вслед французам понеслось громкое русское «ура!».

Фрегат поставил все паруса и бросился вдогонку за неприятелем. Но благо до крепости Капо-д'Истрия было недалеко, и изрядно потрепанная, дымящаяся канонерка спаслась, спрятавшись у ее стен под защитой мощных крепостных пушек…

Прочитав донесение, Сенявин распорядился готовиться к походу и той же ночью с эскадрой вышел к острову Корцуло.

Одного вида появившейся на горизонте русской эскадры оказалось достаточно, чтобы французы бежали с острова еще до ее подхода. Бросив артиллерию и припасы, французы спешно переправились на материк и бросились под кров многотысячного отряда генерала Молитора.

Узнав об этом, командир «Селафаила» капитан второго ранга Рожнов обратился к Сенявину:

– Позвольте, ваше превосходительство, поднять наши флаги над крепостью?

Сенявин молчал, не отрываясь от подзорной трубы. Он видел, что от берега отошла лодка с людьми в гражданском платье. Опустив трубу, адмирал повернулся к Рожнову:

– Мы в Далмацию, Петр Михайлович, пришли освобождать народ от ига французского, и негоже нам навязывать жителям сразу же другое ярмо. – Он помолчал и закончил: – Вот ежели они сами изъявят желание – другое дело. Кстати, они, кажется, к нам жалуют.

И в самом деле, Сенявин точно предугадал намерения местных обитателей.

Прибывшая на борт депутация граждан острова первым делом попросила Сенявина:

– Мы слезно молим ваше превосходительство принять нас под защиту России и полностью отдаемся под ваше покровительство.

Пока корабельный квартирмейстер, грек, переводил, Сенявин невольно вспомнил прошлое ионитов с острова Мавры, их радушие и расположение к русским морякам.

– Я согласен, господа. Пусть сами граждане острова определят способы вашего правления. Что касается разных доимок, то употребляйте их по своему усмотрению себе на пользу. Взимать с вас что-либо я не намерен.

Услышав перевод, обрадованные депутаты низко поклонились, некоторые встали на колени, стали о чем-то просить.

– Они просят ваше превосходительство в знак признательности к вам и ручательства за обещанное поднять над крепостью русские флаги.

Сенявин согласно кивнул, а когда депутация ушла, сказал Рожнову:

– Вот вам урок политичности, Петр Михайлович.

Успехи радовали адмирала. Наконец-то получил воплощение в жизнь разработанный им план изгнания французов из Далмации. Значит, он не ошибся в стратегии, правильно выбрал направления ударов и распределил силы. «Изгнав французов из Далмации, – размышлял Сенявин, – мы обезопасим проникновение их на Балканы, к Ионическим островам и далее к Дарданеллам и Босфору. А ведь там, поди, рукой подать и к нашим днестровским границам. И как славно у нас отношения с далматинцами и ионитами складываются. Что значат те навыки, что приобрели мы в прошлую кампанию». Невольно вспомнились добрые связи, которые умело налаживал с местными жителями Федор Федорович Ушаков, терпеливо внушая всем командирам и офицерам – надо строить взаимоотношения на равных правах. Как строго спрашивал с тех, что допускал малейшее бесчинство! С прибытием в Архипелаг он составил обращение к местным гражданам. В Петербурге он получил инструкцию, где предписывалось «склонять к себе греков обнадеживанием в покровительстве и защите». Однако он не допускал пустых посулов, зная, что обещания должны выполняться. Нужно быть мудрым и проницательным. Листы обращения он составил только на греческом языке. Они были «составлены в самых умеренных выражениях, и умеренность сия внушаема мне была опасениями подвергнуть греков жестокому и для нас весьма предосудительному мщению со стороны турок, на случай внезапного примирения нашего с Портой Оттоманской».

Успехи – успехами, но и непорядка достаточно. «Если бы по вине нашенской», – горько усмехнулся Сенявин.

Прибыв на Корфу, он сразу же начал восстанавливать ушаковское Адмиралтейство, корабли требовали немедленного ремонта. Пригодилась сноровка и опыт прежней капитанской работы в портах. Сразу обнаружилась нехватка мастеровых людей. А как он просил Чичагова дать мастеров из Кронштадта! Ведь он хорошо знал, как пять лет назад в этих местах туго пришлось с корабельными припасами. Железо, парусину и такелаж покупали прежде в Триесте, Венеции, Неаполе. Война оборвала эти связи. Не хватало продовольствия, а главное – денег.

Перед отправкой из Петербурга ему оформили аккредитив на венецианский банк, а нынче там неприятель. Наличных денег было мало. Срочно послал в Черное море фрегат «Кильдюйн» за мастеровыми, корабельными припасами, аккредитив переправил в Константинополь, с трудом там оплатили. «Небось не забыл, как Федор Федорович мыкался, каждую копейку считал. Все равно долгов не миновать…»

В каюту постучали. Неожиданно на пороге появился капитан Лисянский. Он ведал хозяйственной частью на эскадре и был чем-то встревожен.

– Ваше превосходительство, прибыл на Корфу транспорт с продовольствием, – начал он.

Сенявин, обрадовавшись, перебил его:

– Наконец-то о нас вспомнили!

Лисянский нахмурился:

– Незадача, ваше превосходительство, большая недоимка привезенного довольствия.

– Как так? – нахмурился Сенявин. – И какая же?

– Извольте, – Лисянский вынул тетрадь, – полторы сотни пудов с лишним муки, сто двадцать пудов мяса, круп разных пудов тридцать…

– Все правильно проверено? Быть может, капитан по пути продал?

– Никак нет, божится, – ответил Лисянский, – но то еще не все, ваше превосходительство. Позвольте вас пригласить выйти на палубу.

Сенявин недоуменно посмотрел на капитана и пошел вслед за ним.

На шканцах боцман расстелил парусину. Возле борта стоял развязанный мешок. Лисянский высыпал из него сухари, сразу пахнуло гнилью. Все сухари были опутаны паутиной, почти на каждом шевелились белые черви.

Сенявин сморщился, сказал боцману:

– Всю эту гниль немедля за борт да парусину постирай как следует. – Повернулся к Лисянскому: – Сколько таких мешков?

– Проверили пару дюжин, и в каждом такая гниль. Весь груз пять тысяч с лишком. Мы их пока не выгружали.

– Верно поступили, – одобрил Сенявин и подумал: «Если все такие припасы, морить людей негоже. Однако в том удостовериться надобно».

– Задержите шлюпку, – сказал он Лисянскому.

Они вернулись в салон.

– Вернетесь на Корфу, составьте подробное обследование комиссией. Пригласите обязательно доктора и капитана транспорта, и чтоб они подписали заключение о непригодности употребления в пищу.

Адмирал кончил писать:

– Вместе с вашим заключением отправьте это письмо адмиралу Траверсе. Подробно опишите сие происшествие и представьте ваше заключение с почтой в Адмиралтейств-коллегию, в Петербург.

– А как быть с сухарями? – спросил Лисянский.

– Так вы не поняли? – удивился Сенявин. – Неужто наших матросов такой гнилью кормить? Весь этот груз отправьте тем же транспортом обратно на Черное море, в порт, откуда пришел. Отдельное объяснение представьте на недостачу муки и мяса.

Лисянский вышел, а Сенявин вспомнил недавнее прошлое. Еще в Севастополе он встречал не однажды корабли из Николаева, приходившие со странным грузом – мукой, пшеницей. Как потом оказалось, эти корабли наряжались по специальным указаниям Траверсе для доставки его личного товара. В Севастополе его перегружали на купеческие суда и с выгодой продавали. Разницу клал себе в карман командующий флотом.

Однажды, уже после отъезда из Севастополя, Мордвинов как-то, смеясь, рассказал Сенявину:

– Нынче был в Министерстве внутренних дел у Кочубея[61]61
  Кочубей Виктор Павлович (1768–1834) – князь, дипломат, в 1802–1807 и в 1819–1823 гг. был министром внутренних дел.


[Закрыть], появилась у него забота. С Черноморского флота пришла с почтой анонимная записка, где расписаны художества любезного маркиза. В открытую сказано, что Траверсе посылает в Херсон, Одессу и Севастополь боевые корабли с пшеницей для продажи. Когда же ему осмелились заметить, он ответил, что Черноморский флот для него одного и сотворен. Более того, автор плачется, что ежели этот человек будет командовать, то бедный флот скоро исчезнет.

– Ну и каково действие Кочубея?

– Не знает, с какой стороны подойти к государю, ведь Траверсе его любимчик…

Потом Мордвинов сказал, что Александр посчитал жалобу пасквилем на честного человека…

* * *

Русские моряки обосновались в Адриатике, видимо, прочно, и это давно вызывало нервозность в Париже. Эскадра Сенявина блокировала французские войска на побережье Далмации. На трудных дорогах через горные перевалы французов к тому же поджидали засады черногорцев.

Австрийского посла в Париже Меттерниха[62]62
  Меттерних Клеменс (1773–1859) – министр иностранных дел и фактический глава австрийского государства в 1809–1821 гг., канцлер в 1821–1848 гг.


[Закрыть] срочно вызвал министр иностранных дел Франции. Талейран даже не пригласил посла сесть. Никогда престиж Австрии не падал так низко, как теперь, после поражения при Аустерлице.

– Император возмущен неисполнением Австрией важнейших статей Прессбургского мира. Далмация и Боко-ди-Которо до сих пор в руках русских. Его величество ожидает немедленных действий от брата Франца, чтобы удалить оттуда русские войска.

Краткая аудиенция закончилась. А в эти же дни французский посол Ларошфуко выговаривал Францу:

– Русские должны убраться из Которо без промедления, иначе его величество вынужден будет прибегнуть к крайним мерам.

Посол разговаривал тоном, недопустимым по дипломатическому этикету. Но Франц лишь краснел и отдувался. Еще свежо было воспоминание о том памятном рассвете в Аустерлице, когда он сам явился в палатку Наполеона и чуть не на коленях молил о мире…

– Кроме того, – жестко выговаривал Ларошфуко, – император требует немедленно закрыть все австрийские порты для русских судов и впредь не пускать их туда.

Австрия уступила без раздумий. Из Вены поскакали гонцы по все морские порты – император повелевает удалить все русские суда и не впускать их, применяя даже оружие.

В это самое время Сенявин отправил в крейсерство линейный корабль «Елену» и фрегат «Венус». Теперь которские торговые суда, плававшие с разрешения Сенявина под русским флагом, без опаски шли в Триест. Французские купцы в Венеции и Истрии всполошились – за две недели отряд капитана второго ранга Быченского захватил немало французских судов с ценными товарами на миллион талеров.

Когда он зашел в Триест, то узнал, что австрийский комендант города, генерал Цах, предупредил – все корабли под русским флагом должны сегодня же покинуть порт или их интернируют. Накануне вечером в порт пришли полсотни которских судов под русским флагом с товарами. Для них такой исход означал банкротство.

Быченский немедля сообщил обо всем Сенявину. Получив донесение, адмирал поднял флаг на «Селафаиле» и с тремя кораблями направился в Триест. Он приказал подойти вплотную к крепости:

– Отдавайте якорь в пистолетном выстреле от крепостных пушек.

Он знал, что Цах запретил военным кораблям подходить ближе чем на пушечный выстрел. К тому же выяснилось – австрийцы задержали которские суда и не отпускают их.

Не успели встать на якорь, как на борт поднялся офицер Цаха:

– В силу повеления императора, генерал просит вас отойти от крепости на пушечный выстрел, иначе, – пояснил офицер, – мы вынуждены будем открыть огонь.

Сенявин, улыбаясь, ответил коротко:

– Стреляйте! Я увижу, где ваши ядра упадут, и стану еще ближе.

Смущенный ответом, офицер поспешил уехать. Наступила ночь. Палубы кораблей осветились фонарями. Команды не спали. У заряженных пушек стояли канониры с зажженными фитилями, вокруг кораблей выставили дозорные шлюпки…

Утром Цах прислал своего адъютанта с письмом. Французы требуют удаления русской эскадры, иначе они грозят занять город войсками.

«Положение ваше затруднительно, – написал в ответ Сенявин, – а мое не оставляет мне ни малейшего повода колебаться в выборе. С долгом моим и с силою, какую вы здесь видите, несообразно допустить вас уничтожать флаг, за что ответственность моя слишком велика, ибо сие касается чести и должного уважения к моему Отечеству».

Ответ Цаха явно задерживался, а поздно ночью из Которо пришли тревожные вести: французы заняли соседний Дубровник, сосредоточивают войска и скрытно готовятся наступать на Которо.

Сенявин задумался. Задержись он в Триесте, и все может обернуться бедой.

На рассвете доложили о прибытии австрийских офицеров, посланных Цахом.

– Проси, – кивнул адъютанту Сенявин. Он принял их стоя, давая понять, что разговор будет короткий.

– Генерал еще раз просит вас, господин адмирал, покинуть порт ради дружбы наших августейших монархов, – передали парламентеры.

– Мой выбор сделан, – твердо ответил Сенявин, – и вот последнее мое требование: если спустя час, – он посмотрел на часы, – не будут возвращены суда которцев, вами задержанные, то силою возьму не только свои, но и все ваши, сколько их есть в гавани и в море. Будьте уверены, спустя час я начну военные действия. Однако чтобы сего не произошло, прошу оскорбления чести российскому флагу не чинить, поднять его на всех которских судах и не препятствовать им ни в чем.

Внушение подействовало. Не прошло и часа, как на всех которских судах раздались возгласы «Виват!». Расправляемые ветром, над ними затрепетали российские флаги.

Дубровник, или, как его еще называли, Рагуза, лежал на пути французов из Северной Далмации в Которскую область. Издавна окрест его шелестели безбрежные дубравы. Из дуба выделывали отменные суда, на них хаживали из Венеции к Египту, в Константинополь, в Испанию. Морская торговля приносила славу гончарам и золотошвеям, стеклодувам и виноделам Дубровника. В старину тут оседали славяне, потом потеснились. Нынче обретались здесь и венецианцы-католики, и православные славяне, и мусульмане албанцы. Из века в век менялись покровители края. Византия, Венеция, Оттоманская Порта – в опекунах недостатка не было. Правили же в Дубровнике испокон именитые богатеи – откупщики, ростовщики, купцы. Они поклонялись деньгам, уважали силу.

По пути в Триест Сенявин зашел в Дубровник. Сенаторы, наслышанные о русском адмирале, встретили его почтительно. На море властвовал русский флаг. Они обещали, ежели появятся французы, просить защиты у русских моряков. Но это оказалось уверткой…

Новый командующий французами генерал Молитор получил четкие инструкции Наполеона – далматинский берег Адриатики очистить от русских и завладеть им. Молитор отрядил генерала Лористона[63]63
  Лористон Александр Жак Бернар (1768–1828) – маркиз, маршал Франции, участвовал в кампаниях 1805 г. и 1809 г. В 1811 г. – посол в Петербурге.


[Закрыть] с тысячей солдат и направил к Дубровнику.

Не прошло и двух дней после ухода Сенявина, как под стенами Дубровника появились французы. Городской совет беспрекословно открыл ворота Лористону. Такое начало вдохновило генерала. К тому же он посулил сенату города разные выгоды и заручился поддержкой. Вместе с французами на Которо выступил отряд горожан.

До сих пор французы в этих краях маршировали бодро. Но они еще не встречались с русскими. Сенявин предусмотрительно выдвинул вперед егерей генерал-майора Вяземского и отряды Негоша. Южнее Дубровника, у крепости Цавтата, они впервые сошлись в бою с французами. Бок о бок с егерями сражались черногорцы и которцы. Схватка была короткой, но жестокой.

Французы безмятежно продвигались вдоль моря. У стен Цавтаты вдруг оцепенели. Вначале со стороны моря внезапно появились канонерки и начали хлестать огнем по их колоннам. Не успели они опомниться, как со всех сторон на них навалились егеря и стрелки. Французы дрогнули и покатились назад. Вдогонку им летела картечь линейного корабля «Уриил». Шквал огня преследовал их до предгорий Дубровника. Лишь здесь они пришли в себя и остановились. Лористон, получив еще пушек и солдат, укрепился на отвесных скалах.

Июньским утром 1806 года Сенявин, Вяземский и Негош стояли на вершине небольшого холма. Вдали, на горных кряжах, затаились французские батареи. Правее, где горы переходили в перевал, Лористон возвел мощный редут. Напротив высилась громадная гора Бергат.

Всматриваясь в позиции французов, Сенявин нет-нет да и вспоминал вчерашний визит парламентера генерала Лористона. Во время минувших боев черногорцы дрались отчаянно и в пылу сражения часто не брали в плен сдающихся французов. Так докладывал Вяземский. Лористон жаловался на «жестокость» русских солдат, предлагал ему удалить из войск черногорцев и которцев.

Сенявин тут же ответил Лористону: «Вы так ошибаетесь, г. генерал, что я почитаю совершенно излишним опровергать вас. Ваши офицеры и солдаты могут засвидетельствовать, с каким человеколюбием обходимся мы с ними; напротив того, у наших, которые иногда по несчастью делаются пленными вашими, отнимают платье, даже сапоги».

О черногорцах пояснил вразумительно: «Когда увидели они, что неприятель несет огонь и меч в их мирные хижины, их справедливое ожесточение ни моя власть, ни митрополит не в состоянии были удержать от обычая: не давать пощады, резать головы пленникам. По их воинским правилам оставляют жизнь тем, кои, не вступая в бой, отдаются в плен. Впрочем, рагузцы ваши поступают точно как и черногорцы». Напомнил он французскому генералу: «Не вижу конца несчастиям, которые нанесли вы области Рагузской, принуждая жителей сражаться против нас, подвергаете их двойному бедствию». И наконец посоветовал: «Оставьте крепость, освободите народ…»

– Лазутчики сказывают, у Лористона не менее двух тысяч войска, – первым нарушил молчание генерал Вяземский, – вдобавок тысячи три рагузинцев.

Негош покрутил усы:

– Против моих соколов им не устоять.

Адмирал задумчиво смотрел на горы. «Вначале надобно выбить французов из редута – туда пойдут егеря, – размышлял он, – а на штурм укрепленных склонов пустим черногорцев и которцев». Волею судьбы ему впервые выпало руководить сухопутным сражением.

– Сколько у вас егерей, Василь Васильевич? – спросил Сенявин и сам ответил: – Тысяча двести, да прибавьте морской сводный батальон, получится уже тысяча семьсот.

Вяземский согласно кивнул, а Сенявин продолжал:

– У Петра Петровича, – указал на Негоша, – тысячи две с половиной стрелков. Стало быть, всего у нас свыше четырех тысяч. Для атаки маловато, у неприятеля поболее в полтора раза. Однако мы устроим демарш с моря, отвлечем часть сил. – Он показал на самую высокую вершину: – Сия высота господствует над Дубровником, посему считать будем ее головной целью штурма. Вы, Василь Васильевич, соберите офицеров своих и черногорских на рекогносцировку и определите каждому направление штурма. Атаку начнем пополудни в два часа, дав войскам добрый обед.

Договорившись о связи и сигналах, Сенявин ушел на «Селафаил». Там ждали его распоряжений офицеры. Отряду Сорокина из шести судов адмирал предписал артиллерией атаковать крепость Дубровник и остров Марка.

– Будет возможность, Александр Андреевич, выбросьте на остров десант, но понапрасну не рискуйте, – Сенявин посмотрел на Быченского, – вам, Иван Тимофеевич, с «Уриилом» и двумя фрегатами штурмовать порт Кроче с выброской десанта. – Сенявин помолчал, обвел присутствующих взглядом. – В основном уповаю на силу духа служителей наших и милость Божию, – он усмехнулся, – однако на Бога надейся, а сам не плошай.

Закатное солнце уже коснулось горизонта. Пробили склянки. Сенявин собрался на ужин. Вошел Рожнов:

– Ваше превосходительство, шлюпка с берега направляется к «Селафаилу».

Спустя полчаса в кают-компании появился посланник Санковский. Вид у него был утомленный и встревоженный.

– Прошу к столу, – радушно пригласил Сенявин, – отужинайте корабельной каши. – Он не стал расспрашивать Санковского за столом, догадался, что произошло что-то необычное. Так оно и оказалось.

Когда они уединились вдвоем в каюте флагмана, Санковский вынул из портфеля пакет:

– От графа Разумовского – срочная депеша.

Распечатывая пакет, Сенявин вспомнил: как-то Чичагов сообщил ему, что через Разумовского будет иногда посылать срочные депеши… Первые же строчки поразили его не менее, чем полученное три месяца назад повеление возвратиться на Черное море. Сенявин еще не получил ответа на свои донесения царю о захвате Которо и надобности удержать его, и вот пожалуйста – Разумовский предлагает незамедлительно сдать Которо австрийцам. Сенявин непонимающе посмотрел на посланника. Тот вздохнул, развел руками:

– По имеющимся у меня бумагам, ваше превосходительство, граф Разумовский сообщает, что государь направил в Париж статского советника Убри[64]64
  Убри Яков Яковлевич (1734–1779) – выходец из Голландии, советник Коллегии иностранных дел России.


[Закрыть] для переговоров с Бонапартом…

– На предмет чего переговоры, позвольте узнать? – спросил Сенявин.

– Убри уполномочен вести переговоры о мире.

– Ну и пусть на здоровье занимается дипломатией, – лукаво усмехнулся Сенявин. – Мы-то здесь при чем? – Спрашивая, адмирал загодя знал ответ посланника, но вида не подал.

– Видите ли, ваше превосходительство, – вкрадчиво продолжал Санковский, – Убри имеет полномочия в качестве условий мира с Бонапартом уступить французам Которо и убрать наши войска из Далмации и островов.

Сенявин нахмурился.

– Нынче для меня граф Разумовский и советник Убри не указ. Пока мне не поступит повеление его величества, никаких действий предпринимать я не намерен.

Посланник хотел что-то возразить, но Сенявин мягко остановил его:

– Назавтра назначено наступление на французов, господин советник, так вы уж поберегите себя и соблаговолите нынче же съехать на берег и отправиться в Которо. Мы встретимся там через неделю и продолжим беседу. – Прощаясь, Сенявин предупредил: – Прошу вас известие сие держать в тайне от всех.

Утром, после подъема флага, Сенявин съехал с корабля. Шлюпка еще не пристала к берегу, как оттуда послышались разрозненные выстрелы. Отдельные отряды черногорцев, карабкаясь по кручам, вступили в перестрелку с французскими аванпостами. Искусно прячась за скалами, они метко поражали солдат, которые, не видя противника, ударились в панику.

Общий штурм начался в два часа. Овладев аванпостами, черногорцы устремились к вершинам, но там их остановил картечный огонь замаскированных пушек. На этих редутах оборонялись солдаты генерала Дельгога. Он считал, что его позиции неприступны. Действительно, начавшаяся мощная канонада сотен корабельных орудий вреда им не принесла – ядра сюда не долетали. Через час Дельгог под прикрытием артиллерии сделал удачную вылазку. Его солдаты атаковали черногорцев, потеснили их большой отряд, отрезали и прижали к пропасти. Французы уже праздновали победу, как вдруг за спиной у них раздалось русское «ура!». На помощь пришла колонна егерей майора Забелина. Штыковой атакой егеря смяли французов, опрокинули и большинство уничтожили.

На исходе четвертого часа сражения Лористон получил донесение Дельгога – русские отброшены и до наступления ночи будут разгромлены. Но Дельгог поспешил, приняв черногорцев за русских. Не успел Лористон дочитать донесение, как услышал сильный шум на высокой горе Святого Сергея. Невооруженным глазом было видно, как беспорядочно катились вниз французы, а на вершине показались русские знамена. Дельгог просчитался и поплатился за это своей жизнью. Он погиб в этой атаке и уже не видел позорного бегства своих солдат.

Лористон с досады скомкал донесение Дельгога и отшвырнул его в сторону.

«Какой позор, непобедимые солдаты императора отступают перед какими-то русскими, разбитыми наголову всего полгода назад под Аустерлицем», – подумал он и отрывисто скомандовал адъютанту:

– Прикажите резервному батальону сбросить русских с вершины горы. – Он вскинул руку, указывая на соседний скалистый пик.

На его кручах, прижатые к скалам, отчаянно бились егеря капитана Бабичева и черногорцы с превосходящими во много раз французскими отрядами. Подоспевший батальон внезапным ударом еще больше потеснил русских егерей, и казалось, вот-вот французы взберутся на крутизну и оседлают вершину.

…Со шканцев «Селафаила» Сенявин наблюдал, как черные шапки французов все ближе подбирались к макушке горы, пытаясь опрокинуть егерей и черногорцев. «Что-то князь мешкает, пора бы ему помочь егерям. Еще несколько шагов назад – и все потеряно», – подумал адмирал и распорядился изготовить катер на берег.

Артиллерийская атака кораблей порта Кроче между тем успешно продолжалась. Десант моряков выбил французов с верфи, захватил морской арсенал. Только что Рожнов доложил, что пленено более двадцати вооруженных судов и десятки требак и лодок.

– Продолжать поддерживать десант пушечным огнем, пока французы не оставят всех позиций вокруг порта, – приказал Сенявин перед уходом…

В эти минуты князь Вяземский, по натуре далеко не храбрый и не решительный, нервничал. Главнокомандующий Сенявин перво-наперво ставил главную задачу – овладеть господствующими высотами, а сейчас одна из них могла оказаться вновь в руках неприятеля.

– Немедля ко мне с Кличкой и Раненкампфом, – крикнул он своему поручику Красовскому…

Спустя несколько минут трое самых храбрых его офицеров во главе двух рот егерей устремились бегом на выручку Бабичеву.

Когда катер Сенявина подошел к берегу, с вершины горы уже неслось усиленное сотнями охрипших глоток егерей и черногорцев, перекатываясь по склонам, ликующее «ура-а-а!».

Егеря подоспели вовремя. Когда, казалось, французы уже достигли желанной вершины, откуда-то сбоку, из-за камней, вдруг ворвались русские…

Со штыками наперевес, они лавиной обрушились на французов, круша и разбрасывая все на своем пути. Ошеломленные солдаты Лористона, безуспешно пытаясь сдержать навалившихся на них егерей, начали медленно скатываться под кручу. Не давая им опомниться, егеря смяли их ряды и на их плечах ворвались в первую линию редутов.

Воспрянувшие стрелки Бабичева и черногорцы ударили с фланга, захватили вторую линию редутов и ворвались на стрелявшие в упор картечью батареи…

Когда через час Сенявин добрался до Вяземского, пушечная и ружейная стрельба почти затихала, лишь кое-где вспыхивали дымки и доносились хлопки случайных выстрелов.

Разбитые французы по всем направлениям оставили свои позиции и бежали под защиту крепостных стен.

Вяземский встретил адмирала с какой-то растерянной улыбкой, словно не веря успешному исходу сражения.

– Ну вот, ваше превосходительство, кажется, и мы поколотили француза.

Сенявин рассмеялся:

– Не только поколотили, но и погнали прочь. Ишь как стрекача задали, да и потеряли не одну сотню. Не завидую я сейчас Лористону, как он будет оправдываться перед Наполеоном. – Помолчав, добавил: – Такого еще в Европе в минувшие кампании не случалось. Русские побили французов.

Поднявшись на вершину Святого Сергея, он долго рассматривал лежавшую внизу крепость, ее окрестности. Потом повернулся к морю, где лежали в дрейфе корабли эскадры, заперев все подступы к Дубровнику.

– Теперь Лористон у нас на прицеле и деваться ему некуда, Василь Васильевич, – опустив трубу, проговорил Сенявин. Он взял Вяземского под руку и подвел к небольшой площадке: – Надобно, не теряя времени, начать отсюда бомбардировать крепость, пока мы обложили французов со стороны моря и помощь к ним еще не поспела.

– Ну, пушки сюда, пожалуй, не втащить, – заглядывая под откос, поморщился Вяземский.

Сенявин укоризненно взглянул на него:

– Егерям будет сие не под силу, а сотни три-четыре матросов справятся. – Отмерил несколько шагов. – Здесь установим два единорога корабельных, а чуть пониже, на уступе, поместятся карронады. Ну, а свои мортиры вы, генерал, обустройте где-нибудь поблизости.

Возвращаясь на корабль, он распорядился отыскать и перекрыть водопровод, ведущий в Дубровник.

Далеко за полночь адмирал закончил донесение в Петербург, императору:

«…Сражение, бывшее 5 числа июня, доказало французам, что для храбрых войск вашего императорского величества нет мест неприступных, ибо они везде разбили неприятеля…»

Спустя неделю загрохотали единороги, карронады и мортиры, посылая на Дубровник сотни ядер, бомб, брандскугелей. В городе поползли слухи, что Сенявин скоро начнет решающий штурм крепости. Прекратилась подача воды, запасов продовольствия хватало на несколько недель. Нобили стали поговаривать о сдаче города.

Казалось, сенявинский план полного изгнания французов из Далмации близок к осуществлению, но судьбу Дубровника предопределили события, происходившие за тысячи километров отсюда.

Когда Сенявин приехал на позиции егерей, генерал-майор Вяземский встретил его встревоженно:

– Ваше превосходительство, несмотря на зримые потери, все же у Лористона в крепости солдат поболее наших намного, и не дай Бог Молитор устроит нам какую-нибудь западню.

Сенявин молчал, невозмутимо вышагивая вдоль растянувшихся на многие километры осадных позиций, отвечая на приветствия матросов, егерей, черногорцев.

Выждав, Вяземский продолжал разговор:

– Положение наше усложняется недостачей осадных войск, а кроме того, – князь понизил голос, – черногорцы начали самовольно оставлять редуты и расходиться по домам. Кто-то пустил слух, что наши войска вот-вот уйдут из Дубровника, покинут Которо навсегда и сдадут его австрийцам.