Текст книги "На главном направлении (Повести и очерки)"

Автор книги: Иван Падерин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

8. В подземелье

В полночь, накануне праздника двадцать пятой годовщины Октября, над осажденным гарнизоном послышались звуки мотора самолета По-2, который называли тогда «кукурузником». Он кружил над полком по условленному маршруту, выжидая ответных сигналов. Но, как только взвилась первая желтая ракета, немецкие позиции ощетинились. Застрочили пулеметы, затявкали зенитки, а прожекторы, располосовав темноту, начали обшаривать небо. Очереди трассирующих пуль и снарядов, вычерчивая искрящимися штрихами непонятный рисунок, старались поймать самолет, но он куда-то увернулся. Тарахтящие звуки мотора заглохли.

– Вот гады, не пустили…

Вдруг над самым блиндажом санитарной роты пронесся шорох, напоминающий быстрое скольжение лыжника. Рядом бухнулся мешок, затем второй, третий… Мотор снова заработал. Самолет, сделав крутой разворот, взмыл. Никто не знал имени этого отважного пилота, но сколько ему было благодарностей за то, что он, прорвавшись сквозь завесу огня, доставил с Большой земли продукты! Сделав еще один круг, «кукурузник» направился за Волгу. Снова всполошились вражеские зенитки, но было уже поздно.

Через несколько минут над осажденным гарнизоном появился новый самолет, затем еще. Они также сбрасывали посылки. Какая радость! Жаль было только, что ни один из летчиков не мог слышать и видеть восторг, каким был охвачен полк.

– Спасибо вам, соколы! Спасибо, Родина!

Если бы в эту минуту Косте поручили доставить летчикам благодарность и приветы от полка, его не остановили бы ни огонь, ни вода и никакая другая опасность, отделявшая осажденный гарнизон от Большой земли. Возбужденное сердце выстукивало: «Иди, иди!» Оно будто подталкивало Костю на новый самовольный поступок.

«Нет! Постой, обдумай, спроси старших», – холодно возражал разум.

Как бы борясь сам с собой, Костя вспомнил свой последний поход в разведку. Его охватила дрожь.

– Ты замерз, – спохватился санитар. – Лезь под одеяло.

Хотелось бы еще посмотреть, послушать, какие подарки доставили самолеты с Большой земли, но раз велено ложиться, значит, так надо.

А предпраздничная ночь была поистине интересной. Костя не видел, что делалось в полку, у него была высокая температура, и врач положил его в изолятор, но по тому, что доносилось до слуха из соседнего отсека, он ясно представлял картину оживления.

Там, за перегородкой, сделанной из шпал, лежал командир полка. К нему то и дело прибегали с докладами штабные офицеры, связные, наблюдатели или просто стрелки из рот. Зуммер телефона гудел беспокойно, как майский жук, посаженный в коробку.

– Так… Благодарю. Передайте вашему батальону привет от командующего. Патроны в первую очередь пулеметчикам.

Косте казалось, что он видит большое бледное лицо Титова, на котором после каждого звонка расправляются глубокие морщины и поднимаются поседевшие здесь, в Сталинграде, густые брови.

В соседнем отсеке, где лежал командир полка, шел какой-то крупный разговор. Прислушиваясь, Костя сунул руку под матрац и улыбнулся. молодцы разведчики, они тайком от врача принесли сюда чертежи. Вон какие листы, пересохли, хрустят… Только надо выспросить у Александра Ивановича, где рация. Теперь-то я найду причину. Перечитаю все книжки, сличу с чертежами и найду. Ох, какая сложная эта радиотехника! Придется кое-что спросить у радистов.

И Костя углубился в чтение.

– Вот он где! Это безобразие, самовольство! – послышался голос врача, вошедшего в соседний отсек.

– В чем дело, доктор? – спросил его Титов.

Врач шумно передохнул.

– Надо перевязку делать, а он ушел… Ну что вы, сержант, улыбаетесь?.. Температура к тридцати девяти, а он улыбается! Запру в изолятор, так и знайте.

– Температура к празднику подпрыгнула, и завтра спадет, – послышался голос Александра Ивановича.

– А шов разойдется, тогда что?

– Что ж ему расходиться, когда скоро в наступление пойдем, – покашливая, ответил Александр Иванович.

Костя улыбнулся, ему понравился такой ответ учителя.

«Правильно, Александр Иванович, правильно. Я тоже чувствую себя хорошо – завтра же могу подняться».

– Вот и поговорите с ним! Строгий режим – и больше никаких разговоров. В этом деле мне обязаны подчиняться все! – раздраженно выпалил врач.

– Ладно, доктор, сержант Фомин непременно выполнит ваш приказ. Мы его накажем. Перенесите его койку сюда, в изолятор, – посоветовал Титов.

«Вот хорошо, Александр Иванович ко мне перейдет, и тут я у него помаленьку начну расспрашивать». Костя с головой укрылся одеялом: врач мог заглянуть сюда и отобрать чертежи или поднять шум.

Но врач, успокоившись, стал подробно докладывать командиру полка о здоровье каких-то Вани, Пети и девочки, имя которой Костя не смог уловить.

– Дети чувствуют себя хорошо, а вас надо лечить. Почему вы приказали отнести все ценные продукты в трансформаторную? Часть надо в санроту, ведь ваше здоровье тоже следует подкреплять.

– Нет, доктор, нет. Мы получим завтра, а детям надо в первую очередь. Несите все в трансформаторную…

«Что же делается в трансформаторной? – удивился Костя. – Неужели там в самом деле живут ребята?»

Вскоре Костя почувствовал, что кто-то бережно поднимает одеяло с головы и поправляет подушку. Чем-то родным, знакомым пахнуло ему в лицо. Он открыл глаза.

– С добрым утром, Костя.

– Александр Иванович! – Костя вскочил, обхватил учителя за шею, прижался и, чуть не плача от счастья, проговорил: – Простите меня, Александр Иванович, простите!

– Поздравляю тебя, дорогой, с праздником.

* * *

На другой день Костя уговорил врача отпустить его в трансформаторную.

Скрипнула окованная железом дверь. Костя переступил порог и не поверил своим глазам: в трансформаторной были ребята. Лиза познакомила его в первую очередь с тоненькой узкоглазой девочкой, которую звали Гира, затем с черноволосым вихрастым мальчиком Петей, которому было лет одиннадцать.

Сначала ему показалось, что эти малыши ничего не понимают, но вот заговорила Гира, и ему стало ясно – они почти все знают: знают, что наши скоро соединятся с главными силами, а те фашисты, что вышли к Волге, будут взяты в плен и их заставят строить новую школу.

– Теперь тут стало хорошо. Фашисты совсем притихли, – важно добавил Петя.

Поговорив с новыми друзьями, Костя заглянул за щит, где стояла печь, сделанная из железной бочки. Она отделяла «прихожую» от «общежития». В печке трещал огонь. Красные, желтые, синие языки ласкались возле отверстий, щекотали стенки и, казалось, заставляли улыбаться печку. От нее веяло теплом и приятным запахом домашней кухни, отчего в трансформаторной было сухо, тепло и уютно.

– У нас тут всегда так, – похвалилась Лиза, – каждый вечер к нам приходят греться бойцы и командиры. Сушатся, отдыхают, как дома.

Возле печки с кочергой в руке стоял рыжий круглолицый парнишка. Он даже не вышел знакомиться к Костей. Это был Ваня. Тот самый Ваня, что втайне от Пети и Гиры строил для фашистов ловушку. Но ничего не получилось, и он, вспомнив приглашение Лизы, пришел в трансформаторную сам.

– Дежурный? – спросил его Костя.

– Так точно, – ответил Ваня, – в наряде.

– Нет, это он наказание отбывает, – пояснила Лиза. – Вчера…

– Помолчи, сам объясню, – перебил круглолицый, – Тут бывает холодно. Все равно кому-то надо стоять с кочергой. Но я тоже занимаюсь, – он показал на исчерченный бок печки.

«Смотри, задачи решает!» – удивился Костя и хотел спросить, в какой школе он учился до войны, но в это время круглолицый забарабанил кочергой по печке и закричал:

– По ме-стам! – И, повернувшись к Косте, пояснил: – Перерыв кончился.

На стене висели ходики, и дневальный обязан был внимательно следить за распорядком.

– Что же вы делаете? – спросил Костя у Лизы.

– Занимаемся, задачи решаем, читаем. Вон даже расписание есть.

Костя посмотрел расписание и улыбнулся. «Игра, а не учеба. Все это не то. Эх, вы, надо делом заниматься… Но уж раз Александр Иванович просил, значит, нужно поддержать компанию». И, присев к столу, поинтересовался, какие они решают задачи, помог Гире, затем Пете, потом забылся и начал пояснять «малышам» все по порядку.

Глазенки ребят повеселели, да и сам Костя был рад тому, что вновь сидел за партой.

– Вам все покажи да подскажи, соображать надо, – шутя ворчал он, чувствуя себя снова в своей среде.

* * *

Живя в трансформаторной, Костя тайком занимался своим делом. Порой сверстники стесняли его, особенно этот угрюмый и неразговорчивый Ваня, Он просыпался рано и любил сидеть возле печки. «И так красный и еще жмется к печке», – говорил про него Петя.

В самом деле, первые дни Косте казалось, что Ваня, скитаясь по развалинам, промерз до корней волос и все еще не может отогреться. Затем стал замечать, что Ваня, сидя возле печки, тоже о чем-то думает и даже шепотом разговаривает сам с собой.

Костя спросил у Пети:

– Ваня – лунатик, да?

– Не знаю. Каждое утро вот так. Встанет раньше всех и сидит. Спрашивал – молчит. «Отойди, говорит, а то подзатыльников надаю».

– Тогда давай вместе спросим.

Ваня будто ждал, когда к нему подойдет Костя.

– Сейчас все покажу. Садись, слушай, – пригласил он Костю. – И ты можешь, но не мешай, – тут же предупредил он Петю.

У печи стоял ящик с песком. В этом ящике Ваня навел порядок. Он собрал остывшие угольки в кучу, золу сгрудил к дверце и, выравнивая щепкой песок, приготовился объяснять Косте что-то очень важное. Усевшись поудобнее, ребята не заметили, как проснулись Лиза и Гира. Левочки тихонько умылись, взяли котелки и пошли на кухню санроты за завтраком. Эту обязанность они не доверяли мальчикам. Хотя Петя несколько раз порывался установить дежурство, чтоб по очереди ходили на кухню. Лиза категорически запротестовала, и пришлось смириться: она же старшая, ее сам командир назначил на такую должность.

Ваня устроил из песка что-то похожее на косогор с оврагами, буграми и крутыми склонами. Костя сразу смекнул: «Рельефную карту делает, – но промолчал. – Посмотрим, что дальше».

– Это Волга, – Ваня показал на извилистую канавку, вырытую под самой дверцей печки, где гладкой полоской, с мысками и островками песка, лежала зола.

– И правда, как вода в пасмурный день, – вырвалось у Пети, – серая и в глазах рябит.

– Печка обозначает Заволжье: там Урал и все наши города, – пояснил Ваня, будто не слыша Петиных слов. – А вот это Сталинград. – Ваня пальцем вычертил на покатом склоне песка границы города, растянувшегося чуть ли не через весь ящик. Затем, прихватив горсть мелкой кирпичной крошки, он начал обозначать развалины города и его окрестностей. – Там, на этой равнине, у Волги, – Красноармейск, Бекетовка, Сарепта, элеватор, ближе к нему – Дар-гора. Тут же много построек, целые улицы белых домиков. Их мы обозначим вот этой известкой. Центр – угольками. Тут все сгорело. Мамаев курган – вот этой галькой. Дальше – заводской район. Здесь – «Красный Октябрь», здесь сейчас мы живем, рядом с нами – тракторный.

– Ага, теперь я знаю, что ты хочешь показать. Ишь как, слово в слово заучил, – заметил Петя.

– Молчи, – Ваня сердито взглянул на него и, взяв гвоздь, начал вычерчивать глубокие извилистые борозды в центре, где проходит Царица, затем вычертил овраг Долгий.

Теперь перед глазами Кости был не простой ящик с песком, а целый город со знакомыми улицами, оврагами и площадями.

– Линия обороны проходит вот так, – многозначительно произнес Ваня, и гвоздь врезался в песок где-то на северной окраине города.

– Не так… – возразил Петя и осекся. Ваня так зло посмотрел на него, что действительно надо было молчать.

– Подзатыльника хочешь! – пригрозил он и ржавим гвоздем безжалостно принялся бороздить крутые зигзаги, петли.

– Подожди, – Костя схватил Ваню за локоть, – давай еще раз посмотрим, где наша Тургеневская, тракторный, школа…

– Вот тут, – мягко ответил Ваня.

– Вижу, что тут, – сказал Костя, пристально вглядываясь в неровности песка.

– А вот тут наша Угольная улица, – сказал Петя с тоской в голосе, показывая на цепочку черных угольков.

– Ну вот, теперь начнете про свои улицы, надо обо всем думать, – упрекнул Ваня. – Давайте дальше.

И снова гвоздем начал бороздить песок, как бы отрезая от Волги сначала тракторный завод, затем половину рабочего поселка. Перед тем как разрезать пополам заводской парк, сделал крутую дугу, концы которой почти сомкнулись у Волги.

– Это наш осажденный гарнизон.

От «Красного Октября» линия фронта уткнулась в гальку, обозначающую Мамаев курган, затем спустилась к устью Царицы.

Где-то в степи, за Красноармейским поселком, Ваня поставил точку и насупился. Что-то припоминая, он уже совсем не своей фразой заключил:

– Как видите, Сталинград разорван на несколько кусков, но не сдается. Наша 62-я армия сдерживает фашистов у берега Волги, на Мамаевом кургане и на улицах заводского района.

«Как здорово рассказывает», – с одобрением посмотрел Костя на серьезное, раскрасневшееся лицо Вани.

– Сейчас линия фронта стала… стала, ну как… забыл слово, как называем новый учебник по истории?

– Стабильный, – подсказал Костя.

– Ну вот, линия фронта стала стабильной.

– Лейтенант говорил «стабилизировалась», – поправил Петя.

– Высказался! – оборвал его Ваня, пряча глаза от Кости.

«Понятно. Значит, он у кого-то слово это слизнул», – догадался Костя, но по-прежнему с интересом смотрел на ящик с песком.

– Раз, говоришь, линия фронта стабилизировалась, значит, по-твоему, она так останется навсегда?

– Не торопись, ты еще не знаешь нашу новую тактику, – ответил Ваня. – Вот смотри: фашисты теперь перестали бросать бомбы на наш передний край и даже на осажденный гарнизон.

– Бомб не хватает, – заметил Костя.

– Нет, – возразил Ваня, – ведь сюда они бросают. – И шляпкой гвоздя начал ковырять золу, обозначавшую Волгу, отчего будто в самом деле поднялись столбы воды и разбитого льда. Затем несколько раз стукнул по железному дну печки, изображая взрывы бомб.

– Ух, как ловко! – воскликнул Петя.

– А почему ничего не говоришь про артиллерию? – спросил Костя.

– Наша артиллерия, сам знаешь, какая сильная. Самые главные пушки за Волгой. Они громят фашистов как надо. Вот отсюда, – Ваня показал на печку, – как даст!

В это время вошла Гира, хлопнув дверью. Из отверстий поддувала посыпались искры.

– Во как! – обрадовались Костя с Ваней столь удачному совпадению. Гира, поставив котелки, недовольно посмотрела под ноги собеседникам.

– Опять насорили, как маленькие. – И, взяв веник, начала подметать.

Ребята покорно отступили перед ней.

– Молодец, Ваня! Здорово у тебя получилось, – похвалил Костя.

– Целую неделю заучивал. Это лейтенант нам так рассказывал, когда жил у нас. А насчет артиллерии сам придумал, – откровенно признался Ваня.

– Все равно хорошо, – повторил Костя.

– У тебя даже лучше получилось, – добавил Петя. И Ваня примирительно посмотрел на него.

* * *

От котелков аппетитно пахло, ребята не могли дождаться, когда Гира кончит подметать.

– Кругом мусор, безобразники…

– Гира, тебе помочь? – вызвался Петя.

– Не торопись, еще Лиза не пришла, – ответила Гира.

Пришлось ждать, отвернувшись от котелков.

Наконец пришла Лиза с большим узлом из белой марли.

– Опять эти тряпочки свертывать? – сказал Петя, глядя на узел.

– Если тебе лень, то можешь отдыхать, – ответила Лиза, приглашая всех к столу.

Вкусный густой суп из гороховых концентратов на время отвлек ребят от всяких дум и разговоров. Первым увидел дно своего котелка Ваня, затем Петя.

– Чай будет?

– Нет, мальчики, сегодня без чая. Чайник занят стерилизатором, – ответила Лиза.

– Чем? – спросил Петя.

– Стерилизатором, такой состав от микробов всяких, – пояснила Лиза.

– А зачем он нам? – спросил Петя.

– Будто не знаешь, зачем… – упрекнула его Лиза, кивнув на белый узел.

После завтрака Лиза сокрыла стол чистой марлей, и на столе выросла целая копна перепутанных бинтов. Они были выстираны в горячей воде и прокипячены. Их надо было собрать в пакетики и передать обратно в санитарную роту. Лиза показывала, как надо делать пакеты. Это больше всего касалось Кости. Он впервые встретился с такой работой, но, поняв, сразу потянулся к бинтам.

– Постой, – остановила его Лиза, – сначала руки вымой, потом саносмотр проведем, и уж тогда…

Три раза Костя и Ваня вытягивали руки перед Лизой, и каждый раз она находила что-нибудь. То грязь под ногтем, то едва заметные частицы золы и пепла под заусеницами.

– Давай твой стерилизатор, так не промоешь, – рассердился Ваня.

– Говорю, сначала водой промой как следует, тогда дам стерилизатор…

Первый бинт Костя смотал в пакетик с помощью Лизы. Собственно, она, Лиза, сделала этот пакетик, но положила его против Кости. Когда Костя взялся за второй бинт, у Гиры и Пети лежало уже по три пакетика, у Вани – два, у Лизы – ни одного.

Но скоро Лиза догнала Гиру и Петю. Количество пакетиков, складываемых штабельками, все росло и росло. Костя и Ваня немножко отставали, но, приноровившись, начали успевать.

В самый разгар работы послышались сильные толчки и взрывы. Крупнокалиберные немецкие минометы прощупывали глубину обороны осажденного гарнизона. Несколько мин взорвалось где-то совсем рядом с трансформаторной. Но ребята уже привыкли к этому и продолжали работать.

– Ну что этим психопатам надо от нас! Палят и палят, – зло погрозил кулаком Петя в сторону врага.

Вскоре стало ясно, что девочки далеко обогнали мальчиков. Ваня с досадой посмотрел на убывающую кучу бинтов. Ему, видно, очень не хотелось быть позади девочек.

– Не хапайте, – сказал он Лизе, прихватив в запас несколько бинтов. На его лице выступили капли пота, да и Костя раскраснелся, видя, что победа явно на стороне девочек.

– Ладно, тащи еще бинтов, начнем снова, – потребовал Петя, защищая своих друзей. Лиза и Гира стали подсчитывать пакетики.

– Ишь ты какой! А уроки когда? – одернула Гира.

– Александр Иванович велел принести ему тетради на проверку, – поддержала ее Лиза.

* * *

Расстроенный поражением в соревновании с девочками, Ваня и после уроков ни с кем не разговаривал. «Подумаешь – победительницы. Еще, может, скажут, что они, девочки, больше пользы фронту приносят, чем мальчики». Ване чем-то хотелось проявить себя перед товарищами, перед Александром Ивановичем и перед командиром полка. Он снова был угрюм и неразговорчив.

На другой день рано утром Ваня ушел из трансформаторной и вернулся только к обеду, но с торжествующим видом.

– Где ты был? – спросила его Лиза.

– В батальонах.

– Зачем ты туда ходил?

– Придет вечер – узнаешь, – многозначительно намекнул Ваня.

Вскоре все выяснилось. В минувшую ночь самолеты выбросили несколько посылок с патронами. Их немедленно раздали по батальонам. Вечером в трансформаторную принесли несколько лент и магазины ППШ. Сначала набивка патронов шла под наблюдением оружейного мастера. Ваня умело обращался с патронами и быстро заслужил у мастера полное доверие.

– Ровней набивай, да не торопись, от набивки многое зависит. Может случиться задержка патрона, – с азартом пояснял он своим сверстникам.

– Откуда ты, Ваня, знаешь такие тонкости? – спросил Костя, с завистью глядя на его ловкие руки.

– Знаю. Приходилось.

– Что, пулеметчиком был?

– Хотел быть, да не приняли. Помогал-помогал, а пришел день в бой идти, меня хоп – и за Волгу.

– Ну и что?

– Не тут-то было! Ищи-свищи… Лиза, Лиза не жми так сильно. Вот так, легонько. А выравнивать я буду сам.

Когда стали заряжать магазины автоматов, то только у Вани хватило сил, чтобы завести пружину. Уложить семьдесят патронов в спираль открытого магазина оказалось не так-то легко. Но Ваня имел практику, и у него патроны вставали один к одному, как семечки в подсолнухе. К концу работы он сделал вдвое больше Лизы, Гиры и обогнал Костю и Петю.

На следующий день Петя, Костя, Гира и Лиза соревновались между собой, а Ваня следил за качеством работа и каждому помогал заводить пружины.

«Хорошо. Ваня – молодец! – про себя хвалил Костя нового друга. – Но я тоже скоро докажу тебе… Вот посмотришь и удивишься. То, что я сделаю, поважнее и посложнее набивки патронов и одной силой не возьмешь».

В такие минуты он старался набивать патроны по всем правилам.

И сколько было радости у ребят, когда они узнали, что патронами, которыми они заполняли диски и ленты, отбита очередная атака врага. Им казалось, что теперь они по-настоящему и с успехом воюют за Сталинград.

9. Роковая ошибка

По канализационным трубам все чаще и чаще стали прибывать связные и нарочные из штаба армии. Подземная тропа, проложенная Фоминым, была трудной и опасной, но пока что единственной. Встретившиеся в трубе не могли разминуться, и кто-то один должен был продвигаться вперед, другой – ползти назад до ближайшего люка. На этой почве не раз происходили короткие перепалки. Особенно много таких встреч пережили письмоносцы.

Пункт полевой почты 32410 снова ожил: письма, открытки от родных и знакомых! Какое счастье! Многие, прежде чем открыть конверт, прикладывают его к губам, будто вдыхая запах родного дома.

Фомин читал письма с трепетом. Жена, тоже учительница, сообщала об успехах своего класса, как о большом событии. И она была права. Отдельные строчки Фомин, не замечая того, перечитывал по нескольку раз, вслух.

Треугольный конвертик получил и Зернов. Теперь он являлся в санроту только по утрам – на перевязку. И тут его застало письмо. Двенадцатилетний братишка Триша писал о пятерках по математике, географии, русскому языку, подробно сообщал о домашних делах: об уборке урожая, хлебосдаче, о своем бычке, на котором он все лето возил воду тракторной бригаде. «В следующее лето, – писал Триша, – буду работать прицепщиком».

Зернов не мог спокойно читать эти слова один. Он прибежал в трансформаторную. Тут его знали и любили. Размахивая письмом, как флагом, он приговаривал: «Молодцы, ребята, молодцы! Читайте!»

Затем брал на руки первого попавшегося и качал. А когда письмо взяла Лиза и прочитала вслух, Зернов неожиданно предложил:

– Давайте споем, ребята, мою любимую.

Все знали, о какой он песне говорит, и тут же запели «Варяга»:

 
Наверх вы, товарищи, все по местам!
Последний парад наступает.
Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает.
 

Зернов пел хуже, чем играл на пианино, но он так увлеченно дирижировал, что ребята забыли про все. Когда кончили петь, он снова предложил прочитать письмо от брата. Бронебойщик был по-детски рад весточке из дому и хотел, чтобы вместе с ним радовались все.

Не получал писем только Титов. Его семья и родные были там, откуда никто не ждал почты: они остались в оккупации. Свое личное горе командир старался не выказывать. В часы доставки почты он вызывал к себе писаря и диктовал ответ родителям и женам погибших воинов.

Не приносили полковые почтальоны писем и обитателям трансформаторной. У юных жителей этого гарнизона еще не было постоянного адреса, и ждать писем им было не от кого. Родители погибли здесь, в Сталинграде, а дальние родственники и знакомые не могли и предполагать, что в таком огне могут жить дети, хотя и Лиза, и Гира, и Петя, и Ваня были бы рады получить весточку. Но от кого?

Не ждал писем и Костя. В эти дни перед ним все чаще и чаще вставал образ отца. Костя видел и чувствовал, с какой любовью бойцы и командиры относятся к нему – сыну погибшего майора Пургина. «Видно, папа много сделал для полка, раз его так долго помнят. Мало ли погибло в полку людей, а вот папу не забывают. Значит, и мне надо сделать такое, чтоб, если даже не останусь в полку, запомнили бы надолго».

За эти дни Костя приобрел хороших друзей во взводе связи. И ему снова доверили ремонтировать рацию. Он принес ее в трансформаторную, когда ребята легли спать. «Иначе нельзя: начнут расспрашивать да мешать».

Место для работы он подготовил еще днем в дальнем углу, который забаррикадировал кроватью, перевернутым столом и досками. Спрятав туда рацию, он прилег рядом с Петей. Но не спалось. Вспомнив, как он брался ремонтировать рацию и опозорился перед всем взводом, Костя встревожился и уж не мог больше лежать: ему не терпелось приняться за работу.

– Костя, ты где? – пробормотал Петя, проснувшись в полночь. Не чувствуя возле себя Кости, он открыл глаза и, заметив в дальнем углу огонь лампы, поднялся и тихо, точно кошка, подкрался к другу.

Увидев разобранную рацию, множество разных катушек, медных проволочек, пластинок, болтиков, блестящие лампы, проволоку, серебряную бумагу (фольгу), чертежи, над которыми Костя склонился, Петя не посмел произнести ни одного слова и долго молча наблюдал за тем, что делает его друг.

* * *

Костя был так увлечен своим делом, что не заметил, как к нему подошли сначала Ваня, затем Лиза и Гира.

– Ты не спал? – спросила Лиза.

– А? Что? Да, да… Перегорела первичная катушка выпрямителя, две тысячи витков. И пробит конденсатор.

– Неужели пробит? Прямо пулей. Вот паразиты! – сожалел Петя.

Костя только теперь увидел перед собой своих товарищей.

– Нет, Петя, пуля тут ни при чем. Током, понимаешь: электрическая искра пробила изоляционную эмаль, и теперь ток идет не туда.

– Ну давай наладим, – сразу предложил Ваня.

Костя с удивлением посмотрел ему в глаза. «Нет, Ваня. Раньше бы я тоже так сказал, а сейчас – ведь это радиотехника, ее голыми руками без подготовки не возьмешь».

– Впрочем, вы поможете мне? – вдруг спросил он.

– Конечно, – ответил Ваня.

– Только не горячиться и на силу не брать, – предупредил Костя. – Сначала давайте перемотаем вот эту катушку. Тут две тысячи витков. Потом возьмемся за проверку контактов и так постепенно поставим рацию в строй.

Ребята доверчиво выслушали Костю. Работа началась…

Прежде чем браться за какую-нибудь деталь, они листали страницы книг, читали, сличали с чертежами и только тогда или ставили ее на место, или принимались ремонтировать. Работа шла медленно, но много интересного и нового узнавали ребята с каждым часом. Пришедший сюда старший радист из взвода связи тоже помог советами, и теперь уже все надеялись на восстановление рации. Но в этот день в гарнизоне разбушевался пожар. Он начался от взрыва заводского нефтехранилища, что находилось у изгиба железнодорожной линии, проходящей в верхней части заводского района. Его взорвали фашисты.

Тысячи тонн горящей нефти, разливаясь по земле, затопили окопы, траншеи, ходы сообщений. Кипящая масса устремилась в овраг, где были расположены штаб, санитарная рота и блиндаж для больных. Расползаясь по всем щелям и канавам, нефть выкатилась на Волгу. Горела земля, гулко лопались камни…

Осажденный гарнизон утопал в море огня. Если бы кто-нибудь посмотрел на эту картину со стороны, он никогда бы не поверил, что там, в пучине пожара, еще живут и борются люди.

Да, то были тяжелые часы и минуты осажденного гарнизона. Но паники не было. Бойцы и командиры не отступили перед пожаром. Оки бросались в пламя, выносили из горящих блиндажей раненых и больных, осыпали их землей, тушили огонь. И снова шли…

К трансформаторной, где жили ребята, огонь не дотянулся, его остановили перед заводской стеной. В эти часы дети стояли возле своего жилища с лопатами и ведрами с песком. С ними был Александр Иванович Фомин. Видя, как борются с огнем взрослые, ребята были готовы так же отстаивать и свою трансформаторную, которая Для них была и школой, и родным домом.

– Скажи, Костя, через огонь радиоволны проходят? – вдруг спросил Петя, как бы ища выхода из положения, если пожар не утихнет.

– Проходят, – ответил Костя. – По радио передают сигналы со дна моря через воду, не только через огонь.

– Тогда иди скорей: ремонтируй, а мы постоим, – предложил Ваня.

* * *

День и ночь продолжалась борьба с пожаром. Местами его потушили воины, местами огонь, высосав всю нефть, погас без вмешательства людей.

Главное – удалось отстоять заводскую ограду и основные позиции обороны полка. Титов предвидел, что после такого пожара фашисты начнут новое наступление. Поэтому он еще ночью, связавшись по радио с командующим и доложив свой план, начал готовить полк к отражению предстоящих атак. В первую очередь он приказал открыть нефтяные баки, что стояли закрытыми у заводского заправочного пункта.

– Будем клин клином выбивать, – говорил Титов своим боевым помощникам.

К утру вся заводская площадь была вновь залита нефтью и бензином. Только теперь эта территория должна была вспыхнуть, лишь когда будет дан сигнал Титова. Не каждый мог понять план командира. Да и в самом деле, после такого пожара вызвать новый было, на первый взгляд, опасным риском. Но Титов твердо стоял на своем.

– Мы уже умеем жить и бороться в огне, а фашисты нет. Посмотрим, смогут ли они выдержать такой урок, – разъяснял он, инструктируя группу воинов, составленную из самых надежных и отважных бойцов, среди которых был и Зернов.

Утром над осажденным гарнизоном повисла непривычная тишина. Сначала Косте показалось, что он оглох. Он вышел из трансформаторной, чтобы побежать к Титову и доложить, что в полку с этого дня есть вторая рация. Он, Костя, собрал ее и уже поймал первые сигналы. Правда, передатчик еще не действует, но прием идет нормально. Теперь только надо узнать, на какой волне работают рации штаба армии, чтобы принимать оттуда радиограммы.

Но почему такая тишина? Ни выстрела, ни взрыва. Костя остановился. Перед его глазами была заводская стена. Она стояла, как скала из черного камня. С неба еще продолжали валиться хлопья сажи. Кругом черно и тишина.

Вслед за Костей вышла Лиза, за ней потянулись остальные. Они молча прижимались друг к другу, вздрагивали и не могли понять, почему наступила тишина. Даже в той стороне, где был враг, тоже было тихо. Фашисты, притаившись, прислушивались к мертвой тишине осажденного гарнизона.

Да, было именно так. Фашисты считали, что после пожара осажденный гарнизон погиб полностью. Они были уверены, что не встретят сопротивления. И двинулись вперед.

Цепь за цепью, колонна за колонной, шли фашисты по бывшему парку на заводскую площадь. Костя видел это, забравшись на кучу щебня. Впереди ползли танки, их было не меньше десятка. Они ползли по пустырю, на котором чернели пятна кустов, искалеченных деревьев и пней.

За танками двигалась пехота в серо-зеленых шинелях. И вот уже над головой засвистели пули.

– В нас бьют! – крикнул Костя, прогоняя ребят в укрытие.

Прошло еще несколько секунд. Танки остановились и, подождав пехоту, двинулись прямо на заводскую площадь.

Вдруг от самой кучи, где лежал Костя, кто-то вскочил и помчался навстречу танкам. Он бежал проворно по ходу сообщения, держа на плече какой-то шест. Косте показалось, что у гвардейца было какое-то новое оружие: металлический шест, на конце которого – большой сверток, как на факельной палке.

Добежав до окопа, гвардеец с шестом припал к брустверу. Он, казалось, подкарауливал головной танк, что двигался прямо к трансформаторной через бугорки и ямки, политые нефтью. Местами из отдельных лужиц нефть под тяжестью гусениц разлеталась в стороны, обливала броню, захлестывала смотровые щели.