Текст книги "Сокровище магов"

Автор книги: Иван Евлогиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

11
 Трудный человек

Если поступок объясняют сложными рассуждениями, будь уверен, что он дурен

Лев Толстой

Старший геолог вытянул свое тощее тело в тени сосен, на краю поляны, где расположились палатки его группы и, уставившись в маленькую красную записную книжку, громко вычислял:

– Одну треть содержания этого куска руды составляет сфалерит. Две трети – пустая порода. Следовательно, в кубическом метре залежи, если у неё везде такое содержание, будет треть кубического метра сфалерита и две трети кубического метра пустой породы.

Под соседней скалой растянулся животом на траве Медведь. Возле него стояла полулитровка водки. Его длинные обвислые усы беспокойно шевелились по траве каждый раз, когда он тяжело фыркал. Он сопел как свинья в луже, тревожно ёрзал, старался поудобнее улечься и бесконечно повторял в разных вариантах всё одну и ту же мысль:

– Несправедливость! Из-за того, что я дружил с Хромоногим, пристают теперь ко мне. Ну, дружил, да ведь никого я не убил, а он что дурного сделал? Скитался по объектам, пыхтел, всюду нос совал. Что же тут такого? Человеческие слабости. Не преступление! Ох, сердитый старик, злой. И всё из-за тебя… Так мне и надо, так мне и надо за то, что я слишком добрый.

При каждой из этих ядовитых тирад Медведь подымал бутылку, на дне которой ещё переливался остаток водки, отпивал глоток, вытирал висячие усы и протягивал бутылку старшему геологу.

– Пей! Гони тоску! Тяжело жить с бестолковыми людьми!

Старший геолог машинально брал бутылку, не отрывая головы от записной книжки и, прежде чем хлебнуть, всё ещё бормотал.

– Удельный вес сфалерита – три с половиной, до четырех, и можно сказать, что будет около… около одной трети, или… одна тонна и 16 сфалерита, а цинка в сфалерите будет одна треть, умноженная на три с половиной, на шестнадцать…

Он поднял бутылку. В горле у него заклокотало. Он любил пополоскать горло водкой. Потом водка прошла сквозь горло, и ни один мускул не дрогнул на его лице, будто он ничего и не глотнул. И продолжал бормотать:

– Что ты говоришь, где нашёл этот кусок? – обернулся он к Медведю, но не дождался ответа. Да тот и не думал ему отвечать. – Сегодня же отведи меня на это место! Я живо закончу совещание с безмозглым стариком и пойду с тобой. Проба удивительно чистая. Двадцать восемь процентов цинка, братец. Если бы можно, я бы и сейчас пошёл. Скажи, где ты взял этот кусок? – снова настаивал он и повернулся к Медведю. Тот запнулся, у него пересохло в горле.

– Ка-ак где? Да я… нигде… я… нашёл его… да, нашёл, голубчик, в горах. Да, да, в горах нашёл. А там все такие камни, знаешь… да, такие камни.

– Да ты сам нашёл этот кусок, или кто-нибудь другой его дал тебе? – Геолог опёрся на локоть и исподлобья посмотрел поверх очков на Медведя.

Тот повернулся на другой бок, схватился за бутылку, в которой уже ничего не оставалось, положил её на место, и бухнулся спиной в траву.

– Хочешь, верь, не хочешь, ступай к чёрту, – нахмурился он, – я тебе говорю, как человеку, а ты… Ну, и ступай, ковыряйся в старых ямах.

– Да ты что это? – в свою очередь рассердился геолог и, сняв очки, с интересом уставился в Медведя. – Откуда тебе приходят в голову такие вещи? Тебе, простому чабану! В старых ямах мы не будем рыться!

– Горы богаты! Там вон! – неопределённо махнул рукой Медведь в сторону, противоположную Орлиному Гнезду.

Старший геолог даже больше и не взглянул на него. Он вперился в данные, занесённые в записную книжку. Критическим взором разглядел кусок руды, принесённой Медведем, лёг на спину, нахмурился, поглядел вдаль и потонул в размышлениях. Какое-то сомнение проникло к нему в душу. Но это было только на мгновение. Выпитая водка навевала химерические видения. Подавленная жажда найти богатые залежи, скрытое в душе стремление пуститься в исследования, подобные тем, какие здесь производят другие, огорчение из-за возложенной ему задачи изучать старые рудничные работы – всё это сейчас казалось ему ещё трагичнее, чем прежде. При виде куска руды, найденного чабаном, в душе старшего геолога сгущался мрак.

В этот миг так отчаянно квакнула лягушка где-то поблизости в кустах, что даже и старший геолог, как ни унёсся в свои мысли, опомнился и огляделся сонными глазами. Но в тот же самый миг в воздухе разнёсся шум приближающегося самолёта, отвлёкший его внимание, так что он забыл странное лягушечье кваканье.

Идут! – просопел он и ещё более небрежно, чем прежде, улёгся в траве, – не стану их встречать!

Кваканье лягушки повторилось. Медведь, сидевший за спиной геолога, осторожно поднялся, осмотрел кусты. За толстым стволом сосны показалась синяя безрукавка Хромоногого. Медведь увидел его и сделал ему рукой знак спрятаться. Затем заткнул за кушак бутылку из-под водки, перекинул через плечо свою кожаную пастушью сумку, пожал руку геологу и произнёс громко:

– Ухожу. Двину в Злидол через Шумнатый холм. Будь здоров, начальство, как-нибудь опять зайду.

Геолог не ответил. Его затуманенный взгляд был устремлён в даль неба, откуда приближался, блестя в лучах солнца, Летящий шар.

Если бы старший геолог был более предусмотрителен или наблюдателен, он мог бы заметить, как Медведь и Хромоногий объединились, не особенно стараясь спрятаться и вместе исчезли в лесной чаще.

Вертолёт спустился так низко, что посбивал макушки величественных елей, сделал круг над поляной и медленно сел на землю.

Рабочие выскочили из палаток, заполнили поляну, и жестами приветствовали двух авиаторов в вертолёте.

– Здравствуйте, здравствуйте! Понесся многоголосый крик.

– Здравствуйте, ребята! обратился ко всем первый лётчик, сходя с вертолёта. Это был профессор Мартинов, который самодовольно поглаживал свою белую бородку.

Старший геолог сидел в стороне от шумной толпы встречающих, но не спускал глаз с того, что происходило. Особенно занимал его старый профессор Мартинов. На секунду старший геолог подумал: «А почему, в сущности, мне его ненавидеть? Ведь всё-таки должен же кто-то руководить, а если так, он должен требовать от каждого по мере его сил и знаний. Да ведь и то, что на меня возложено, должен же кто-нибудь выполнить?».

К сожалению, он не был расположен последовательно рассуждать и трезво анализировать. В следующее мгновение бунтарское настроение опять охватило его.

«Горы кроют такие сокровища, у меня в руках такая богатая проба, я могу стать открывателем такого богатого участка, а меня тут держат, будто старую няньку, исследовать какие-то старые выработки, на архивной службе… не-ет, с этим я не могу примириться!»

Старший геолог нервными шагами направился к своей палатке. Стоя среди развеселившейся толпы с видом какого-то сурового и страшного диктатора, он мрачным, холодным взором обвёл смеющиеся лица, внушая всем смущение, замешательство, колебание, и в конце концов крикнул во всё горло:

– Не будем терять времени, начнём, товарищи!

Его холодный тон и суровое выражение лица, ещё подчеркнутые надменным и безразличным отношением к новоприбывшим, создали натянутую атмосферу. Все расселись по поляне.

Но около профессора Мартинова несколько человек ещё шумели. Профессор бросил беглый взгляд на лицо старшего геолога и сказал громко, чтобы все его услышали:

– Сядем, ребята, а то нам достанется. Начальник что-то сердится.

Все обратили взоры на старшего геолога. Мрачный и нахмуренный, он увидел насмешку в глазах у многих и, не в силах ничего поделать, сел на траву, закурил и скрылся в клубах дыма.

– Ну-ка, начнём, коллега Петров, – с добродушной усмешкой обратился к нему профессор Мартинов.

Петров искоса посмотрел на него, разжал ладонь, рассмотрел блестящий кусок руды, полученный от Медведя, и начал без всякого предисловия:

– Сегодняшнее наше производственное совещание мы используем для выяснения одного теоретического вопроса. Буду краток. В здешних старых рудничных работах можно различить несколько периодов. Первый, самый старый период, характеризуется тем, что тогда использовали минералы железной шапки[2]2
  Железная шапка – ближайшие к поверхности слои.


[Закрыть]. На них воздействовали атмосферные влияния, и при этом образовывались гидроокиси железа. Разработку вели тогда при помощи самых примитивных сооружений, обыкновенно на уровне подпочвенных вод. Потом эти выработки забрасывали. Во второй период, в более новое время, были использованы те же самые залежи, но на более глубоких горизонтах, в связи с повышением техники. В этом случае большая часть старых галерей выходит на поверхность, вследствие оседания почвы или обрушения шахт. Наша задача проследить такие оседания. С какой целью? По мнению начальника экспедиции, это цель научная, это должно помочь выяснить характер местности, свойства области с точки зрения рудно-геологической. Может быть, истинная цель, – тут старший геолог подмигнул нескольким слушателям и запнулся, так что все подняли головы посмотреть, отчего он приостановился, – истинная цель, – повторил он, и глаза его горели от выпитой водки, – это какой-нибудь будущий труд товарища профессора.

Наступило неловкое молчание. Профессор Мартинов сжал кулаки, но не поднял голову. Старший геолог вызывающе глядел на него. Тогда откликнулся профессор Иванов.

– Неприлично! Только твоё состояние может извинить тебя.

Старший геолог покраснел, но счел благоразумным промолчать. Он не ответил естественнику, хотя ему хотелось высказать всё, что он о нём думал. По мнению старшего геолога, тот без всякой нужды вмешивался в геологические вопросы, и это геологу совсем не нравилось. Петров считал, что не будь здесь профессора Иванова, он, Петров, был бы вторым человеком в экспедиции, главным помощником начальника, и деятельность экспедиции не отклонялась бы так в сторону теории.

– Но я вас спрашиваю, какова наша цель здесь? – опять не выдержал и взорвался геолог. – Какая польза нам, как производственникам, рассчитывающим на премии… и на всё… И вообще какая польза для народа, для народного хозяйства, так сказать? Вот в чём вопрос. И этим вопросом мы начнем сегодняшнее производственное совещание.

Старший геолог замолчал, шумно закурил, и в наступившей тишине разнеслось его дыхание, тяжёлое, как у разъярённого быка.

Профессор Мартинов поднялся. Он не хотел говорить сидя, как Петров. Пригладил волосы и начал тихо, едва слышно, будто у него не было сил.

– Великий русский писатель Лев Толстой сказал слова, которые следует помнить каждому, кто любит говорить. Он сказал: «Мы знаем, что надо осторожно обращаться с заряженными ружьями, но не знаем, что так же осторожно следует обращаться и со словами. Слово может убить, может иногда причинить зло горше смерти». Да-а-а! Но, впрочем, товарищ Петров, вернёмся к теориям. Вы поняли, что я стою и за теоретическую постановку наших исследований. «Стойне! – обратился профессор к одному из рабочих – полагаю, что и ты это понял!»

Среди общего смеха Стойне выкрикнул:

– Да можно ли без этого?

– М-да-а! – продолжил профессор, смотря исподлобья на старшего геолога, который уставился в землю и нервно рвал пальцами травинки. – В эпоху древнейших третичных пластов Родопы понижались. Большая часть их была залита морем. В эти же времена происходили крупные разрывы пластов. Из земных глубин вырывалась лава, которая выливалась в морской бассейн или на сушу. Скалы, образованные этой лавой, сопровождаются туфами, а местами и морскими отложениями.

– В эпоху поздней третичной системы, – продолжал профессор, – начинается повышение Родопского массива. В него проникает магма, затвердевающая глубоко под земной поверхностью. Одновременно с этим массив Родоп вновь рассекается большими и малыми разрывами, разломами, по которым, после кристаллизации магмы, проникают рудоносные водные растворы, гидротермальные растворы, а они образуют, отлагают жилы руды. В тех местах, где жилы руды пересекают карбонатные скалы, мраморы или известняки, образуются метасоматические тела или залежи. Задача нашей экспедиции открыть рудоносные разломы и богатые рудой участки в них, а там, где эти разломы пересекают карбонатные скалы, искать метасоматические рудные тела, залежи.

– Вот как обстоит дело, товарищ Петров, насчет этих оседаний, изучение которых поручили вам, как старому, опытному геологу. В действительности, эти оседания являются только указанием, что в прошлом наши предшественники находили в этих местах признаки руды. Во многих случаях они не имеют практического результата и ценности. Но они служат указанием, где именно находили руду и тем самым оказывают услугу нашим поискам, помогают нам, направляют нас, а нам сейчас именно это и нужно. Только это. Вы знаете, что когда мы двинулись сюда от отдалённых границ нашего участка, мы встречали всё более и более надёжные признаки богатой залежи и всё надеялись овладеть ею, но случилось то, что изредка бывает: вдруг оказалось, что заграждённая неводом рыба исчезла.

Что же произошло? Почему вдруг нет рудной жилы? Вот вопрос, для разрешения которого геолог должен приложить свой опыт, свои творческие размышления. Не важно, кто напишет труд об этом, важно, что разрешение вопроса будет на пользу нашей народной культуре. Но кто бы ни раскрыл тайны природы, нас они, конечно, интересуют теоретически, прежде чем мы передадим их в руки Стойне или Христо, чтобы они их раскрыли кирками, буровыми станками, даже экскаваторами. М-да-а. Думаю, ясно.

– А я опять возражу на это! – поднялся Петров и оглядел всё собрание.—Такая задача может быть предметом студенческих работ и академических поисков, а мы здесь практики, вооружённые техническими возможностями и опытом, должны быть направлены на самую полезную в данном случае работу – на раскрытие залежей сфалерита, существование которых не вызывает сомнений, как я мог установить независимо от экспедиции.

– Независимо от экспедиции! – удивился профессор Мартинов, – странные дела творятся с вами, Петров. Или я до сих пор плохо знал вас, или… но посмотрим, как же насчет сфалерита?

– Вот, смотрите! Петров вынул из кармана блестящий кусок руды и высоко поднял его над головой.

Все взгляды направились к нему. Среди собравшихся началось раздвоение, несколько человек поднялись и приблизились к Петрову.

– Я вам повторяю, – ещё смелее выкрикнул Петров. – Бросьте научные объяснения и розыски, или же вы займётесь ими, а нам предоставьте раскрыть эти богатства. И народное хозяйство от этого не потеряет, и мы больше заработаем.

– Верно, – откликнулся кто-то из толпы.

Профессор Мартинов смущённо сел на свое место. Наступила тишина.

– Все мы здесь занимаемся бесполезным делом, – снова повторил Петров.

– Бесполезным, бесполезным… возразил профессор Мартинов. – Сколько таких бесполезных дел, Петров, необходимы для науки, чтобы выделить полезные и сделать их понятнее.

– Но здесь ничего нет! – всё ещё не сдавался Петров – Старые выработки ничего не показывают.

– Как вы могли прийти к такому выводу, Петров, когда ведь сами вы признались, что не взялись за эту задачу, и что у вас есть занятия, независимые от экспедиции, независимые от её цели?

– Я не могу согласиться с вашим упреком, – резко воскликнул Петров. – Откровенно говоря, я сомневаюсь в вашем успехе.

– Вы хотите сказать, в нашем успехе. И я сомневаюсь, Петров. Ясно, что не может быть успеха там, где есть раздвоенность, где отсутствует целенаправленность, единодействие и единомыслие. А коллектив выиграл бы, если бы вы сомневались не в успехе экспедиции, но в собственных наблюдениях и выводах. Я именно в них сомневаюсь и в них вижу причины наших неудач. Вы, Петров, в последнее время отвлекли свое внимание, перестали серьезно работать над нашими общими задачами, и может быть, потому упустили некоторые важные обстоятельства, из-за чего экспедиция на этом участке попала в тупик. Ответственность лежит на вас и я с вас спрошу. Экспедиция вернется к старым исследованиям, там, где, по моей оценке, имелись серьезные исследования, а оттуда и до этого места мы ещё раз всё просмотрим. Ясно.

– Вы сомневаетесь? – огрызнулся Петров.

– Сомневаюсь. И в трезвости вашей мысли сомневаюсь.

Петров залился фальшивым смехом.

– Сомнения, вечные сомнения.

– Да, вечные сомнения, Петров. Я вам на это отвечу словами профессора Златарова, – тихо продолжил профессор Мартинов. – «Лучше быть не в раю, а в аду, если только в нем царит светлое сомнение, а не тупое самодовольство без мышления!» Понятно? Светлое сомнение!

– Красиво сказано! – возразил Петров. – Но старая истина гласит: «Когда цифры говорят, и боги молчат».

– Кто-то рассмеялся.

– Боги, боги… сердито воскликнул профессор Мартинов. Боги пусть молчат, но вы, Петров, не должны молчать, нет, не должны…

– Посмотрим на эту великолепную пробу – прервал его Петров. – По самому грубому расчёту только поверхностный пласт этой залежи содержит 27,7 процента цинка. Подумайте! А мы теряем время…

– Я не знаю, откуда вы взяли эту пробу. Не знаю, где эта богатая, пропущенная нами залежь, но прямо вам скажу – я в этом сомневаюсь.

Петров рассмеялся.

– Но вот проба. Что же, вы и в ней сомневаетесь?

– Да, именно в ней и сомневаюсь, – громко выкрикнул профессор. – Здесь, на этом участке, нет сфалерита, я не делаю выводов из отдельных проб. Как ошибочна была моя вера в вашу зрелость, Петров, – с огорчением произнес профессор Мартинов. – Выяснить профиль, осветить историю, выяснить геологическую картину сказочно богатого рудного бассейна, научно объяснить своему народу и всему миру, со всей серьёзностью и опытностью, что имеется здесь в земных недрах, это для вас пустяки. Да ведь вы действуете будто врач, который хочет излечить больного от высокой температуры, а не исследует его печень, сердце, желудок, лёгкие. Нет! Я вижу, спорить с вами напрасно. Вы не усвоили наших задач!

– А для меня работать при таких условиях бесполезно! – прервал его Петров.

– Бесполезно! – сокрушенно повторил профессор Мартинов и покачал головой. – Бесполезно!

Вдруг какая-то догадка мелькнула в его мыслях, он близко подошёл, поднял дрожащую от волнения голову и крикнул прямо в лицо Петрову:

– Ну, а эта проба, – он показал блестящий кусок галенита, полученный от дядьки и повертел его под солнечными лучами. – И это бесполезно? Вот настоящая проба, с этого участка.

Ему хотелось ещё что-то сказать, но он махнул рукой, помял в руке свою шапку и сделал несколько шагов в сторону. Потом опять что-то вспомнил, вернулся на прежнее место и, поднимаясь от волнения на цыпочки, заговорил тоном, не терпящим возражений:

– Завтра, когда наши потомки увидят геологические карты этой области, они должны иметь доверие к тому, что мы сейчас изучим и им покажем. Они должны знать, что здесь имеется именно то, что мы нашли, не более и не менее того. Так создается истинная наука, так растет прочная культура, пользующаяся доверием повсюду и у всех. К этому должны быть направлены наши усилия… А не к нашим премиям и расчётам. – Потом, помолчав, он протянул руку Петрову. – Дайте-ка посмотреть эту сфалеритовую пробу, которая так вас взбаламутила. Дайте, пожалуйста.

Старший геолог медленно подал ему кусок руды. Профессор слегка поднял его в воздух, переложил из одной руки в другую, внимательно осмотрел и, уронив свою шапку на землю, сгорбился и сел. Все, затаив дыхание, смотрели, что будет дальше. Профессор будто забыл о людях, окружавших его. Взгляд его блуждал где-то вдали, туманный, непонятный. Потом лицо его побледнело, рука задрожала, он сжал кулак, снова лихорадочно осмотрел кусок руды, уронил его и опустил голову на грудь.

– Ему стало дурно! – крикнул Петров. – Так я и думал, давно не случалось ему видеть такой пробы.

Профессор поднял голову и бросил на Петрова взгляд, полный насмешки и сожаления.

– Товарищ Петров, – обратился профессор к геологу, – вы пьяны.

Наступила мёртвая тишина. Петров хотел что-то сказать, но промолчал, густой румянец покрыл его лицо, шею, даже руки его покраснели.

– Вы напоследок много пьёте. А кто вам носит водку?

– Вы не имеете права говорить об этом, – выдавил из себя Петров.

Но профессор не обратил внимания на его слова.

– Кто заинтересован в том, чтобы затемнить ваши мысли? Кто заинтересован в том, чтобы здесь не работали, не работали в Чёртовых Берлогах, не трогали старых выработок, а? Мы знаем и скажем, если у вас нет мужества сказать.

– Клевета! – пробормотал Петров.

– Не бойтесь. Больше я ничего не скажу. Завтра рано утром я приду на станцию. Там закончим объяснения. А пока что, скажу здесь перед вами, что эта сфалеритовая проба краденая. Да, она украдена, чтобы отвлечь ваше внимание, и украдена из коллекции нашей центральной станции. Посмотрите, товарищ Петров, повнимательнее. Видите, она обита. Вот новый излом. Но вот здесь, в уголке, остался клочок бумажки этикетки. А я уже несколько дней как заметил, что именно этой пробы нет на месте. Вас обманывают. Постыдитесь и опомнитесь. С утра до ночи вас поят водкой, и ваш мозг уже неделями не был трезв.

Старший геолог вскочил, хищным жестом схватил пробу сфалеритовой руды, внимательно рассмотрел её расширенными, покрасневшими глазами, скривил лицо в грозной, устрашительной гримасе и бросился в свою палатку. Через секунду он выскочил оттуда с ружьём в руках. Несколько рабочих, опасаясь, что может случиться беда, кинулись остановить его, но он растолкал их и, ни слова не сказав, скрылся в лесу.

– Трудный человек! – произнес кто-то. Профессор Мартинов покачал головой, вздохнул, но ничего не ответил.

– Протрезвеет после прогулки, и всё пройдет! – дополнил кто-то другой.

В эту минуту прибежал от вертолёта профессор Иванов.

– Торопитесь. Возвращаемся! – крикнул он ещё издали, задыхаясь от волнения. В центральную станцию кто-то забрался. Скорее!

Все изумленно посмотрели друг на друга. Сам профессор Мартинов недоумевал, что такое могло случиться, но испуганный вид профессора Иванова заставил его быстро сесть в вертолёт. Аппарат поднялся и понёсся к вершине Орлиное Гнездо, к центральной станции экспедиции.

– Только Хромоногий и Медведь могли заварить эту кашу – сказал один из работников, оставшихся на месте и следивших за полётом вертолёта.

– Эх, где сорока посидит, там и напакостит, – пробормотал глубокомысленно другой рабочий.

Вертолёт высоко поднялся в небо, спустился наискось вправо и скрылся за еловым лесом. Его гуденье слилось со свистом сверчков, стрёкотом цикад и потонуло в шуме солнечного летнего дня.