Текст книги "Чайка − принцесса с гробом. Книга 12 (ЛП)"

Автор книги: Итиро Сакаки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

– …

Женщина подняла голову.

И на ее лице…

– У… у нее нет глаз! – раздался чей-то вопль.

Следом завопили и остальное.

Ее лицо появилось перед ними во всей красе.

И, как правильно заметил кто-то из них, глаз у него не было. На их месте виднелись пустые глазницы, похожие на две пещеры.

– А-а, она идет сюда! – на всякий случай добавил Тору.

– Н-не подходи!

– Не двигайся!

Мужчины снова закричали.

Они хотели броситься в бегство, но ноги не слушались.

Сражаться они тоже не могли.

Им оставалось…

– А-А-А-А-А!

…лишь вопить от страха до потери сознания.

***

Чайка окинула взглядом потерявших сознание мужчин… и недовольно надулась.

– Разочарована. Сильно.

– Да ладно тебе, – отозвался Тору, стоявший рядом с телами.

Одновременно с его словами с вершины скалы, под которой сидели мужчины, беззвучно спрыгнула Акари. В руке она держала небольшой мешочек.

С него она посыпала склон особым галлюциногеном, и тот падал прямо хулиганам на головы. Строго говоря, Акари использовала анестетик, но дозировка и сопутствующие препараты могли привести к тому, что он вызывал галлюцинации.

Или, говоря простым языком, белую горячку.

А поскольку хулиганы уже успели выпить, препарат подействовал очень быстро.

Они не только не заметили Тору, который в какой-то момент присоединился к их группе, но и уже после пары наводящих слов с его стороны полностью поверили галлюцинации.

– Ранена. В девичье сердце, – сказала Чайка, сидевшая на летающем гробу, затем взялась за гундо.

Гроб неспешно подплыл к Тору и Акари, после чего приземлился.

– Речь ведь не идет о том, что твое настоящее лицо ужасное. Мы специально тебя так загримировали и вроде бы даже объяснили, зачем.

– М-м…

Разумеется, на самом деле до смерти мужчин перепугал никакой не призрак, а Чайка. Она надела белую одежду, заколдовала гроб магией левитации, а сама забралась внутрь.

С учетом собственной бледности Чайки в белых одеждах и ночном мраке она сразу бросалась в глаза. А если вспомнить, что перед глазами мужчин висел зловещий гроб, одного только слова «призрак» уже хватило, чтобы воображение начало дорисовывать остальное.

«Безглазость» Чайки состояла всего-навсего в том, что на ее веках нарисовали большие черные круги. Дальше Тору бросил пару слов и повел галлюцинацию в нужную сторону.

– Ну и тут дело такое. – Увидев, что Чайка все еще дуется, Тору почесал щеку и добавил: – Будь ты по-настоящему страшной, мне не пришлось бы им что-либо говорить. Сейчас им по мозгам так вдарило как раз из-за контраста: такое милое личико – и вдруг нет глаз. Пойми уже.

– ...Правда?

– С чего я тебе врать буду?

– Тору. Правда. Так думаешь?

– Я же сказал, я не вру.

– ...Ладно. – Чайка просияла и кивнула.

Акари выслушала весь диалог и…

– Превосходно, брат. С тобой никто не сравнится в умении овладеть девушкой одними только словами.

– Перестань мое имя порочить.

– Пожалуйста, овладей еще и мной. Ну же. – Акари развела руки в стороны. – Можешь завоевать меня любыми словами, которыми только захочешь, брат. Скажи, что я красивая, скажи, что я твоя богиня, скажи, что при мысли обо мне ворочаешься всю ночь и не можешь уснуть, скажи, что на самом деле больше всего на свете любишь брюнеток с пронзительным взглядом и так далее.

– Как-нибудь в другой раз, – ответил Тору сестре, которая начала наседать на него с безразличным выражением лица, а затем вновь окинул взглядом мужчин. – Ну, в какой-то степени, наверное, подействовало.

Даже сейчас мужчины корчились и стонали – не иначе видели в кошмарах померещившегося им призрака.

***

– Доброе утро.

Как и вчера, Тору притащил на кухню охапку дров на день. Там его встретили Дойл и помогавшая ему Миша.

В столовой тем временем занимались приборкой Чайка и Акари, одетые во вчерашние наряды.

– Тору. Будь осторожен, наверняка они придут и сегодня. Я возьму их на себя, а ты можешь спрятаться в комнате, – сказал Дойл.

– А-а…

– Возможно, ты не так уж и слаб, но прошу: никакого насилия в стенах «Белого цветка».

– Как пожелаете. – Тору постарался согласиться с как можно более недовольным видом.

Разумеется, он не мог сказать хозяину гостиницы, что «мы их так перепугали, и какое-то время они сюда не сунутся».

«И по крайней мере, обошлись без насилия».

На самом деле они могли так поколотить тех хулиганов, что те точно больше не стали бы приближаться к «Белому цветку».

Но так они лишь выиграли бы немного времени, пока наместник не собрал бы людей покрепче. Сообщив противникам о «засаде» в лице отряда Тору, они помогли бы наместнику придумать ответные меры.

Поэтому загадочная история о духе неупокоенного мертвеца могла оказаться даже выгоднее.

В свое время Тору и Акари обучали, как использовать гипноз и наводить галлюцинации, чтобы вносить сумятицу во вражеские ряды. Конечно, речь шла не о призраках, а о внушении, что армия попала в засаду или западню, и это выматывало бойцов значительно сильнее, но сейчас пришлось подстроиться под ситуацию.

«Вот только… не думаю, что так все и закончится. В неприятную мы все-таки историю вляпались», – подумал Тору… после чего вновь вздохнул при виде сомнительных одеяний Чайки и Акари.

Часть 3. Истина великого лучника

Она почувствовала, как что-то легкое оказалось у нее на макушке.

– М-м?..

Девушка с длинными серебристыми волосами недоуменно моргнула, на миг скрывая фиолетовые глаза.

Из-за заколки в виде бабочки ее было прекрасно видно в любом полумраке… в том числе в лесном. Вне зависимости от того, желала девушка или нет.

– Курлык.

– М-м?!

Лицо девушки напряглось, а сама она поняла, что ничего хорошего ее не ждет.

– К-к-к-курлык!

– Опять?! – воскликнула девушка, на голове которой сидел горный голубь.

Точнее, ладно бы он просто сидел, но голубь уже принялся усердно клевать девушку в сребровласую макушку. Он долбил так часто, что извлекал из головы почти механические звуки.

– Больно, больно, крайне больно, прекрати, прекрати, требую!

– К-к-к-к-к-курлык!

– Мья-а-а-а-а-а!

Девушка бросилась куда глаза глядят… но уже скоро раздался отчетливый стук, и она повалилась на спину. Багаж, который она таскала за спиной, зацепился за ветку над головой.

– Курлык!

Голубь снова запрыгнул на голову девушки, почуял, что возможность выдалась идеальная, и начал клевать ее уже в лоб под корни волос.

Девушка не могла подняться – она слишком торопилась, к тому же багаж тянул ее обратно к земле. Она лишь лежала на спине и беспомощно размахивала ногами, словно перевернутая черепаха.

– ...Что ты вытворяешь? – устало спросил брюнет с черными глазами.

Он взмахнул рукой, и голубь, издав напоследок недовольный «курлык», скрылся между деревьев, хлопая крыльями.

– Тору. Благодарю, – поблагодарила она диверсанта по имени Тору Акюра, поправляя растрепанные волосы.

– Чайка, – обратился Тору к своей сребровласой хозяйке. – Тебе уже прямо в лицо плюют…

– Нет. Не плюют. Клюют.

– Я в том смысле, что всерьез тебя не воспринимают.

Тору посмотрел вслед улетевшему голубю и вздохнул.

Когда они были здесь в прошлый раз, Чайка попыталась утащить яиц из его гнезда, за что голубь ее всю исклевал. Наверняка он запомнил Чайку – как минимум по характерным волосам – и вновь напал, когда та приблизилась к голубиному дому.

Хоть и считается, что птицы обладают никудышной памятью, голубь, кажется, затаил глубокую обиду. А может, просто решил, что Чайка – легкая добыча.

– Ну, как я говорил в прошлый раз, она мать. Она будет сердиться на тебя, пока птенцы не вылупятся и не повзрослеют.

Не только диверсанты, но и любые хоть когда-либо жившие в лесу люди знают, что звери и птицы с детенышами куда опаснее обычных.

– М-м… узы родителей и детей. Нужно уважать.

Наконец Чайка смогла перекатиться на бок и оторваться от земли.

– Не знаю, можно ли тут об узах говорить. По-моему, это у них просто повадки такие, – со вздохом ответил Тору.

И тогда…

– ...Что вам нужно? – раздался голос по ту сторону плотного занавеса из растений, росших на склоне холма. – Мне казалось, срок охраны еще не закончился.

Только голос. Собеседник не показывал себя.

Более того, отряд Тору вообще ни разу в жизни его не видел.

Холмы были его «территорией»... то есть домом. Он прекрасно понимал, откуда надо говорить, чтобы его услышали. Благодаря этому он мог без труда вести переговоры, не высовываясь из укрытия.

Гленн Донкервурт.

Некогда его знали как «великого лучника». А также как одного из восьми героев «отряда самоубийц», в свое время победивших императора Газа.

Также он владел частью останков императора. Он согласился отдать ее отряду Тору при условии, что они тайно защитят одну гостиницу от недоброжелателей…

– Опять только голос?.. – проворчал Тору.

Он полагал, что теперь Гленн, быть может, выйдет к ним лично… но тот, как и следовало ожидать, надежно спрятался от глаз.

– Ты не сможешь отыскать его магией? – тихо спросил Тору у своей спутницы.

– Множество. Препятствий, – ответила Чайка, хмурясь. – Невозможно отыскать источник звука. Невозможно отыскать источник тепла.

Хотя среди заклинаний есть те, которые позволяют собирать информацию об окружающей среде, здесь, в дремучем лесу, отыскать Гленна с их помощью вряд ли получилось бы. В принципе, Тору мог почуять любого противника, находящегося достаточно близко, однако Гленн держался на значительном расстоянии, к тому же с легкостью затерялся бы среди прочей лесной живности. Некоторые диверсанты способны не только чуять противников, но и чутьем же отделять животных от людей, однако таких высот Тору пока не достиг.

– ...Ладно, как скажешь.

Он спрашивал Чайку лишь на всякий случай. Они пришли сюда вовсе не затем, чтобы сражаться с Гленном.

– Мы проработали в гостинице десять дней… – продолжил Тору, понимая, что ничего другого не остается. Говорил он негромко, зная, что Гленн наверняка засел так, чтобы слышать их как можно лучше. – И все равно я считаю, что оборонять ее невозможно. Что за ненависть к любым формам насилия? Как твой сын докатился до того, что молча терпит любые удары?

В обмен на «останки» Гленн потребовал, чтобы они защитили гостиницу, которой владел его сын, от нападок хулиганов. И отряд Тору счел бы задачу легкой… если бы сын Гленна, Дойл, не запрещал прибегать к насилию, не терпел бы преступления, на которые шли хулиганы, и не просил бы воздерживаться от любой физической расправы.

Охранять такого человека практически невозможно.

Да, отряду Тору удалось придумать, как на время отвлечь хулиганов от гостиницы «ненасильственным» путем, но в следующий раз та же тактика вряд ли сработает.

По всей видимости, Дойл на дух не переносил отца… а вместе с ним возненавидел и насилие. Правда, до сих пор Гленн не вдавался в подробности.

– Он меня ненавидит, – донесся голос, таивший в себе толику самоиронии. – Отца, которого все называют героем войны.

– Вот этого я как раз и не могу понять. Простой конфликт отца и сына – это ладно, таких историй пруд пруди. Но как он дошел до такого неприятия насилия? Мне уже кажется, что он не только тебя, но и вообще всех военных ненавидит.

– ...Вроде как он сильно ругался со своей невестой, пока они не поженились, – послышался в ответ проникновенный голос Гленна.

Жена Дойла, Миша, тоже в свое время состояла в армии… но дезертировала.

– Короче… говори уже подробности. Практически невозможно защищать человека, если он не хочет тебе в этом содействовать. Если в самый нужный момент он решит нам помешать, ничем хорошим дело не кончится.

– …

Какое-то время Гленн молчал.

Возможно, великий лучник раздумывал, отвечать ли ему.

Но наконец…

– Мой сын считает, что я бросил его и мать ради войны… то есть я выбрал не семью, а войну. Поэтому он уверен, что это же относится ко всем воякам, – рассказал Гленн немного дрожавшим от сомнений голосом.

***

Тору Акюра стал диверсантом.

Все свое детство он и его сестра Акари Акюра провели в тайной деревне диверсантов Акюра, где тренировались изо дня в день.

Их тренировки включали в себя оттачивание любых навыков, которые могут пригодиться диверсанту на поле боя. Большая их часть относилась непосредственно к битвам.

Другими словами, они учились убивать.

Понятное дело, участие в битвах всегда подразумевает, что умереть может любой, поэтому даже во время тренировок диверсант постоянно рискует жизнью. Порой ошибки в ходе тренировок действительно стоили кому-то жизни.

Поэтому Тору и другие диверсанты воспринимали смерть как нечто, витающее совсем рядом. Можно даже сказать, они считали ее очевидным исходом, который мог настигнуть их собственные тела в любое мгновение.

Причем смерть… совсем не обязательно дожидалась битв или несчастных случаев.

– Брат. – Когда Тору и Чайка вернулись к «Белому цветку», в дверях их встретила Акари.

Понимая, что Дойла и его семью нельзя оставлять без защиты, Тору сказал Акари охранять гостиницу, а сам с Чайкой отправился на переговоры с Гленном.

– Что? Что случилось? – Он заметил, что, хоть Акари и казалась как всегда невозмутимой… тон ее голоса все-таки немного изменился.

– Как только вы ушли… – сказала Акари и указала вглубь гостиницы… но не в гостевые комнаты, а в те, где жила семья Донвервурт.

И похоже… в этот раз беда пришла не от хулиганов.

– … – быстро переглянувшись с Чайкой, Тору вошел в приоткрытую дверь. – ...Вот как.

Он прищурился и посмотрел на ребенка, лежавшего на постели.

Очаровательный малыш, которого посторонний мог принять и за мальчика, и за девочку. Одним своим видом он вызывал умиление у всех окружающих, даже у диверсанта Тору.

Маленькая жизнь, не способная еще ничего сделать… и потому бесконечно чистая и невинная.

Однако…

– Тарис…

Ребенок дышал прерывисто и явно мучился от боли, терзавшей все его тело.

Внезапная болезнь способна подкосить всякого, как ни старайся вести здоровый образ жизни. Случалось такое, что еще вчера ребенок весело бегал со сверстниками, а уже с утра не может и пары слов связать.

Впрочем…

– Ему резко стало плохо. Он лег у себя в комнате, но недавно начал бредить, – пояснила Акари.

– Тарис… – вновь повторила имя мальчика его мать Миша, которую вид больного ребенка довел до полной растерянности. – Ах, Тарис…

Она огляделась по сторонам, словно надеясь отыскать спасение… и, наконец, посмотрела на мужа.

– Может… это из-за меня?

– О чем ты? – нахмурился и переспросил Дойл Донкервурт.

– Ведь я… п… полукровка… – ответила Миша со слезами на глазах.

На голове у нее виднелась пара рогов, которых у обычных людей не бывает.

Полукровки – бойцы особого назначения, которых выращивали в военное время, подвергая человеческих зародышей влиянию магии в утробе матери. Большая часть полукровок имеет какие-либо внешние отличия от обычных людей, которые отражают их способности… и помогают отличить их от простых солдат.

В случае Миши символом ее положения стали рога. Теперь она заволновалась, не отразились ли особенности ее тела на малыше.

– Не говори ерунды. Эта болезнь не имеет к тебе никакого отношения, – отрезал Дойл. – Эти пятна на руках и ногах, учащенное дыхание… не буду вдаваться в прочие подробности, но это та же самая болезнь, что поразила мою мать и сестру.

– ...Э? – Миша изумилась ответу и недоуменно заморгала.

Они познакомились уже после смерти матери и сестры Дойла, поэтому ей и в голову не приходила возможная связь болезни Тариса с недугом, от которого погибли родственники Дойла.

Однако…

– Наверное, если кого-то из нас и винить в случившемся, то меня. Членов нашей семьи эта болезнь поражает особенно легко, – с досадой в голосе проговорил Дойл.

– Н-но ведь болезнь твоей матери и сестры… – Миша не нашла, как закончить фразу.

Дойл Донкервурт говорил, что они погибли от болезни. А значит, болезнь Тариса – не из тех, которые можно победить обычными лекарствами. Она прямо угрожает его жизни.

– У нас с собой есть лекарства. Если пожелаете, мы… – вызвалась Акари.

Во время обучения в Акюре наставники обнаружили в ней талант смешивателя-фармацевта и старательно развивали его. Семья Дойла не знала о том, что Акари диверсант… но сказать, что «у нас с собой есть лекарства», ничего не мешало.

Однако… Дойл покачал головой.

– Благодарю вас, но… потеряв от этой болезни двух близких родственников, я решил как следует изучить ее природу. Между появлением симптомов и точкой невозврата проходит около четырех дней… и за это время пациента может вылечить лишь специалист в лечебной магии.

– Магии…

Тору и Акари невольно посмотрели на свою хозяйку.

– …

Чайка была магом.

Однако в ответ она поежилась и виновато покачала головой.

– Необходимы… специалист… специальное гундо.

По всей видимости, умение использовать магию не превращало человека в лекаря. Быстрое развитие магических технологий привело к появлению множества всевозможных магических аппаратов, с некоторыми из которых могли управиться лишь узкие специалисты.

– Один такой есть в Аксре, – сказал Дойл, поднимая голову. – Как раз от него я и услышал про болезнь. Не волнуйся… я обязательно спасу тебя. В тот раз я был ребенком и не мог ничего сделать, но сейчас…

На мгновение Дойл поморщился от душевной боли – не иначе вспомнил «тот раз».

А именно – подробности смерти матери и сестры.

– Сейчас я уже знаю, что делать. Сейчас я взрослый и могу это. К тому же со мной ты. Мы обязательно спасем Тариса, – сказал Дойл Мише, после чего повернулся к отряду Тору. – Прошу прощения, но мы должны готовиться к поездке в город. Можете ли вы присмотреть за гостиницей в моей отсутствие?

– Можем, но…

– Тогда прошу, – быстро закрыл Дойл тему и скрылся в дальней комнате.

Путь до Аксры не очень близкий, и дорога требовала определенных приготовлений. Особенно если с тобой больной ребенок.

– Спасибо вам. – Миша взяла Тариса на руки и проследовала за мужем.

***

Вопль прокатился по всему особняку.

Слуги переглянулись, затем снова опустили взгляд и вернулись к работе. Каждый сделал вид, что ничего не слышал.

На самом деле они прекрасно знали, кто и из-за чего издал этот вопль. Знали они и то, что мудрее всего будет убедить себя, что событий, приведших к воплю, никогда не происходило… ведь следующий вопль вполне мог издать тот, кто захотел сунуть нос не в свое дело.

– Какой, к черту, «призрак»? – выпалил хозяин особняка Бенджамин Маркос, наместник этих земель.

На полу перед ним лежали бандиты, которых он нанял избавиться от мешавшей гостиницы «Белый цветок», принадлежавшей Дойлу Донкервурту. Бандиты держались за горло и стонали.

– Струсили и сбежали. Стыдно должно быть, «вояки». Вот почему на разбойников нельзя полагаться.

– …

Бенджамин отчитывал мужчин, а рядом с ним стоял примечательный человек.

Худой, невысокий… и не дававший сказать о себе что-либо еще. Его голову скрывал черный капюшон, а тело – черный плащ. Он напоминал тень, которая вдруг решила подняться с пола.

Однако кое-что отличало его от тени – гундо, испускавшее голубое свечение.

Маг. Причем не просто маг, а…

– Впечатляет.

– … – капюшон мага чуть сдвинулся. Видимо, он кивнул.

На его плечо беззвучно опустилась птица, глаза которой горели странным голубым светом.

Обычно этих существ называли «кокатрисами».

Их считали разновидностью фейл – существ, способных применять магию. Мужчин мучил не сам маг, а заклинание птицы.

Сама по себе магия кокатрисов не наносит урона.

Они способны манипулировать лишь нервами. Но этого хватает, чтобы полностью сбить с толку чувства жертв.

Скажем, они могли повлиять на нервы рыбы и внушить ей, что она находится в воздухе. Та испытала бы страшные мучения и попыталась бы поскорее выскочить «наружу», все еще находясь в воде.

Также они могли подменить ощущения человека от дыхания обжигающей болью в горле, которая приводила к страшным мукам при каждом вдохе.

При необходимости они могли менять местами зрение и слух или наслаждение и боль… Фактически власть над нервами позволяла им подчинить себе любое существо.

Тщательно отрегулировав внушение, они могли заставить жертву задушить себя, чтобы вырваться из мучений. Таким образом, хотя магия кокатрисов и не наносила урона, она могла убить их добычу.

– Я недаром заплатил такие деньги, чтобы вызвать тебя, – довольным голосом продолжил Бенджамин. – Ты же умеешь управлять и другими фейлами?

– Кроме. Драгунов. Кракенов, – ответил маг в черном.

Речь его была прерывистой, словно он разговаривал словами, а не предложениями. Возможно, он приехал из какой-то далекой страны, где не говорят на общеконтинентальном наречии.

– Плюс. Ограниченное. Число.

– Неважно. Там всего-то владелец гостиницы и его семья, никаких затруднений возникнуть не должно. Займись ими сейчас же. Времени почти не осталось, так что можешь не мелочиться. В общем, как только я узнаю, что они действительно «исчезли», получишь оставшуюся половину.

– Есть, – маг кивнул и перехватил гундо. – Паула. Паула. Орд. Нансе. Певсе… Фоф. Тинель…

По ходу заклинания в воздухе начали неспешно вращаться диаграммы.

И наконец…

– Явись… «Подчинитель».

Диаграмма вспыхнула особенно ярко.

А в следующее мгновение…

– !..

Бенджамин услышал странный звук, обернулся и увидел за окном нечто черное.

На первый взгляд оно могло показаться лошадью… но нет.

Об этом красноречиво говорил рог на голове.

И еще красноречивее – то, что за окном второго этажа, на высоте от земли, никакой лошади стоять не могло.

– Единорог!.. – изумился Бенджамин.

Маг, в свою очередь, не обратил внимания ни на него, ни на корчившихся мужчин, прошагал прямо к окну и открыл его.

Единороги считались хищными псевдолошадьми, нападавшими на людей безо всякой пощады, однако этот спокойно позволил магу оседлать его.

– До свидания, – сказал маг, и капюшон вновь покачнулся.

Когда Бенджамин понял, что тот поклонился, маг и единорог уже пропали с его глаз.

Оставив после себя лишь характерный звук копыт, отталкивавшихся от воздуха.

***

Приготовления семьи Дойла затянулись.

Двухдневный пеший поход с больным ребенком требовал обстоятельной подготовки.

К тому же Дойл знал, что нужен хулиганам. Пускай отряду Тору удалось настолько их запугать, что к «Белому цветку» они больше не приближались, но рядом с городами семью Дойла могли атаковать уже другие бандиты. Никто не мешал наместнику нанять еще несколько шаек.

Поскольку Дойл в силу своего характера избегал силовых решений, встреча с бандитами означала бы терпение и бегство. И продукты, и прочие припасы для ночлега на воздухе приходилось выбирать легкие и не затруднявшие движений.

– Господин Донкервурт, – раздался голос Тору в комнате, где готовился к дороге Дойл. – Мы идем с вами. Вы не сможете убежать от хулиганов, если с вами будет Тарис. К тому же ближайший путь в город пролегает через мост… так что, если там кто-то засел, столкновения не избежать.

– ...Хочешь сказать, вы будете нас защищать? – Дойл прервался и поднял голову. На его лице отражалось сомнение.

– Как я уже упоминал, мы немало путешествовали. Кое-какие познания в самозащите у нас есть.

Прошло лишь пять лет после окончания войны… окрестности городов до сих пор кишели бандитами, разбойниками и так далее. Оставшись без основной работы, многие бывшие солдаты вступали на путь беззакония.

Если пассажиры регулярных, охраняемых повозок и машин и способные заплатить телохранителям купцы могли чувствовать себя на дорогах в относительной безопасности, то остальные путники рисковали жизнью… а если не могли постоять за себя, то просто выбрасывали ее на помойку, едва покидали город.

Поэтому Тору говорил вполне правильные вещи, однако…

– Мне всегда было интересно, вы что… бывшие солдаты?

– Ну… вроде того. – Тору пожал плечами. – Вы не любите военных, мистер Донквервурт.

– Ага. – Дойл кисло улыбнулся. – Во время нашей первой встречи я вел себя с Мишей довольно грубо.

– ...Потому что полукровок создавали для войны?

Технологию создания полукровок придумала армия. Все полукровки, еще оставшиеся в живых, либо в свое время были военными, либо вовсе не переставали ими быть.

– Но почему?

– …

– Знаете, мне в голову приходила мысль. – Тору старался тщательно выбирать слова. – Мне доводилось слышать фамилию «Донкервурт», когда я служил в армии. Так называли «великого лучника»...

– Значит, ты о нем слышал? – Дойл поморщился.

Стало быть, он и в самом деле ненавидел в первую очередь Гленна, а не военных. Неприязнь к военным – лишь следствие того, что военным был Гленн.

Однако…

– Ты тоже из тех, кто восхваляет его и называет «великим лучником»?

– Нет. Честно признаться, я толком не успел поучаствовать в битвах – война уже успела закончиться. Я слышал о нем, но не более, – ответил Тору. – Значит, вы в самом деле его родственник?

– ...Он мой так называемый «отец», – бросил Дойл. – Но другие преклоняются перед ним как перед «великим лучником». Перед никчемным фанатом войны, который ушел на нее, бросив жену и детей, и никогда не вернулся.

– Фанатом…

– Он… и все военные, подобные ему, думают лишь о том, чтобы сражаться и прославиться на войне. Они никогда не возвращаются – ни когда их жена и дети умирают от болезни, ни когда уже умерли. Я писал ему, писал постоянно. Я был еще ребенком и не мог ничего сделать в одиночку. Умерла мать, через год сестра… а мне оставалось только смотреть на их страдания и смерть.

– …

Дойл тоже ругал себя за бессилие, которое помешало ему спасти дорогих людей.

Но…

– Какой еще «великий лучник»? Какой еще «герой»? Он… он только и может, что убивать людей стрелами. Он не смог спасти даже своего ребенка. Чем хороша его сила? Что за придурки станут восхвалять его и…

Дойл прервался и замолк.

Видимо, он спохватился и понял, что дал волю эмоциям. Дойл глубоко вдохнул и выдохнул, чтобы успокоить разгоревшийся в душе огонь.

– Я не такой. Я спасу своего сына.

– …

– Я понимаю, тебя не в чем обвинять. Прости.

– Нет, не стоит извиняться, – сказал Тору, а затем…

«Сейчас я действительно залезу не в свое дело».

Чуть разочаровавшись в себе, он продолжил:

– Но вы знаете, возможно…

– Хм?..

– Бывает такое, что… человек не может вернуться при всем желании, – сказал Тору, вспоминая слова Гленна, произнесенные им после битвы.

«Ладно, неважно. Все равно мы ее только от неизбежности убили. Да и война уже кончилась. Мне незачем в нее стрелять».

В голове Тору эти слова, произнесенные с толикой раскаяния, никак не сходились с образом «фаната войны», который рисовал Дойл.

Безусловно, случается такое, что окончание войны меняет характер человека, но…

– Обстоятельства бывают разные. – Тору прокрутил в голове «причины», о которых недавно рассказал Гленн, и продолжил, тщательно выбирая слова: – Если человек, которого называют «великим лучником», покинул бы передовую, этим он нанес бы армии огромный урон.

Именно поэтому дезертиров карают так строго.

Куда важнее не то, что дезертир не исполнил свой солдатский долг, а то, что своим поступком он поставил под удар жизни многих бывших товарищей.

– Разве мог он вернуться домой, зная, что его уход способен привести к десяткам, нет, сотням смертей?

– ...Я не мог вернуться. Мои жена и дочь заболели и страшно страдали. Мой сын писал мне письма и просил о помощи… и все равно я не мог.

– Почему?

– На то время мы сидели в крепости в долине… и враг сильно наседал на нас. С каждым днем раненых становилось все больше, к тому же линия фронта постоянно растягивалась и нам не могли прислать подкрепление. Собственно, офицеры решили, что «у них “великий лучник”, ничего с ними не случится», и поэтому никого не присылали.

– Так значит…

– Именно. Ситуация сложилась такая, что без меня крепость бы немедленно пала. Всех моих раненых товарищей переубивали бы. Мои ловушки погубили многих вражеских солдат. Я прекрасно знал, в какой ярости наш враг.

– И выбрал соратников, а не семью?

– Ну, выходит, что да. Конечно, из писем ребенка я не понимал, что за болезнь поразила моих жену и дочь. Я не знал, умрут ли они. У меня в крепости было с дюжину раненых. Если бы крепость пала – погибло бы вдвое больше, а затем под удар попали бы близлежащие деревни и города. Я знал, что умрут по меньшей мере пятьдесят человек, а от меня требовали сделать выбор…

– Но ведь… – протянул Дойл. – Получается, он решил, что жизнь десяток товарищей ему важнее, чем жизнь членов семьи?

– Ну…

Получается так.

Если считать, что жизнь всех людей имеет одинаковую ценность, десять товарищей действительно важнее двух родственников.

Нельзя сказать, что Гленн «ошибся».

Но с учетом своей позиции Дойл не мог признать, что отец поступил правильно.

Неудивительно, что он решил, будто отец «бросил их».

– Возможно, настоящие герои действительно даже не вспомнят о семье, спасая товарищей. Наверное, военные восхищаются такими историями… Но я не стану его прощать.

– … – Тору вздохнул.

Он, как посторонний, не имел в этом вопросе права голоса, к тому же никто не обязывал его налаживать отношения между отцом и сыном.

И тогда…

– Короче говоря, я его…

В следующую секунду Дойла прервали.

Криком. И грохотом.

***

– Фейлы!

Пусть Чайка и сорвалась на крик, но отреагировала быстро.

Обычно она не отличалась проворством… да и вообще привлекала к себе внимание неуклюжестью, но тем не менее сейчас кинулась к гробу без малейшего промедления.

Она не мешкала ни когда открывала крышку, ни когда начала собирать гундо, а ведь обычный человек, столкнувшись лицом к лицу с фейлой, не смог бы от страха и пальцем пошевелить…

– Чайка! – воскликнула Акари, на ходу доставая из кармана метательный нож и кидая его.

Клинок пролетел точно перед глазами Чайки и помешал кокатрису поразить ее магическим взглядом.

– Акари. Спасибо, – ответила Чайка, продолжая возиться с гундо.

А рядом с ней…

– Вы…

Стояла ошарашенная Миша, прижимавшая к себе больного Тариса, и не знала, что сказать.

Но оно и понятно, ведь до сих пор Чайка и остальные говорили, что они «просто путники». Будучи полукровкой, а значит бывшим военным, Миша прекрасно понимала, что повторить трюк Акари способен не каждый. Кроме того, она хорошо знала, для чего нужны гундо.

– Объясним. Позже! – воскликнула Чайка, достала из гроба патроны с сухим топливом и зарядила в гундо.

Пока что ни о каких разговорах не могло быть и речи, поскольку в «Белый цветок» ни с того ни с сего влетели два кокатриса.

Однако…

– Что там, Чайка?! О как.

Тору вбежал в зал из дальней комнаты, тут же увидел порхавших кокатрисов и нахмурился.

– Брат! – откликнулась Акари и бросила ему недавно извлеченную из багажа пару стилетов.

Свой любимый молот она при этом еще не достала, поскольку прекрасно разбиралась в отличиях… и преимуществах того и другого оружия.

– Спасибо!

Поймав все еще зачехленные клинки, Тору приложил рукояти к отпечатанным на ладонях эмблемам.

Комбоклинки, позволявшие пропускать через себя энергию и таким образом становиться частью тела бойца, лучше всего проявляют себя именно в замкнутых пространствах. Их главная сила – в возможности точно контролировать направление удара. В свою очередь молот Акари, требовавший постоянного вращения, для битв в помещениях не годился.