355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Итан Блэк » Мертвый среди живых » Текст книги (страница 9)
Мертвый среди живых
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 02:02

Текст книги "Мертвый среди живых"


Автор книги: Итан Блэк


Жанр:

   

Триллеры


сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Халл сидит, уставившись на удостоверение, наконец возвращает его. Однако не хочет говорить о перилах.

– У меня встреча, – говорит он, поднимаясь и вновь обретая чуточку достоинства.

Так Уэнделлу и не удается поговорить с ним о перилах.

Не удается завести настоящий разговор.

Уэнделл не видит, как вернувшийся в офис Халл, обливаясь потом и дрожа, вынимает из кармана сотовый телефон.

Уэнделл не слышит, как Халл называет собеседнику его, Уэнделла, имя и школу.

Глава 10

Кувалда не такая уж и тяжелая, но в руках сержанта техслужбы Нью-Йоркского департамента полиции она лупит по дверям со страшной силой. Летят куски дерева и краски. Детективы и полицейские заслоняют глаза от щепок.

– Откуда мне знать, сменил ли Най замки? – канючит комендант дома, где живет Уэнделл, стоя у Воорта прямо за спиной.

– Уберите его из квартиры, – приказывает Воорт полицейской бригаде. В руке у него новенький «ЗИГ-зауэр» калибра девять миллиметров.

Пройдя сквозь раздолбанную дверь, Воорт щелкает выключателем, и свет лампочки в шестьдесят ватт заливает бывшую прямоугольную кладовую, которая теперь служит жилищем Уэнделлу.

Первая часть обыска самая опасная, и Воорт это знает. Примите на веру, что подозреваемый не прячется в шкафу, ванной или под кроватью, и тогда весьма вероятно, что из дома на носилках вынесут не его, а вас.

– Он никак не хотел запираться на крепкий замок, – добавляет комендант.

Детективы проскальзывают внутрь – Воорт налево, Мики направо. Двойной охват с открытой дверью позади, чтобы бригада поддержки могла видеть происходящее.

Окно должно находиться за занавеской из простыни в противоположном от них конце. Жилище освещают расставленные в разных углах лампы. Кухонная клетушка направо, дешевый обеденный стол фирмы «Формика» налево. Жилое пространство прямо впереди, а чуть дальше тренировочная скамья с дисками для штанги и дверь в ванне.

Бывший морской пехотинец Мики произносит:

– Чисто, как в бараке.

В гостиной два разных стула и шаткий кофейный столик – допотопный сосновый, да еще с трещинами. Кресла в стиле времен королевы Анны вспороты, из сидений торчит белая набивка. У красного вельветового кресла нет передней ножки, вместо нее подложены книги.

– Мебель из департамента санитарии, – усмехается Мики. – Большая распродажа у тротуара, пока не появляется мусоровоз.

Воорт показывает ему рукой в сторону ванной.

Вся квартира тесная, вызывающая чувство клаустрофобии, но сияет чистотой, за исключением самодельных книжных полок, забитых книгами в твердых переплетах и покетбуками в мягких обложках. Книги лежат стопками от пола до потолка. Книги теснятся… Они сложены возле кровати, где Уэнделл, должно быть, читает вечером Тенсора. Ни одного фото. Ни единой безделушки. Никаких бейсбольных сувениров или школьных призов. И даже нет календаря.

Воорт чувствует запахи моющего средства и смазочного масла, а также влажный запах гниющей бумаги, который напоминает ему библиотечные завалы в архивах полиции.

Все заработанные деньги, видимо, ушли на первоклассный ноутбук фирмы «Делл», который стоит на самодельном столе из двери, положенной на видавшие виды металлические шкафчики, а также на набор дисков для штанги и тренировочную скамью, стоящую перед старым телевизором с большим экраном.

– Чернорабочий – с работы домой и из дома на работу, – говорит Воорт, чувствуя одержимость в блестящих дисках и пятнах пота на потертом коврике.

Под кроватью никого, потому что она представляет собой пружинный матрац. Выйдя из тесной ванной, Мики делает знак, что в душевой размером с клеть никого нет.

Все чисто в этом сочетании тюремной камеры и дортуара колледжа.

Гнев вместе с интеллектом…

Ярость и самоконтроль.

Ни одного домашнего любимца. Нет изысканной еды и одежды, нет развлекательной электроники. И оружие тоже отсутствует. Никаких снимков, относящихся к семейной или общественной жизни. В буфете стоят консервы. Большая кастрюля в холодильнике наполовину заполнена тушенкой, которую Уэнделл ест вечер за вечером. Хватит на шестерых.

– Вероятно, тысячи одиноких мужчин Бруклина живут как отшельники, – говорит Воорт, – и не важно, являются ли они школьными учителями. Но вот что изменило этого?

Из коридора кричит комендант:

– К этому времени он обычно дома, если идет домой. Правда, иногда где-то ночует.

– И где же?

– Я-то откуда знаю?

Мики кричит полицейским:

– Закройте дверь – в квартире все чисто!

Воорт старается не спешить, поскольку начинается вторая часть обыска – просмотр ящиков столов, собирание мусора, изъятие зубной щетки для анализа ДНК.

– Я займусь компьютером, – говорит Воорт, имея в виду, что Мики возьмет на себя книжные полки. Касаясь клавиш ноутбука, он слышит, как напарник пролистывает книги, тряся их и простукивая.

– Везунчик, послушай название: «Ум серийного убийцы».

– Звучит.

– А вот «Как ФБР поймало киллера Девяносто пятой трассы».

– Особый раздел библиотеки, да? – Кажется, в комнате становится жарко.

– «Секреты голливудских мастеров грима. Вы тоже можете изменить внешность. Даже семья вас не узнает».

Воорт идет трудным путем. Счета. Интернет. «Лексис-Нексис», а это означает, что Уэнделл обладает дорогой подпиской и ему доступна любая статья и по любой теме.

Пока ничего незаконного.

19.32.

Надо проверить, нет ли здесь чего связанного с Габриэль Вьера и Филиппом Халлом.

Когда Воорт обращает внимание на шкафчики, Мики все еще возится с названиями: «Деловая тактика в двадцать первом веке».

– А вот теперь мы собираемся нарушить закон, – говорит Воорт.

В верхнем ящике он находит пару дорогих фотоаппаратов «Никон», телефотообъективы, дюжину коробок с пустой пленкой. Сердце начинает биться быстрее.

В следующем ящике он видит груду прямоугольных картонных коробочек с наклейками «Ричи», «Дуги», «184», «Записи в трейлере». Воорт находит пару карманных магнитофонов «Сони», две упаковки первоклассных двойных батареек и резиновую присоску для записи телефонных разговоров. Он видит в ящике сбоку нечто похожее на две шариковые ручки, но, присмотревшись, признает, что это не совсем ручки. Он развинчивает одну из них – любой может купить эти крошечные магнитофоны в магазине шпионских принадлежностей на углу Двадцать шестой улицы и Третьей авеню или в Интернете.

– Так, значит, наш парень ведет собственное расследование?

Относительно содержимого картонок Воорт разочарован – первые две оказались пустыми, и только в коробке с надписью «Ривердейл» лежит кассета.

Воорт ставит кассету в один из магнитофонов «Сони».

Качество звука превосходное. Он слышит свист проносящегося транспорта, звук дворников по ветровому стеклу и гудки клаксона. Звуки улицы становятся все громче, и поэтому у Воорта создается впечатление, что кто-то опустил стекло машины. Он слышит нарастающий звук шагов по мостовой и мысленно представляет, что кто-то быстро идет к автомобилю.

Мужчина дружелюбно говорит: «Ты хорошо провел время, Ричи».

Хриплый голос собеседника звучит в ответ уважительно: «Там никакого движения в два часа ночи. Скажите, где нам все это оставить?»

«Езжай за мной по дороге. Завтра нам понадобятся двадцатифутовые. Никто не видел, как ты что-то берешь, да?» «Думаете, я хочу в тюрягу?»

Помехи заглушают все остальное. «Что за двадцатифутовые?» – думает Воорт, не останавливая пленку на случай, если голоса появятся снова.

– Везунчик, взгляни-ка лучше на это, – произносит стоящий позади Мики.

Но Ричи возвращается и говорит: «Мы можем привезти остаток завтра».

– Везунчик!

Мики что-то протягивает – это фотоальбом, понимает Воорт. Мики тычет в альбом пальцем, и лицо напарника такое белое, что Воорт останавливает пленку.

– Это фотографии и статьи о тебе.

Воорт медленно листает страницы и с каждой фотографией все больше чувствует вторжение в свою личную жизнь. Вот Воорт у себя в саду, дома, вырезает статью из журнала «Дом и сад». Вот статья в «Нью-Йорк пост» о герое-полицейском, распутавшем дело Зешки, и биографический очерк «Люди», после которого – бодрое упоминание о деле Норы Клей. Несколько вырезок из «Нью-Йорк таймс» о «Клубе разбитых сердец» – там есть снимки офиса Воорта, самого Воорта, сидящего в «ягуаре» с Камиллой, Воорта в федеральном суде и джаз-баре Зеппы – там он любит бывать.

– По крайней мере это не его снимки, – говорит Мики.

– Ты всегда видишь хорошее.

Воорт снова включает магнитофон. Помехи. Он опять ставит пленку «Ричи».

На этот раз с Ричи говорит другой мужчина.

Ричи: «Ей не терпится снова увидеть вас».

Мужчина: «Если бы моя жена так трахалась, я никогда не уехал бы из Гарден-сити. Сколько ей платят твои парни?»

Ричи: «Порядочный человек об этом не говорит! Однако есть одолжение, которое вы можете нам сделать».

Помехи. Запись на проклятой пленке варьируется от великолепного звука до просто убийственных помех. Затем Воорт понимает, что помехи на обеих пленках похожи.

– Это помехи? – спрашивает Воорт Мики.

– Нет, Кливлендская симфония.

– Я серьезно. Все то же самое. Послушай – высокие, низкие, высокие. Ритмично.

– Наверное, в животе бурчит.

– Мики, – обрывает Воорт, – ты слышал когда-нибудь о «белом шуме»?

– Хочешь сказать, что это шум, похожий на волны? На лес? На дождь? По-твоему, это генератор «шума»?

– Я просто говорю, что один и тот же звук повторяется снова и снова, и возникает всякий раз, когда мы готовы услышать что-то важное.

– По-моему, тебе неплохо было бы вздремнуть.

Воорт открывает нижний ящик шкафчика, и дыхание его замирает при виде коричневых папок. Он просматривает наклейки.

«Ричи». «Дуги». «Айнвуд».

Но все они пусты.

«Что за…»

Воорт открывает папку под названием «Ривердейл».

– Фото, – констатирует Мики нахмурившись. – Что это? Дом? Отвесная скала или стена дома. Одно из двух – или Уэнделл – худший фотограф на свете, или я в художественной галерее Макса Протетча. Убийца-авангардист. Только этого нам недоставало.

Воорт пробует разглядывать снимки с разных сторон. Но чем больше они с Мики разбираются, тем меньше становится смысла.

– Я бы сказал, что фотограф лежит на земле и снимает под дождем. Видишь? Капли дождя на объективе. Вот нависает крыша. Это дом в стиле Тюдоров! Вот деревянный… по камню.

– Папка «Бруклин» пуста, – говорит Мики.

Воорт открывает папку «Путешествия», и сердце екает.

На этот раз перед ним длинный ряд снимков Габриэль Вьера с Шестой авеню. Понятно, что обреченной женщине и в голову не приходит, что она в видоискателе. Воорт видит, как Габриэль исчезает в здании, где будет убита. Габриэль садится в машину. Прогуливает в парке крошечного белого пуделя.

– Буду минут через двадцать, – говорит Ева в ответ на их звонок. – Неплохая работа, Воорт.

Спустя пару минут начальство уже в пути, а Воорт находит в мусорной корзине черновик письма «оскорбленного убийцы». Там же лежит и папка с надписью «Халл», в которой содержатся подробные записи о ежедневных ленчах жертвы в Центральном парке, плюс карта Ривердейла, в Бронксе – несколько улиц выделены желтым цветом, но не пересекаются.

– Мы достали его, – говорит Мики.

– Да? И ты видишь его?

– Передохни, Везунчик.

– Где же он? – произносит Воорт.

«Когда мертвые возвращаются, они выглядят как живые, но мозг, сердце и кровообращение у них иные. У нас, мертвых, другие мысли. Умерев единожды, мы уже не боимся умереть снова. И отчасти это делает нас свободными».

В 19.06 отец Дуглас Дэли, так значится в его водительском удостоверении, возвращается на Вторую авеню, после того как полчаса назад секретарша Эйдена Прайса сообщила ему, что Эйден задерживается, и поинтересовалась:

– Вы не против подождать? Вас не затруднит вернуться?

«Конечно, я был против, но сказал, что просто пройдусь вокруг. Так в намеченном плане возникло дополнительное время. Если мертвые чем-то и отличаются, так это умением планировать».

Уэнделл останавливается около здания, чтобы завершить мысль.

«Вот почему мертвые, возвращаясь, приносят с собой одну-единственную мысль: а ведь такого с ними не было, когда числились живыми. Им безразлична еда, питье, забота о семье. Отвергая все это, мы сосредоточиваем энергию на планах. Время – пустяк по сравнению со стремлением довести все до конца, а именно она и влечет мертвых к жизни».

Отец Дэли показывает удостоверение личности духовного лица частному охраннику в вестибюле.

– Можно попросить вас снова открыть дипломат, святой отец? Извините.

– Не стоит извиняться. Вы внушаете мне чувство безопасности, – улыбается священник, показывая сложенную газету, Библию и пузырек со «святой водой». Охранники в нью-йоркских зданиях, как он заметил, никогда не обыскивают посетителей, а значит, этот не найдет засунутый за пояс «глок», который потом обратно ляжет в дипломат.

– Что у вас с головой, отец?

– Мне нанесли удар во время грабежа нашим же серебряным подсвечником.

– Грабить священника. Мерзкое дело.

Промахнув пост охраны, отец Дэли переминается, а из прибывшего лифта тем временем выходят рабочие.

В этот час Уэнделл единственный, кто поднимается наверх.

«Я не слишком много болтаю? – говорит он в лифте, оставшись наедине с самим собой. – Ну да, мне лестно сознавать, что всякое мое высказывание будет позднее проанализировано целой армией психологов, социальных исследователей и репортеров; все они постараются разобраться в том, как одна-единственная цель поворачивает вспять смерть».

На указателе этажей – пятнадцатый.

Песня «Повяжи желтую ленту», звучащая в лифте, заглушает не только гул лебедок и канатов, но и стон механизма лифта, который борется с притяжением и поднимает Уэнделла все выше и выше.

«Но посреди этого одномыслия, должен признаться вам, будущие слушатели, меня поразило, что даже в мертвеце чувства меняются. Я говорю о тебе, богатенький. Видишь ли, именинник, ненависть моя к тебе иная, чем к другим людям…»

Тридцать шестой этаж.

«…потому что тебе полагается отличаться от них. Продолжим позднее. Я добрался до тридцать восьмого этажа».

Коридор в этот час пуст, по обеим сторонам запертые двери кабинетов и открытые туалетные комнаты. Нажимая кнопку звонка и входя в приемную Эйдена Прайса, Уэнделл напоминает себе: «Кроткий вид».

В книге издательства «Пингвин» «Завершение сделки» советуют: «Когда вы приходите на деловую встречу, то тем самым выходите на сцену. Исполнение роли означает, что ваши позы, речь и мимику следует передать изображаемой личности. Кто вы – почтенный проситель, самоуверенный конкурент или робкий будущий партнер? Создайте образ, который соответствует роли».

«Это, быть может, самая опасная роль сегодня. Будь осторожен».

Слегка сутулясь, отец Дэли подходит к секретарше, сидящей под эмблемой «Охранное агентство службы безопасности „Небесный рыцарь“». В прошлом году лондонская «Таймс» охарактеризовала эту компанию как одну из самых значительных частных фирм Нью-Йорка, занимающихся охраной. Дэли прочел о ней в Интернете наряду с такими компаниями, как «Кролл» и «Бо дайэтл ассошиейтс».

Размышляя над пестрящим знаменитостями списком клиентов, приведенным «Таймс», Уэнделл ожидал увидеть нечто большее, чем роскошь обстановки. Но помещение оказывается абсолютно функциональным, и в нем столько же сексуальности, как в транспортном бюро.

Вместо современного офиса из хрома и кожи или чего-нибудь в стиле Гарвард-клуба он оказывается в помещении Г-образной формы, где жующая резинку секретарша, сидя за небольшим столом, обозревает приемную с парой кресел из кожзаменителя, стоящих друг напротив друга, и кофейным столиком со стеклянной столешницей. Позади приемной отец Дэли видит белые перегородки офисных клетушек, владельцы которых покинули их до следующего дня.

Весьма незамысловато для компании, которая, согласно лондонской «Таймс», охраняет венесуэльское консульство. «Морган Стэнли», «Ситикорп», «Форд» и еще пятьсот компаний наняли на службу бывших полицейских высокого ранга, ушедших в частные охранные агентства, чтобы раскрывать мошенничества, защищать руководство и разрывать сети промышленного шпионажа.

– Мне очень жаль, но мистер Прайс все еще говорит по телефону с Вашингтоном, – произносит рыжеволосая секретарша, ненадолго оставив в покое резинку. Отец Дэли видит золотой крестик в ложбинке замечательной груди, оттененной белым блейзером. – Не хотите ли кофе?

– Благодарю покорно, возбуждающего не употребляю.

Поблизости находятся несколько служащих – это парни с большими животами, одетые в полосатые рубашки с нелепыми галстуками, бывшие полицейские или вояки – они надевают пиджаки от костюмов, купленных в магазинах готовой одежды, и идут домой.

Чтобы скоротать время, отец Дэли проглядывает журналы, сваленные в кучу в приемной, делая вид, что никогда их не читал. Эйден Прайс не чужд славе. Здесь лежат «Роллинг стоун», «Знаток вин» и «Вашингтон пост».

«Прайс был отмечен высокими наградами Управления полиции Нью-Йорка и до ухода в частную структуру имел чин лейтенанта, – пишет „Роллинг стоун“. – Он унаследовал контроль над компанией три года назад, после смерти бывшего владельца. Его часто видят разъезжающим по городу в „хаммере“ или „роллс-ройсе“, нередко его можно встретить в винном баре шикарного нового отеля „Женева“ болтающим с разным сбродом – от теннисной знаменитости Адама Адамски до известного мафиози Яунно Вивичека».

– С кем мистер Прайс говорит в Вашингтоне? – спрашивает Уэнделл секретаршу как потенциальный клиент, восхищенный контактами шефа.

– Офис сенатора Райкера. Разговор насчет программного обеспечения, отец.

– В таких делах я динозавр.

– Эйден создал тренирующую программу, чтобы помочь полицейскому департаменту в борьбе с наркоторговцами, вам понятно?

– Ненавижу насилие.

– Сенатор Райкер пытается оплатить эту программу за счет федеральных средств. Понимаете, грант? – шепчет секретарша, словно Эйден может услышать ее.

– Тереза? – кричит мужчина с той стороны офиса – так глухо, словно находится за закрытой дверью. – Появился отец Дэли?

– Интерком сломался, – говорит секретарша Уэнделлу и кричит в ответ: – Да, Эйден!

– Угости его кофе!

– Я уже предлагала.

– Чего же ты хочешь: гребаную медаль?

Секретарша краснеет.

– Сквернослов, но очень милый человек.

– Именно так говорится в статьях.

– Он очень щедрый. – Она густо покраснела.

– Можно включить телевизор, пока жду? Посмотреть новости?

Уэнделл снова садится в кресло для двоих, щелкает пультом «Зенита», и на экране появляется взволнованный диктор телекомпании «Нью-Йорк-1» – он что-то говорит о прорыве в деле «оскорбленного убийцы».

Уэнделл садится поудобнее.

– Мы ждем заявления от полицейских, находящихся в бруклинской квартире.

«Неужели Бруклин?» – мысленно спрашивает себя Уэнделл.

– Наша передвижная группа и полиция встречаются на месте преступления, – говорит диктор.

Когда в крупном деле происходит прорыв – например, устанавливается личность подозреваемого, то добрая половина руководства города хочет быть там, где хорошие новости. В квартире Уэнделла никогда не было столько народу. Здесь Азиз и Ева, приехал Сантини, не отстает и заместитель мэра Томас Лаймонд Динс.

Судебно-следственная бригада вырезает образцы коврового покрытия, кладет в пакетики зубные щетки, чтобы сделать анализ ДНК, собирает волосы из мусорной корзины, проверяет ярлыки на фотоаппаратуре и рабочей одежде Уэнделла, надеясь точно установить место покупки.

В прихожей детективы заняты сортировкой домашнего мусора в поиске квитанций счетов по кредитам, фотографий или, быть может, магнитофонных пленок, исчезнувших из коробок в шкафчиках.

– Не понимаю, – говорит Азиз. – Коробок дюжина, а пленки только в двух. Проиграйте, пожалуйста, снова последний кусок.

Воорт нажимает кнопку воспроизведения.

Первый мужчина: «Сколько пончиков ты принес?»

Голос Ричи: «Четыре».

Первый мужчина: «Четырех мало. Я очень голодный. Я все думал и решил – лучше пять. Однозначно пять, да еще сбрызнутых».

– Пончики? – спрашивает Томми Динс.

– Толстые пачки купюр, – мрачно говорит Ева.

– Сбрызнутые?

– Они что-то имеют в виду, но непонятно что.

Ритмичные помехи. Затем слышен голос Ричи: «Перестань дергаться, Уэнделл. Проволока, которая на виду, – это крашеная медь, и поэтому инспектора подумают, что все идет как надо».

– Комендант сказал, что почти убежден – голос на пленке принадлежит нашему Уэнделлу, – говорит Воорт. – Есть старая строительная уловка, когда считается, что у вас стоит медная проволока, а вместо нее поставлена нестандартная дрянь. Могло быть и так.

– Что произошло с другими пленками?

– Может, их вообще не существует.

– Откуда мы знаем, что надписи на коробках соответствуют действительности?

Азиз хмурится:

– Какому это парню в Ривердейле они передают наркоту посреди ночи?

– Ладно, давайте подытожим, – говорит Воорт. – У нас есть некто – ему принадлежат слова о нестандартной проволоке. Есть два парня, передающие краденое… что-то. У нас есть и парень, получающий подарок от проститутки. Давайте не забывать и о любителе пончиков «Данкин».

Снаружи, знает Воорт, сейчас собираются телефургоны, растет толпа, окрестные жители глазеют из открытых окон и проверяют, видят ли они картинки, которые им передают в живом эфире по телевидению.

Томми Динс предлагает перенести пресс-конференцию в более безопасное место, и спустя несколько минут они уже стоят в прачечной, под вестибюлем.

– Места здесь больше. Подвальный уровень, но с тенденцией к повышению, – говорит Воорт.

Крутятся машины. Вертится белье. Телекамеры, прикрепленные к кронштейнам потолка, показывают дом со стороны улицы. По крайней мере не слышно уличных звуков.

– Воорт? – полувопросительно говорит приятель мэра, Томми Лаймонд Динс.

«Сейчас польется дерьмо, – думает Воорт. – Они вышибут меня из дела, потому что я ошибся адресом».

– Да?

– Я был не прав насчет вас. Можете снять этот браслет прямо сейчас.

Динс передает ключ – лучший на свете ключ, как и его слова. Почему же тогда, гадает Воорт, у Динса такой мрачный вид?

– Не знаю, Воорт, как и сказать.

– Говорите прямо.

– Ладно… Вы находитесь под следствием на Полис-плаза-один, и вас могут выставить.

– Что значит «выставить»?.. – спрашивает Воорт. В комнате становится жарче. Он чувствует себя так, будто ему саданули кулаком в живот.

Динс беспомощно разводит руками:

– Чем больше я вас знаю, тем печальнее мне все это. Но, во-первых, не существует положения о пределах полицейской ошибки, во-вторых, ваши действия привели ни много ни мало к смерти двух человек и избиению одного из них, и, наконец, в-третьих, политический момент – вообще-то неплохо иметь связи в департаменте полиции, но когда находишься в беде, худшего не придумать. Если кто-нибудь заподозрит, что мы вас покрываем, то стервятники из СМИ, уж будьте уверены, вывернут вас наизнанку. Ваши шеф и комиссар хотят, чтобы вы остались. Но мэр против, и я с ним согласен. По крайней мере на данный момент.

Воорт чувствует, что задыхается.

– Если угодно, можете подать апелляцию. Можете выиграть дело и в арбитраже, но мы с вами знаем, что, даже если сохраните работу, попадете в такое захолустье, где парней вроде вас держат подальше от всего. Пенсия вам не нужна и не потребуется… Вас уволят.

После слов Динса унижение не проходит. Воорт буквально видит, как пенится в стиральной машине разноцветное нижнее белье. Он никак не ожидал, что его карьера закончится в прачечной подвального этажа.

– Хотя маленькая возможность есть, – добавляет заместитель мэра, прожженный политикан, сначала показывающий кнут, а потом пряник.

– Какое особенное чудо требуется от меня?

– Остановите его, прежде чем он закончит свое дело. Арестуйте, не дайте убить еще раз. Сделайте это, и, вероятно, тогда мы будем в состоянии вам помочь. Как ни крути, вы признали, что собирались на бейсбол вместо проверки вызова. Как ни крути, у нас нет способа узнать, всегда ли вы игнорировали звонки.

На мгновение Воорту кажется, будто между ним и остальным миром возникла стеклянная стена. Словно он смотрит на них в перевернутый бинокль – все удаляется, и эти люди становятся частью другого мира. Он хочет напомнить Динсу о своем послужном списке, своем статусе героя всего недельной давности. Но Воорт знает – значения это иметь не будет.

«Остановите его, и, вероятно, тогда мы будем в состоянии вам помочь», – сказал Динс.

Сделав над собой неимоверное усилие, Воорт возвращается мыслями к Уэнделлу. Он не может больше тратить время впустую.

– Дело в том, – говорит он, – что я допустил промах шесть лет назад, а вырезки Уэнделла начинаются три года назад. К чему копить гнев? Неужели он потратил три года, чтобы вычислить меня?

– Он мог сделать это, получив записи Службы спасения, – кивает Мики. – Они общедоступны.

– Тогда что же им движет? Сидит три года сложа руки и вдруг начинает делать снимки и магнитофонные записи.

Воорт чувствует, что у него рождается идея.

– Пленок недостаточно, чтобы вычислить преступника, – хмурится Азиз. – Всякий раз, когда они начинают говорить что-то стоящее, возникают чертовы помехи… «белый шум».

Белье все крутится и крутится, как в животе у Воорта.

– А это значит, – говорит Воорт, и его идея начинает оформляться, – он узнал, что мы здесь появимся.

– Оставив фото Габриэль? Я так не думаю, – говорит Динс.

– Забрал все нужное и оставил для нас кое-что специально, – говорит Воорт и поднимает руку, предупреждая возражения. – Давайте разберемся. Квартира чистая. Книги и папки упорядоченны. Даже обувь в шкафу и та стоит по линеечке. Он любитель все делать по плану. Теперь подумайте об уликах, который мы обнаружили на сегодняшний час. Ни отпечатков, ни ДНК. Имеем только то, что он нам оставил.

– Теперь у нас есть отпечатки пальцев и ДНК, – говорит Азиз, но видно, что он расположен к Воорту. Ведь раньше они работали вместе.

– Вместо того, чтобы спрашивать, почему здесь нет больше, чем есть, давайте зададимся вопросом, почему это здесь. Он оставляет снимок Вьера, и поэтому мы знаем о его причастности к убийству. И забирает все, что может рассказать о причине.

– Вы идете у него на поводу, – бросает Азиз.

– Я размышляю, – поправляет Воорт. – В каждой записке он дозированно выдает информацию. Первая из них подала нам мысль о сегодняшней годовщине.

– А вторая подсказала год, на котором надо сосредоточиться, и обе указали на того, кто может найти ответ. Это вы, – подхватывает Ева.

– И значит, минутку, если мы посмотрим на квартиру как на третью запланированную подсказку – и это вполне вероятно, поскольку он направил нас сюда, – то теперь этой самой подсказкой он говорит нам, что расследует какое-то дело.

– Тогда почему не скажет нам, что за дело?

– Не знаю.

Азиз качает головой:

– Так почему же он выдает себя до конца дела? Зачем передает нам свое имя, если не хочет, чтобы мы остановили его?

Воорт обдумывает сказанное, в животе огонь.

– Не знаю.

– Теперь тебя можно понять, – говорит Мики.

– Он учитель, – продолжает Воорт, упорно думая вслух. – Учитель делает записи на магнитофон. Оставляет подсказки. Посвятивший жизнь детям, любимый школьниками учитель оставляет работу, бросает семью, хоронится в подвале и с риском для жизни делает записи… опасные записи. А затем он начинает убивать, и мы должны понять почему, вне зависимости от его записей… Он ведет следствие. Посмотрите на книги в его доме. Половина – из разряда «Как делать…» и «Как стать…», написанные от первого лица.

– Люди постоянно сходят с ума, – пожимает плечами Мики.

– У него нет криминального прошлого. Дети явно любили его. Кто-то избил его шесть лет назад и пригрозил, что ему не стоит идти в полицию. Он не объяснил, откуда у него раны, и не обнародовал записи. Почему же ему угрожали шесть лет назад?

Ева выглядит заинтересованной, а Азиз жалким.

– Вот к чему я прихожу, – говорит Воорт. – И это только возможность – что, если он учит нас?

– Начинаешь питать нежность к этому типу? – говорит Мики. – Может, вы с Уэнделлом поладите и станете друзьями? Ты сохранишь работу, а он пообещает не дубасить тебя до смерти.

«Видимо, в этом здании было нечто вроде взрыва лет пять назад», – думает Воорт, а в бездумном и глупом хороводе крутится белье, ритмично хлопает, и этот ритм отзывается в голове у Воорта старым детским стишком:

 
Школьники поют: «Где остановиться, не знает никто».
 

Но пора прекратить теоретизировать и перейти к четким планам. Воорт – олицетворение жертвы – стоит на заднем плане, а тем временем Азиз и Ева обращаются к журналистам, называют имя Уэнделла, признают ошибку Воорта и призывают убийцу остановиться или выйти на связь.

«Вот этого он не сделает, – думает Воорт. – Но попробовать стоит».

Ева непременно станет умолять Уэнделла позвонить, будет просить прощения за промах Воорта, покажет фоторобот и призовет весь город искать бывшего учителя.

– Может быть, это и поможет, – говорит Динс, но в голосе его только надежда, не уверенность.

– Если вы правы, Воорт, – задумчиво произносит Азиз, – мы предупредим об опасности тех, к кому он идет… и его будут ждать.

– Это облегчило бы работу, – кивает Мики.

– И если относится к делу, – говорит Ева, – то я понимаю, каким образом оказалась замешанной Габриэль, бывшая проститутка, но как быть с Халлом?

– Халл работал на Управление образования, хотя не могу представить, где он мог пересечься с учителем гражданского права, – пожимает плечами Воорт и старается не думать о том, что для него значит увольнение из полиции. – Если бы на месте Уэнделла был я, тоже не поверил бы полицейским. И даже не после того, что случилось со мной.

Теперь уже 20.00, и на Манхеттене Уэнделлу говорят, что он может войти в кабинет Эйдена Прайса.

– Эйден – большой старый медведь, – говорит миловидная секретарша. – Я уже к тому времени, как вы освободитесь, уйду домой.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю