Текст книги "Мертвый среди живых"

Автор книги: Итан Блэк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

«Предупреждение: эти приборы не предназначены для использования в целях тайного радиоперехвата».

«Но как спрятать подобную штуку в трейлере?»

Проходит месяц, и вот как-то вечером он играет в покер у Ричи в Трайбеке, в квартире верхнего этажа площадью в тысячу девятьсот футов, которую тот делит с Тони, Элом и двумя «советниками» из охранного агентства «Небесный рыцарь». Дуги в очередной раз на приеме у хирурга в больнице.

– Уэнделл, хочешь заняться работой табельщика, пока Джоуи отдыхает? Ты ведь просил меня об одолжении, когда мы познакомились. – Ричи ухмыляется и стучит себе по лбу. – Я ничего не забываю.

А спустя две недели Уэнделл, стоя на стремянке в бытовке, заменяет пожарный датчик на новый, с включающимся от звука голоса радиопередатчиком, информация от которого будет поступать в приемник, спрятанный в дверной панели его «эскорта». Новая сигнализация выглядит вполне естественной, как и прежняя: у нее красная лампочка, которая мигает, показывая, что батарея работает.

Входит Ричи и останавливается, узрев Уэнделла, застывшего на стремянке. Ричи переводит взгляд с датчика в руках Уэнделла на тот, что на потолке.

– Что-то не так с пожарной, дружбан?

– Датчик сломался, Ричи.

– Когда, сейчас? Сломался? – У Ричи озадаченный вид.

Уэнделл врет в тысячный раз и в тысячный раз уверен, что его поймают. Каждая минута – ложь, ложь во всем: как он ходит, работает; даже марка пива, которое пьет, – ложь. В иные дни, например, как сегодняшний, напряжение от этой лжи с особой целью такое, что ему хочется закричать или уволиться. Но даже в спокойные часы бремя постоянного обмана изматывает Уэнделла и вызывает депрессию.

Однажды у себя дома он долго хохочет, поняв, что эти парни его единственные друзья.

– У тебя есть бензин? – отрывисто спрашивает Ричи.

На этот раз они едут в Бруклин и через мост Верразано в Стейтен-Айленд, где никогда раньше не были. Ричи велит Уэнделлу купить две пластиковые канистры в автолавке «Пеп бойз». Он ждет, пока Уэнделл наполняет их бензином на колонке компании «Бритиш петролеум», и от ощущения чего-то нехорошего сердце начинает тяжело биться. Ричи показывает Уэнделлу на дом в стиле ранчо – один остов, – появившийся в новом районе.

– Полей бензином, подожги и улепетывай, как в штаны наложил.

– Нет, – произносит Уэнделл, а про себя, ужаснувшись, думает: «Это свыше моих сил».

– Просто дерево, дружбан. Там никто не живет.

– Это поджог.

Ричи улыбается, а другой бы на его месте рассердился. Улыбается, а другой бы на его месте дергался. У него так много разновидностей улыбки, как у эскимоса слов для обозначения снега, и ухмылка у Ричи сейчас широкая, дружелюбная, обнажающая белоснежные зубы.

– Это место застраховано. Думаешь, другое, то, что мы делаем из месяца в месяц, все по закону? Я за тебя поручился.

– Я не просил тебя об этом.

– Нет, просил, только без слов. Жги чертов дом. – Ричи ухмыляется и пожимает плечами: – Или не поджигай, тогда разворачиваемся и едем домой. Ничего с тобой не случится, обещаю.

После того как Уэнделл поджег дом, они с Ричи сидят в машине за несколько кварталов до тех пор, пока не становятся слышны гудки пожарных машин. Уэнделла охватывает чувство, похожее на тошноту.

– Жег в камине полено, Уэнделл? Это то же самое.

Позднее, в Интернете, Уэнделл находит, что та строительная площадка принадлежит некоему Бэрниси Кавано. Да и Джоуи обмолвился, что его дядя хвастал насчет отказа «Кавано контракторс» от заявок на подряды по двум объектам Управления образования.

«Я все еще не могу доказать связь. И найти Габриэль».

Той ночью Уэнделлу снится сон, в котором горит школа Натана Хейла, а он не может эвакуировать учащихся. Его привязали к стулу, а его перепуганный класс не может выйти. В комнате становится жарко, языки пламени лижут окна. Ребята кричат, что обрушился лестничный пролет, а Бен в классе, и вместо сирены пожарной тревоги Уэнделл слышит, как Воорт снова и снова твердит по интеркому: «Манхэйм фо Эйгьюлэр». Просыпается Уэнделл с криком и в поту.

На следующий день он анонимно посылает часть своих сбережений почтовым переводом Бэрниси Кавано. Оставшиеся деньги нужны ему на покупку оружия, удостоверений личности и других необходимых вещей.

Наконец он снова на стройке, магнитофон в датчике дыма работает.

Теперь, после случившегося, когда они с Ричи снова едут куда-нибудь, Уэнделл прихватываете собой «жучок». Он надеется, что скорее всего его не будут снова обыскивать. В конце концов, они же друзья.

Глава 16

Особняк Роберта Приста в Ривердейле оказывается трехэтажным домом в стиле Тюдоров, с покатой шиферной крышей, гранитными стенами и вмурованными по диагонали брусьями по фасаду. За окнами высотой в два этажа виден залитый светом центральный холл. Расположенные по бокам особняка флигели обвиты плющом. С балконов виден гараж, в котором стоит трио старых коллекционных автомобилей: малиновый «Мерседес-58», «Т-берд» цвета кобальта и кремовый «Сэвилл-60»; огромные крылья этих машин, похожие на стабилизаторы ракет, блестят в свете молний.

Вся округа, кажется, зудит, как москит-убийца в летнюю ночь. Здешние дубы росли еще до Линкольна. Дома сто́ят свыше двух миллионов долларов. Между обширными имениями – бывшие земельные участки поместий – образовался причудливый лабиринт узких проходов, пахнущих цветами, но это не совсем то, что мир знает о Бронксе.

22:51.

Мики останавливает «каприс» перед патрульной машиной, перегораживающей покрытую гравием подъездную аллею к дому Приста. Еще одна полицейская машина и спецмашина без номеров стоят пустые за домом.

– Ни одной «скорой помощи» и нет полицейской ленты. Он жив, – констатирует Воорт.

– Этот дом мог быть на снимках Уэнделла, – говорит Мики. – Но думаю, что и тысячи других домов выглядят так же.

– Не мог он, что ли, делать нормальные фотографии, как все люди?

– Здесь, Воорт, мы победим Ная. Мы остановим его.

Дойти до входной двери не удается – им преграждает путь лейтенант полиции, который называет себя Энтони Салливаном. Это гибкий и сильный на вид мужчина с тонкими сомалийскими чертами лица. Салливан говорит, что ему дана инструкция контролировать это место до приезда Воорта.

– На моем участке служат два ваших двоюродных брата. Это капитан Дайэтер и сержант Бретт. Капитан Воорт передал послание.

– С днем рождения?

– Дословно звучит так: «Пошли куда подальше Динса, да заодно и мэра. Тогда останешься полицейским».

– Мания – крест нашего рода, – отвечает Воорт.

Салливан кратко излагает меры, предпринятые для защиты. Лейтенант и еще один полицейский офицер из первой патрульной машины охраняют вход в дом. Полицейские из второй машины находятся на заднем дворе – заросшем лесом участке, который граничит с тремя другими имениями, но по крайней мере там же полоса подстриженной травы шириной десять футов, которая расположена между небольшим частным лесом Приста и настилом, ведущим к стеклянной раздвижной двери кухни.

– Все двери заперты, – говорит Салливан.

Бригада полицейских в штатском тоже на ногах – кружит по соседним дворам и улицам в надежде перехватить Уэнделла на подходе. Все три бригады держат связь через защищенные от прослушки полевые рации.

– Жена Приста и дочери-близняшки уехали как раз перед нашим появлением, – говорит Салливан. – Направились в аэропорт.

– А он не упомянул, надолго ли они уехали? – с большим интересом спрашивает Воорт.

– Жена позвонила ему, когда я был там, и просила сообщить учителям девочек, что они уехали путешествовать. Думаю, эта поездка не была запланированной, – говорит Салливан.

– Так вы говорите, что Прист отправил своих раньше, чем вы предупредили его об опасности? – спрашивает Воорт, на которого произвела впечатление проницательность лейтенанта. Воорт знает, что если кузен Дайэтер послал этого человека, то на него можно положиться.

– Мне показалось, Прист в курсе, что Уэнделл может явиться сюда и опередить нас. Хозяин сейчас в доме, наверху. Я отрядил к нему нашего человека и решил, что остальных лучше сосредоточить здесь.

Теперь Воорт чувствует запах дождя – волнующее сочетание электричества и влажности. Однако дождя еще нет, и Воорт осматривает местность вокруг. Он старается вспомнить советы ФБР по обеспечению круговой обороны, которые год назад слышал на Полис-плаза, 1, когда департаменту полиции угрожали бомбами.

Воорт отмечает темную линию жилых домов в пяти кварталах – их прямоугольные громадины слабо вырисовываются в блеске молний.

– Кто-нибудь проверяет те крыши?

– Я же говорил вам – все мои парни здесь.

– Прикажите осмотреть. Если найдут там кого – даже женщину, кочегара, старика в инвалидном кресле, – должна быть двойная проверка документов. Никаких исключений. Уэнделл весь день меняет внешность.

– Позвоню в участок. Нам здесь не хватает людей.

– Никто не входит в дом, пока вы не убедитесь, что знаете подошедшего, или пусть предъявляют удостоверение личности. Даже начальство.

– Думаете, он переоденется полицейским?

– Вполне возможно. И еще – можете передвинуть первую машину? Видите, где боковая улица смыкается с имением в виде Т? Она идет прямо ко входу. Блокируйте это направление, так чтобы он не мог развить скорость.

У Салливана перехватывает дыхание.

– Бомба в машине?

– Нет никаких оснований думать, что он появится именно так. Это просто предостережение.

Салливан озабоченно теребит щеку и кажется моложе, чем мгновение назад. Он передает Мики и Воорту портативную рацию и уходит, но Воорт зовет его назад.

– Мне интересны ваши другие впечатления о Присте.

Салливан кивает, как будто думал об этом.

– Странно. Когда мы приехали сюда, у него были два парня – гости, сказал он, – которые вели себя грубо и больше походили на… судя по отношению к нему, могу предположить, что они рабочие. Крепкие парни. Может быть, вооружены. Он выгнал их.

– Номера лицензий?

– Лицензии им были ни к чему.

– Имена?

– Джоуи Прист и Дуги… Лопес, кажется.

«„Джоуи“ и „Дуги“ – такие надписи были на пленках Уэнделла».

Салливан хмурится, у него не слишком большое желание рассказывать что-либо еще.

– Продолжайте, – напоминает Воорт, чувствуя растущее доверие к этому человеку.

– Ну, это просто ощущение, но Прист, кажется, нас испугался. Его отпустило, когда я сказал, что нам поручено его охранять. Интересно, почему он думал, что мы вообще придем.

– Три полицейские машины, остановившиеся возле дома, взбудоражат любого, вам не кажется?

– Здесь было совсем другое. При виде полицейских люди боятся, что это означает дурные вести. Прист, похоже, трясется за свою шкуру. Он потел как свинья, хотя кондиционер к тому времени создал температуру субарктических широт.

– Последний вопрос. Не могли бы вы сказать, соответствовала ли реакция Приста его неуверенности в цели вашего прихода – защита или арест?

Салливан усмехается:

– Насколько я понимаю, у Ная имеются записи о взятках в строительной промышленности. По крайней мере именно это я слышал.

Воорт благодарит Салливана, и тот уходит, чтобы проверить готовность.

«Как же Уэнделл сюда попадет? Что же еще я упускаю?» – думает Воорт.

– Давай познакомимся с Пристом, – говорит он Мики. – Всегда мечтал защищать паршивца, который ограбил город на два миллиарда. Это было делом моей жизни.

– А как насчет презумпции невиновности? – говорит Мики, грозя пальцем. – Доля Приста может составлять несколько миллионов. Помимо всего прочего, если мы спасем его задницу, тебя не уволят.

– Потеет как свинья, да? А разве свиньи в самом деле потеют?

Прослужив многие годы в полиции, Воорт знает, что зло – когда оно приходит – может явиться в земных размерах и очертаниях: девятилетняя школьница, калека в инвалидном кресле, миниатюрный колли, который виляет хвостом, а через мгновение его отношение меняется в худшую сторону.

Но когда Воорт с Мики входят в кабинет, человек, который медленно поднимается из кожаного кресла, поражает своей учтивостью.

Тело как бочка, незапоминающееся лицо, густые волосы зачесаны и уложены назад с помощью геля, глаза похожи на пару изюмин в тесте. Прист – толстый мальчик из пятого класса, который вырос и обогатился, но так и остался толстым мальчиком. Неудивительно, что ему нужен столь мощный кондиционер. Мясистая шея возникает прямо из пропотевшего воротника. Белая рубашка с открытым воротом фирмы «Барнис». Брюки на черных подтяжках от Ива Сен-Лорана. Часы «Ролекс». Вся эта упаковка дорогая и бесформенная. На большом столе перед окном с опущенными шторами Воорт видит груду полуразвернутых и свешивающихся на пол синек. Работающий, или пытающийся работать, человек спрятался в свой кабинет-бункер, который полицейские оцепляют снаружи.

Рядом Воорт замечает столик с белым картонным макетом плана развития города.

– Расскажите, как вы его ловите, – начинает строитель низким суровым ворчанием, и от этого исчезает впечатление о мальчике-толстячке. – Поведайте, что мои налоги ушли на что-то более стоящее, чем оплата бездействия полиции, в то время как псих бегает на свободе.

Его слова не задевают Воорта. В порыве гнева можно наделать ошибок, да и страх проявляется у всех по-разному: кто-то сохраняет спокойствие, кто-то даже шутит. Гнев – тоже ответная реакция, не хуже любой другой.

– Понимаю ваше разочарование, – говорит Воорт.

– Держу пари, что понимаете. – По тону строителя Воорт понимает, что Прист знает о его проблемах из выпусков новостей.

Комната большая, и, как многие другие обитатели тюдоровских особняков, Прист использует в декоре дома староанглийский стиль. Вдоль лестницы висит коллекция оружия, а холл украшен гравюрами со сценами охоты на лис. Стол с массивными ножками сработан из толстого дуба. На настенных гобеленах Декурти изображены сцены средневековой битвы. Прист замышляет операцию с недвижимостью, а тем временем над ним саксы одолевают норманнов.

– Сэр, мы делаем буквально все, чтобы арестовать этого человека, – говорит Воорт градостроителю. – Но очень возможно, что он вообще сюда не собирается.

– Кажется, вы не исключали любую возможность, но, похоже, не так уж много знаете.

– Да, сэр, у нас был всего день, чтобы свести все воедино, но мой шеф приказала отвечать на любые вопросы, – соглашаясь, говорит Воорт и знает, что вопросы испуганного человека часто говорят больше, чем ответы.

Его взгляд то и дело снова возвращается к макету, отражающему вклад Приста в развитие города. Наверху картонного небоскреба растут пластиковые деревья, а круговую дорожку, тянущуюся вдоль тротуара, усеяли пластиковые бегуны. Пластиковые такси выстроились в ряд, и пластиковые консьержи улыбаются пластиковым жильцам. Обитатели картонных небоскребов достаточно богаты, в трущобах не живут.

– Вопросы? – спрашивает Прист. – Как же выходит, что сорок тысяч полицейских находятся при исполнении и позволяют Уильяму Наю весь день спокойно мотаться по городу?

– Его зовут Уэнделл.

– Уильям, Уэнделл. Какая разница?

Теперь Воорт замечает, что рядом с синьками стоит хрустальный стакан с жидкостью янтарного цвета и кубиками льда. «Держу пари, что ты можешь мне рассказать об Уэнделле такое, до чего мне не добраться. Как бы использовать спиртное, чтобы ты разговорился?»

Воорт сохраняет вежливость.

– У Ная этот день распланирован, мистер Прист, и, вероятно, между нападениями он исчезает из виду.

– Я не понимаю, с чего вы решили, будто я мишень. Из-за Эйдена Прайса? Про него только что передали в «Новостях». Трагично, ужасно. Он работал на меня.

«Не сказал бы, что тебя интересует произошедшее».

Прист делает глоток виски.

– Но владелица бюро путешествий? Эксперт по статистике? Что может связывать меня с ними? Я никогда их не видел. И никогда не договаривался ни о какой поездке. Это делает моя секретарша.

У Воорта такое чувство, словно ему напевают самую длинную песню в криминальной истории города. Полицейские называют ее «Никогда». Когда Воорт был ребенком, его дядя обычно подбирал фразы к слову «никогда», используя старые бродвейские мотивы, и заставлял всю семью громко распевать:

 
Никогда не грабил этот бар.
Никогда не видел этот нож.
Никогда не крал машину Джо.
Никогда не бил свою жену…
 

– Объясните, с чего вы решили, что учитель имеет на меня зуб, – говорит Прист.

23.21, и в полицейской рации сквозь треск прорывается:

– Я засек белую «нову» на Бошате.

В комнате все замолкают.

– Ложная тревога. Шофер поворачивает, – сообщает рация.

Держа трясущимися руками стакан, Прист допивает его до дна, и Воорт видит, что кубики льда не растаяли. Он что, всегда так быстро пьет?

– Я никогда не работал в бруклинской школе, – ворчит Прист. – Если перила рухнули, то при чем здесь я? И что еще за мура это его расследование!

– На самом деле мы преувеличили, – лжет Воорт. – Это заявление было сделано для Уэнделла. Мы солгали, чтобы заставить его войти с нами в контакт.

Поднимавший было стакан Прист, – наверное, чтобы снова наполнить, – замирает.

Воорт кивает:

– Мы так и не нашли ничего серьезного, только магнитофонные пленки с обвинениями в адрес разных людей – вас, других подрядчиков и, черт возьми, даже президента. Мы взяли под охрану по крайней мере еще человек десять, не только вас. Най, ознакомившись со строительным планом Управления образования, просто выбрал оттуда имена и теперь обвиняет каждого.

Мики добавляет:

– Он заявляет, что пленки являются уликами, но это не так. Это все равно что убеждать безумца уйти с крыши. Так и не находишь слов, которые заставят его отойти от края.

– Охраняете еще десять человек? – с надеждой спрашивает Прист.

– Нет никаких доказательств и никаких связей.

И действительно, понимает Воорт, если начинаешь вдумываться: на этих пленках нет никаких серьезных свидетельств против Приста. Это его беспокоит.

Салливан говорит по радио:

– Я засек желтое такси на Бошат-авеню, замедляющее…

Все трое снова замолкают.

– Быстро уезжает, прибавив скорость.

– Хотите выпить? – дружелюбнее спрашивает трясущийся Прист.

– Хочу, но если выпью, меня уволят, – говорит Мики.

Воорт поднимает руку, предупреждая отказ.

– Может быть, после. Сэр, мы воссоздали следующее: кто-то избил Уэнделла шесть лет назад, после чего у него было сотрясение мозга.

– Рентгеновские лучи – скверная штука, – говорит Мики, качая головой.

– Не знаю, найдем ли мы напавшего на него, – говорит Воорт. – Нам только известно, что, возможно, это как-то связано со школой, а пленки Уэнделла вызывают жалость.

Прист наливает себе еще виски «Джонни Уокер».

– Х-м-м… Мне почти хочется его простить.

– Ну а мне нет, – перебивает Воорт. – Он убил троих. Обещаю вам: стоит ему только показаться здесь, и ему не жить.

– Благодарю вас, детективы. Знал бы, не орал на вас.

Воорт отмахивается.

– Эй, на вашем месте я бы тоже разорался, – мрачно говорит Мики. – Мы здесь, чтобы защитить вас.

«Ну а теперь пора нанести удар», – думает Воорт, а Прист тем временем наливает в стакан еще немного «Джонни Уокера».

– Доктор Олсо просил заверить вас, сэр, что случившееся не повлияет на вашу сделку. Просил передать, что ничего не меняется.

Прист медленно опускает стакан.

– Доктор Олсо сказал, – говорит Воорт, – что не позволит какому-то психу испортить «победную ситуацию» – это его точные слова.

– Он так сказал? – спрашивает Прист. Теперь у него вполне сосредоточенный взгляд.

– Миллионы сэкономленных долларов. Сохраненные работы, – говорит Мики, повторяя слова, которые они слышали от председателя. Воорт надеется, что, может быть, Прист пьян или достаточно напуган, чтобы это сработало. И если это так, то скорее всего им удастся что-то узнать.

23.29.

– Не думаю, что доктор Олсо сказал бы нам такое в обычное время, однако… – говорит Воорт, и Мики подхватывает:

– Мы просмотрели отчеты и увидели, что часть персонала обновилась.

– Поэтому доктор Олсо объяснил остальное и растолковал, как много это значит для города. Мы ничего не рассказали об этом телерепортеру из «Фокса», хотя он нас настойчиво расспрашивал.

И вот это, очевидно, ошибка. Потому что Прист начинает смеяться.

– Один из вас кто, Билли Кристал? – спрашивает он. – А другой Джим Кэрри?

– Простите?

Тем не менее Прист ухмыляется. Так и кажется, что он говорит: «Вы что же, думаете, если я выпил пару стаканов, то меня понесет?»

– Попытка не пытка, – говорит Воорт, контролируя свое разочарование и улыбаясь в ответ. По крайней мере Прист не сердится…

– Вы что, парни, меня проверяете? – спрашивает Прист, покачивая головой. – Просто здорово – я один из тех, за кем он охотится, а вы меня проверяете! – Теперь Прист выглядит сильным, и сочетание самоуверенности и прежнего страха озадачивает, если только он не является человеком настроения.

«Может, конечно, самоуверенность появилась оттого, что ему не грозит физическая опасность? Он начал успокаиваться, когда я сказал, что мы охраняем еще десять человек и не уверены в том, что он является мишенью».

– Слушайте, – объясняет Прист. – Я строил для министерства обороны, для компании «Локхид», для министерства строительства. Но в повседневной жизни из чистой паранойи никто не наносит удар по управлению образования. Какой-то серенький человечишко приходит на заседание управления образования и превращается в Макиавелли. Знаете, кто такой Макиавелли?

– Третий бейсмен на игре с «Кубками»? – спрашивает Мики.

– Ха-ха-ха-ха! Послушайте, я могу открыто говорить о сделке. Это у председателя паранойя, а у меня – нет. Вопрос только в том, как преподнести сделку. Он всегда боится, что гласность все извратит. Я же говорю – пусть все будет прозрачным.

– А это макет задуманного, да? – спрашивает Воорт, следя за взглядом Приста и внезапно узнавая некоторые строения объекта. Он не заметил их раньше, потому что его отвлек большой небоскреб. Он узнает квартал. Видит старую библиотеку «Джефферсон маркет» и магазины вдоль Шестой авеню, «Бальдаччи маркет», новое здание магазина грамзаписи «Тауэр рекордз». Все это находится по соседству с Воортом.

– Это революционизирует образование, – гордо произносит Прист, следя за взглядом Воорта.

– Что – это? – спрашивает Мики.

И Воорт, подойдя к макету с благоговением от увиденного, кладет руку поверх небоскреба и говорит:

– Это школа.

– Что? В тридцать этажей?

Радио трещит, оттуда доносится голос Салливана:

– Желтое такси возвращается.

Прист застывает на месте. Превращение ошеломляет.

– Такси замедляет ход, проезжает мимо. Черт возьми, водитель в тюрбане. Он индус. Уезжает.

Еще один кусочек мозаики у Воорта встает на свое место.

Прист не боится ареста. Он боится боли. Это патологический трус.

Прист переводит дух, берет себя в руки и снова возвращается к макету.

– Представьте себе, что идете по городу. Что вы видите? Высотные дома. Офисы. Пространство на Манхэттене на вес золота. Пространство! В Лос-Анджелесе это вода. А в Нью-Йорке – пространство. Теперь представьте, что поворачиваете за угол и видите школу, а сколько этажей в ней обычно?

– Два, – говорит Воорт, видя великолепие плана. – Или три. Вы вели переговоры с управлением образования насчет прав на воздушное пространство. Верно, сэр? И купили право на застройку поверх школ.

– Купил? Мы отказались от работ на нижних этажах, поскольку размещаем все наверху. Это вряд ли будет что-то стоить управлению. Освободятся деньги для всякого другого.

– Сколько школ вы строите таким образом? – спрашивает Мики.

– Для начала две. Если сработает, в городе появится около трехсот школ, многие из них с недвижимостью. Использование пустого пространства, джентльмены, – вот решение, которое поможет избежать этой вечной нехватки бюджета.

– Вы сделаете на этом миллионы, – говорит Воорт, а тем временем освещение тускнеет и кондиционер начинает затихать, но потом запускается снова.

Воорт слышит, как по крыше стучит дождь. Гроза наконец-то разразилась.

«Черт возьми, может быть, мы спугнули Уэнделла?»

Но на самом деле он не верит, что это возможно.

– Управление сэкономит миллионы, – говорит Прист. – Так почему бы мне на этом не сделать деньги? Я получаю распределение зон застройки. Получаю скидку по налогам. А они получают новое здание. Несколько лет управление осторожничало насчет привлечения частного капитала. Теперь они летят в тартарары и им нужна помощь. Что ж, есть сотни видов частной помощи. Победа везде и во всем.

«Сначала ты грабишь их вслепую, а потом получаешь контроль над обломками. Может быть, именно это переполнило чашу терпения Уэнделла?»

Радио отвлекает внимание от макета, и слышно, как Салливан кричит:

– Опять это такси! Это оно, оно!

– Он ждал, когда начнется дождь, – говорит Мики.

– Оставайтесь здесь, – приказывает Воорт Присту, но в этом нет необходимости, потому что он не из тех, кто стремится навстречу опасности.

Прист дико озирается.

Воорт и Мики бросаются к двери.

Как там говорится? «Когда мир рухнет, то это будет не взрыв, а плач»? Когда наступит финал, он кончится еле слышным тончайшим вздохом. Последним медленным вздохом. Облачко пара, исчезающее в воздухе.

Когда детективы подбегают к лужайке перед фасадом, Салливан держит водителя на земле лицом вниз. Льет как из ведра. Воорт с трудом различает предметы на расстоянии пятнадцати шагов. От грома закладывает уши, вместо такси желтое пятно с открытой дверцей, которое зажато между патрульной машиной и «каприсом». Над лежащей на земле фигурой склонились еще двое полицейских – крепко держат таксиста, пока их начальник не защелкнет наручники.

Сосредоточившись на водителе-индусе, Воорт замечает рядом с ним на лужайке бумажный пакет, которого здесь раньше не было. Ясно, там что-то есть, и Воорт думает: «Что же в этом пакете?»

Салливан переворачивает водителя, и Воорт понимает, что это не Уэнделл – еще не видя лица, а потом различает испуганные глаза, смуглую кожу, мокрую от дождя бороду и длинные волнистые волосы: тюрбан сбит набок.

– Это не он.

– Что? – произносит Салливан, а водитель говорит:

– Отпустите, мистеры. Он велел передать пакет.

– Кто? – спрашивает Салливан, словно они не знают.

– Еврей.

– Где ты его видел?

– На Ривердейл-авеню. Я ехал по шоссе семь-одиннадцать, – лепечет человек, трясясь от страха и глядя на вооруженных полицейских, которые кажутся почти такими же перепуганными, как и он.

– Уберите оружие, – велит Воорт.

В нем рождается, растет некое осознание.

Водитель дрожит, ливень прижимает его шелковую рубашку к телу, бьет по листве деревьев, а земля, кажется, отражает его гул.

– Еврей сказал, что здесь проходят учения, и просил доставить еду точно в двадцать три сорок. Сказал, что даст большие чаевые – двадцать долларов.

– Еду? – переспрашивает Мики и смотрит на пакет так, словно только что его увидел.

Зрачки Салливана расширяются.

– Уходите! Все! Быстро!

Дело набирает обороты, полицейские отходят назад, а Воорт не двигается – просто не отрываясь смотрит на пакет и знает, что предупреждение Салливана напрасно, ведь Уэнделл знает – если полицейские здесь, то пакет не окажется внутри дома Приста.

Взявшись за пакет, Мики спрашивает:

– Если мы все на лужайке перед домом, то кто охраняет заднюю лужайку?

Кто-то кричит: «Туда!» – поскольку Салливан бросается на задний двор с криком: «Один из вас – в дом!»

Большая круговая оборона смята в минуту. Полицейские мчатся во все стороны. Мики бежит к неохраняемой дороге посмотреть, не едет ли кто. Зовет на помощь индус:

– Наручники давят, сэр!

А Воорт переворачивает пакет и вытряхивает содержимое, пытаясь прикинуть, что там. И конечно, оттуда выпадают сандвичи. Теплые сандвичи в целлофане, кока-кола, салфетки и еще что-то небольшое.

Что-то в пару дюймов длиной лежит на траве. Пластиковое, прямоугольное.

Еще одна пленка?

Но зачем посылать пленку, если только…

И Воорт видит наконец ответ, засовывая пленку в карман.

Позади дома Уэнделла тоже нет.

Мики на улице, Салливана нет, и полицейские исчезли.

Воорт наедине с водителем, который говорит:

– Наручники очень сильно давят, сэр. Очень-очень сильно.

Обычно признание – один из самых лучших моментов следствия. Все нити сводятся воедино. Непонятное час назад выстраивается в логические цепочки и становится таким ясным, что удивляешься, почему раньше этого не понимал.

«На каждой следующей пленке ты говорил все дольше, Уэнделл. И теперь ты хочешь, чтобы мы прослушали эту, не так ли? Потому что, слушая запись, мы потеряем последние минуты и ты успеешь закончишь свои дела».

Воорт бежит к Мики, который нервно скользит взглядом по улице, ожидая нападения с любой стороны. К Воорту вдруг приходит понимание, что совершенно бесполезно пытаться остановить то, что должно произойти.

– Ключи, – задыхаясь, произносит Воорт. – Ключи от машины.

– Ты уезжаешь?

– Он не появится.

– Ты в своем уме?

– Он и не шел сюда! – перекрикивает ливень Воорт.

– О чем это ты? Таксист говорил с ним. Он уже в чертовом доме.

Воорт хватает напарника за грудки, Мики говорит «ладно-ладно» и отдает ключи.

Воорт бежит к «капрису», но тот заклинен между такси и патрульной машиной. Вся эта проклятая улица заставлена автомобилями, которые стоят бампер в бампер, потому что их водители сговорились – нью-йоркская повадка – сторониться удобных стоянок. Недостаточно и места, чтобы развить скорость, отодвинуть такси или патрульную машину с пути.

В рации на поясе Воорта раздается пронзительный крик Салливана:

– Задние двери заперты!

– Остаешься здесь и проверяешь все, – говорит Мики сзади. – Ты слышал, что сказал Салливан. Даже Прист знает, что Уэнделл идет.

В такси нет ключа зажигания. Ключа от патрульной машины, разумеется, тоже нет, и Воорту приходится возвращаться к водителю такси, приходится успокаивать промокшего перепуганного человека, говоря, что в конце концов кто-нибудь снимет наручники, и поэтому водитель позволяет Воорту ощупать его карманы в поисках ключей.

– Неужели в кармане их нет? Они, должно быть, упали в траву, когда тот мужчина сбил меня с ног.

Полицейский по рации сообщает:

– Я с Пристом. С ним все в порядке.

Воорт становится на колени на лужайке.

Ползая в грязи, он в ярости пытается найти ключ и объясняет Мики:

– Уэнделл тихий. Посвятил жизнь детям, и ученики любили его. Он вроде героя Джимми Стюарта из фильма «Жизнь чудесна».

– Не делай этого, Везунчик.

– Уэнделл боготворит героев. Хочет идти напрямик, – говорит Воорт, шаря в траве. – Биографии на полках – он все еще их читает. Полицейский Серпико пошел в «Нью-Йорк таймс» и заставил учредить комиссию из больших шишек…

Водитель понимает не ситуацию, а то, что время не ждет, и тоже пристально разглядывает землю.

– Карикатуры Томаса Наста подняли шум и помогли свалить Тамани-Холл. Герои Уэнделла сумели расшевелить общественное мнение, – говорит Воорт.

– Но не путем же убийств? – Однако Мики тоже начинает искать ключи.