Текст книги "Мертвый среди живых"

Автор книги: Итан Блэк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

– Удвойте силы наших ребят и бросьте на проверку комнат «Скорой помощи». Передайте по факсу старое фото Уэнделла и новый фоторобот.

– А я в школе всегда получал тройки. Похоже, вас вроде как освободили. Но я ничего не понимаю. Вы устанавливаете его личность, а он ставит вам за это пять с плюсом?

– Это болезненное. Пока он хочет, чтобы мы его схватили.

Но несмотря на разочарование, Воорт ощущает едва уловимую вспышку гордости – так обычно бывало, когда в школе он получал за контрольную высокую оценку.

«Какое-то извращение. Я что – стараюсь доставить этому человеку удовольствие или хочу поймать его?»

– Может быть, на пленке есть что-то еще, – говорит Сантини.

– Хотите мою догадку? Он говорит, что вы на верном пути. Он ведет нас весь день, и мы делаем то, что ему надо, причем делаем неплохо, на его взгляд.

– «На его взгляд» совсем не означает, что делаем хорошо.

«Ехать полтора часа. Как быть – встречаться с Сантини или направиться в Ривердейл? Если ехать в Ривердейл, то там у меня всего одна возможность. А если я буду на месте преступления, то могу отправить детективов куда угодно, если откопаю что-нибудь новое».

Воорт отрывает Мики от разговора с председателем, составляет рапорты и, пока они идут к машине, сообщает Сантини названия трех строительных компаний.

– Направьте людей к владельцам этих компаний, чтобы обеспечить им защиту, – говорит Воорт. – И было бы неплохо выяснить, не принял ли кто-то из них меры предосторожности – возможно, уехал из города или нанял телохранителей? Ждут ли они Уэнделла, я имею в виду. И когда ваши парни проглядят файлы Прайса, увидим, работал ли он на одну из этих компаний.

– Думаете, Халлу дали взятку?

– И скорее всего не одну.

– Послушайте, Воорт, то, что с вами делают мэр с Динсом, – штука говенная.

– Сперва поймаем Уэнделла, а потом будем переживать по поводу остального.

– Прекрасно… гм… а вы знаете о звонках по «горячей линии» после выступления Евы в телеэфире?

– Выкладывайте плохие новости, Пол. Слышу по голосу.

– Все позвонившие говорят, что он самый лучший учитель, который у них был, самый замечательный человек, какого они знали, и спрашивают, что полиция собирается с ним делать. Я просто хочу знать, Воорт. Мой двоюродный брат – владелец частной охранной фирмы в Атланте, и если я кого-нибудь рекомендую, считай, он уже на работе.

Воорту не по себе.

– Спасибо.

– Но самое худшее, что мы не можем использовать пленки Уэнделла, даже если он и откопал что-то. Азиз говорит, что это неприемлемо. Записи без ведома… ну, вы знаете закон. Если суд не принимает пленку, то не имеет значения, сказал ли на ней парень, что убьет президента, а потом так и сделал. Пленки Ная бесполезны в суде.

Неужели одна ошибка вызвала все это?

– Жду вас в «Небесном рыцаре». – Сантини отключается.

Мики пробивается сквозь поток машин, мчась к югу от Бродвея с ревущей сиреной. Обернувшись на заднее сиденье, Воорт видит мятый пакет с сандвичами, который так и лежит там с полудня.

– Ривердейл, – бормочет он.

– Что из того?

– Уэнделл оставил в квартире папку с надписью «Ривердейл», но вот хочет ли он, чтобы мы ехали туда, или сам в ту сторону направляется? А если идет сам, то почему тогда радуется, что мы нашли папку? Радуется, что мы все поняли неправильно, и, значит, записка обманывает. Ничего не понимаю.

– Приятно знать, что мы на пороге разгадки. Посмотри на хорошую сторону дела. Может быть, Уэнделл истечет кровью до смерти.

– А может, я неправильно истолковал эту дерьмовую записку. Может, она никак не связана с учительством и Уэнделл убивает кого попало, как ты говорил это с самого начала. Он просто псих.

– Спасем последнюю жертву, Воорт, и разберемся.

– Да, спасем мошенника.

Мики прорезает Центральный парк, выскакивает на Пятьдесят девятую улицу, пролетает на красный свет, чтобы попасть на Пятьдесят шестую. С запада, похоже, идет гроза, не обращая внимания на прогноз погоды.

– Мы удаляемся от Ривердейла, скорость около сорока миль, – говорит Мики. – Поешь, и будешь чувствовать себя получше. Сандвичи неплохие.

– Почему же у меня не выходит из головы, что мы делаем ошибку? – спрашивает Воорт.

Глава 15

Температура переваливает за девяносто градусов по Фаренгейту, побивая все рекорды, вызывая падение напряжения, навлекая на город гигантскую грозу с другой стороны Гудзона. Оказавшись на улице, Уэнделл видит огромные сине-белые вспышки над небоскребами. Быстро наползающие тучи закрывают звезды. Уэнделл чувствует запах озона и электрических разрядов.

Ему нехорошо.

Никто не обращает внимания на него, плетущегося от Первой авеню вниз по Пятьдесят шестой улице к востоку. Очень мало кто из прохожих смотрит на предгрозовые всполохи, основная масса спешит домой, чтобы опередить яростную грозу.

«Немного кружится голова, но, по-моему, это не из-за потери крови. Никогда не думал, что скажу тебе это, Воорт, но когда я стоял над Прайсом – мертвым, как и мой сын Бен, – ярость куда-то исчезла и я понял, что обвинял тебя в том, что не было только твоей виной. Я сделал из тебя козла отпущения. Это было легче, чем совершать поступки, и легче, чем размышлять над своими ошибками».

Патрульная машина с бледным силуэтом водителя проплывает в каких-то двадцати футах от преступника, арест которого сделал бы карьеру этому полицейскому. Не заметив своей оплошности, он скажет вечером жене: «Другим полицейским все время везет, а мне никогда».

«Ученик превосходит ожидания учителя, – говорит Уэнделл в микрофон на шее. – Однако ученик создает мне новые трудности. Ты поразил меня, Воорт, тем, что признал свою ошибку, и тем, как находишь связь между моими подсказками. Но так ли уж ты хорош?»

В небе носятся и трещат синие молнии.

«Шесть лет назад ты чуть не убил меня, а теперь сделал противоположное. Но вот вопрос – не играешь ли ты со мной в прятки? А может быть, знаешь, куда я направляюсь?»

Уэнделл останавливается и ненадолго прислоняется к зданию, чтобы передохнуть, а потом, сделав над собой усилие, отталкивается от стены. Он проходит мимо закрытого антикварного магазина, опущенных ставней пиццерии, освещенных окон жилого дома. Воздух тих и горяч, а электрические вспышки творят в небе карусельное шоу.

Воротничок священника исчез, он брошен в лифте офиса Прайса. Дипломат валяется в укромном углу табачного магазина, где Уэнделлу понадобилось всего несколько минут, чтобы превратиться из священника в художника: стильные очки в черной оправе, серьга из фальшивого бриллианта в левом ухе и черный берет – это лицедейство завершило переход от человека воздержания к человеку эксцесса.

Уэнделл – художник, актер, кинорежиссер – произносит, тяжело дыша сквозь пульсирующую боль: «Несколько крошечных перемен чрезвычайно меняют восприятие».

Он подходит к небольшой открытой стоянке машин, которая расположена через дорогу от моста и огорожена забором с колючей проволокой наверху. Машины на стоянке притиснуты бампер к бамперу и громоздятся на гидравлических площадках. «Открыто 24 часа, – гласит вывеска на хибарке сторожа. – Спрашивайте наши специальные цены, если паркуетесь до 5 часов утра».

Уэнделл передает сторожу корешок квитанции, которую получил вчера, оставив здесь свой «шевроле-нова», но прихватив с собой ключ от багажника. Там лежат папки, которые он забрал из квартиры, аккуратно сложенная форма дорожного полицейского, шляпа, мятый темный костюм, висячие бачки и длинная борода, делающая Уэнделла похожим на еврея-хасида, бинокль ночного видения, новый бумажник с фальшивым удостоверением личности, восемь тысяч долларов, пара обойм с пулями девятого калибра, запасной глушитель для «глока», старая коробка из-под макарон фирмы «Ронзони», набитая магнитофонными пленками с многомесячными записями, а также восемь конвертов из плотной коричневой бумаги со штемпелями и марками, приготовленными для отправки экспресс-почтой в телерадиокомпании и редакции газет. В них содержатся результаты его расследования, длившегося двадцать один месяц.

– С вами все хорошо? – спрашивает сторож.

– Я только что из больницы.

– Сорок восемь баксов, дорогой, – говорит с восточноевропейским акцентом вороватый сторож. – Если вы оставляете машину на срок более суток, то платите по более высокому тарифу.

Он вытирает крем от пончиков с толстых губ и шаркающей походкой удаляется с деньгами Уэнделла, которые кладет себе в карман, а не в кассу. «Вероятно, он костерит папу, президента, первый прилет марсиан», – думает Уэнделл, однако следит, как работник начинает отгонять соседние машины, чтобы освободить взятую напрокат «нову».

«Ты в Ривердейле, Воорт? Вот что мне надо знать».

Он дает «на чай» сторожу, проверяет багажник, лихо выезжает со стоянки и включает радиостанцию, передающую только новости.

Он едет к северу по Первой авеню, а затем поворачивает на Шестьдесят вторую улицу, к магистрали Франклина Делано Рузвельта. Над Ист-Ривер и небоскребами Гарлема сверкают молнии.

«Веди машину ровно».

Однако боль вынуждает Уэнделла остановиться, чтобы передохнуть и перевязать рану. По одной из радиостанций он слышит: «Пятнадцать тысяч долларов. Такая награда обещана компанией Халла за информацию, которая приведет к аресту и осуждению убийцы».

«Вероятно, эта сумма меньше той, которую Халл получил в виде взятки», – мелькает мысль у Уэнделла.

«Эй-би-си удалось выяснить, что сын Ная был одним из трех учащихся, которые погибли, когда три года назад в школе Натана Хейла рухнули перила», – старается напугать диктор Эй-би-си, но вместо страха возникает волнение.

– О Боже! Как я скучаю по тебе, Бен! И по тебе, Марсия.

Сидеть гораздо легче, чем идти, силы понемногу восстанавливаются, и при движении теперь дышать немного проще, хотя боль не стала слабее. Уиллис-авеню-бридж – один из двух проездов на остров, где нет полицейского поста, и он пересекает Ист-Ривер и, оказавшись в Бронксе, едет по шоссе № 87 на север.

«Посмотри в зеркало заднего вида, нет ли полицейских».

Но Уэнделл видит там только одно – свою новую, блестящую серьгу.

«Все эти книги, написанные дизайнерами по костюмам, очень хороши, но там не сказано главного. Переодевание – это больше, чем физическое действие. Это исчезновение своего „я“, превращение в ничто, капитуляция воли, позволяющей представлять себе, кто ты такой».

Переключая радиостанции, он натыкается на телефонное шоу.

«Я согласна с последним звонившим, – говорит взволнованная женщина. – Уэнделл Най был и моим учителем. Просто ужасно, что полиция считает его виновным. Как быть невиновному в этой стране, пока его вина не доказана?»

Уэнделл едет по Мэйджер-Диген-экспрессвей к выезду на Мошолу-парквей. Он въезжает на магистраль Генри Гудзона и направляется на юг.

«И другое, – говорит автор следующего звонка. – Я отец, моя девочка учится в первом классе. В нашем округе уволили заместителя директора школы и девятнадцать учителей. Все ассоциации учителей и родителей нашего района объединились и позвонили в офис мэра и сенатору Рашу, требуя федерального разбирательства всей этой кутерьмы в Управлении образования».

Уэнделл чувствует, как в уголках глаз собираются слезы.

«Ривердейл, 1 миля».

За последнюю пару месяцев он иногда заглядывал в этот богатый соседний район, осматривая усаженные дубами улицы и отделенные друг от друга группы домов, красивые здания, частные теннисные корты, яхт-клуб и дороги, выводящие к Гудзону. Он запоминал, в каких жилых домах дежурят охранники, где есть плоские крыши и где расположены парковки для заезжих гостей вроде него.

Он едет по Ривердейл-авеню, коммерческой четырехполосной дороге, мимо магазинов и длинных аллей, за которыми вырисовываются контуры жилых домов, а дальше, в глубине, насколько он знает, есть узкие улочки и дорогие частные дома.

«Давайте послушаем, что скажет Джо из Литл-Нека», – предлагает ведущий ток-шоу.

«Нет прощения убийце. Нам надо ужесточить законы», – раздается сиплый голос – вероятно, человека пожилого.

«Согласен, Джо». – «Уэнделл Най должен сесть на электрический стул, если убил этих людей. Но я зол и на полицию тоже». – «Почему, Джо?» – «Копы объявили, что Най ведет какое-то расследование, но не сказали, что именно он расследует, и только просили Ная поделиться с ними результатами. Спросите, и я отвечу: это попахивает укрывательством».

Внезапно Уэнделл слышит сирену и видит, как в зеркале мелькнул красный свет мигалки патрульной машины. Автомобиль проносится мимо, сердце у Уэнделла бешено колотится. Когда на следующем светофоре его машина делает сложный поворот направо, позвонивший продолжает сквозь усилившийся треск в динамиках: «Мне хотелось бы знать, как получилось, что любитель сумел раскрыть мультимиллионное жульничество, а наша полиция так ничего и не обнаружила. И это тоже говорит об укрывательстве, благодаря которому полиция оставила этого богатого детектива на службе».

Уэнделл въезжает на стоянку около жилого дома, в специально отведенное место с табличкой «Посетители». Гроза усилилась, и после каждой вспышки молнии раздается мощный грохот грома.

На улице ни души. Уэнделл, превозмогая боль, открывает багажник, вынимает нужную одежду и переодевается на переднем сиденье. Он сует в рот кулак, чтобы сдержать мучительный крик.

Спустя несколько минут Уэнделл – уже еврей-хасид – открывает внешнюю входную дверь высотного жилого дома. На нем помятый черный костюм, стоптанные башмаки, косматая длинная борода и пейсы; в Ривердейле одна из самых больших ортодоксальных еврейских общин Нью-Йорка.

Дверь в коридор заперта – ясное дело, – но Уэнделл ждет и вскоре видит мужчину с чемоданчиком, идущего от стоянки к дому. Уэнделл делает вид, что нажимает на кнопку и говорит в интерком, а мужчина тем временем подходит к двери. Кружится голова.

– Не хочется подниматься, Глория, – говорит Уэнделл, а мужчина уже в холле. – Я неважно себя чувствую.

Насколько тот мужчина видит, это правда.

– Ладно, я зайду, но только на пять минут, – говорит Уэнделл, придерживая внутреннюю дверь за мужчиной, который открыл ее специальным ключом. – Вы следите за этим скандалом со школьным строительством? – уже в лифте спрашивает Уэнделл с неподдельным любопытством.

– Чего там волноваться? Ведь все равно не остановишь, – устало отвечает мужчина – вероятно, в столь поздний час он еще только возвращается с работы.

На Манхэттене гроза становится яростнее, что вызывает перебои в городской электросети. Когда Воорт и Мики добираются до угла Пятьдесят восьмой улицы и Второй авеню, они видят, что фонари на улицах мигают и потрескивают, а в зданиях ни одного освещенного окна.

– Странно, Везунчик. Ни капли дождя – одни раскаты грома. Где же дождь?

– Нам не остановить Уэнделла.

– Ты спас больше людских жизней, чем десяток полицейских. Азиз должен оставить тебя на службе.

Радио трещит от помех, а сообщения на волне полиции все время прерываются. Небо делается зеленым. Огромная вспышка молнии ударяет в верхушку моста Куинсборо.

– Знаешь, Мик, через десять лет мой сын будет разбираться в домашних портретах, и что же он увидит на моем? Полицейского, зашедшего не в ту квартиру и допустившего просчет?

Сквозь треск помех и поток срочных полицейских звонков, гул уличного движения и грозовых раскатов они едва разбирают сообщение о том, что Уэнделла Ная видели в Ист-Виллидже.

– Конечно, видели, – вздыхает Воорт. – И в Литл-Неке, и в Ред-Хуке тоже – и все за последние десять минут.

Другой диспетчер резко поясняет:

– Видели Ная за рулем машины, пересекающей Уиллис-авеню бридж, он был в берете.

Они пробираются к дому Приста, вокруг патрульные машины и автомобили без знаков. Звучат четыре гудка, которые означают, что городская радиостанция срочной полицейской связи сейчас начнет работу. Наклонившись к приемнику, Воорт понимает, что Полис-плаза, 1, передает подробное описание измененной внешности Уэнделла. Сведения получены от людей, видевших его в здании Прайса.

– Он был одет как священник, – говорит диспетчер.

Мики уже разворачивает машину. Воорту совсем не обязательно говорить: «Черт подери. И там и здесь священник. Ривердейл», – но он все же произносит это вслух.

На часах в машине 20.45 сменяется на 20.46.

На верхнем этаже Уэнделл поднимается по лестнице на крышу, где никого нет из-за небывалой бури. Боль сковывает движения, и он идет очень медленно. Вынимает из куртки военный бинокль ночного видения и подносит к глазам. С северо-восточного угла крыши открывается превосходный, чуть окрашенный линзами в зеленое, вид на особняк в стиле Тюдоров, который находится в четырех кварталах от Уэнделла.

Хрипло дыша, он произносит:

– Ты здесь, Воорт? Я потерял время из-за раны.

Особняк полностью освещен, и насколько видит Уэнделл, какой-то человек с немецкой овчаркой на поводке огибает дом и исчезает за углом. Хорошо одетая женщина и две маленькие близняшки спешат с чемоданами к «рейнджроверу», стоящему на подъездной аллее. Они садятся, и машина немедленно отъезжает.

– Так, патрульная машина, две. Да сюда катит целая армия.

В верхнем окне Уэнделл ловит бледное лицо человека, который внимательно оглядывает улицу и одновременно нервно говорит по сотовому. Он поднимает лицо, и Уэнделлу кажется, что он смотрит на него в упор. Но это невозможно – слишком уж большое расстояние.

От внезапной острой боли Уэнделл сгибается пополам, а когда снова смотрит на окно, занавеска полностью его закрывает.

Он уже собирается вернуться в машину, когда его внимание привлекает какое-то движение около дома Приста.

От боли двоится в глазах, но Уэнделл видит, как из двух черных «каприсов» выходят два Воорта.

– Опять «отлично», детектив, – шепчет Уэнделл, кривясь от боли. – Но может быть, я ухитрюсь прикончить к полуночи пять человек, а не четверых.

Когда ежедневно гудок извещает о конце рабочего дня, руки и плечи Уэнделла пылают огнем, ноги горят, шею ломит. Он таскает железо, доски и кирпичи целый день и может точно сказать, где нарастают мышцы – в тех местах, где болит.

– Хочешь подзаработать? – спрашивает табельщик.

Трудно представить, что на месте этого огромного котлована когда-нибудь появится школа, но Уэнделл видел синьки в руках приезжавшего на стройку архитектора. В северном крыле, рядом с задним входом, разместится кафетерий, а лаборатории будут выходить окнами на баскетбольную площадку.

– Мне хватит и нескольких баксов, – говорит Уэнделл. – Но почему бы и нет?

– Только это должно остаться между нами, ладно?

Они сидят в бытовке на строительной площадке компании «Пи энд Пи» – табельщик, девятнадцатилетний племянник владельца компании Джоуи Прист, его приятель прораб Ричи, профсоюзный босс Дуги и толстый электрик по имени Эл Крэйн.

Вся работа Джоуи состоит в том, что он записывает, кто сколько времени провел на рабочем месте; это было бы легко автоматизировать, но компания хочет, чтобы это делал человек. Это не работа, а приработок.

Джоуи Прист сидит, задрав ноги в грубых ботинках на откидной стол бытовки, охлаждаясь под ревущим кондиционером, и прихлебывает холодный баночный чай. У него мышцы никогда не болят. Он бросает ручку на список, где отмечаются часы.

– Если когда-нибудь захочешь уйти пораньше, я запишу тебе полный рабочий день и даже сверхурочные, а за это ты отстегнешь мне двадцать процентов от дополнительного заработка, идет?

– В понедельник, думаю, посплю подольше, – ухмыляется Уэнделл.

– Просто запомни. Двадцать процентов.

Это начало, но с тех пор, как оторвались перила, прошло много времени, и когда в день зарплаты Уэнделл получает чек, то отправляется в ювелирный магазин близ Медисон-сквер-гарден. Там он выбирает три пары часов новой марки «Фестива». Сто баксов штука.

– Джоуи, не знаешь, кто может заплатить двадцать пять за такие? Стоят сотню.

– Не подделка?

– А ты как думаешь? Я ведь здесь работаю.

Джоуи покупает часы, то же самое делает прораб Ричи Мэйхью, покупает часы и профсоюзник Дуги. А днем позже, когда Уэнделл нагружает тачки, к нему украдкой подходит Ричи. Это высокий и сильный мужчина, вечно улыбающийся блондин с забранными в хвост волосами. Он в тенниске, обнажающей бицепсы, а на плече татуировка – обнаженная брюнетка в туфлях на высоком каблуке.

– Можешь достать что-нибудь еще? – спрашивает Ричи.

– А что, например?

– Моему парню нужен ди-ви-ди-плейер.

Уэнделл покупает DVD и приносит на стройку, делая вид, что украл.

– Сколько? – спрашивает Ричи?

– Я не платил за него, так почему должен платить ты? Отец обычно говорил мне, что лучше сделать одолжение, чем дать сотню баксов.

– Одолжение, – улыбаясь, повторяет Ричи. – Идем в бытовку.

На стройке никого нет. Он захлопывает дверь, и широкая улыбка на лице Ричи постепенно исчезает.

– Выворачивай карманы, Уэнделл. Снимай ботинки.

Дверь открывается, и в бытовку входят Дуги, Джоуи и здоровенный Эл Крэйн. Все остальные рабочие ушли со стройки в половине пятого, а ночного сторожа не будет до пяти.

– Эй, что такое? Если забуду, напомните мне, чтобы я не делал вам больше подарков, – говорит Уэнделл.

Его охлопывают, проверяют карманы, обыскивают багажник и отвинчивают приборную доску его только что купленного старенького «эскорта».

– Думаешь, я коп? – спрашивает Уэнделл, униженный и испуганный.

– Кто велел тебе продавать всякую дрянь у меня на стройке?

Джоуи и Дуги стоят в бытовке позади Уэнделла, Ричи покачивается перед ним, опираясь ногой на стул.

– Никто, Ричи. Все это я взял у парня из моего квартала.

– Выходит, ты решил открыть лавочку и привлечь внимание копов.

– Я больше не буду.

– Какое же одолжение ты хочешь?

– Мне было нужно немного баксов. Прости.

«Брошу эту глупую затею, если удастся выпутаться».

Пока Уэнделл одевается, Ричи, ехидно улыбаясь, опрокидывает стул.

– Так какое одолжение?

Дуги и Джоуи придвигаются поближе. Эл запирает дверь. Уэнделл понимает, что весь его гениальный план с первого же раза трещит по швам и горит синим пламенем из-за глупой ошибки. Уэнделл не в состоянии придумать другой ответ вместо заранее приготовленного.

– Все, что я хотел, – это вкалывать, но спина ноет из-за того, что весь день таскаю всякое дерьмо, понимаешь? Если у тебя есть возможность, дал бы мне что-нибудь полегче. – Сделав паузу, Уэнделл чувствует, как по лицу течет пот, несмотря на кондиционер. – Забудем, хорошо?

Ричи начинает смеяться, и другие парни тоже.

– Ну и тупой же ты! Ладно, угощу тебя пивом.

Но Уэнделл понимает, что проверка не закончена, и вовсе не потому, что его запихивают на заднее сиденье нового «чероки», принадлежащего Джоуи. Уэнделл сидит между здоровяками Элом и Дуги, машина едет по Вестсайдской автомагистрали на север. Невероятно далекими кажутся другие машины – таким же далеким кажется и замок на двери машины.

– Откуда ты? – спрашивает Ричи с переднего сиденья, словно продолжая невинную беседу.

– Из Куинса.

– Женат?

– Жена меня бросила, – говорит Уэнделл. – Сука такая.

– Ты довольно стар, чтобы вступать в профсоюз, – произносит Ричи, когда они едут по Бронксу.

– Начинать никогда не поздно.

– А где срок мотал? В «Могилах»? В «Аттике»?

Мелькает улыбка Ричи – от нее рябит в глазах.

– Значит, никакой тюряги? И никакого протокола, если бы мы проверили, дружбан?

– Красивые девки, – шепчет Джоуи, протискивая машину на стоянку у кабака со стриптизом. «Бриллиантовый клуб» – гласит вывеска с картинкой – женская нога в туфле на высоком каблуке. В шесть вечера стоянка лишь частично заполнена машинами; это место находится недалеко от парковой дороги Самвилл, по которой жители пригорода катят к себе домой – в Йонкерс, Тэрритаун, Катонах.

– Насмотритесь на танцующих голых девочек, парни. А потом скорей домой, в постель, и, закрыв глаза, представляйте, что под вами нежные тела стриптизерш, а не плаксивые толстые жены. Пиво за мной, – говорит Ричи; его приятелям это кажется забавным.

«Не надо было в это ввязываться».

Ричи заказывает кувшин пива «Бад» и три стакана. Дуги просит кока-колу.

– Я член общества «Анонимные алкоголики», – поясняет он.

– Сокращенно – АА. Нет, ты, скорее, член общества ГГ – «Говенные Говнюки», – говорит Ричи, рассмешив всех.

На площадке танцуют три девицы – трутся о шесты, проводят руками по телу, повторяют слова хита «Пронзи меня» и одновременно пялятся в телевизор, где крутят видео.

В заведении пахнет пивом, духами, по́том и плесенью. Нервы у Уэнделла на пределе – он знает, что сейчас должно произойти что-то страшное. Но Ричи говорит о шансах команды «Джетс» завоевать Суперкубок по бейсболу, Дуги рассказывает о двух сестренках, которых он трахает. Младшая покрасивее, но та, что постарше, движется как по спирали, что-то невероятное.

«Зачем же они привезли меня сюда?»

На смену выходит новая тройка танцовщиц.

На улице темнеет.

Немного погодя Ричи встает и, даже не думая расплачиваться, говорит:

– Мы с Дуги поведем машину. Уэнделл, это что у тебя, бумажник? Спрячь.

– Разве не надо платить?

– Здесь мы пьем бесплатно.

Когда они выходят на улицу, там темно, уличное освещение не работает. Ричи кажется раздраженным и расстроенным.

– Мы забросим тебя домой, – говорит он, снова направляя Уэнделла на заднее сиденье «чероки». – А утром захватим тебя на стройку, дружбан. Тебе не понадобится твоя тачка.

«Они собираются вытянуть из меня все. Знают, что я не тот, за кого себя выдаю».

Радио не работает, и все молчат. Они едут через городские трущобы Бронкса и по мосту Трогс-Нек в Куинс, где, слава Всевышнему, Уэнделл предусмотрительно снял комнату на свое новое имя, указанное в профсоюзном билете, – совсем небольшую комнатку в частном доме с ванной внизу, за двести долларов в месяц. Никакого найма на имя Уэнделла Ная.

Уэнделл выходит из машины и расстается с членами своей бригады. В голове только одна мысль: «Они хотят меня убить».

– Будь на выходе завтра в семь, – говорит Дуги, когда они отъезжают. – Я заеду за тобой. Поспи немного.

Целый месяц Уэнделл регулярно ездит с парнями в халявные заведения – стрип-бар, муссака-бар в Астории, спортивный бар в Ривердейле.

– А почему мы никогда не платим? – спрашивает он Ричи.

– А ты что, хочешь платить? – ухмыляется тот в ответ.

Уэнделл идет домой к Дуги во Флашинге, знакомится с его женой, ест равиоли и смотрит бейсбольный матч «Янкиз». Ловит голубую рыбу в Монтоки с Ричи и Элом. Когда взятая напрокат лодка оказывается перегружена, Ричи выбрасывает за борт улов. «Очень скверный характер», – думает Уэнделл, который теперь все время находится на взводе.

«Мое расследование зашло в тупик».

Четыре раза в неделю он ночует во Флашинге. Все остальные ночи напролет сидит дома в Интернете и пытается найти хоть какие-нибудь зацепки и точки пересечения «Пи энд Пи констракшн», Эйдена Прайса, Филиппа Халла и любого другого члена Управления образования. Он проверяет кредитные рейтинги, информацию по ипотеке, о судебных процессах, о личных автомобилях. Находит в Интернете протоколы заседаний управления или же покупает их в протокольном отделе на Ливингстон-стрит.

Но за четыре месяца расследования ему не удается ничего выяснить.

«И здесь у меня тоже провал», – думает Уэнделл. Он постоянно настороже, следит за каждым своим словом, ненадолго забываясь лишь в тревожном сне.

А потом наступает прорыв.

– Хочешь повести машину, Уэнделл?

Пятница, они сидят в стрип-баре и пьют «Маргариту». Джоуи дома с женой, которая на втором месяце беременности. Эл в Майами. Дуги сидит с мрачным видом на третьем табурете, гримасничая всякий раз, когда поворачивается в сторону танцовщиц. У него ломка.

– Я срезаю дорогу по газону и переворачиваюсь. А потом, известное дело, понадобится гребаный пластиковый диск для гребаной спины.

– Дуги, мы тебя высадим. Уэнделл, сегодня едем вместе.

Ричи обожает компанию, знает теперь Уэнделл, любит командовать и рисоваться, а также терпеть не может ездить по особым заданиям на своем новеньком «БМВ». Спустя час они несутся в «эскорте» Уэнделла к Саутстейт-парквей и Лонг-Айленду.

– Выезжай к Роквилл-центру и сверни на Тессер-плас. Припаркуйся у номера 3332. Оставайся в машине.

Ричи нажимает на кнопку звонка симпатичного дома в колониальном стиле. Подстриженную лужайку окаймляют кусты, под окнами тюльпаны. Ричи серьезно говорит с нервным человеком, который открывает дверь, часто кивает и всматривается в «эскорт», словно стараясь запомнить чертову машину.

Позднее Ричи сует в карман Уэнделлу сотню. И той же ночью Уэнделл находит в Интернете, что дом, куда они заезжали, принадлежит директору средней школы в Куинсе. Кредитный рейтинг владельца был такой, что страшно сказать.

Ему принадлежали тысячи магазинов, банков, служба внутренних доходов.

«Что ж, вот и начало», – озадаченно думает Уэнделл.

Прошло два месяца, но почти ничего не изменилось, если не считать, что Уэнделл стал еще больше нервничать. Парни продолжают пить и играть в покер, а Уэнделл почти каждую неделю куда-нибудь да возит Ричи – к судье в Бей-Ридж, к заместителю председателя профсоюза в Нью-Рошелл, в особняк в стиле Тюдоров в Ривердейле, принадлежащий владельцу «Пи энд Пи», которого Уэнделл видит на стройке и временами в стрип-баре.

– Владелец заведения, – говорит Ричи.

Всякий раз, когда подбирается очередной кусочек мозаики, Уэнделл испытывает прилив оптимизма, одновременно понимая, что у него все еще нет никаких улик против «Пи энд Пи». Ни единой.

Уже заложен фундамент школы. Возведены стены офиса директора. Но бытовка не дает покоя Уэнделлу. Он часто видит незнакомцев, которые входят и выходят из нее. Или людей, в чьи дома он возит Ричи. Иногда в бытовку входит сам Ричи, и еще там бывает довольно много людей с короткими стрижками и в дорогих костюмах. Это не архитекторы, потому что у них нет синек, и не юристы, потому что те надевают каски и идут поглядеть, как идут работы, – обычно задержки обходятся дорого и им приходится отбиваться в суде.

Какого черта они делают в бытовке? О чем говорят?

И Уэнделл снова рыщет в Интернете, набирает слова «оборудование» и «наблюдение», «шпион» и «универмаг „Шпионский“».

«Мы продаем первоклассные скрытые и беспроволочные системы видео– и аудиослежения, которые используются профессионалами из органов правопорядка. Предупреждение: в вашем штате или округе использование этих приборов может оказаться незаконным. По закону ответственность за использование оборудования несет сам покупатель».

Да, это правда.

Уэнделл поражается, узнав, сколько всего он может купить. Есть беспроводная радиокамера с часами, скрытая телекамера, камера, вмонтированная в чемоданчик, камера в видеопейджере и камера в плейере, в датчике обнаружения дыма, настенных часах и лампах.

Доставка через семь-десять дней.

Решая, какой аудиоприбор для него больше подходит, Уэнделл видит, что в диапазоне от трехсот до восьмисот долларов имеется магнитофон, вмонтированный в ручку или телефон, микрофон в пуговице, в очистителе воздуха, стенной вентиляции, солнцезащитных очках, а также параболический микрофон дальнего действия – вроде тех, что телекомпания «Фокс» использует на футбольных матчах.