Текст книги "Мертвые незнакомцы"

Автор книги: Итан Блэк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

Одежда рабочего, однако, именно то, что надо.

Надеваются причиняющая боль локтевая шина и запачканная светло-коричневая форма с нашивкой «Винни» на рубашке. Такая же куртка на молнии и каштановый парик, который он носил, когда селился в мотель. Образ довершают ботинки на резиновой подошве и непромокаемая накидка такого же тускло-коричневого оттенка. «Глок» отправляется в нагрудную кобуру.

Когда Шеска выходит в коридор, из номера через две двери от него высовывается горничная.

– А теперь, сеньор, убрать ваш номер?

– Пожалуйста, не трогайте.

Шеска вешает на ручку двери табличку «Не беспокоить» и уходит под дождь. Лучше бы не покидать мотель, но, надо признаться, ему нравится, как усиливаются чувства, как ускоряется сердце, когда он уходит из-под защиты мотеля, когда оказывается на театре военных действий.

Спокойным шагом скучающего воскресного рабочего Шеска идет прямо мимо копа-«мамочки», которая, похоже, не замечает его, даже, судя по отражению в залитом дождем окне химчистки, не поворачивается, чтобы посмотреть ему вслед.

В супермаркете, где делает покупки еще одна «мамочка», Шеска-покупатель выбирает яблоки «грэнни Смит» (женщина-коп рядом осматривает сливы и груши). Еще он покупает в дешевой аптеке стабилизатор напряжения – вещь действительно нужную на случай перебоев с электричеством. В номере остался миниатюрный сверхсовременный радиосканер «Зенит QH-76», разработанный специально для НАОУ, чтобы пробиваться через глушители в частные цифровые радиочастоты, какими пользуются искушенные террористы. И антитеррористические подразделения ФБР. Референт Пит принес оборудование в самом начале, когда Вашингтон еще финансировал проект и они получали все, что считали необходимым. Когда проект закрывали, Шеска доложил, что прибор утерян.

Они его так и не отдали.

Теперь, нагрузившись покупками, он подходит к кассе как раз перед чернокожим копом в гражданской ветровке, чувствуя его взгляд на спине.

Кассир – мальчишка с торчащими волосами и маленькой сережкой в правом ухе – одобрительно кивает, укладывая стабилизатор в сумку.

– Умно купить такую штуку, приятель, когда надвигается такой ураган, – говорит он. – Слыхали, пол-Пенсильвании осталось без электричества?

– Из-за парникового эффекта погода сходит с ума. – С этими словами Шеска поворачивается к стоящему позади копу, дерзко глядя ему прямо в лицо. – Ведь это люди вроде нас, вас и меня, и наша неэкономная энергетическая политика порождают такие бури, вы не думаете?

Коп закатывает глаза.

– Эль-Ниньо, – отвечает он.

«Его не ищут!»

Но когда Шеска возвращается в мотель, ему не нравится, что администратор как-то нервно выскакивает из кабинета ему навстречу. А пистолет под накидкой, и вытащить его будет трудно.

– Мистер Пейн?

Она молодая, хорошенькая – и оглядывается на кабинет. Шеске не видно, кто там сидит, но кто-то там есть.

– Меня зовут Шейла?

– Я спешу.

– Один наш постоялец? – У нее все фразы звучат как вопросы. – Он спрашивает, не согласитесь ли вы поменяться с ним номерами? Он говорит, что провел в этом номере первую брачную ночь? Говорит, у него романтические воспоминания?

Дождь захлестывает навес, где они стоят.

– Я обещала ему спросить? – вздыхает Шейла.

Все чувства Шески напряжены. Что это? Уловка, чтобы попасть в номер? Или номер необходим копам для наблюдения?

– Мне нужен этот номер. – В голосе раздражение человека, который не любит, когда его беспокоят по пустякам.

– Как долго вы останетесь у нас? – спрашивает горничная, явно предпочитая, чтобы он поскорее съехал. Надо думать, ей предложили большие чаевые, если он согласится на обмен.

Шеска направляется к лестнице. Дождь усиливается.

– Пока жена не пустит меня домой, – отрезает он.

В час дня, пока спецы из антитеррористического отдела разогревают на кухне банкетного зала консервы, Воорт в главном танцзале, превращенном в командный пункт, инструктирует полдюжины агентов ФБР, только что приехавших в «грузовике с продуктами». Все участвующие правоохранительные органы согласились, что по политическим и пропагандистским причинам официально сегодня главную роль будет играть полиция, а Джек Лопес из антитеррористического отдела уладит все проблемы с ФБР.

– Сегодня рано утром, – говорит Воорт, без колебаний уступивший руководство операцией более опытному Лопесу – во все участки по электронной почте разосланы сообщения, что банкет отменяется из-за аварии на водопроводе. Поэтому детективы сегодня не появятся.

Один из агентов, женщина из Алабамы, которая вчера заметила фургон в туннеле Бруклин-Бэттери, спрашивает:

– А если о сообщениях узнают журналисты? И опубликуют?

– Отмененный банкет и сломанный водопровод в банкетном зале вряд ли привлекут внимание.

Слышно, как внизу сотрудники антитеррористического отдела таскают в «грузовик с продуктами» лучший фарфор «Парфенона», финансовую документацию, скульптуры и картины, мебель. Все вывозится до завтра.

– Все здание в нашем распоряжении, – говорит Воорт агентам, указывая на прикрепленные к пробковой доске чертежи и подробные наброски квартала и ближайших улиц. – Внизу бар, атриум, гардероб, зал для небольших банкетов. Наверху главный зал. Кухня и контора в цокольном этаже. Раздевалка для персонала тоже.

Включается аудиосистема, латиномериканская музыка так гремит, что пара агентов морщатся. Обычно работающая в «Парфеноне» панамская группа играет громко, объяснил совладелец зала, поэтому и полиция включила звук на максимум.

Когда откроют окна, соседи подумают, что внутри все нормально.

– Благодаря коллегам из ФБР мы получили картонные силуэты из вашего тира, и вечером их установят за окнами. Будет казаться, что здесь много людей. Городские автобусы направили в объезд бульвара Мойнэхен. Поезда метро будут следовать без остановки, как и экспрессная линия, в результате, м-м, затопления из-за дождя. Сотрудники антитеррористического отдела, переодетые в сотрудников службы газа, закроют все магазины, которые еще будут работать, в шесть, сославшись на утечку газа. Бензозаправку тоже закроют, но свет оставим. Дождь и ограждение поперек улицы отпугнут пешеходов. Мы организуем поток пар, «гостей», коллег, которые будут заходить в банкетный зал и снова выходить, кружа по кварталу. В припаркованных на улице машинах будут сидеть агенты ФБР и копы. Большую проблему создадут штатские на машинах, поэтому мы хотим, чтобы они проезжали не задерживаясь. Если Грина заметят, как только он заедет в огражденный сектор, движение позади него будет остановлено.

– А как же машины, проехавшие перед ним? – спрашивает агент из Алабамы. – Не окажутся ли они в ловушке, если дело примет нежелательный оборот?

– В половине машин будут сидеть полицейские в штатском. Мы стараемся свести риск для гражданских к минимуму, – вздыхает Воорт, – но тут как с любой полицейской операцией. К сожалению, когда полиция пытается устроить ловушку для преступника, невозможно совершенно исключить риск. В конечном счете мы блокируем два квартала. Когда Грин появится, мы захлопнем ловушку. Те, кто будет на улице: если заметите фургон, доложите, но сделайте вид, что не обратили внимания. Оставайтесь на месте, пока не получите приказ. Мы хотим дать штатским время уйти. Пусть транспортный поток задержит Грина естественным образом. Светофоры будут действовать синхронно. Когда получите «добро», приближайтесь с обеих сторон. Любое его внезапное движение может означать, что он тянется к кнопке. Любое быстрое движение – и стреляйте.

– А что делать тем, кто будет в здании? – спрашивает женщина.

– Ждать инструкций. И никому не выходить без пуленепробиваемого жилета. Не хотелось бы, чтобы кого-нибудь случайно подстрелили.

После инструктажа Воорт берет свою порцию сосисок с бобами на бумажной тарелке и банку апельсиновой газировки и направляется к складному стулу в углу, откуда открывается вид на залитую дождем улицу.

Подходит Микки, забавно смотрящийся в накрахмаленной белой форме официанта. Волосы в идеальном состоянии. Он снял драгоценности: часы и кольцо Благотворительного общества детективов.

– Чем больше я обо всем этом думаю, тем больше жалею, что ты не раздал заодно и портреты Шески, – говорит он.

– Я уже говорил. Сначала Грин.

– Но если Шеска действительно здесь, он может…

– Я не хочу отвлекать людей, – прерывает Воорт. – Ты знаешь, как трудно найти даже одного человека. Не хочу сбивать их с толку двумя.

Еда безвкусная, но он заставляет себя есть, чтобы поддержать силы. После двух банок газировки в горле по-прежнему сухо.

«Если вы ошибетесь, вас всю жизнь будут мучить кошмары», – сказал Шеска.

Микки, прикончив сосиску, спрашивает:

– Что за книги ты отправил в кабинет?

– Те, которые читает Шеска. Которые все время цитирует Рурк. Я открыл Черчилля на части, которая называется «Война на два фронта».

– Это когда страна воюет с двумя врагами одновременно?

– Во Второй мировой войне немцы сражались с Англией на западе и с Россией на востоке.

– Вот и у тебя то же самое, Кон. Два врага одновременно.

Воорт отправляет в рот последний кусок сосиски. Музыка все громче. Кроме труб, звенят тамбурины. Мелодию переполняет латинское веселье.

– Н-да, – мрачно соглашается Воорт. – Шеска и Грин. Моя война на два фронта.

В три Шеска видит из окна, как школьники возвращаются со своих подготовительных курсов. Видимость становится все хуже, а дождь все сильнее. В четыре исчезают смутные силуэты мамаш, заканчивающих с воскресными покупками. В пять, когда «электрики» начинают перекрывать квартал, снова появляются папаши-рабочие, а из подземки начинают выбираться туристы, днем посещавшие музеи и театры Манхэттена.

– Проклятый дождь! Теперь еще и улица обледенела, – неразборчиво из-за усиливающихся помех произносит голос из сканера. – Скользко, ходить невозможно.

Движение на улице прекращается, и слуха Шески достигают автомобильные гудки. Из-за гололеда на бульваре Мойнэхен произошла авария.

В семь парковку начинают заполнять конфискованные машины: прибывают «гости». Банкетный зал сверкает огнями, но дождь все усиливается, и разглядеть что-либо становится почти невозможно. Шеска различает людей за прозрачными занавесками, потом, заметив, что они не двигаются, понимает, что это вовсе не люди.

Время от времени в «Парфенон» забегают спасающиеся от дождя пары. Через несколько минут они снова появляются на улице. Очень умно.

Из банкетного зала доносится рок-н-ролл. Музыка смешивается с неразборчивыми из-за помех сообщениями по радио. Копы и фэбээровцы используют четыре канала: один для наблюдателей, один для снайперов, один для взрывотехнического отдела и штурмовой группы антитеррористического отдела, которой было поручено захватить фургон. Последний канал – для медиков.

Время банкета!

Шеска, обученный часами лежать неподвижно и наблюдать, может следить за рацией и вернуться в тот день, когда у него с Мичумом все разладилось. Был погожий, солнечный день, когда Мичум с мрачным видом вошел к нему в кабинет.

– Полковник, можно задать вопрос? Какое бюро в Вашингтоне получает нашу информацию?

В голове Шески срабатывает сигнал тревоги. Он выпрямляется в кресле, переплетает пальцы, потом берет из банки леденец и аккуратно разворачивает.

– Ты знаешь, что все засекречено. Зачем спрашивать?

– Потому что в новостях ни разу ничего не было об арестах этих людей. Я говорю о самой первой группе. Была масса времени, чтобы их прихватить.

– Хочешь конфетку?

– Спасибо, нет.

– Вашингтон не объявляет о своих делах. Все засекречено.

Шеска помнит, как мысленно уговаривал Мичума: «Уходи. Не хочу, чтобы пришлось причинить тебе вред». И как Мичум упрямо качал головой.

– Но когда кого-либо арестовывают за штуки, которые мы расследуем, это всегда сенсация.

– Может быть, это была местная сенсация.

– Нет, я изучил отчеты. Об этих людях ничего нет.

Голос из сканера отвлекает Шеску от воспоминаний:

– Южный угол? Как видимость?

– Ужасно, – отвечает голос Воорта, – это… – Остальное тонет в помехах.

«Южный угол внизу».

Шеска смотрит вниз. Видна фигура под зонтом. Воорт.

«Он здесь».

Шеска пользуется оптическим прицелом винтовки, чтобы лучше разглядеть Воорта. Через перекрестье прицела кажется, будто до копа всего несколько дюймов. Шеска борется с желанием выстрелить. Снова погружается в воспоминания: вот у себя в кабинете он указывает Мичуму на мягкое кресло. Морщится, словно ему неловко, что Мичум упустил что-то очевидное.

– Мичум, подумай, – говорит он бывшему ученику. – Выявленных не трогают. Выясняют их контакты. Это азы. Ты меня удивляешь. И с какой это стати ты проверяешь старые объекты? У тебя достаточно работы с новыми.

На улице Воорт куда-то уходит.

Шеска переключает каналы на сканере и слышит голоса снайперов:

– Кто-нибудь прихватил лишние перчатки? У меня руки мерзнут.

– Шутишь? Ты не взял перчатки?

В ноздри Шеске ударяет сырой, холодный запах дождя. Когда он подходит к окну, бахрома шторы тянется к его колену от статического электричества. Память снова возвращает его в кабинет. Мичум выходит, потом входят остальные. Он до сих пор слышит вспыхнувший тогда спор.

Пит:

– Пока он проверяет только первую группу, но что, если он доберется до людей, в отношении которых мы приняли меры?

Лора:

– Нам не следовало говорить ему, что Вашингтон возобновил проект. Надо было посвятить его во все с самого начала. Полковник, давайте дадим ему шанс.

С улицы доносится грохот – столкновение на бульваре Мойнэхен: грузовик службы доставки въехал в зад пикапа. Крики. Автомобильный гудок – и снова грохот. На этот раз автобус из Атлантик-Сити – с рекламой казино – врезался в грузовик. Движение останавливается.

В воспоминаниях Шески Чарли отвечает Питу и Лоре:

– Надо было либо солгать ему, либо вообще не браться за дело. Он бы никогда не согласился.

Стук в дверь возвращает Шеску в настоящее. Горничная:

– Можно разобрать постель?

– Нет! И не приходите больше!

В коридоре ворчат, что-то вроде «не дает работать». А в воспоминаниях Чарли говорит:

– Полковник, я прослушивал его телефон, как вы хотели. И послежу за ним, когда он уйдет.

Неожиданно из сканера раздается не заглушаемый помехами голос полицейского:

– Это он! Он! Фрэнк Грин! Северная сторона!

Шеска отворачивается от окна. Мичум забыт. Все чувства напряжены. Он весь в настоящем.

Разум, как обычно в бою, действует на уровне инстинктов, сокращая мыслительный процесс до долей секунды. Шеска откладывает винтовку, потому что при такой видимости она бесполезна. Первоначальный план не годится. Надо взять «глок» – полицейское оружие. Если он выстрелит, если произойдет «несчастный случай» и следователи обнаружат пули, они скорее всего решат, что пули выпущены из личного оружия какого-нибудь копа. Никто не удивится, когда этот коп не захочет признаться.

Он уже давно не был в таком ладу с собой. Все прекрасно, просто замечательно. Внезапно Шеска понимает, что прилив возбуждения никак не связан ни с Воортом, ни с Мичумом, ни даже с Лупе. Это существовало в нем задолго до того, как все они вошли в его жизнь. Шеска уже собирается уходить, когда сканер засекает местоположение первой из сегодняшних мишеней. Он чувствует себя чудесно, совершенно живым, в своей стихии – в бою с неравными шансами.

Хватая водонепроницаемую куртку, Шеска понимает на каком-то подсознательном уровне, ощущая это скорее как вспышку удовлетворения, чем настоящую мысль, последний элемент, который удержал его здесь и который в конечном счете обусловил решение не отказываться от проекта: «Мне это нравится».

Все дело в том, понимает он, ощущая животную непосредственность, которая приходит к нему только в бою, что для человека с правильной психологической установкой (его установкой) война – единственное в жизни, что никогда не разочарует, никогда не исчезнет и не измельчает.

Так ли плохо любить свою работу?

«Используй погоду с выгодой для себя».

Хороший оперативник импровизирует.

«Сам создавай свою удачу».

Глава 23

Воорт все равно что слеп.

Можно строить планы, тщательно проработанные планы, но потом, во время неистовой электрической бури, они оказываются не такими уж проработанными. В плане не было аварии. Не было внезапного появления множества гражданских в автобусе из Атлантик-Сити. Не было дождя, такого сильного, что наблюдатели почти ничего не видят.

Через наушники он слушает подробности.

– Фургон теперь белый, с нью-йоркскими номерами. Но бампер погнут. Наклейка «Гринписа» есть. На Грине красная куртка и…

Продолжение тонет в помехах, хотя цифровые рации антитеррористического отдела должны по идее быть самыми лучшими. Воорт кричит в передатчик:

– Что еще на нем надето?

Помехи.

Небо раскалывается от грохота, по всему городу словно разбегаются ударные волны. Град барабанит по автозаправке, где Воорт задержался во время обхода полицейских постов. Он один. Сегодня его задача – по приказу Джека Лопеса – быть Вездеходом.

– Похоже на собачью кличку, – сказал Воорт.

– Угу, ты и есть ищейка, – ответил энергичный и миниатюрный капитан. – У тебя нет нашей выучки, зато великолепный инстинкт. Если бы не ты, нас бы здесь не было. Поэтому будешь моим наблюдателем. Ходи, где хочешь. Оставайся на тактическом канале и сообщай мне, если что-то будет неблагополучно.

Но неблагополучна сама природа. Гроза посмеялась над всей их логикой, даже над подробнейшими схемами, которые Воорт подготовил для инструктажа, где отмечены магазины, прорисованы тротуары и припаркованные машины, а легко опознаваемый фургон Грина обозначен большим крестом.

Помехи снова превращаются в английскую речь.

– …тормозит на светофоре. Коллинс и Голдберг приближаются с восточной стороны…

«Они не должны были появляться, пока не уберутся гражданские».

Наушники взрываются короткими очередями выстрелов. Так они кажутся более далекими, чем настоящие выстрелы, раздающиеся двумя кварталами севернее.

Проклятие!

Воорт стонет, и тут же в наушниках раздается рев:

– Полицейские, сюда!

Штурм начался на дальнем конце оцепления. Воорт дергает вниз закрепленные липучками отвороты водонепроницаемой куртки, показывая огромные желтые буквы НЙУП на синем фоне всем, кто подойдет ближе, чем на десять футов.

Он спешит на север, борясь с подступающей тошнотой, – мимо копов и агентов ФБР, выскакивающих из припаркованных на улице машин. Теперь все они прячутся за машинами, получив приказ оставаться на месте.

За годы службы Воорт побывал на множестве инструктажей и понимает, что планы – это в конечном счете только расчеты, только надежды. Теперь надо сосредоточиться наделе. Он старается отогнать образ истекающих кровью детективов на земле под дождем.

«По рации не говорили, что стрелял Фрэнк Грин».

С северной стороны оцепления снова доносятся выстрелы.

Земля содрогается, и Воорт всматривается в темноту. «Взорвался фургон», – крутится в голове. Но это только гром, растворяющийся в пронзительном вопле, доносящемся со средней полосы. Начинает сигналить грузовик: водитель либо ранен, либо выражает злость обычным для нью-йоркских водителей способом. По любому поводу. Дорожные пробки. Футбольный счет. Перестрелка.

Голос в наушниках произносит:

– Его нет в фургоне… Здесь везде люди! Мы его больше не видим!

Помехи.

Воорт переключает каналы. Лопес повторяет инструкции, которые оперативники и так должны знать:

– Не стрелять, если не уверены в мишени и нет возможности прицелиться. Сотрудникам в штатском надеть бронежилеты…

Помехи.

«Может быть, если подойти ближе, рация заработает».

Он тяжело бежит к банкетному залу, мимо гипсовых греческих богов, стоящих вдоль стоянки «Парфенона». Вакх, пьющий вино. Зевс с гипсовой молнией в руках. Гера на гипсовом троне.

Пахнет озоном, химикатами. Сверкает молния, и внезапно Воорт летит, размахивая руками. Тротуар обледенел.

Он с грохотом врезается в припаркованную машину, ударяется бедром о раму, а локтем о капот и скользит по бетону.

Встает, и боль раскалывает правую лодыжку.

Впереди – снова вопли следом за быстрым лаем выстрелов и более глухим и частым стуком автомата.

«Это кто-то из наших снайперов? Или он?»

На бульваре Мойнэхен кричат люди, и Воорт видит сквозь потоки дождя смутные силуэты. Это гражданские, побросав машины, разбегаются во все стороны. Любой из них может быть Фрэнком Грином. Впереди – кошмарная панорама смятения: бегущие фигуры, остановившиеся машины, качающиеся светофоры, гнущиеся от ветра деревья. Перепуганные гражданские группами по несколько человек прорываются сквозь полицейское оцепление. У Воорта мелькает мысль, что террорист уже успел сбежать.

«Если это так, мы стреляем друг в друга».

Пригнув голову, держась периметра, Воорт хромает по тротуару: через каждые несколько футов видит сжавшихся позади припаркованных машин сотрудников антитеррористического отдела.

План, логичный план, состоял в том, чтобы окружить фургон. Вывести гражданских. Изолировать Грина.

Замечательный план.

Откуда-то с той стороны, где стреляют, низкий, уверенный, размеренный голос переговорщика антитеррористического отдела вещает в мегафон:

– Оставайтесь в машинах. Заприте двери. Оставайтесь…

Воорт старается не обращать внимания на стреляющую боль в лодыжке. Весь город пропах озоном, кажется, стоит только зажечь спичку, атмосфера взорвется.

– Еще двое, – говорит лейтенант в низко надвинутом капюшоне, когда Воорт, морщась, останавливается позади грузовика «исудзу».

– Где Грин?

– Кабы знать, мать его. Кабы знать хотя бы, он ли стрелял. Я ни черта не вижу, а из-за треклятой грозы по рации почти ни черта не слышно.

Дождь, коснувшись улицы, машин, рации, почти сразу же превращается в лед. Мегафон меняет текст: теперь оставшимся в машинах людям советуют «залечь».

И вдруг из-за пелены дождя прямо на Воорта кидается какой-то человек… в красной куртке.

Воорт шарит в кобуре, нащупывая пистолет.

Но человек оказывается бегущим в панике подростком.

«Я мог бы его застрелить. – Воорта сотрясает дрожь. – Если бы пистолет был в руке, неужели я бы выстрелил?»

Тут он осознает, что стрельба прекратилась.

В наступившей тишине продолжается природное светопреставление. Заградительный огонь из града бьет по машинам и блокирует сигналы. Глухие раскаты становятся громче. Рация умолкла, словно гроза выкачала из нее энергию.

«Мы его взяли? Тогда почему об этом не объявляют? Он сбежал? Или прячется в машине или на разделительной полосе? Там, наверное, дюжины две незапертых машин».

– Я словно вернулся в чертово Косово! – кричит лейтенант.

На медицинском канале люди из неотложки обсуждают пациента – женщину, которая, шатаясь, появилась откуда-то из дождя и свалилась между припаркованными машинами. Она истекает кровью.

На канале взрывотехнического отдела штурмовая группа докладывает, что они окружили фургон.

– Мы начинаем.

Когда произошел взрыв в Оклахома-Сити, осколки разлетелись на сотни футов. В домах вылетели окна. Кирпичи и раствор оторвались друг от друга. Взрыв выбил фасад административного здания, и образовался вакуум, в который затянуло крышу.

Воорт снова сосредоточивается. Позади медленно гаснет свет в банкетном зале. В памяти звучит голос Шески: «Вы сами создали себе эту проблему».

Внезапно откуда-то справа доносятся очереди. Это около мотеля, на противоположном конце ограждения от места, где ранее раздавались выстрелы. Воорт переключает каналы рации и слышит крик:

– Прекратите огонь! Вы стреляете по ФБР!

Потом на канале взрывотехнического отдела раздается:

– Отбой! Мы обезвредили бомбу!

У Воорта кружится голова. Он не может поверить! Остановили! Ему надо своими глазами увидеть, что по крайней мере часть его плана, его идеи, усовершенствованной другими, но исходившей от него, сработала. С пистолетом в руке, пригнувшись, он бежит к фургону мимо запертых, покинутых или еще занятых машин.

Грин может быть где угодно.

За стеной дождя возникает фургон. Он стоит между брошенным грузовиком и такси. Дверцы открыты, мотор работает вхолостую. Два копа в куртках группы захвата вылезают сзади. Первый замечает Воорта и ликующе вскидывает кулак. По крайней мере хоть что-то идет, как надо.

Этот ликующий жест поднимает Воорту настроение. Худшее в истории полицейского управления бедствие только что было предотвращено.

Но торжество меркнет через долю секунды, когда Воорт спотыкается о лежащее на спине тело. Глаза мертвеца открыты, на мокрой белой рубашке красные пятна. Судя по наплечной кобуре, это коп, только куртки и наушников нет, и Воорт – уже по своей собственной рации – кричит Джеку Лопесу что Грин больше не носит красную куртку:

– Он снял одежду с копа! У него наша куртка и рация! Он одет как коп!

Воорт не уверен, услышали ли его.

На всем бульваре Мойнэхен копы из группы захвата идут от машины к машине, выискивая Грина и выводя гражданских. Впереди ребята из взрывотехнического отдела потихоньку отводят фургон Грина из зоны боевых действий в сторону «Парфенона».

Причудливая вспышка молнии озаряет встречную полосу и гражданских, попытавшихся укрыться на земле. В наушниках раздается приказ Лопеса:

– Всем выйти за оцепление, сейчас же! На нем куртка группы захвата! Всем выходить и показывать значки!

Вместе со стеной копов Воорт отступает к тротуару. Нельзя оставлять гражданских на разделительной полосе. Оттуда доносятся крики о помощи: из машин, с травы, из автобуса.

«Все летит к черту».

Переговорщик объявляет в мегафон:

– Фрэнк Грин, это полиция. Пожалуйста, поймите, у нас есть ордер на ваш арест…

Агенты ФБР у мотеля «Полинезия» сообщают, что не досчитались сотрудницы. Возможно, она ранена или захвачена.

Промокших, замерзших полицейских охватывает беспомощный гнев. Отчаяние кажется осязаемым. Грин мог сбежать, может быть где-то среди них или в одной из машин – с заложниками. У входа на парковку «Парфенона» Воорт видит мужчину и женщину: пара в истерике умоляет лейтенанта послать кого-нибудь на помощь их дочери. Девочка не успела вместе с ними выскочить из машины.

Но лейтенант ничего не может сделать.

– Мистер Грин, – надрывается мегафон, – прошу вас медленно подойти к банкетному залу – без оружия и с поднятыми руками.

Гроза заливает, взрывает, раскачивает город.

«Почему Лопес бездействует?»

Вой сирен. Наверное, местный полицейский участок, на который обрушился шквал звонков о выстрелах, выслал полицейские машины. А поскольку полицейские станции прослушиваются в отделах новостей по всему городу, скоро пожалуют и журналисты.

Воорт, прихрамывая, бежит к командному пункту в «Парфеноне». Наверху Лопес и старший из агентов ФБР, виргинец по имени Майк Каллен, сцепились в споре рядом с пультом полевой связи.

– Мы должны атаковать, – настаивает Лопес, бывший капитан отряда «Дельта». – Там раненые гражданские. Мы можем использовать приборы ночного видения. Осторожно подползем туда и вытащим всех!

Каллен успокаивающим жестом выставляет ладони.

– Я тоже терпеть не могу ждать, – утешает поджарый бывший юрист в полевой куртке ФБР. – Но дай переговорщику возможность поработать. Если Грин еще здесь, ему не выбраться. Он упустил шанс. Если начнется стрельба, мы можем потерять еще больше гражданских. Черт побери, они последовали твоим инструкциям и спрятались в машинах.

– Он мог захватить заложников. Надо проверить все машины, – настаивает Лопес.

Воорт вспоминает, что в составленном Мичумом психологическом портрете Грина сказано: если того загнать в угол и будет хоть какой-то шанс спастись, даже минимальный, – он без боя не сдастся.

Фэбээровец качает головой.

– Джек, послушай меня. Вы, дельтовцы, торопитесь действовать, но если пострадает хоть один человек, то кто угодно: родственник, очевидец – может возбудить гражданский иск против кого угодно: от нас с тобой до начальства в Вашингтоне.

– Так вот что тебя беспокоит? Иск? – Лопес ошеломлен.

В составленном Мичумом профиле говорится: «Грин считает, что, если его арестуют, его убьют, поэтому, по моему мнению, он предпочтет умереть раньше».

– Меня беспокоит сотня вещей, которые могут пойти наперекосяк, и иск – только одна из них. Пусть попробует переговорщик, ладно?

Воорт, отряхиваясь, вмешивается в разговор:

– Откуда вы знаете, что этих раненых не подстрелил – случайно – кто-то из наших?

Майк Каллен разглядывает Воорта, словно перед ним бездельник, забредший на его вечеринку. На инструктаже его не было.

– Это еще кто такой? – спрашивает он Лопеса.

Воорт продолжает:

– Откуда вы знаете, что пострадавших подстрелили не ваши люди и что ваше промедление не приведет к иску?

Лопес ухмыляется.

Каллен задумывается.

– Мне надо позвонить в Вашингтон.

– А пока ты звонишь, – говорит Лопес, – мы начнем атаку. – И добавляет, обращаясь к Воорту: – Если когда-нибудь решишь уйти из этого педерастического отдела сексуальных преступлений, переходи ко мне.

– Я хочу сейчас пойти с твоими ребятами.

Лопес уже повернулся к разложенной на столе карте и водит пальцем по южной части периметра, словно представляя движущуюся стрелковую цепь.

– Похоже на личные счеты, – замечает он, не поднимая головы.

– Так и есть.

– Во время атаки пригибайся. Люблю неравнодушных людей.

Воорт надевает черный обтягивающий комбинезон, черные ботинки, черный шлем и монокулярный прибор ночного видения. Прибор почувствует излучаемое тепло впереди и покажет в красных и зеленых тонах. Еще на Воорте кевларовый жилет и наушники, благодаря которым все сообщения звучат прямо в ухо, и микрофон, чтобы переговариваться с командным центром. На поясе висят две световые гранаты – только для отвлечения внимания. В отличие от колов из антитеррористического отдела, готовящихся ползти по-пластунски в сырость и холод, Воорт берет свой «браунинг» тридцать восьмого калибра – он не учился пользоваться легкими полуавтоматами, состоящими у них на вооружении.

Где-то в темноте кричит женщина:

– Помогите кто-нибудь!

Наверное, до этого она была без сознания. Теперь очнулась, охваченная страхом и болью.

– Помоги-и-и-и-и-те!

Крик врезается, впивается в него, но Воорт ничего не может для нее сделать – только сохранять позицию в цепи. Он должен сохранять позицию в цепи. Группа захвата, словно армия вторжения, выстроилась поперек Восемьдесят седьмой улицы, южной границы кордона. Их расставили с промежутком пять футов, так, чтобы, если придется стрелять, огонь велся вдоль дороги и пострадало как можно меньше посторонних.

В наушниках раздается голос Лопеса (по крайней мере четкий):

– Не терять из виду соседей справа и слева. Если найдете раненных – медики пойдут сразу позади вас. Если найдете невредимых гражданских – отправляйте в тыл. Идущим впереди проверять каждую машину, каждый грузовик. Тем, кто сзади, – сохранять строй. И чтобы не было разрывов в цепи, через которые он сможет проскочить.