Текст книги "Генерал армии мертвых"

Автор книги: Исмаиль Кадарэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Глава двадцать пятая

– Уже за полночь, – сказал генерал, – похоже, они собираются закрывать.

– Да, наверное.

– Пошли в мой номер? – предложил генерал. – Посидим еще немного, поболтаем о всякой всячине. Я счастлив, что оказался в вашем обществе.

– Взаимно.

– Вы забыли бутылку.

– Извините.

– Если вы позволите, я полагаю, что нам нужно добавить.

– Конечно. Я в этом абсолютно убежден.

– Мы выполняем свой долг, и никто не имеет права вмешиваться в наши дела, – сказал генерал.

– Совершенно справедливо.

– А если он непьющий, это еще не значит, что я не могу запустить в него бутылкой коньяку, – сказал генерал.

– Совершенно справедливо! – сказал генерал-лейтенант. – У меня на этот счет вполне определенное мнение.

– Подержите, пожалуйста, минуточку!

– Извините!

– Пожалуйста!

Они поднимались по лестнице, спотыкаясь о ступеньки. У каждого в руке было по бутылке.

– Потише, – сказал генерал. – Албанцы рано ложатся.

– Дайте мне ключ, мне кажется, у вас дрожат руки.

– Главное – не шуметь.

– А мне нравится шум, – сказал генерал-лейтенант. – Тишина внушает мне ужас. Война эта была беззвучная, словно немой фильм. Лучше бы гремели пушки. Я выражаюсь как персонаж драмы?

– Тсс. Кто-то кашлянул.

– Дайте мне ключ. Да, война эта была беззвучная, война мертвых.

– Входите, прошу вас, – сказал генерал. – Садитесь. Я очень рад.

– Я просто счастлив.

Они уселись за стол друг против друга и переглянулись. Генерал наполнил рюмки.

– Мы две перелетные птицы, которые пьют фернет и коньяк, – прочувствованно сказал генерал-лейтенант.

Генерал кивнул. Потом они долго молчали.

– Мы разругались из-за мешка, – сказал генерал и нахмурился. – Я сбросил его в пропасть, – сказал он таким тоном, будто сообщал важную тайну.

– Но вы ведь сказали, что священник сейчас у себя в номере.

– Не священника, – сказал генерал, – мешок.

– А, понял. Совершенно правильно.

– Он не хотел, чтобы я бросал его в пропасть, – продолжал генерал, – а я не хотел брать мешок с собой, потому что он приносит несчастье.

– Совершенно правильно. В конце концов, что за важность – какой-то мешок? – сказал генерал-лейтенант, закурив сигарету.

– Но он никак с этим не хотел соглашаться.

– Поэтому вы его самого туда швырнули.

– Не его, мешок.

– А, извините!

Они снова замолчали. Жили-были легковушка и грузовик, вот ехали они однажды под дождем, ехали, подумал генерал.

– Жили-были легковушка и грузовик, вот ехали они однажды под дождем, ехали, – вслух повторил он.

– Что это? – спросил генерал-лейтенант. – Вы занимаетесь вопросами транспорта?

– Нет, это вторая сказка для племянницы.

– Вот как? Вы собираете сказки?

– Естественно.

– Сказки всегда меня интересовали.

– Это очень серьезно.

– Необычайно серьезно.

– Вы очень любезны.

– Несомненно, – неожиданно резко сказал генерал-лейтенант.

Генерал удивленно взглянул на него, но мысли его тут же перескочили на другое.

– У меня четыре мертвых священника, – сказал он.

– У меня – ни одного, – с грустью сказал генерал-лейтенант.

– И проституток у тебя нет.

– И проституток.

– Не расстраивайся, может еще найдешь.

– Может быть, – вздохнул генерал-лейтенант. – Чего только не находят в земле. Где ванная?

– За занавеской.

Генерал долго сидел за столом в одиночестве. Наконец генерал-лейтенант вернулся.

– В одном ущелье мы нашли кости солдат вперемешку с ослиными, – сказал он.

Генерал вздрогнул.

– Я заявил протест албанскому правительству. Провокация!

– И что потом?

– Выяснилось, что не провокация. Наши сами похоронили их в спешке, наш карательный батальон.

Генерал-лейтенант с трудом выговаривал слова.

– Вы проиграли, вы никудышные генералы, – сказал генерал.

– Не оскорбляйте их. Им было очень тяжело.

– Нам было еще тяжелее.

– Возможно.

Они помолчали.

– Он на нас глядел, будто знал обо всем, – сказал генерал.

– Кто?

– Шофер-албанец.

– А зачем он на вас смотрел, осмелюсь вас спросить?

– Шофер?

– Ну да.

– Он смотрел на нас загадочно. Когда мы ругались.

– Кости ослов совсем не похожи на человеческие. Любой сразу бы понял.

– Естественно. Это так просто. У человека всего пятьсот семь костей.

– Не у всех, генерал, – сказал генерал-лейтенант мрачно. – У меня меньше.

– Этого не может быть.

– Может. У меня костей не хватает. Я инвалид. Я калека.

– Не беда, – успокоил его генерал.

– Я калека, – повторил генерал-лейтенант. – Вы мне не верите, но я вам сейчас докажу.

Он попытался снять китель одной рукой, но генерал схватил его за плечи.

– Не нужно, прошу вас. Я нисколько не сомневаюсь в ваших словах. Простите, пожалуйста, простите меня. Я очень виноват. Я ведь, в сущности, просто ничтожество.

– Я должен доказать вам и всем тем, кто не верит. Я прямо сейчас вам докажу.

– Тсс, – сказал генерал. – По-моему, стучат в дверь.

Они замолчали, стук повторился.

– Кто же может стучать в такое время?

– Я боюсь ночных стуков, – сказал генерал-лейтенант. – Так стучали той ночью, когда меня срочно вызвали. Тук, тук, тук. Потом, когда я вернулся, я с трудом смог открыть дверь. Потому что я первый раз открывал дверь одной рукой, – заговорщицким тоном добавил он.

Генерал, покачиваясь, пошел открывать дверь.

Это был портье.

– Извините, что беспокою вас в такое время, – сказал он. – Вам снова телеграмма. Извините!

– О, ничего. Благодарю вас!

– Спокойной ночи, – сказал портье.

– Спокойной ночи, сэр, – ответил ему генерал.

Повернувшись, он разорвал телеграмму.

– Все это так загадочно, коллега, – сказал генерал-лейтенант. – Эти ночные телеграммы – плохой знак.

– Они телеграфируют, – сказал генерал. – Они сегодня чрезвычайно волнуются.

Сейчас там трезвонят белые телефоны, подумал он.

Генерал попытался представить себе, как они все собираются в доме полковника, как звонят своим друзьям, ему смутно, словно сквозь туман, виделось, как выходит на лестницу, сцепив на животе руки, старуха – мать полковника, как в ужасе вскакивает с кровати Бети и все шепчут: негодяй, он его до сих пор не нашел, негодяй.

Я не негодяй, Бети, подумал он.

– Они сегодня не спят, – вслух сказал он.

– А что им нужно? – спросил генерал-лейтенант.

– Мешок, – ответил генерал.

– Я советую вам отдать им мешок и покончить со всем этим беспорядком. Смир-но!

Как бы не так, подумал генерал.

Он скомкал обрывки телеграммы и бросил их на пол.

– Знаете что? – сказал он. – Я подозреваю, что мой священник – шпион.

– Вполне вероятно. Но руку на отсечение дать не могу.

Они долго молчали. Сквозь жалюзи проникал слабый свет.

– Светает, – сказал генерал-лейтенант.

– Нет. Это неоновые рекламы на бульваре.

На балконе мягко шелестел дождь.

– Я боюсь телеграмм, – проговорил, словно в забытьи, генерал-лейтенант. – В них всегда скрыта какая-то тайна, что-то, чего нельзя сказать вслух. Я помню, на фронте один штабной офицер получил телеграмму от своего друга, который давно уже был убит.

– Вы рассказываете страшные вещи.

– Тсс, – сказал генерал-лейтенант. – Слушай!

– Что?

– Прислушайся. Ничего не слышите?

Генерал прислушался.

– Дождь, – сказал он.

– Нет, это не дождь.

Издали, откуда-то совсем издалека, доносился ритмичный глухой шум. Затем резкие отрывистые голоса и снова шум дождя.

– Что это?

– Выйдем на балкон, – сказал генерал и встал с кресла. Когда они открыли дверь на балкон, мокрый ночной ветер хлестнул их по лицам; далекий ритмичный шум приближался.

Они вышли на балкон. Моросил мелкий, мягкий дождь. Бульвар казался светлым из-за холодных неоновых огней. Напротив отеля чернел парк, большой и пугающий.

– Там, – показал рукой генерал-лейтенант, – взгляни.

Генерал повернулся и вздрогнул. Далеко, около университета, они увидели на бульваре темные большие квадраты, двигавшиеся в их сторону.

Теперь ясно был слышен тяжелый топот шагов, отрывистые команды резко звучали в ночной тьме.

Оба генерала стояли, облокотившись на перила и повернувшись в ту сторону. Когда массивные квадраты подошли к мосту, генералы могли уже разглядеть холодный блеск мокрых касок и штыков, обнаженные сабли офицеров, промежутки между ротами и батальонами. От их тяжелой поступи, казалось, сотрясалась земля, и резкие команды офицеров, словно штыки, вонзались во мрак.

Воинские подразделения приближались, и бульвар стал черным от них, а огни неоновых ламп отражались в касках.

– Целая армия, – сказал генерал-лейтенант.

– Что это?

– Их армия, – ответил генерал. – Похоже, репетируют перед военным парадом.

– Праздничным?

– Да.

Вдалеке послышался глухой рокот моторов.

– Танки, – сказал генерал.

У моста показались танки, большие и черные, с жерлами стволов, устремленных во тьму.

Весь бульвар заполнился войсками, металлом, ритмичными шагами, ревом моторов, отрывистыми командами, и все это под мелким блестящим дождем двигалось в сторону площади Скандербега.

Когда последнее подразделение скрылось за зданиями министерств, и бульвар в неоновом свете снова стал пустым, молчаливым и бледным, словно после бессонницы, они вернулись в комнату.

– Целая армия, – сказал генерал-лейтенант.

– Да. Целая армия, вооруженная до зубов.

От холода они немного протрезвели.

Генерал поднял голову.

– Вы видели, как они прошли?

– Да.

– Я вспомнил о своей армии и подумал, как могли бы пройти мои солдаты, одетые в голубые мешки с черными лентами.

– А у меня еще хуже, – сказал генерал-лейтенант. – У меня никакого порядка – просто неорганизованная толпа. В моей армии никто никому не подчиняется.

– Зато когда ваша армия была живой, она была более организованной и дисциплинированной.

– Да, когда она была живой, вот это была армия, – сказал генерал-лейтенант, прищурившись.

– Только она была слишком жестокой.

– Армия должна быть жестокой.

– Ваша армия была слишком жестокой, – повторил генерал. – Ваши солдаты расстреливали наших, хотя мы были союзниками.

– А вы нас предали, – запальчиво воскликнул генерал-лейтенант.

– Мы не предали вас, мы капитулировали.

– Это одно и то же, вы нас подло бросили.

– А не все ли равно, кто кого бросил?

– Может быть, мы из-за вас проиграли.

– А вы об этом сожалеете?

– Сожалею, – сказал генерал-лейтенант, – а вам все равно.

– То есть, как?

– А вот так, – выкрикнул генерал-лейтенант. – Вам всем было все равно. Поэтому вы нас предали.

– Не наша вина, что мы капитулировали.

– А чья же? – воскликнул генерал-лейтенант. – Имею честь спросить вас, коллега, чья это вина?

– Черт его знает, – сказал генерал.

– Ну, так я вам скажу, – крикнул генерал-лейтенант. – У вас была не армия, а жалкий сброд, который думал только о женщинах и макаронах.

– И у вас армия была не идеальная, – равнодушно сказал генерал, – а вообще-то мы можем проверить, насколько вы правы.

– То есть, как проверить?

– Мы оба генералы, и у каждого есть армия. Давайте поиграем в войну.

– Согласен, – сказал генерал-лейтенант. – То есть представим, что мы противники.

Генерал трясущимися руками достал из чемодана целую груду топографических карт разных краин Албании. Карты были испещрены пометками, крестиками.

– Нет, – сказал генерал-лейтенант. – Я не хочу воевать в этих местах. Уберите карты, прошу вас!

– Уже убрал.

– Мы сами нарисуем план. Дайте мне чистую бумагу! План некой неопределенной местности, местности вообще.

Генерал снова стал рыться в чемодане, но никак не мог найти чистого листа.

– Можем нарисовать вот здесь на обратной стороне, – сказал он и протянул большую фотографию. Это была фотография кладбища в окрестностях озера. Закат солнца. На берегу можно было разглядеть несколько лодок и фигур.

– Очень хорошо, – сказал генерал-лейтенант. – Дайте мне, я нарисую план.

Оба склонились над перевернутой фотографией, запахи коньяка и фернета смешались.

– Здесь равнина.

– Справа пусть будет гора.

– Не надо гору.

– Тогда лес.

– Нарисую еще реку, – сказал генерал.

– Правильно. Река нужна для того, чтобы разделить поле боя. На каждом поле боя посредине должна быть река.

– Как в каждой столице, – сказал генерал.

– С этой стороны я размещаю свои войска.

– А я расположу напротив.

Они снова склонились, рисуя на обратной стороне большой фотографии красными карандашами множество условных значков.

– Еще ночь, – сказал генерал.

– Албанцы все спят.

– А мы бодрствуем.

– Нам предстоит воевать сегодня

– Наши армии тоже пока спят. Спят в палатках, разбросанных в ночной тьме.

– Да. Они спят тяжелым сном.

– Но мы сейчас их разбудим.

– Горн протрубит тревогу.

– Перед сражением нам нужно подкрепиться, – сказал генерал.

Они пропустили по рюмочке.

– Вы знаете песню «Пролетела стая уток»? – спросил генерал. – Как-то ночью я увидел странный сон. Будто в небе клином летят могилы.

– Забавный сон.

Главное нам сейчас – не шуметь, подумал генерал.

– Не должно быть никакого шума; это война мертвых.

– Война призраков.

– Я начинаю, – сказал генерал, – атакую пехотой, вот здесь и здесь.

У генералов заблестели от азарта глаза. Они снова склонились над столом и снова почувствовали горячее дыхание друг друга и запах спиртного. Перебрасываясь военными терминами, перебивая друг друга, они яростно спорили из-за каждой стрелочки, нарисованной на картоне.

– Ты не можешь здесь пройти! – воскликнул генерал. – Я смету тебя полевой батареей. К тому же ты забыл про мои самолеты.

– Я их уничтожу, у меня в подразделениях есть противовоздушная оборона, а у тебя нет, – горячо возразил генерал-лейтенант.

– Ты не отметил на карте гору, потому что не хочешь, чтобы я использовал горных стрелков! – воскликнул генерал.

– Я не нарисовал ее по другой причине, я вообще боюсь гор.

– И я их побаиваюсь.

– Вот как!

– Атакую танками, – заявил генерал.

Они еще долго продолжали кричать и спорить, склонившись над картой. Оба взмокли, языки у них заплетались. Рюмки они разбили.

– Я вас окружаю, – заявил генерал-лейтенант, – беру вас в клещи.

– Ничего не выйдет, я брошу в бой неопознанных солдат. Я вас уничтожу. Разобью наголову.

– У меня тоже есть неопознанные солдаты и даже больше, чем у вас. Вот сейчас резня начнется, – воскликнул генерал-лейтенант. – Атакую.

Потные и взлохмаченные, они склонились над картоном. Карандаши дрожали у них в руках, они с трудом переводили дыхание.

Неопознанные сражались с бешеной яростью. У них не было ни имен, ни голов, поэтому в бою они были просто великолепны.

– А это что за значок здесь? – вдруг воскликнул генерал-лейтенант.

– Это моя разведчица, проститутка.

– Я ее взял в плен. Не видишь, что ли?

Генерал побледнел от злости.

– И что ты теперь будешь с ней делать?

– Расстреляю; вы прекрасно знаете, как поступают на войне со шпионами.

– Не расстреливайте, – воскликнул генерал. – Я могу ее обменять.

– У меня нет проституток.

– Я дам вам десять пленных.

– Нет.

– Я дам больше. Я отдам всех танкистов.

– Нет.

– Не расстреливай ее, – задыхаясь, пробормотал генерал, – прошу тебя.

Он вскочил, но ноги у него подкосились, и он рухнул на колени. Генерал-лейтенант смотрел на него, вытаращив глаза.

– Светает, – сказал генерал и попытался встать.

– Я слышал какой-то шум.

– Кто-то идет по коридору.

Они прислушались. Шаги стихли.

– А знаете, из-за чего мы поругались со священником?

– Нет, – сказал генерал-лейтенант.

– Из-за скелета, – сказал генерал. – У нас не хватает одного скелета ростом метр восемьдесят два.

– Велика беда, – хмыкнул генерал-лейтенант. Глаза его неожиданно блеснули. – Метр восемьдесят два? А хотите, я вам продам именно такой?

– Нет, – сказал генерал.

– Почему нет? У меня их навалом. По дружбе уступлю вам за сотню долларов.

– Нет.

– Ведь вы сказали, что вам нужен скелет метр восемьдесят два, верно? У меня таких полно. Если вам угодно, у меня есть и метр девяносто два. И два метра. И даже два пятьдесят. Наши солдаты были крупнее ваших. Хочешь?

– Нет, – сказал генерал, – не хочу.

Генерал-лейтенант пожал плечами.

– Как хотите, – сказал он. – Мое дело – предложить.

Генерал встал и с трудом дошел до чемодана. Он открыл его и вытряхнул содержимое на пол. Списки, карты, записи вперемешку с полотенцами и рубашками. Он схватил кипу списков и нетвердой походкой вышел из комнаты.

– Куда это он направился? – пробормотал генерал-лейтенант. Генерал прошел несколько шагов по пустому коридору и остановился перед какой-то дверью.

Священник спит здесь, подумал он.

– Священник, – тихо позвал он, наклонившись к замочной скважине. – Священник, вы меня слышите? Это я. Я пришел мириться. Зря мы поругались из-за полковника. К чему нам ссориться из-за какого-то мешка? Мы можем уладить это дело, святой отец. Создадим полковника заново. Согласен? Соглашайся, священник! Это нам обоим на руку. Ты скажешь, какая же ты легкая, Бети! Хорошо. Скажи ей! Это ведь и ее касается. Тебе только скелета не хватает. Вот он. Я принес списки, священник, ты меня слышишь? Вот он здесь, у меня. У нас полно солдат ростом метр восемьдесят два. Вставайте, выберем одного из них! Вот один из второй роты пулеметчиков. Вот еще один, танкист. Вот еще одного нашел. Вставайте, проверим в списках всех по очереди! Вот и еще один. У этого не хватает двух передних зубов. Но это неважно, мы можем заказать их дантисту. Вот я еще одного нашел. И еще двух. Вы меня слышите? И все – метр восемьдесят два. Мне кажется, что я и сам метр восемьдесят два.

Генерал долго еще что-то бормотал, наклонившись к замочной скважине. И вдруг дверь с грохотом распахнулась. Толстая женщина в халате вперила в генерала гневно-презрительный взгляд.

– Как вам не стыдно! Хоть бы с возрастом моим посчитались!

Генерал вытаращил глаза. Дверь захлопнулась прямо перед его носом, и он какое-то время стоял неподвижно. Потом нагнулся, с трудом собрал списки, рассыпавшиеся по полу, и вернулся к себе в номер.

Глава предпоследняя

Когда на рассвете портье принес последнюю телеграмму, они все еще пили. Генерал вскрыл телеграмму, но не смог разобрать ни одной буквы. Он таращил глаза и морщил лоб, но все равно прочесть ничего не смог. Полоска телеграммы была похожа на полоску тумана, вырезанную из бледного незнакомого неба. Он скомкал ее и, покачиваясь, направился к окну. Открыл одну створку и выкинул телеграмму на улицу.

Телеграмма падала вниз, медленно планируя в холодном полумраке.

Глава последняя

На чужую землю падал снег вперемешку с дождем. Тяжелые мокрые хлопья снега таяли, едва успев коснуться бетонной взлетной полосы. На голой земле снег лежал немного дольше, но даже тонким белым слоем не успевал ее покрыть, потому что дождь уничтожал своего союзника, как только они оба касались земли.

Генерал, одетый в парадный мундир, смотрел, как хлопья снега падают на мокрый бетон, как они тут же превращаются в слякоть, тают и исчезают, а с бездонного неба продолжают падать новые, свежие хлопья.

– Холодно, – сказал провожавший их депутат.

– Да, холодно, – сказал священник.

Генерал смотрел на приближающийся к ним огромный самолет. По радио женский голос просил пассажиров поторопиться, а рабочие аэропорта уже подкатывали трап к тому месту, где должен был остановиться самолет.

Ветер дул не переставая.

Вячеслав Кондратьев. Эхо второй мировой

Роман Исмаиля Кадарэ – это произведение о минувшей мировой войне, несмотря на то, что действие развертывается много позже, в мирное время. Два официальных представителя неназванной страны (но, несомненно, Италии, на сей счет у читателя не остается никаких сомнений) прибывают в Тирану с печальной миссией: посетить места захоронений своих солдат и с помощью выделенных албанскими властями рабочих произвести эксгумацию с тем, чтобы вернуть останки армии на родину. Матери, жены, дети погибших ждут этого с нетерпением…

Мне думается, в основу сюжета положен реальный факт. Молодая Итальянская Республика, должно быть, позаботилась о перенесении праха солдат и офицеров фашистской армии, оккупировавших Албанию, к себе в отечество, и близкие похоронили останки воинов на сельских кладбищах, в фамильных склепах.

Конечно, рассматриваемая ситуация необычайна. Правительства других стран (скажем, Англии и Франции) ничего подобного не предпринимали, если иметь в виду минувшую войну. Да и сама Италия (если миссия генерала не вымысел) смогла вызволить из чужих земель далеко не всех своих соотечественников, убитых в минувшей войне: в Албании счет шел на несколько десятков тысяч, тогда как основные итальянские дивизии были разгромлены на Востоке, на Волге. Мельком в романе говорится и о другой иностранной миссии, прибывшей с аналогичным заданием, во главе которой стоит генерал-лейтенант – по-видимому, в прошлом связанный с вермахтом…

Читая роман, я невольно уносился мыслью под Ржев, к своим убитым однополчанам, захороненным в братских могилах. Думал я и о тысячах захоронений, разбросанных на территории России, Украины, Прибалтики, Кавказа… Вспомнилось, что только лет через двадцать после Победы стали производиться раскопки священных для народа могил, извлекались на свет божий знаки различия, устанавливались имена и фамилии безымянных героев. И на могилах, кроме надгробий, начали появляться стелы с колонками фамилий бойцов и офицеров. С течением времени этот поиск вылился во всенародное движение по преодолению беспамятства. В этом движении участвует и стар и млад, так как пришло понимание того, что это «нужно не мертвым, а живым», если они хотят, чтобы не очерствели души их самих, их детей и внуков. Не так давно в прессе с горечью писали о незахороненных на Кольском полуострове, на его труднодоступных скалах, останков защитников полуострова Ханко…

Вот почему мне думается, книга об «армии мертвых» не оставит равнодушным советского читателя. Ведь почти в каждой семье нашей хранится похоронка с «той войны». И зачастую, увы, местонахождение могилы близкого человека неизвестно. Да и после этой, «афганской», войны, унесшей почти 15 тысяч жизней, все ли могилы найдены? Несколько сотен советских военнослужащих пропали без вести – пали на чужой земле, томятся в плену? Кроме того, во многих наших семьях до сих пор оплакивают тех, кто погиб в коллективизацию, кто стал жертвой сталинских репрессий в годы «большого террора», – и опять-таки речь здесь идет о безвестных, неучтенных могилах. Неслучайно одним из символов XX века останутся не только прорыв в космос и покорение атома, но и сооружение во многих государствах могил Неизвестного солдата. Ибо у этого памятника каждая вдова, каждая убитая горем мать сможет оплакать своего мужа, сына. Словом, Исмаиль Кадарэ взялся за тему тяжелую, но ту, которая жива в подсознании миллионов. И уже хотя бы поэтому роман не пройдет незамеченным для читателя.

И. Кадарэ ставит в своем романе важную нравственную проблему: обладает ли смерть нивелирующей силой, уравнивает ли она батальонного командира, учинившего зверскую расправу над мирными жителями, и солдата-дезертира, не пожелавшего сражаться в фашистской армии? Нет, смерть, по мнению И. Кадарэ, не является силой, обезличивающей прошлое. Смерть не уравнивает! И в этом я полностью согласен с албанским собратом по перу. Соборному сознанию народа всегда важно, за что погиб соотечественник, во имя чего отдал жизнь.

Есть у темы, поднятой писателем, и другая грань: как нужно относиться к могилам бывших врагов. Вопрос не простой. Но посмотрим, как его решают албанские крестьяне-горцы. Нет, они не разрушают могил вчерашнего противника. Они понимают, что солдаты не фашисты, а мобилизованные. И у каждого из них дома – мать, близкие… И опять-таки, хочу подчеркнуть, отношение к могилам противника не может не волновать и советского читателя. Наши старшие поколения помнят надменные могилы немцев, устроенные на нашей земле. От них сейчас ничего не осталось. Лишь в двух-трех местах существуют «кладбища врагов», кладбища немцев, которых Гитлер силой погнал завоевывать «жизненное пространство». Но право же, сохранились еще кое-где следы и других таких могил… По совести, их бы следовало бережно раскопать и передавать останки, по возможности, по месту прежнего жительства, в одно из двух немецких государств.

Последние десятилетия Албания оказалась оторванной от социалистического лагеря, от Советского Союза. О ней нам мало что известно. С публикацией романа И. Кадарэ в какой-то мере восполняется этот пробел. В сущности, перед нами поэма о родном крае, о свободолюбивом албанском народе, его нравах, быте, его обрядах, его песнях. Читая роман, необычный и по содержанию и по форме, я невольно сопоставлял албанцев и русских и пришел к выводу, что при всех различиях любой народ жив строгими правилами морали, завещанной предками и полученной ими, как говорится, от Бога… В поведении албанских крестьян я распознал черты, свойственные русскому крестьянству с его умением сострадать, с его душевной щедростью, с его мужеством перед лицом опасности.