Текст книги "Генерал армии мертвых"
Автор книги: Исмаиль Кадарэ
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
Генерал армии мертвых
Примите.
Это был нелегкий труд.
И там все время лил дождь.
Часть первая
Глава перваяНа чужую землю падал дождь вперемешку со снегом. Снег таял, едва коснувшись бетонного поля аэродрома, крыш зданий, мокрого асфальта автострады. Склоны холмов превратились в грязное месиво, а это было только самое начало осени. Монотонный дождь навеял бы тоску на кого угодно, что уж говорить о генерале, летевшем в Албанию, чтобы собрать разбросанные по разным ее уголкам останки солдат, погибших во время последней войны. Переговоры между двумя правительствами начались еще весной, но контракт был заключен только в начале августа, как раз в то время, когда начинаются затяжные дожди. И вот уже осень – время безраздельного господства дождя. Готовясь к поездке, генерал прочитал много книг об Албании. Он узнал, что осень здесь сырая и дождливая. Но даже если бы в этих книгах было написано, что осень в Албании сухая и солнечная, дождь не был бы для него неожиданностью. Наверное, под влиянием книг или фильмов он считал, что подобная миссия может быть выполнена только в такую погоду. Как бы то ни было, полет над горами в этот угрюмый день поверг его в еще большую меланхолию.
Не в силах оторваться от иллюминатора, он смотрел на угрожающую панораму гор. Их острые вершины, казалось, вот-вот проткнут брюхо самолета. Земля, вставшая на дыбы, пробормотал генерал. Здесь, похоже, и одной ногой-то встать некуда. В этих расщелинах, на этих склонах, открывающихся на какой-то миг и снова заволакивающихся туманом, под проливным дождем покоились солдаты, могилы которых он должен был найти. На мгновение задача показалась ему невыполнимой. Но он взял себя в руки. Тягостное чувство, вызванное угрожающим и враждебным видом гор, сменилось гордостью за свою миссию. Тысячи матерей там, на родине, ждут, когда он привезет им останки их сыновей. И он их привезет.
Он с честью выполнит свой святой долг! Он сделает все возможное. Ни один погибший не должен быть забыт, ни один не должен остаться в чужой земле. О, это воистину великая миссия! Во время полета он вновь и вновь повторял про себя слова, сказанные ему перед отъездом одной почтенной высокопоставленной дамой: «Как гордая одинокая птица, полетишь ты над этими зловещими, проклятыми богом горами и вырвешь из цепких когтей их ущелий наших несчастных сыновей».
И вот теперь полет подходил к концу. Когда горы остались позади и они полетели над долинами и полями, генерал вздохнул с облегчением.
Самолет покатил по мокрой посадочной полосе. Красные огни, зеленые. Опять красные, опять зеленые. Военный в шинели. Еще один. От здания аэропорта несколько человек в плащах направились к самолету.
Генерал сошел с трапа первым. За ним – сопровождавший его священник. Мокрый ветер сильно хлестнул им в лица, и они подняли воротники. Через четверть часа их машины уже мчались к Тиране.
Генерал повернулся к священнику. Тот сидел, уставившись в окно. На лице его застыло безразличие. Генерал понял, что тот не расположен разговаривать, и закурил сигарету. Снова посмотрел вдаль. Увидел резкие контуры чужой земли, чуть размытые струями стекавшей по стеклу воды.
Они въехали в Тирану. Вечерело, сквозь туман, висевший над землей, проглядывали огоньки, угадывались очертания дворцов, силуэты облетевших деревьев в городских парках. Через окно машины он рассматривал спешащих под дождем прохожих. Здесь очень много зонтиков, подумал он. Он хотел заговорить со священником, молчание уже наскучило ему, но не знал, что сказать. Из своего окна он увидел церковь, чуть дальше – мечеть. С другой стороны высились недостроенные дворцы, одетые в леса. Подъемные краны шевелились в тумане, как фантастические чудовища с красными светящимися глазами. Генерал обратил внимание священника на церковь и мечеть, но тот не проявил к ним ни малейшего интереса. Значит, его трудно чем-либо заинтересовать, подумал генерал. Настроение генерала вроде бы улучшилось, но поговорить было не с кем. Сопровождавший их албанец сидел впереди, а депутат Народного собрания и представитель министерства, встречавшие их в аэропорту, ехали сзади в другой машине.
В отеле «Дайти» генерал, уже в хорошем расположении духа, поднялся в свой номер, побрился и переоделся. Затем спустился в холл и заказал телефонный разговор с домом.
Генерал, священник и три албанца ужинали вместе. Они разговаривали о разных пустяках, избегая политических тем. Генерал был вежлив и чрезвычайно серьезен, давая понять, что главный здесь он, а не молчаливый священник. Он рассуждал о прекрасных традициях погребения воинов. Упомянул о греках и троянцах, хоронивших убитых с невероятной пышностью в перерывах между боями. Он очень воодушевлен своей миссией. Он с честью выполнит нелегкий, но святой долг. Тысячи матерей ждут своих сыновей. Вот уже двадцать с лишним лет длится это ожидание. Теперь они, конечно, ждут не так, как ждали живых, но ведь и мертвых тоже ждут. Он вернет матерям останки их сыновей, которыми дураки-генералы бездарно командовали во время войны. Он гордился, что это поручили именно ему. Он сделает невозможное.
– Господин генерал, телефон…
Генерал энергично поднялся.
– Прошу прощения, господа, – и широкими, величественными шагами он направился вслед за портье.
Вернулся он столь же величественным. Он весь сиял. Принесли коньяк и кофе. Разговор оживился. Генерал снова дал понять, что он здесь главный, потому что священник, хотя и имеет звание полковника, в данном случае всего лишь представитель церкви. Он был главным и мог поддерживать разговор на любую тему: о коньяках, столицах, сигаретах. Он чувствовал себя превосходно, ему все нравилось – этот зал гостиницы, эти тяжелые портьеры, эта чужая, даже слишком чужая, музыка. Ему всегда нравились цивилизация и комфорт. И поездки в другие страны. Поездки помогали ему полнее ощутить всю прелесть размеренной семейной жизни. Было что-то завораживающее во всем этом – в международных отелях, в дальних авиарейсах, в гаванях со множеством флагов, в чужой речи.
Генералу было весело. Очень весело. Он и сам не знал, отчего его вдруг захлестнула волна веселья. Это была радость путника, обретшего пристанище после долгой опасной дороги, да еще в плохую погоду. Маленькая золотистая рюмка коньяку все дальше отгоняла от него угрюмую, угрожающую панораму гор, даже здесь, за столом, все еще возникавшую перед ним тревожным видением. «Как гордая одинокая птица…» Он вдруг почувствовал себя могущественным. Тела десятков тысяч солдат столько лет дожидались его в земле, и вот он явился, чтобы они восстали из грязи и вернулись к родным и близким, явился, как новый Христос, но вооруженный картами, списками и точными данными. Другие генералы вели бесконечные колонны солдат к неудачам и гибели, а он явился, чтобы вырвать у смерти и забвения их останки. Он будет идти от могилы к могиле, по всем бывшим полям сражений, чтобы найти всех павших и забытых. В своей битве с цепкой глиной он не будет знать поражений, ведь он вооружен магической силой точных, тщательно проверенных данных.
Он представляет здесь великую цивилизованную державу, и миссия его благородна. В ней есть что-то от величия греков и троянцев, что-то от воспетых Гомером погребальных церемоний. И вы откроете рты от изумления, вы, албанцы, не выпускающие из рук зонтиков!
Генерал выпил еще рюмку. С этой самой ночи, каждый день, каждый вечер, там далеко, на его родине, все, кто ждут, будут говорить о нем: он сейчас ищет. Мы ходим в кино, в рестораны, гуляем, а он бредет по чужой земле и ищет наших несчастных сыновей. Ох, и тяжелая у него работа, но он справится. Не зря мы послали его. Да поможет ему бог!
Глава втораяКирка издала глухой звук. Священник перекрестился. Генерал отдал честь. Старый рабочий высоко поднял кирку и снова вонзил ее в землю.
Генерал с волнением наблюдал, как первые влажные комья земли отлетают к его ногам. Это была первая могила, которую они вскрывали, и все замерли в ожидании. Албанский эксперт, стройный светловолосый юноша, что-то помечал в своем блокноте. Двое рабочих из министерства коммунального хозяйства курили сигареты, третий сосал трубку, а самый молодой из них стоял и задумчиво наблюдал за происходящим, облокотившись на кирку. Они должны были ознакомиться с процедурой проведения раскопок, поэтому стояли и внимательно следили за вскрытием первой могилы.
Генерал не мог отвести взгляда от горки земли. Комья были черные, мягкие, от них шел пар.
Вот она, чужая земля, сказал он себе. Земля как земля. Та же черная грязь, что и везде, те же камешки в ней, те же корни и такой же пар. И тем не менее чужая.
У них за спиной время от времени с ревом проносились машины. Кладбище было рядом с шоссе, как и большинство солдатских кладбищ. По ту сторону дороги паслись коровы, их мычание иногда нарушало тишину долины.
Генерал нервничал. Груда земли все росла, через четверть часа рабочий стоял в яме уже по колено. Он немного передохнул, пока другой рабочий выгребал лопатой разрыхленную землю, затем снова принялся за работу.
Высоко в небе летела стая диких гусей.
По шоссе шел крестьянин, ведя лошадь под уздцы.
– Бог в помощь! – сказал крестьянин, который, кажется, не понял, чем они занимаются. Никто из стоявших вокруг могилы не ответил ему, и крестьянин пошел дальше.
Генерал смотрел то на разрытую землю, то на лица рабочих-албанцев. Они были спокойны и серьезны.
О чем, интересно, они думают? – задал он себе вопрос. Эти пятеро должны извлечь из земли целую армию. Неужели им нравится эта работа?
Но по лицам рабочих ничего нельзя было понять. Двое из них снова закурили, третий все еще сосал свою трубку, а самый молодой продолжал стоять, опершись на ручку кирки, и мысли его, похоже, были далеко отсюда.
Старый рабочий теперь уже был по пояс в яме, и эксперт что-то объяснял ему.
– Что он говорит? – спросил генерал.
– Я не расслышал, – ответил священник.
Остальные стояли молча, как на похоронах.
– Хорошо еще, что дождя нет! – сказал священник.
Генерал поднял глаза. Горизонт был затянут туманом, и далеко, очень далеко, вверх вздымались не то горные вершины, не то клочья тумана.
А рабочий долбил землю киркой. Генерал смотрел на его седую голову, двигавшуюся в такт ударам кирки, ему показалось, что тот удивительно похож на Жана Габена.
Видно, опытный рабочий, подумал генерал. Не зря его назначили бригадиром. Генералу хотелось, чтобы рабочий копал быстрее, чтобы все могилы были раскопаны как можно скорее и как можно скорее были найдены все павшие. Ему хотелось, чтобы и остальные рабочие принялись копать. Тогда он достанет списки, и в списках будет появляться все больше крестиков, а каждый крестик – найденный солдат.
Удары кирки теперь доносились издалека, словно с того света, и генерал всем своим существом ощутил тревогу.
А вдруг солдата там нет? – подумал он. Если карты неточны, мы будем вынуждены копать в двух местах, в трех, в десяти – чтобы найти одного-единственного солдата?
– А если мы здесь ничего не найдем? – спросил он священника.
– Будем искать в другом месте. Заплатим вдвое.
– Дело не в деньгах. Главное – найти.
– Должны найти, – сказал священник. – Не можем не найти.
Генерал с беспокойством заглянул ему в глаза.
– Такое впечатление, что тут никогда и не было войны, – сказал он, – а эти бурые спокойные коровы здесь пасутся с незапамятных времен.
– После войны прошло двадцать лет, – сказал священник.
– Действительно, прошло много времени. Поэтому я и беспокоюсь.
– Не беспокойтесь, – сказал священник. – Земля здесь надежная, что в нее попало, она хранит долгие годы.
– Это правда. Но мне почему-то не верится, что они где-то здесь, рядом, на глубине всего двух метров, под нашими ногами.
– Это потому, что вы не были в Албании, когда шла война, – сказал священник.
– Было страшно?
– Страшно.
Теперь старый рабочий почти целиком скрылся в яме. Все еще теснее сгрудились вокруг нее. Эксперт, склонившись над ямой, что-то говорил ему, указывая куда-то рукой.
В земле было множество маленьких камешков. Кирка, натыкаясь на них, глухо скрежетала. Генералу вспоминались обрывки историй, рассказанных ему ветеранами войны, – они приходили к нему домой перед его отъездом, чтобы сообщить сведения о могилах своих друзей, разбросанных по Албании.
Кинжал натыкался на мелкие камни, царапал их с ужасным скрежетом. Я долбил землю изо всех сил, но почва была глинистая, и от кинжала было мало проку. Я выковыривал им горсть грязи и говорил себе: ах, если бы я был сапером и у меня была бы лопата – я копал бы быстро, быстро, быстро. Потому что рядом со мной лежал – ноги в канаве с водой – мой самый близкий друг. Я и у него снял кинжал с пояса и стал копать сразу двумя руками. Я пытался выкопать ему глубокую могилу, как он и хотел. Если я умру, часто говорил он мне, закопай меня поглубже,я боюсь, вдруг меня раскопают собаки или шакалы. Ты помнишь, что натворили собаки в Тепелене? Помню, говорил я, затягиваясь сигаретой. А теперь, когда его убили, я бормотал, копаяземлю: не беспокойся, я вырою глубокую яму, очень глубокую. Когда я все закончил, то разровнял как мог землю и не оставил сверху никакой отметки, никакого камня, ведь он боялся всяких отметок, боялся, что его найдут и выроют из земли. Я ушел в ночь, в ту сторону, где не слышно было пулеметной стрельбы, и, пока шел, оглядывался во мрак, в котором я оставил своего друга, и думал: не бойся, тебя ни за что не найдут.
– По-моему, здесь ничего нет, – сказал генерал, пытаясь скрыть беспокойство.
– Неизвестно, – ответил священник.
– Посмотрим.
– Во время войны не хоронили так глубоко.
– Может быть, его потом перехоронили, – сказал священник. – Часто случалось, что хоронили во второй раз, а то и в третий.
– Возможно. Но если все могилы будут такими глубокими, мы никогда не закончим раскопки.
– Будем нанимать иногда и временных рабочих, – сказал священник. – Мы можем нанять хоть двадцать человек, если понадобится.
– Не исключено, что нам понадобится и больше, – сказал генерал.
– Вполне возможно.
– Может быть, придется нанять целую сотню.
– Кто знает…
– А эти пятеро будут у нас постоянно?
– Да, так записано в контракте.
– Ну, что там у них? – спросил генерал. – До сих пор ничего нет?
– Глубина уже предельная, – сказал священник. – Сейчас должны найти, если там вообще что-нибудь есть.
– Похоже, рассчитывать на удачу нам сегодня не приходится.
– Может, почва сдвинулась, – сказал священник.
Эксперт еще ниже склонился над ямой, а остальные подошли поближе.
– Нашел, – сказал старый рабочий, и голос его донесся глухо, еле слышно из глубины ямы.
– Нашел, – сказал священник.
Генерал с облегчением вздохнул. Рабочие задвигались. Самый молодой, тот, что стоял, опершись на кирку, попросил у товарища сигарету и закурил.
Старый рабочий начал поднимать на лопате кости. В них не было ничего пугающего. Они были облеплены мягкими комьями глины и походили на кусочки сухого дерева. Вокруг приятно пахло свежевскопанной землей.
– Дезинфектант! – крикнул эксперт. – Принесите дезинфектант!
Двое рабочих бросились к грузовику, стоявшему позади легкового автомобиля на обочине.
Среди костей эксперт обнаружил какой-то небольшой предмет.
– Вот медальон, – сказал он и, захватив пинцетом, показал его генералу. – Не прикасайтесь к нему, пожалуйста.
Генерал нагнулся, всматриваясь в изображение Святой Марии.
– Медальон наших солдат, – медленно проговорил он.
– Ты знаешь, зачем у нас этот медальон? – спросил он меня однажды. Чтобы найти наши трупы, если нас убьют. И усмехнулся. Ты думаешь, они и в самом деле будут искать наши кости? Ну хорошо, предположим даже, что будут. Думаешь, это для меня большое утешение? Нет большего лицемерия, чем искать кости после того, как кончилась война. Для себя лично я не желал бы подобного одолжения. Пусть уж меня оставят там, где я погибну. Этот паршивый медальон я в конце концов выкину. И однажды он его действительно выбросил.
После дезинфекции эксперт измерил несколько костей и принялся что-то высчитывать в своем блокноте.
– Рост – метр семьдесят три, – сказал он наконец.
– Точно, – сказал генерал, сверившись со списком.
– Упакуйте кости, – сказал эксперт рабочим.
Генерал взглянул на старого рабочего, тот, сидя в стороне на придорожном камне, достал табакерку и принялся неторопливо разминать сигарету.
– Интересно, почему этот человек так на меня смотрит? – пробормотал про себя генерал.
Рабочие принялись копать в пяти местах одновременно.
Глава без номера– Тут какая-то ошибка, – сказал генерал, – мы зашли в тупик.
– Взглянем еще раз на карту.
– Ничего не могу понять. Перепутаны обозначения высот.
– По-моему, план расположения могил набросали наспех, в разгар отступления.
– Может быть.
– Перекопаем еще раз, немного правее. Куда ведет проселочная дорога?
– На территорию кооператива.
– Попробуем еще раз, вон там.
– Бесполезно.
– Чертова глина.
– Все равно нужно попробовать еще раз, правее.
– Эта дорога никуда нас не приведет.
– Черт знает что!
– Ну и грязь!
– И все без толку!
Их шаги и обеспокоенные голоса стихли в поле.
Глава третьяЧерез три недели они вернулись. Был вечер. Их защитного цвета автомобиль остановился у входа в отель «Дайти», под высокими елями. Генерал вышел первым. Вид у него был усталый, измученный. У него даже заострились черты лица, по крайней мере, так казалось в красном свете гостиничной рекламы. Его взгляд упал на машину. Хоть бы грязь стерли, с неудовольствием подумал он. Но ведь они только что спустились с гор, и шофер не был виноват. Он знал это и все-таки не мог скрыть раздражения.
Генерал быстро взбежал по ступенькам, взял письма, пришедшие на его имя, заказал телефонный разговор с домом и направился в свой номер.
Священник тоже пошел к себе.
Через час они сидели за столом в зале первого этажа. Оба приняли ванну и переоделись.
Генерал заказал фернет. [1]1
Легкий алкогольный напиток темного цвета с горьковатым привкусом. (Здесь и далее прим. перев.)
[Закрыть]Священник попросил какао. Была суббота. Снизу, из таверны, доносилась музыка. Время от времени в конце зала показывались молодые парочки. Они проходили через зал в таверну и обратно. В холле тоже было людно. Темные шторы и массивные кресла придавали залу солидность.
– Вот и кончился наш первый маршрут, – сказал генерал.
– Слава богу.
– Как вы думаете, мы успеем завершить все это за год, как предусмотрено?
– Неизвестно, с какими трудностями мы еще столкнемся и какая будет погода, – ответил священник. – Но как бы то ни было, через год к этому времени мы уже должны закончить.
– И я на это надеюсь, – сказал генерал. – Сначала обследуем пригородные зоны, но тяжелее всего нам придется в селах, особенно в дальних горных краинах. [2]2
Территориально-административная единица Албании.
[Закрыть]
– Вам лучше знать, – сказал священник.
– В горах нам придется туго.
– Я тоже так думаю.
– Им тоже туго пришлось в горах.
– Это верно.
– Завтра я снова займусь картами и составлю план нашего второго маршрута.
– Лишь бы погода не испортилась!
– Ничего не поделаешь. Осень.
Священник неторопливо пил какао.
А он красив, подумал генерал, украдкой разглядывая чеканный профиль священника: неужели, черт возьми, у него что-то было с вдовой полковника? Между ними наверняка что-то было. Она была красива, а на пляже казалась просто ослепительной. Когда он упомянул имя священника, она покраснела и опустила глаза. Что же между ними было? – снова спросил себя генерал, не отводя глаз от лица священника.
– А ведь полковника Z мы так и не нашли, – сказал он с беспокойством.
– Может, еще найдем, – сказал священник и потупился. – Я верю, мы найдем его.
– Это трудно, обстоятельства его исчезновения неизвестны.
– Трудно, – сухо согласился священник, – но мы ведь только начали. У нас еще достаточно времени.
Что же у него было с вдовой полковника? – подумал генерал. Любопытно, насколько далеко может зайти этот святой отец в отношениях с женщиной?
– Мы должны найти останки полковника во что бы то ни стало, – сказал генерал. – Он единственный из старших офицеров, чей прах не перевезен на родину. Остальных давно уже нашли. Его семья так этим обеспокоена, особенно супруга.
– Да, – сказал свяшенник, – она очень обеспокоена.
– Вы видели прекрасный мраморный склеп, который воздвигла полковнику его семья?
– Да, – сказал священник, – мне показали его перед нашим отъездом в Албанию.
– Величественный памятник, вокруг красные и белые розы, – сказал генерал. – Только самой могилы нет.
Священник не ответил.
Они помолчали. Генерал пил фернет. Он вдруг почувствовал себя одиноким. Одиноким среди солдатских могил. Черт побери, как раз о братских могилах-то он и не хотел вспоминать. Довольно они со священником насмотрелись на все это за три недели. Теперь ему нужно забыть о них, не думать об этом. Он хотел расслабиться, развлечься. Но как можно развлечься, когда напротив сидит и молчит мрачный, как ворон, священник? Он бы, например, с удовольствием вечером потанцевал, но это невозможно. Ведь он – генерал иностранной армии и, кроме того, выполняет возложенную на него правительственную миссию. И какую скорбную миссию! Его охватило уныние. А может, он просто устал. И какие вообще могут быть для него танцы в стране, с солдатами которой бились насмерть его солдаты. Да, он очень устал. От всех этих разбитых, ужасных дорог, от залитых водой могил – одиноких или образовавших целые кладбища, от всей этой осточертевшей грязи, полуразрушенных укреплений. От дотов, да и от солдат, остались одни скелеты. Вдобавок путаница с могилами солдат других армий, протоколы, квитанции для представителей министерства, подтверждения в банк о переводе валюты. Как все перемешалось! Особенно трудно было различить убитых из разных армий. Свидетели часто противоречили друг другу, старики путали события разных войн. Точных данных не было. Только земля знала правду.
Генерал опрокинул еще рюмку.
– Большая армия, – сказал он медленно, словно самому себе.
Огляделся вокруг. Напротив сидела парочка – похоже, жених с невестой. Они больше смотрели друг на друга, чем разговаривали. У юноши был череп правильной формы, большой выпуклый лоб и довольно массивная нижняя челюсть. Альпийский тип, подумал генерал.
За стойкой стоял официант. Его круглая голова, казалось, застыла между двумя блюдами с апельсинами и яблоками.
Вошел невысокий мужчина с портфелем в руках и сел за столик рядом с радиоприемником.
– Как всегда, – сказал он официанту.
Пока официант варил кофе, невысокий мужчина достал из портфеля толстую тетрадь и принялся писать. Когда он затягивался сигаретой, щеки у него западали, четко обрисовывалось строение челюстей. Нижняя челюсть была не тяжелая и не выдавалась вперед.
– Да, вот они, албанцы! – сказал генерал, словно продолжая прерванный на полуслове разговор. – Совершенно обычные люди. Даже трудно представить, что во время войны они становились похожи на диких зверей.
– О, видели бы вы их на войне!
– Подумать только – ведь их так мало!
– Не так уж и мало, – сказал священник.
Вошел еще один человек с выпуклым лбом.
– Что за чертова работа выпала на нашу долю? – сказал генерал. – Когда я смотрю на человеческое лицо на улице или в кафе, то невольно отмечаю особенности строения черепа. Вы меня понимаете? Очень часто на плечах у людей я вижу не головы, а черепа. Что же это за чертова работа, а?
– Простите, но мне сдается, вы пьете несколько больше, чем нужно, – участливо сказал священник и посмотрел на него. Серые глаза священника напоминали генералу экран телевизора, стоявшего в конце зала. Словно телевизор, который никогда не включают, подумал генерал.
Он принялся разглядывать прозрачную рюмку, вертя ее в руках.
– А что мне, по-вашему, делать? – спросил он нервно. – Что вы мне посоветуете? Может быть, мне позировать перед фотоаппаратом, чтобы потом, когда вернусь, показывать жене фотографии? Или завести дневник и записывать интересные случаи? Что скажете? А?
– Я не говорил ничего подобного. Я только сказал, что вы много пьете.
– А мне непонятно, почему вы не пьете. Просто странно.
– Я никогда не пил спиртного, – сказал священник.
– Тогда странно, почему вы не начали пить сейчас. Пить каждую ночь, чтобы забыть увиденное днем.
– А зачем мне забывать то, что я вижу днем? – спросил священник.
– Потому что у нас одна родина с этими несчастными, – генерал ткнул пальцем в свой портфель. – Вам их не жалко?
– Не оскорбляйте меня, – сказал священник. – Я тоже патриот.
Генерал улыбнулся.
– А знаете что, – сказал он, – я заметил, что наши разговоры напоминают скучные диалоги современных драм.
Священник тоже улыбнулся.
– Ничего не поделаешь. Так или иначе любые разговоры напоминают отрывки из драм или комедий.
– Вам нравится современный театр?
– В общем, да.
Генерал посмотрел ему в глаза.
– Бедные мои солдаты, – сказал он неожиданно, словно проснувшись. – У меня болит душа за них. Словно я подобрал чужих брошенных детей. Таких детей иногда любят сильнее, чем своих. Что я могу сделать для них? Как отомстить?
– И у меня болит душа, – сказал священник. – Она просто выжжена ненавистью.
– Мы бессильны, несмотря на все наши списки и протоколы. Мы бредем и бредем вслед за их смертью. Выискиваем их по одному. Как могло случиться такое?
– Судьба!
Генерал кивнул.
Опять словно в драме, подумал он.
Этот священник, похоже, сделан из металла. А все-таки очень любопытно знать, насколько стоек он был с очаровательной вдовой полковника, пробормотал он про себя, не сводя глаз с его лица. Он попытался представить, как мог себя вести священник с такой женщиной, как она, как он снимал свое черное одеяние… Священник ей действительно нравился или это был просто флирт? Если между ними что-то было… А какое мне дело, в конце концов?
Он прислушался к звукам радиоприемника, стоявшего в зале. Албанский язык казался ему грубым. Он столько раз слышал, как говорят албанские крестьяне, помогавшие им вскрывать могилы. И все эти убитые наверняка слышали этот роковой язык, подумал он. Теперь, похоже, передавали новости, потому что диктор повторяла знакомые слова: Тель-Авив, Бонн, Лаос.
Много на свете разных городов, подумал он, и снова ему вспомнились солдаты других армий, воевавших в Албании. Проржавевшие жестяные таблички, кресты, камни, криво нацарапанные имена. Многие могилы были без табличек. У большинства вообще не было могил. Их сваливали в общие ямы, прямо в грязь. Часто неизвестно было даже, где эти ямы находятся, убитые значились только в списках.
Останки одного солдата они обнаружили в музее крошечного городка на юге страны. Музей организовали несколько энтузиастов. В древней городской крепости, в подземелье, они нашли, помимо прочего, останки человека. Во всех городских кофейнях доморощенные археологи выдвигали самые разнообразные гипотезы по этому поводу. Двое из них даже написали довольно смелую, хотя и не очень убедительную статью и собирались опубликовать ее в каком-нибудь журнале, когда в городок прибыла группа, занимающаяся поисками останков военнослужащих. Эксперт случайно заглянул в музей и сразу опознал скелет по медальону. (В статье археологов об этом медальоне высказывались две гипотезы: медальон – либо украшение, либо монета римских времен).
Спор был решен экспертом после посещения музея. Одно было непонятно: как мог забраться солдат в глухие лабиринты крепости и зачем?
– Кто же был этот солдат? – спросил генерал.
– Какой солдат?
– Ну тот, из крепости.
– Ах, да. Мы ведь опознали его, – сказал священник.
– Опознали, – сказал генерал, – но мне хотелось бы знать, не было ли на него персонального запроса семьи?
– Нас о многих персонально просили, – сказал священник, – разве всех упомнишь?
– Это верно. Там множество похожих имен. Я просто не в состоянии держать в голове все эти бесконечные списки.
– Обычный солдат, – сказал священник.
– Да и зачем мне все эти имена и ненужные подробности? – спросил генерал. – В конце концов, какое может быть имя у груды костей?
Священник кивнул, словно соглашаясь с ним.
– У них и имена должны быть одинаковы, как и медальоны, – продолжал генерал.
Священник не ответил. Из таверны доносилась музыка, генерал курил не переставая.
– Они убили ужасно много наших, – сказал генерал, как сквозь сон.
– Несомненно.
– Но и мы тоже много убили.
Священник промолчал.
– И мы тоже убили достаточно, – повторил генерал. – Их могилы повсюду. Если бы тут были могилы только наших солдат, какой это был бы позор для нас!
Священник покачал головой, и трудно было понять, согласен он или нет.
– Хоть какое-то утешение, – сказал генерал.
Священник снова покачал головой.
– Я вас не понял, – сказал генерал, – разве это не утешение для нас?
Священник развел руками.
– Я верующий, – сказал он, – я не могу одобрить убийство.
– О! – протянул генерал. – Дрались мы с ними насмерть. Воевали они, черт возьми, здорово.
– Это вполне объяснимо, – сказал священник. – Это вовсе не сознательная храбрость. Все дело в их психике.
– Не понял, – сказал генерал.
– Очень просто, – продолжал священник. – На войне одни повинуются разуму, другие – инстинкту.
– Да.
– Албанцы – отсталый и дикий народ. Новорожденному кладут в колыбель ружье, так что ружье со дня рождения становится неотъемлемой частью их бытия.
– Похоже, что они и зонтики носят, словно винтовки, – сказал генерал.
– Оружие с самого детства – часть их бытия, – продолжал священник, – оно чуть не с колыбели формирует психику албанца.
– Это интересно.
– И естественно, что человеку хочется свою любимую вещь употребить в дело. А для чего лучше всего можно использовать винтовку?
– Чтобы убивать людей, – сказал генерал.
– Вот именно. Албанцы всегда испытывали удовольствие, когда убивали сами или когда убивали их. Когда им не с кем было воевать, они убивали друг друга. Вы слышали про их обычай кровной мести?
– Да.
– Воевать их заставляет древний инстинкт. В мирное время они становятся вялыми и сонными, словно змеи зимой. Только на войне они в полной мере демонстрируют свою жизнеспособность.
Генерал кивнул.
– Война – нормальное состояние для этой страны. Албанцы на войне злобны, агрессивны и чрезвычайно опасны.
– Другими словами, этот народ, со своей жаждой уничтожения или самоуничтожения, обречен на вымирание, – сказал генерал.
– Разумеется.
Генерал выпил еще. Язык у него заплетался.
– Вы ненавидите албанцев? – вдруг спросил он.
Священник печально улыбнулся.
– Нет. Почему вы так решили?
Генерал наклонился к нему. Священник поморщился, почувствовав запах спиртного.
– Как это почему? – тихо сказал генерал. – Мы оба их ненавидим, но пока не признаемся в этом…