Текст книги "По неизведанным землям Эфиопии"

Автор книги: Исидор Кацнельсон

Соавторы: Галина Терехова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

На рассвете Булатович простился с гостеприимным хозяином, который, как выяснилось, был одним из офицеров раса Меконнена и направлялся в Тигре к своему начальнику. Мулы подкрепились ячменем и шли теперь почти без понуканий.

14 мая около полудня Булатович прибыл в Аддис-Абебу, где был радостно встречен всей русской колонией.

На аудиенции у императора Эфиопии Власов осторожно осведомился, не желает ли Менелик еще раз воспользоваться услугами Булатовича. Император задумался.

– Я охотно бы это сделал, – ответил он, – но не знаю, что я мог бы ему поручить при настоящих обстоятельствах.

Власов заметил негусу, что у него благодаря Булатовичу имеются подробные карты юго-западных областей Эфиопии, но нет карты западных областей и страны Бени-Шенгул. Менелик тут же согласился командировать туда Булатовича.

На следующее утро Александр Ксаверьевич явился во дворец негуса, чтобы получить необходимые указания.

Он попросил у Менелика дать ему пятнадцать-двадцать мулов под багаж, обязуясь вернуть их в целости и сохранности. 20 июня Булатович получил мулов, а также письмо от Менелика к дадьязмачу Демесье об оказании русскому офицеру полного содействия в исполнении возложенных на него задач. Власов, напутствуя Булатовича, дал ему самые категорические инструкции не приближаться к английским Аванпостам, выставленным на границе страны Бени-Шенгул и в других пунктах – Росайресе, Фааогли и Метемме; не переходить черту фактического влияния Эфиопии; не принимать активного участия в военных действиях; вернуться в Аддис-Абебу не позже конца сентября.

Какие же задачи были поставлены перед Булатовичем, отправлявшимся в довольно-таки опасную командировку? Из секретной записки Власова, посланной в Петербург 23 июня 1899 года, узнаем, что задачи эти следующие выяснить настроение жителей Бени-Шентула и автономных галласских провинций Уоллеги и Леки – насколько прочен или непрочен среди них авторитет победителей; каковы отношения между правителями и населением; как относится местное население к появлению англичан на границах их земель, на чьей стороне будут его симпатии при вооруженном столкновении эфиопов с англичанами.

Менелика также интересовало стратегическое положение своих западных областей, их обороноспособность и экономические ресурсы. Булатович должен был кроме всего этого уточнить на карте место расположения английских аванпостов в долине Голубого Нила и в Гедарефе.

26 июня Булатович выехал из Аддис-Абебы, а 6 июля прибыл в резиденцию дадьязмача Демесье город Деосету. Почетный конвой в пятьсот человек с трубачами и флейтистами встречал русского офицера на въезде в город. Дадьязмач Демесье приветствовал Булатовича лично и принял его радушно и гостеприимно. О пути от Аддис-Абебы до Дессеты Булатович писал Власову: «До сих пор все, слава боту, благополучно. Люди здоровы, животные тоже, кроме двух притомившихся мулов, которых пришлось бросить на дороге. Нельзя представить себе тех трудностей, с которыми сопряжены были некоторые подъемы и спуски в горах Чалеа по крутым, скользким и глинистым их склонам, а также переправы через топкие ручьи в долинах рек Гибье и Хауаша (Аваша)».

Вечером все старшие офицеры дадьязмача собрались на обед. Первый вопрос, с которым Демесье обратился к Булатовичу, был, конечно, о намерениях Англии.

– Эфиопам теперь не столь опасна английская вражда, как английская дружба, – ответил Булатович. – Англия сегодня ведет себя по отношению к Эфиопии как охотник, подкрадывающийся к слону на верный ружейный выстрел.

Демесье одобрительно покачал головой и сказал, что и он сам, и его войско предвидят неизбежность борьбы с англичанами. Более того, они понимают, что главный путь англичан в случае войны пройдет по их земле и десятитысячное войско дадьязмача должно будет довольно долго сдерживать наступление англичан до подхода подкрепления из других областей Эфиопии. Все галласы левого берега Дидессы перейдут на сторону англичан. А про вновь завоеванные арабские племена Бени-Шенгула и говорить нечего многие начальники этих племен уже бежали к англичанам. Так что эфиопскому войску придется нелегко.

Первая встреча вооруженных сил Эфиопии с англо-египетскими войсками состоялась в Фазогли осенью прошлого года. Сорокатысячное войско дадьязмача Демесье перешло западные границы. Владения Абдурахмана, правителя Бени-Шенгула, и Мухаммеда, владетеля Дуля, к этому времени были уже в руках эфиопов, и войско дадьязмача беспрепятственно продвигалось по новым землям. Демесье отправил небольшой отряд в Фазогли, чтобы там, на берегу Голубого Нила, водрузить эфиопский флаг. А в январе нынешнего года корпус дадьязмача пришел в Дуль, и тут Демесье донесли, что Фазогли заняли англичане, а эфиопский флаг снят. Вскоре дадьязмач получил письмо, подписанное «командором Фазогли», в котором этот командор, узнав о прибытии эфйопского войска в Дуль, сообщал дадьязмачу, что отряд англо-египетских войск занял Фазогли, с тем чтобы утвердить в стране законность, открыть путь торговле и прекратить рабство. Дадьязмач ответил любезным письмом, в котором извещал, что идет в Фазогли, чтобы познакомиться с ним, командором. О снятии эфиопского флага в письмах не было сказано ни слова. И тут же все громадное войско дадьязмача Демосье двинулось к берегу Голубого Нила. Командор забеспокоился и вновь написал дадьязмачу зачем же идти на знакомство с таким большим корпусом, не лучше ли дадьязмачу оставить свое войско, а в Фазогли войти с небольшим конвоем?

Демесье ответил уклончиво негоже, чтобы эфиопский на чальник отрывался от своего войска.

Нужно заметить, что англичане перед лицом эфиопских войск проявили намного меньше решимости и энергии, чем перед французами в Фашоде. Когда Демесье вошел в Фазогли, там уже не было ни одного англичанина. Они все переправились через Голубой Нил и закрепились в Фамаке.

Через день состоялось свидание начальников обоих отрядов. Командор оказался вежливым, очень приятным старичком. Дадьязмач заявил категорически: «Если ваши уверения в дружбе истинны, то поставьте завтра флаг на том же месте, где он был. В противном случае – приготовьтесь к бою и ждите меня».

Командор, не медля ни секунды, принял этот ультиматум, сказав, что из-за таких пустяков, как флаг, он не хочет ссориться и немедленно восстановит флат на прежнем месте, но он требует от дадьязмача обязательства не переходить на правый берег Голубого Нила. Дадьязмач согласился на это условие и даже поклялся «богом Менелика». Ему нетрудно было дать эту клятву, так как правый берег не входил в его владения, а принадлежал годжамскому негусу.

На следующий день англичане подняли над Голубым Нилом эфиопский флаг. Весь корпус дадьязмача Демесье отсалютовал флагу, а англичане переправили на левый берег митральезу и тоже приветствовали эфиопский флаг. Затем англичане были приглашены в лагерь Демесье. Дадьязмач выслал им навстречу почетный конвой – шесть тысяч кавалеристов. Все остальные войска выстроились перед лагерем. Продемонстрировав таким образом англичанам свои силы, Демесье угостил их обедом и преподнес в подарок золотые щиты.

Поздно вечером Булатович подробно записал рассказ дадьязмача Демесье, нанес на карту крайний англо-египетский аванпост в Фамаке и подготовил донесение для Власова.

Дадьязмач Демесье оказывал Булатовичу всяческое содействие. Он выделил ему тридцать шесть носильщиков и одного офицера, который должен был сопровождать Булатовича до границ Бени-Шенгула.

С письмами ко всем – начальникам гарнизонов в Бени-Шенгуле Булатович направился из Дессеты дальше. 23 июля он благополучно прибыл в город Гадаме, центр Уоллеги, управляемой дадьязмачем Джоти. На всем пути до Уоллеги русского офицера принимали очень радушно. На каждом биваке местное население приносило дары баранов, кур, яйца, мед, хлеб. Галласы же Уоллеги встречали Булатовича с меньшим энтузиазмом. Вернее, лично к русскому офицеру они относились вполне дружелюбно, но слуг-эфиопов, мягко говоря, недолюбливали, и Булатовичу пришлось пережить несколько тревожных дней. Галласы не упускали случая поссориться с эфиопами. Однажды один из кухонных мальчиков Булатовича не поладил с туземной девочкой. Та подняла крик. Галласы, вооруженные копьями, накинулись на мальчика. Слуги Булатовича при виде копий выхватили шашки. Кровопролитие казалось неминуемо. К счастью, сам Булатович вовремя подоспел на место ссоры и разогнал драчунов.

Подобные стычки происходили каждый день, и от Булатовича и его слуг требовалось немало хладнокровия, чтобы предотвратить кровопролитие.

Сразу же от города Дессеты Александр Ксаверьевич начал вести маршрутную съемку местности и астрономические наблюдения, хотя туманы и частые дожди очень мешали этому. Он нанес на карту течения рек Дабаны, Бирбира и Дабуса, водораздельные хребты, границы областей страны Бени-Шенгул. Все эти области населены редко, скота почти нет, посевы незначительны. Жители разорены военными походами эфиопов, и в случае войны с Англией эфиопское войско вряд ли сможет кормиться с этих областей.

Еще более тревожным показался Булатовичу тот факт, что в обширных владениях дадьязмача Джоти, которые тянутся от реки Бирбир до арабских земель и от реки Баро до Голубого Нила, нет ни одного эфиопского солдата или чиновника. Джоти, таллас, добровольно признавший власть эфиопов, назначил правителями областей своих родственников. Разве может император Менелик быть спокоен за свои западные границы? Ведь галласы, покоренные эфиопами, только и ждут прихода англичан.

В одном из донесений, отправленных в Аддис-Абебу Власову, Булатович сообщал, что у него нет никаких сомнений, что главный путь возможного проникновения англичан в Эфиопию – это судоходная река Баро, которая на протяжении более двухсот километров течет по землям дадьязмача Джоти. Вся низменная долина реки заселена негроидными племенами. Это отличный военный резерв. Если его не используют эфиопы, то англичане, конечно, приберут к рукам. По мнению Булатовича, эфиопское войско должно занять долину реки Баро. И тут же Булатович излагает свой – достаточно фантастичный, но продиктованный дружескими чувствами к Эфиопии – проект: «Я номинально перехожу на службу к императору Эфиопии… и получаю в управление на десять лет все негрские земли в долине реки Баро до Насыра и в долине реки Дабуса до реки Абая (Голубого Нила)… Император Эфиопии отдает в мою пользу таможню на реке Баро и добычу слоновой кости. Я обязуюсь собрать и обучить пятыпятнадцать тысяч солдат-негров. Устроить вверенные области. Провести дороги. Устроить таможню. Занимать важнейшие пункты на реке Баро. Подготовиться к тому, чтобы в случае надобности быстро двинуться в англо-египетские владения и занять переправу на реке Баро – Насир. По окончании десятилетнего срока я по желанию Менелика передаю ему устроенные мною области, войско и имущество.

Да не покажется вашему превосходительству мой план диким… Прошу… не считать мои мысли за безумные мечты. Уверяю вас, что они исполнимы. Лично я готов пожертвовать всем имуществом, здоровьем и жизнью, чтобы осуществить их, так как думаю, что могу принести большую пользу. Одно, чем бы я не решился пожертвовать, – это правом числиться в рядах нашей армии».

В архивах не сохранилось никаких бумаг, которые свидетельствовали бы о том, что Власов передал этот план в Петербург на рассмотрение российского правительства. Видимо, Власов счел план Булатовича «диким», а его мысли – «безумными мечтами». Россия, при всем сочувствии к Эфиопии, при всяческой поддержке Менелика перед лицом европейских поработителей, не хотела да и не могла связывать себе руки в Африке.

В Гадаме Булатович остановился в доме дадьязмача Джоти. Этот дом был построен по типу амхарских, а вокруг усадьбы дадьязмача лепились круглые хижины солдат.

Джоти, признав власть эфиопского негуса, принял христианство. Но от старой веры не отказался, и его придворные сказали Булатовичу по секрету, что Джоти тайно приносит жертвы у подножия горы Сонка. Принятие христианства не мешает Джоти содержать в гареме, тщательно охраняемом евнухами, восемь жен.

Проехав Уоллегу, Булатович делает совершенно определенный вывод в случае войны при некотором такте и умении англо-египетского главнокомандующего галласы окажутся на его стороне и будут злейшими и опаснейшими врагами эфиопов.

Сможет ли Менелик в Уоллеге противостоять англичанам? На этот вопрос Булатович тоже отвечает категорически не сможет. Устье реки Габы при впадении ее в Баро ничем не защищено. Ближайший эфиопский пункт расположен от этого места в пяти днях пути, да и войско там насчитывает всего сто пятьдесят человек. От устья Габы отличная дорога ведет в столицу Уоллеги, где войско Джоти состоит всего из трех тысяч человек. Ни о каком серьезном сопротивлении англичанам не может быть и речи, пока устье Габы и город Гадаме не будут заняты сильными эфиопскими отрядами.

Из Гадаме Булатович направился в провинцию Челом. А 27 июля он перешел границу владений Джоти и, перевалив через хребет, разделяющий бассейны рек Дабуса и Яа, остановился биваком в земле Мао. Здесь жили негроидные племена, которые еще недавно подчинялись дадьязмачу Джоти. Но начальник этой земли фитаурари Куту считает себя единокровным с суданцами, которые подвластны шейху Ходжоли. Как только шейх выразил покорность Менелику, фитаурари Куту объявил себя подчиненным Ходжоли. До сих пор из-за земли Мао идут споры между Джоти и Ходжоли. Окончательно этот вопрос будет решен императорам, когда кончится период дождей.

29 июля Булатович прибыл в область Яа – это было уже законное владение Ходжоли. Здесь Булатович набрал носильщиков, и через день его отряд вышел на пустынные берега реки Яа. Носильщики не внушали Булатовичу доверия, и ночью к ним была приставлена стража. Тем не менее к утру четырех носильщиков недосчитались. Когда же отряд выступил в путь, то на одном из крутых спусков все носильщики, видимо сговорившись, побросали ноши и кинулись в чащу. Преследовать их было бесполезно они знали здесь все тропинки. Булатович и его слуги взвалили весь груз на себя и двинулись дальше.

2 августа путники, вконец измученные, пришли в город Гаха, резиденцию Ходжоли. Это был типичный суданец, черный как смоль. Лицо его покрывала татуировка. В свои тридцать шесть лет он сумел стать самым могущественным и самым богатым из всех окружающих арабских властителей. В свое время он добровольно покорился расу Меконнену, завоевателю Бени-Шенгула, и служил расу всю кампанию проводником. За это рас оставил Ходжоли все его владения.

Ходжоли уверял, что он душой и телом предан расу Меконнену и на всем белом свете признает лишь его да господа бога. Возможно, это была правда. И вот почему. Во время похода раса Меконнена в Бени-Шенгул между ним и Ходжоли произошло столкновение. Меконнен приставил – на всякий случай – к своему проводнику стражу, которая не отставала от него ни на шаг. Ходжоли был оскорблен этим, вспылил и в гневе ударил раса ремнем своего патронташа. После этого Ходжоли оставалось только дожидаться казни. Но Меконнен был великодушен и простил вспыльчивого шейха. Тогда Ходжоли и приравнял раса Меконнена к богу.

У Ходжоли – обширные поля. Хлеб – главный предмет торговли в этой стране. Его покупают за золото жители Дуля, который был разорен во время похода раса Меконнена.

Из Гаха путь Булаговича лежал в Дуль. Это был самостоятельный арабский султанат, покоренный в 1898 году дадьязмачем Демесье. Население страны занято добычей золота – его извлекают не только из речного песка, но и из горных жил. К югу от Дуля лежат земли негроидных племен, где арабы устраивают настоящие облавы стремясь захватить рабов.

Наконец, 7 автуста отряд Булатовича достиг города Бельфодио в Бени-Шенгуле. Здесь, как и в Дуле, стоял небольшой эфиопский гарнизон в пятьдесят человек. Солдатам приходилось очень туго. Еще в мае император отдал распоряжение доставить в эти гарнизоны продовольствие, но до сих пор обозы не пришли. В Бени-Шенгуле даже за деньги нельзя было достать зерна. Впрочем, деньги у начальника гарнизона тоже кончились. На трех солдат каждый день выдавалось два стакана муки – и все. Тропическая лихорадка, начавшаяся в период дождей, вывела из строя половину гарнизона.

В Бельфодио Булатович стал готовиться к поездке на север. Сведения о переправе через Голубой Нил, полученные от туземцев, оказались неутешительными. Три переправы – у Фазогли, Росайреса и Сеннара – не устраивали Булатовича, так как инструкции, данные Власовым, категорически запрещали ему приближаться к англо-египетским аванпостам. Переправиться у устья Дабуса можно было только в засуху. Сейчас же, в период дождей, как единогласно утверждали туземцы, переправа через реку невозможна.

И все же Булатович решил разведать эту переправу. С ним пошли начальник гарнизона и более сотни туземцев, вооруженных топорами и нагруженных вязанками тростника для постройки плота.

На следующий день, сделав более восьмидесяти километров, отряд вышел к Голубому Нилу, и Булатович убедился, что сведения туземцев о невозможности переправы соответствуют действительности. Река шириной с Неву у Литейного моста с быстротой горного потока несла свои воды. Они разбивались о каменные гряды, и шум реки был слышен на далекое расстояние.

Булатович спустился ниже по течению, но подходящего места не нашел и там. Тогда он обещал пятьдесят талеров и ружье тому, кто доставит на ту сторону хотя бы одного человека. Но туземцы отказались наотрез еще не было случая, чтобы кто-нибудь переправился через Голубой Нил в период дождей.

Пришлось возвращаться в Бельфодио. Оставив в городе груз и больных, Булатович 17 августа выступил в Фазогли, где стоял эфиопский гарнизон в десять чело век под командованием агафари Уарета. 18 августа отряд перешел границу Фазогли, и, к своему удивлению, Булатович встретил Уарета и его солдат, возвращавшихся в Бени-Шенгул.

Что же опять произошло в Фазогли?

Бывший правитель Фазогли Аба-Деру бежал в Фамаку, когда дадьязмач Демесье занял Фазогли. Брат Аба-Деру шейх Мухаммед Хасан изъявил эфиопам свою покорность и находился у дадьязмача Демесье в заложниках. Мухаммед Хасан написал Аба-Деру несколько писем, в которых убеждал его покориться Менелику. «По твоей вине, – писал он в последнем письме, – я нахожусь до сих пор в неволе, если ты благороден, приди покорись Менелику, если же у тебя от страха сделался понос, оставайся там и я приведу к тебе абиссинцев».

Прочитав это письмо, Аба-Деру пришел в неистовство. Он кричал, что к Менелику не пойдет, а умрет на своей земле. Страх перед эфиопами сделал из него ярого приверженца англичан.

Очень скоро после этого в Фазогли по распоряжению негуса Менелика прибыл со своим отрядом агафари Уарет. Нетрудно себе представить, какое впечатление произвело это на Аба-Деру, вернувшегося из Фамаки. Он вышел навстречу Уарету со всем своим войском и грозно спросил:

– Зачем ты пришел?

Уарет протянул ему письмо начальника тарнизона в Бени-Шенгуле. Аба-Деру прочел его и снова обратился к Уарету:

– А где письмо к начальнику англо-египетского гарнизона?

– Письмо у меня, – ответил Уарет, – но я не могу отдать его тебе. Оно адресовано начальнику Фамаки.

Гнев Аба-Деру был неописуем. Он кричал, что сейчас же, тут же повесит Уарета, и даже приказал принести веревки.

Уарет тем не менее сохранял полное спокойствие, и это умерило гнев бывшего хозяина Фазогли.

На следующий день прибыл в Фазогли начальник Фамаки – египтянин Альмас-эфенди. Он был очень вежлив, посадил агафари рядом с собой на диван, чем довел до бешенства Аба-Деру, и попробовал выяснить намерения эфиопов. Уарет ответил, что ему приказано установить флаг, который после ухода дадьязмача Демесье свалился, и остаться в Фазогли, дабы этот флаг охранять. Египтянин обещал сообщить об этом своему правительству и попросил Уарета подождать несколько дней.

Эфиопам отвели дом и приставили к ним людей, которые сопровождали солдат, когда те выходили из дома за водой или травой. Так агафари Уарет и его отряд оказались в плену. Три дня им присылали продовольствие, а потом прекратили.

Наконец, принесли письме, написанное по-арабски и переведенное на амхарский язык: «Ты пришел, чтобы поставить флаг. Поставь и не оставайся, не ночуй, а уходи к твоему господину. Если ты возразишь, что это наши подданные, и будешь сопротивляться, то с тобою поссорятся. Аба-Деру вас не любит».

Что оставалось делать? О каком-либо сопротивлении отряда из десяти человек не могло быть и речи. Эфиопы установили флаг и ушли из Фазогли.

С болью и обидой рассказывал агафари Уарет Булатовичу эту историю. Разве можно было посылать в Фазогли, столь важный стратегический пункт, такой малочисленный отряд! Вот когда дадьязмач Демесье двинулся на Фазогли с сорокатысячным корпусом, англичане бежали, не дожидаясь появления эфиопов!

Булатович отмечает в своих донесениях Власову, что эфиопские гарнизоны в Дуле и Бени-Шенгуле недопустимо малы. Сообщение же с главным начальником края, резиденция которого расположена в Дессете, затруднено, и самый быстрый курьер не доскачет туда скорее чем за девятыдесять дней.

Но даже столь малочисленные гарнизоны вот уже который месяц голодают. Булатович много размышляет над этим почему так происходит? Ведь империя богата и хлебом, и золотом, а привезти зерно в Бени-Шенгул, оказывается, невозможно. До сих пор армия не доставляла никаких хлопот императору войска существовали на средства завоеванного края. Но так было, пока эфиопы покоряли галласов и негроидные племена. С арабами же эта система содержания армии не оправдывала себя. Арабы не расставались так легко со своей свободой, как негры и галласы, они вели отчаянную борьбу или бежали в Судан. В арабских землях отряд не мог прокормиться. Продовольствие сюда нужно везти из внутренних областей Эфиопии. А эфиопы не умеют организовать подвоз продуктов.

Идти в Фазогли теперь не имело смысла. Булатович решил произвести съемку местности и поднялся на гору Акаро, находящуюся в пятнадцати километрах от Фазогли. Уарет сообщил, что в Фазогли знают о присутствии русского офицера в Бени-Шенгуле. О численности отряда ходили преувеличенные слухи, и это очень беспокоило местное население.

С горы Акаро открывался великолепный вид на бесконечную принильскую низменность. Две скалы с двух берегов нависли над Голубым Нилом. На одной из них стояла Фамака, на другой – Фазогли. На север и запад вдоль реки тянулись редкие холмы. В подзорную трубу Булатович увидел Росайрес, тоже занятый англичанами.

Окончив наблюдение, Булатович спустился с горы, и его отряд быстро направился к границам Бени-Шенгула. Продовольствие в отряде уже кончилось. Туземцы тоже голодали, так как посевы сорго еще не созрели.

20 августа Булатович вернулся в Бельфодио. Отсюда северной дорогой через Менди, Неджо и Лекемти он намеревался прибыть в Деосету к дадьязмачу Демесье.

Императору нужно здесь надеяться только на силу своего войска. Таково было заключение Булатовича. Донесения русского офицера доказывают его наблюдательность, умение быстро и точно ориентироватыся в политической обстановке. По его мнению, следует укрепить западную границу, двинуть туда значительные войска, занять узловые стратегические пункты, позаботиться о коммуникациях и обеспечении армии всем необходимым, так как англичане располагают очень удобными водными путями. В этом сказалось подлинное беспокойство Булатовича о благополучии Эфиопии.

Содержание получаемых донесений П. М. Власов и в докладных записках, и во время аудиенций передавал негусу, который «восторгался и удивлялся деятельностью А. К. Булатовича, его железной энергией, выносливостью и привычкой ко всем лишениям, знанием военного дела и необычайным мужеством, перед которым отступают все преграды и опасности». П. М. Власов доносил в Петербург министру: «…нельзя не заметить, что этот офицер в своей последней командировке, как и в двух первых, всецело удержал среди абиссинцев установившуюся за ним вполне заслуженную репутацию замечательного лихого кавалериста, неутомимого, бесстрашного я беззаветно преданного своему долгу, и тем доказал самым блестящим образом не одним абиссинцам, а всем европейцам, находящимся здесь, на какие подвиги самоотвержения способен офицер, вышедший из русской школы и имеющий высокую честь числиться в рядах императорской гвардии». А еще раньше он писал: «Булатович обладает большим запасом, вернее, избытком как смелости, решимости и терпения, так и сил физических и интеллектуальных и энергии; независимо от этого он усвоил оебе хорошо как эфиопский язык, так и нравы, обычаи и образ жизни эфиопов, совсем не брезгуя ими, и совсем, по-видимому, не тяготится применять таковые на практике и чувствует себя при этом в своей сфере…»

В двадцатых числах октября отряд Булатовича приближался к Аддис-Абебе. 22 октября остановились в урочище Говтано, чтобы наутро с вершины Уочача произвести последние астрономические наблюдения. Люди были бодры и веселы, несмотря на пережитые лишения и голод. Путешествие изобиловало трудностями и опасностями. Оно совпало с периодом дождей. Это время сами «эфиопы признавали невозможным для передвижения. А. К. Булатович отмечал, что люди его Вели себя примерно, никто «никогда не роптал.

На биваке слуги сообщили Булатовичу, что в лесу, в густых зарослях, отдыхает стадо слонов. Булатович вспомнил свою былую удачливость и тотчас же отправился на охоту. С рядовым Капниным и проводником-галласом он неслышно пробирался сквозь чащу. Когда до слона оставалось несколько шагов, Булатович спустил курок. Но винтовка дала осечку. Вспугнутый слон бросился бежать, а за ним и все стадо. И в Отот момент прямо на людей вышла слониха со слоненком. Она не повернула за стадом, а пошла в атаку, видимо защищая детеныша. Булатович прицелился ей в голову и выстрелил. Но выстрела не последовало. Злополучное ружье вновь дало осечку. Огромная слониха была уже над Булатовичем, и в это время из-за куста выстрелил Капнин. Слониха свалилась замертво.

О подвиге рядового Капнина Булатович в тот же день сообщил Власову в Аддис-Абебу и просил ходатайствовать о награждении солдата.

24 октября Булатович возвратился в Аддис-Абебу.

Император Менелик выразил желание выслушать доклад Булатовича о его поездке в страну Бегаи-Шенгул и к Голубому Нилу. Власов посоветовал Булатовичу составить подробную докладную записку о положении дел на западных границах Эфиопии и о мерах, долженствующих быть принятыми для создания на окраинах стойкой, преданной императору армии, на которую он мог бы безо всяких опасений и недоверия опереться в случае серьезной войны. Булатович составил три письма, которые для Менелика были переведены на амхарский язык.

В первом письме Булатович излагал данные, которые свидетельствовали о том, что военное столкновение Эфиопии с Англией неизбежно. Письмо это ничем не напоминает сухую деловую справку. Скорее это страстное, взволнованное послание императору, продиктованное искренней тревогой и болью за судьбу Эфиопии.

«Быть может, – писал Булатович, – у Джанхоя [3]3
  Джанхой – принятое в Эфиопии обращение к императору.


[Закрыть]есть советники, которые говорят Вам, что Англия не хочет войны с Абиссинией, а ищет мира и мирного согласия с ней. Может быть, эти же советники говорят Джанхою, что Англия стремится только к владению Суданом и, имея в виду тортовые выгоды, намеревается построить железную дорогу от Египта до Момбасы.

Так знайте, Джанхой, что эти советники или ничего не понимают, или заведомо лгут, будучи подкуплены английским и итальянским золотом.

Джанхою известно, что Судан есть страна бедная, малонаселенная, маловодная, частью пустынная и обладающая знойным и нездоровым климатом. Джанхою известно также, что завоевание Судана стоило Англии много миллионов рублей. Так неужели же эти миллионы были истрачены только для того, чтобы владеть пустыней, в которой так жарко, что абиссинцы добровольно не согласились бы жить там? Рядом же со знойным Суданом возвышаются чудные эфиопские горы, богатые водой, растительностью, скотом, кофе, медом, хлопком, обладающие чудным климатом в котором могут жить и работать европейцы.

Неужели Англия истратила столько денег и усилий только для того, чтобы из бесплодных суданских степей глядеть на чудные эфиопские горы?..

Англичане утверждают, что строят железную дорогу с целью извлекать из нее торговые выгоды. Спрашивается, каким же образом торговля в пустыне может покрывать 40-миллионный расход по постройке? Спрашивается также, как могут англичане решиться строить такую дорогостоящую железную дорогу в такой близости от границы Эфиопии и частью по самим владениям Джанхоя, не опасаясь того, что при первом столкновении между Англией и Абиссинией Джанхой может немедленно разрушить железную дорогу?

Вероятно, этого Англия не боится потому, что надеется скоро стать хозяйкой Абиссинии…

Мои предположения о враждебных замыслах Англии оправдались бы, вероятно, уже теперь, если бы этому не помешала война с Трансваалем. Но это есть только временная случайная задержка приведения в исполнение английских замыслов. Трансвааль чересчур маленькое государство, чтобы долго бороться против Англии… Как только Англия покончит с Трансваалем, она обратится против Абиссинии, в ожидании же окончания войны постарается поддержать дружбу с Джанхоем. Поэтому весьма вероятно, что находящийся теперь на пути в Аддис-Абебу английский посланец Гаррингтон везет Джанхою самые мирные предложения Англии. Англия, может быть, даже согласится сделать Джанхою уступки, если он предъявит ей свои требования. Может быть, Англия даже согласится дать Джанхою письменное обещание в том, что будет соблюдать неприкосновенность его теперешних границ. Но да не прельстится Джанхой всем этим! Дружеские заверения англичан будут продолжаться только до тех пор, пока Англия не будет готова к войне, и тогда она всегда найдет предлог, чтобы нарушить свои обязательства».

Менелик с большим вниманием изучил письмо. Он и сам много думал обо всем этом. Русский офицер как будто прочел его мысли. Жизнь уже научила Менелика не верить ни англичанам, ни итальянцам, ни французам. Их может остановить только сила. И здесь Булатович прав – война неизбежна.

Император пригласил к себе Булатовича и, выразив ему благодарность за письмо, сказал, что будет хранить его у себя.

16 декабря Булатович принес Менелику второе письмо. Император в этот день был утомлен и чем-то раздосадован. Булатович начал читать письмо. Он познакомил Менелика с расположением англичан на его границах и с военными силами противника. Нападение англичан на Эфиопию, по мнению Булатовича, произойдет следующим образом. В начале периода дождей – в июле месяце – английский отряд в несколько тысяч человек подымется на баржах и канонерках Вверх по реке Баро, высадится у устья Габы и беспрепятственно завладеет всем правым берегом Бирбира. Дадьязмач Джотй, имея всего три-четыре тысячи ружей, не сможет оказать англичанам сопротивления. О высадке англичан в земле Джоти Джанхой узнает только через две недели после этого. Начальники соседних областей дадьязмачи Демесье и Тасама получат приказания императора только через месяц после высадки англичан. Следовательно, дадьязмач Демесье сможет подойти к земле Джоти не ранее чем через пять недель, а Тасама – не ранее чем через семь недель после английского нападения. В это вдэемя года реки Бирбир и Дабус труднопереходимы, а все удобные для переправы места будут находиться под обстрелом английских пушек.