Текст книги "Коррекция (Йеллоустоун)"

Автор книги: Ищенко Геннадий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 33 страниц)

– Вы собираетесь вскрывать запасы продовольствия в мерзлоте? – спросила Лида. – Там много самых разных продуктов, а мы, когда закончатся овощи, сядем на кашу с мясом.

– Мы пока израсходовали меньше трети текущих запасов, – возразил Алексей. – Потерпите немного. Однообразие – это не голод. Продовольствие будем перебрасывать воздухом, а грузовые «Ковчеги» только начали сходить с конвейера.

Разговор прервал сигнал вызова по коммуникатору.

– Что случилось, Алексей Павлович? – спросил он министра иностранных дел. – Вы не звоните ко мне домой по пустякам.

– В очередной раз побеспокоили американцы, Алексей Николаевич, – сказал министр. – По правительственному каналу позвонил один из заместителей командира Стратегического командования Вооружённых сил США генерал Зак Александер. Во время катастрофы он оказался на КП объединённого космического командования в Шайенне, потому и уцелел.

– И он хочет сдаться именно мне?

– Он не информировал меня о своих намерениях, – улыбнулся Алексей Павлович. – Переключать на ваш канал?

– Давайте, – вздохнул Алексей. – Только подождите минуты три, пока я поменяю халат на что-нибудь более презентабельное. Переключите по сигналу готовности.

Он переоделся и повернул комм так, чтобы Лиде был виден экран, но она сама не попала в объектив камеры. Генерал Александер оказался мужчиной лет пятидесяти, с грубыми чертами лица и густыми, обильно усыпанными сединой волосами. На связь он вышел, надев не мундир, а цивильный костюм.

– Рад вас приветствовать, ваше превосходительство! – сказал он Алексею, коротко кивнув. – Надеюсь, я не сильно оторвал вас от дел?

–Здравствуйте, генерал, – поздоровался Самохин. – Вы оторвали меня от отдыха. Я ждал вашего звонка месяца через три-четыре. По нашим расчётам, у вас ещё должны оставаться продукты. Что-то случилось? Что вы на меня так смотрите? Удивлены? А к кому вам звонить, как не к нам? Смешно, ей богу! Американские военные, которых готовили в качестве наших противников, ищут у нас же помощи и поддержки. Вы не первый, генерал. Весь ваш Седьмой флот уже четыре месяца стоит во Владивостоке. Точнее, бывший ваш, теперь он уже наш. Хорошо, что адмирал Виллард увёл Шестой флот не к нам, а в Австралию! Ладно, выкладывайте, что у вас.

– А как к вам попал Седьмой флот? – спросил Александер.

– Его сдал адмирал Крейг. Была альтернатива – плыть в Австралию, но он оказался умным человеком. У вас, в отличие от него, никакой альтернативы нет. Я ответил на ваш вопрос? Тогда ответьте и вы на мой.

– Продукты у нас есть, хоть и немного, – сказал Александер. – Я подождал бы два месяца, чтобы не обмануть ваших ожиданий, но заканчивается продовольствие у расчётов шахтных пусковых установок. Я не могу вывезти их своими силами и не знаю, как себя поведут эти люди перед лицом смерти. Большинство неполадок, вызванных извержением, мы ликвидировали...

– Можете не продолжать. Знаете, почему вы ещё живы? Нет? Тогда я вам расскажу. Мы так и думали, что вы займётесь ремонтом и сможете восстановить до половины установок. Кое-кто предлагал стереть с лица Земли вашу гору, а заодно и все шахты с ракетами. Потратить немного уже ненужных нам ракет и обеспечить себе полную безопасность.

– Тогда почему?

– По нескольким причинам. Выпущенные в нас ракеты нетрудно было бы уничтожить, да и не верил я в то, что вы решитесь на такую самоубийственную глупость. Поэтому не хотелось начинать первыми и ещё больше загаживать этот мир, которому и без того немало досталось. Я был уверен, что вы с нами свяжетесь, так и вышло.

– И что вы мне ответите?

– Сколько у вас людей?

– У нас около четырёх с половиной тысяч человек, из которых на командном пункте тысяча двести. Остальных нужно собирать с большой территории, а у меня нет для этого средств.

– Я думал, что их намного больше, – удивился Алексей.

– Много шахт оказались разрушенными, – объяснил Александер, – а кое-где люди пытались спастись самостоятельно.

– К вам вышлют пять десантных машин, – сказал Алексей. – Лететь они будут часов десять-пятнадцать, в зависимости от ветра. Вас заберут за один раз. Учтите, что командный пункт должен быть разрушен. А перед сбором ваших людей прикажите им отключить все системы и максимально затруднить к ним доступ посторонним. Ваша гора заминирована или нам нужно везти всё необходимое для подрыва с собой?

– У нас предусмотрена ликвидация объекта, – ответил Александер, – но я запущу её только после того, как вы соберёте всех людей. Сигнал можно подать и дистанционно. Что вы можете нам обещать?

– То же, что и всем остальным, – жизнь! – сказал Алексей. – И не где-то в изоляции, а в нормальном человеческом обществе. Только имейте в виду, что сначала пройдёте тесты и вас осмотрят медики. Мы должны знать, что собой представляют ваши люди. Может быть, они давно свихнулись от одиночества и лишений. Не бойтесь, мы не бросим и таких. Если не получится с лечением, поселим отдельно. Учитывая важность того, что вы нам оставляете, вам пойдут на уступки.

– Когда за нами вылетят?

– Завтра часов в девять утра по Москве. И имейте в виду, что вам не удастся захватить машины: в них будут десантники. К тому же побережье сковано льдом, так что вы не сможете воспользоваться кораблями, а «Ковчеги» не дотянут от США до Австралии. Говорю для того, чтобы знали и не строили несбыточных планов. Кроме того, ничего хорошего вас там не ждёт.

– Мы не нарушим слово и надеемся, что так же поступите и вы, – сказал Александер. –Подготовим всё, что нужно, и будем ждать.

В кабинет командующего Белорусским военным округом генерал-полковника Можайко быстрым шагом вошёл начальник разведывательного управления полковник Сотник.

– Началось, Сергей Фёдорович, – доложил он. – Поляки устроили свару.

– Садитесь, Иван Фёдорович, – сказал Можайко. – Выкладывайте всё, что известно.

– Весь сегодняшний день мы регистрировали активный радиообмен на армейских частотах. Естественно, всё кодированное, но передачи велись с польской территории. Уже два дня нет ни одного беженца, а до этого хоть и немного, но шли. Час назад к нам перебежал один из польских пограничников. Сообщил, что в Лодзи и в районе Варшавы идут бои с применением бронетехники и реактивной артиллерии. Парень умный и сразу понял, чем это пахнет, поэтому рванул к нам и готов на всё, только бы оставили. Я отдал приказ запустить «Невидимки». Только что передали, что мы потеряли два аппарата из трёх. Оставшийся показал передвижение танковой колонны и многочисленные пожары в городе Остроленка.

– Сбивают по тепловому следу? – спросил генерал.

– Да, это единственное слабое место «Невидимок», особенно в холодный сезон. Мы вернули уцелевший разведчик, поскольку в дальнейшем наблюдении нет смысла. Пока идёт бойня, беженцев можно не ждать, поэтому я распорядился, чтобы эвакуировали весь персонал обоих пунктов их приёма, а пограничников отвели в укрытия. Будут наблюдать с помощью техники.

– Ну что же, это было ожидаемо, – сказал генерал. – В их положении можно было либо попытаться выжить всем, либо спасти немногих. Они выбрали второй вариант. Теперь спорят, кому попасть в число выживших. Как бы только в этих разборках не зашли слишком далеко. Но мы в любом случае остаёмся в стороне. Переведём войска округа в повышенную боеготовность и подождём, чем у них закончится. А в Москву я сейчас доложу.

– Что творится в Польше? – спросила Лида. – В новостях говорили только о том, что шли бои. Уже прошла неделя, и нет ни одного нового сообщения.

– Я распорядился больше не передавать такую информацию, – хмуро сказал Алексей. – Там делят ресурсы группировки президента Грабинского и министра обороны Заневского. При этом и те и другие уничтожают как беженцев, так и собственное население. Вряд ли они придут к соглашению, поэтому через две недели поляков почти не останется.

– А что случилось? Ты ведь говорил, что у них было много продовольствия и ГДР обещала помочь с БВК.

– Паскудная человеческая природа! – высказался муж. – У нас были свои люди среди польского руководства. Свои не в том смысле, что мы через них как-то влияли на ситуацию, просто нас достаточно подробно информировали обо всём, что происходит в верхах. С такими соседями это полезно. Понятно, что единоначалие в критических ситуациях выгоднее дебатов и голосования, но только тогда, когда наверху достойный человек, который знает, как спасти своих людей, и к этому стремится.

– Такой, как ты.

– Да, такой как я, – согласился Алексей, – а их Грабинский на эту роль не подходит. И Заневский, который тоже возжелал власти, ничуть не лучше его. И теперь они дружно разрушают города и перемалывают в боях армию, без которой не удастся удержать власть. А в пригородах стоят реакторы, которые ничем не защищены. Жалко мне поляков. Способный и красивый народ, но уж больно спесивый и неуживчивый. И скоро его не останется. И если бы только они были такие. Между Боливией и Бразилией уже идёт полномасштабная война. Скажи, есть у руководства Боливии мозги? Ведь ясно, что в случае победы они не приобретут ничего, кроме развалин. В чём смысл? Не получается спастись у нас, так не фиг и вам?

– Я не слышала об этом в новостях.

– Я же сказал, что этот негатив решили не давать. И так в нашей жизни мало поводов для веселья, не стоит омрачать её ещё больше. Сама же говорила, что не снимают комедии. Я недавно поймал министра культуры и пытал с пристрастием. Оказывается, никто не давит на киностудии, они сами не хотят их снимать. Не тот сейчас настрой у людей, так что придётся вам пока удовлетвориться старыми фильмами. Ничего, через полтора года увидим солнце, и настроение будет совсем другим.

– Американцев не привезли?

– Завтра должны прилететь, – сказал Алексей. – Пока всех собрали... К тому же мы на каждой пусковой установке заварили двери в шахты и в аппаратную. Это сейчас там никого нет, а потом? А у нас не скоро дойдут руки до американского наследства. В США работы на много лет, а нам нужно в первую очередь заниматься Европой. Единственное, что сделаем, – это базы на побережье, чтобы отгонять любителей халявы. И дело даже не в том, что утащат с территории США что-нибудь полезное, там много очень опасных объектов. Это не только атомное или химическое оружие, но и работавшие на министерство обороны биологические центры, которых было больше тридцати, и многое другое.

– Забрали себе остатки американской нации, а потом заберём и всё, что от неё осталось?

– А почему бы и нет, малыш? В Австралию уплыло не больше ста тысяч американцев, а у нас их миллионы. К чему возиться с добычей золота, если его можно просто взять? Часть их наследства придёт в негодность, но останется немало полезного. А нам ещё всё там чистить. Очередную порцию лавы Йеллоустон соберёт через десятки или сотни тысяч лет, так что материк, несомненно, заселят. Это только кажется, что земли очень много. Снимем ограничения на рождаемость, и через двести лет людей опять станет много. И они уже не будут гибнуть в войнах: не позволим мы никому воевать.

Беженцы появились только спустя два месяца. Как и ожидали, ими оказались поляки. По их рассказам можно было представить масштабы катастрофы, вызванной междоусобицей. Города центральной части Польши превратились в руины, погибло почти всё их население. На границе с ГДР и на побережье боев не было, но это никого не спасло. Вся электроэнергия вырабатывалась реакторами, расположенными в Варшаве, Лодзи и Врославе, которые были разрушены в ходе боев. Мало того что была уничтожена большая часть продовольствия, страна осталась без света и тепла. Был ещё реактор в Быдгоще, но в этом городе окопались уцелевшие сторонники президента Грабинского, которые поставляли электроэнергию только в соседние районы в обмен на продукты. А температура упала в отдельных местах до сорока градусов. Поляки терпели, пока не стало невмоготу, а потом надевали на себя всю тёплую одежду, брали остатки еды и брели на восток. Машины были у многих, но накопители в них давно разрядились. Из сорока пяти миллионов населения, бывшего в Польше до катастрофы, к границе вышло немногим больше миллиона, но и из этого числа после тестирования была отсеяна треть. Многие так и погибли в своих домах. Почти все принятые были с обморожениями и сильно истощены, поэтому их первым делом отправляли на лечение.

– Если эта сволочь выживет, будем судить и расстреляем! – сказал Алексей жене о польском президенте. – Такое нельзя прощать. Я считаю, что нужны две меры наказания за совершённые преступления: для правителей и для всех остальных. И первая должна быть гораздо суровее. К сожалению, сплошь и рядом бывает наоборот.

– Как отметим Новый год? – спросила Лида. – Панихидой или всё-таки отпразднуем? Ах, отпразднуем! Тогда к празднику нужно готовиться. Ты запас конфеты?

– Из сладкого, кроме сахара, в больших объёмах запасли шоколад, халву, изюм и финики, ну и сгущённое молоко. Может быть, есть что-то ещё, надо сделать запрос.

– Вот и сделай, а заодно подумай, что можно раскупорить из наших загашников к праздничному столу. Подарки детям – это хорошо, но нужно чем-то порадовать и взрослых. Ёлку в Кремле будем делать?

– Нужно сделать и ёлку, и праздничный концерт, – подумав, ответил Алексей. – Сегодня же озадачу этим кого следует. За оставшиеся десять дней должны успеть. Всё, что нужно, можно найти на складах. Вы не питались после катастрофы конфетами и шампанским. На один раз наскребём и на подарки, и на столы. На складах должны быть даже елочные игрушки, так что раздадим тем, у кого их нет. И ёлки можно рубить без ограничения, всё равно мелочь не выживет. Хочешь взяться за организацию праздника?

– За десять дней? Без чрезвычайных полномочий не возьмусь! – засмеялась Лида. – Иначе завалю!

– Уже можно входить? – спросил девушек Сергей. – Долго вы будете не пускать больного человека?

– Заходи, больной! – сказала сестра. – У нас всё готово! Как она тебе?

– Здорово! – искренне сказал он, осматривая небольшую, украшенную игрушками и дождиком елку. – Вы молодцы.

– А то! – подбоченившись, сказала Ольга. – Мы с Джейн самые лучшие!

– Кто бы спорил, – засмеялся он. – А это презент для самых лучших. Три праздничных пайка! Это наша Вечная выжала из Комитета по продовольствию. Живём?

– Ух ты! – Ольга с восхищением перебирала высыпанные братом на стол консервы. – Лосось, шпроты, печёнка! Лидия молодец, не зря её все любят. А это что?

– А это, девочки, шампанское! – торжественно сказал Сергей, водружая на стол бутылку. – На работе обещали выдать по паре огурцов и зеленый лук! А тебе, как несовершеннолетней, положены сладости. Только ты не увидишь их раньше праздника.

– А Джейн?

– Джейн уже семнадцать и она закончила школу, поэтому её заявление удовлетворили. Иди сюда, поцелую в щёчку. Теперь ты совершеннолетняя!

Девушка подошла к Сергею, обвила его шею руками и поцеловала в губы.

– Так его, сестрёнка! – одобрила Ольга. – А то от него самого не дождёшься. Когда свадьба-то?

– Я готова хоть завтра! – сказала Джейн, которая уже довольно чисто говорила по-русски. – Только я пока не получила от него предложения. Может, предложить самой? Как думаешь? Или откажет?

– Такой откажешь! – смущённо сказал Сергей. – Американки все такие?

– Я такая одна! – засмеялась Джейн. – А для тебя одна-единственная. И я тоже тебя люблю! А из-за твоей скромности вынуждена проявлять настойчивость. Ты меня спас? Теперь женись!

– Ладно, вы здесь договаривайтесь, а я пока схожу к себе, – сказала Ольга и тактично вышла, оставив приоткрытой дверь в свою комнату.

– Ты действительно хочешь стать моей женой? – спросил Сергей. – Не пошутила?

– Разве этим шутят? – обиделась девушка. – Может, ты меня не любишь?

– Я тебя люблю! – ответил он. – Просто ты выглядишь такой молодой, что до тебя страшно дотронуться. Ты такая маленькая, а я...

– Ничего, – обрадованно сказала Джейн, – я знаю, как это лечится. И подруги рассказывали, и в сети кое-что смотрела. Если боишься меня тронуть, придётся и в этом проявлять инициативу. И я не буду ждать свадьбы, это всё условности! Подумаешь, отметка в чипе! Главное, что мы любим друг друга! И таблетки мне принимать не нужно. Так что сегодня я к тебе приду, у тебя кровать побольше моей. И хватит смущаться, я уже совершеннолетняя!

– Да я не против, если ты сама этого хочешь, – сказал он, обняв девушку. – Брак можно зарегистрировать в любом терминале хоть сейчас. Ты права, это формальность. Но свадьбу мы с тобой сыграем. И учти, совершеннолетняя, что теперь ты обязана выбрать себе работу. После праздника я узнаю, что есть для такой малышки. Кажется, были места в ясли нашего дома. Хочешь возиться с малышами?

– Я хочу возиться со своим малышом! – прошептала она, прижимаясь к Сергею. – От тебя! А пока его нет, пусть будут чужие.

– Я не вижу смысла в вашем дальнейшем пребывании в Центре, – сказал генералу Александеру куратор. – Вы сносно говорите по-русски, поэтому прощайтесь с друзьями, забирайте свои вещи, и я отправлю вас на аэродром.

– Вы разбросаете нас по разным местам? – спросил он.

– Вам уже говорили, – напомнил куратор. – Не будет никаких землячеств. Вас распределят по нескольким городам и расселят в дома для иммигрантов.

– И чем они отличаются от остальных?

– Меньшей комфортностью проживания. Мы не в силах сразу дать иммигрантам полноценные, с нашей точки зрения, квартиры. Со временем вас будут переселять. Дома расположены не изолированно, а рядом с обычными, и селят вас в них так, чтобы жили ближе к будущему месту работы. Вам дали право не работать, но я советую не замыкаться в своём горе! У большинства иммигрантов погибли родные и близкие, сейчас горечь потерь – это обыденное явление. В работе и общении с людьми намного легче всё пережить и начать жизнь сначала.

– В них живут американцы?

– И американцы, и европейцы, и кубинцы, и наши граждане, которых вывезли с Дальнего Востока. Там сейчас очень неприятно жить из-за ветров и морозов, так что пусть уж лучше терпят некоторые неудобства здесь. Вам дадут однокомнатную квартиру, а двухкомнатную – только в случае женитьбы. Не нужно так горько улыбаться. Вы не старик, женщин у нас больше, чем мужчин, а время не только отнимает у нас годы, оно ещё и лечит боль потерь.

– И куда меня повезут?

– Куйбышев. Есть такой большой город на Волге.

Зака отвезли в аэропорт и посадили в уменьшенную копию тех монстров, которыми их эвакуировали из Колорадо. Полёт занял час. После приземления его встретил работник иммиграционной службы, который отвёз в город и показал большой шестиэтажный дом.

– Здесь вы и будете жить. Это центральная часть города. В доме есть лифты, но у вас второй этаж, так что проще пользоваться лестницей. Пойдёмте, поселю в квартиру, познакомлю с заведующей этажом и покажу столовую и всё остальное.

Квартира понравилась. После рассказа куратора он ожидал увидеть что-то убогое, а не просторную комнату, полностью обставленную приличной мебелью. Была ещё небольшая кухня, но Зак не собирался ею пользоваться. Совмещённый санузел имел всё необходимое, а освещение было ярче того, к какому он привык. На нём вообще не экономили ни в помещениях, ни на улицах. Весь город был так ярко освещён, что в любом месте можно было читать мелкий текст. Понятно, что этим пытались хоть как-то компенсировать отсутствие солнца.

Зак убрал в ящик стола ненужный фонарь, разложил свои немногочисленные пожитки и, как советовал принимающий, сделал заказ на бытовую технику. Делать было нечего, и он сходил за постельным бельём к молодой девушке, которая заведовала этажом и носила до боли знакомое имя – Мария. К счастью, внешне она не походила на его старшую дочь. Ужин в столовой показал, что кормят здесь так же, как в Центре: вкусно, достаточно, но не очень разнообразно. Одно время он занимался войсковым снабжением, в том числе и продовольствием, и хорошо представлял, какое чудовищное количество продуктов нужно запасти для того, чтобы так кормить четыреста миллионов человек целых пятнадцать лет. Пусть даже половину продовольствия производят сейчас, всё равно получалось, что СССР тратил на закупку еды заметную часть своих валютных доходов в течение десятков лет. Да и собственное продовольствие не всё попадало на столы, многое должны были прятать. Такое можно было объяснить только тем, что они знали и готовились, и никому ничего не сказали. У Зака не было ни ненависти, ни благодарности. На месте Вечного он сделал бы то же самое. Только круглый идиот возьмётся спасать своих врагов, тем более что их спасение нарушит собственные планы и безопасность. А благодарность... Он слишком много отдал за своё спасение, так что оно не было благотворительностью. Вот спасение десяти миллионов американцев – это благородно, хотя тоже когда-нибудь окупится. И территорию США они заберут себе. Ему об этом прямо сказал прилетевший полковник. Ну и ладно, пусть забирают себе хоть весь мир, если оказались такими предусмотрительными. Уже находясь здесь, он узнал и о детях, и о помощи другим странам. Очень умные ходы. И другим помогли, и соблюли свои интересы. С приходом тепла они начнут строить свой мир, в котором будет только одна сила. Жаль, что это не получилось у Америки, пусть теперь пробуют эти.

До Нового года оставалось всего четыре дня, а позавчера было Рождество. В прошлой жизни Зак встречал его в своём доме в Денвере, и всегда на этот праздник к нему съезжались дети со своими семьями. Жена умерла два года назад, и с тех пор он не любил подолгу оставаться дома, уйдя с головой в дела службы. Только в Рождество его дом оживал и становился желанным. Он и в Шайенне задержался из-за того, что впереди были выходные, которые не хотелось проводить одному. Эта задержка его и спасла.

Неожиданно в дверь постучали. Он не запирал, поэтому крикнул, чтобы заходили. Вошли двое. Один был крепким мужчиной лет тридцати, с открытым лицом и коротко стрижеными волосами, а второй – темнокожим парнем лет на пять моложе.

– Извините, сэр, что мы без приглашения, – улыбнулся белый. – Мария сказала, что вселился соотечественник. Мы здесь уже несколько месяцев, может быть, нужно чем-то помочь? Да, забыл представиться. Я Ник Сандерс, а это мой друг Мартин Бейкер.

– Рад знакомству, – искренне сказал он. – Зак Александер. Вы служили, Ник?

– Так точно, сер! – шутливо вытянулся Ник. – Уорент-офицер Ник Сандерс, сэр!

– Вольно, Ник, – улыбнулся Зак. – Вы не во флоте, а я уже не генерал.

– Вы были генералом, Зак? – спросил Ник. – Откуда же вы сюда попали? Я сам с Седьмого флота, а Мартин с семьёй приехал с другими беженцами из Англии.

– Не вы одни сдались Советам, Ник, – вздохнул Зак. – Я тоже сдал им все оставшиеся стратегические силы.

– Ну и правильно сделали, – одобрил Ник. – Вы ведь здесь недавно? Я так и понял. Поживёте подольше, тогда поймёте, что в нашей вражде к Союзу не было никакого смысла. Точнее, он был у тех, кому его наличие мешало устанавливать в мире свои порядки. И не нужно так на меня смотреть, Зак! Никто не прополаскивал мне мозги. Поживёте здесь с моё, познакомитесь с самыми разными людьми и сами поймёте. Сейчас вам бесполезно что-то говорить. Я сам попал сюда таким. Всё ждал, когда меня возьмут в оборот и начнут обращать в свою веру. Знаете, я в этом смысле оказался никому не нужен. Только в самом начале прочитали основы устройства государства и прошлись по законам – и всё! Остальное за них сделала жизнь. Наверное, не всем нашим ребятам здесь понравилось так, как мне, но что многим – это точно.

– Поживём – увидим, – пожал плечами Зак.

– Скоро Новый год, – вступил в разговор до того молчавший Мартин. – Здесь мало тех, кто отмечает Рождество, а вот Новый год – это всенародный праздник. В столовых будут кормить по-праздничному, а тем, кто захочет, дадут набор продуктов домой. Повсюду будут празднично украшенные ёлки. Наши семьи собираются в моей квартире, приглашаем вас присоединиться. Сейчас у многих горе, и мы тоже потеряли близких. Но человек не должен жить своим горем и не должен быть один, особенно когда все веселятся. Вы придёте?

– Если выдадут этот набор и не отмените приглашение, то приду. Не обещаю, что смогу веселиться, но постараюсь не испортить вам праздник. Перед вашим приходом в коридоре засмеялась девочка. Это не ваша?

– Это моя племянница Сью, – сказал Мартин. – Ей пять лет.

– Тогда точно приду. Жаль, что не смогу сыграть Санта-Клауса, потому что нечего подарить.

– Не беспокойтесь, Зак, – сказал Ник. – В этой стране каждый ребёнок получит подарок. И вообще, ни к чему ждать Нового года, чтобы познакомиться с нашими семьями. Сейчас все в квартире Мартина, поэтому запирайте дверь и идёмте с нами. Человеку плохо одному не только в праздник.

Глава 30

Альфред Педерсен не любил русских и пришёл в ярость, когда старший сын Ингер сказал, что забирает жену и дочь и попытается спастись в СССР.

– Можешь уезжать куда хочешь! – заявил он сыну. – Только у нас не получишь даже хлебной корки!

Сын выслушал разбушевавшегося отца, плюнул на пол, а на следующий день уехал, не попрощавшись. Увидев, что продуктов в погребе стало заметно меньше, Альфред пошёл разбираться к жене, у которой был второй ключ.

– Угомонись! – сказала Жордис опешившему мужу. – Ингер имеет право взять часть того, что он тебе принёс! И если ты из-за своей бессмысленной злобы готов нас погубить, пусть спасётся хоть кто-то из семьи! И они взяли совсем немного, остальным теперь больше останется.

– Небо уже светлеет, – буркнул он, – а скоро придёт тепло! Меньше нужно верить столичным умникам. А мы продержимся на своих запасах и год.

Год они не продержались. Прошла неделя с отъезда Ингера, когда к ним приехал чиновник из Тондера.

– Добрый день, херр Педерсен! – поздоровался он, пройдя в дом мимо посторонившегося хозяина. – Правительство приняло решение переселить всех жителей из частных домов в государственные учреждения и на ещё работающие предприятия. У вас ведь есть машина? Вот и хорошо! Только у нас в Тондере негде селить, поэтому нужно самим добираться в Силькеборг.Вы должны забрать с собой всё продовольствие и сдать в общественный фонд, потому что там вас будут кормить.

– С какой стати я буду уезжать из собственного дома, да ещё с кем-то делиться продовольствием? – упёрся Альфред. – Не пошли бы вы, уважаемый Николас...

– Я пойду, – перебил уже привыкший к подобной реакции чиновник, – только через месяц от всех частных домов отключат электричество. В трубопроводе упало давление газа, и пришлось остановить три электростанции, а скоро остановят ещё две. Останутся только реакторы в Хернинге и Копенгагене, поэтому электроэнергию придётся экономить. Не угостите чаем? Ладно, давайте кипяток. Уж больно холодно, даже машина промёрзла.

– Вы как хотите, а я забираю своих и еду вслед за Ингером! – заявил младший сын. – И сестру заберу. Если уедем в Силькеборг, лишимся машин и продовольствия. Оттуда нас отпустят только с пустыми руками своим ходом! А оставаться здесь – это верная гибель.

– Возьми и меня, – сказала сыну Жордис. – Оставим отцу больше продовольствия. Всё равно русские его не возьмут.

– Это почему они меня не возьмут? – рассердился Альфред.

– Несколько дней назад слушала радио восточных немцев, – сказала жена. – Передавали, что тем, кто не любит Союз, лучше туда не ехать: они не пройдут тесты.

– Нет смысла оставлять отцу много продуктов, – возразил Борд. – Здесь он через месяц замёрзнет, а в Силькеборге всё заберут. А нам продукты не помешают.

– Я еду с вами! – решил отец. – Даже если меня не примут, лишняя машина не помешает. Если с вашей что-нибудь случится, доедете на моей, к тому же сможем забрать больше продовольствия. Сегодня нужно собраться в дорогу, а завтра с утра выедем. И зарядите все накопители для одежды.

Утром перенесли в багажники обеих машин сумки и саквояжи, надели на себя самую тёплую одежду и взрослые вооружились пистолетами из арсенала Альфреда. Он сам, помимо браунинга, взял с собой карабин. Прошло одиннадцать месяцев с начала катастрофы, и солнце светило уже в два раза ярче. Было неплохо видно, поэтому фары не включали. Бросив последний взгляд на оставленный дом, Альфред выехал на расчищенную от снега дорогу и погнал машину по направлению к Тинглеву. Жордис ехала с ним, а в машине Борда сидели его жена Леона с маленьким Марком и сестра Анека. Через десять минут проскочили почти безлюдный Тинглев и вскоре свернули на магистраль в сторону немецкого Фленсбурга. Границу никто не охранял, а шлагбаума на ней не было уже сто лет, поэтому о том, что они едут по немецкой земле, можно было узнать только по навигатору. Встречавшиеся небольшие городки, отели и просто отдельно стоявшие дома были безлюдными и имели заброшенный вид, а дорога никем не охранялась. Через полтора часа проехали по окраинам Ноймюнстера. В городе, несмотря на день, было включено освещение. Здесь впервые увидели военную полицию. Две бронемашины, вооружённые крупнокалиберными пулемётами и лазерными установками, стояли на отводе от магистрали к центру города. Судя по освещению, людей свезли в города не из-за экономии энергии, а в целях безопасности, чтобы защитить от потока едущих через немецкие земли беженцев. Но останавливаться в брошенных домах или в них жить было запрещено. Об этом предупреждали надписи на нескольких языках и сожжённые машины тех, кто пренебрёг предупреждением. Через час проехали Гамбург, на улицах которого увидели много людей. Городское освещение уже выключили, но из окон квартир лился яркий свет. Здесь впервые остановила полиция. Выяснили, кто они и куда направляются, предупредили, что ночевать следует в машинах, и разрешили двигаться дальше. До Берлина ехали четыре часа. Границу между Западной и Восточной Германией не заметили. Похоже, что немцы о ней забыли. То же было и в Берлине. Стена никуда не делась, но проезд никто не охранял, хотя и здесь хватало полиции и военных.

– Немцы объединятся, – сказала жена. – Вот кому можно позавидовать!

Спустя полчаса проехали мимо Франкфурта и по мосту перебрались через Одер. За время езды до польского города Желина не встретили ни одного поляка. Вдоль дорог стояло много сожжённых и целых с виду машин и кое-где были видны присыпанные снегом тела. Всё чаще встречали бредущих на восток людей, а следом за машинами Педерсонов уже ехало несколько электромобилей других беженцев.

Когда въехали в Желин, увидели, что город мёртв. Его никто не разрушал, хотя в нескольких местах встретились сгоревшие дома. Когда исчезло электричество, исчезла и жизнь. Те, кто не решился искать пристанища у восточных соседей, замёрзли или умерли от голода.