Текст книги "Коррекция (Йеллоустоун)"

Автор книги: Ищенко Геннадий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 33 страниц)

– Это тебе подарок за сделанную запись. Сегодня её показывали старшим классам. Там и Джейн была в обнимку с Олегом. Но извержение, конечно, класс!

– Это получилось случайно, – смутилась Джейн. – Был сильный толчок...

– На какой скорости вы оттуда удирали? Пейзаж так мелькал, что рябило в глазах. Наша училка высказалась, что за эту съёмку безумцу, который её сделал, нужно поставить памятник. Меня почему-то терзает подозрение, что для таких съёмок ты со своей кабинетной специальностью не самая лучшая кандидатура. Колись, сам туда попёрся?

– Зато спас Джейн, и у тебя теперь есть сестра, – сказал Сергей, забирая у неё чай. – Положите печенье на столик.

– Ладно, безумец, – сказала Ольга, – государственная премия и невеста – это неплохая компенсация за два пулевых ранения. Ешьте печение, а я отдохну после школы.

– Ты сегодня собираешься домой? – спросила Лида, зайдя к мужу в кабинет. – В секретариате уже нет никого, кроме дежурного. Я ждала звонка...

Алексей сидел за столом, откинувшись в кресле, и выглядел очень уставшим.

– Извини, – сказал он. – Конечно, сейчас пойдём. Суматошный день: слишком много всего случилось, поэтому немного устал.

– Да, я заметила. Весь день наши работники носились, как наскипидаренные. И почты было больше обычного. Но меня это не коснулось. Я пошла одеваться и буду ждать внизу. Не задерживайся, а то вместо меня увидишь снегурочку. Смотри, как метёт.

Спустившись, он увидел ждущую в вестибюле Лиду.

– Слишком сильная метель даже для моей любви к снегу, – сказала она, кивнув на снежную круговерть за окнами. – Решила подождать тебя здесь.

– Давай руку, – отозвался он, протягивая свою, – а то унесёт. Снег становится проблемой. Снегоуборочная техника не справляется, и не видно конца этим снегопадам.

До стоявшей в полусотне шагов машины добежали уже облепленные снегом.

– Быстрей, Коля! – сказал Самохин шофёру, – а то весь этот снег растает. Намокнем сами и намочим машину. Сейчас почти нет транспорта.

– Не имею права, Алексей Николаевич! – отказался тот. – Наоборот, из-за плохой видимости поедем медленней. А снег с вас отряхнёт Валентин.

Он не разгоняясь поехал к выезду из Кремля, а телохранитель перегнулся через сидение и помог им очистить одежду. До дома ехали вдвое дольше обычного. Видимость не превышала пятидесяти метров, поэтому шофёр сильно не гнал и включил навигатор.

– Позвони Лене, чтобы сегодня не приходила, – сказала Лида, когда вошли в квартиру. – Не стоит ей мотаться по такой погоде, я и сама прекрасно приготовлю ужин.

Она быстро заварила чай и пожарила яичницу с грибами, после чего поели и ушли в гостиную на диван.

– Что у вас сегодня случилось, что все так носились? – спросила Лида. – Хорошее или наоборот?

– Было и хорошее, – ответил он, – но, вообще-то, сегодня страшный день. Когда-нибудь его будут поминать наряду с извержением минутой молчания. Если сегодня погибло меньше людей, чем от Йеллоустоуна, то ненамного.

– Война? – спросила она.

– С одиннадцати часов утра до часу дня наши спутники зафиксировали мощные вспышки, которые просветили пылевой слой. Их было около сотни на территории Индии и в два раза меньше в Китае. Мощность зарядов, по нашим оценкам, составила от ста до трёхсот килотонн. Мы сделали запросы по выделенным каналам, но ни индийцы, ни китайцы на них не ответили.

– И что теперь?

– А чёрт его знает! – ответил муж. – Скорее всего, следует ожидать наплыва беженцев из Китая. Мы привели в полную боеготовность все войска в районе границы. Приказ один: никого не пускать на нашу территорию. Выбор средств на усмотрение командования. Они все обречены и в скором времени умрут, вот пусть и делают это на своей земле!

– Тяжело? – спросила она, взяв его руку в свою.

– Гораздо тяжелей, чем я думал. Кто-то сказал, что гибель одного человека – это трагедия, а миллионов – статистика. Его бы на моё место! Легко быть добреньким, попробуй одним росчерком пера лишить жизни миллионы людей! Я понимаю, что должен так поступить, но чувствую себя мерзавцем!

– Что ещё случилось? Ты сказал, что было что-то хорошее.

– На фоне этой войны всё остальное выглядит мелким. Кое о чём ты должна была слышать в секретариате. Детей из Японии вывезли, поэтому сейчас вывозим с дальневосточного побережья рыбу и оленей.

– Нет, не слышала. С оленями понятно, а что за рыба?

– В прошлом году выгребали на Дальнем Востоке всю рыбу, до которой смогли дотянуться. Всё это морозилось и хранилось на побережье в термоконтейнерах. Сейчас перевозим по железной дороге вместе с мороженными оленьими тушами вглубь страны. Население с побережья будем убирать. Оставим только самый минимум, чтобы присматривать за городами, и охрану границ с Китаем. Слишком упали температуры и очень сильные ветра. Незачем мучить людей, если их есть куда переселить. Беженцы, кстати, пошли валом. Это пока не американцы, а выгнанные из ФРГ, Франции и некоторых других стран. Хотя попадаются и те, кого не выгоняли. Находятся умные люди, которые трезво оценивают обстановку и рассчитывают укрыться у нас. А на подходе вторая волна. Вот в ней будут уже американцы и часть брошенных англичан. Поляки не хотели пропускать их через свою территорию, но немцы чем-то пригрозили. Им не улыбается задерживать беженцев у себя. Есть ещё две новости. Болгары решили обойтись своими силами. Просят только поставить им нефть и помочь с производством БВК. Естественно, мы им поможем. Ну и договорились по всем вопросам с бразильцами. Детей уже начали доставлять, а скоро приедут и их специалисты. Документацию по реактору им отправили, пусть изучают.

– А девушки от них будут?

– Присылают бразильцы девушек, как и все остальные. Мы больше не возьмём детей, эти последние. Я имею в виду специально и большими партиями. Если придут с беженцами, отказа не будет.

– А что у тебя есть такого, о чём я не знаю?

– Сегодня было на удивление много самых разных хозяйственных вопросов, которые вынесли на правительство. Принято решение о строительстве большегрузных экранолётов. Это те же «Ковчеги», только грузовой вариант. Очень сложно очищать все железные дороги и автострады. Построим дополнительные реакторы, а при наличии энергии это самый удобный в теперешних условиях вид транспорта. Полностью от дорог не откажемся, но будем использовать только тогда, когда без этого трудно обойтись.

Прозвучал вызов коммуникатора. Звонил министр иностранных дел.

– Извините за то, что беспокою так поздно, – сказал он. – По одному из выделенных для Штатов каналов пришёл вызов от командующего американским седьмым флотом вице-адмирала Гарри Крейга. Со мной он разговаривать не захотел, просит соединить с вами.

– Соединяйте, Алексей Павлович, – сказал Самохин. – Несколько необычный вызов. Посмотрим, что он скажет. Пусть больше никто не сидит на канале, я сделаю запись.

– Мне уйти? – спросила Лида.

– Останься, это будет полезным.

На экране коммуникатора появилось изображение мужчины лет пятидесяти в чёрном адмиральском мундире. Он сидел в кресле за небольшим столиком и, увидев на экране Алексея с женой, привстал и поклонился.

– Вы говорите по-английски, ваше превосходительство, или мне включить переводчик? – спросил он на родном языке.

– Говорите, что хотели, адмирал, – сказал ему Алексей. – Здесь вас поймут.

– Прежде всего хочу поприветствовать вас и вашу супругу! – наклонил голову Крейг. – Я много о вас слышал и никогда не верил тому бреду, который печатали газеты. Я имею в виду козни дьявола.

– Мы тоже приветствуем вас, адмирал, – сказал Алексей. – Я знал, что ваш флот должен был уцелеть, но все системы слежения, кроме одной, вышли из строя, а у неё ограниченный район наблюдения. Мы обменялись любезностями, теперь хотелось бы услышать, чем вызвана ваша просьба о разговоре.

– Я должен решить, что делать дальше, – глядя ему в глаза, сказал адмирал. – Моя страна погибла, и те немногие, кому повезло уцелеть, ищут спасение у других. Мы сейчас у берегов Японии. У меня нет желания идти в Австралию. Возможности этой страны не так велики, чтобы годы содержать своё население и прибывающих англичан. Скажите, сколько это продлиться.

– Долго, – ответил Алексей. – Без учёта выбросов от полутора сотен ядерных взрывов, которыми обменялись Китай с Индией, окончательно посветлеет через два года. А климат станет более или менее нормальным только через пятнадцать-двадцать лет.

– Да, это долго. Мы знаем о войне в Китае, но думали, что с ними воюете вы. Мы заходили в Японию и узнали о том, что вы приняли к себе миллионы их детей. У них самих дела обстоят плохо, но часть населения спасут. Жаль, но нам нет среди них места. Нас не примут, и среди моих людей мало желающих там остаться. Слишком у них всё ненадёжно, а мы всегда будем чужими. Вы не скажете, как обстоят дела в Европе?

– Плохо. Вы ведь уже связались с адмиралом Виллардом? Значит, должны знать, состояние дел в Англии. Франции уже нет. Обе Германии должны сохранить большую часть населения, но ФРГ освободилась от всех, в чьих жилах не течёт немецкая кровь. У остальных по-разному. У кого-то больше порядка, у кого-то его меньше, то же самое и по продовольствию. Мы помогаем болгарам, а остальные вряд ли дотянут до тепла, по крайней мере, большинство населения.

– Я слышал, что вы взяли детей и у норвежцев, – сказал адмирал. – Это очень умно, если у вас есть возможность их вырастить.

– Мы взяли их и у бразильцев, – усмехнулся Алексей, уже понявший, что сейчас скажет собеседник. – И у нас достаточно ресурсов.

– Вы принимаете только детей или не откажетесь от взрослых?

– Сейчас на наших границах с Польшей идёт отбор тех, кому мы можем предоставить убежище. Понимаете, адмирал, возможности у нас большие, но нужно, чтобы принимаемые люди смогли вписаться в наше общество и не действовали на него разрушительно. Пока разбираемся с теми, кто когда-то иммигрировал в Европу и сейчас оказался в ней лишним, а через две недели появятся ваши соотечественники с англичанами. Наверное, из-за морозов и голода доберутся не все.

– И какие критерии приёма? – невозмутимо спросил адмирал, но Алексей прекрасно видел, что его спокойствие напускное.

– Сколько у вас людей? – не отвечая на вопрос, спросил он.

– С остатками персонала наших баз у меня двадцать три тысячи человек.

– Я не горю желанием брать вас к себе, – откровенно сказал он Крейгу, – но пойду навстречу, учитывая то, что вы можете натворить, устраиваясь самостоятельно. Какой состав флота?

– Один ударный авианосец, три многоцелевые атомные подводные лодки и двенадцать других кораблей разных классов.

– Теперь слушайте, что я могу предложить, – сказал Алексей. – Вы ведёте свой флот во Владивосток и ставите корабли на консервацию. После этого вас отправят вглубь страны. С Дальнего Востока почти всех убираем из-за погодных условий. Мало радости десять лет просидеть в зданиях, не высовывая наружу нос, без риска его лишиться. Примем всех, но тесты сдадите. За теми, кто их провалит, будем присматривать. Если нарушат наши правила, не выгоним, но поселим изолированно. Есть у нас такая возможность. Доживут до тепла, а потом поможем добраться, куда захотят.

– Не все такое примут, – возразил Крейг.

– Послушайте, что я скажу, адмирал! – перебил его Алексей. – Я нравлюсь вам не больше, чем вы мне, но тем не менее вы позвонили. Сказать почему? Вам просто некуда податься. Штаты завалены пеплом и трупами. Конечно, можно зайти в один из портов и там переждать. Я даже допускаю, что вы найдёте в нём для своих людей достаточно продовольствия, а атомные реакторы дадут тепло. И что дальше? Вы все потеряли своих близких и уже долго трётесь друг о друга спинами в своих кораблях. Жить в них как минимум десять лет без нормального общества, без женщин? Да у вас люди через несколько месяцев начнут сходить с ума, и вы прекрасно это знаете. Вы не хотите идти в Австралию и правильно делаете, там и без вас хватает нахлебников. Австралийцы были вынуждены принять беженцев под угрозой применения силы. Вы думаете, что они будут терпеть их, когда такая угроза исчезнет? Часть, наверное, оставят, а от балласта освободятся. И решать, кто им нужен, а кто нет, будут они, а не вы. А у большинства ваших людей нет других специальностей, кроме флотских. И в любой другой точке земного шара вам вряд ли обрадуются. Сейчас почти везде беспорядки и хаос. И мир набит оружием, поэтому у вас не получится расчистить себе место силой. Можно попробовать обменять ваши корабли на право на жизнь, если найдёте желающих идти на такой обмен. И не факт, что у них получится выжить и будут держать данное вам слово. А как бы вы к нам ни относились, знаете, что здесь вас не обманут. Я сделал предложение, и других не будет. Поговорите со своими людьми и расскажите им всё, ничего не скрывая. Если кто-то не захочет к нам идти, выделите им корабли, и пусть устраиваются самостоятельно.

– Я поговорю, – сказал адмирал. – А вы сообщите о нас своей береговой охране.

«Проклятые поляки! – думал Патрик Берто, ёжась от холодного ветра. – Сволочи и ворюги!»

Основания так думать у него были. Если при въезде в Польшу его только обезоружили, то за десять километров до советской границы польские пограничники высадили их всех из машины, которую тут же угнали. Теперь приходилось шагать на своих двоих, мёрзнуть и тащить все пожитки. Даже восьмилетней Мишель дали нести небольшую сумку. Хорошо, что вместе с ними идут другие, а то в случае нападения нечем и отбиться!

Патрик не имел отношения к иммигрантам, он был чистокровным французом. Когда опустели магазины, он провёл ревизию домашних запасов и сказал жене, что нужно уезжать.

– Никогда не думал, что французы до такого дойдут, – говорил он Николь. – Правительство упустило власть, и лучше уже не будет, только хуже. Еды нам хватит на месяц, а потом мне останется вас застрелить и застрелиться самому или открыть окна и замёрзнуть. Говорят, это самая лёгкая смерть.

– И куда же мы поедем? – спросила испуганная жена.

– Надо ехать к тётке Марии, – подал голос пятнадцатилетний Алан, слышавший разговор родителей.

– Твоего мнения пока не спрашивают! – оборвал его отец. – Сестра нам не обрадуется, а в её доме мы проживём на месяц-два больше. И что потом? Нет, нужно немедленно ехать к русским. Они единственные подготовились к катастрофе и принимают беженцев. Если приедем одними из первых, есть шансы спастись. Провозимся, а они наберут нужных людей и укажут нам на дверь!

– Они и сейчас не всех берут, – не унялся сын. – Я слушал радио. Поляки передавали на французском. Треть беженцев заворачивают обратно.

– Больше верь полякам! – рассердился Патрик. – Они всегда были на ножах с русскими, даже когда жили в одной стране. И они не хотят, чтобы по их Польше бродили толпы беженцев, вот и отпугивают людей такими передачами. А если не соврали, всё равно поедем. Там есть надежда, что хоть пристроим вас, а здесь нас всех ждёт только смерть. На машине мы туда доберёмся за два дня.

Жену не пришлось уговаривать, поэтому в этот же день собрали самое необходимое и все продукты, погрузились в «Пежо» и покинули Париж. Через два часа были уже в Страсбурге, откуда, переговорив с охранявшими границу военными, перебрались в немецкий Кель. Немцы приняли их неприветливо, но, узнав о цели приезда, сразу потеряли всякий интерес. До ночи пересечь ФРГ не успели, поэтому остановились в небольшом городке, откинули кресла и до утра неплохо выспались. Когда из-за горизонта выползло бледно-жёлтое пятно солнца и стало хоть что-то видно, сделали себе бутерброды, наскоро позавтракали и двинулись дальше. На границе с ГДР никаких проблем не возникло, а вот на польской у него отобрали револьвер.

– Въезд на нашу территорию с оружием запрещён! – непреклонно заявил польский лейтенант. – Это запрещено даже полякам, тем более тем, кто едет к русским. Уже были случаи грабежей и убийств наших граждан. Или сдавайте оружие, или поворачивайте обратно!

Пришлось подчиниться, поэтому вторая ночёвка, которую сделали неподалёку от небольшого города Замбрув, прошла на нервах. Если в начале поездки по Польше дорога не внушала страха и подозрений, то во второй половине дня вдоль трассы стали попадаться сожжённые машины, а кое-где лежали и присыпанные снегом тела. Похоже, поляков это не волновало. А утром перед самой границей у них отобрали машину. Возле шлагбаума толпилось с полсотни беженцев. Как оказалось, у двух семей точно так же забрали транспорт, а остальные проделали путь от ФРГ на своих двоих.

– Нужно идти всем вместе, – говорил один из них. – Граница недалеко, но у нас нет оружия, поэтому могут убить и ограбить те, кого прогнали русские. А на большую группу нападать не станут, оружия и у них нет.

Так и сделали. До контрольного поста на границе добирались три часа из-за ветра и засыпавшего дорогу снега. Мёрзли даже те, у кого работал электрообогрев. На полпути Мишель обессилила, села в снег и заплакала. Пришлось Патрику нести дочь на руках. Когда перешли границу, русские пограничники быстро посадили всех в автобус и отвезли к расположенной неподалёку огороженной площадке, застроенной большими, похожими на надувные ангары зданиями. У входа в одно из них всех и выгрузили. Здесь им велели очиститься от снега и дали с час посидеть в тепле, напоив горячим какао. Каждому выдали инструкцию, отпечатанную на трёх языках. В ней кратко описывалась процедура отбора. Детей до десяти лет от неё освобождали, для остальных не делалось исключений.

– Возьмите дочь с собой, – сказал Николь один из проверяющих. – Пусть девочка будет с вами, чтобы потом её не искать. Это сегодня затишье, обычно людей намного больше.

Все прошли в большой зал, уставленных столами, на которых стояли то ли компьютеры, то ли терминалы. Время прохождения тестов каждому считалось отдельно, начиная с первого ответа. Все выбирали родной язык и быстро проставляли напротив вопросов один из предусмотренных тестом ответов. Если кто-то начинал не укладываться в отпущенное время, система подгоняла его звуковыми сигналами. Первый тест прошли быстро, на второй отвели намного больше времени. Проверяющие быстро разделили беженцев на три группы. Человек тридцать безусловно принятых, в число которых вошла вся семья Патрика, кроме него самого, отвели в небольшое помещение и велели ждать. Пятерых, которым было отказано, куда-то увели. Остальных стали по одному вызывать в шесть небольших кабин для беседы. Вызвали и Патрика.

– И что с вами делать, месье Берто? – спросил его уже немолодой офицер, сидевший за небольшим столом. – Присаживайтесь, побеседуем. Мы уже два месяца ведём здесь приём желающих получить помощь. Как правило, её получают, но некоторым приходится отказывать. Не потому что у нас нет возможности их принять, просто они по той или иной причине нам не подходят. С вашей семьёй проблем нет.

– А чем вам не угодил я? – похолодев, спросил Патрик.

– Вы слишком конфликтный человек, – объяснил офицер. – Сейчас вы прижаты обстоятельствами и готовы согласиться со многим, но пройдёт немного времени и эта черта вашего характера даст себя знать.

– Но мою семью примите? – спросил он, поднимаясь со стула. – Они это не я.

– Сядьте! – повелительно указал на стул офицер. – Я вам ещё не отказал, иначе вас вывели бы на улицу с теми пятью бедолагами. Как вы себе это представляете? Мы выгоним вас на смерть и возьмём сына? И он никогда не припомнит нам смерть отца? Да и ваша жена этому вряд ли обрадуется. Безусловно принять я могу только вашу дочь. У вас нужная нам специальность и высокая квалификация. Вы, безусловно, можете стать полезны, но можете принести и вред. Я могу предложить следующее. Мы принимаем вас на срок в один год и будем присматривать. Не бойтесь, никто не собирается ходить за вами хвостом. Просто в случае если вы в ответ на обиду или оскорбление сломаете кому-нибудь руку или выкинете ещё что-нибудь подобное, очутитесь опять у поляков.

– Так что, всё терпеть? – вырвалось у него.

– Я вам такого не говорил, – возразил офицер. – Люди есть люди, и они не могут жить без конфликтов, даже наши, что уже говорить о недавно принятых иммигрантах. Можете судить по себе. Только настоятельно советую учиться держать себя в руках. Запомните, что во всех местах общественного пользования установлены камеры регистраторов. Раньше такого не было, да и сейчас их ставят только там, где селят иммигрантов. Когда станете своими, аппаратуру снимут. Естественно, в жилых помещениях её нет. Если у вас возник конфликт, обратитесь в ближайший орган власти или к своему участковому работнику милиции. Имея запись, легко определить виновного. Если что-то случилось в вашей или чужой квартире, включайте запись комма. Даже если вас вынудят на рукоприкладство, разбираться будут с обоими по записи. Идите к своей семье, они наверняка волнуются. Через полчаса вас воздухом доставят в Центр, где накормят и поселят на ближайшие десять дней. Это время отведено для начального обучения русскому языку и правилам нашей жизни. После этого дадут уже нормальную квартиру. И сходите за вещами, увозить вас будут через другой выход.

– Так чем всё закончилось с флотом? – спросила Лида за ужином. – Я знаю, что корабли во Владивостоке, меня интересуют моряки.

– Адмирал отпустил один корабль, – сказал Алексей. – На нём уплыли три сотни сторонников мужской любви. Вряд ли их кто-то примет с распростёртыми объятиями, но любовь – это святое! Ядерное оружие с него сняли. Малыш, не мешай ужинать, я и так плохо пообедал. Терпеть не могу рыбу, а меня ещё уговаривали заняться её разведением. А речная ещё хуже морской: одни кости.

– Так мы не разводим карпов только из-за того, что ты их не любишь? – удивилась Лида. – У тебя есть совесть?

– Тебе лучше знать: сто лет живём вместе. А не разводим потому, что слишком много канители. Рыбу легко разводить в открытых прудах, под землёй это сложнее. С курятиной меньше мороки, да и вообще...

– Ладно, кушай, потом поговорим. Не знаешь, что сегодня в выпуске новостей?

– Сейчас закончу с ужином и расскажу тебе все новости не хуже телевизора. Нет сегодня ничего особенного, разве что на границе с Польшей появились первые американцы.

Через десять минут он подошёл к жене, которая взяла комм и забралась с ним на диван.

– Раз у тебя нет новостей, давай я покажу одну запись, – предложила она Алексею. – Мне сбросила её на твой комм одна знакомая.

– Не надо никому давать мои каналы связи, – недовольно сказал муж. – Могла бы записать на мобильную память. Ладно, показывай, что у тебя такое интересное.

– Мы с тобой. Узнаёшь?

– Ты в роли мамаши, – прокомментировал запись Алексей. – А это волки. Как я забыл о регистраторах! И давно это смотрят?

– Уже два месяца. И мне никто не говорил, сама случайно увидела. Я ещё думала, что это на меня все таращатся, теперь ясно. Как же, обезьянья Мадонна!

– Мне тоже никто не сказал, а ведь наверняка смотрели. Я ещё кое с кем разберусь. Плохо, но раз это пошло по рукам, нужно использовать для дела. Дам команду, чтобы ненавязчиво распространили эти записи среди иммигрантов и довели до их сведения, что животные настолько страшные, что к ним боится подходить даже обслуживающий персонал.

– Ты серьёзно?

– Абсолютно. Помнишь, что о нас говорили в западных СМИ? Как ты думаешь, много уважения будет у беженцев к стране, которой руководит такая одиозная личность, как я? Они ведь прибежали к нам не от большой любви, а из-за страха смерти. Благодарны, конечно, но благодарность имеет обыкновение проходить. Уважение мы у них заработаем, а нам надо чтобы не только уважали, но и любили наш народ. Только тогда они станут своими. А пока пусть смотрят. Наши-то не поверят ни в какую божественность...

– Ты уверен? – спросила Лида. – Подержи комм, я сейчас приду.

Жена ушла на кухню и тут же вернулась с ножом в руке.

– Вроде чистый... – сказала она. – Смотри!

Зажмурившись, провела ножом по ладони. Порез сразу окрасился кровью.

– С ума сошла! – Алексей отбросил комм и схватил у неё нож, порезав при этом палец. – Чёрт! Пойдём смоем кровь и продезинфицируем!

– Не суетись, – сказала Лида. – Тоже порезался? Так даже лучше. Смотри, вытираю платком. Вуаля! Теперь давай свой палец. Как тебе?

– Давно узнала? – спросил он, с удивлением рассматривая палец, на котором не было и следа пореза.

На ладони жены виднелась тонкая ниточка шрама, которая исчезала на глазах.

– Вчера порезалась и обалдела. Хороший факт в копилку нашей божественной природы? Что молчишь?

– Вспоминаю, когда поранился последний раз.

– Ну и когда же? Мне ничего не вспоминается. Было, наверное, но давно.

– Я не вожусь с готовкой, поэтому не резался, но года два назад повредил палец. Только я не знаю, когда затянулось. Наложили повязку, и я забыл об этой ранке. Бинт сняли на следующий день. Врач удивился отсутствию шрама, но я тогда не придал этому значения.

– Но ведь не на глазах же затянулось? Вот я и говорю, что мы изменились. Может, обследоваться?

– Я всё сделаю сам, – пообещал Алексей. – У меня есть лаборатория, где проведут анализы и ничего никому не скажут. Может быть, и найдём что-то полезное для других, но я в это не верю. В прошлый раз ничего не нашли, не найдут и сейчас.

Глава 28

Когда их остановили люди в полушубках и меховых шапках с козырьками, Мартин решил, что это конец. Сейчас его пристрелят из висевших за плечами автоматов, а жену... Оказалось, что это польские пограничники, которые не пропускали никакой транспорт.

–Выметайтесь! – грубо по-английски сказал один из них. – Здесь недалеко, дойдёте и без колёс. Русские обойдутся и без вашей тачки, а за проход нужно платить!

К ехавшей за ними машине тоже подошли и забрали, правда, без хамства: в ней сидели белые. На машинах приезжали меньше половины, остальные шли пешком. Глядя на них из окна электромобиля, Мартин приходил в ужас от мысли, что и им тоже пришлось бы идти своим ходом через Бельгию, обе Германии и Польшу. В Бельгии их хоть пускали переночевать в пустые сейчас школы и поили горячим чаем, а в Восточной Германии слегка подкармливали, но поляки не давали ничего и не позволяли у себя задерживаться даже ненадолго. Ходили слухи, что они убивали всех, кому русские отказали в приёме. Возможно, это было гуманно, так как у этих людей не осталось сил. И куда идти? Он всю дорогу гнал от себя мысль, что и их тоже... Чувствительный толчок в спину прогнал мысли и заставил торопиться. Он подхватил одной рукой Сьюзен, а в другую взял тяжёлый саквояж, а Элизабет одела рюкзак и забрала сумку с остатками провизии. Джастин и Дарси, которым принадлежала машина, тоже поспешно нагрузились вещами, и обе семьи влились в бредущую по заснеженной дороге колонну людей. Идти пришлось два часа. За это время Мартин дважды видел, как идущие впереди люди падали и больше не пытались подняться. Их обходили или оттаскивали в сторону и освобождали от тёплой одежды и вещей. Никто на такое не реагировал, все были на пределе и жили только одной мыслью: дойти до конца, а не лежать вот так у обочины дороги мёртвыми и обобранными. Когда толпа впереди начала редеть, увидели два десятка автобусов, в которые солдаты, похожие по виду на польских пограничников, направляли людей. В том, что это не поляки, он убедился, когда они подняли упавшего в снег мужчину и отнесли его в один из автобусов. Вместо отъезжающих, наполненных людьми подъезжали уже пустые. Беженцев не нужно было подгонять садиться в автобусы, они сами бежали к ним на остатках сил. Пограничники лишь следили, чтобы не было давки. До места, где решалась их судьба, доехали минут за пятнадцать. Их подвезли к одному из нескольких десятков зданий и завели внутрь. Прежде всего заставили сдать все вещи.

– Внимание! – прозвучал говоривший по-английски голос. – Сейчас сдаёте свои вещи и получаете временные чипы. Если вас примут, ваши вещи доставят по месту жительства, если нет, вам их вернут. Прошу всех действовать быстро и соблюдать очерёдность. Если с вами маленькие дети, возьмите их на руки. Если кто-то очень плохо себя чувствует и не сможет пройти тестирование, пусть свернёт в третий проход, ему окажут помощь. Перед прохождением тестов прочитайте выданные вам памятки.

Они прошли в помещение, где отдали всё, кроме сумки с продуктами, которую отказались брать.

– Берём только багаж! – торопливо сказал Мартину принимавший вещи парень. – Держите чип, при тестировании вставите его в терминал. Вот вам памятка. Следующий!

Мартин взял на руки Сьюзен и вместе с вцепившейся в его руку Элизабет прошёл в большой, заставленный столами зал. Часть из них была занята людьми, остальные были свободны.

– Не задерживайте других! – сказал им один из встречающих. – Садитесь за свободные терминалы, читайте памятки и начинайте работать.

Они сели за соседние столы и прочитали короткое, предельно ясно составленное руководство. Сьюзен Мартин посадил себе на колени, потому что повсюду ходили и бегали люди, и малышку могли сбить. Вставив чипы в считыватели, они приступили к тестированию. Мартин управился быстрее, а жена едва уложилась в отпущенное время.

– Смотри, что у меня на экране... – растерянно сказала она мужу. – Семье Бейкер пройти в комнату номер восемнадцать. Что это значит? Приняли нас или нет?

– Наверное, там и узнаем. Вставай, вон у них на стенах указатели.

Перед дверью с нужным номером стояли десятка три мужчин, поэтому своей очереди пришлось ждать больше часа. Когда зашли, увидели небольшую комнату и сидевшего за столом мужчину в военной форме. Стулья для посетителей были, но им не предложили садиться.

– Ваши чипы! – сказал офицер. – Быстрее, пожалуйста. Так, Мартин и Элизабет Бейкер. К вам один вопрос. По тестам у вас нет детей, но в чип включена пятилетняя Сьюзен Бейкер. Кто она вам?

– Это дочь брата, господин офицер, – ответил Мартин. – Мы гостили у него, когда всё началось. Это в Алпайне, небольшом таком городе в Техасе.

– Что случилось с родителями? Они живы?

– Я думаю, что нет, – ответил Мартин. – После того как сильно тряхнуло и обвалилась часть дома, мы поймали на комм передачу об извержении. Не сразу, а только через полчаса. Брат отдал мне вторую машину и велел забирать в доме все ценности и продовольствие, а сам поехал в Форт Стоктон за женой. Это около шестидесяти миль. Она там гостила у подруги, а связаться по комму почему-то не удалось. Дочь он отдал нам и сказал, чтобы ехали в Мексику и там их дожидались.

– Понятно, – офицер что-то быстро занёс в чипы. – Девочку удочерите, оформите опеку или отдадите государству?

– Если вы нас примете, она останется с нами, – ответил Мартин. – А что с удочерением?

– Каждая женщина, имеющая хотя бы одного ребёнка, должна следующие десять лет предохраняться от зачатия, – сказал офицер. – Если удочерите, это будет касаться и вашей жены. При опеке она сохраняет право на рождение своего ребёнка.