Текст книги "Пропавшая экспедиция"

Автор книги: Исай Кузнецов

Соавторы: Авенир Зак
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

В пустынном нетопленом зале Петроградского зоологического музея среди гигантских скелетов ископаемых животных прохаживались Тараканов и Артур.

У Тараканова был вызывающе самодовольный вид, он то и дело потирал руки. С лица Артура не сходила вежливая, чуть презрительная улыбка.

– Я хотел бы вам сказать, – заговорил наконец Артур, остановившись у витрины с челюстью пещерного медведя, – что вы обманули меня. И не только меня. Вот уж никак не думал, что вы обыкновенный проходимец и обманщик, господин… Авденис.

Он произнес эти слова тихо и даже вежливо.

– Я попрошу вас выбирать слова, господин Артур, – вспыхнул Тараканов.

– Я выбирал слова, господин Авденис, самые точные слова. Пинтуриккио не есть подлинник. Он есть подделка.

– Ах это, – засмеялся Таранов. – Но у меня не было другого выхода. Вы мне не верили, требовали доказательств. А мне нужны были деньги и паспорт. Теперь все это не имеет никакого значения. Коллекция в моих руках, и мы с вами можем продолжать наше общее дело. – И Тараканов снова беззвучно засмеялся.

– Вы смеетесь?

Тараканов дотронулся до руки Артура.

– Я прошу извинить меня, господин Артур.

Артур перевел взгляд с медвежьей челюсти на лицо Тараканова.

– Хорошо, – после некоторого раздумья произнес Артур. – Предлагаю для переправки груза воспользоваться дипломатическими каналами. Такая возможность у меня есть.

– А меня вы переправите тоже… дипломатической почтой? – усмехнулся Тараканов.

– Вы получите деньги… валюту.

– Здесь, в России, мне ваша валюта не нужна. Я сам доставлю коллекцию.

– Стоит ли подвергать риску… такой ценный груз… и себя?..

– Что делать… Зато я буду уверен, что меня не обманут.

– О! – вспомнил Артур насмешливо. – Вас обманут? Вас?! – и уже серьезно спросил. – Какое, вы полагаете, время достаточно для доставки груза.

– Недели полторы-две, – сказал Тараканов.

– Согласен. Наши люди будут ожидать вас с двадцатого числа в известном вам месте.

– Хорошо.

Они разошлись не прощаясь. Тараканов вышел из музея, а Артур еще некоторое время задумчиво бродил среди чучел и скелетов давно вымерших животных.

На кладбище возле склепа Тихвинских стояли Витоль, Макар и еще двое сотрудников Петроугрозыска.

– Ты уверен, что кладбищенский сторож именно тот самый плотник Митрич? – спросил Витоль Макара.

– Он, товарищ Витоль. По всем описаниям он, – сказал Макар удрученно.

– Ты говорил, что его убили лагутинцы.

– Так мне сказали в деревне, наверно, он сам пустил этот слух.

– Почему ты дал ему уйти? – резко спросил Витоль. – Почему ты не задержал его?

– Растерялся, товарищ Витоль, ну каких-нибудь две минуты упустил… В голову не пришло, что он может сбежать…

Витоль бросил давно погасшую папиросу и сунул в рот свежую.

– Опыта не хватает, Карл Генрихович, – виновато заметил Макар.

– Н-да, не хватает. Только не опыта, а сообразительности. Сдашь дела Когану и Булатову.

– Нет, Карл Генрихович, – возмутился Макар. – Я этого дела ни Когану, ни Булатову не отдам. Я на прошлой неделе в Народном доме выступление товарища Луначарского слушал и хорошо понял, что пролетариату без общечеловеческой культуры, – Макар провел по шее ребром ладони, – во! И коллекцию эту я обязан найти.

– Хорошо, что понял, – сказал Витоль. – Но дело это я у тебя все-таки забираю. Завтра с утра займешься ограблением на Кирочной. А вы, – обратился он к стоявшим рядом сотрудникам, – явитесь ко мне через час.

И он быстрыми шагами направился к воротам кладбища.

Булатов, худощавый брюнет с аскетическим лицом, сочувственно похлопал Макара по плечу.

– Не раскисай, Макар. Революции в конце концов безразлично, кто именно спасет ее достояние. Важно, чтобы оно было спасено!

– Понимаю, – сказал Макар. – Но я хочу сам… Сам!.. Сам хочу докопаться!

– В другой раз, – бесстрастно сказал Булатов.

С высокой ограды детдома, как горох сыпались мальчишки. Они перебирались через ограду, выскакивали из окон и бежали, подхватив свои тощие мешочки, сбивая с ног прохожих, бежали к набережной и дальше, через мост на другую сторону Невы.

Макар возвращался с кладбища и проходил мимо ограды детского дома, когда на него откуда-то сверху свалился мальчишка. Мальчишка поднялся, Макар узнал Булочку и схватил его за плечо.

– Куда ты?

– В Крым.

– Зачем?

– Там тепло, там яблоки… Пусти.

Макар не отпускал его.

С ограды свалился Верзила.

– Отпустите огольца! – Он ударил ребром ладони по руке Макара, и Макар выпустил Булочку. Оба мальчика бросились вдогонку за бежавшими вдоль улицы детдомовцами. Макар растерянно поглядел им вслед.

Из ворот выбежала воспитательница.

– Дети, дети, вернитесь! – кричала она, пытаясь схватить то одного, то другого, но ребята вырывались из ее рук и убегали.

– Помогите мне! – крикнула она Макару. – Задержите их!

– Как их удержишь, – мрачно сказал Макар. – Вон их сколько.

Мимо пробежал Кешка.

– Иннокентий! И ты… Куда ты? – крикнула ему Анна Дмитриевна.

– В Крым! – крикнул на ходу Кешка. – Там тепло, там яблоки…

Макар и Анна Дмитриевна стояли у чугунных перил набережной Фонтанки. Наступила ночь, белая петроградская ночь, и они задумчиво смотрели на отсвечивающую металлическим блеском воду, на небольшой буксир, тащивший старенькую баржу.

– Не гожусь я для этой работы, – сказала Анюта и тихо заплакала. – Я с ними была так добра, я так их любила. А они убежали… В Крым…

– Там тепло, там яблоки, – ласково улыбнулся Макар. – Не огорчайтесь, Анюта…

– Вам что… А меня с работы снимут. Я не хочу… Я люблю эту работу, – всхлипнула Анюта снова.

– Меня уже сняли, – невесело усмехнулся Макар.

– Вас? За что?

– Мне один человек сказал… если ищешь, случай сам тебе в руки идет. Вот он и шел… случай этот… а я прошляпил…

На барже, шедшей мимо них, в каюте у Маркиза, за столом, на котором стояла клетка с попугаем, Тараканов и Маркиз рассматривали географическую карту. В каюте было тесно от ящиков, поставленных друг на друга. Это были такие же ящики, как и те, которые Петровых когда-то доставил Петроградскому музею.

– Государ-р-р-рю имперар-р-ратору-р-ру ур-р-ра! – неожиданно крикнул попугай.

Макар и Анюта вздрогнули, услышав приглушенный крик с баржи.

– Голос какой странный, – сказала Анюта. – Будто не человеческий.

– Человеческий! – зло сказал Макар. – Очень даже человеческий. Перепились какие-то контрики. Надо запомнить номер этой баржи… 777…

Часть вторая
ЦИРКОВОЙ ФУРГОН

Макар, огорченный своими неудачами, никак не мог смириться со своим поражением. И хотя ему было поручено совсем другое дело, он все еще думал только о том, как напасть на след похищенной коллекции. Перебирая в уме в который уже раз все известные ему подробности дела, он остановился возле подъезда огромного желтого дома с колоннами. Здесь, среди бесчисленного количества табличек с названиям разных учреждений его интересовала только одна. На слегка проржавевшей железке желтой краской было выведено:

Петрогортоп

Петрогортоп, организация, снабжавшая Петроград топливом в эти трудные годы, интересовала Макара потому, что теперь здесь работал тот самый матрос Петровых, который когда-то привез в Петроградский музей пустые ящики…

Макар постоял немного перед подъездом, бросил в урну недокуренную папиросу и открыл дверь.

Петровых поднялся ему навстречу, крепко пожал руку и сразу же сказал:

– Дров я тебе не дам.

– Дров мне не надо, – хмуро ответил Макар.

– И торфу не дам.

– И торф мне без надобности.

– А угля нет! – почему-то почти ликующе сказал Петровых. – Уголь только по ордерам Петросовета.

– Мне и угля не надо.

– Что ты ко мне ходишь, – снова усаживаясь за огромный стол, сказал Петровых. – Все я тебе рассказал. Все. Ничего больше не знаю.

Макар оглядел кабинет Петровых. Здесь в прежние времена была, вероятно, гостиная барского дома. Макар подсел к столу Петровых, на котором, занимая чуть ли не половину всей поверхности зеленого сукна, стоял роскошный серебряный чернильный прибор с чернильницей в виде римской колесницы, запряженной четверкой лошадей.

Макар немного помолчал и, стараясь не глядеть в глаза Петровых, сказал:

– Да нет. Я не по делу. Я так зашел. Проходил мимо… думаю, загляну к Петровых, как он там поживает…

Петровых облегченно вздохнул.

– Я теперь другим делом занимаюсь, – сказал Макар. – На Кирочной среди белого дня у одного известного артиста квартиру очистили. Все до нитки вынесли… В том числе бронзовые канделябры в стиле рококо.

Петровых протянул Макару пачку папирос. Оба закурили.

– Слушай, Петровых. Не по службе, а так просто… Может, еще что-нибудь вспомнишь? Кто еще, кроме перечисленных тобой лиц, присутствовал при реквизиции коллекции? Кто еще там был?

– Тьфу! – в сердцах сплюнул Петровых. – Что ты ко мне пристал – кто да кто? Ну, попугай еще присутствовал!

Макар опешил от неожиданности.

– Ты, Петровых, надо мной не издевайся. Какой такой попугай?!

– Точно тебе говорю. Попугай. Не то ара, не то какаду. Старуха покойница сказывала, ему чуть ли не двести лет. – Петровых рассмеялся. – Я его чуть не шлепнул, гада!

– За что?

Петровых затянулся и закашлялся.

– За что?! А за то, что монархию пропагандировал. Государю, говорит, императору, пропади он пропадом, ура, говорит. Орет, как на митинге.

Макар вытаращил глаза.

– Государю императору? Не врешь?

– Слово в слово. Государю императору, говорит, ура! Я этого попугая на всю жизнь, можно сказать, запомнил.

Макар от удивления раскрыл рот, но тут же вскочил.

– На Фонтанке баржа… № 777… Может, узнать, чья она, эта баржа? – схватив Петровых за плечи, крикнул Макар.

– Ты что, полоумный?! – рассердился Петровых, сбрасывая руки Макара.

– Можешь ты узнать, чья она, эта баржа? – настаивал Макар.

– Тут и узнавать нечего. – Петровых на всякий случай отошел подальше от Макара. – Наша эта баржа, гортоповская. Наша. Прошлой осенью застряла, там и стоит на Фонтанке.

– Стоит?!

– Стоит.

– Можешь поручиться, что стоит?!

– Могу, – сказал Петровых, теряя свою уверенность. – Во всяком случае, еще утром была там.

– Была! Была, да сплыла! – крикнул Макар и бросился к двери.

Маленький буксирный пароход под гордым названием «Повелитель бурь» тащил баржу № 777 по Неве мимо деревянных домиков петроградских пригородов. Паровой буксир, весело попыхивая, уводил ее все дальше и дальше от Петрограда, а Маркиз тем временем, привязав себя на веревках к кранцам, старательно перекрашивал номер. Несколько уверенных мазков белой краской, и вместо баржи под номером 777 плывет по Неве баржа с новым номером… 999.

В порту, куда на служебном «Даймлере» примчался Макар, ему сразу же показали небольшой катерок, мерно покачивавшийся у высокого причала.

Макар спрыгнул на его корму и махнул рукой механику. Суетливо застучал старенький мотор, и катерок, оторвавшись от причальной стенки, двинулся по реке. И вот уже катерок поравнялся с баржей, по виду совершенно такой же, как и та, которую ищет Макар. Катерок приблизился к носу баржи, и только тогда Макар увидел, что номер закрыт большим красным транспарантом с надписью: «Хлеб – Красному Питеру». Длинным шестом Макар приподнял полотнище и обнаружил номер 734. От огорчения он сплюнул и негромко выругался.

Маркиз спустился в трюм баржи, где пристроившись на одном из ящиков, Тараканов сосредоточенно раскладывал какой-то замысловатый пасьянс. Рядом стояла клетка с попугаем. Маркиз подошел к клетке, приоткрыл дверцу и налил немного воды в маленькое блюдечко. Попугай взмахнул крыльями и вдруг закричал пронзительно-скрипуче:

– Государ-р-рю импер-ра-тор-ру ур-р-р-р-а!

Тараканов вздрогнул от неожиданности и, взглянув на Маркиза поверх своих темных очков, проворчал:

– Он погубит нас… в конце концов. Сверните ему шею!

– Зачем же, – возразил Маркиз. – Мы научим его чему-нибудь новенькому.

Маркиз вытащил попугая из клетки и посадил себе на плечо.

– Двести лет ты твердишь одно и то же. Пора менять репертуар. А ну-ка скажи: Тараканову ур-р-ра!

– Чему вы учите птицу, Шиловский? – Тараканов смешал карты. – Вы помните о своем обещании пронумеровать мои ящики, Шиловский?

– Ваши ящики? – Маркиз впустил попугая в клетку. – Разве они ваши… эти ящики?

– Не ловите меня на слове, – Тараканов попытался отшутиться. – Вы меня не так поняли.

– Нет, Илья Спиридонович, я понял вас правильно. Именно поэтому я буду сопровождать ваши ящики… – Маркиз так язвительно произнес слово «ваши», что Тараканов поморщился. – Неотступно до встречи с князем.

– У вас нет оснований подозревать меня! – взвизгнул Тараканов. – Я не давал повода!

– Давали, давали… – спокойно ответил Маркиз. – И вообще разрешите вам заметить, драгоценный Илья Спиридонович, что вы ведете со мной бесчестную игру.

– Я не понимаю вас, Шиловский?!

– Сейчас поймете. Я хотел бы знать, зачем вы, Илья Спиридонович, выменяли у несчастного Тамарина на пшено и коровье масло его великолепную копию «Мальчика в голубом»?

Тараканов побледнел.

– Не удивляйтесь, господин Тараканов, Боря Тамарин когда-то был моим товарищем, мы вместе учились в Академии художеств.

– Извольте, я объясню вам… если на то пошло, – засуетился Тараканов. – Люди, которые помогают нам с вами, хотели иметь гарантию…

– Они хотели иметь гарантию… а вы – деньги?

– Какие там деньги… Гроши.

– Гроши за «Мальчика в голубом»? Это не похоже на вас, Илья Спиридонович. Вы ведь, конечно, догадались умолчать о том, что это копия?! Или, вернее, подделка?

В глазах Тараканова, скрытых за темными очками, промелькнуло что-то недоброе.

– Не волнуйтесь, Шиловский, вы получите свое.

– А я и не волнуюсь. Я только наперед предупреждаю вас, Илья Спиридонович, чтобы вы не вздумали обманывать меня! Нечестной игры я не потерплю!

На рассвете «Повелитель бурь», выбрасывая из трубы черные облачка дыма, стоял у пристани рядом с еще недавно стоявшей на Фонтанке баржей.

Небольшая пристань на берегу Ладожского озера носила чисто служебное название «3-й участок Гортопа».

Макар, стоявший поодаль рядом с капитаном буксира, внимательно наблюдал за баржей. Когда из трюма появились грузчики с ящиками, Макар решительно направился к ним.

– Ну-ка, товарищи, стойте, – приказал он.

Грузчики опустили ящик.

– А ты кто такой? – лениво спросил один из грузчиков.

– Не видишь, что ли… генерал от инфантерии! – засмеялся другой.

– Генералов нынче всех в Черном море потопили, а я такой же, как вы, беспортошный, – засмеялся Макар.

Засмеялись и грузчики.

– Я из угрозыска, – сказал Макар. – Ищу покражу.

– Коли с розыску – смотри.

Один из грузчиков взял ломик и вскрыл ящик. В ящике были топоры.

– А в этом что? – Макар показал на другой ящик.

– Пилы.

Макар обернулся к капитану буксира.

– Где ящики брали?

– Ящики-то? – по-вологодски окая, переспросил капитан. – С базы Гортопа. Из Питеру.

– По дороге нигде не останавливались?

– Как не останавливались? Останавливались. Ночью в Михайловку заходили, двоих высадили. С грузом. К поезду, надо думать.

– Что за люди? Какой груз? – спросил Макар.

– Люди-то? Люди как люди. На барже зимовали. А груз-то? Ящики… вона… вроде этих.

Макар и капитан буксира подошли к носу баржи, на которой стоял номер 999.

– Кто перекрасил номер? – спросил Макар.

– Как так… перекрасил? – удивился капитан.

– Когда эта баржа стояла на Фонтанке, у нее был другой номер.

– Чертовщина какая-то… – почесал затылок капитан. – Сейчас проверим. У нас в журнале-то все прописано. Венька! – крикнул он. – Погляди-ка в книге, какой там номер был у баржи-то?

Веснушчатый увалень, выглядывавший пз капитанской рубки, заглянул в журнал и ответил:

– Три семерки.

– Три семерки? – удивился капитан.

– То-то и оно, – сказал Макар. – Были три семерки, а стали три девятки. Вот какая история.

Макар и капитан буксира поднялись по трапу на баржу и спустились в трюм. В трюме было пусто, и только в каюте, где жил Маркиз, на столе стояла клетка с попугаем. Увидев людей, попугай лениво взмахнул крыльями и отвернулся. Макар подошел к нему.

– Ну что испугался? Говори, не бойся.

Попугай, отвернувшись, молчал.

– Говори! Тебе говорят – говори! – прикрикнул на него Макар.

Попугай, нахохлившись, посмотрел на Макара.

– Тар-р-раканову ур-р-р-ра! – сказал он и снова отвернулся.

В Михайловке Макар сразу же отправился в просторный станционный пакгауз. Старичок весовщик в форменной железнодорожной фуражке раскрыл перед Макаром нужную страницу в толстом бухгалтерском фолианте.

– Я плохо разбираю ваш почерк, – сказал Макар.

– Вот вы из Питера, вы бы там сказали, писать нечем. О чернилах я и не мечтаю, хотя бы карандаши чернильные дали. Пишу огрызками, какая уж тут каллиграфия.

Макар проглядывал запись.

– «Поезд 569-бис…» – читал Макар. – А тут что написано, не разберу?

Старичок неторопливо надел свои плохонькие очки с дужками, обмотанными суровыми нитками.

– Это к вам не касается. Это разгрузка. А погрузка – ниже. Вот видите, ящики… Вот вы из Питера, вы бы там сказали… бумага газетная, ничего не видать.

– Вы лучше скажите мне, что это такое?

– Где? Здесь? – Он потер очки краем засаленной клеенки и, внимательно посмотрев, сказал: – Что-то сам не разбираю…

– Вот здесь – ящики. Станция назначения – Изгорск?

Старичок вдруг рассердился.

– Сами все прекрасно разбираете, зачем же морочите голову старику? Ящики. Общий вес 21 пуд.

– А это что? – указывая на другую запись, спросил Макар.

– Тоже ящики. Тут ясно написано – ящики, общий вес 35 пудов. Станция назначения – Кандалакша.

– И это ящики? Станция назначения – Гдов?

– Ящики. В эту ночь, можно сказать, как нарочно, чуть не весь груз – ящики. А на той неделе день был – в пятницу или в четверг, не помню, не поверите, одни бочки грузили. Вот вы из Питера, вы бы там сказали…

Макар, не слушая весовщика, старательно переписывал сведения из книги в свою помятую тетрадку.

Отправив телеграмму Витолю, Макар целые сутки ждал ответа, то и дело заглядывая в конторку телеграфиста. Наконец старенький телеграфный аппарат Морзе, постукивая, вытолкнул долгожданный ответ – длинную ленту с точками и тире. Макар, стоя за спиною телеграфиста и глядя на таинственные знаки, слушал глуховатый голос дежурного.

– «Осмотр грузов Кандалакше Булатовым результатов не дал. Проверка проведенная Коганом Гдове также безрезультатна. Продолжение розыска вам лично разрешаю. Немедленно выезжайте Изгорск. Подписано – Петроугрозыск. Витоль».

Он оборвал ленту и протянул ее Макару.

Макар сунул ленту в карман и, хлопнув телеграфиста по плечу, сказал:

– Спасибо, товарищ. Для меня эта депеша вроде как якорь спасения. Она мне, можно сказать, жизнь вернула.

Макар толкнул створки окна и выпрыгнул на перрон.

Телеграфист покачал головой и снова склонился к своему аппарату.

В полутемном вагоне, освещенном коптящей керосиновой лампой, все спали. Спали сидящие на нижних лавках, спали счастливчики, растянувшиеся на полках рядом с тюками и баулами, спали и те, кто в проходе пристроился на мешках. Дремал в тамбуре проводник, не выпускавший из рук фонаря. Безмятежно спал и Макар, притулившись возле окошка. Размеренно постукивали колеса, убаюкивая пассажиров…

Под вагоном в угольном ящике ехали трое мальчишек. Здесь стук колес был оглушающим. Верзила, Булочка и Кешка не спали. В лохмотьях, перепачканные углем, они занимались весьма мудреным делом. Кешка и Булочка крепко держали высунувшегося из ящика Верзилу, который на ходу поезда пытался зацепить крюк, привязанный к веревке, за раму плохо прикрытого окна. Наконец крюк зацепился. Верзила подергал веревку и, убедившись, что цель достигнута, залез обратно в ящик.

– Лезь, Булочка, – сказал он.

– Почему я? – испугался Булочка.

– Ты самый легкий, – сказал Верзила.

– У меня руки слабые, – захныкал Булочка.

Мальчишкам приходилось кричать, чтобы услышать друг друга.

– Я бы сам слазил, да меня веревка не выдержит, – крикнул Верзила.

– Жеребь тянуть, – предложил Кешка.

Верзила, придерживая веревку, поломал какую-то палочку на три части и, упрятав их в кулаке, протянул мальчишкам. Жребий вытянул Булочка.

– Не полезу, боюсь. – У Булочки затряслись губы.

Кешка увидел испуганные глаза Булочки и сказал:

– Ладно. Я полезу.

Он поменялся местом с Верзилой, схватился за веревку и, выглянув наружу, испуганно огляделся. Внизу мелькали шпалы, у Кешки зарябило в глазах, и он влез обратно.

– Не дрейфь, Монах! – подбодрил его Верзила, и Кешка осторожно полез вверх по веревке. Добравшись до окна, он ухватился руками за раму. Ноги соскользнули с веревки, и он беспомощно повис… Паровоз дал длинный гудок, и вагон с висящим мальчишкой пронесся мимо пустынной платформы с одиноким дежурным, лениво помахавшим фонарем.

Кешка нащупал ногами веревку и, подтянувшись на руках, влез в полураскрытое окно.

Макар открыл глаза и увидел чьи-то ноги. На столике стоял мальчишка. Он деловито обшаривал верхнюю полку, осторожно вытащил из-под головы спящего пассажира буханку хлеба, положил ее в холщовый мешок и снова стал шарить…

Макар взял Кешку за ногу.

– Пусти! – испугался Кешка. – Пусти, дяденька.

– Ты что тут делаешь, мазурик? – негромко сказал Макар.

– Пусти, я больше не буду, – захныкал Кешка, стараясь разжалобить Макара. – С голодухи… неделю маковой росинки во рту не было… Пусти, дяденька.

– Ты откуда взялся?

– Оттуда, – Кешка мотнул головой в сторону окна. – С улицы.

Макар увидел крюк на раме, снял его и вытащил веревку.

– Ловко. Ты один?

– Один, – соврал Кешка.

– Врешь?

Макар привязал холщовый мешок к крючку и спустил его вниз. Верзила ухватился за мешок и дернул его. Веревка вырвалась из рук Макара.

А внизу, в угольном ящике Верзила развязал мешок, и оба они вместе с Булочкой накинулись на хлеб. Они отламывали его кусками и давились, не успевая прожевывать черную липкую массу.

Макар раскрыл свой брезентовый саквояж, вынул оттуда кусок белого хлеба, отрезал сала и, усадив Кешку на колени, сказал:

– Жуй.

Кешка жадно набросился на еду.

– Куда пробираешься?

Кешка широко улыбнулся.

– В Крым.

– Зачем?

– Там тепло. Там яблоки.

Макар пристально посмотрел на Кешку.

– А ведь ты из Питера? Из детдома Парижской коммуны?

Кешка удивленно вытаращил глаза.

– А вы откуда знаете?

– Я тебя давно подкарауливаю, – усмехнулся Макар.

– Обратно в Питер повезете? – с оттенком обреченности спросил Кешка.

Макар засмеялся и уже серьезно спросил:

– Отец с маткой где? Живые?

Кешка отрицательно покачал головой.

– Отца на германской убили, а мамка от сыпняка померла…

Макар снова открыл саквояж, достал кусок колотого сахара и протянул Кешке.

– Рафинад… – удивленно прошептал Кешка.

Господин Вандерберг, один из крупнейших голландских коллекционеров, принимал ванну. Огромная ванная комната со множеством зеркал была ярко освещена. Ванна, в которой лежал Вандерберг, была утоплена в кафельном полу и доверху наполнена мыльной пеной, из которой виднелась только лысая голова Вандерберга.

Перед ним стоял ливрейный лакей в полном облачении.

– Приехал этот господин из России, – негромко сказал лакей.

– Зови! Зови, зови его! Скорей.

Лакей удалился, а Вандерберг высунул из воды ногу и нетерпеливо пошевелил пальцами.

В ванную комнату вошел Артур и церемонно поклонился Вандербергу.

– Ну, говорите, говорите, Артур! Я сгораю от нетерпения. Как наши дела? – Вандерберг прикрутил кран, чтобы не шумела вода. – Ну, рассказывайте, Артур!

– Еще полторы, ну, максимум две недели, господин Вандерберг, и коллекция Тихвинского будет здесь.

Вандерберг восторженно шлепнул рукой по воде, обдав Артура мыльной пеной.

– Ха-ха! – раскатисто захохотал он. – Вы молодец, Артур. Золото, а не человек. Вы дьявольский проныра!

Артур поморщился.

– Не сердитесь, Артур. Я шутя. Вы знаете, как я ценю вас. И не только ценю… – Вандерберг снова рассмеялся, – но и щедро оплачиваю ваши услуги. Кстати, что этот негодяй требует за свои немыслимые богатства?

– Господин Тараканов, по моим наблюдениям, опытный деловой человек, к тому же весьма осторожный. Он настаивает, чтобы оценку производили компетентные эксперты.

– Ну что же. Пусть будет так.

Вандерберг поднялся, включил сильный душ и, отчаянно фыркая, стал смывать мыло. Потом он накинул на себя ворсистую простыню и, усевшись в низкое кресло, сказал:

– Теперь о главном. Я бы хотел знать, на что именно могу я рассчитывать, что вы отдаете Свенсену и что получу я?

– Видите ли, господин Вандерберг… Это вопрос деликатный, – замялся Артур. – Я бы хотел быть с вами вполне откровенным.

– Разумеется, мой друг. Мы с вами деловые люди. Выкладывайте все.

– Господин Свенсен настаивает на единоличном владении коллекцией.

Вандерберг откупорил бутылку с пивом.

– Что за чушь! У него нет таких денег, можете мне поверить.

– Возможно, что и так. Но он хочет оставить себе живопись. Все остальное он собирается уступить вам с таким расчетом, чтобы оправдать почти все свои расходы.

– Всю живопись я ему не отдам! Слышите, не отдам!

Артур подсел к столику, и Вандерберг разлил по стаканам пиво.

– Артур, я предлагаю вам честную игру. Как только коллекция окажется у вас, мы с вашим патроном устроим маленький аукцион. – Вандерберг снова раскатисто засмеялся. – Вы меня понимаете – аукцион?! Кто больше даст! Выручка пойдет в вашу пользу.

– Господин Свенсен на это не пойдет. Больше того, в последнем разговоре он намекнул, что, если вы не согласитесь на его условия, он оставляет всю коллекцию за собой.

– Не понимаю, к чему вы клоните, Артур?

– Я обещал господину Свенсену живопись. Мы отдадим ему живопись, но я вовсе не обещал ему всю живопись. – Артур многозначительно выделил слово «всю». – Мои разговоры с патроном носили, я бы сказал, предварительный характер… А теперь я располагаю документом, представляющим определенную ценность.

Артур вытащил из бокового кармана тоненькую книжицу и положил ее перед Вандербергом.

– Я не читаю по-русски, – сказал Вандерберг. – Переведите, пожалуйста.

– С удовольствием, – улыбнулся Артур и, раскрыв книжицу, стал называть имена.

– Веласкес, Веронезе, Ван Дейк, Рубенс…

– Стоп, стоп, стоп! – замахал руками Вандерберг. – Давайте сразу отметим, что будет принадлежать мне!

У станции Изгорск поезд, в котором ехал Макар, остановился перед закрытым светофором. И вдруг в сонной тишине вагона послышался чей-то испуганный голос:

– Ой, што это? Кажись, горим?!

– Горим, братцы, горим! – истошно завопил другой голос, и все пассажиры спросонья бросились к окнам. Макар тоже высунулся из окна и увидел, что станционные пакгаузы охвачены огнем.

Расталкивая пассажиров, перебираясь через мешки и корзины, Макар выскочил из вагона. У пакгауза стояли какие-то люди, безучастно наблюдая за тем, как двое пожарников качали ручную помпу, а третий направлял тонкую струю воды на деревянную стену багажного сарая. Вслед за Макаром от поезда к пакгаузу бежали пассажиры, на ходу рассуждая о причинах пожара.

– Молния, что ли, вдарила?

– Да грозы-то не было, от сухости, надо думать, возгорелось.

– Будет болтать, – сказал кто-то. – Бандиты подожгли, лагутинцы.

У горящего пакгауза собралась большая толпа. Макар подбежал к растерянному человеку в фуражке с красным околышем.

– Что вы стоите? Ведра, багры, кастрюли, баки, все, что есть, тащите!

И, обращаясь к пассажирам и стоявшим возле пожарников зевакам, крикнул:

– Товарищи, граждане! Что же вы стоите, глазеете, когда на ваших глазах гибнет достояние республики?!

И, не дожидаясь ответа, Макар выхватил у одного из пожарников топорик и устремился в горящий пакгауз.

Верзила, Булочка и Кешка с валенками под мышкой бежали к пакгаузу.

– Пацаны, куда вы?! – кричал Верзила. – Смываться надо! Самое время смываться!

Но Кешка, а за ним Булочка бросились к месту пожара.

А здесь уже от маленького пруда к горящему зданию бежали с ведрами и кастрюлями первые добровольцы.

Макар с остервенением, заслоняясь рукавом от огня, в дымном сарае взламывал ящик за ящиком. С треском отлетела доска, и Макар увидел еще не выделанные овечьи шкуры. Задыхаясь от дыма, он выскочил из дверей и, подбежав к начальнику станции, суетившемуся возле пожарных, схватил его за плечо.

– Где ящики, которые прибыли ночью из Михайловки?

– Из Михайловки… – оторопело пробормотал начальник станции. – А… да, да… были ящики. Они в третьей секции. – И он показал рукой на закрытую дверь одного из отделений пакгауза.

– Сюда воду, сюда! Сюда! – крикнул Макар.

И он бросился к дверям, на которых стояла большая цифра 3.

Пожарники подтащили брандспойт и, взломав двери, направили струю туда, откуда валил дым и вырвалось пламя.

А между прудом и пакгаузом выстроились две цепи. По одной передавали ведра с водой, по другой – порожние. Среди взрослых в цепи стояли трое беспризорников. Кешка и Булочка передавали ведра с водой, а Верзила – порожние. То и дело наклоняясь к Кешке, он тупо повторял одно и то же:

– Пацаны, тикать надо, пока твой комиссар не хватился! Слышь, Монах!

И вдруг над третьей секцией высоко взметнулся столб пламени. Обе цепочки шарахнулись в сторону и в испуге застыли.

Пожарники бросились к пакгаузу и вскоре вытащили оттуда обожженного Макара. На нем тлела одежда. Пожарники направили на него струю, чтобы сбить огонь.

– Фельдшера! – крикнул начальник станции. – Скорее фельдшера!

– Опоздал. Опоздал я, – с отчаянием говорил Макар, вытирая рукавом лицо, и, неожиданно потеряв сознание, повис на руках у пожарников.

К Макару подбежал Кешка.

– Дяденька, ты живой? Живой? Живой?

Тем временем Верзила схватил за руку Булочку и утащил за собой.

Макар открыл глаза и, увидев Кешку, едва шевеля губами, тихо произнес:

– Сгорело… Все сгорело.

В кинематографе «Арс» на Невском шел новый фильм режиссера Тарсанова «Фаворитка его величества». Доброво со своей супругой смотрел картину на последнем сеансе.

В переполненном зале зрители вслух читали надписи, а пожилой тапер, глядя на экран, играл старинный вальс.

…Золоченая карета, запряженная шестеркой лошадей, подкатила к парадному крыльцу большого барского дома, На запятках стоял негритенок, одетый в ливрею. К карете подошел слегка сутулый человек с близорукими глазами, раскрыл дверцу и склонился в поклоне. Из кареты вышла дама в пудреном парике и, взбежав по лестнице, улыбнулась красавцу лакею, предупредительно распахнувшему перед ней парадную дверь…

После сеанса Доброво поднялся в кинобудку и попросил длинноволосого киномеханика в студенческой курточке показать ему некоторые куски пленки. Он долго и внимательно разглядывал их на просвет и наконец обратился к механику:

– Попрошу вас. Вырежьте мне, пожалуйста, несколько кадриков… Этот… Этот и вот этот…

– Не могу. Нам не разрешают. Вы попросили показать, я показал. А вырезать – не могу, – сказал киномеханик. – И потом… простите, кто вы?

– Моя фамилия Доброво.

– Прокофий Филиппович? – расплылся в улыбке киномеханик.

– Откуда вы меня знаете? – удивился Доброво.

– Я был студентом юридического факультета. Знаю ваш учебник криминалистики. Собирался быть адвокатом… – усмехнулся киномеханик. – Зачем вам эти кадрики, Прокофий Филиппович?