Текст книги "Пропавшая экспедиция"

Автор книги: Исай Кузнецов

Соавторы: Авенир Зак
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

– Хорошо, – сказал директор сухо. – Напишите заявление о вашем уходе. И если вас не затруднит, объясните свои побудительные причины.

– Честь имею.

Смелков сухо поклонился и стал спускаться вниз по лестнице.

Директор поспешно скрылся в своем кабинете.

– Разрешите пожать вашу руку, профессор, – горячо сказал молодой грузин, протиснувшись к Смелкову. – Я один из семерых.

– Должен предупредить вас… – сухо сказал Смелков, – и всех вас, господа… Я вовсе не одобряю ваши политические эскапады… Для того чтобы в будущем приносить пользу России, вы должны учиться, а не заниматься политической деятельностью.

Смелков стоял возле навьюченной лошади и задумчиво разглядывал Арсена – теперь он не сомневался: Арсен Кобакидзе был одним из тех семерых.

– Сколько же времени вы пробыли в солдатах? – спросил он слегка смущенно.

– Считайте сами. С тех пор я не снимал шинели, – ответил Арсен.

– Однажды вы уже пытались сочетать занятия наукой с политикой. Не знаю, что выиграла политика, но наука проиграла, смею вас заверить. Ну что ж, друзья, думаю, что вы сможете продолжать экспедицию без меня.

– Я не отпущу вас, Аркадий Николаевич, – сказал Арсен.

– Как не отпустите? – изумился Смелков. – Вы что же, снова арестуете меня? Или заставите работать под дулом револьвера?!

– Нет, мы поступим иначе. Из экспедиции уйду я.

– То есть как? – растерялся Смелков. – Вы, так сказать, представитель власти… И потом, что вы скажете Волжину?

– Волжину я скажу, что полностью доверяю вам, что вы человек слова и доведете дело до конца, – сказал Арсен.

Смелков стоял совершенно растерянный.

– Нет, это ерунда какая-то. Ну как это… вы уйдете… Да… – Он помялся и вдруг, резко обернувшись к Куманину, крикнул: – Снимайте вьючные мешки! Мы остаемся!

Тася взглянула на Зимина, улыбнулась.

– У вас отвратительный характер, Арсен. Из вас вышел бы прекрасный геолог, если бы не ваша дурацкая политика, – сказал Смелков ворчливо.

– Я еще стану геологом, – просияв, заявил Арсен. – С вашей помощью. Если мы, конечно, продолжим нашу совместную работу и отнимем золото у Ардыбаша.

Полковник Хатунцев расположился на постоялом дворе Субботы в комнате на втором этаже, хранившей на себе следы купеческих разгулов – треснутое зеркало, залитые шампанским обои, искалеченная резьба на позолоченной спинке кровати…

Полковник стоял у зеркала и брился, когда к нему вошел Казанков.

– Прапорщик Казанков, – отрапортовал он, вытянувшись. – С пакетом от генерала Горского.

Хатунцев протянул руку.

Казанков открыл сумку и, достав пакет, передал его Хатунцеву. Полковник вскрыл конверт, пробежал глазами приказ и, вытащив из ящика смятую бумажку, протянул ее Казанкову. Казанков прочел, и лицо его покрылось испариной.

– Что это?

– Содержание приказа генерала Горского, который был передан вам в запечатанном виде, – сказал Хатунцев, испытующе глядя на прапорщика.

– Я не вскрывал пакета, господин полковник!

– Не сомневаюсь. За вас это сделали другие и довольно аккуратно.

– Но кто? Кто мог это сделать?

– Меня это тоже интересует. Содержание секретного приказа становится известным партизанам и вся наша операция… Скажите, прапорщик, почему вы задержались? Я ждал вас третьего дня.

– Мы сбились с пути, – Казанков опустил голову.

– Сбились с пути. – Хатунцев пристально поглядел на него и надел фуражку. – Пойдемте!

Они прошли по двору мимо походной кухни, где повар раздавал солдатам пищу, к сараю, у которого стоял часовой.

Хатунцев распахнул двери сарая, а Казанков увидел Митьку, лежащего на телеге. Под глазом у него был синяк, на лице ссадины.

– Вам знаком этот мальчишка? – спросил Хатунцев.

Казанков разглядывал Митьку.

– Да… – сказал он, чуть поколебавшись. – Я… его видел.

– Где? – быстро спросил Хатунцев.

– Этот мальчик – проводник экспедиции Смелкова.

– Не знаю я никакой экспедиции! – крикнул Митька. – Я на охоту ходил к Николиной заимке… там и нашел эту бумажку… на полу, в избе…

– Прапорщик, вы не ошиблись? – спросил Хатунцев.

– Нет, – упавшим голосом сказал Казанков. – Мы заблудились у Ардыбаша и заночевали в лагере экспедиции.

– Вы предстанете перед судом военного трибунала, прапорщик, – с презрением сказал полковник. – Секретный приказ едва не попал в руки партизан. Слава богу, удалось перехватить мальчишку… Поручик Дегтярев! – крикнул он, и в сарай вошел офицер.

– По вашему приказанию, поручик Дегтярев.

– Возьмите десяток солдат. Разыщите и доставьте сюда разведывательную группу большевиков, действующую под видом геологической экспедиции.

– Есть, – козырнул поручик.

– А вы, прапорщик, – обернулся он к Казанкову, – сдайте поручику оружие.

Хатунцев вышел из сарая. Поручик Дегтярев взял с телеги соломинку и, лениво пожевывая ждал, когда Казанков отстегнет шашку и кобуру с пистолетом. Казанков, помедлив, протянул ему оружие, и Дегтярев, выплюнув соломинку, ушел.

Дверь сарая закрылась. Часовой прохаживался вдоль сарая – его было видно сквозь щели. Казанков стоял понурившись перед дверью, ему казалось, что все случившееся ему снится. Не может всего этого быть, не может быть, чтобы он, как изменник, предстал перед военным трибуналом…

Оглянувшись на легкий шумок за спиной, он увидел Митьку, смотревшего на него с сочувствием, и понял, что так все и было: позорное легкомыслие, проявленное им там, на Ардыбаше, не может кончиться ничем, кроме военного трибунала. И что полковник прав: он заслужил это.

А в экспедиции работа шла полным ходом. Сменялись цифры на штагах – 47… 53… 64…. Сушились пробы, наполнялись капсулы образцами… Смелков делал записи в дневнике экспедиции, всматривался в пробы, размышлял…

Харитон выглянул из шурфа. На высоком берегу реки Тася, щурясь от едкого дыма, помешивала в котле какое-то варево. Никого из участников экспедиции поблизости не было видно. Харитон вылез из шурфа и, крадучись, приблизился к палатке Смелкова.

Он обогнул ее и заглянул осторожно в затянутое прозрачной сеткой окошечко. Палатка была пуста. Приподняв стенку палатки, Харитон заполз в нее. Поднявшись на ноги, он огляделся.

На столе стояла бутылочка со спиртом, которым Смелков пользовался для работы – промывал образцы. Харитон потянулся было к бутылке, но передумал. Стараясь не шуметь, он развязал один из вьючных мешков, но, порывшись в нем, снова завязал. Он снова огляделся. На столе рядом со спиртом стоял ящик с пробами. Порывшись, он обнаружил в самом низу под пакетиками с капсулами заветную коробку из-под монпансье «Ландрин».

Сунув коробку за пазуху, Харитон все же не удержался и, взяв со стола бутылочку со спиртом, сунул ее в карман. Поглядев сквозь щелку в ту сторону, где Тася варила обед, и убедившись, что она поглощена своим делом, он приподнял заднюю стенку палатки и ползком выбрался наружу.

Тася подбрасывала в костер сучья, когда увидела бегущего к ней Арсена.

– Куда это Харитон побежал? – спросил он. – Я его окликнул, а он даже не обернулся. Он тебе ничего не сказал?

– Харитон? – переспросила Тася и вдруг вспомнила, что мельком краем глаза заметила, как Харитон вылезал из своего шурфа и направлялся к палатке.

В тот момент она не придала этому никакого значения. Но сейчас подумала, что в самой фигуре, в походке Харитона была какая-то странность. Она бросилась к палатке. Войдя в нее, она не заметила ничего подозрительного. Вот только бутылочка со спиртом куда-то исчезла.

– На спирт польстился, – засмеялась она, оглянувшись на Арсена.

– Спирт? – недоверчиво произнес Арсен. – Нет, ради спирта наш Харитон не полезет в палатку Аркадия Николаевича. Боюсь… Где отец держит золото, найденное Куманиным?

Тася испуганно поглядела на Арсена и кинулась к ящику с пробами. Перебрав пробы, она обернулась к Арсену.

– Да, вы правы! Коробки с золотом нет!

Судорожно прижимая к груди банку из-под монпансье, Харитон продирался сквозь лесную чащу. Тяжело дыша, он уходил все дальше и дальше, когда вдруг услышал за спиной знакомый голос.

– Харитоша!..

Харитон замер и торопливо запихал коробку за пазуху.

Перед Харитоном стоял Силантий. Рядом, невдалеке от скалистого обрыва, к дереву был привязан Агат.

– Ты чего там прячешь?

– Да ничего…

– Чего под рубаху-то засунул? – требовательно спросил Силантий. – А ну покажь.

– Коробочка с-под ландрину, – Харитон вытащил коробку и снова сунул ее за пазуху.

– Покажь, – так же требовательно повторил Силантий.

– Твое какое дело… Покажь! Покажь! – взбунтовался Харитон. – А вот и не покажу!

Силантий быстро, по-кошачьи прыгнул на Харитона и, повалив его на землю, вырвал коробку. Раскрыл ее и увидел золото.

– Господи! – прошептал Силантий.

– Отдай, мое! – крикнул Харитон.

– Твое?! – со злобой сказал Силантий. – Тебе довольно и того, что у меня взял.

– Я? – взвизгнул Харитон. – Тебя Ефим вокруг пальца обвел, а ты… Отдай!

Он кинулся на Силантия и повис у него на спине. Силантий, держа в руках коробку, попытался сбросить его, но это не удалось. Сцепившись, они подкатились к самому обрыву. Харитон впился зубами в руку Силантия, державшую коробку. Кисть разжалась, и коробка полетела вниз. Оба застыли, глядя, как она падает, ударяясь о каменистые выступы, как она раскрылась и золото, рассыпавшись, полетело в бездонную пропасть…

– А… – в отчаянии застонал Харитон и, вскочив, с силой ударил Силантия ногой в живот.

Силантий, кряхтя, поднялся и тупо ударил Харитона кулаком по лицу…

Отодвигая тяжелый засов и пропуская Марфу в сарай с обедом для арестованных, караульный проворчал:

– Я бы и сам от таких щей не отказался.

Марфа увидела Митьку, лежавшего на телеге, и Казанкова, мрачно сидевшего в углу на сене.

– Кушайте, – сказала она и, наклонившись к Митьке, шепнула: – В углу, где сбруя свалена, под сеном дверца… в самом низу… лаз…

Митька понимающе кивнул.

– И ты… с ним беги, – сказала она Казанкову. – Стрельнут, не посмотрят, что молоденький.

Марфа вышла из сарая, и караульный задвинул засов.

– Побежишь со мной? – спросил Митька.

– Нет, не побегу.

– Убьют тебя. Расстреляют, – сказал Митька. – Беги.

– Я присягу давал.

– Кому? Царю? Так нет его, царя-то!

– Тебе это не понять, – грустно улыбнулся Казанков. – Есть такое слово: честь. Ты слышал это слово?

– Какая же тут честь, когда они за твою же верность тебя же и расстрелять хотят? – Митька не понимал Казанкова.

– Значит, судьба, – сказал Казанков и беспомощно улыбнулся Митьке.

– Не побежишь? – упавшим голосом спросил Митька. – И меня… не пустишь?

– А ты беги, – сказал Казанков.

Было совсем темно, когда Митька через потайной лаз выбрался из сарая. Тускло светила луна. Невдалеке маячил силуэт часового. Митька бесшумно прошмыгнул мимо коновязи и, перемахнув через плетень, пополз вдоль грядок огорода к лесу.

Здесь его ожидали Дуня и Марфа.

Марфа подвела Митьке коня. Дуня с ружьем в руках смотрела на сына с беспокойством.

– Ружье-то дайте, маманя, – попросил Митька.

Дуня протянула ружье.

– Вытянуть бы тебя ремнем разок-другой! – в сердцах сказала Дуня и перекрестила Митьку.

Митька вскочил на лошадь и поскакал в темноту.

Тихо заскулила овчарка.

– Господи, – сказала Дуня, – спаси его и помилуй.

Десять всадников во главе с поручиком Дегтяревым двигались по тайге, по тем местам, где еще недавно проходила экспедиция. Внезапно всадники остановились. Где-то очень далеко прозвучал донесенный ветром, еле слышный звук выстрела.

Стрелял Смелков. Размахивая ружьем, нелепо пританцовывая, мокрый от брызг водопада, он кричал бегущим к нему членам экспедиции:

– Первый самородок Ардыбаша! Первый самородок Ардыбаша!

Он поднял высоко над головой самородок и, нескладно подпрыгивая, закричал:

– Ура!..

Арсен взял в руки мокрый, неярко поблескивающий камень. Все окружили ею.

– Я бы сказал, что этот самородок напоминает грушу дюшес, увеличенную в несколько раз, – сказал Арсен.

– Нет. – Тася повернула самородок на руках у отца. – Посмотрите, он похож на быка, на бычью голову… Вот один рог, а у этого острие обломано… Вот глаза…

– Так и назовем его, – сказал Смелков. – Бычья голова.

Когда все немного успокоились, Смелков показал на торчащие в прозрачной воде сланцевые щетки. Между пластинами сланца, стоящими почти вертикально, течение крутило мелкую гальку.

– Взгляните! – сказал Смелков. – Сама природа создала бутару для промывки золота.

Он зачерпнул пригоршню гальки. Вода стекала между пальцами. Он разжал кулак. На ладони, среди гальки и песка, матово заблестели золотые зерна.

Арсен присвистнул от восхищения.

– Мы вышли к коренному месторождению, – взволнованно объявил Смелков.

Арсен, зажав зубами охотничий нож, пустился отплясывать лезгинку. Куманин пошел вприсядку. Даже Зимин сделал несколько танцевальных движений. Тася с нежностью смотрела на счастливое лицо отца.

Импровизированное пиршество по случаю счастливой находки было в разгаре. Арсен вытащил из своего мешка оплетенную бутылку и водрузил ее на «стол», сложенный из экспедиционных ящиков.

– Откуда такое богатство, Арсен?! – удивился Смелков.

– Моя мама сказала: «Арсен, когда у тебя будет самый счастливый день, ты откроешь эту бутылку и выпьешь ее вместе со своими лучшими друзьями!»

Подняв кружку с вином, Смелков встал.

– Дорогие друзья! – сказал он, когда наступила тишина. – Последние пробы дали по ползолотника на лоток, четыре фунта на сажень! Даже если это случайность и золота окажется меньше, все равно это фантастика! Мои предположения оправдываются: Ардыбаш – обширная золотоносная область.

– За Ардыбаш! – крикнул Куманин и выстрелил из ружья.

– Один этот булыжник мог бы обеспечить любого из нас до конца жизни, – сказал Зимин.

– Для меня, как геолога, этот самородок имеет чисто научную ценность, – сказал Смелков.

– Не сомневаюсь, – засмеялся Зимин. – А вот для товарища Кобакидзе этот кусок золота имеет другой смысл. Ему нужно золото для того, чтобы построить общество, в котором оно потеряет всякую цену.

– Насколько я понимаю, – сказал Кобакидзе, – вы, как всегда, иронизируете?

– Ничуть, – ответил Зимин. – Просто не верю в подобное общество. В природе человека заложено нечто такое… что золото для него всегда останется золотом.

– Нет, нет, Кирилл Петрович, решительно с вами не согласен, – горячо заговорил Смелков. – В человеческой природе есть другое начало – творческое, созидательное, если хотите, высшее, которое поможет ему преодолеть свои низменные инстинкты. И тому есть примеры в истории. Джордано Бруно хотя бы…

– Джордано Бруно… кто же станет спорить, – сказал Зимин. – Только мы-то с вами чаще встречаемся с такими людьми, как Силантий и Харитон.

– У нас есть такие, как наш товарищ Куманин, который мог бы скрыть свою находку и тем самым обеспечить свое благополучие, – сказал Арсен. – Однако пролетарская совесть не позволила ему этого сделать.

– Ну, конечно, – усмехнулся Зимин. – Джордано Бруно был всего-навсего монахом, а наш Куманин – представитель победившего пролетариата. За Куманина. – Он поднял кружку.

– Иронизируете, Зимин… напрасно, – сказал Арсен. Он хотел что-то еще добавить, но вдруг замолчал.

Из-за деревьев показались всадники. Это был Дегтярев со своим отрядом.

Митька всю ночь то верхом, то ведя коня под уздцы пробирался через тайгу. Когда солнце выглянуло из-за сопок, он увидел, как по висячему мосту в сопровождении конного конвоя, двигались участники экспедиции и знакомая Митьке связка навьюченных лошадей. Митька разглядел Смелкова, шагавшего по обыкновению с заложенными за спину руками, Арсена, Куманина и наконец Тасю, шедшую рядом с Зиминым.

Арсен шел рядом с Куманиным и вдруг удивленно прислушался. Где-то совсем близко ухала сова.

– Сова? Днем? – удивился Арсен.

Куманин прислушался, улыбнулся.

– Это Митька. – Он оглянулся и незаметно, как бы случайно, уронил тяжелый рюкзак. Митька, стоя под мостом, выждал, пока не скрылся последний солдат, вошел в неглубокую реку и поднял брошенный Куманиным рюкзак.

Во дворе у Субботы под охраной отряда поручика Дегтярева стояли участники экспедиции.

Полковник Хатунцев подошел к Тасе.

– Вот мы и встретились, девочка, – сказал он. – А ведь я, знаете ли, вам поверил. – Хатунцев взглянул на Смелкова. – Это и есть самый замечательный человек, для которого интересы науки выше нашей… грязной политики?.. Вы, профессор, как личность, так сказать, возвышенная, являетесь, конечно, ширмой для всей этой шайки… Кто у вас главный?

– Я, – сказал Арсен. – Профессор не должен отвечать за мои поступки.

– Скажите, какое благородство! – Хатунцев разглядывал Куманина и Зимина. – Кто же из вас выкрал пакет у прапорщика Казанкова? Впрочем, не стану спрашивать… Хотя бы для того, чтобы не заставлять вас лгать перед смертью. – Он обернулся к Дегтяреву. – Пришлите сюда прапорщика!

Офицер побежал к сараю. Хатунцев тронул за плечо Смелкова.

– Отойдите от них. И вы, девочка, тоже.

Смелков и Тася отошли.

К Хатунцеву подошел Казанков.

– Прапорщик Казанков явился по вашему приказанию.

Хатунцев внимательно посмотрел на него.

– Почему вы, прапорщик, не воспользовались возможностью побега?

Казанков опустил голову.

– Я уважаю ваш поступок. И отменяю свое решение отдать вас под суд трибунала. Возьмите трех солдат и уведите… этих господ со двора.

– Простите, я не понял… господин полковник?.. – растерянно проговорил Казанков.

– Расстрелять, – сказал полковник.

– Я?.. Я должен их расстрелять?

– Вы, прапорщик Казанков.

– Я не палач! – в смятении проговорил Казанков.

– Неужели я должен вам, сыну офицера, объяснять, что такое приказ?

Казанков подавленно молчал.

Смелков обнял Тасю, перекрестил и, отойдя от нее, встал рядом с Арсеном.

– Я отвечаю целиком и полностью за любое действие моих подчиненных. И я должен разделить их судьбу, – сказал он твердо.

– Как вам будет угодно, профессор, – холодно сказал Хатунцев.

– Папа! – крикнула Тася и бросилась к отцу.

– Уведите ее! – распорядился Хатунцев.

Двое солдат оттащили Тасю и повели в дом.

– Папа! Папа! – кричала она. – Кирилл!..

У Казанкова тряслись руки.

Стоя у окна своей каморки, Суббота из-за занавески наблюдал за тем, как арестованные покидали двор. Позади, опустив голову, ехал поручик Казанков.

Через час под звуки небольшого военного оркестра конница Хатунцева оставляла двор Субботы. Полковник, уже на коне, отдавал последние распоряжения. Двор почти опустел. В ворота тянулись последние телеги обоза.

– Господин полковник, орудия установлены на высоте 317, в соответствии с вашим приказом. Батарея готова к бою. Докладывает поручик Губенко.

– Очень хорошо, поручик! – одобрительно кивнул Хатунцев. – Имейте в виду, ваша высота – ключевая. Тщательно следите за подходами к деревне. Не пропускать а не выпускать в деревню ни единой души! Слышите? Ни единой!

– Есть! – козырнул поручик и поскакал за ворота.

– Да, – вспомнил Хатунцев и обернулся к своему ординарцу. – Имущество экспедиции передать в обоз!

– Господин полковник… оно исчезло, – сказал ординарец.

– Как так исчезло? Спросите у этого… хозяина. Может быть, он спрятал?

– Суббота тоже… исчез.

– Вот как?! – Он оглядел двор и с нескрываемой злостью приказал: – Этот вертеп сжечь! – и поскакал со двора.

Едва он выехал за ворота, как к нему на взмыленном коне подскакал поручик Дегтярев.

– Господин полковник! В деревне никого нет, ни единого человека! Пусто!

– Вероятно, кто-то успел их предупредить, – заметил ехавший рядом с полковником немолодой офицер.

– Кто-то… – процедил сквозь зубы Хатунцев. – Мальчишка! Дали сбежать, ротозеи! Передайте Губенко – деревню стереть с лица земли!

– Есть! – Дегтярев приложил руку к фуражке и, пришпорив коня, поскакал к пригорку, на котором располагалась батарея Губенко.

– Партизаны не могли уйти далеко, – сказал Хатунцев. – Послать разъезды! Найти их!

Четыре всадника во главе с прапорщиком Казанковым сопровождали арестованных к месту расстрела. Дорога шла по окраине леса. Палило солнце, и небо было бледным, почти серым, будто солнце сожгло все его краски. Арсен шел рядом с Куманиным.

– Всех под пулю подвел, – с горечью сказал Куманин.

– Мы не должны об этом жалеть, Алеша, иначе мы поступить не могли… Не имели права. Мы спасли многие человеческие жизни.

Голос Арсена звучал приглушенно.

Некоторое время они шли молча.

– Если я о чем-нибудь жалею, – произнес наконец Арсен, – так только об одном, что погибнет Аркадий Николаевич. Какой человек! Какой удивительно благородный человек! – Он оглянулся.

Смелков, как всегда, руки за спиной, шагал рядом с Зиминым. Лицо его было сосредоточенно-задумчивым.

Нет, он не жалел о своем решении разделить участь своих товарищей. Честность не позволяла ему снять с себя ответственность за случившееся. Он не был бы самим собой, если бы не встал рядом с Арсеном.

Но думал он не об этом. Думал он о том, что никогда не увидит Зинаиду, свою жену, с которой дружно прожили почти четверть века, не увидит свою сумасбродную дочь, так некстати прискакавшую сюда и попавшую в эту чертову историю… Он сердился на нее, сердился и радовался, что она все же останется жить… И кто знает, быть может, еще будет счастлива в той непонятной жизни, которая пришла в Россию… Вспоминал Волжина. Вспоминал с благодарностью. Ведь именно он, Волжин, дал ему возможность доказать правоту своего предсказания, убедиться, что расчеты были верны и золото на Ардыбаше не миф. Золото, в которое никто, кроме него, не верил.

Он ощупал спрятанный на груди под рубашкой дневник экспедиции. С горечью подумал, что попадет он в случайные, может быть, преступные руки. Надо было бы его уничтожить, но как? Ах, если бы еще хоть один день жизни. Хотя бы один!

– Сказать по чести, – произнес он тихо, – умирать нет никакого желания. Не закончил я своих дел на этом свете.

– Не сомневаюсь, – согласился Зимин, – что касается меня, то моя смерть ничего не изменит на нашей грешной земле. Нет у меня ни высшей цели, как у вас, ни великой веры в прекрасное будущее, как у Арсена. И если бы это случилось месяц назад, я бы ничуть не жалел… Но… – он взглянул мельком на Смелкова и тут же отвернулся, – Аркадий Николаевич, я люблю вашу дочь.

– Я заметил, – сухо произнес Смелков.

– Я прошу у вас ее руки!

Смелков вскинул голову и с недоумением взглянул на Зимина.

– Вы сошли с ума! В такую минуту… О чем вы говорите?!

– Я фаталист, – усмехнулся Зимин. – Один татарин предсказал мне, что я умру не от пули. Пока его предсказания сбывались. Вы дадите свое отцовское благословение?

– Ну, если она вас любит… – нерешительно произнес Смелков и тут же вспылил: – Чушь! Чушь какая-то! Вы сумасшедший!

К Казанкову подъехал Калганов.

– Может, здеся, ваше благородие? Чего их дальше-то вести? Потом догоняй своих. Здесь и стрелим. Место подходящее.

– Нет, дальше… – обронил Казанков, думая о чем-то своем.

Калганов пожал плечами и отъехал.

А думал Казанков о том, что не может он не выполнить приказа, но, выполнив его, жить дальше будет невозможно. Думал о том, что можно оттянуть на несколько минут мгновение, когда он станет палачом и, взмахнув платком, отдаст команду убить этих людей, убить отца Таси… О том, что он выполнит этот приказ и это будет последнее, что он совершит в этой жизни.

Он остановил коня над высоким обрывом у заброшенной камнеломни.

– Здеся? – спросил Калганов.

Казанков кивнул.

Приговоренных поставили у края обрыва. Внизу кое-где валялись ржавые кайла, поломанные тачки, огромные бесформенные куски мрамора.

Легкий ветерок шевелил волосы Смелкова. Все стояли спиной к спешившимся солдатам. Солдаты проверяли винтовки, слышно было, как они взводят курки.

– Ирония судьбы, – усмехнувшись, заметил Зимин, – Пять лет я ворочал здесь эти камни и выжил. Хм…

К Смелкову подъехал Казанков.

– Я невольно стал виновником вашей гибели, – сказал он едва слышно. – Простите меня…

Смелков не обернулся. Казанков развернул коня и подъехал к Калганову.

– Не могу… Командуйте вы, ефрейтор.

В этот момент Арсен слегка толкнул плечом Куманина и подмигнул ему.

– Товсь! – скомандовал Калганов.

Солдаты вскинули винтовки. И тут неожиданно послышался свист артиллерийского снаряда. Солдаты невольно пригнулись.

– В Питере найди Волжина! Прощай, Коля! – И Арсен с силой толкнул Куманина.

Куманин скатился с обрыва и скрылся в негустом кустарнике, росшем на склоне. Воспользовавшись замешательством, вслед за ним прыгнул и Зимин.

Солдаты бросились к краю обрыва, беспорядочно стреляя вслед беглецам.

И вдруг Калганов выронил винтовку и вскинув руки, упал навзничь. Солдаты испуганно оглянулись. В тишине прозвучало еще несколько выстрелов. Солдаты бросились бежать, но, застигнутые пулями, падали один за другим.

Казанков пошатнулся в седле и, уронив голову, схватился за шею лошади. Лошадь пронзительно заржала, рванулась и понесла. Казанков упал, но нога запуталась в стремени, и лошадь потащила его по земле.

Из-за валуна выехало несколько всадников. Впереди ехал Суббота.

– Успели все-таки, – сказал он, подъезжая к Смелкову. – Подумал, зачем инженеру помирать? Еще успеет…

Он засмеялся и кивнул своим спутникам. Огромный детина с пятном волчанки на лице соскочил с лошади и, вытащив нож, перерезал веревки, связывавшие руки Смелкова и Арсена.

Федякин со своим отрядом ворвался во двор Субботы, когда дом был объят пламенем. Увидев мечущуюся по двору Марфу, он подъехал к ней вместе с Митькой.

– Где белые? – крикнул Федякин.

Марфа смотрела на него смятенными заплаканными глазами.

– Ушли… Дом подпалили и ушли…

– За мной! – скомандовал Федякин. Далеко уйти не могли! – и, развернув коня, увлек за собой отряд.

Марфа окликнула Митьку, когда тот хотел последовать за отрядом.

– Митя! Митенька… Там наверху Настасья… одна… Сгорит она, слышишь?

Митька соскочил с коня и попытался подняться по уже охваченной пламенем лестнице, но тут же выскочил обратно: лестница у него на глазах обрушилась.

– Вон она, Митя! Вон там! На крыше! – крикнула Марфа.

Слезящимися от дыма глазами Митька увидел Тасю. То появляясь в дыму, то скрываясь за густой его пеленой, Тася пробиралась к краю крыши, к лестнице, прислоненной к стене дома. Но огромный язык пламени из окна второго этажа охватил лестницу, и она вспыхнула. Тася отшатнулась.

Схватив веревку, висевшую на коновязи, Митька, разбежавшись, закинул ее на крышу.

– Вяжи к трубе! – крикнул он.

Тася подхватила веревку и, закрывая лицо от дыма, стала карабкаться к трубе. Подвязав веревку, она, теряя сознание, упала и покатилась по скату крыши.

Пронзительно вскрикнула Марфа.

Однако, скатившись к самому краю, Тася чудом удержалась у самого карниза. Конец веревки упал вниз. Митька вскарабкался по веревке на крышу. Обвязав бесчувственное тело девушки веревкой, он стал медленно опускать ее. Марфа подхватила Тасю и бережно положила на землю.

А крыша уже занялась, языки пламени охватывали Митьку со всех сторон. Он метался по крыше, пока не увидел рядом со стеной дома высокое дерево. Он прыгнул а уцепился за ветку. Ветка обломилась, и Митька рухнул вниз. Поднявшись, он подбежал к Тасе и опустился рядом с ней.

– Где Аркадий Николаевич? Где все? – спросил он.

Тася не отвечала. Она только открыла глаза и тут же закрыла.

– Увели их… – сказала Марфа, – расстреливать… – Она перекрестилась.

Митька, потрясенный, смотрел на нее, не веря ее словам.

В это мгновение во двор вбежал Куманин.

Увидев Куманина, Митька вскочил и кинулся к нему.

– Живой?! А где Аркадий Николаевич? Арсен?

Куманин молча стащил с головы фуражку.

Куманин и Митька подъехали к каменоломне. Спешившись, они бродили по краю обрыва, рассматривая убитых солдат и прапорщика, пытаясь понять, что же здесь произошло. Внезапно из-за нагромождения камней появился конь Казанкова, приблизился к телу прапорщика и, опустив голову, остановился.

Митька внимательно оглядывал площадку над обрывом, вглядывался в следы, поднял гильзу, другую.

– Живые они, – сказал он наконец. – Увели их.

– Кто? – спросил Куманин.

– Не пойму… На конях какие-то прикончили солдат и увели…

На лесной опушке среди могил с покосившимися крестами стояла потемневшая от времени деревянная часовня. Лошади, привязанные к крестам, мирно щипали траву.

На крылечке, держа на коленях обрезы, покуривали двое мужиков, сопровождавших Субботу во время нападения на солдат.

В часовню свет проникал через узкие окошечки, вырезанные в толстых бревнах. Смелков и Арсен стояли у алтаря, увешанного от пола до потолка иконами.

– Ну что ж, инженер, пришла пора и посчитаться, – сказал Суббота, усаживаясь на скамейку у стены.

– Да, да, конечно… вы спасли нам жизнь, – сказал Смелков. – Не знаю даже чем вас и отблагодарить.

– Чем? Поделиться по-христиански, – смиренно сказал Суббота.

– Чем поделиться? – не понял Смелков.

– Золотом, инженер… Золотишком.

– Но у меня нет золота, – сказал Смелков.

– Не криви душой, инженер, перед святыми иконами. Не бери грех на душу.

– Золото, которое мы нашли, принадлежит не нам, – сказал Смелков.

– А кому? Властей нынче много, а коли много, так и вовсе нет… – улыбнулся Суббота. – Кто нашел, того и золото.

– Нет, – твердо сказал Смелков. – У меня золота нет, а месторождение – это не моя собственность.

– Чья же? Твоя, комиссар? – он обратился к Кобакидзе.

– Нет. Не моя.

– Стыд потеряли. Кабы не я, лежать бы вам всем на камнях заместо солдат. Ну да ничего… Терпением меня бог не обидел, подожду маленько. Может, одумаетесь. А не одумаетесь, силой возьму.

И Суббота вышел на крыльцо.

Поручик Губенко стоял возле своей батареи, расположенной на высокой сопке, и рассматривал в бинокль погост. Передав бинокль стоявшему рядом наводчику, он сказал:

– Архипов!

– Слушаю, ваше благородие! – козырнул солдат.

– Видишь людей на погосте?

– Иде?

– Да возле церкви? Видишь?

– Ага, вижу.

– Ну вот и давай. – Губенко пожевал усы.

– Чаво?

– Орудие разверни! Чаво…

– Слушаю, ваше благородие.

– Может быть, уничтожить дневники и карту? – спросил Смелков.

Арсен внимательно поглядел на него.

– Нет, – сказал он наконец. – Мы должны сохранить их и передать Волжину.

Он внимательно оглядел церковные стены, увешанные иконами, потрогал одну, другую.

– Что вы там ищете, Арсен? – спросил Смелков.

Арсен подошел к иконе Георгия Победоносца и вдруг улыбнулся.

– Давайте бумаги, Аркадий Николаевич! Мы доверим их охрану этому святому.

Смелков достал из-за пазухи клеенчатую тетрадь с вложенной в нее картой, протянул Арсену, все еще не понимая, что тот собирается делать. Арсен нажал слегка на раму, и изображение Георгия сдвинулось, открыв тайничок. Он положил туда бумаги Смелкова и вернул изображение на место.

– Георгий Победоносец, если не ошибаюсь, человек надежный, – он подмигнул Смелкову.

Где-то совсем рядом раздался взрыв.

В церковь вбежал Суббота. Снова раздался взрыв. Еще один. Заржали лошади.

– Выходи, инженер! – скомандовал Суббота.

– Я без него не пойду, – показывая на Арсена, сказал Смелков. – Можете стрелять…