Текст книги "Африка грёз и действительности (Том 3)"

Автор книги: Иржи Ганзелка

Соавторы: Мирослав Зикмунд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

Вечерний чай в музее

Разные музеи есть на свете!

Одни из них холодные, как камень, неприветливые, хранят в своих стенах затхлую атмосферу гробниц и невозвратно ушедших столетий. В других из-за каждой колонны за вами наблюдают сторожа в ливреях, которых приход посетителя оскорбляет, как будто их покой так же священен, как покой мумий за стеклянными витринами. Есть музеи, где вы теряетесь в лабиринте этажей и лестниц, тысячелистных каталогов, бесконечных коридоров, все новых и новых помещений, закоулков и витрин. В некоторых музеях посетители терпеливо ждут, пока придет их очередь полюбоваться в течение 60 секунд позолоченными гробами с телами фараонов. Но не все музеи напоминают кладбища.

Мы почувствовали себя словно за вечерним чаем, когда остановились среди тенистого сада на Иджертон-Род перед входом в красивое здание, на котором виднелась надпись «Duggan Cronin Bantu Gallery» («Галерея банту Даггана Кронина»). Седовласый господин с очками на носу вышел нам навстречу, едва заслышав скрип гравия под колесами нашей машины.

– Добро пожаловать в мой музей! – приветствовал он нас старческим надтреснутым голосом и повел в дом. – Вы прибыли издалека, так ведь?!

– Из Чехословакии. Вчера мы приехали в Кимберли, а сегодня вечером хотели бы выехать в Блум…

– Ну, ну, что за спешка! Ведь не уедете же вы из Кимберли, не осмотрев нашей галереи!.. – старик замолчал и снял очки. – Так из Чехословакии, говорите? Давно уж у меня не было посетителей из таких дальних краев. Но… подождите, вам это будет интересно, ведь все-таки у меня побывали и ваши земляки…

Мистер Дагган Кронин, основатель музея, поднялся и вышел в соседнюю комнату. Через минуту он вернулся с несколькими толстыми томами подмышкой. – Кофе или чай? – спросил он, медленно усаживаясь и укладывая на свободный стул книги записей посетителей. Мы изумленно переглянулись, но ответить нам не удалось.

– Хорошо, хорошо, выпьете чая, не правда ли? Знаете, за чаем удобней беседовать!

Старый господин хлопнул в ладоши и приказал служителю подать чай.

– Они нам тогда еще показали, как надо играть в теннис, – он перелистывал один из томов. – Боже, да как же их звали!..

Мы не переставали удивляться: старый господин, вероятно, лет 80-ти, основатель музея, и вдруг проявляет интерес к спорту и предлагает чай вместо мумий…

– А-а-а, – облегченно вздохнул он, – вот они. Пунчец и Митич. Но подождите, ведь они прибыли из Югославии, а не из Чехословакии. Вот досадно, а я думал доставить вам удовольствие. Знаете ли, у вас, славян, такие похожие фамилии! – сказал он смущенно, как бы извиняясь за то, что ошибся. – А здешние газеты уже знают, что вы приехали в Кимберли?

– Нет, на это времени не хватило. Нам пришлось поторопиться, чтобы осмотреть ваш музей…

– Ну нет! Так вы с нами не поступите, – сказал укоризненно Дагган Кронин и направился к телефону.

– Вызову кого-нибудь из редакции и после того, как вы осмотрите музей, вам придется рассказать им что-нибудь о своей поездке. Любезность за любезность, you know?[18]18
  Понимаете? (англ.).


[Закрыть] – добродушно улыбнулся он.

«Это был великий путешественник и исследователь»

Галерею банту в Кимберли нельзя назвать музеем в точном смысле этого слова.

Порой кажется, что бродишь среди живых негров, выходцев из Бечуаналенда, Мозамбика, Транскея, Пондоленда, Капской провинции либо встречаешься с неграми из Свазиленда, Родезии, Трансвааля, соседней Оранжевой Республики или Наталя. Какое великолепное собрание костюмов, луков, стрел, украшений, барабанов, картин, фотографий, эскизов, музыкальных инструментов, статуэток, резных изделий, бус, домашней утвари, инструментов, моделей деревень! Все это полно жизни и свидетельствует об энтузиазме и трудолюбии того, кто собрал, рассортировал, снабдил надписями и подробными маленькими картами свои коллекции. Редко где можно увидеть такую интересную коллекцию негритянского фольклора, как в маленькой галерее банту в Кимберли. Все эти коллекции тем более занимали нас, что многие предметы мы уже видели во время путешествия и могли здесь проверить и уточнить их наименования. Кроме того, нам предстояло еще проехать несколько тысяч километров до Столовой горы по местам, куда очень слабо проникло влияние белых. Поэтому мы без устали делали заметки и наброски карт.

Перед нами дефилировали фантастические маски негритянских знахарей и колдунов. Изображения женщин из Бечуаналенда, с окраины пустыни Калахари с деформированными телами и перевязанными ягодицами. Модели мозамбикских деревень, зулусские «подушечки» из дерева, наподобие маленьких подставок с верхней дощечкой, изогнутой по форме шеи. Они напоминают колодки, в которые заковывали руки и ноги заключенных в средние века. На выдолбленной и отполированной средней части дощечки покоится голова зулусской красавицы, боящейся повредить сложную прическу и многочисленные украшения. Изображения пигмеев из племени канья. Щипковые инструменты рядом с большими щитами из кожи носорогов.

Проезжая по Африке, мы видели лишь частицу ее гибнущих красот. Теперь, осматривая богатые этнографические коллекции, мы готовы были снова повернуть на север. Как бы разделяя наши мысли, Дагган Кронин сказал:

– Здесь уже собрано довольно много всяких экспонатов, но всегда, по возвращении из новой экспедиции, меня охватывало чувство, что я еще многого не успел сделать. Зарождались новые планы, за которыми следовали новые путешествия, но это ощущение оставалось неизменным. Сокровища африканского материка несметны, вернее сказать, были несметны. Чем дольше я их разыскивал, тем определеннее становилось ощущение, что мне досталось лишь несколько крошек с богатого стола. Африка – как опиум. Кто заглянет в ее сердце, тот будет постоянно возвращаться к ней…

40 лет назад господин Дагган Кронин был инспектором на алмазных копях в Кимберли. Он упрашивал негров, поступавших на работу, чтобы они позволили себя сфотографировать в своих жилищах и в оригинальных одеждах, и инспектор завоевал их доверие. Путешествуя по далеким окрестностям, он продолжал свою деятельность, и его коллекции постоянно увеличивались до тех пор, пока не возникла проблема, куда же поместить их на постоянное хранение. И здесь-то вмешалась компания «Де-Берс консолидейтед майнз», хорошо понимавшая ценность коллекций. Хотя эта компания была непосредственной виновницей вымирания окрестных негритянских племен, в данном случае она лицемерно выступила в роли мецената и предоставила Кронину просторное здание с роскошным садом.

Когда мы покидали галерею банту в Кимберли, нам взгрустнулось.

Вероятно, господин Дагган Кронин был еще маленьким мальчиком, когда в этих же самых местах открыл свою богатую выставку африканских коллекций чешский исследователь доктор Эмиль Голуб. С надломленным здоровьем и двумя фунтами стерлингов в кармане достиг он Кимберли 26 ноября 1876 года. С богатыми этнографическими и природоведческими коллекциями возвращался он из своей экспедиции в бассейн реки Замбези и в государство баротце, но у него не осталось средств на их перевозку и на возвращение домой.

«Без денег и удрученный болезнью прибыл я в четвертый раз на Алмазные россыпи, – пишет Голуб. – Проведя 21 месяц в путешествиях, я хорошо сознавал, как трудно будет мне возобновить врачебную практику, так как я на россыпях снова стал почти чужестранцем. Между тем только врачебная практика могла помочь мне выйти из затруднительного положения. Невольно возникло у меня желание возвратиться на родину, где я мог бы восстановить свое слабое здоровье. Подумав, однако, о том, что я не выполнил задачи, которую сам же перед собой поставил, я на время подавил в себе подобные мысли. В этих стесненных обстоятельствах я уже через несколько дней по приезде решил, что устрою выставку собранных природоведческих и этнографических коллекций, чтобы на вырученные деньги впоследствии возвратиться домой».

За пять недель Голуб организовал большую выставку, на которую возлагал так много надежд. Южная Африка рассыпалась в выражениях восхищения по поводу этой единственной в своем роде коллекции, однако дальше слов дело не пошло.

«В январе 1877 года я уже смог выставить свои коллекции в кимберлийском театре «Варьете». Нужно признаться, что эта выставка, хотя и снискала мне много друзей, не дала никакого материального дохода. Напротив, она ввела меня в долги, и я был вынужден вновь заняться врачебной практикой, чтобы заработать деньги для возвращения в Европу», – пишет Голуб в своей книге «Семь лет в Южной Африке».

Пражские буржуазные круги, погрязшие в провинциальном мещанстве, повернулись спиной к Голубу, и нищенских пособий, полученных им из Праги, оказалось далеко не достаточно для покрытия расходов, связанных с доставкой его редкостных коллекций на родину. Таким образом, доктор Голуб оказался почти на два года привязан к Кимберли, прежде чем он заработал достаточно денег, чтобы продолжать свой путь в Порт-Элизабет и Кейптаун. Только через три года после возвращения из Центральной Африки в Кимберли Голуб попал на родину, где был встречен с почестями.

Когда Голуб возвратился в Прагу из своего второго и, к несчастью, последнего путешествия по Африке, он был обладателем такой коллекции, какой до того времени еще не видел свет. Англия, родина Стенли и Ливингстона, должна была признать, что Голуб превзошел ее героев. 72 железнодорожных вагона доставили коллекции Голуба из Вены на Этнографическую выставку в Праге. Голуб подыскивал место, где бы он мог поместить их на постоянное хранение. Он отверг заманчивые предложения США и по окончании выставки великодушно предложил все свои сокровища в дар Чешскому (ныне Национальному) музею. Однако Голуб вновь столкнулся с косностью и высокомерием консервативного мелкобуржуазного общества, типичный представитель которого, директор Чешского музея доктор Фрич, презрительно отверг этот дар, ссылаясь на «ненаучность» Голуба. Возможно, что за этим жестом крылся страх, как бы даритель не потребовал взамен какой-либо высокой должности или иных привилегий. Возможно, что доктор Фрич боялся, как бы слава Голуба не затмила его угасавшую звезду.

Надломленный и сразу состарившийся Голуб начал тогда раздавать свои богатства, собранные во время путешествий, различным школам, институтам и музеям. Теперь его коллекции рассеяны по всему свету. Они хранятся более чем в 20 музеях: в Париже, Лондоне, Вене, Копенгагене, Риме, Берлине, Мадриде, Нью-Йорке, Филадельфии, Кейптауне и ряде других городов. А в пражском музее Напрстека остались лишь жалкие крохи этого богатства.

– Слышали ли вы когда-нибудь имя Голуб? – задали мы при расставании неожиданный вопрос основателю кимберлийского музея.

– Голуб? Как же! Это был великий путешественник и исследователь. Я видел некоторые его коллекции в Кейптауне. Посетив Британский музей в Лондоне, я и там посмотрел его коллекции. Все его сочинения я знаю в английском переводе. Это очень важные документы о том, как выглядела некогда Южная Африка…

Если бы судьба благоприятствовала Голубу хотя бы в такой же мере, как основателю галереи банту в Кимберли, то южноафриканцы ездили бы сейчас в Прагу, чтобы посмотреть, как выглядела их Африка 75 лет назад…

Гараж в витрине

Южно-Африканский Союз – интересная страна. По ней можно проехать десятки километров, и мимо будут проноситься одни лишь колья с колючей проволокой или с редкой проволочной сеткой, пастбище за пастбищем, засохшие земли – пресловутый вельд Трансвааля и Оранжевой Республики. Затем промелькнут пять-десять строений, стереотипная бензоколонка, гараж и drugstore,[19]19
  Drugstore (англ.) – аптекарский магазин, лавочка американского типа, где продаются всевозможные товары.


[Закрыть] и карта вместе со спидометром подскажут, что это был такой-то населенный пункт.

Один «дорп», как в Южно-Африканском Союзе называют такие поселки, походит на другой, словно два яйца, и снова десятки километров по безлюдной местности. Через 100 или 300 километров дома вдруг вырастают целой толпой, вытягиваются в ровные улицы, украшаются мишурой неона и электрических лампочек, и по этим признакам можно узнать предместье если не большого города, то, во всяком случае, такого, как Писек или Простеёв в Чехословакии.

Асфальт и бетон, толпы спешащих людей, обычные низкие дома, одно претенциозное здание с фасадом по образцу Парфенона, вереницы автомобилей, добродушно пофыркивающих перед светофорами, и среди всего этого многочисленные цветники и клумбы. Цветы, цветы и снова цветы…

Это Блумфонтейн, что на языке африкаанс означает «фонтан цветов». Когда смотришь на город с вершины холма Нэвэл-Хилл, то чувствуешь, что трудно было бы найти более подходящее название для этого пестрого ковра из чистых красивых домов, домиков и домишек, как бы затканного аллеями и цветниками. Бесспорно, Блумфонтейн – один из красивейших городов Южно-Африканского Союза.

Столетие бурной истории страны отчетливо сказалось на развитии города, 100 лет назад сюда проникли первые треккеры и превратили Блумфонтейн в торговый центр Оранжевого Свободного Государства. Здесь они создали базу для нападений на воинственные негритянские племена. Под белым куполом блумфонтейнского радзала[20]20
  Raadzaal (голл.) – ратуша.


[Закрыть] позднее заседал Народный Совет Оранжевого Свободного Государства. По Южной Африке пронеслась последняя большая война. Замер грохот бурских повозок, замолкла боевая песня шотландских волынок, и Оранжевое Свободное Государство передало свою судьбу в руки центрального правительства Южно-Африканского Союза. Его депутаты и сенаторы заседают в парламенте в Претории. Но в области судопроизводства Блумфонтейн сохранил первенство. За садами радзала высится белое здание Верховного суда Южно-Африканского Союза.

Большая часть Блумфонтейна напоминает Писек в Южной Чехии: дачные места, зелень, цветы, рощи, пенсионеры на скамейках городских скверов, покой.

Повсюду в Южно-Африканском Союзе идет строительство. Людей прибывает больше, чем строится зданий, и ощущается жилищный кризис. Недостает гаражей, мастерских, конторских и торговых помещений.

Поздним вечером спрашиваем в нескольких гаражах, куда бы мы могли заехать со своей машиной, но в ответ люди лишь пожимают плечами и растерянно глядят на нас.

– Вы только посмотрите вокруг! Не могу же я выставить на улицу другую машину, чтобы вы могли поставить свою. Полно. Каждый день полно…

Нам не хочется оставлять «татру» на улице без присмотра, так как она набита чемоданами, ценными приборами, фильмами и кропотливо собранными архивными материалами. Заезжаем в один гараж за другим, но ответ всюду одинаков.

– Эй, постойте! – крикнул нам хозяин одного гаража, когда мы уже было отъехали ни с чем. – За углом у меня автомобильный магазин. В витрине есть свободное место. Хотите?

Потихоньку, сантиметр за сантиметром, въезжает «татра» в витрину, чтобы провести ночь возле начищенного до блеска «остина». На следующий день перед магазином собрались толпы людей.

– Вы бы не хотели оставить у меня свою машину еще на пару дней? – спрашивает, отпирая двери, предприимчивый владелец магазина. – От роду не было перед моей витриной столько любопытных…

Глава XXXIX
ОТ БАЗУТОЛЕНДА ДО НАТАЛЯ

Южно-Африканский Союз располагает необычайно густой для своей территории сетью шоссейных и железных дорог, положительно самой густой на всем африканском континенте.

Но если вы взглянете на карту путей сообщения, то неподалеку от берегов Индийского океана, около 30-й параллели, вам бросится в глаза большое белое пятно. Ограниченное на востоке мощным хребтом Драконовых гор, а на северо-западе течением реки Каледон, оно занимает территорию, большую, чем Моравия и Силезия, вместе взятые. Но на всей этой территории имеется только около двух километров железной дороги, как раз столько, сколько остается от границ Оранжевой Республики до Масеру, да еще несколько десятков километров шоссейной дороги вдоль оранжских границ. Ни метра более. При первом взгляде на карту это интересное пятно напоминает сказочную заколдованную страну или неисследованные местности где-нибудь в Арктике, куда до сего времени не ступала нога человека.

Эта область, находящаяся вне влияния цивилизации, интересна еще и по другим причинам: со всех сторон окруженная Южно-Африканским Союзом, она имеет с ним очень мало общего. Эта территория представляет собой как бы остров среди владений желто-бело-синего флага, символизирующего Южно-Африканский Союз в сношениях с заграницей, и в ее гербе имеется изображение британского национального флага «Юнион Джек».

Страна, охраняемая от белых

Базутоленд. Подобно Свазиленду, примыкающему к границе Мозамбика на востоке, или Бечуаналенду с обширной пустыней Калахари к западу от Южно-Африканского Союза, он является британским протекторатом; власти протектората с согласия лондонского правительства доверили Южно-Африканскому Союзу лишь некоторые административные функции. На почтовых марках, которые представляют для Базутоленда доходную коммерцию, изображены великолепные крокодилы, а над ними в овальной рамке – голова его величества Георга VI.

Когда поздней ночью мы переезжали по мосту через реку Каледон, нас у его конца остановил красный свет. Он описал два-три раскаленных круга на черном покрывале ночи, и тут же в снопах света, отбрасываемых фарами, появились два негра – пограничная стража. Мы пересекали границу 27-й страны. Через окошечко «татры» негр подал нам книгу и по-английски попросил вписать в нее номер машины и наши фамилии. Вот и все. Только теперь до нашего сознания дошло, что нам никто никогда не говорил, что потребуются транзитные визы для проезда по Базутоленду.

– Паспорта?

– Нет, благодарю вас. Они меня не интересуют…

Шлагбаум перед нами поднялся, и указатель на краю шоссе подтвердил, что мы уже находимся в Базутоленде. Откуда-то из темноты доносился отдаленный шум воды и сливался с гудением ветра, проносившегося по гористой местности.

Базутоленд – действительно состоит из одних только гор, причудливо изрезанных расселинами, хмурых и устрашающе ощетинившихся, поднимающихся, как волны, из холмистых предгорий, гор, похожих на Столовую, с глубокими руслами рек и скверными дорогами. И тут же песчаные речные наносы, размытые дождями. Приняв причудливые формы башен, рвов и валов, они напоминали блок-диаграмму самой фантастической горной страны в мире.

Далеко в глубине континента, куда редко заглядывает белый человек, пики достигают высоты более 3000 метров. На территории Базутоленда проживает свыше полумиллиона негров и 1400 белых. Базутоленд – негритянская резервация, которая «охраняется» от белых. Несколько сотен проживающих здесь европейцев поселились в пограничном городке Масеру – административном центре Базутоленда. Остальные белые – это несколько десятков трейдеров, торговые точки которых продвинуты далеко вглубь континента.

На склонах гор близ Масеру в 1947 году было организовано самое крупное в истории Базутоленда собрание его жителей. До 70 тысяч басуто, празднично разодетых в традиционные костюмы и плащи из леопардовых шкур, с разноцветными диадемами и с примитивным вооружением, сошлись и съехались на лошадях из глухих уголков страны, чтобы приветствовать «великого начальника», прибывшего из Европы. Королевский поезд Георга VI остановился в Масеру во время визита вежливости в Южно-Африканский Союз и Родезию, и король обратился к собравшимся басуто, назвав их своими союзниками.

Громовым кличем «мир и дождь» ответили собравшиеся на его выступление, а марионеточная правительница Базутоленда поблагодарила короля за то, что он так доблестно «охраняет» ее народ от главного врага – бурских помещиков.

К Индийскому океану

Материализованным воплощением Базутоленда, его символом, является всадник.

Уже в первый день пребывания в этой стране у вас складывается впечатление, будто весь Базутоленд ездит верхом. Семилетний мальчик промелькнет мимо вас на коне так быстро, что вы его едва успеете разглядеть. Женщины гордо и непринужденно сидят в седле, словно влитые. Высоко в горах, где нет дорог, конь и мул служат единственным транспортным средством.

На территории Базутоленда есть замечательные водопады. Мы были ограничены временем, так как должны были успеть к отходу судна из Кейптауна, а то охотно затратили бы несколько дней, чтобы проникнуть глубже в эту привлекательную страну и узнать ее поближе. Мы искали противовес иоганнесбургским небоскребам и торопливому фабричному темпу жизни Кимберли. Нам не хотелось этим впечатлением заключить пестрый калейдоскоп картин Африки.

– Сколько дней потребовалось бы, чтобы проехать к водопадам? – спросили мы человека в клетчатой фланелевой рубашке, сидевшего против нас за столом в уютном зале небольшой гостиницы в Масеру.

– Теперь? Зимой? – и он поднял свои густые, выразительные брови. – Вы, вероятно, из Оранжевой приехали?

– Да. Из Блумфонтейна, – подтвердили мы.

– Вот дождитесь нынче ночи. Завтра вы мне расскажете, хватило ли вам всех одеял. Здесь ведь вы в горах, – и трейдер замолчал, допивая чашку кофе. – В самом лучшем случае вам следует рассчитывать на два дня утомительной ходьбы или езды на мулах и еще два дня потребуется на обратный путь. Нужны палатки, запас еды, отряд носильщиков или мулы для доставки снаряжения в горы. Этого здесь так вдруг не раздобудешь.

Так пришлось отказаться от намерения проникнуть вглубь Базутоленда, к самым высоким водопадам. Мы простились с надеждой повидать тоненькие нити воды, падающей откуда-то с заоблачных высот, и негритянские хижины, скрытые где-то высоко в горах, где почти никогда не появляется европеец.

– На следующий месяц у нас забронированы места на пароходе, отходящем в Южную Америку; нам остается еще три тысячи километров до Кейптауна, и у нас масса дел перед отплытием…

На следующий день, вместо того чтобы углубиться в Базутоленд, мы направились к Индийскому океану.