Текст книги "Меня зовут Бригантина"

Автор книги: Ирина Андрющенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

20.
Я Вам не враг…

На встречу с Полем Леруа я пришла гораздо раньше назначенного времени и очень волновалась. Я не знала, чего ждать от этой встречи. Брыся настойчиво давала мне советы и переживала, что я не смогу его укусить. «Мама! – говорила она. – Если он на тебя нападет, не теряйся! Не сможешь укусить – ударь по попке!». Я нервно смеялась, представляя себе прилично одетую даму, которая хлопает по попке незнакомого мужчину в весьма престижном местном кафе.

Поль появился минута в минуту. Он был одет в строгий темный костюм, белую рубашку и модный галстук. На лице сияла привлекательная мальчишеская улыбка, но глаза выдавали мятежное состояние души.

– Кофе? – спросила я, вежливо, но холодно улыбнувшись ему в ответ.

Он кивнул и выжидающе уставился на меня.

– Поль, – сказала я, – перед тем, как мы начнем разговор о ваших проблемах, я хотела бы донести до вас довольно нехитрую мысль: я вам не враг.

– Но и не друг, – ответил он как-то по-детски, обиженно. – Вы мне грозили судом, я помню!

– А иначе вас невозможно было заставить поговорить со мной, – ответила я. – Благодарите своего пса. Если бы он укусил не меня, а полицейского, вы бы уже были в суде. Кстати, как он?

– Нормально, – буркнул Поль. – Не знаю, что с ним делать. Упрямый, скотина.

– Вряд ли упрямее вас, – улыбнулась я. – Как его зовут?

– Роджер.

– Хорошее имя, пиратское… Впрочем, мы будем говорить не о нем, а о вас. Учитывая то, что от вас ушла жена, что вы пьете и совсем не занимаетесь компанией, я думаю, собака – не самая интересная для вас тема разговора.

Поль поперхнулся своим капуччино. Я услужливо подала ему салфетку. Откашлявшись, он настороженно посмотрел на меня:

– Вы что – ясновидящая?

– Я?! Да нет, что вы… Просто у меня есть источники информации, позволяющие узнавать нужные сведения быстро и совершенно конфиденциально, – рассмеялась я. – Ну что, расскажете все сами или будем дальше угадывать?

– А вы еще что-то можете угадать? – озабоченно спросил он.

– Многое! Например, что вы купили Роджера в подарок жене, а она, уйдя от вас, отказалась от него. Так?

– А это вы откуда взяли?

– Я знаю, что во Франции щенков часто дарят женам на Рождество. А тот, кто уходит из семьи, собаку почему-то не берет. Ну что? Так и было?

– Лучше бы она его забрала… – вдруг грустно сказал он.

– А почему она ушла? У вас ведь есть дети?

– Есть… Но это ее не остановило.

– Так почему она ушла? – продолжала настаивать я.

Он посмотрел куда-то в угол, пряча от меня глаза.

– Ну… – начал он и густо покраснел. – Ссорились мы часто. Однажды я ее ударил. Потом еще раз. А потом она ушла. Только почему я вам это все рассказываю, ума не приложу!

– Потому что это очень важно, – ответила я. – Представляю, как вам было трудно это рассказать. И что вы собираетесь со всем этим делать?

– А что тут сделаешь? Мне больше и жить-то незачем… – ответил он, опустив глаза. – Впрочем, я и не живу. Так, существую…

– Поль, у меня есть еще один вопрос… Почему вы не можете сдержать себя, чтобы не ударить, не оскорбить?

Он пожал плечами и горько усмехнулся:

– Во мне поднимается такая волна ненависти… Вы же сами видели.

– Послушайте, Поль, – сказала я, накрыв ладонью его руку. – Все люди иногда впадают в состояние гнева. Но поднимают руку на другого чаще всего те, кто в детстве сами подвергались насилию. Я думаю, вы бьете только потому, что били вас. Скажите, Поль… кто вас так сильно обидел, что вы до сих пор ему мстите?

Поль посмотрел в небо, и яркое зимнее солнце заставило его на мгновение зажмуриться.

– Ты ничего в жизни не добьешься… Нормальная девушка за тебя замуж не пойдет… Тебе лучше не иметь детей…

Слова, как капли дождя, еле слышно падали с его губ.

– Отец? Мать? – осторожно спросила я.

– Нет, – ответил он, вернувшись обратно на землю. – Автокатастрофа. Детский дом. Приемная семья…

Первым моим желанием было обнять этого несчастного, потерявшегося в далеком детстве ребенка. Он нес в себе такой заряд ненависти и боли, что никому на свете не был нужен. Если бы он был собакой, его бы, скорее всего, усыпили…

– Что делать будем? – спросила я. – Мыши, конечно, существа вредные, но оставлять мучиться любое животное – бесчеловечно, а убивать – рука не поднимется. По крайней мере, у меня.

– И у меня! – закивала Брыся. – Давай ее спасем!

– Ну, мам-а-а! – загнусавила Брыся самым противным голосом, на который была способна. – Я хочу посмотреть, как она е-е-ест! Давай дадим ей сы-ыра-а! Может, она рот вытирать умеет? А то мы зайца так и не нашли, чтобы спросить про ро-от! А тут – хоть посмотрим!

– Мне очень жаль, – сказала я и сжала в ладонях его крупные, красивые руки.

Мы долго молчали. Выражение его глаз постепенно смягчилось, ненависть сменилась тихим отчаянием.

– Я дам вам адрес очень хорошего психотерапевта, Поль, – сказала я, доставая из сумки карандаш и блокнот. – Он вам поможет.

– А вы? – спросил он.

– Нет, – покачала я головой, – я не смогу. Я бы очень хотела, но не смогу. По разным причинам. Единственное, что я могу для вас сделать, это пристроить Роджера к моим друзьям, пока вы будете разбираться со своими проблемами.

Он кивнул:

– Неплохая идея. Я и сам уже начал подыскивать ему новых хозяев. Но кому он, такой, нужен?

– Они с радостью возьмут его. У них три джека, они умеют с ними обращаться. Позвонить?

– Позвоните, – кивнул он, – я думаю, так будет лучше для всех.

Мы допили давно остывший кофе. Поль немного оживился и даже улыбнулся, прощаясь. Листочек с адресом психотерапевта он бережно вложил в свое модное портмоне.

– Завтра я вам позвоню, – сказала я, прощаясь. – Если они не согласятся приехать, я сама заберу Роджера и отвезу к ним. Идет?

– Идет, – кивнул он. – Ну, я пошел? До завтра?

– До завтра…

Он быстро пересек площадь и скрылся в какой-то подворотне. Я заплатила за кофе и пошла за машиной, припаркованной у подножия наполеоновского дворца. Машинально разглядывая по дороге витрины кафе и магазинов, я вдруг заметила разрисованную неприличными словами афишу очередного розыгрыша «лото-миллион», обещавшую лот в пятнадцать миллионов евро. «На эти деньги можно построить приют, реабилитационный центр, дом для престарелых собак» – пронеслось в голове.

Я зашла в это кафе и купила голубой лотерейный билетик…

21.
Потому что все испугались

Едва я открыла дверь, как Брыся выкатилась мне под ноги с криком «Ну как?!». Видимо, все это время она просидела у двери.

– В целом, нормально. Завтра я заберу Роджера и отправлю его к друзьям, на юг…

– Ты его сюда принесешь? – заволновалась она. – А вдруг он и меня укусит?

– Нет, я возьму клетку, поеду к Леруа, а оттуда сразу на вокзал.

– А-а-а… Тогда ладно, – успокоилась Брыся. – А хозяин?

– Будет разбираться со своими проблемами. По-моему, он понял, что это необходимо.

– Скажи, а почему он его бил?

– Потому, что его тоже били в детстве. Он несчастен, поэтому и агрессивен.

– А «зазаборные», получается, тоже несчастные? – совершенно неожиданно спросила Брыся.

– Конечно, – ответила я, – все агрессивные несчастны.

– Откуда ты знаешь? Может, они, наоборот, счастливые?! Службу несут, дом охраняют, хозяева ими довольны…

– Знаешь, – ответила я, – если тобой кто-то доволен, это еще не значит, что ты счастлив. Понятно?

– Кажется, да… Например, если я поймаю мышь и притащу ее домой, я буду счастлива, но ты будешь недовольна. Зато ты будешь довольна, если я совсем не буду ловить мышей. Так?

– Именно, – улыбнулась я. – Кстати, у меня для тебя новость. Насчет Чемпионата. К нам на подмогу едет Марина!

– Какая Марина? – озадаченно спросила Брыся.

– Помнишь, ты жила в питомнике? Хозяйку питомника звали Марина.

– А-а-а! Вообще помню, только запах забыла. Понюхать бы… Тогда точно вспомню!

– Вот приедет, тогда и понюхаешь! – сказала я. – А пока будем тренироваться…

На следующее утро, захватив старую клетку-переноску, я поехала забирать Роджера. Поль жил в красивом доме с огромным ухоженным садом, в котором цвели фруктовые деревья. Садовые дорожки были покрыты серебристым гравием, а на клумбах уже пробивались ранние весенние цветы.

Поль вышел встречать меня к калитке. Он был небрит и всклокочен, белки глаз пронизывала сеточка лопнувших сосудов. Одетый в мятую рубашку и рваные, в пятнах, джинсы, он производил впечатление бродяги, случайно попавшего на чужую, недоступно богатую территорию.

– Не обращайте на меня внимания, – извинился он, – я всю ночь не спал. Думал.

– И что надумали? – осторожно спросила я.

– Что пойду к психотерапевту, но Роджера не отдам. Я знаю, что плохо с ним обращаюсь, но я буду стараться. Отдать – это легче всего.

– Охотно верю, – кивнула я, поддерживая эту неожиданную инициативу. – А можно мне взглянуть на Роджера?

– Конечно, – охотно отозвался он, – подождите, я сейчас его выпущу. В дом не приглашаю – у меня не убрано.

Едва он скрылся за дверью, как оттуда тотчас донесся истошный лай маленького джека. Видимо, он был заперт на кухне. Я на всякий случай вышла за калитку, и не напрасно: Роджер пулей вылетел из дома и бросился к самой широкой щели в заборе, откуда удобнее всего лаять на прохожих.

– Ну, и чего ты орешь? – спросила я, как только он просунул оскаленную морду между прутьями. – Ты же меня укусить не можешь. Тогда чего орать?

– Потому и ору, – проорал Роджер, – что укусить не могу!

– Ясно, – ответила я. – Слушай, а у меня к тебе дело!

– Дело?! Что за дело? – Джек от неожиданности присел на свой куцый хвостик. К нему, видимо, еще никто не приходил по настоящему делу.

– Тебя хозяин бьет?

– Ага! – закивал он. – Еще как лупит! Говорит, что я по-другому не понимаю.

– А ты правда не понимаешь?

– Понимаю, но объяснять нужно долго. А у него терпения не хватает, – он тяжело вздохнул.

– Я думаю, он скоро изменится, – сказала я и, просунув палец сквозь решетку забора, почесала его за ухом. – Я буду тебя навещать раз в неделю, а ты мне будешь рассказывать, бьет он тебя или нет. Идет?

– Идет! – ответил Роджер. – А меня от него не заберут?

– Нет, он не хочет.

– Вообще-то он хороший, просто у него терпения не всегда хватает…

– Значит, договорились?

– Договорились! – ответил он и потрусил обратно на кухню.

Я вернулась к Леруа.

– О чем это вы там шептались? – спросил он настороженно.

– Я попросила его рассказывать мне, если вы будете его бить, – призналась я.

Он только пожал плечами, видимо, больше не сомневаясь в правдивости моих слов.

– Когда пойдете к психотерапевту, – продолжила я, – вам станет понятно, почему вы бьете тех, кто вам дорог. А пока постарайтесь, пожалуйста, сдерживать свой гнев. Я дам вам книжку про обучение с помощью положительной мотивации. Вот увидите: затягивает, как покер…

Мы попрощались, и я поехала домой. Я чувствовала, что Поль не врал, но до полной победы было еще далеко. Он с детства усвоил, что единственный способ мотивации окружающих – это побои и оскорбления. Теперь ему предстояло осмыслить относительность этого способа общения с окружающими, что вполне очевидно в теории, но невероятно трудно на практике. Я мысленно пожелала ему удачи.

Вернувшись домой, я пересказала Брысе наш разговор. Она покачала головой:

– Если бы Роджер не вцепился тебе в ногу, хозяин продолжал бы его бить. Так?

– Так, – грустно согласилась я.

– И где же тогда справедливость? – вздохнула Брыся. – Нет свидетелей – нет преступления. Он же никому не может рассказать, что его лупят?

– Никому, – подтвердила я. – Но некоторые могут увидеть и вмешаться.

– А могут и не вмешаться, – мрачно подытожила Брыся. – Если никто не видит, бей собаку, сколько влезет! Все равно она никому не скажет!

– Брыся, – сказала я, – а может, не все так безнадежно? Смотри, сколько существует людей, которые любят собак, заботятся о них…

– Мама! – возмущенно воскликнула Брыся. – Ты не понимаешь о чем я тебе говорю! Хозяин Роджера – жертва воспитания. Значит, Роджер – жертва жертвы воспитания? И кто тогда в ответе за то, что хозяин Роджера его бьет? Воспитание?

– Хозяин Роджера. Если человек способен осознать свои собственные проблемы, он сможет изменить свое поведение. Легче всего искать для себя оправдания – «в детстве меня били», «я рос без отца». Это может быть причиной, но никак не оправданием недостойного отношения к окружающим.

– Значит, нужно всегда вмешиваться, если кто-то лупит собаку! – воскликнула Брыся, делая ударение на слове «всегда». – Так?

– Так, – ответила я.

– Тогда почему никто не вмешался, когда он бил Роджера на выставке?

– Потому что все испугались.

– Но почему? – с отчаянием в голосе закричала Брыся. – Почему?!..

Этот разговор так и не был окончен. Я не смогла объяснить Брысе, почему люди могут плохо обращаться с животными и не нести за это никакой ответственности. Почему в странах, считающих себя цивилизованными, все еще существуют зоопарки, хотя уровень современной фотографии и видеосъемки позволяет увидеть любое животное в естественной среде, не сажая его за решетку. Почему до сих пор существуют цирки, где тигров заставляют прыгать через обручи, слонов – садиться на тумбы, а медведей – крутить педали велосипедов. Почему человек продолжает обращаться с животными, как с игрушками, и получать от этого удовольствие.

22.
Упитанный кокер – это самая лучшая фигура!

Наступило лето. Подготовка к Чемпионату Франции шла своим чередом: Марине дали визу, и она должна была прилететь к нам за четыре дня до выставки. На этот раз местом проведения Чемпионата был выбран Лион, до которого нам надо было ехать километров пятьсот.

Брыся засыпала меня вопросами по поводу организации выставки, путешествия, прически, количества еды и «мати-вации», которые нам предстояло взять с собой в поездку.

– Брыся, – говорила я, – не забывай, что ты едешь туда не одна. С нами будут Марина и Ричард, ее лучший пес. Тебе придется считаться с окружающими и делиться едой.

– Ну вот, – расстраивалась Брыся, – мало того, что я не помню никакого Ричарда, я еще почему-то должна делиться с ним едой!

И вот настал долгожданный день. Я поехала в аэропорт встречать Марину, наказав Брысе смотреть в окно, махать хвостом и думать о контексте.

– Ладно! Буду махать! – согласилась Брыся. – А игрушки прятать?

– Не знаю, это твои игрушки, решай сама.

– Я тогда спрячу половину, а то вдруг он их все порвет? А так мне хоть половина останется…

Когда я приехала в аэропорт, обеспокоенная Марина металась между лентами, по которым скользили разноцветные чемоданы. Группа русских туристов, прилетевших тем же самолетом, бегала вслед за ней, полагая, что человек, шагающий такой уверенной походкой из одного конца зала в другой, наверняка знает, куда идет.

Наконец, багаж был получен, но собаки все не было. Марина волновалась и жестами показывала мне, что она в полном отчаянии. Вдруг я услышала лай Ричарда, который раздавался совсем-совсем близко. Я показала Марине, в какую сторону надо бежать…

Освобожденный из клетки Ричард повис у хозяйки на шее, пытаясь покрепче обхватить ее лапами, чтобы она больше никогда и никуда от него не ушла. Казалось, что его много лет держали во вражеских застенках. Он плакал навзрыд и жаловался на судьбу. Работники таможни вытирали слезы умиления.

Когда поцелуи закончились и мои гости вышли из заветной двери, отделяющей земной мир встречающих от воздушного мира путешествующих, мы поехали домой. По дороге Ричард что-то тихонько бормотал на заднем сиденье, а мы обсуждали перелет, погоду, природу и мелькавшие мимо деревни.

Подъехали к дому. Из распахнутых окон доносились громкие звуки электрогитары: ЖЛ что-то репетировал. Брыся спала, свернувшись клубком на диване.

– А-а-а! – как можно громче заорал Ричард, едва войдя в дверь. – Это кто это тут живет? Выходи!

– Я! А что? – мигом проснулась Брыся. – Что такое?

– Ты – это кто? – вместо ответа рявкнул Ричард.

– Я – Брыся… А чего ты так орешь-то?

– Страшно! – клацнул зубами Ричард и утробно рыкнул, видимо, на всякий случай.

Брыся одним прыжком взлетела на спинку дивана.

– Ты чего? С ума сошел? – округлив глаза, заорала она. – Я ж упасть могу! В обморок! Хлоп – и нету!

Она театрально закатила глаза и упала на сиденье с другой стороны, совершенно пропав из виду. Ричард попытался запрыгнуть на спинку дивана, но, не имея нужных навыков, растянулся на полу.

– Хи-хи! – покатилась от смеха Брыся, внезапно появившись на спинке. – А вот и не умеешь! Смотри, как просто!

И она, соскочив на пол, тут же, одним прыжком, взлетела обратно. Довольная собой, она пробежалась взад-вперед по узкой спинке, показывая, как легко далось ей это упражнение.

– А я тебя сейчас ка-а-а-ак укушу! – гневно заорал Ричард. – Сукам запрещено смеяться над кобелями! Чего ржешь-то?

– Ага! Укусит он! – захихикала Брыся с безопасной высоты. – Забыл, что ли, как я тебя на даче за уши таскала?

– Э-э-э… – Ричард сел на пол и недоуменно покрутил головой. – Брыся, это ты что ли?

– А кто ж еще! – завопила Брыся и прыгнула на него сверху. – Я тебе сейчас все уши поотрываю!

Обе собаки, радостно визжа, покатились клубком по полу. Мы же, понаблюдав за ними еще несколько минут, пошли на кухню ставить чайник. Не успели мы устроиться поуютнее, как они примчались к нам, и Ричард тут же сунул нос в Брысину миску:

– Где тут дают еду? Я с утра ничего не ел. Аж живот болит.

– И у меня! – тут же встряла Брыся. – Прямо с ног валюсь от голода!

– Ну да… – скептично заметила я. – Сначала есть отказываешься, потом с ног валишься!

– Что-то она у тебя худая, – покачала головой Марина.

– Ничего я не худая! – возмутилась Брыся. – Я спортивная!

– Она спортивная, – подтвердила я, – но не ест.

– Я ем! – опять возмутилась Брыся. – Но мало.

Марина задумалась:

– Как же нам ее откормить до выставки?

– Не надо меня откармливать! – опять возмутилась Брыся. – Я за фигурой слежу!

Ричард покатился со смеху:

– Брыся! Упитанный кокер – это самая лучшая фигура! У худого кокера исключительно жалкий вид!

– Ладно, тогда, может, я поем. Только без давления! – предупредила Брыся. – Не люблю, когда давят.

– Держите ваши миски, и чтоб все доели! – пригрозила Марина. – А завтра вам консервов купим.

– Ура! Нам купят консервов, – подытожил Ричард.

Последующие дни пролетели без особых приключений, не считая кратковременных драк за право лежать на солнечных пятнах, выяснений, чья очередь сидеть на коленях, и прочих мелких склок с поводом и без. Мы помыли и постригли Брысю, и она хвасталась перед друзьями своей новой, уже профессиональной, прической.

Наступила долгожданная суббота. Мы загрузили машину и в три часа пополудни выехали в направлении Лиона. Собаки глазели на проезжавшие мимо машины и дружно пугали мотоциклистов. Через четыре часа лая, сна, разговоров, кофе, сэндвичей и заправок мы доехали до маленького городка под названием Шалон-на-Соне. Там у нас была забронирована недорогая гостиница.

Едва мы вошли в номер, собаки сразу влезли на кровать и стали на ней прыгать. Брыся попыталась было взобраться по лесенке на второй ярус, но ей это не удалось.

– Ну-ка, подсадите меня наверх! – потребовала она. – Я там спать буду.

– Нет, Брыся, спать ты будешь внизу, с Мариной и Ричардом, – твердо ответила я.

– Почему это внизу? – заныла она. – Наверху интереснее! Мне оттуда все видно будет – кто куда пошел, кто что ест…

– Брыся, никто никуда ходить не будет, потом что номер – крошечный. И есть, кстати, тоже. Так что можешь спокойно спать внизу.

– Ну вот, – расстроилась она, – а я хотела хоть разочек сверху на Ричарда прыгнуть!

– Ничего, прыгнешь потом, дома. А пока давай, топай в душ, сейчас мы тебя помоем и причешем. Завтра надо быть при полном параде! Поторопись, а то нам двух собак мыть…

Сушка и стрижка продолжались еще примерно час, а потом Брыся была отпущена на волю. Она сплясала неизвестный танец, покрутилась на одеяле и, найдя бумажный носовой платок, начала сосредоточенно рвать его на мелкие клочки.

23.
А что хорошего во мне было?

На следующее утро, едва рассвело, мы вышли из спящего крепким сном отеля и двинулись в путь. Через полтора часа нас встречал по-утреннему серый Лион. Мы быстро нашли место проведения выставки и, едва припарковавшись, помчались занимать клетки.

– Какие еще клетки? – встряла было Брыся. – И куда мы все время бежим?

– Сейчас увидишь! – хихикнул Ричард. – Ты, видно, на выставках – новичок.

– Ой! – вдруг заверещала Брыся, оборачиваясь на ходу. – Гляди, какие огромные! Это точно собаки?

Она смотрела на двух высоченных дирхаундов, с чувством собственного достоинства трусивших куда-то вслед за хозяином.

– Точно, – кивнула я. – Это собаки.

– Везет же… – протянула она, завистливо глядя на их длинные лапы. – Могут, наверное, на второй ярус в отеле забираться без посторонней помощи!

– Смотрите – вон клетка свободная, – сказала Марина, – мы сейчас туда контейнер поставим и коврик положим. Ну-ка, марш внутрь!

– Вот еще! – заупрямилась Брыся. – Я, может, поглядеть хочу, что тут вокруг творится! Столько народу!

– Нет уж, идите! – подтвердила я. – Мы сегодня тут целый день проведем, еще насмотритесь!

– Ладно, – смирилась Брыся, – посижу пока. Но ты меня потом возьмешь с собой, посмотреть!

Я пошла в секретариат за каталогами и номерами. Там две ярко накрашенные дамы долго изучали какой-то список, выискивая наши фамилии с помощью ногтя с художественным маникюром, принадлежавшего одной из них. «Наверное, это специальный выставочный ноготь», – подумала я. По моим расчетам, на его покраску нужно было потратить столько же времени, сколько на мойку и стрижку целой Брыси. Наконец, ноготь нашел нужную фамилию, и мне были выданы бумаги.

Я вернулась к рингу, где Марина уже болтала со своим другом, известным заводчиком-испанцем. Он привез на Чемпионат своих лучших кобелей, которые теперь высовывали любопытные носы из собственного металлического манежика. Брыся смотрела на них с плохо скрываемой завистью, и я пообещала купить ей такой же, если она займет какое-нибудь место.

– Правда? – тут же начала торговаться Брыся. – А можно еще мисочку, как у них?

– Брыся, – терпеливо отвечала я, – либо манежик, либо мисочку. Ты хорошенько подумай и реши. И, главное, выиграть не забудь.

– Ладно, – говорила она, морща лоб. – Я с Ричардом посоветуюсь – мисочку или манежик. Все равно нам пока делать нечего…

Я поглядывала на часы: приближалось время главных испытаний. Мы решили, что выставлять Брысю будет Марина: у нее это получится гораздо лучше, чем у меня.

Потренировавшись несколько минут в пока еще пустом ринге, Марина вынесла свой вердикт: «Бежит хорошо, но тебе придется прятаться».

– Зачем? – тут же встряла Брыся. – Лучше я буду бежать и все время на маму смотреть, а она пусть мне кричит, хорошо ли я бегу!

– Вот именно этого делать не надо, – сказала я, – так что я буду прятаться, а ты меня не высматривай – все равно не увидишь!

На ринг уже начали выходить первые собаки. Брыся провожала их грустным взглядом, понимая, что ей самой придется вернуться в клетку, из которой, к тому же, заберут Ричарда.

Так и получилось. Марина повела его к рингу кобелей, где уже суетилась судья-англичанка с лошадиным лицом.

Согласно процедуре, все участники ринга встали в стойки, а потом побежали по кругу. Судья прохаживалась вдоль ринга очень важной походкой, наблюдая эту сумасшедшую карусель. Наконец, настала очередь личной презентации Ричарда. Я сжала кулаки и мысленно послала ему настоящую сахарную кость. Он посмотрел куда-то в сторону и облизнулся. «Посылка дошла», – подумала я.

Того, что случилось дальше, никто не мог ни предвидеть, ни понять: стоя на столе, Ричард громко обругал судью, а потом, уже на финишной прямой, зарычал на нее. В результате он занял лишь третье место.

Когда все закончилось, Ричард рвал и метал:

– Ох, попадись она мне на улице, я ее в мелкие клочья изорву!

– Ты чего, белены объелся? Кто ж на судью рычит? – спрашивала я, сочувствуя ему, но и не одобряя его поведения.

– Ты ее лицо видела? Если бы тебя судил человек с таким лицом, ты бы как реагировала? – орал он.

– Какое бы у судьи ни было лицо, рычать на него запрещается. Таковы правила. Понятно?

– Мне-то понятно! – возмущался он. – Но если бы у меня было такое лицо, я бы… я бы… – от возмущения он растерял все аргументы.

Мы с Мариной вернулись к клеткам, где Брыся, ожидая результатов, плясала от нетерпения на крыше контейнера.

– Рича-а-ард! – заорала она во всю мощь своих легких. – Ну как? Мы победили?

– Победили-то победили… Но заняли третье место, – хмыкнул он. – Тебе повезло – вас мужик знакомый судит. Настоящий мужик, из наших… Эх, мне бы к нему! Я бы точно первым был.

– А что случилось-то? – засуетилась Брыся. – Рассказывай!

– Ну как… – нехотя начал Ричард. – В общем, мне ее лицо не понравилось. Дальше сама додумай.

– Ой! – заорала Брыся. – Ой! Додумала! Кошм-а-а-ар!

– Собаки, – вмешалась я, – никакого кошмара нет. Жаль, конечно, что только третье место, но это не так плохо, как кажется. Брыся, а ты не падай в обморок, готовься!

– Ой-ой! – заголосила Брыся и спряталась в контейнер. – Я теперь боюсь!

– Брыся! – рассмеялась я. – Выставка – это праздник. Надо показать лучшее, что у тебя есть.

– А чего во мне хорошего-то? – пожала плечами Брыся, вылезая наружу. – Собака как собака…

– Самое хорошее в тебе – это ты. Вот себя и показывай. А сейчас пойдем на улицу, пописаем.

– Да, точно, надо пописать! – закивала Брыся. – А то если я на ринге описаюсь, это будет не самое лучшее, что у меня есть!

Снаружи было полно собак, которых хозяева прогуливали в ожидании рингов. Весь асфальт пестрел свежими кучками. «Три с половиной тысячи» – вспомнила я рекламу выставки.

Вдруг Брыся потянула поводок.

– А если я все-таки подпрыгну? – заволновалась Брыся. – У меня лапы сами подпрыгивают! Я даже им иногда говорю: «Ну что вы всё подпрыгиваете, лапы?» А они продолжают!

Мы побежали обратно. Всю дорогу Брыся смотрела на лапы и что-то приговаривала вполголоса. Добежав до исходной точки, мы остановились, чтобы перевести дух.

– Ну как? Получается?

– Ага! – кивнула Брыся. – Я их уговариваю не подпрыгивать. Вроде слушаются!

– Иди-ка обратно на стол, – позвала я ее, закончив обсуждение деталей. – Надо еще задние ноги доделать. Никак не пойму, как их правильно стричь…

– Нет уж! – возмутилась Брыся. – Ты сначала пойми, а потом стриги! А то будет некрасиво! Видишь, какие у меня ушки хорошенькие? Если ноги испортишь, я на выставку не пойду!

– Ой, смотри!

Лавируя между кучками, к нам приближались три дамы, на поводке у каждой было по одному чихуахуа. Все собаки были в трикотажных жилетах ярких цветов: небесно-голубого, апельсинового и изумрудно-зеленого. Чихи были настолько миниатюрными, что казалось, будто по асфальту плывут три воздушных шарика на веревочках.

– И не щенки, вроде… – удивленно сказала Брыся. – Клопы какие-то!

– Никакие мы не клопы! – неожиданно громко заявил апельсиновый чих. – Я – чемпион мира, а они вон, – он кивнул на голубого и изумрудного, – чемпионы Европы.

– Ничего себе! – растерялась Брыся. – А кофточки вам зачем?

– Чтоб не раздавили! А то не заметят! – захихикали чихи.

– Как же вы гуляете? – спросила Брыся. – В кофточках?

– В них! – подтвердили они хором.

– Мы их снимаем, только когда спим! – пояснил апельсиновый. – Гарантия, что не наступят. Хотя собакам все равно, они цветов не различают… Недавно, вон, на моего брата овчарка наступила – три дня в реанимации, представляете?

– Ничего себе, – повторила Брыся. – Как же вы живете? Вам же, небось, делать ничего нельзя. Ни ямки рыть, ни по бревнам скакать, ни в пруду плавать, ни с собаками играть… Бедненькие!

– А у нас свои развлечения! – гордо сказал изумрудный. – Например, мы в прятки в старом пальто играем. Один в рукаве прячется, двое – в карманах! Или вот еще: недавно меня потеряли в доме, а я сидел там, где никто не догадался! Сказать, где? В мусорном ведре! Представляете? – изумрудный чих гордо посмотрел на нас. – Между прочим, это самое маленькое ведро в доме!

– А если бы тебя выкинули, не заметив? – мелко отомстила Брыся, завидуя способности чихов прятаться в самых маленьких мусорных ведрах. – Что тогда?

– Так затем и кофточка! – засмеялся изумрудный. – Я ее и дома ношу. Так что нам очень даже весело! А еще нас все время на руках носят, поэтому нам сверху все-все видно!

– Обалде-е-еть! – протянула Брыся. – А кости вам дают? Они же больше вас по размеру!

– Не дают, – вздохнул голубой. – Только специальные мягкие покупают, жутко дорогие.

– Обалде-е-еть… – повторила Брыся и посмотрела на чихов с уважением. Ей, видимо, тоже захотелось специальных мягких костей.

– Брыся, побежали обратно, – прервала я ход ее размышлений, – там нас Марина ждет, на ринг пора.

– Ладно, пока, чемпионы, – кивнула Брыся братьям. – Может, еще встретимся, кто знает?…

Мы вернулись к рингу, где я вручила Марине поводок и пожелала Брысе удачи. Марина вытащила расческу и начала методично расчесывать и приглаживать ее непослушные кудри.

Потом всех позвали на ринг. Скрывшись за спинами сидевших на скамейках зрителей, я настроила фотоаппарат и начала снимать. На ринг вышло девять собак, все как одна, красивые. Среди первых номеров я узнала Шарлотку, другие были мне не знакомы. Большинство из них было пухленькими, как и положено кокерам, с красивой, похожей на шелк, густой шерстью. «Ну и пусть, – подумала я, – а Брыся худая и кудрявая. Все равно она лучшая в мире собака».

Время тянулось катастрофически медленно. К моему удивлению, Брыся дала судье осмотреть себя со всех сторон, заглянуть в рот, ощупать кости… Через видоискатель я отчетливо видела, как она улыбалась, стоя на столе. Наконец, закончив опись, судья заставил всех еще раз пробежаться и стал выбирать тех, кто точно не попадает на первые три призовых места. И тут начались чудеса.

Первой покинула ринг Шарлотка, за ней вышла очень красивая сука из Англии, чей брат пять минут назад занял первое место в соседнем ринге… От удивления я перестала фотографировать. Потом выбыло еще две собаки. Брыся терпеливо стояла в стойке и косила в мою сторону одним глазом.

Судья оставил в ринге четырех собак, а дальше… я глазам своим не поверила! Он тронул Марину за плечо и указал ей на первое место!

– Ура! – не выдержав, закричала я, на что Марина тут же показала мне кулак и прошипела, чтобы я исчезла из Брысиного поля зрения.

Второе место судья отдал очень красивой собаке из питомника с громким именем, третье – я даже и не помню, кому… Мне было совершенно не до того. Худая и кудрявая Брыся… моя Брыся! Заняла первое место! Я кинулась обнимать свежеиспеченную чемпионку и благодарить Марину.

– Манежик! – громко провозгласила Брыся, едва попав в мои объятия. – Мы с Ричардом решили! Манежик! Кстати, а что хорошего во мне было? То есть, лучшего? Ты не знаешь? Ну, по сравнению с другими?