Текст книги "Меня зовут Бригантина"

Автор книги: Ирина Андрющенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

4.
Ее зовут Бригантина…

Четверг наступил неожиданно быстро. От необходимости скорого принятия решения я чувствовала легкое удушье. Но в сумке уже лежала чековая книжка, а я думала о том, где купить детские барьеры для лестниц.

Питомник Жюли оказался неожиданно большим. Это был огромный дом, каждый квадратный сантиметр которого отдан собакам. Разноцветные спаниели сновали повсюду, прыгали на диваны, на стулья, кто-то даже влез на стол. Они лизали мне руки и визжали, лаяли и рычали. Ладони мои сразу же покрылись липкой слюной, кто-то в порыве нежности грыз мои пальцы, двое тянули в разные стороны шнурки, а еще кто-то внизу тихонько жевал брючину, очевидно, в знак признательности за нанесенный визит.

Отбивая меня от радостно визжащей стаи, Жюли пыталась что-то объяснить, размахивала руками и притворно сердилась на собак. Потом просто схватила меня за рукав и потащила в комнату, отделенную от остальных помещений единственным в доме барьером. Это был детский сад, где в загончике смирно сидело три щенка. Увидев нас, они, как по команде, повернули головы и стали меня разглядывать.

Жюли перелезла через барьер и вручила мне Шоколадку. Я стала внимательно рассматривать ее, затрудняясь сказать что-то конкретное. Все маленькие спаниели ужасно трогательны, и это сильно сбивает с толку. Что-то должно было мне подсказать, что это именно она. Я прислушалась к себе. Тишина.

Мы немного поговорили о собаках, Жюли отвезла меня на вокзал, и я, смалодушничав, пообещала принять решение вечером и завтра позвонить. В вагоне я ехала одна и могла полностью сосредоточиться на своих ощущениях. Признаться, этот первый опыт меня не столько разочаровал, сколько насторожил. Ни одна струнка не дрогнула во мне, когда я взяла щенка на руки. Может, виновата пустота, оставшаяся в моем сердце? Вернувшись домой, я послала Жюли короткую записку: извинилась за потерянное ею время и пожелала удачи Шоколадке.

Впрочем, я решила не сдаваться, открыла интернет и начала просматривать всякую всячину, посвященную спаниелям – приобретение щенка, стрижки, выставки… Все это было так близко, знакомо и в то же время бесконечно далеко, как будто я вернулась в свои двадцать лет.

Юджи… Она была ужасно смешная, даже нелепая: из одной брови торчали белые вибриссы, из другой – черные, а взгляд был не по-детски мрачен. Заводчица оценивала ее не очень высоко, настойчиво предлагая мне на выбор двух других щенков, гораздо более, с ее точки зрения, удавшихся. Но я захотела именно эту, ни на что не похожую и ужасно смешную. Я улыбнулась, вспомнив, как по дороге домой она описала мои новые джинсы…

Углубившись в воспоминания, я зашла на сайт знакомого питомника в Москве. Интернет отозвался глухой пустотой, сообщив, что сайт и питомник закрыты в связи со смертью хозяйки. Я искренне расстроилась, и тогда, наудачу, набрала по-русски «английский спаниель, питомник». Первый же выпавший сайт пробудил во мне смутные воспоминания: лицо хозяйки показалось знакомым. Мы точно виделись, наверное, на выставках, лет пятнадцать назад…

Я нажала на ссылку «Щенки». С единственной фотографии, размещенной в этом разделе, на меня смотрел… клоун.

Выражение морды совершенно невозможно описать, настолько оно было смешным. Я расхохоталась, не без сожаления понимая, что везти щенка из России – это полное безумие. И закрыла страницу.

Побродив еще немного по сайтам французских питомников, я поняла, что ни в чем не могу разобраться – шквал информации, фотографии, родословные… Попробуй-ка тут сделать выбор! А повторять опыт с «Шоколадкой» мне не хотелось.

Я вернулась на русский сайт, боясь, что клоун мог куда-то исчезнуть. Но фотография была на месте. Завтра позвоню, решила я.

Наутро, едва проснувшись, я позвонила в Москву. К телефону подошла сама хозяйка, Марина. Две минуты разговора, и вот оно, неизбежное:

– Вы у меня на сайте были? У меня девчонка сидит, ей четыре месяца. Продавать «на диван» не хочу. Лучшая сука в помете. Фото видели?

– Да…

– Хотите?

– Да…

– Ее зовут Бригантина, Брыся. Может, переименовать, если не нравится?

Я подумала, что ни мой муж, ни наши французские друзья никогда в жизни не выговорят это имя: французское нёбо абсолютно неспособно именно на «ы» и «я».

– Нет, не надо ничего менять. Брыся – это прекрасно, – твердо ответила я.

Она прислала мне несколько фотографий. На одной из них Брыся висела на заборе, корча рожи и уцепившись за сетку всеми четырьмя лапами. Я поняла, что деваться мне некуда.

Я позвонила мужу и сказала, что нашла именно то, что искала.

– А как же Греция? – спросил он.

– Я полечу за ней в Москву, как только мы вернемся. Хочешь, я пришлю тебе ее фото на мобильный?

– Давай, а то все-таки очень хочется узнать, что ты там такое приобрела. Пусть даже постфактум, – съехидничал ЖЛ.

Я отправила фото с забором. На том конце провода захохотало:

– Умора! А как зовут?

– Брыся.

– Как-как? Бри-иссъя-я?

– Ну, примерно…

– А сколько ей будет, когда ты ее заберешь?

– Семь месяцев.

– Хм… взрослая. Но ты довольна?

– Не то слово…

Главное – дождаться сентября. Ничего, я терпеливая. Скоро мы отправимся на остров Тинос, туда, где, согласно преданию, живет греческий бог ветров Эол. И каждый раз, когда подует северный ветер, я буду думать о маленьком клоуне с гордым морским именем, который еще не знает, что у него есть я…

5.
Какой красивый у тебя хвост!

Июль пролетел так быстро, что я почти и не заметила. В основном, он состоял из подготовки к путешествию, просмотров фотографий Греции и выбора маршрутов. Жадно разглядывая интернетно-ослепительную голубизну Адриатики, мы находили в себе силы переносить удушливую парижскую духоту.

Наконец, долгожданный день наступил, и мы сменили офисные костюмы на беспечные шорты, а компьютеры и телефоны – на маски и ласты для подводного плавания. Путешествие было долгим, но оно того стоило: через три дня мотогонки я валялась на самом нежном в мире песке греческого пляжа и перелистывала книгу по воспитанию собак. Когда же мне надоедал песок, я брела в местное интернет-кафе и застывала перед компьютером, как геккон в ожидании мухи. Марина регулярно высылала мне Брысины фотографии, и, даже если в ящике не оказывалось ничего нового, я все равно любовалась старыми снимками.

А на дне моей сумки лежал билет в Москву. По утрам, едва проснувшись, я вытаскивала его и подолгу всматривалась в даты и прочие, непонятные мне, обозначения. На прилагающемся документе было написано: «13 сентября, Париж-Москва; 16 сентября, Москва-Париж, с собакой, десять килограммов сверх нормы». Сверх нормы…

Наконец, каникулы закончились, и перед нами в обратном порядке промелькнули греческие выжженные холмы, немыслимой красоты итальянские пейзажи и цветущие французские деревни.

Дом встретил нас привычной сыростью: август во Франции выдался дождливый, подвал был затоплен, его стены отсырели и стали похожи на шкуру леопарда, где черные пятна были плесенью.

Чтобы легче переносить ожидание, я купила новый ошейник, поводок, миски и огромный пакет корма. Этот маленький склад жил посреди кухни своей собственной, пока бессмысленной, жизнью, но мой взгляд хотя бы не натыкался на пустоту.

Маленький йорк Робин ужасно обрадовался, узнав, что я скоро привезу собаку. Он задавал мне самые неожиданные вопросы: например, быстро ли она бегает, и сможет ли он, по моему мнению, ее догнать. Вскоре я так привыкла болтать с ним и находила это настолько естественным, что, в конце концов, перестала задавать себе вопросы о моей психической полноценности. А когда со мной вдруг поздоровался пес, живущий в доме напротив, я поняла, что смерть моей собаки что-то бесповоротно изменила во мне. На всякий случай, я решила никому об этом не рассказывать, чтобы не прослыть сумасшедшей.

И вот настал день вылета. Москва встретила меня хлестким осенним дождем, отчаянно колотившим в иллюминатор самолета. Примерно так же стучало и мое сердце. В памяти мелькали тысячи картинок – черная земля, шприц в руках ветеринара, пустая подстилка, ошейник в сумке, плюшевая мордочка Грея, Калинка-Шоколадка, молодая вдова в парке, говорящий йорк… Затейливый калейдоскоп судьбы, приведший меня из Франции в Россию, сегодня, тринадцатого сентября.

Марина встретила меня в аэропорту. Пока мы укладывали вещи в багажник ее машины, Брыся мрачно наблюдала за нами с заднего сиденья.

Она была именно такая, как на фотографии: полный немого укора меланхоличный взгляд, белый хохол на голове и зажатый между задними лапами длинный пушистый хвост с белой бахромой на самом кончике. Она принадлежала к новому, счастливому поколению собак, которым ничего не купируют при рождении.

– Какой он у тебя красивый! – сказала я вместо приветствия. – Можно потрогать?

Глухо проворчав что-то невнятное, Брыся быстро спряталась за кресло водителя.

– Боится, – объяснила Марина и мягко тронула машину. – Ты не расстраивайся, она сначала со всеми так себя ведет.

Я повернулась и посмотрела назад. За сиденьем дрожал белый хохол.

– Брыся! Вылезай! – тихонько позвала я.

– Вот еще! – фыркнула в ответ собака. – Не вылезу, и не надейся.

– А у меня есть печенье. Я специально для тебя купила.

– Правда? Покажи!

Хохол переместился в проем между передними сиденьями. Я протянула печенье.

– Я таких никогда не видела, – задумчиво сказала собака, беря из моих рук угощение.

– Ты многого еще не видела. – ответила я. – Вот, например, ежей ты видела?

– Это еще что такое? – недоверчиво спросила она, переползая поближе ко мне. – Это едят?

– Ну, как тебе сказать, – задумалась я, – некоторые – едят…

Мы подъехали к моему бывшему дому. Там нас ждали. Собака моих родителей – английский бульдог по кличке Тори, ласково именуемая «Скотиной» за упрямство и склочный характер, – ритмично качалась в дверном проеме, переваливаясь с лапы на лапу. Она весело ухмылялась, видимо, предвкушая насыщенный событиями вечер. Брыся тихо ойкнула и нырнула под кухонный стол.

Я крепко сжала пальцами Скотинино ухо и шепнула прямо в его шелковистую глубину: «Тронешь мою собаку – убью», напомнив ей давно забытое ощущение твердой хозяйской руки. И, чтобы она яснее понимала, о чем я говорю, тут же напомнила, как она своей широкой грудью загоняла Юджи в угол и всячески над нею издевалась.

– Ладно, ладно, – засуетилась Скотина, как только я выпустила ее ухо, – чего ты, чего ты? Я же просто так – посмотреть, понюхать…

– Я тебе сейчас понюхаю, – прошипела я, – сейчас посмотрю…

Сообразив, что незаметно подобраться к новенькой жертве у нее не получится, Скотина ушла в коридор и монументально, по-бульдожьи, села в углу. Ее лоб пересекли три глубокие морщины, обозначающие глубокие раздумья. Расслабляться было нельзя.

Дав необходимые инструкции, Марина пожелала Брысе доброго пути и быстро ушла: назавтра ей предстояла выставка в Ростове. Мы с мамой прошли на кухню, налили себе чаю и стали обсуждать насущное, делая вид, что совсем не замечаем сидящей под столом собаки. Тогда, для пущей уверенности, Брыся села мне на ногу.

– Ну что, поедешь ко мне? – спросила я, заглянув под стол.

– А зачем? – ответила Брыся, глядя на меня исподлобья и устраиваясь поудобнее на моей ноге.

– Ну как, зачем? – спросила я и протянула ей кусок печенья. – У меня есть дом, лес, белки, птицы и другие развлечения…

– А кто такие эти «ежи»? – задумчиво спросила она, обращаясь как бы ко всем.

– Это такие маленькие колючие собачки, – объяснила я. – Они рвут в клочья мусорные мешки и воруют отбросы.

– А-а-а, – заинтересованно протянула Брыся, – и что я с ними могу делать? Играть?

– Не думаю. Но ты можешь, например, охранять от них мусорные мешки. А еще у нас есть кроты.

– А они быстро бегают?

– Не очень.

– А есть у вас кто-нибудь, кто быстро бегает? – разочарованно спросила она. – Например, ящерицы?

– Нет, – честно ответила я, хотя мне ужасно не хотелось ее расстраивать. – Ящериц нет. Но есть ЖЛ. Он очень быстро бегает.

Она задумчиво почесала за ухом и спряталась обратно под стол.

– Я сейчас подумаю и решу! – сказала она оттуда как-то неуверенно.

Мы с мамой продолжали разговор. Прошла примерно минута, и Брыся вылезла обратно. На ее морде было написано смущение.

– Ну как, решила? – спросила я, на всякий случай почесав ее за ухом.

– Нет… Я пойду в коридор подумаю, можно? А то под столом почему-то не думается.

– Ну иди, только не увлекайся там тапочками.

Она ушла в коридор, но вскоре вернулась.

– Ну как, решила? – опять с надеждой спросила я.

– Не-а. Там эта сидит, как ее…

– Скотина?

– Она. Думать мешает. Я боюсь.

– Ну, думай здесь.

Брыся залезла обратно под стол и начала жевать мой тапок.

– Эй, – возмутилась я, – ты думать обещала, а не жевать!

– Я могу отдать гальгам голубого ослика! – воодушевилась Брыся. – Пусть играют! И мишкину голову, и мячики!

– Не жалко? – спросила я. – Это же твои любимые игрушки!

– Но если не я, то кто? – ответила она, глядя мне прямо в глаза. – Кто?

– А если они тебя облают? – спросила я.

– А я тогда им скажу, – хитро прищурилась Брыся, – что не видать им на нашей карте своих созвездий… как собственных ушей!

– А мне это думать помогает, – ответила она невнятно. – Надеюсь, ты не против?

Мы продолжили разговор. Через несколько минут из-под стола снова донесся ее голос:

– Я, кажется, согласна. А у тебя есть еще собаки?

– Нет. Но есть соседский йорк! Кстати, он очень беспокоится, что не сможет догнать тебя в салочки. Говорит, у него лапки слишком короткие.

– Это не беда! Я могу убегать понарошку… – ответила она, влезла ко мне на колени и тут же заснула.

Миновав поджидавшую удобного момента Скотину, я отнесла Брысю в свою бывшую комнату и положила на кровать. Она зевнула и свернулась клубком возле подушки, а потом подползла поближе и ткнулась носом мне в плечо.

– А вот скажи, – шепотом спросила она, – почему меня отдали именно тебе?

– Потому что я тебя выбрала в собаки, а Марина выбрала меня тебе в мамы, – шепотом ответила я, прижимая ее к себе. – Это называется «судьба».

Она вздохнула.

– А где ты живешь?

– Во Франции. Мы туда поедем через два дня.

– А Скотина меня не покусает?

– Пусть только попробует…

– А ты будешь меня защищать?

– Конечно. Ото всех, кто будет на тебя нападать.

– А как мы к тебе поедем?

– Мы полетим. На самолете.

– А что такое сама-лет?

– Это большая железная птица.

– Как гусь?

– Немного больше…

Мы говорили еще очень долго. Она рассказывала мне про свою жизнь в питомнике, а я ей – про свою во Франции. Оказалось, что у нас было очень много общего.

6.
Раз! Лапа… Два! Лапа…

Последующие дни я посвятила разным домашним делам. Соблюдая запрет на вход в мою комнату, Скотина несла бессменную вахту в коридоре и радостно скалилась каждый раз, когда я приоткрывала дверь.

– А можно мне хоть одним глазком взглянуть? – спрашивала она, виляя толстым задом с арбузным огрызком хвоста. – Я даже близко не подойду!

– Не верю! – сурово говорила я и плотно закрывала дверь, от греха подальше.

Настал день отъезда. На стойке регистрации нам любезно сообщили, что Брыся полетит в отсеке для собак, а не в салоне. То, что Брыся – щенок, который весит чуть больше разрешенной к провозу нормы, никого не интересовало. Как я ни просила, сотрудники аэропорта оставались непреклонны.

Пришлось нам по-братски разделить шесть таблеток валерьянки. Брыся бодрилась, но вид у нее был неважный. У меня, впрочем, тоже. Когда клетку увезли, я посмотрела на часы, прикидывая, когда закончится эта пытка от компании «Аэрофлот».

Едва мы сели в Париже, я поспешила к стойке выдачи багажа. Там выяснилось, что Брыся почему-то летела не в отсеке для собак, а с VIP-чемоданами. «Первый класс на вашем рейсе был забит до отказа, – сообщил мне молодой человек в красивой синей форме. – Два дипломата, четыре бизнесмена. С женами, разумеется». Он ухмыльнулся, намекая на количество багажа.

Тем временем, жены в шикарных дорожных костюмах ревниво оглядывались по сторонам, отслеживая качество и количество чемоданов своих недавних соседок по первому классу. Как только Брыся выскочила из клетки, их внимание сразу переключилось на нас: наверное, они подумали, что это очень важная собака, раз она летела с их багажом.

– Где мы? Я ничего не понимаю! – бормотала Брыся, озираясь по сторонам и пытаясь тянуть поводок в двадцати пяти разных направлениях.

– Успокойся, Брыся, – терпеливо повторяла я, – мы во Франции.

– И ты здесь живешь?! – заныла она. – Мне не нравится! Я хочу домой!

– Брыся, это – аэропорт! Сейчас нас отсюда заберут!

– А когда? Тут ужасно воняет!

Я нервно набирала номер ЖЛ, который уже давно должен был ждать нас на стоянке.

– И чего ты кричишь? – невозмутимо отозвался он. – Я стою у седьмого подъезда и жду, когда ты мне позвонишь. Выходите!

– Брыся, ты слышала? Он стоит у седьмого подъезда, – повторила я и взяла ее на руки, чтобы немного успокоить.

– А как мы его найдем? По запаху? – продолжала волноваться Брыся. – А вдруг мы его совсем не найдем?

– Ты считать умеешь? – спросила я, переводя разговор на другую тему.

– До четырех лап! – гордо ответила Брыся. – Когда мне мыли лапы, всегда говорили «раз лапа, два лапа, три лапа, четыре лапа». Я запомнила!

– Молодец! Давай, считай подъезды! Пошли!

Мы пошли к седьмому подъезду, волоча за собой клетку-переноску и чемодан.

– Раз! Лапа… Два! Лапа… Три! Лапа…Четыре! Лапа… А много еще?

– Еще почти столько же. Давай, продолжай!

– Раз! Лапа… Два! Лапа… Три! Лапа… Четы…

– Стоп! Пришли! Вот он, седьмой!

Брыся обрадовалась и запрыгала на месте, хватая меня за полы куртки. Мы сразу увидели ЖЛ: он уже открывал багажник.

– Брыся! Это – папа! – как можно торжественней произнесла я.

Брыся тут же спряталась за меня.

– А чего это она такая пугливая? – спросил ЖЛ, наклоняясь к собаке.

– Я – пугливая? Совсем я не пугливая! – возмутилась Брыся, выглядывая из-за моей ноги. – Я просто с тобой не знакома! А еще тут воняет!

– Ладно, поехали скорей домой. Потом рассмотрю, – сказал ЖЛ и быстро побросал наши вещи в багажник.

По дороге Брыся пыталась оторвать ухо плюшевому мишке, которого я ей купила в качестве игрушки. Она делала вид, что не обращает на ЖЛ ни малейшего внимания, однако изредка бросала на него косые взгляды.

– Надо же, забавная какая! – сказал ЖЛ. – Ты с ней только по-русски говоришь?

– Ага. Может, тебе тоже стоит русский выучить? – съехидничала я. – А то как вы будете общаться?

В ответ он только пожал плечами. Болтая о всякой всячине, мы вскоре приехали домой. Брыся оторвала таки плюшевое ухо, чем ужасно гордилась.

Едва мы вошли домой, как я тут же распахнула дверь в сад:

– Брыся, иди, посмотри, какой у нас сад!

Она послушно вышла на террасу, покрутила головой и быстро вернулась обратно.

– Не пойду! Страшно! – буркнула она и поплотнее прижалась к моей ноге.

– Чего ты боишься?

– Всего! Я тут ничего не знаю!

– Ладно, – кивнула я. – Тогда я тебе покажу сад утром, когда будет светло. А теперь пойдем, выберем тебе место. Где бы тебе хотелось спать?

– С тобой!

– Со мной нельзя.

– Почему?!

– Потому, что у папы аллергия на шерсть. Если ты будешь спать с нами, он может задохнуться.

– А-а-а… – разочарованно протянула Брыся. – А может, он будет спать один? А я – с тобой?

– Тогда он нас обеих выгонит из дома, – улыбнулась я.

Брыся насупилась.

– Тогда вон там, в углу! Мне оттуда все будет видно! Можно?

– Конечно, – согласилась я. – А теперь пойдем-ка в сад, тебе надо пописать на ночь. Не бойся, я рядом постою…

Мы вышли в сад. Небо было удивительно ясное. Звезды казались ближе, чем в Москве. В лесу кричали ночные птицы, где-то ухала сова. Над головой порхали летучие мыши, похожие на маленькие привидения. Брыся огляделась по сторонам, присела и быстро юркнула обратно в дом. Как я ни уговаривала ее выйти, она не поддавалась и лишь мотала головой из-за стеклянной двери. Тогда я заперла дом и вернулась в гостиную.

Брыся была так утомлена дорогой и новыми впечатлениями, что мгновенно заснула. Мы с ЖЛ поднялись в спальню, поболтали немного и погасили свет. Не успела я закрыть глаза и настроиться на сонную волну, как снизу раздался отчаянный вопль:

– Мама-а-а! Ма-ама-а-а!

Я одним прыжком соскочила с кровати и побежала вниз.

– Что случилось?

– Мне снилось, что я потерялась в аэропорту… – жалобно пробормотала Брыся.

– Это только сон… – я погладила ее по голове. – Ты спи… Завтра утром я тебе сад покажу, там птицы всякие. А потом, может, йорк придет с тобой познакомиться…

– А ежи будут?

– Не знаю, может, будут…

– Хорошо бы на них посмотреть… Посиди со мной! Пожалуйста!

Закутавшись в плед, я прилегла на диван. Брыся положила голову мне на колени и послушно закрыла глаза. Я терпеливо ждала, когда она заснет, но стоило мне пошевелиться, как она просыпалась и смотрела на меня так умоляюще, что у меня не хватало духа оставить ее одну. Потом заснула и я…

Проснулись мы в обе в шесть утра. Мне ужасно хотелось спать и ломило спину, а Брыся весело скакала по дивану, довольная и бодрая.

– Брыся, – сказала я специальным педагогическим голосом, – если так будет продолжаться, я не согласна!

– Почему?! – она подпрыгнула повыше и, изловчившись, лизнула меня в щеку. – Мы же так хорошо спали!

– Мы – это кто? Это, наверное, ты хорошо спала, а я – не очень. Так не пойдет!

– А что мы будем сегодня делать? – спросила она, хитро переводя разговор на другую тему.

– Я сейчас пойду на работу, – сказала я.

Увидев, как разочарованно вытянулась ее морда, я поспешила добавить:

– Но у папы сегодня выходной. А вечером я вернусь, и мы пойдем гулять в лес.

– А ты быстро вернешься? – грустно спросила она.

– Быстро, – кивнула я и показала на корзину в углу: – Вон там твои игрушки: два монстра, кенгуру, пластиковая морковка и резиновый цыпленок. Еще на дне есть кости для жевания, пороешься – найдешь. А я очень постараюсь вернуться побыстрее!

Брыся обрадовалась неожиданно появившимся сокровищам и побежала их изучать, а я стала готовиться к выходу на работу. В запасе у меня был еще добрый час, так что можно было не торопиться.

Сидя на кухне с чашкой чая, я с наслаждением слушала стук собачьих когтей по паркету. Вот она пробежала по лестнице, потом зашла в ванную, где на пол сразу что-то упало. Потом кубарем скатилась по трем лестницам вниз и приземлилась прямо у моих ног. В зубах у нее был зажат пластиковый флакончик с остатками шампуня.

– Пусти меня на улицу! – прошепелявила она.

– А зачем тебе пузырек?

В ответ она лишь пожала плечами, подчеркивая тем самым полную бессмысленность моего вопроса.

В саду Брыся вырыла небольшую ямку, аккуратно положила туда флакончик и забросала сверху землей. Полюбовавшись результатом, она вернулась на кухню.

– Брыся, а можно спросить, зачем ты закопала флакончик? – спросила я, пытаясь смахнуть тряпкой хоть какую-то часть свежей земли с ее лап и носа.

– Ну как – зачем? Как – зачем? – возмутилась Брыся из-под полотенца. – Вдруг йорк придет, а мне даже показать ему нечего! А так флакончик есть – нате, пожалуйста! Откопал и показал!

– А почему ты не взяла свои игрушки?

– Они мне самой нужны! Вот я и поискала что-нибудь совсем ненужное!

– А почему ты решила, что флакончик мне не нужен?

– Он лежал на полу в ванной, даже не лежал, а… валялся! – возмущаясь, воскликнула Брыся. – Я решила, что он тебе не нужен! А у тебя есть еще что-нибудь, что можно закопать?

– Вряд ли. Но, может, вечером я тебе что-нибудь найду…

Я собралась и не без сожаления вышла из дома. В машине я вспоминала выражение Брысиной морды и посмеивалась. Жаль, конечно, что я не видела ее совсем щенком, но ничего, мы еще все наверстаем.