Текст книги "Меня зовут Бригантина"

Автор книги: Ирина Андрющенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

– Почему это ты будешь обвинителем? – возмутилась Брыся. – Ишь! Самую легкую роль себе забрал!

– Я буду обвинять, потому что у меня больше всего аргументов! – ответил Энди. – Я знаю историю всех ее преступлений. А почему ты не хочешь ее защищать? Можешь попробовать, например, объяснить мотивацию ее поступков!

– А что, у нее тоже есть мати-вация? – удивилась Брыся.

– Конечно! У каждого живого существа есть мотивация! Это нам в полиции объясняли. Вот и попытайся объяснить, почему она укусила ребенка.

– Ладно, попробую, – пробурчала Брыся. – Но все равно, это нечестно. А Чарли и Робин? Что они будут делать?

– Они будут думать, как поступить с крысой, – объяснила я. – Это очень важная функция.

– А когда начнем? – спросил Чарли. – А то мы поесть не успели, а без завтрака решение можно и не вынести. Оно же может быть тяжелым, это решение! А не поешь – сил не будет, так мама говорила.

– Хорошо! – согласилась я. – Сейчас мы ящик с крысой покрепче закроем, и я вас покормлю.

– Всех? – с надеждой спросил Робин.

– Нет, Робин, ты уже позавтракал, а Чарли и Брыся – еще нет, – ответила я.

– А все-таки… Может, нам тоже можно чем-нибудь перекусить? – умоляюще спросил Робин и посмотрел на Энди. – А то охота на крысу нас обоих ужасно вымотала. Правда, Энди?

Энди кивнул и, чтобы не показаться нахалом, спросил как можно деликатнее:

– А пи-ра-шков больше нет?

– Есть! – ответила я. – Я вам оставила вчера, один на двоих!

– Ура! Нам дадут пи-ра-шок! – радостно закричал Робин и, встав на задние лапы, закружился на месте.

– Во дает! – с плохо скрываемой завистью сказала Брыся. – И где такому учат?

– Дома! – продолжая кружиться, ответил Робин. – У нас даже пиа-нина есть!

– Что это еще за пиа-нина?

– Это такой черный шкаф, а в нем музыка. А у вас что, нет пиа-нины?

– Не-а, – грустно сказала Брыся, – зато у нас есть гитары. Мне их трогать не разрешают!

– Ладно, пошли, я вас покормлю, – сказала я.

Когда с пирожками и прочей едой было покончено, мы все опять собрались во дворе. Я поставила ящик с крысой на землю. У крысы был немного озадаченный вид, она явно не понимала, что мы собираемся с ней делать.

– Итак, подсудимый Крыс! – торжественно начал Энди. – Ты обвиняешься в том, что укусил ребенка наших соседей справа. В результате чего потерпевший, а также вся его семья, получили тяжелую психологическую травму. Это произошло четыре дня назад. Ты признаешь свою вину?

Крыса уставилась на нас черными глазами-бусинами. «А понимают ли нас крысы?» – подумала я.

– Молчит… – будто читая мои мысли, разочарованно сказал Робин. – И какие у тебя доказательства, Энди?

– Главное доказательство – это мой нос! – гордо сказал Энди. – Я точно знаю, что это был подсудимый. Я считаю, что он заслуживает высшей меры наказания. Но, поскольку смертная казнь во Франции отменена, я предлагаю пожизненное заключение. Итак… – Он выдержал торжественную паузу. – Два дня назад подсудимый Крыс проник в дом потерпевших. Рано утром, когда все еще спали, он пробрался через вентиляционное отверстие на кухню и начал рыться в мусорном ведре. В это время маленький мальчик, сын хозяев дома, проснулся и пошел на кухню попить. Услышав, что в мусорном ведре кто-то возится, он неосторожно сунул туда ручку. Подсудимый Крыс коварно укусил несчастную жертву за палец и сбежал, пока ребенок рыдал от испуга, распростершись на ледяном полу.

Йорк громко ахнул от ужаса. Энди помолчал, наслаждаясь произведенным эффектом.

– К счастью, – продолжил он, – подсудимый Крыс оказался незаразным, что было подтверждено специальным медицинским исследованием. Учитывая, что в памяти маленького мальчика навсегда останется это подлое нападение, и поскольку я считаю, что происшедшее может повториться, обвинение требует для подсудимого Крыса пожизненного заключения. Без отсрочки приговора.

– Энди, – осторожно спросила я, – извини, а пожизненное заключение – это где?

– В вашем подвале! – торжественно объявил он. – Я все продумал! Тюремщиком будет Брыся!

– Вот здорово! – заверещала Брыся. – Я буду носить ей еду и обзывать всякими словами!

– Я против! – возмутилась я. – Не собираюсь держать крысу в своем подвале до конца ее дней!

Энди еще раз тяжело вздохнул, посмотрел на меня и покачал головой:

– Решение еще не вынесено! Будем придерживаться процедуры. Защитник, тебе есть что сказать в пользу подсудимого? – обратился он к Брысе.

– Во-первых, Энди, – начала Брыся вкрадчивым голосом, – у тебя всего одно доказательство. Может, ты ошибся?

– Аргумент отклонен, – обиделся бигль. – Меня мой нос никогда не подводит!

– Ладно, – легко согласилась Брыся. – На другой ответ я и не рассчитывала. Впрочем, у меня есть еще аргументы. – Брыся откашлялась, театрально раскланялась и торжественно произнесла: – Признайтесь, ведь никто из вас никогда не задумывался над тем, каково это – родиться крысой. А я вам расскажу! Представьте себе, что вы родились в грязном заброшенном подвале. Ваша мама тоже была крысой, и зубы у нее были не беленькие, в рядочек, а желтые и уродливые. А хвостик у нее был не миленький, с бахромой, а голый и противный на ощупь. А папа ваш был не чемпионом выставок, с медалями и кубками, а тоже паршивой крысой… с рваными ушами и шрамами на морде.

Ее голос задрожал.

– У вас нет дивана, на котором так уютно спать зимними вечерами. Нет мягкой подстилки, купленной специально для вас. Ни одеяльца. Ни подушки. Ни-че-го.

В лучшем случае – кусок сгнившего матраса. Выходите вы только по ночам, чтобы порыться в мусорных ведрах. Все вас ненавидят, и никто, совершенно никто не любит. А еще вас все боятся, и первое, что считают нужным сделать с вами… это вас убить.

Потрясенная нарисованной ею картиной мира, Брыся горько заплакала. Мы переглянулись. Йорк громко ахнул. Брыся шмыгнула носом и продолжила:

– А теперь представьте, что маленький ребенок, у которого есть и мама, и папа, и дом с розами, и, может, даже пиа-нина, тоже хочет вас поймать. Когда вы вылезаете из мусорного мешка… и не с сахарной косточкой, которую специально для вас передал знакомый мясник, а с тем, что вы сумели там откопать: с оберткой от масла или тухлым помидором…

Собаки переглянулись. Крыса внимательно смотрела на Брысю. Та перешла на трагический шепот:

– И этот абсолютно счастливый ребенок, который так радостно смеется по утрам, тоже хочет вас убить. Потому что его любимые родители сказали ему, что все крысы заслуживают… немедленной смерти. А теперь скажите мне, люди и звери, вправе ли мы обвинять это несчастное существо? – закончила она, глядя на нас с тяжелейшим укором, на который способны только английские кокер-спаниели.

Собаки залаяли, подняв невероятный гвалт.

– Эй! Что это вы так галдите? – спросила я, испугавшись, что на шум сбегутся соседи, увидят наше собрание вокруг ящика с крысой и сделают неправильные выводы.

– Это мы так аплодируем! – крикнул Робин и, подскочив к Брысе, лизнул ее в ухо. – Надо же, такой талант пропадает!

Брыся смущенно раскланялась:

– Ну что вы, что вы… Это – так, пустяки. Я еще и не то могу!

– Это точно! – подтвердила я. – Энди, ты хочешь еще что-нибудь сказать?

– Нет! – торжественно произнес он. – Присяжные могут удалиться на совещание. Приговор будем выносить все вместе.

– А далеко нам удаляться? – спросил йорк, робко надеясь удалиться поближе к кухне.

– На другой конец террасы, – ответила я, развеяв его надежды.

Энди, Брыся и я молчали, напряженно ожидая возвращения присяжных. Было слышно, как те спорят где-то за кустами. Крыса уныло сидела за решеткой и с подозрением следила за нами. Наконец, присяжные вернулись, и Энди дал сигнал к продолжению процедуры.

– Присяжные, защитник и подсудимый Крыс! – начал Энди. – Сейчас мы вынесем решение, которое определит дальнейшую судьбу подсудимого. Итак, присяжные, что вы предлагаете?

– Мы думаем, что пожизненное заключение будет слишком суровой мерой наказания! – торжественно объявил Чарли. – Предлагаем заменить его ссылкой!

– Куда? – спросила я, втайне надеясь, что место ссылки никак не будет связано с нашим домом.

– В лес! – решительно ответил Робин.

– Точно! Пусть живет в лесу, – кивнула Брыся. – Хотя, конечно, в нашем подвале…

– Никаких подвалов! – поспешила вставить я. – Присяжные решили, что ссылка лучше!

– Может, прямо сейчас и понесем? – спросил йорк и, поднявшись на цыпочки, заглянул в клетку. – Все равно нам с ней делать больше нечего! Да и ужинать пора…

– Ладно, пошли! – сказала я. – Только тихо, а то вас хватятся…

Мы выскользнули через калитку, которая выходила прямо на лесную тропу. Крыса, зажмурившись, сидела в клетке и, видимо, думала, что ее несут убивать.

Мы шли молча, лишь изредка переглядываясь, ведь мы не просто шли, а выполняли важную миссию: ссылку опасного преступника в регион, находящийся примерно в семистах метрах от дома. Там уже начинались владения кабанов, ланей, лис и зайцев.

Вскоре мы вышли на поляну, где стояла заброшенная церковь. Все вокруг было безжалостно изрыто кротами и кабанами.

– Как ты думаешь, ей тут будет хорошо? – спросила меня Брыся. – Представляешь – совсем одна, вдали от дома…

– Это только вопрос времени. Мы же с тобой, в конце концов, нашли друзей? Может, и она здесь кого-нибудь найдет. И больше не будет кусать детей за пальцы…

– Точно… – отозвалась Брыся и обернулась на своих новых друзей, которые, словно три мушкетера, стояли за ее спиной. – Вы как, не против, если мы ее здесь выпустим?

– Нет! – хором ответили они.

Я открыла ящик. Крыса двинулась было к выходу, но, увидев перед собой пожухлую траву, остановилась и нерешительно посмотрела на меня.

– Иди, – сказала я, – и держись подальше от людей. Это мой тебе последний совет…

Крыса выскользнула из ящика, внимательно принюхиваясь к незнакомым запахам. Собаки не шевелились. Не оглядываясь на нас, она скрылась под кустом ежевики. Какое-то время мы все смотрели ей вслед. Потом я перевела взгляд на небо: там, в прозрачной синеве, висел ранний зимний месяц.

– Пошли домой, собаки, – тихо сказала я.

Напоследок судья попросил поставить Брысю в последнюю стойку на полу. Тут ее нервы сдали окончательно, и она запросилась на руки, категорически отказываясь оставаться в неподвижной позе…

– Я тоже могу на тебя рассчитывать! – сказала я, целуя ее в чернильный нос. – Я тобой ужасно горжусь!

– Правда? – она перестала кривляться и серьезно посмотрела на меня. – Шарлотка же была лучше меня! И я не победила…

– Мсье Леруа, выслушайте меня внимательно. То, что вы говорите – полный бред. Если я захочу, вы все равно попадете под суд и заплатите штраф, даже если докажете, что я сама спровоцировала вашу собаку. Я предлагаю вам сделку…

16.
Мы еще им покажем!

Та зима почему-то тянулась ужасно долго, но Брыся больше не скучала. Новое собачье общество явно шло ей на пользу, и во многих вопросах она находила своих новых друзей гораздо более компетентными, чем я.

Например, уверенный в себе Энди никогда не лаял на тех, кто приходил к ним в дом. Он наблюдал за гостями издалека, иногда давал себя погладить и вежливо принимал подношения. А обаятельный Чарли завоевывал всех без исключения своей волшебной улыбкой. Йорка же вообще не спускали с рук, и он получил исключительное право питаться прямо с тарелок гостей. Недаром его хозяйка была заместителем мэра нашей деревни.

Брыся быстро сообразила, как невыигрышно она смотрится на фоне новых друзей, и теперь старалась никого не облаивать, а наблюдать за гостями издалека, как Энди, с застывшей на морде доброжелательной улыбкой. Иногда ей это удавалось, иногда – нет, но наши гости были приятно удивлены переменами и поздравляли меня с успехами в дрессировке. Я веселилась от души: моей заслуги в этом совершенно не было.

Робин приносил нам из мэрии разные интересные новости. Хозяйка часто брала его на работу, и он целыми днями сидел под ее столом. Раньше это ужасно утомляло маленького йорка, и он откровенно скучал, разглядывая ноги посетителей. Теперь же, когда Энди рассказал ему про разведку, Робин внимательно слушал и запоминал все новости и сплетни, которые могли заинтересовать собачью компанию. И, поскольку в мэрию частенько захаживали местные полицейские, он был в курсе даже криминальных новостей, не говоря уже про свадьбы, похороны и крестины, куда его регулярно носили под мышкой.

Брыся была по-настоящему счастлива: у нее появились друзья, которые любили в ней ее саму, а не свои ожидания или представления о ней. Однако, ее мир расширился совсем чуть-чуть: она оставалась все той же пугливой дикаркой.

Глядя на нее, я вспоминала мои первые годы во Франции: ни друзей, ни приличной работы, ни денег. Когда я поняла, что забрать Юджи во Францию получится гораздо позже, чем я предполагала, я совсем сникла.

Хуже всего было по ночам, когда чаша весов с надписью «возвращение» стремительно падала вниз под тяжестью аргументов, которые начинаешь учитывать, только лишившись их: любовь, дом, дружба… И еще там, в России, была Юджи – моя смешная, старая собака. Я решила съездить домой. Заблаговременно разослав резюме московским рекрутерам, я стала ждать вылета, до которого оставалось ровно тридцать дней.

Но судьба распорядилась иначе: на двадцать второй день ожидания в мою жизнь на вороном мотоцикле ворвался ЖЛ и больше не захотел оттуда выходить.

– Через неделю я лечу в Москву, но вернусь только при одном условии, – предупредила я его.

Он вопросительно поднял брови.

– С собакой.

ЖЛ только рассмеялся в ответ:

– Если бы у тебя было десять собак, я бы, пожалуй, еще подумал…

Я тут же позвонила в агентство и вписала в свой обратный билет «кокер-спаниель, тринадцать лет, двенадцать килограммов сверх нормы».

Она ждала меня почти полтора года. Скотина тихо терроризировала ее. Не со зла – из ревности. Она даже не подпускала мою собаку к нашей общей маме – моей и ее. Юджи смирилась и спала в коридоре, изредка получая возможность приютиться на чьих-нибудь коленях. Наверное, по ночам она думала: «Если это мама Скотины, то где же тогда моя?» Жаль, что собаки не говорят по телефону – я бы ей объяснила, что надо немного подождать. Я летела за ней в Москву и плакала от стыда.

А потом все постепенно наладилось. Мы переехали в дом к ЖЛ, где Юджи обживала мягкие кресла и где ее больше никто не гонял. Она спала у меня на коленях, сколько хотела, и гуляла в саду, где даже в январе зеленела трава. Я, не торопясь, искала интересную работу, а ЖЛ сыпал на меня, как из рога изобилия, самые разные развлечения – вечеринки, музыку, путешествия…

Теперь, глядя на Брысю, я думала о том, как важно иметь рядом того, для кого твой внутренний мир будет по-настоящему интересен. И как важно достигать чего-то своими силами: чтобы можно было собой гордиться, и чтобы тобой гордились твои друзья.

Я вдруг решила записать Брысю на выставку. Мне было все равно, победит она или нет: я знала по опыту, что когда перед человеком стоит серьезная цель, к достижению которой он упорно стремится, все остальное становится второстепенным.

– Ну что, хочешь попробовать? – спросила я Брысю, изложив ей идею.

– Не знаю, – смутилась Брыся. – А зачем мне все это надо?

– Если ты выиграешь, все будут тобой гордиться. Включая тебя саму.

– А если нет? – спросила она, волнуясь. – Если не выиграю?

– Ничего страшного. Может, выиграешь в следующий раз. И потом, если бы у тебя не было никаких шансов, разве бы я тебе предложила?

– Не знаю… – сказала она. – Это же тебе нужно, а не мне! Ты, наверное, поэтому и предлагаешь!

– А вот и неправда! У меня уже все есть – и призы, и почет. Это для тебя. Но если тебе неинтересно…

– А что мне надо будет делать, если я соглашусь?

– Научиться правильно бегать, стоять в стойке и не рычать на эксперта, который будет тебя ощупывать и осматривать.

– Не знаю, – повторила она, все еще сомневаясь. – Ты правда думаешь, что я могу выиграть?

– Правда!

– Ну, тогда я, наверное, попробую. Только если у меня не будет получаться, я не пойду на выставку, ладно?

– Отлично! – обрадовалась я. – Вот увидишь, тебе понравится! Если хочешь, начнем прямо сейчас!

Мы пошли на набережную, на самый дальний край деревни. Был вечер, и желтый свет фонарей отражался в сонной воде. Я достала из кармана пакетик с заранее нарезанным сыром.

– А-а-а! Мати-вация! – обрадовалась Брыся.

– Точно! – кивнула я. – Теперь смотри: твоя задача – бежать точно рядом со мной, не подпрыгивая. Ясно? Подпрыгивать нельзя ни в коем случае! Это правило номер один!

– А если я все-таки подпрыгну? – заволновалась Брыся. – У меня лапы сами подпрыгивают! Я даже им иногда говорю: «Ну что вы всё подпрыгиваете, лапы?» А они продолжают!

– А ты думай о победе, – посоветовала я. – А лапам говори, чтобы бежали рысью. Знаешь, как обидно, когда проигрываешь из-за каких-то там лап?

– Ладно, попробую. Ну что, побежали?

Мы помчались по асфальтовой дорожке вдоль реки. Брыся, закусив губу, сосредоточенно вытягивала лапы. Через несколько десятков метров мы остановились.

– Ну как? Пойдет? – спросила Брыся, переводя дыхание.

– Пойдет-то пойдет, – ответила я, – но больно уж у тебя серьезный вид! Выставка – это же шоу, праздник! Там надо улыбаться! Может, расслабишься?

– Если я расслаблюсь, они подпрыгивать начнут! – глядя на лапы, возразила Брыся.

– Ну ладно, беги пока так. А потом посмотрим…

Мы побежали обратно. Всю дорогу Брыся смотрела на лапы и что-то приговаривала вполголоса. Добежав до исходной точки, мы остановились, чтобы перевести дух.

– Ну как? Получается?

– Ага! – кивнула Брыся. – Я их уговариваю не подпрыгивать. Вроде, слушаются!

– Точно! Хорошо бегут! – я погладила ее по голове. – Может, хватит на сегодня?

– Нет, давай еще раз! – сказала Брыся. – А то надо закрепить полученный результат! С помощью мати-вации!

Мы побегали еще несколько минут и пошли домой. Брысе так понравилось разговаривать с лапами, что теперь она убеждала хвост держаться как можно выше в присутствии «зазаборных», а не трястись между ног, как обычно. Хвост слушался, а я поддерживала инициативу с помощью «мати-вации».

Так, разговаривая с хвостом, мы и вошли в деревню. В первом же дворе огромный доберман, удивившись такому смелому параду, не облаял ее, как обычно, а сказал вполне дружелюбно:

– Эй, мелочь! Ты что это тут ночью делаешь? И с кем это ты там болтаешь?

– Не болтаю, а беседую. С хвостом, – смутилась Брыся. – А что?

– Ой, умора, ой, не могу! – покатился со смеху доберман. – С хвостом она беседует! А что ты тут делаешь?

– Тренируюсь! – гордо ответила Брыся. – Для выставки!

– Ой, опять уморила! – заржал во все горло доберман и рухнул на клумбу. – На выставку собралась! Ты в зеркало-то себя видела?!

– Нет, а что? – насторожилась Брыся.

– Не слушай его, – мягко сказала я, – пойдем домой.

– Нет, а что!? – повторила Брыся, обращаясь к доберману, продолжавшему кататься по клумбе.

– Да ты же на чучело похожа! – вдруг заорал он и, подскочив пружиной, приземлился на все четыре лапы. – Ты же худющая, как щепка! И хохол на голове, как у попугая! И шерсть кудряшками! Какая выставка?! Не ходи! Все смеяться будут! Уро-о-одина!

Он громко заржал и опять рухнул на клумбу, дрыгая ногами. Брыся подняла на меня глаза, полные слез и немого укора. Сердце мое разрывалось, потому что я знала: в такой момент никто не может помочь.

– Брыся, – мягко сказала я, – я же тебе говорила, не слушай.

– Мама! – всхлипнула Брыся. – У меня правда вид, как у чучела? Зачем же мне тогда на выставку?!

Она заплакала. Доберман продолжал громко ржать за забором. Ему вторили соседские псы.

– Уродина! – неслось отовсюду. – Щепка! Чучело!

Я взяла ее на руки, крепко прижала к груди и укоризненно посмотрела на добермана.

– Псих ты, – сказала я ему. – Зачем тебе это надо?

– А чего она тут ходит? – ощерился тот. – Сидела бы, как все, за забором, дом бы охраняла! Так нет, на выставку ей надо! Тьфу! Фифа!

Прижимая к себе плачущую Брысю, я быстро пошла прочь. Я шагала по улице и думала о том, что в жизни каждого человека однажды встречается такой вот доберман. И что моими клиентами становятся те, кто однажды ему поверил…

Вскоре Брыся успокоилась и теперь просто тяжело вздыхала, положив голову мне на плечо. Она молчала и не хотела со мной разговаривать. Так мы и вошли в дом.

– Что случилось? – обеспокоенно спросил ЖЛ. – Вы же, вроде, тренироваться пошли?

– Да ничего страшного, ее опять облаяли…

Брыся посмотрела на меня, как на предателя, но ничего не сказала. Когда я спустила ее на пол, она молча залезла на диван и свернулась клубком в самом дальнем углу. Я села рядом и начала молча гладить ее по голове.

– Не поеду на выставку, – угрюмо пробубнила Брыся.

– Почему?

– Ты что – не слышала?! А если он правду сказал?

В ее глазах опять заблестели слезы.

– Я – тощая уродина! И шерсть кудряшками! И хохол! Зачем позориться?

– Ну, какая же ты уродина? – возразила я, приглаживая ее хохолок. – Ты не худая, а стройная, и шерсть мы тебе расчешем и уложим, и если я тебе предлагаю ехать на выставку, это значит, что ты вполне способна там победить.

– Не поеду, – замотала головой Брыся. – Все кончено.

– Ну, если все кончено, тогда, конечно, не надо никуда ехать. Но если кто-то тебе сказал, что ты – уродина, а ты поверила, то очень жаль. Ты пойди завтра, спроси Энди и Робина.

– Но они же друзья! Как ты не понимаешь! – возмутилась она сквозь слезы. – Они не скажут!

– Ну что ж, если тебя устраивает, что ты так никогда и не узнаешь, чего на самом деле стоишь, мне очень тебя жаль. Впрочем, не хочешь – не надо! Я тебя и так люблю…

Я потрепала ее по ушам и пошла на кухню готовить ужин. Брыся понуро поплелась за мной, повесив хвост между ног.

– А как узнать, но так, чтобы без выставки? – спросила она, садясь в углу.

– Никак, в этом-то вся и проблема. Твои друзья скажут, что ты – самая красивая, а враги скажут, что ты – жуткая уродина. А всем остальным – все равно. И только эксперт может сказать правду.

– Икс-перт? – спросила она. – Это кто?

– Человек, который знает о кокерах все-все.

– Я тощая… – упрямо пробубнила она. – И хохол…

Я пожала плечами и ничего не ответила, продолжая рубить овощи и проклинать противного добермана. Конечно, я могла бы отказаться от затеи с выставкой, но там Брыся могла увидеть положительные стороны общения с незнакомыми людьми и собаками… Кроме того, у нее была бы цель, которая позволит совсем по-другому относиться к своему окружению.

Но пока Брыся сидела в углу, уставившись в пол. Вид у нее был совершенно несчастный. Я бросила недорезанные овощи и села рядом с ней.

– Не переживай, – сказала я и толкнула ее плечом. – Это все неважно. Важно то, что у тебя есть я, а у меня – ты. Так?

– Так… – грустно согласилась она.

– А еще у тебя есть папа, Чарли, Энди и Робин. Так?

– Так… – согласилась она, не понимая еще, к чему я клоню.

– А еще к нам приходят гости и кормят тебя печеньем, хоть ты и кусаешь их за икры. Так? – сказала я и толкнула ее локтем.

– Так! – хихикнула она.

– А еще ты умеешь незаметно красть вещи! – засмеялась я. – Так?!

– Так! – радостно заорала Брыся и залезла ко мне на колени. – А с хохлом что можно сделать?! А то он мне надоел!

– Вообще-то, я собиралась сделать тебе настоящую прическу. Уже и ножницы купила, и шампунь… Теперь, наверное, и смысла-то никакого нет? – сказала я, отбиваясь от ее слюнявых поцелуев.

– А ты точно его сострижешь? – спросила она, оторвавшись от моего лица.

– Конечно! – сказала я, вытирая щеки. – Но дело не в хохле. Ты это потом поймешь…

Узнав, что скоро у нее будет настоящая прическа, Брыся повеселела и помчалась играть с ЖЛ в придуманную ею игру под названием «как-можно-более-незаметная-пропажа-личных-вещей-ЖЛ-прямо-из-под-его-носа».

Пока они развлекались, я включила компьютер и, открыв уже изученную мной вдоль и поперек страницу, записала Брысю на ее первую выставку. Действовать надо было как можно быстрее – оставался месяц. Я решила возить ее на машине, чтобы больше не встречаться с «зазаборными».

Мы долго и упорно тренировались, и вскоре прогресс стал очевиден: Брысины движения сделались плавными, она больше не закусывала губу, когда бежала.

За неделю до выставки я объявила Брысе, что настал час стрижки. Осознав всю важность предстоящего процесса, Брыся дала себя помыть, завернуть в полотенце и уложить на диван – обсыхать. Я включила ноутбук, где на прямой связи дежурила Марина, и пристроила его рядом со столом.

– С чего начнем? – спросила я Брысю, ставя ее на стол. – С хохла?

– Только покороче стриги, – потребовала Брыся. – А то он мне страсть как надоел.

Я высушила ее феном, расчесала и распрямила все упрямые кудряшки. Серебро ее шерсти заблестело, переливаясь под светом ламп.

– Давай сюда свой хохол! Сейчас отрежем…

Она послушно подставила голову. Ее кудри белым кружевом посыпались на стол. Потом стрижка пошла своим чередом, и через три часа я чувствовала себя по меньшей мере Пигмалионом: из бесформенного клубка шерсти постепенно проявился настоящий кокер – квадратный, с красивой головой и удивительно элегантными линиями плеча и шеи. Я сделала несколько фотографий и послала их Марине. Брыся, пользуясь передышкой, носилась по дому и разглядывала себя в зеркалах.

– Иди-ка обратно на стол, – позвала я ее, закончив обсуждение деталей. – Надо еще задние ноги доделать. Никак не пойму, как их правильно стричь…

– Нет уж! – возмутилась Брыся. – Ты сначала пойми, а потом стриги! А то будет некрасиво! Видишь, какие у меня ушки хорошенькие? Если ноги испортишь, я на выставку не пойду!

– Ладно, – согласилась я. – Давай ноги на завтра отложим.

Тут как раз ЖЛ вернулся из магазина. Брыся помчалась здороваться с ним и показывать новую прическу.

– Ох, какая стрижка! – восхитился ЖЛ, разглядывая собаку со всех сторон.

– Надо только ноги доделать, но мы это на завтра отложили, – сказала я. – Нравится?

– Очень! – кивнул ЖЛ.

– Ага! – страстно закивала Брыся. – Хохол отрезали – и сразу, нате вам! Красиво!

– Брыся, иди, покажись Энди и Робину. А то они тебя еще со стрижкой не видели! – сказала я и открыла дверь в сад.

Брыся кивнула и умчалась в темноту. Из глубины сада донесся лай и шуршание.

– Они сказали, что им нравится! – гордо сообщила Брыся, ворвавшись обратно на кухню. – Они уверены, что я победю!

– Смогу победить, – поправила я.

– Вот я и говорю – победю! – воскликнула Брыся и взобралась, как кошка, на спинку дивана. Вид у нее был решительный. – Мы еще им покажем!

– Кому? – удивилась я.

– Зазаборным! – рявкнула Брыся всем горлом, как учил Энди. – Покажем!

– Покажем, покажем, – согласилась я. – Только перестань, пожалуйста, кусать спинку дивана.

– Ой, – смутилась Брыся, отпустив ни в чем не повинную спинку. – Я просто представила, что это ухо одного из «зазаборных»…

Мы поболтали еще немного и пошли готовить ужин. ЖЛ достал из холодильника мясо, и Брысе тут же выделили большую кость с обрезками. Довольная, она скрылась с ней под столом. Не торопясь, мы зажгли свечи и открыли бутылку прекрасного бургундского. Вечер удался на славу.