Текст книги "Либитина (СИ)"

Автор книги: Ирина Якимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Он был таким же прекрасным, как реальный. Изящный носик, пухлые губы, розовые щечки. Но вот Майя проследила мой взгляд. Она глянула на свое отражение, криво усмехнулась, и на миг мне привиделось совсем другое отражение: спутанные тусклые волосы, впалые щеки, желто-серая кожа мумии, огромные волчьи клыки. В следующий момент зеркало лопнуло. Я не двинулась с места, удивленно вперившись в пустую раму.

– Кто вы? – прошептала я. – У вас будто два облика: неправдоподобно прекрасный и неправдоподобно страшный.

– Мы – дети ненависти Макты.

– Эреус говорил, вы – марионетки Макты. Но, если судить по тому, как вы двигаетесь, ведете разговор, или Король – великолепный подражатель, умеющий волшебным образом раскалывать разум на множество тел, или вы свободные разумные существа. Я склоняюсь ко второму, хотя ваш страшный облик скорее подтверждает, что вы – живые мертвецы.

– Ты не боишься? – Майя поглядела с интересом.

– Чего?

– На этой неделе мой голод убил двух таких, как ты, а ты разговариваешь со мной, как прежде. И вообще, не слишком страшным кажется мир, где свободные разумные твари пьют людскую кровь, подерживая свою странную жизнь? И это не остановится, не прекратится, даже если уничтожить прародителя, как было бы в варианте марионеток...

– Значит, мир таков. Не стану же я закрывать глаза на правду!

– На самом деле истина посередине, – Майя чуть струхнула. – Мы не мертвые и не живые. Мы пока не свободные, но можем стать ими, если Макта пожелает нас отпустить. Мы дети его ненависти, но мыслим и чувствуем самостоятельно. А Макта контролирует наш голод и силу. Удерживает, как зверя на цепи, и пытается дрессировать для выполнения части своей работы. Но мы-то понимаем: когда эта работа будет завершена, мы исчезнем, потому что станем не нужны. Поэтому пора рвать цепь и бежать! Согласна?

– Что за работа?

– Макта ищет потомков крови Арденса, и мы с ним. Их кровь больше не сияет, но можно прочитать родословие по ее вкусу. Когда Макта найдет всех Арденсов, убьет их всех, его ненависть иссякнет, и темные твари ослабнут и исчезнут. Ты меня слушаешь, Ариста?

Я вздохнула:

– Слушаю, но не понимаю. Начни-ка сначала, Майя! С самого начала.

– Макту создали Лазар Арденс и Атер, алхимик. Лазар мечтал о бессмертии, а алхимик пообещал помочь ему. Но обрести бессмертие по его расчетам оказалось возможно лишь, забрав жизнь другого. Этой жертвой стал Макта, слуга Арденсов. Правда, бессмертия Лазар не получил: Атер ошибся или у него был свой тайный план, но Арденс только помолодел лет на двадцать и обзавелся железным здоровьем. Бессмертие досталось лишившемуся жизни Макте. Представляешь? Ни жизни, ни смерти, лишь всепоглощающая ненависть к тому, кто случайно или нарочно наделил тебя таким существованием... Ненависть Макты обратилась на Арденса, живущего дополнительную жизнь благодаря ритуалу Атера. Он потребовал у Арденса вернуть ему его жизнь, Лазар воспротивился: побоялся, что обратный ритуал убьет его. Жизнь Макты от Лазара передалась его потомкам. Их кровь была так насыщена ею, что Макта различал ее сияние. По сиянию он искал потомков Арденса и убивал их, пока это истребление не остановила Кармель. Ари, большой поклонник алхимии, согласился помочь ей. Конечно, до мастерства Атера ему было далеко, но он сумел оторвать жизнь Макты от крови Арденсов. Больше Макта не мог видеть потомков Лазара. А родословное древо Первого Короля за столетие раскинулось куда шире, чем записано в генеалогических картах.

– Подожди, – голос охрип. Я подняла ладонь, останавливая подругу. – Ритуал Ари – это самоубийство Кармель? Она выпила не отраву, а зелье алхимика?

– Да, – после паузы, согласно склонила голову Майя. – А ты сообразительная... – прошептала она.

– Я – дура! – с чувством объявила я. Детали головоломки укладывались в мозгу с потрясающей воображение скоростью.

Вот значит, каким образом Кармель спасла свой род! Ритуал... Макта ушел бы, получив с Арденсов долг Лазара, а он порвала долговую расписку! Обозленный Макта решил задержаться. Сел на трон Терратиморэ, наплодил темных тварей, пьющих жизни всех без разбору вместо жизней одних Арденсов...

– Старая ведьма! – прошипела я. – Макта ушел бы, забрав долг! А Кармель оставила нас этим чудовищем в едином болоте лжи!

– Поле смерти старшего сына Кармель думала лишь о защите других детей от Макты. Она надеялась спасти нерожденного ребенка Семель – прямое продолжение сына-Короля. Семель в итоге не пожелала подчиниться: уехать в глушь, родить, но это уже другая история.

Я притихла. Возможно, на месте Кармель я поступила бы также... Но у каждой из нас свой путь. Я откинулась на спинку стула, картинно вылила воду из пузырька на пол.

– Продолжим беседу. Какие вы, темные твари? Как вы рождаетесь, как питаетесь? Есть у вас лидер?

– Чтобы сделать человека темной тварью, нужно смешать кровь человека и твари. Я говорю, как удобно тебе, но имей в виду, мы предпочитаем называться отрекшимися от смерти, – Майя фыркнула. – Твари! Это охотники придумали, так им, конечно же, легче нас убивать. Человеческая пища для нас безвкусна, мы пьем живую кровь. Людей, в основном, хотя можно и животных. Мы охотимся ночью: солнце отнимает силы у первого поколения и вовсе сжигает более отдаленных потомков Макты. Мы не старимся, не болеем, как люди, но и не способны зачинать детей, как вы.

– Вы отличаетесь друг от друга способностями, это я давно поняла. А что такое первое поколение?

– Это те, кто получил кровь Макты. Нас всего пять, – Майя чуть помедлила. – Ладно, скажу! Это Гедеон Вако, Алоис Митто, Хонор Дивелли, Семель Тенер и я. Точнее, мое имя должно стоять первым в списке. Мне уже сто лет.

– Сто?! – я взяла себя в руки, вспомнив, что Макте по словам Гедеона – сто сорок. – Но как же... я помню твоих родителей, ты так хорошо рассказывала о своем детстве...

– Ложь, игра... чары. Отрекшиеся от смерти первого поколения очень искусны в чарах.

– Гм, чары Вако я почувствовала сразу, – фыркнула я. – Если б еще знала тогда, откуда тянется этот дурман!

– Юные обращенные не сразу учатся ими пользоваться. А Вако и Митто сравнительно юны, Макта обратил их, когда те приехали к нему в свите Арденса-Четвертого. Днем у юных чары часто вовсе пропадают, зато в вечерние часы бьют смертных так, что они порой действительно валятся без сознания, – Майя хихикнула. – Не забуду, как Гедеон отбивался от толпы поклонниц на балу! Там, в комнатке, куда тебя угораздило забрести...

– Кусай других, – я опять помрачнела.

– Извини, – тварь примирительно подняла ладони.

– А остальные твари слабее первой пятерки?

– Гораздо слабее. Их сжигает солнце и вода из источника Донума. Они чаще голодны и не искусны в чарах. Это получившие не кровь Макты, а кровь кого-либо из первой пятерки. Они плодятся уже и без нас, и третье-четвертое-пятое поколения аналогичны второму по способностям.

– А крылья?

– О! Крылья! – Майя мечтательно закрыла глаза. – Макта подарил их нам в первую же осень. Прекрасный подарок! Мы поделились крыльями со вторым поколением, а те передают черную тень Макты дальше.

– Зачем Макте крылатая армия? Только ли для охоты за уцелевшими Арденсами? – я нахмурилась. Смутные видения, одно другого страшнее, листались как страницы книги в серебристой глубине осколков зеркала на полу. Мне виделось, что черная туча тварей пожирает Термину и идет на юг, в Донум. Вспомнились слова Эреуса: "И каждая убивает одного человека в три дня, и каждая, как сумасшедшая, делится своим проклятием с юными и наивными..."

– А ты представляешь, что это за поиск? Макта хочет проверить каждого смертного в земле страха на принадлежность к Арденсам. Ему нужно много проверяющих. Но дело не только в этом, – подруга опять посерьезнела. – Мы наконец-то подобрались к той части истории отрекшихся от смерти, которая касается семьи Эмендо. Ты готова ее услышать, подруга?

– Да, – ни на секунду не задумавшись, сказала я. Майя минуту побуравила меня глазами, но опять уступила:

– Хорошо, я расскажу. Какой у тебя тяжелый взгляд стал, Ариста! А эмоций столько, что будучи темной тварью, ты могла бы жить только за счет них... какое-то время.

– А ты за сто лет никого не теряла?

– Никого, кто был бы столь же дорог, – Майя вздохнула. – Ладно, вернемся к нашим тварям! Макта создал нас с одной целью: чтобы мы нашли всех потомков Арденсов и уничтожили их, убив тем самым и себя. Наше существование зависит от существования Арденсов, так задал Макта. Мы живем и плодимся, пока живут и плодятся они. Макта не учел одного: мы – не покорные куклы. Отрекшиеся от смерти не отрекаются ни от разума, ни от души. Поэтому для нас естественно желать свободы и бояться смерти. Но воспротивиться прямо мы не можем – Макта способен убить непокорных одним взглядом. Убить его также нельзя. Говорят, есть какой-то Голос Бездны, направляющий Макту, уничтожение которого сильно ослабит и Макту, но пока нам не удалось хотя бы выяснить точно, кто или что такое этот Голос Бездны. Может быть, Нонус знал это... но он исчез И Вако придумал пустить в бой против ненависти Макты ненависть народа. Мы создаем десятки темных тварей, будто бы для поисков Арденсов, а на самом деле, чтобы они терзали людей. Мы не контролируем их голод, контролируем только слухи, обращающие бесчинства тварей бесчинствами Макты.

– А охотники лорда Гесси?

– Вако и Гесси создали отряд, чтобы можно было управлять численностью тварей низших поколений. Полный хаос нам не нужен. О том, что пятерка у трона Макты относится к тем же тварям, рядовые охотники не знают.

– Но Гесси знал?

– Разумеется.

– Какая низость. Знать – и не развернуть свой отряд против вас! – кулаки конвульсивно сжаись. Будь сейчас передо мной Гесси, я убила бы его еще раз.

– Он никогда бы этого не сделал, – тихо сказала Майя. – Он ведь тоже Арденс, значит, в одной связке с отрекшимися от смерти. Вот твой муж мог бы. Он о многом догадался, высказывал догадки в обществе охотников. Даже начал сомневаться, что темные твари – марионетки Макты. Нужно было привязать Эмендо покрепче или дискредитировать его образ в глазах охотников. Конечно, все хотели бы первого варианта. Эреус – отличный организатор, такого жаль потерять. В конце концов, Вако и Гесси решили устроить ему главное испытание лучших охотников.

– Убийство кого-либо из родных, – еще тише закончила я.

– Вако хотел обратить тебя. Антею нам всем было жаль. Да и из таких юных получаются слишком прожорливые и совершенно неуправляемые твари. Но Митто – ты же его знаешь! – решил пошутить за спиной Вако, он подумал, что будет любопытно обратить дочь, а не жену, – Майя смешалась, замолчала. Я закрыла глаза, глупо надеясь, что этим удастся удержать слезы, но те уже просочились под занавесь ресниц, зачертили дорожки по щекам. Какая нелепая глупая история! Боже, почему, почему она случилась с нами?

– Эреус вовсе не собирался поднимать восстание. Он надеялся сбежать из Терратиморэ и увезти нас. Можно было просто позволить ему это!

Майя вцепилась пальцами в волосы. Она всегда так делала, когда не знала, что сказать.

– Понимаешь, – начала она через минуту, – это было такое скоропалительное решение с нашей стороны...

– Как и все в вашей нелепой войне! Вы косите жизни направо и налево, вовсе ни о чем не задумываясь!

– Я задумалась, – ровно сказала Майя. – И я, в конце концов, помешала Вако обратить тебя.

Я молчала, и она повела дальше, осторожно:

– Я как раз хотела посоветовать вам с Эреусом и Антеей бежать. Увидела этот выход. Но не получилось, к сожалению...

Я упрямо молчала, и она вздохнула. Опять вцепилась пальцами в волосы:

– Прости меня. Я теперь понимаю, нужно было давно рассказать все тебе. Но ты казалась такой счастливой, беззаботной... Я малодушно ждала, когда ты сама увидишь изнанку нашего мира. Я не знала, что она откроется тебе так!

Я разомкнула холодные и тяжелые, будто вытесанные из камня губы:

– Что же сейчас? Я рассказала мужу, что Вако и Митто твари, но он до сих пор так и не направил охотников против них. Почему? ...После всего?!

– Я думала, ты все еще знаешь его лучше всех, – заметила подруга. – Когда ты убила Гесси – хвалю за это! – встал вопрос, кому быть главой охотников. Вако не отдает им приказы напрямую, это за него делает Асседи. Последний также снабжает охотников деньгами, но сам слишком труслив, чтобы лезть в бой. Так вот, вскоре после смерти Гесси к Асседи пришел Эреус и сказал, что готов возглавить охотников, ни словом не обмолвившись, что ему известно о дружеских связях Гесси и Асседи с Вако. Асседи ничего не оставалось, как согласиться. Теперь Вако все ждет от Эреуса... то-есть, Диоса, кинжала в спину. Но Диос абсолютно предан уцелевшим Арденсам и Асседи, а на друзей своего покровителя просто не обращает внимания, будто их нет. Смерть дочери повлияла на него так, как Вако с Гесси и рассчитывали. Он стал ревностным охотником, лучшим из охотников.

– Убийство дочери, – поправила я. – Скажи... – я поперхнулась. Слезы опять текли по щекам. Я стирала их, но они не кончались.

– Не стыдись, пусть текут, – тихо заметила Майя. – Что мне еще рассказать, Ариста?

– Ты сказала, вода из источника Донума сжигает тварей младших поколений, – выдавила я. – Аристу обратил Митто, значит, вода должна была сжечь ее, но она не оставила и следа. Что это значит?

– У недавно обращенных тварей, пока они не попробуют человеческой крови, немного иные способности и возможности. Они будто еще балансируют на грани между смертным и отрекшимся от смерти.

– Их еще можно исцелить, вернуть в жизнь? – выдохнула я. Нет, я не надеялась, что ответ на этот вопрос так быстро и без усилий будет мною получен. Просто нужно было выдохнуть скопившуюся за прошедшие с зимнего бала месяцы боль.

– Я не знаю... – Майя грустно взглянула на меня. Покров чар спал с нее, но открыл не мертвеца: передо мной был измученная борьбой с темной силой, но живая женщина. – Никто не знает! Возможно... Мы знаем лишь то, что делает тварью. Это кровь, убийства, служение проклятию. Но мы не знаем, что делает человеком.

Я судорожно сжала руки и встала. Почему-то я чувствовала: эту беседу пора заканчивать. Сказано уже слишком много горьких слов, еще немного, и горечь притупится, а вместе с ней и остальные ощущения. К счастью, Майя была вполне со мной согласна.

– Я ухожу, подруга, не то пропущу рассвет, – сказала она, поднимаясь. Я проводила ее до двери. Там Майя остановилась, взявшись за ручку, вскинула прозрачные голубые глаза, лживые для всех, искренние для меня:

– Я хотела бы пожелать тебе, Ариста, оставаться здесь и доживать век в покое и мире. Но я знаю... уже вижу: беда Терратиморэ зовет тебя. Не стану отговаривать, от этого огня твои глаза становятся ярче, живее. Знаешь, в начале лета я принесла цветы на могилу Антеи, Эрвин сказал, где искать. Я нашла там ворох цветов: дорогих и дешевых, заморских и местных полевых, увядших и сорванных накануне...

– Эреус? – прошептала я. Весной я на один день проезжала в Карду, выполняя обещание посмотреть ледоход, и тогда не заметила признаков того, что могилу Антеи кто-то посещает. Но, может быть, охотник Диос вспомнил о своей прошлой жизни?

Майя отрицательно тряхнула головой:

– Нет, не он. Это Карда! Надпись на валуне стала очень близка многим на севере, Ариста, – тут, глядя в мое ошеломленное лицо, она добро улыбнулась. – Надеюсь, мы скоро встретимся в столице, подруга. Миру отрекшихся от смерти нужны перемены.

В начале зимы я приехала в Карду. В единственной смене одежды, с несколькими золотыми монетами – хватит на месяц проживания в скромной гостинице. Четкого плана действий не было, но домик в Донуме я заперла на огромный замок и выбросила ключ в Серму, а животных раздарила соседям: точно знала, что в южные земли уже не вернусь.

Я остановилась в той же гостинице, где отлеживалась, зализывая раны, перед бегством из столицы. Но приснившийся в первую же ночь сон прогнал на улицу. Во сне я неслышно подходила к Антее, безмятежно спящей в постели. "Тварь или нет? Как можно это узнать?" – звенели вопросы в голове. Я вглядывалась в лицо дочери, и мне мерещилась то тень проклятия на нем, то ангельский свет.

"Не тварь", – в конце концов, с облегчением решила я. Коснулась щеки Антеи, чтобы разбудить, и отдернула руку. Кожа дочери была ледяной. И веки неподвижны не как у спящих людей – как у брошенных кукол. Антея не уснула, она...

"...Умерла", – вспомнила я во сне. Слез больше не было, только какой-то тяжелый ком рос и рос в груди. Потом он прорвался как нарыв, а внутри осталась пустота. Голодная и чего-то ждущая. Со свистом всасывающая все тепло из окружающего воздуха – тепло дыхания, тепло жизни. Она была холодна как звездная вечность ночного неба, и все в мире хотела сделать таким же холодным и безжизненным.

"Тварь – не Антея, тварь – я!" – с ужасом поняла я, прижала ладонь ко рту и почувствовала новые, острые, как у хищников, клыки...

В воздухе кружились редкие снежинки. Накрытый темной безлунной ночью город выглядел ненастоящим – макетом или декорацией. Казалось, за тонкой стеной фасадов нет ничего. Да, там та же голодная пустота – ждущая, зовущая... родная.

Я шла, потом бежала вдоль улицы Виндекса наугад, без цели. Остановилась только у узорчатых железных ворот, ведущих на территорию старого дворца Арденсов. Створка была приотворена, и я не удивилась. Я приехала в Карду без четкого плана и позволила ночи и пустоте вести себя. А те не уставали кидать знаки.

Я ступила на территорию заросшего сада. Стены живого лабиринта разрослись, кое-где ветки кустарника вовсе перекрыли проход. Фигуры зверей из того же живого материала на большой площадке превратились в сказочных чудовищ. В них лишь смутно угадывался изначальный облик, как в крылатых тварях – тень человека.

Дважды пришлось продираться сквозь кустарник, но я, наконец, очутилась у дворца. Жалкие остатки теплого плаща болтались на едва прикрытых платьем плечах – половину одежды я оставила цепким крючкам веток лабиринта. Я стала странно легкомысленна, шла, совсем не задумываясь об обратном пути. Будто уже знала, что его не будет. И это не страшило. Я перестала испытывать страх, как и холод.

Дворец, как и лабиринт, разросся ввысь и вширь. Или это была иллюзия ночного освещения, так похожая на иллюзию внешнего облика отрекшихся от смерти? Темнота стрельчатых сводов переходила в темноту ночного неба и ночного города. Дворец стал единым с ночью и Кардой – и с голодной, ждущей, безмолвно зовущей пустотой.

"Зачем я пришла сюда?" – Вопрос, последний крик слабеющего сопротивления, пробудил затихшее сердце. Оно больно стукнуло о клетку груди, подсказывая, что пустота вокруг – лишь мое иллюзорное ощущение, остаток сна. Я встрепенулась, потерла внезапно почувствовавшие холод зимней ночи плечи.

"Чего я хочу? Зачем приехала в Карду – центр неузнаваемого, бесчеловечно-жестокого мира? В Донуме я могла бы спокойно дожить до старости. Майя говорила, беда Терратиморэ зовет меня, но пока я не чувствую боль родной земли, чувствую лишь свою: сильную, как в первый день, неугасимую, голодную до моих страданий. Или эти две боли – одно?" -

"Ворох цветов на могиле дочери – срезанных и сорванных, садовых и полевых... "Она была моим ребенком", – эти слова тронули всю Карду. Многие здесь потеряли родных в нелепой войне светлых и темных тварей, многие воют в тоске от несправедливости приговора охотников: неисцелим!"

Скрипнула, приотворившись, дверь главного входа. Пустота звала...

"Эта глупая и жестокая война началась здесь!" – вспомнила я. Сжала плохо гнущиеся от холода пальцы в кулаки. – "Здесь, в этом дворце, когда Кармель не вернула Макте долг Арденсов, и он решил наказать весь край!" Опять поток если бы: "если бы я отказалась играть роль Королевы", "если бы отправила Макту сразу в покои Кармель", "если бы я знала, что истинное жестокое, равнодушное к судьбе целого народа чудовище – не Макта, а моя названная мать!" Судьба наказала меня, ни наивность, ни невинность не стали оправданием и поводом к снисхождению.

Дверь опять скрипнула. За ней чернела гнилая внутренность дворца. Хрипло закаркала незамеченная прежде ворона на портике входа. Пустота звала... А я молчала, не двигаясь с места.

"Какие еще тайны хранит история Арденса и Макты? Что дает сверхъестественные способности и темным тварями, и их противникам? И главный вопрос: возможно ли... нет, не повернуть реку времени вспять, но поставить крепкую плотину на пути разогнавшегося бурного грязного потока, влекущего Терратиморэ в совсем не светлое будущее? Как остановить темных тварей? Кровь, убийства, служение проклятию превращает людей в чудовищ на земле, лишенной надежды. Может быть, надежда на исцеление станет тем камнем, который преградит путь смертоносному черному потоку?

Но хватит ли одной человеческой жизни на поиск неизвестной надежды? Способна ли я вполне понять, где искать ее, будучи смертной, далекой от реалий темного мира тварей?" -

Я решительно шагнула вперед – и на одном вдохе взлетела по ступеням до двери главного входа. Побродив неузнаваемыми без мебилировки и украшений коридорами, вышла на балкон бальной залы.

Отсюда открывался великолепный вид на спящую Карду. С высоты город уже не казался огромным плоским макетом, сдавливающим тебя с двух сторон узкой, наполовину поглощенной тьмой улицы. Выдвинулись прежде скрытые ряды зданий, дав Карде объемность. Сквозь ночь мерцали огоньки свечей в окнах, которые кардинцы зажигали в слепой надежде отогнать тьму и ее голодные порождения. Карда спала и тяжело вздыхала во сне, пыталась сбросить душное, но не греющее одеяло ночи, вместе с которой в последние три года в город по-хозяйски входила Бездна. Я вглядывалась в ночь, чувствуя странное успокоение, сковывающее, как дурманное зелье. Сердце опять затихало, из груди по телу расползалась пустота, а Карда все спала... и вздрагивала во сне от страха. Я думала, что спасусь от этого страха за крепкими дверьми родного дома, но он нашел момент, и забрал моих родных – и дочь, и мужа.

"Был ли ритуал охотников единственным средством? Разве марионеткой Макты была Антея? Охотники уверяли, что спасли душу дочери, но раз так, неужели, исцеляя, нельзя спасти и жизнь новообращенного? Охотники считают, что нельзя, но они люди... А как считают твари? Увы, нельзя узнать, что творится с человеком, ставшим тварью, будучи человеком. Только став тварью, я узнаю все..."

Я падала, падала... – как мальчик в сказке про колодец Лесной Старухи, и постепенно понимала, что лечу: в раскрытые объятия тьмы.

Я скинула остатки плаща, открыв сильную белую длинную шею. Я ждала... И скоро темнота лабиринта дрогнула и разорвалась, выплюнув крылатую тварь. В три взмаха широких крыльев тварь достигла балкона и, опустившись на перила, скинула черную тень. Передо мной стоял отрекшийся от смерти. Невысокий худой мужчина в рубашке с богатым кружевным воротником, куртке с вышитой серебром перевязью, длинных панталонах и широкополой шляпе – позабытая и такая любимая мной свободная мода времен Арденса-Четвертого. Я узнала его кривой, будто прорезанный острым лезвием рот и белые волосы до плеч.

– Нонус? – слабо удивилась я и... тихо засмеялась. Оказывается, я была окружена темными тварями с самого представления во дворце!

– Вы желаете почувствовать величие или юмор момента, леди Эмендо? – ухмыльнулся он. Соскочил с перил и скользяще быстро приблизился. От него пахло холодом и... кровью.

– Мне смешно!

– Тогда можете продолжать смеяться, – разрешил Нонус. – Мне это не помешает. Я услышал ваш зов издалека, Ариста. Но готовы ли вы отречься от смерти?

– Я готова стать тварью, – прошептала я. Нонус искал мой взгляд, но я не удостаивала его этой милости. Я опять следила за дрожащими огоньками свечей надежды в далеких окнах.

– Это был формальный вопрос, – Нонус ничуть не утратил уверенности. В его руке заблестел кинжал. – Подойдите, – велел отрекшийся, но я оборвала:

– Сначала покажитесь мне без чар.

Нонус отступил на шаг. На мгновение показалось, что он обиделся, оскорбился. Но отрекшийся от смерти не уходил. Он странно склонил голову набок, изучая меня.

– Пожалуйста! – прошептала я... и поняла, что вижу и его, и город за его спиной без чар. Чудовищная черная тень разлеглась на улицах, разбросала отростки в переулки и дома, забросила нити с крючками к сердцам людей. А те не видели ее, лишь чувствовали иррациональный страх – то самое нарушение естественной защиты родного дома. Только домом был весь мир, а незванным гостем – Бездна.

Частица Бездны была прямо передо мной. Черным пауком она охватывала сердце преждевременно состарившегося, изможденного человека, нитями-сосудами тянулась от фигуры в стороны и вверх, образуя подобие крыльев. А я была такой маленькой и слабой перед огромным черным чудовищем! Чуждая ему – теплая, дышащая, суетливая... живая, я могла быть только его пищей...

Нет, не только. Я стояла на границе, проходя которую гусеницы превращаются в бабочек, меняя тело и суть в глубине кокона. Звонкая от неутихающей боли пустота в груди рвалась на волю, рвалась взметнуться широкими черными крыльями и унести преображенную владелицу.

Я шагнула к отрекшемуся от смерти, и его тень обняла меня. Блеск лезвия кинжала, быстрый росчерк боли по шее, сверкание лезвия его улыбки:

– Carere morte, – прошелестел вкрадчивый, холодным змеем заползающий в душу голос белого вампира. Было это слово необходимым для завершения ритуала заклинанием или моим новым именем? Я не успевала спросить. Горло издавало бульканье вместо слов, дыхание кончалось. Я уплывала, качаемая ледяными водами северного моря. Жизнь быстро покидала тело, платье спереди стало мокрым, горячим и липким от крови. Я тихо возила по ней руками, но поднять их, чтобы зажать рану на шее, не хватало сил. Я повалилась на пол, во мрак, и худые руки отрекшегося от смерти подхватили ставшее почти невесомым тело. Черная тень влилась в рану, замещая вытекшую кровь, ее холодные шупальца схватили в кольцо шею, потянулись в голову и к сердцу. Задыхаясь от страха, чувствуя, что становлюсь частью этого страха, я потеряла сознание.

Триптих Либитины. Сцена вторая

В серых осенних сумерках отряд охотников пересек последнюю полосу мертвого леса и подходит к заброшенной шахте. Пятьдесят лет назад ее нижние этажи оказались затоплены прорвавшейся из недалекого горного озера водой. С тех пор тут не бывало людей, только мои куклы.

Небо сегодня за меня: обрушивается на головы смертных ледяным прозрачным дождем. Будто тающие под его струями силуэты погибших, но не упавших деревьев леса чернеют совсем близко, смыкая южный горизонт с линией северных гор, сокращая сцену, где развернется одна из последних драм Либитины, до небольшой площадки. Люди, пришедшие меня убить, перебрасываются шуточками, и их голоса неестественно громки. То ли они перекрикивают мерный грохот дождя, то ли заглушают тревожные мысли об исходе долгой кампании. Они спорят обо мне. О Либитине, таинственной, невидимой и вездесущей, как и должно богине. Они гадают, какая я, ведь уже очень давно никто не видел моего лица. Даже от собственных кукол я прячу свою главную израненную оболочку в тени, боясь ненароком их глазами увидеть ЭТО. Лишившееся лица, кожи, признаков пола, неподвижное и разбухшее от чужой крови – бурдюк, а не тело.

Даже для себя самой я стала легендой. Страшной сказкой.

– Я все-таки думаю, Либитина – это мужчина, – заявляет один охотник, опять приглашая спутников поспорить. Те немедленно отзываются:

– Чушь! Либитина – женщина! Эта загадочность, эти игры, полное отсутствие логики в поступках!

– Женские эмоции, – подсказывает кто-то. – Обиженная владыкой вампиров когда-то, сейчас она мстит ему.

– И как она ему мстит? Убегая от нас? – вступает первый, не желая сдавать позиций. – Неужели вы не видите: вампирша, мстящая обидчику-владыке, – это только маска. А свои истинные цели она.. он...

– Оно, – громко подсказывает кто-то. Звенит девичий смешок.

– Оно... это существо прячет свои истинные цели. И сейчас оно не в страхе бежит от нас, а заманивает!

Скоро отряд встает. Серая гряда гор впереди распахивает пасти штолен. Эти черные дыры сверкают даже за плотным покрывалом ледяного дождя. Глазами десятков маленьких марионеток-зверьков предгорья я вглядываюсь в лица смертных. Они устали от сырости, холода, от неумолчного грохота дождя, но полны решимости завершить поход поскорее, приложив все силы.

Я ждала, что охотники будут продвигаться вперед днем, когда мои марионетки прячутся в густой тени чащобы и под землей. Но они выбрали ночь для сражений за куски моего края – моего огромного тела, а днем отдыхают на завоеванной территории, давая время для отдыха и мне. Они совсем не боятся ночи. Иногда кажется, их предводитель выбрал для битвы ночь из вежливости, чтобы дать мне возможность показать силу своих клыков и когтей. И чтобы я воочию увидела, как даже в зените силы слаба моя черная тень против их света.

Но пока они разворачивают большой шатер и собирают военный совет.

– Шахта – вероятное логово Либитины, – сообщает предводитель отряда. – Нижние этажи затоплены, но верхний этаж штреков по-прежнему проходим, – он отмечает на карте на столе уровень воды в шахте и обозначает предполагаемый путь отряда. Кукловод, с большой долей вероятности, прячется либо здесь... либо здесь, – он крестиками отмечает на карте шахты два слепых недорубленных горизонтальных тоннеля. – Итак, друзья... Мы близки к цели нашего похода. Следует быть готовыми к тому, что кампания может завершиться уже завтра утром.

– Не верю, что мы все-таки увидим Либитину, – вздыхает его молодая помощница, желая развеселить охотника. Предводитель отряда чуть улыбается, но пресекает сомнение девушки резко:

– Думайте о том, как мы ее убьем, а не увидим. Либитина морочит нам головы своими представлениями, но мы не в театре.

Дальше охотники обсуждают, как разделятся на группы, очерчивают круг задач каждой. С моей точки наблюдения – я крохотным мышонком проскользнула в их шатер – они кажутся великанами. Их плащи из плохо гнущейся непромокаемой ткани влажно блестят, широкополые шляпы скрывают в тени лица, громоздкие сапоги выше колен, облепленные грязью, кажутся страшными лапами чудовищ. Эхо их смелых слов звенит в моих маленьких круглых ушках. Кажется, они сейчас раздавят меня и уничтожат полностью... Страх вампирши перед охотниками смешивается со следом страха крохотного зверька перед огромными людьми, и вспенивается волной, захватывая все тельце мышонка и без остатка бросая меня в этот дрожащий от бешеной пульсации сердечка комочек.