Текст книги "Либитина (СИ)"

Автор книги: Ирина Якимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 22 страниц)

Кажется, заметил это и Гесси, который сейчас, хмурясь, подходит к главе отряда.

– Я нашел ход, которым Либитина увела стадо, – сообщает он.

– Отлично! Веди, – глава спешно заряжает арбалет, но Гесси останавливает его руку.

– Еще час назад я засомневался б, говорить ли тебе об этом ходе, – резко говорит он. Глава вскидывает на него непонимающий взгляд:

– Почему? – в вопросе не пытливость, а обида, но он тут же исправляется, осознав это, надевает привычную маску. – Гм, вот как. Что же вызвало твои сомнения, Гесси?

– Ты не просто карьерист, ты задумал то, что пошатнет устои земли страха. Войну с самой Бездной ненависти. И ее ты начнешь, едва победишь Либитину и на волне успеха поднимешься на пост главы ордена. Ты намерен найти и Избранного, целителя вампиров, и перетащить его на свою сторону. Я долго гадал, что движет тобой на этом пути: ненависть, сильнее той, что управляет carere morte? А сегодня, увидев, как ты справился с Лесной Старухой, понял, – его тон неожиданно теплеет. – "Великая ненависть", – сказала Солен, вспомнив одного моего предка, точно также обманывавшего вампиров, но я знаю, в чем лжет легенда о нем. Мои предки, фанатичные охотники, разумеется, скрыли, что он просто... любил одну вампирку. Гибкую и яркую защиту ему дала любовь, а не ненависть. Как и тебе, Карл. Верно?

Карл оценивающе смотрит на него, потом усмехается.

– Верно, – тихо говорит он и добавляет, еще тише. – Увидев ее, я понял, исцеление для carere morte возможно. И лгать... и ей, и всей земле страха, что надежды для carere morte нет, после этого не могу. Молчать, смиряться с проклятием Бездны, с этим лелеемым Арденсами равновесием сил охотников и вампиров я не намерен, Доминик. -

Я замечаю знакомые золотые искорки в его темных глазах. Увидев их пять лет назад, я потянулась к нему, выбрала его. Они напомнили мне о тайне золотистого ореола свечей... И сейчас, когда тайна разгадана до конца, я убеждаюсь, что сделала верный выбор. Эта мысль ненадолго придает сил.

Гесси приводит отряд к входу в логово, и я выпускаю против охотников немногих оставшихся кукол, чтобы те, отступая по коридорам, вели убийц прямо в мою камеру. Разворачивается последний недолгий бой.

Рука куклы-писаря так и летает, сплетая кружево строчек... Этот лист окажется последним или следующий?.. – Лишние, ненужные мысли, но выправлять их уже некогда. Осталось сказать еще кое-что, пока птицы-марионетки подшивают последние листы к рукописи, пока горит последняя свеча на столике, растворяя в золотистом ореоле пламени окружающую темноту.

Четыреста лет назад наш край подпал под власть Бездны ненависти. Мы впустили страх и ложь в нашу кровь и вместе с ними впустили Ее. Не миновало это и меня: я долго убегала от страха и молчала о всеобщей лжи долго, долго... До смерти дочери. И последующий бой с раскормленной страхом частицей Бездны ненависти, оказался тяжелым и покалечил меня... навсегда. Как мальчик из колодца Лесной Старухи, я вышла из него искаженной. Но, как и в той сказке, меня исцелила, заставив вспомнить, любящая родственная душа.

Вот и конец нашего пути, Нонус. Ты видишь это золотое солнце впереди? Как и во время падения в купель у церкви Микаэля, я не страшусь боли и смерти. Я вспоминаю чудесную легенду, которую мне тогда рассказала Кора и за которой сейчас тянется наш уставший от тьмы carere morte край. Легенду об Избранном – легенду о прощении.

Все вы достойны исцеления-прощения: давно мертвые и еще живые. Вако, Митто, Дэви, Семель. ...Диос-Эреус. Пусть Избранный подарит его вам. Я же не буду больше давать пищу Бездне ненависти, Безднам страха и тоски. Я гляжу на золотистый ореол пламени и вижу в нем дорогу в твой волшебный мир, Нонус. Мир, над которым властвует Бездна любви.

Охотники врываются в эту камеру, еще не понимая, что здесь – конец их пути. Главный пронзает насквозь сердце последней куклы-стража, а сам уже ищет проход в следующий подземный зал, пока его взгляд не натыкается на железные трубки, протянувшиеся с потолка к углублению в центре камеры. В этой яме тихонько вздрагивает какое-то непонятное огромное тело.

– Факел, – отрывисто говорит глава. – Кажется, мы на месте.

Ему дают факел и он резко дергает рукой, освещая единственного обитателя камеры. Я чувствую, как тепло этого света ударяет в мои пустые глазницы. А охотники долго, в полном молчании разглядывают новые и новые детали, появляющиеся в свете факела, еще не осознавая, что перед ними. Огромный, в человеческий рост ком как бы расплавленной, покрытой бороздами и буграми розоватой плоти. В него впиваются железные трубки, по которым прямо в недра жуткой твари течет кровь со скотобойни наверху. Придавленные огромным животом конечности – желтоватые, худые, все в глубоких шрамах заживших ожогов, с вывернутыми суставами, скрюченными, сросшимися пальцами. Спутанная копна тускло-черных волос, в которой тонет то, что когда-то было лицом.

Я рассматриваю все это вместе с ними, просочившись в камеру в облике мышки. Вижу раскрытый в немом крике изуродованный шрамами безгубый рот, сплавившиеся и застывшие единой розовой массой нос, щеки, лоб, заглядываю в пустые глазницы. Значит, вот, какая я... Нет, все-таки не могу поверить! Чрезмерное уродство, также как чрезмерная красота, оставляют чувство нереальности.

– Чем это ее... придавило? – с усилием произносит одна охотница. Глава отряда судорожно сглатывает: его тоже мутит.

– Это ее живот, – хрипло говорит он. – У кукловодов чувство голода усиливается кратно количеству марионеток. Печень не справляется с новыми объемами крови, разрастается...

Охотница не дослушивает: ретируется в задние ряды, зажав рот ладонью.

– Нужно провести анатомическое исследование! – встревает знакомый спорщик, занявший место девушки. Пожалуй, он здесь чувствует себя увереннее всех. – Необычный случай! Образцы крови, тканей. Неплохо бы сохранить и голову.

– Молчите, она нас еще слышит! – одергивает его Доминик Гесси и как-то замороженно обращается к главе: – Ритуал?

Тот качает головой:

– Не получится. Она кричала там, на поляне, что не боится нас – и не лгала. А в ритуале вампира убивает страх. – Он оборачивается к спорщику: – Делай анатомическое исследование, бери образцы. Потом пустим сюда воду из Источника и все сожжем. Но прежде окажем последнее милосердие Владычице мертвых... Доминик?

Гесси кивает и шагает ко мне. Выхватывает из ножен меч. «Это случится сейчас», – понимаю я... и чувствую, и одновременно вижу со стороны, как судорожно сжимаются мои пальцы, как резко, сильно дергается мое огромное тело.

"Не бойся, Ариста, – откуда-то из золотого сияния памяти пришедший голос. – Они просто разрубят цепи твоего проклятия... и ты взлетишь".

Сейчас скользнет меч охотника, и перо выпадет из пальцев куклы-писаря. Рукопись прервется, может быть, на середине слова, но свеча на столике все также будет гореть и рассеивать тьму вокруг. А моя бесстрашная армия уйдет освобождать от carere morte землю страха... Странно, но, кажется, я чувствую забытое тепло внутри. И во рту появляется привкус какого-то терпкого, пьянящего питья. Холодные капли неведомого дождя омывают лицо. Эти новые ощущения как яркие огни во тьме. Путеводные огни. Куда они ведут меня?

"Не бойся, вытяни шейку, моя легкокрылая Королева. Одно простое, последнее в этой плоти действие. Чтобы охотнику легче было ударить..."

Я чувствую прохладный ветерок кожей беззащитной шеи. Это замах меча

конец рукописи

найденная спустя время страница

Оборвались нити связей с куклами, но ощущения остались. Мокрое, будто от дождя, лицо, привкус горько-пряного питья во рту, тепло, из живота распространяющееся по телу до кончиков пальцев, испарина пота на затылке и спине, будто я действительно выпила горячий напиток. И глухие быстрые удары какого-то неведомого барабанчика в груди, сливающиеся в грозовой рокот... Я чувствовала, что лежу на довольно твердой кушетке, а пальцы свесившейся с нее левой руки касаются холодного пола. Что со мной? Я должна была умереть. Но это непохоже на смерть.

– Пришла в себя, так открывай глаза. Довольно уже, поленилась и хватит, – фальшиво-ворчливый, волнующийся голос Нонуса. Я открыла глаза и не удержала удивленного вскрика. Все вокруг было... тканью, сотканной из мириадов разноцветных, мягко светящихся нитей. В них угадывались очертания предметов. Сотканные из серого, коричневого и золотого стены – в сложных переплетениях этих нитей я могла читать всю историю места, где нахожусь. Подземелья под дворцом Макты, логово Атера, а, прежде всего этого, – капище забытых богов. Красным светилась простая старинная мебель, серебристым – новейшие научные измерители, зеленым и золотым – остатки питья в стакане на столике передо мной.

Нонус был здесь. Белая фигура, проросшая и оплетенная черными нитями проклятия carere morte. Я вскрикнула еще и вцепилась в качестве поддержки в его протянутую руку.

– Ну, полно, Колосок, я тут. Давно тут. Что ты чувствушь? Что видишь? – спрашивал Нонус. Звук его голоса вызвал еще шквал новых ощущений. Я увидела, как мелодия его речи и скрытая за ней мелодия чувств колеблют нити, из которых соткан мир, подсвечивая и подкрашивая их. Все вокруг запестрело его тревогой, радостью и неистребимым, родственным моему любопытством. Я закрыла глаза. Но руки Нонуса не выпустила и чувствовала, как сплетаются, срастаются нити, составляющие нас на каком-то очень тонком уровне, где любая, даже самая слабая связь имеет великую власть.

– Я поняла, где мы, Нонус. Бывшая лаборатория Атера и бывший дворец Макты. Но всего разобрать не могу. Я думала, ты умер. Как хорошо, что ошиблась!

– Ты поняла, что я дал тебе выпить?

– Зелье, подобное тому, которое Атер готовил для Макты? – предположила я, вспомнив зелено-золотое переплетение.

– Да. И я, кажется, получил то, о чем мечтал: воплощение Бездны любви. Открой же глаза! Ты так ничему не научишься!

Я улыбнулась:

– От твоего нетерпения все вокруг звенит! Но как же мое тело... Охотники хотели сжечь его водой Источника... А моя частица проклятия carere morte? Она исчезла?

– Охотники сожгли не тебя, – теперь все вокруг задрожало от его язвительного удовольствия. – Помнишь третьего купальщика в нашем мысленном море?

– Семель?

– Да. Ты очень долго была в беспамятстве от боли, Ариста. Многое произошло за это время. Спустя сто лет после твоего купания новый владыка вампиров развязал большую войну и с охотниками, и со старейшими, и пятерка Вако отправила Семель в тыл врага. Та не справилась с заданием, владыка пытал ее водой источника. Ей досталось едва ли не больше, чем тебе. После такого рассудок Семель сдался, а твой, вот уж не знаю, почему, нашел, что тело Королевы – наилучшее вместилище для духа Аристы. Ты пребывала в двух телах одновременно – в своем и ее, и с течением времени все реже возвращалась в свое. Может, оно было слишком полно болезненной памяти, перед которой померкла даже телесная боль Семель? Я же тем временем восстанавливал твое настоящее тело, моя галатея, опыт восстановления Макты помог. И все ждал случая, чтобы дать тебе зелье Атера и преобразить тебя и мир.

– Ты же... Ты так и хотел с самого начала, верно? Когда говорил, что я не должна забывать тебя, чтобы осталась возможность что-то изменить для меня... – слова рассыпались, раскатывались как гладкие бусины по ткани мира, – О, если б я вспомнила раньше. Но я забыла все, даже мысленное море! Увы, я и сейчас его не чувствую, Нонус! Впрочем, чувствую другое и это... больше того моря.

– Будучи в теле Семель ты не могла его чувствовать: перед тем, как отправиться к владыке вампиров она поставила крепкую мысленную стенку на моем пути к ее мыслям, и ты соскользнула за нее от меня. А сейчас ты вовсе не можешь его почувствовать, потому что наша мысленная связь сгорела вместе с твоим проклятием, когда, сразу после дачи зелья, я плеснул в твое вновь прелестное личико водой из источника Донума.

– Я исцелена... Но я думала, так исцеляют только новообращенных?

– В очень редких случаях от воды или солнца исцеляются даже старейшие вампиры. Те, которым удалось преодолеть страх небытия... Я рискнул, а, чтобы риск не был слишком велик, прежде дал зелье, надеясь, что ты, во всяком случае, переродишься, а не сгоришь. Так и произошло. Прости, что решил за тебя, каким будет твое новое воплощение, но позволить тебе уйти в небытие побежденным страхом Терратиморэ я не мог.

– Думаю, если б я не была готова и не желала в глубине души такого превращения, его бы не случилось. Но ты... ты все-таки сумасшедший, – радостно выдохнула я и, приподнявшись на кушетке, вновь открыла глаза.

То же разноцветное переплетение нитей мира, только теперь краски тонули в белом сиянии, исходившем от фигуры Нонуса. Даже черные нити проклятия carere morte истончились и едва угадывались в этом свете.

– Знаешь ли ты, как прекрасна? – произнес Нонус. – Как всегда была прекрасна. Только я все не мог найти открывшемуся мне еще при первой встрече образу достойное воплощение... Смотри!

Он поднял прислоненное к столику зеркало без рамы и повернул его зеркальной стороной ко мне. Сначала я видела только переплетение серебристых и голубых нитей поверхности, потом мазками золотой краски на нем проступили очертания женской фигуры. Постепенно, то густыми тенями, то полутонами теней проявлялся мой облик. Позабытое удлиненное бледное лицо с чуть раскосыми темными глазами, высокими скулами и немного выступающей вперед тяжеловатой нижней челюстью. Мое лицо, покрытое как бы вуалью мягкого белого света. Без единого шрама ожога, но со всеми честно прожитыми морщинками.

Пока я разглядывала себя в зеркало, переплетение нитей вокруг скрылось. Вернулось обычное человеческое зрение, и я облегченно выдохнула. Так пока, все же, было легче.

– Нонус, ты волшебник. Нет, больше, чем волшебник: просто ты тот, кого я люблю... – но, когда я вспомнила его облик из нового восприятия – белую фигуру, оплетенную черными нитями проклятия Макты, будто наточенное копье больно кольнуло ожившее сердце. – Но почему ты не присоединился ко мне? Ты тоже сможешь избавиться от проклятия Макты, я уверена!

– Еще не все закончено, – Нонус поднялся, отошел от кушетки. Комнату будто выморозило, я почувствовала, как на границе двух восприятий задрожало от холодного огня старых, горьких чувств и воспоминаний вампира переплетение нитей ткани бытия. – Макта еще цел, как и Арденсы. Я должен прежде закончить их историю, чтобы ничто не мешало строительству нового мира. Кстати, ты не против, что я использовал и буду еще использовать некоторые твои наработки для собственных спектаклей? А когда история Макты будет завершена, я присоединюсь к тебе, не волнуйся. Я ведь отыскал новую посланницу – Голос Бездны, она поможет мне. А в естественных науках за последнее столетие произошло множество взрывных открытий – и другие мои ученики сейчас прорабатывают научное обоснование всех существующих воплощений Бездны и проторяют путь к новым.

– А ты опять ими дирижируешь? – Я соскочила с кушетки, пошла к вампиру. Странно, земля будто отталкивала меня, пока я шла. Переплетение нитей то появлялось, то пропадало, и я ясно видела в нем прорехи, в которые будто стремилось окружающее меня сияние. Скользнуть бы за его лучами, посмотреть, какова изнанка мира! Но это потом. Сейчас сердце колола тревога за Нонуса. Я начинала осознавать, как сильно прошедшие столетия изменили его. Сначала он показался даже помолодевшим... но когда Нонус встал в тени у стены, незнакомые мне морщинки превратили его лицо в злобную насмехающуюся маску, и знакомые по встречам с вампирами Вако искорки жестокости заблестели в его глазах. Чтобы пройти трудный путь до звезды – мечты, мечтателю-волшебнику пришлось стать расчетливым и холодным кукловодом. Так что он почти забыл свою мечту и сейчас не верил, что наконец-то может купаться и пить ее близкий свет... Я подошла к Нонусу, обняла, прижалась всем телом.

– Ты исцелил меня. Теперь я попробую исцелить тебя, насколько смогу. Я вижу: проклятие carere morte прорастает в телах и душах глубоко. У меня, наверное, хватило бы сил вырвать его, но тогда останутся повреждения. Ты должен сжечь его сам, ты это можешь – это я тоже вижу.

– Я всецело в твоей власти, моя Королева, – он усмехнулся, но уже по-доброму, знакомо. Его оттаивающей душе было больно сейчас, я чувствовала, но то была нужная боль исцеления. Это воодушевило, все вокруг засияло белым светом моей радости. И в ее сиянии опять сплелись наши руки – как и нити, составляющие их на тонком, доступном лишь Бездне любви уровне.

– Может, ты и будущее уже научилась читать, как книгу? – засмеялся Нонус. А я загадочно улыбнулась. Да, кое-что я уже ясно разбирала в оплетающей весь мир паутине нитей. Я ускользаю в одну прореху и вижу, вижу...

На южной границе владений Либитины разожгли костер охотники, победившие Владычицу страхов. Они устали, осунулись, но новое знание и бестрашие сияет в их глазах. И разговаривают они по-прежнему громко, опять и опять побеждая мертвую тишину замкнутого мрачного северного края. Только две девушки не принимают участия в общей беседе. Сидя у костра, они перебирают разнородные листы моей рукописи, перечитывают, иногда показывают друг другу и обмениваются краткими, то возмущенными, то потрясенными репликами.

– Эмендо – эта фамилия, действительно, встречается в списке гостей первого Бала Карды, но имена там другие и их всего два. Это была старая бездетная пара.

– А на то, как подобраны фамилии в списке "безопасных" гостей, ты обратила внимание, Солен? Дэви, Алитер, Митто, Вако, Калькар – будто в насмешку взяты главнейшие вампирские фамилии!

– А история семьи Диос, не имеющая ничего общего с той, что записана в архивах ордена?

– Да, много противоречий, слишком много. И как апофеоз – купель у церкви! А кто же тогда приходил на службу Дэви?

– И ее чувствам я не поверила. Никто бы не смог писать так, до самого последнего мгновения. Это просто физически невозможно!

– Но при этом как точно она наш отряд описала и все про нас угадала! Совершенно сумасшедшая...

– Что вы изучаете с таким вниманием уже третий день, дамы? – к ним незаметно подходит глава отряда. Посмеиваясь после чьей-то шутки, из-за которой до сих пор большая компания охотников стонет от хохота, он подбирает один лист, отнесенный ветром к огню и уже почерневший с уголка. – Хм... Рукопись? Чья это рука?

Девушки галдят наперебой, с явным облегчением:

– Это Либитина оставила!

– Ее рука...

– Я нашла в каморке рядом с ее главным логовом...

– Что-то вроде жизнеописания...

– Мемуары Кукловодши, – глава отряда с напускной строгостью глядит на них, а его губы кривятся – призрак недавнего смеха: – Последняя загадка Либитины... Вы уже забыли, охотницы, как следует поступать с ее загадками?

Все еще посмеиваясь, он возвращается в компанию охотников, а девушки мрачнеют. Переглядываются. Потом одна берет стопку листов, нерешительно протягивает огню, но тут же опускает руку:

– Жалко. И знаешь... – она замолкает, испугавшись.

– Что?

Та бросает краткий взгляд на черные строчки, и вдруг морщится, будто увидела отвратительных пауков.

– Страшновато. Тебе не показалось, что в этой рукописи спрятана частичка Бездны? Громадное чудовище в тесной клетке грязных строк... Ну, как вырвется сейчас!

Собеседница в поисках поддержки оборачивается к главе отряда, но тот занят разговором с Гесси. Повисает пауза. Только ветер шелестит страницами рукописи, и кажется в неверном закатном свете, будто по белой бумаге действительно шествуют цепочки пауков...

– Страху нужно смотреть в лицо. Нельзя бежать от него: он поползет следом, занимая мир позади, который ты сдала ему без боя, – наконец, тихо, но решительно говорит старшая охотница и ее лицо проясняется. – Ариста об этом и писала... Думаю, она была бы довольна, если б мы уничтожили ее рукопись.

– Ты полагаешь?

Девушка усмехается:

– Это же Либитина! Давай вместе.

Вместе они швыряют рукопись в костер. Бумага шипит и сворачивается, скаредно пряча записанную на ней историю от ненасытного огня, но тут же чернеет и обращается серым пеплом вместе с драгоценными словами. Я слежу, как все, составлявшее меня прежде, уходит в окончательное небытие, но не испытываю горечи. Я чувствую освобождение от последних незримых оков и, как знак долгожданной свободы от пронизанного нитями страха и тоски прошлого, за моей спиной распахиваются новые крылья – белые и мягкие, как лебяжий пух.

– Ого! – удивляется Нонус. Его улыбка радостна и невинна сейчас, как улыбка ребенка. И я обнимаю вампира крепче и заключаю нас обоих в колыбель широких крыльев. Скоро окончится время стоянки охотников, они уйдут дальше – в Карду, в Дону, чтобы оттуда, от источника Донума, начать наступление на темный мир carere morte, а серую пыль их кострища разметает ветер, уничтожая последний след Либитины, владычицы мертвых, богини страхов. Наступает время надежды, я уже вижу ее золотистый луч, с сего момента вплетающийся в ткань бытия и тут же начинающий вывязывать свои узоры. Нам всем остается лишь, не оступившись, пройти по этому тонкому лучу.