Текст книги "В доме с высокими потолками"
Автор книги: Ирина Стельмах
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
Что-то изменилось в комнате, цвете стен и книжных полок – ветер, дремлющий весь день и вечер, ночью напомнил о себе тихим, убаюкивающим насвистыванием за окном. Она не верила своим ушам. Слова лорда Элтби, на которые она еще вчера была не вправе надеяться, вот-вот нарушат покой библиотеки. А ведь она уже заведомо подготовилась к долгим месяцам ожидания и, собрав оставшиеся крохи самообладания, вверила себя судьбе, так явно принявшей очертания человека по ту сторону стола. В эту самую минуту лорд Элтби с любопытством разглядывал сигару. На нем была темная куртка из грубой шерсти, под которой виднелся ворот белой рубашки. Черты его лица благодаря тусклому мерцанию свечи казались мягче, а выразительные глаза утратили свойственный им холод.
– Но прежде чем я начну свое повествование, мисс Оутсон, я должен вас предупредить, что скажу лишь только то, что посчитаю нужным. Вы встретитесь с моей правдой, и у вас уже не будет возможности сопоставить факты с другой стороны. Кроме этого, я не намерен отвечать на вопросы, что так закономерно могут у вас возникнуть. Вследствие этого вам придется довольствоваться исключительно услышанным. Я все еще убежден, что запоздавшее открытие более ничего не изменит в вашей судьбе, но и избавить вас от права узнать обо всем я не желаю. Посему, мисс Оутсон, обращаюсь к вам еще раз – так ли вы хотите услышать обстоятельства моего прискорбного знакомства с мистером Оутсоном?
– Да, милорд, – она согласилась, не думая.
– Ну, что же, – лорд Элтби невольно вздохнул и устремил свой непроницаемый взор на нее. – Вы сами решили исход нашей встречи.
Он все еще держал сигару в руке, не решаясь закурить.
– Я до сих пор не понимаю, как вышло так, что вы приняли предложение и остались в моем доме. Однако я склонен полагать, что в вашем деле все произошло именно так, как и должно было произойти. Но скажите мне, мисс Оутсон, верите ли вы в судьбу или провидение свыше, указывающее на предназначение человека на этой земле?
– Я не знаю, милорд, – она тихо вздохнула. – Увы, я не пришла к какому-либо однозначному выводу.
– Утрата придала мне сил, мисс Оутсон, в то время как вас – напротив, избавила от них.
На его смуглом лишенном всех человеческих красок лице было непросто что-либо прочесть. Едва ли он был способен понять тяготы простых смертных, но в том, что этот человек говорил ей правду, она не смела сомневаться.
– Я, как и вы, мисс Оутсон, потерял близких. Когда мне исполнилось 13 лет, погибла моя мать, – лорд Элтби возвращался к далекому прошлому. – Она была женщиной благородного происхождения, наделенной природной красотой и богатым духовным миром. Она также обладала всеми земными добродетелями, и вместе с тем ей были чужды условности высшего света. Всецело осуждая расчет в отношениях между людьми, она сама оказалась жертвой «выгодного брака». Наверняка вы знаете, что мой отец жив и ныне, но только не для меня. Граф Элтби погиб в день кончины матери и пал от рук своего собственного безразличия, преклонив голову перед тусклым сиянием английской знати.
Лорд Элтби перевел дыхание и продолжил.
– Спустя долгие годы совместной супружеской жизни моя мать представлялась мне глубоко несчастным и одиноким человеком. И хотя такого рода союзы являются следствием многовековых традиций и принятой нормой для всех нас (тут я имею в виду привилегированную прослойку общества), им так и не удалось придти к пусть даже видимому согласию в семье. Под одной крышей жили совершенно чужие друг другу люди. Неудивительно, что каждый из них искал себя вне этого брака. Отца интересовала политика и война, а мать безраздельно посвятила себя музыке. Так продолжалось до тех пор, пока на пороге нашего дома не появился незнакомец, и, как выяснилось позже, друг моего отца. В тот день я увидел ничем не примечательного мужчину средних лет. Он не отличался особым изяществом и хорошими манерами, но ему было оказано подобающее особе знатного происхождения гостеприимство. Вскоре он стал частым гостем в нашем доме, а моя мать, любившая музыку превыше всего, подолгу развлекала его игрой на фортепиано.
Как вы уже верно догадались, этим некто оказался мистер Оутсон – ваш родной дядя, обходительное обращение которого не осталось без должного поощрения. С его появлением в жизни моей матери произошли видимые перемены. Она все реже закрывалась в своей комнате одна, а ее всегда такие грустные глаза в ту пору стали излучать особый блеск. Она, казалось, была рада тому обстоятельству, что мистер Оутсон находит небезынтересным ее компанию. В результате с моей матерью произошло исключительное по своему значению преображение. Она, как женщина, возродившая в себе веру к первозданным ценностям, полюбила вашего дядю, и эти чувства представлялись ей взаимными. Но их «счастье» продлилось недолго, и виной всему стала темная жидкость, именуемая в народе соком цикуты.
Но какой прок винить беззащитное растение? Главным героям этой пьесы – и моему достопочтенному отцу, который без зазрения совести нанял дешевого комедианта для моей матери, и мистеру Оутсону, выполнившему свою «работу» безукоризненно – тоже есть чем «похвастаться». Но если граф Элтби сам оплатил услуги любовника неугодной жены, то ваш дядя его значительно превзошел. После пылкой страсти и жгучих признаний мистер Оутсон уподобился до шантажа. Уверенный в полной секретности предприятия, он фактически тем и промышлял, что вымогал у моей матери деньги за свое молчание. Ни потерянные деньги и драгоценности, ни угроза скандала в семье не оглушили мать так, как предательство близких ей людей. Она случайно подслушала разговор между отцом и мистером Оутсоном, в котором ваш дядя требовал повысить свое вознаграждение за продолжение отношений.
Жизнь, и до того не имевшая предопределенных целей, для моей матери стала в тягость. Увы, но ребенком я не перевесил чашу разочарований, не смог противостоять ее тоске, и в конечном счете уныние достигло своего апогея... Мисс Оутсон, она отравилась. Доза была так велика, что боли удалось заглушить изнеможенный разум, и, уснув глубоким сном, она покинула суетный мир.
Глава 24
Что это?.. Погасли разноцветные краски дня, и жизнь замедлила свой неизбежный ход. Безгранично тянулось время, превращая ночь в полноправную госпожу. Лорд Элтби безмолвствовал… Но вот он, не торопясь, закурил, и выпустив слабую струйку дыма вновь обратился к ней.
– Возможности стареющего графа Элтби были весьма ограничены. Столкнувшись с плодами своего честолюбия, он был поражен так сильно, что их с трудом хватило на раскаяние, да и то больше походило на бессвязное оправдание своей вины. Все те общие фразы, дрожание в голосе, причитание на жизнь и возношение у кровати покойной оставили лишь след в моем детском сознании. Видите ли, мисс Оутсон, я в довольно раннем возрасте постиг все «прелести» светской жизни. Причина смерти моей матери была темой запретной, и по сей день принято считать, что ею стал диковинный недуг, привезенный с экзотическими животными из Африки. Фантазия отца была богата на детали, а чаша несчастья, захлестнувшая его с ног до головы, не оставила равнодушным никого из близкого нам окружения. Все внимали горю отца, потерявшего со смертью жены смысл своей жизни. Мне же досталась незначительная, хотя и вызывающая жалость, роль сироты. Но и это не мешало отцу встречаться с вашим дядей и обговаривать во всех подробностях его скорый отъезд из страны. Именно так два свидетеля трагедии, если не считать отца, оказались во власти самого графа. Мистер Оутсон покидал Англию, а я должен был подчиниться новым требующих перемен правилам.
Произнеся свою речь, лорд Элтби растянулся в кривой ухмылке. Его лицо приобрело уже известное ей выражение крайней ожесточенности.
– Впервые обо всем я узнал из писем графа к мистеру Оутсону, а немногим позже обнаружил и письма матери к вашему дяде, выкупленные, по всей вероятности, моим отцом за немалые деньги. С тех пор фамильные тайники в нашем доме – равно, как и жизнь графа – подлежали неустанному контролю. Но к вам, мисс Оутсон, это, пожалуй, уже не имеет никакого отношения. Что же касается вашего дяди, то он многие годы жил за пределами Англии, а вернувшись на родину, известным образом попал в водоворот неприятных «совпадений» и роковых «случайностей», свидетелем которых вы и оказались. Теперь вы можете высказаться, мисс Оутсон, долгий разговор меня утомил, и я охотно выслушаю вас…
Ее застали врасплох – поглощенная рассказом лорда Элтби, она потеряла контроль над происходящим. Казалось, что нечто похожее ей уже доводилось слышать раньше.
– Каждую ночь его нещадно преследовали кошмары. Он просыпался в холодном поту и с обезумевшим, но при этом совершенно пустым взглядом звал меня к своей кровати, чтобы часами безудержно нашептывать о своей жизни. Каждая загубленная судьба переживала свое новое «падение», а его иссохшие губы непрестанно продолжали оживлять эти сюжеты. Столько бед… Их было так много, что порою я не верила в подлинность его слов. Несчастный безумец….
– «Несчастный безумец»? Так вот как вы на это смотрите, мисс Оутсон?
– Я лишь хочу сказать, милорд, что все его нечестивые деяния не сделали из него человека счастливого, или пусть даже довольного своей участью. Он остался ни с чем…
– Да какое право имеете вы рассуждать так безвольно, оправдывая очевидную похоть, безрассудство, и разврат всей жизни этого низменного человека? – от выдержки лорда Элтби не осталось и следа. – Вы думаете, такая праведность вам зачтется? Рассчитываете на вечный покой, мисс Оутсон, не так ли?
– Вовсе нет, милорд… – она и сама чувствовала, что вот-вот и может лишиться оставшихся сил, ревностно оберегавших ее присутствие духа. – Ни слова оправдания, ни слова защиты в адрес своего дяди я не скажу, но и судить не стану. Он умер, и его суд уже состоялся…
– Как, однако, расчетливо, мисс Оутсон. Я не ожидал от вас такого, – лорд Элтби покинул свое кресло и занял место у стола. – Значит ли это, что он заслуживает того же чуткого отношения, что и его жертвы?
– Ни в коей мере, милорд, его удел иной, и вы это хорошо знаете, – она не решалась высказаться до конца.
– Какой же, позвольте узнать?
– Дядя не выказал сожаления и не раскаялся до самого своего конца...
– В таком случае, с моей матерью произошло то же, – лорд Элтби следил за ее реакцией, – ведь не покаяние стало венцом ее бытия, а скорее наоборот – вступив в греховную жизнь и предав духовный союз, скрепленный небесными узами, она приняла первостепенный грех, и тем самым лишила себя наибольшей ценности на земле – жизни.
В голосе лорда Элтби звучала холодная насмешка человека, привыкшего к тому, что все его слова наделены необыкновенным значением, и не подлежат опровержению.
– Это не так, милорд, – она отчетливо услышала свой собственный голос эхом разнесшийся по всей библиотеке. – Когда отчаяние и впрямь застилает глаза, человек не ведает, что творит. Он более не слышит ни уговоров, ни признаний, он растерян и сбит с толку, и эти непосильные испытания губят остатки веры в будущее. Затем оно меркнет и угасает. Разве не согласитесь вы с тем, что в таком состоянии человек не ответственен за свои поступки? Тогда как мой дядя планировал каждое свое злодеяние, ваша мать совершила свой грех непреднамеренно…. – лорд Элтби молчал, и она говорила дальше. – И я могу лишь уповать на то, что ее дух обрел долгожданное успокоение, невзирая на тяжесть повинности. Да, вы правы, милорд, я не берусь судить своего дядю, я не могу себе это позволить... Но вовсе не оттого, что пекусь о себе, хотя признаюсь, такое стремление было бы мне отрадно. Я знаю – это великая утопия. Крайне трудно предположить, что нетленную обитель можно заполучить путем столь практично намеченных подношений. Да будет вам известно, что все мои помыслы открыты перед Господом.… Я небезгрешна, но вряд ли гожусь для таких происков. Все дело в том, что меня угнетает сама мысль поношения человека.
– Если первое ваше суждение действительно справедливо, мисс Оутсон, то второе вызывает недоумение. Что за дикость, своими новаторскими взглядами вы опровергаете многовековую систему правосудия Англии. Но вы забыли, что каждый из нас в ответе за свои промыслы, а безнаказанность, несомненно, приведет к нарушению духовных запретов и морали.
– Я говорю лишь о себе и только, – она чувствовала, что пропасть непонимания между ними неизмеримо велика. – Человеческий суд будет существовать и без моего согласия на то, но меня больше волнует мысль, что этим постулатом будут пользоваться и те, в чьих руках не столько законная власть народа, сколько материальные блага и положение в обществе.
– Не стоит утруждать себя высокопарными высказываниями, мисс Оутсон. Говорите прямо, – лорд Элтби все больше распалялся. – Вы обвиняете меня? Хотя, нет.… Это вам несвойственно. Скорее, вы не одобряете мой образ жизни, и к довершению всего, он претит вам, не так ли?
– Мне будет нелегко вам ответить, милорд.
– Вы боитесь вызвать мое недовольство? – лорд Элтби сделал шаг вперед.
– И это тоже…
– Смелее, мисс Оутсон. Я обещаю быть сдержанным.
Она колебалась, но решительный вид лорда Элтби вынудил ее говорить.
– Я, как и вы, милорд, думаю, что каждый из нас в ответе за свои деяния. Но, то перед кем он в ответе, нас рознит. Я не опровергаю силу мирского вмешательства, но не всегда так безнадежно «темное» и однозначно «белое».
– Хм…. Извольте, указать мне хоть на одно правое дело в жизни мистера Оутсона?
– Он не прогнал меня…
– Да будет вам, – лорд Элтби не дал возможности ей закончить. – Далеко не сожаление руководило стариной Генри. Он использовал вас, как и прочих, в своих корыстных целях. Не ищите в нем того, чего отродясь не было.
– Но если бы не он, я, должно быть, предпочла Вестминстерский мост… – она больше не могла сидеть на одном месте. – Вы не знаете, сколько злости, сколько негодования таилось в моем сердце, сколь незаслуженной и растленной казалась расправа. Но, в отличие от вас, мне, кроме ветра и беспокойного течения, некого было винить. Мой гнев меня и погубил.… Не утрата, как вы думаете, и не боль, а гнев смутил мой разум и опустошил душу. Не эту ли разрушительную силу вы выбрали себе в сообщники, – она стремительно поднялась из-за стола, – не ею ли восстановили загубленную справедливость?
Комната наполнилась новым звучанием. Ей ясно слышался детский смех, и десятки серебряных колокольчиков радужным эхом отозвались в ее голове. Она не заметила, как к ней подошел лорд Элтби.
– Тише, Лидия, тише… – он привлек ее к себе, – я вижу, нам сегодня не прийти к согласию.
Она лишь на короткое мгновенье задержалась в его объятиях, после чего высвободилась, отступив на более безопасное расстояние.
Так или иначе, это должно было произойти. Ее скрытое душевное расстройство было той неотъемлемой частью, с которой давно следовало смириться. Ее охватывало непреодолимое сомнение, которое, она знала, по истечении времени напомнит о себе чуть горьким привкусом бессилия. Но на этот раз все вышло иначе. Она стояла в библиотеке, а перед ней все еще находился яростный сторонник своеволия лорд Элтби.
– Как вы себя чувствуете? – ни один мускул его крепкого тела не выдал в нем выказанного сочувствия.
– Со мной все хорошо… – она прислушалась к своему дыханию.
– Уже слишком поздно, мисс Оутсон, – он вернулся к столу за свечой, которая успела догореть до середины. – Слишком поздно, чтобы что-то менять.
Открыв перед собою дверь, лорд Элтби снова обратился к ней.
– Ступайте спать, мисс Оутсон, в таком деле это лучшее из средств.
Он пропустил ее вперед, а она, не оборачиваясь, вышла из комнаты и больше ни думала и о чем…
ЧАСТЬ 3
Я прорастаю в эти стены,
Томима муками, живу…
На волю случая взлагаю
Свою неверную судьбу…
Глава 25
– Это самая быстрая лошадь в мире, – мистер Скотт заботливо похлопал гнедую кобылу по загривку. – Нет ничего быстрее английских скакунов, а эта – лучшая в своем роде. Ее родословная восходит к Эклипсу, предками которого и были те самые жеребцы Востока: Дарли, Годольфин и Беверли.
Возбужденный столь резвым приобретением мистер Скотт, наконец, нашел благодарных слушателей. Приехав из Лондона, он пробыл в доме не больше часа. Он сменил дорожное платье, но отказался от положенного обеда и отдыха и теперь был всецело предоставлен своему новому увлечению. Еще большей находкой для него стало то обстоятельство, что она с Эммой вернулась из деревни, и могла в полной мере разделить с ним радость. Эмма легонько поглаживала животное, касаясь одними пальцами его необыкновенно гладкого и отливающего янтарным светом покрова. В отличие от девушки, она решила остаться в стороне, откуда и наблюдала за исключительной грацией лошади.
– Моя девочка произведет на свет не одну дюжину выдающихся скакунов, которые, вне всякого сомнения, затмят своей прытью и выносливостью тамошних фаворитов. Вот тогда и Америка увидит настоящую силу английской породы, – мистер Скотт пригрозил невидимым конкурентам и в который раз заходил вокруг лошади. – Лидия, Эмма, вы только посмотрите на эти груды мышц, на это поджарое тело… Оно идеально! Эти длинные плечи и неистовые ноги сделают из нее настоящую звезду северного континента.
Нельзя было не согласиться с мистером Скоттом. Благородное животное всем своим видом излучало невероятную мощь, от которой еще больше походило на сверхъестественное и даже эфирное создание. Казалось, оно готово вот-вот вырваться на волю и пуститься вскачь, так трудно было ему устоять на месте.
– Во славу ее нарекли Олимпией, и это имя под стать совершенству ее натуры, – мистер Скотт обратился к ней, все еще крепко удерживая лошадь за уздечку. – Я уверен, лорд Элтби по достоинству оценит мой выбор.
Напоминание о хозяине дома причинило ей острую боль. Она целую неделю не видела лорда Элтби, который все это время жил с ней под одной крышей и незаметно для нее принимал компаньонов, навещал своих соседей и управлял поместьем. Оправиться после ночного приема ей помогли работа и безразличие самого хозяина. В те дни она боялась встретиться с ним наедине в одном из длинных коридоров дома. Но, вопреки ее опасениям, душевные страсти вскоре улеглись, а томительные и гнетущие переживания утихли – она и думать перестала о возможных последствиях встречи с лордом Элтби.
Прошла всего неделя. Ее разгоряченный ум заболел иным недугом, нещадно истязая себя неведомыми предчувствиями. В довершение ко всему, она была убеждена, что хозяин намеренно ее избегает. И тот факт, что миссис Глендовер и прочие слуги, как и раньше, были учтивы и добры, служил для нее лишь слабым утешением. Все эти дни ее преследовала головная боль, от которой нельзя было укрыться даже в ночных сновидениях.
– Единственное, что настораживает меня, это неблизкий путь домой, – мистер Скотт продолжал, – я опасаюсь за молодое и еще не окрепшее здоровье Олимпии. В эту пору дует западный ветер, и океан становится беспокойным. Бурлящие волны так часто приносят к зеленым берегам Северной Америки неутешительные плоды проделок Нептуна. Далеко не каждый капитан рискнет верной командой и кораблем и потревожит своим присутствием необозримое буйство бескрайних просторов.
Ветви одиноких деревьев сада покачивались в такт вечернему ненастью. В небе тянулись бесцветные облака, задевая своими невесомыми крыльями ускользающее с небосвода солнце. На пороге дома показалась миссис Глендовер, которая не преминула по-матерински отчитать мистера Скотта за непослушание. По ее убеждению, ему давно следовало приняться за мясное рагу и бобы. Женщина отметила, что его нерадивое поведение и отказ от приема пищи может привести к самому печальному для него исходу. И ничто не могло остановить энергичную женщину в ее безустанном стремлении к порядку и покорности. Было решено отвести Олимпию в конюшни лорда Элтби, и только после того, как лошадь напоили и накормили овсом, мистер Скотт отправился в дом. Эмма вынуждена была задержаться в конюшне, где уже полным ходом управлялся Вилли, не желая и слушать наставлений и просьб девушки.
Мистер Скотт уединился в гостиной. Он не притронулся к еде и вину, отдав предпочтение сигаре. Он пожаловался миссис Глендовер на то, что не привык обедать в одиночестве, и что с удовольствием присоединится к трапезе, когда вернется хозяин дома. Лорд Элтби уехал еще ранним утром, и гость справедливо надеялся на его скорое возвращение.
Что есть эта бледно-розовая материя, фегфур* старейшин мира, претворяющий сердце Чайны в вечный цветок бытия? И что может рассказать ее золотой узор, рисующий картины прошлого, где дивные линии подчас оживают в руках? Самобытное фарфоровое изваяние, как одинокий луч света в зимний полдень, заигралось на письменном столе... Но вот и он, редкий гость оконных витражей поспешил покинуть чужую обитель. Блеск стекла померк, и чаша утратила свой волшебный лик. Она до краев наполнила ее водой, в последний раз взглянула на убранство комнаты, на кровать со свежими простынями, на вычищенный камин, и вышла.
В музыкальной все выглядело так, словно еще минуту назад великосветские дамы и их мужья вели благовидные беседы. Комната как будто находилась во власти дивных звуков, а клавиши фортепиано, казалось, все еще хранили упорство и безупречность прикосновений леди Увелтон. В воздухе по-прежнему витал аромат табака, дорогих духов, переплетаясь с еле уловимым характерным запахом, так отличавшим дом лорда Элтби от других. Она прошла к большому окну и заглянула в него, но, не увидев ничего примечательного, вернулась к инструменту. Она напрасно прислушивалась к тишине, царившей в доме, – ничто не могло потревожить в сей час размеренное дыхание каменного стража и безмолвного хранителя семейных тайн. И в этом всепоглощающем покое она не находила себе места…
Целую неделю она донимала себя вопросами, которые преследовали ее повсюду. Что же могло произойти, гадала она, чтобы лорд Элтби обо всем ей поведал, и обо всем ли? С какой целью такой предусмотрительный человек открыл ей завесу своей прошлой жизни, за которую, пожалуй, не заглядывали даже близкие ему люди? И были ли такие? Его отец оказался отвергнутым, будущая семья придется не более чем вынужденным родством, слуги вызывали раздражение и неодобрение, а теперь и заграничный друг довольствовался компанией миссис Глендовер и обедом в полном уединении. Но, похоже, мистера Скотта происходящее ничуть не смущало. Он был также весел и приветлив ко всем, такой уж он был человек.
Объяснения же лорда Элтби были неубедительны – он утверждал, что она заслуживает правды, и вместе с тем заявлял все права на нее. Благодаря чему правда становилась уязвимей и слабее, чем сама неизвестность. И все же, нужно было признать, что лорд Элтби предвидел неминуемую развязку. Жизнь не переменила своего отношения к ней, а затравленного зверя так и не удалось выпустить на свободу. Рассказ лорда Элтби только подтвердил ее опасения, за что она и поплатилась сполна.
Дверь с шумом распахнулась, и в комнату вошли, впустив холодный воздух коридора. Она сумела разобрать чьи-то быстрые шаги за спиной, и не медля ни секунды обернулась. Трудно было поверить, но к ней стремительно направлялась леди Увелтон. Она на ходу сорвала шляпку со своей головы, и в неистовом порыве бросила головной убор на диван. Ее тяжелое дыхание глухо отозвалось в пустынной комнате.
– Миссис Гледовер сказала мне, где вы, – голос леди Увелтон звенел подобно натянутой струне. Молодая женщина смотрела на нее большими полными слез глазами. Бледность лица, которая всегда так подчеркивала ее утонченные черты, сегодня пугала. Губы женщины дрогнули, и она вновь заговорила. – Как вы находите эту комнату, Лидия?
Сделав запоздалый книксен, она продолжила молчать. Внезапное появление невесты лорда Элтби лишило ее дара речи.
– Уютная комната, не так ли? – приблизившись к фортепиано, леди Увелтон провела дрожащей рукой по его закрытой крышке. – Можете мне верить, Лидия, этот инструмент заслуживает к себе особого внимания.
Девушка подняла свое взволнованное лицо к ней.
– Знаете ли вы, что мать лорда Элтби прекрасно играла?
– Мне говорили… – она ответила, опасаясь за состояние леди Увелтон.
– Как же здесь тихо, – девушка опустилась на стул и закачала головой, – это просто невыносимо…
Вне всякого сомнения, леди Увелтон нуждалась в помощи, которую она отчасти от незнания, а отчасти от своего скромного положения, была не в силах оказать.
– Лорд Элтби с минуты на минуту вернется, и вы могли бы его встретить в гостиной, вместе с мистером Скоттом, – она поделилась тем немногим, что сумела придумать.
– Если я последую вашему совету, Лидия, и останусь наедине с мужчиной, будь то друг лорда Элтби или он сам, то от моей репутации ничего не останется, – леди Увелтон грустно улыбнулась. – Как бы то ни было, если все станет известно, мой приезд и без того нанесет урон чести и доброму имени семьи.
Собравшись с силами, она чуть слышно продолжила.
– Все дело в том, Лидия, что я приехала к вам, – леди Увелтон заглянула в окно, где непроглядные тучи по обыкновению долгих зимних недель вконец заволокли вечернее небо. – У моего отца накопилось довольно много вопросов к лорду Элтби, для ответа на которые ему потребуется некоторое время. А миссис Глендовер проследит за тем, чтобы нас никто не потревожил. Присядьте, Лидия, мне необходимо с вами поговорить.
Глава 26
Она охотно приняла предложение от леди Увелтон и села рядом с девушкой.
– Я не уверена, что поступаю правильно. Однако решение принято, и отступать не в моих правилах, – cлова, судя по всему, несколько успокоили леди Увелтон, а необратимость лишь укрепила ее намерения. – Многое из того, что вы услышите, Лидия, наверняка вас удивит. Но я не теряю надежды, что мне удастся все объяснить…
– Лидия, я желаю быть с вами откровенной, но могу ли я рассчитывать на вас? – вздох, полный горечи и отчаяния, служил подтверждением сказанному.
– Я сделаю все, что в моих силах, – она ответила, всецело полагаясь на внутренний голос и не слушая доводов разума. А меж тем, здравый смысл подсказывал, сколь опасным для нее может оказаться данное обещание.
– Выходит, я не ошиблась в вас, – леди Увелтон старательно изучала орнамент изящных перчаток, что покоились у нее на коленях. Молодая особа все еще не решалась взглянуть в глаза той, кого самым странным образом выбрала в собеседницы. – Труднее всего будет начать, но, увы, в моем случае медлить нельзя.
Гостья оставила перчатки, обратив свой взор на нее.
– Прежде я должна вам рассказать о себе. Я не могу, не поведав о том, как жила и чем дышала все эти годы, предать огласке последние месяцы моей жизни. Как видно, вы удивлены, Лидия? Не стоит, прошу вас, я взволнована не меньше вашего…
Она и впрямь была потрясена. Леди Увелтон, решившись на некое признание, выбрала ее для своей исповеди… Даже отбросив все условности неравного положения, бесконечно разделяющего их, она все еще не могла смириться с тем фактом, что выбор леди Увелтон пал на нее.
– Я была долгожданным ребенком…
Не в силах понять, что за роль ей отведена, она отдалась на милость леди Увелтон, которая говорила весьма сбивчиво и то и дело запиналась.
– Первый потомок графа Увелтона так и не увидел свет – мальчик родился мертвым, нанеся сокрушительный удар едва вступившим на нелегкий жизненный путь молодым супругам. Родительское горе не имело границ. Однако подобно тому, как ночь сменяет день, а за промозглой зимой наступает долгожданное лето, так и на смену печали и отчаянию приходит благая весть. Когда я родилась моя мать, равно, как и отец были вне себя от радости. Я росла счастливым ребенком, и память о своем беззаботном детстве по сей день храню, как дорогое наследие. О, Лидия, что это была за жизнь, что не день, то новые приключения и чудеса. Да, да, именно чудеса… – леди Увелтон впервые за весь их необычный разговор улыбнулась. – Отец выдумывал всевозможные игры, и с неуемным рвением, которому мог позавидовать любой, проводил со мною все дни напролет. Мать, невзирая ни на что, всегда оберегала и баловала меня. В юном возрасте я получила столько внимания и тепла, что могла бы довольствоваться им всю оставшуюся жизнь.
Леди Увелтон на мгновение затихла.
– Граф рисковал получить вместо любящей дочери изнеженную и привередливую особу, но я так и не поддалась на искушения, щедро возложенные к моим ногам, и это чистая правда. Еще вчера я с наивным видом бросала вызов всем стихиям и невзгодам, от которых меня укрывали дом и семья, а уже сегодня я глубоко несчастна…
Она отказывалась верить в то, что эта молодая женщина, которая, должно быть, в скором будущем унаследует титул и состояние, может скорбеть о своей участи. И то, что такая особа, как леди Увелтон носит груз печали, было куда более необычным, чем сам разговор с нею.
– Я люблю музыку. Это, если хотите, Лидия, моя слабость, которая окрыляет, увлекая в иной мир, в котором продолжают сбываться самые заветные желания. Без устали и отдыха, изо дня в день я изнуряла себя и своего учителя многочасовыми упражнениями, оттачивая мастерство и технику игры; я желала быть лучшей, играть подобно херувимам, распевающим в поднебесной. И этой моей страсти не было конца. Я упивалась всем многообразием музыки, покуда не произошло то, что заставило меня позабыть и о былом веселье, и о беспечном существовании. Я утратила свой неуемный интерес к музыке и игре, обратив безоблачную реальность в сущий ад…
Она как будто бы слышала свою собственную историю устами чужого человека. Все, о чем говорила леди Увелтон, в равной доле произошло и с ней – любовь родителей и не обремененное заботами детство в один миг изменились до неузнаваемости. Но в случае с ней причиной оказалось роковое и необратимое бедствие, одно на сотни, а может, и тысячи судеб. Что же могло произойти с жизнью молодой графини, ведь родители леди Увелтон были живы и по-прежнему заботились о ней?
– Все мои беды из-за хозяина этого дома, лорда Элтби.
Профиль женщины лихорадочно содрогнулся – по всей вероятности, слова дались ей с большим трудом. Она могла бы догадаться.… Не об этом ли твердила миссис Глендовер? Леди Увелтон не желала брака с человеком жестоким и своенравным, к которому, вероятнее всего, не питала ни дружеских, ни каких иных чувств. Но она убедила себя не торопиться с выводами, сославшись на то, что ее неуместные рассуждения могут оказаться ошибочными и преждевременными.
– Наше знакомство не оставило в моей памяти и следа, – тем временем леди Увелтон вернулась к разговору, – это был обычный, ничем не примечательный день. Я едва ли помню, как в гостиной возник высокий силуэт, сопровождаемый моим отцом. Виконта Элтби представили как будущего партнера графа Увелтона. Ах..., если бы мне тогда знать, что этот человек так бесповоротно изменит всю мою жизнь.… Однако я забегаю наперед, в тот день он остался в нашем доме на ужин, а спустя неделю навестил нас в Лондоне. Он не часто обращался ко мне, но его высказывания были точны и уместны, хотя и, нужно признать, без единого намека на любезность. Уже в те дни он казался мне довольно грозным оппонентом. Я не вступала с ним в разговор, как того и требовал этикет, но с пристальным вниманием следила за ходом беседы лорда Элтби и моих родителей. Вскоре был открыт новый и второй в моей жизни сезон, мы перебрались в столицу и ожидали прихода холодов на Оксфорд-стрит. И где бы ни оказалась наша семья, в театре, в опере или на званом приеме, лорд Элтби был рядом. Он сопровождал нас с присущей ему легкостью, в той ее форме, которая больше походила на безразличие. Он был повсюду, и что самое странное, я свыклась с этим фактом, – леди Увелтон поправила волосы и продолжила. – Не знаю, поймете ли вы меня, Лидия, но никого и близко похожего на него я не встречала раньше...
