Текст книги "В доме с высокими потолками"
Автор книги: Ирина Стельмах
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
Мистер Браун поклонился всем присутствующим и обратился к миссис Глендовер.
– Мадам, доставили заказ мистера Руда.
– Прекрасно, – миссис Глендовер вынула из кармана фартука часы, взглянула на время и обернулась к девушкам, – не обманул старый хитрец, доставил в срок, и даже со временем не напутал.
Эмма ответила бурным рукоплесканием – по всему было видно, что эта новость более чем приятна, Юная особа схватила Кити за руку и пронеслась мимо нее. Уже достигнув двери, она обернулась.
– Лидия, вам тоже должно быть интересно, – восторженный голос Эммы эхом разнесся по залу, нарушив его обыкновенно тихий распорядок. – Привезли новую одежду для прислуги. В этом году миссис Глендовер делает для всех нас небывалый подарок к Рождеству, даря не просто отрез ткани, а готовое форменное платье.
– Эмма, вы забываетесь, – миссис Глендовер остановила взволнованную девушку, – это, скорее, подарок лорда Элтби, в котором я приняла небольшое участие.
Все трое с шумом покидали галерею, при этом Эмма продолжала расточать любезности миссис Глендовер, а та лишь отмахивалась рукой. Мистер Браун почтенно прошествовал вслед за дамами. Зал опустел. Она была уверенна в том, что все вышесказанное не могло относиться к ней, слишком малы были ее заслуги перед лордом Элтби, и так мало она проработала в доме, чтобы претендовать даже на такую рядовую для остальной прислуги благодарность. Она осталась и потому, что это место вызвало у нее живой интерес, именно живой, а ей нравилось это чувство.… Боясь выдать себя в присутствии миссис Глендовер, теперь она подолгу и без излишней осторожности всматривалась в незначительные, на первый взгляд, детали, плавные изгибы и контуры, которые то оттеняли, то наделяли характером линии. В этом было что-то возвышенное, что требовало времени и немалых усилий, чтобы проникнуть в суть каждого сюжета и понять его до конца. Если бы она могла изредка приходить в этот большой зал, уединившись, безмолвствовать в окружении старых полотен, если бы ее всю можно было поместить в этом таинстве чужих реликвий…
Она смирилась с тем, что ее радости будут бескровны, а полнота жизни – в заоблачной иллюзии вчерашнего дня, дороги останутся не пройденными, слова – не сказанными. «Нет» и «да» в одном только схожи – ей больше не придется их слышать в том смысле и значении, которое казалось верным. А в ее случае все было без правил, и казалось, что ей уже не выйти на свет, не увидеть того, что можно по праву считать счастьем. Но она ничего не требовала для себя. Ее единственное желание заключалось в том, чтобы остаться здесь. Она готова хранить в себе то апрельское утро, с его выгоревшим солнцем над водой, обломки маренного дерева на рыхлом песке, мокрые одежды, бесцветные глаза, которые уже не видели неба, и резкие порывы дождя с ветром, от которого слезы обжигали ее лицо ледяным огнем. Она согласна жить этим и многим другим, только бы жить здесь.
Она дошла до портрета, на котором был изображен мужчина в военной форме. Тот смирно сидел, облокотившись на спинку стула и скрестив руки на груди. Он как будто изучал собеседника. На вид ему было около сорока или того больше. Его каштановые волосы слегка вились, а уголки рта были приподняты в едва уловимой улыбке. Взгляд его серых глаз был открытым, а выражение лица, было скорее свойственно людям, достигшим желаемых высот. При этом ее поразил не мужчина – он был лишь неким дополнением к чему-то более значительному. На заднем плане картины просматривались выполненные в темно-голубых тонах облака. Художник уделил им небывалое значение – они приковывали зрителя уже тем, что имели столь необычные для себя формы, и тот свет, который сочился из них, был удивителен. Не было сомнений – солнце вот-вот должно выйти из своего убежища, одарив своим теплом земные просторы. Все было в этом ожидании, в шаге до вечного, но так и не наступившего мига. Она отыскала роспись в нижнем углу картины и год – 1821. Прошло больше двадцати лет, но это полотно оказалось последним из всех представленных в родовой галерее Элтби. Несложно было догадаться, что на полотне изобразили отца лорда Элтби. Она вспомнила слова миссис Глендовер: «... это старая история…». А всем старым историям свойственно заканчиваться скверно. Выходит так, что к ее неразгаданной истории добавилась еще одна. Ей было нелегко представить, из скольких таких эпизодов состояла жизнь лорда Элтби.
Она оставила картину и приблизилась к окну. Большая часть дня была позади, серые тучи метались в полуденном небе, в непреодолимом страхе перед непогодой трепетали верхушки деревьев. Каким сумрачным предстало все вокруг, и что самое печальное, этот нерадостный пейзаж грозил задержаться до самого Рождества. Ей вдруг показалось, что она уже прежде была в этом месте, и эта минута, ею прожитая, повторилась. Схожее с нею происходило и раньше, но на этот раз все выглядело куда более доподлинно. Она смотрела на свои пальцы, которые почти не касались стекла, но оставляли при этом чуть заметные следы на прозрачной поверхности, сквозь которые на нее смотрели глаза, большие и такие дорогие ее сердцу. Это были глаза ее отца те самые минуты, когда он подолгу разговаривал, расточая всю свою добродетель на окружающих. Да, так красноречиво и с интересом мог говорить исключительно ее отец. Она больше не встречала подобного дара в людях, благодаря которому он так легко выражал свои мысли, описывал всю многогранность существования, думал, не задумываясь, и так просто это выходило. И такой его способности не нужна была сила власти или подчинения, напротив, он готов был многое отдать лишь потому, что таковым являлся. И объяснений больших этому она не искала. Это был лучший из всех существовавших и существующих ныне людей, которому суждено было покинуть сей мир преждевременно, задолго до назначенного часа. Но сейчас это уже не было тем безумным отчаянием больной девочки, которая утратила смысл жизни, потеряв близких и все, что было дорого ей. Это была глубокая скорбь человека страдавшего, но сохранившего тепло в своем сердце. Время не лечит раны и не притупляет боль, просто к ней привыкаешь, срастаешься и продолжаешь жить.
К ней долго не возвращались. Считанные минуты она была у окна, после чего решила вернуться к работе и закончить всеми начатое дело. Она поспешила к корзине, где принялась отбирать понравившиеся ей растения. Ей удалось справиться с дубовыми подоконниками и стенами галереи без посторонней помощи. Зеленый плющ и омела разбавили серые краски зала и были тем недостающим звеном в единой гармонии, с которым картины смотрелись по-новому, а образы казались мягче. Становилось холодно, и ей все чаще приходилось греть озябшие руки, отчего она дышала на ладони, тщательно растирая их между собой. Пора было покинуть зал с его неизменными, хранившими былую славу и почести героями, самое время ей проститься с нахлынувшими воспоминаниями о семье. Ее ожидало тепло кухни и живая болтовня миссис Глендовер. Она позволила себе проститься с бегущими облаками, которые так пленили ее своей непринужденностью, и вышла из зала.
В доме было на удивление тихо. Вечер, привычно вносивший оживление в жизнь его обитателей, терпеливо ожидал прихода ночи. Она шла скорее на запах, а не на шум, доносившийся из кухни. Похоже, миссис Ларсон была верна себе и готовилась к Сочельнику заранее.
В кухне кроме миссис Ларсон и Эммы никого больше не оказалось. Она оставила корзину с омелой и остролистом у порога и прошла ближе к плите.
– Вы простите меня, Лидия? – она едва ли успела протянуть руки к огню, когда услышала за своей спиной тихий голос Эммы. – Я право совершенно потеряла счет времени, лучше отругайте меня сейчас…
– И если Лидии не удастся с этим справиться, – у порога появилась невысокая фигура миссис Глендовер, – я с удовольствием приду на помощь.
– О, это совершенно ни к чему, – она уже ставила воду на огонь, – я не сделала ровным счетом ничего особенного.
Эмма вернулась к столу и принялась заваривать чай.
– Вам стоит поесть, – девушка решила сменить тему разговора. – Вы, должно быть, проголодались и замерзли.
– Да, но я думала скоро ужин лорда Элтби? – она вопросительно посмотрела на миссис Глендовер.
– Именно, – миссис Глендовер тоже подошла к столу, – но сегодня этим займутся Эмма с Кити. Им будет полезно некоторое воздержание, уж слишком я их разбаловала в последнее время. А вы, Лидия, останетесь с миссис Ларсон. Как видите, работы осталось немного, и вы сможете спокойно поужинать. Кроме того, лучше бы вам пораньше лечь спать. Завтра для всех нас будет трудный день, мы должны отдохнуть и набраться сил к приезду гостей.
Миссис Глендовер все еще с особым трепетом относилась к ее персоне – не было сомнений в том, что пожилая женщина оберегала свою подопечную, и лишний раз не утруждала работой. Но она рада была помочь миссис Ларсон и потому, что все еще с опаской вспоминала о вчерашнем вечере. Она быстро отогрелась у горячих кастрюль и чанов с водой, и уже успела съесть несколько кусков пирога с мясом и овощами. Теперь все ее внимание было сосредоточено на большом тазу с водой – она мыла и перетирала посуду, так увлекшись незатейливым занятием, что не сразу заметила, как вернулась миссис Глендовер.
– Будет вам, Лидия, – она подошла к ней ближе, и уже на расстоянии вытянутой руки, продолжила. – Отправляйтесь к себе в комнату. И вы, миссис Ларсон, – обернувшись к кухарке лицом, миссис Глендовер продолжила, – ступайте отдыхать. Девочки справятся и без вашей помощи, а я за ними присмотрю. Мне все равно не уснуть. В моем возрасте с бессонницей попусту бороться.
Обе женщины пожелали миссис Глендовер спокойной ночи, и удалились к себе.
В комнате ее ожидал еще один сюрприз. На самом краю кровати лежало аккуратно свернутое новое платье. Похоже, это было одно из тех самых, о которых так восторженно ликовала Эмма. Она прикоснулась к ткани – черная шерсть была тонкой и приятной на ощупь. Тогда она решила развернуть платье. Ей понравился крой, а еще больше ее порадовал тот факт, что платье пришлось впору, и, в отличие от нынешнего наряда, смотрелось бы на ней прилично. Но самым неожиданным для нее стал белоснежный воротник из атласа, который в тусклом свете свечи отливал, играя на ее ладони, всеми оттенками молочного и пепельного. Она знала, кого благодарить за такое несказанное внимание к себе – миссис Глендовер в очередной раз подтвердила свое чуткое отношение. Но иначе и быть не могло, в преддверье праздника и приезда гостей миссис Глендовер не могла не заботить мысль о том, в каком виде предстанет прислуга перед гостями лорда Элтби. А, значит, она облачится в это платье уже завтра… Ей давно не приходилось носить новой одежды, еще державшей запах краски и крахмала. Этим вечером она вернулась в те далекие годы юности, когда могла подолгу примерять новые ботинки или часами сидела у большого зеркала, рассматривая свое отображение в нем. Она и думать забыла обо всем этом, но нынче же вечером ей вновь захотелось увидеть себя в зеркале. Она уже давно не обращала внимания на то, как выглядит, ее потускневшие глаза и впалые щеки не будоражили сознание, она свыклась с тем обстоятельством, что утрачены лучшие годы, и блеск молодости ей не вернуть. Вот только это платье, его легкость сегодня заставили усомниться в этом…
Глава 16
Всю ночь она ворочалась на широкой кровати, но так и не смогла уснуть. Сперва ей пришлось отказаться от покрывала – было жарко и не хватало воздуха, а щеки горели огнем. Ближе к полуночи уже холод одолел измученное тело, и она потянулась за одеялом, но, укрывшись, едва ли согрелась. Оставив тщетные попытки забыться, она заняла свой ум любимым делом: размышляла обо всем происходящем и вслушивалась в звуки за окном. Свернувшись калачиком на кровати, она продолжала думать о том, в каком большом доме ей довелось жить. За весь вчерашний день (луна уже закатилась за горизонт) она успела обойти не один десяток комнат, пройти чередой коридоров, но так и не встретилась с хозяином дома. Она знала, что всю первую половину дня лорд Элтби отсутствовал в поместье, но после обеда вернулся. Ее занимал вопрос, чем же он был занят все это время, что его не было слышно до самой ночи? Хотя какая ей разница… Она избежала нежелательного столкновения вечером и могла быть довольна таким поворотом событий. Однако сегодня ей не уйти от встречи ни с лордом Элтби, ни с его достопочтенными гостями. Но было еще одно обстоятельство, волновавшее ее ум – присутствие леди Увелтон. Отчасти ее судьба в скором времени окажется в руках знатной особы, и если ей и были известны помыслы лорда Элтби, то о намерениях его будущей жены доводилось только гадать.
Она все не решалась взять со спинки стула новое платье. На него хотелось смотреть, изучать мастерский крой, расстегнуть ряд крошечных пуговиц, но чтобы подойти и одеть, ей требовалось немалое мужество. Она сидела на кровати с гребнем в руке и не спеша расчесывала волосы, которые отросли еще больше, и теперь покрывали плечи по всей длине. Чепец, который она привычно носила, лежал на столике у кровати, словно дожидался своего заветного часа.
Приближалось неминуемое и такое беспокойное для нее будущее. День занимался, и за каменной изгородью уже рождался новый рассвет. Отложив гребень, она подошла к стулу, еще раз осмотрела обновку и быстро оделась. Платье хорошо село – она не чувствовала себя в нем излишне худой, и, в отличие от серой шерсти старого платья, новая оказалась куда более приятной для тела. Она застегнула все пуговицы и поправила накрахмаленный воротник. Пришло время заплести волосы и, надев поверх них чепец, отправиться к миссис Глендовер.
Внезапный истошный крик извне нарушил молчание, по праву царившее в доме в столь ранний час. Она испугалась. Она не переносила шума, а человеческий крик вызывал в ней самые мучительные переживания, побороть которые было крайне нелегко.… В больнице она была частым свидетелем истерик и душевных срывов и с тех пор избегала шумных мест, но сегодня утром она вмиг откликнулась на пронзительный и неизвестный призыв. Она выбежала из комнаты и пронеслась мимо дверных проемов длинного коридора в сторону кухни, пытаясь рассчитать место, где только что раздался оглушительный звук. Добежав до кухни, она решительно распахнула дверь. В следующие несколько секунд она уже ничего не видела, кроме ребенка на полу. Перед ней лежал Вилли – мальчик корчился от боли, сжимая у груди худощавую руку. Парадная рубашка была в крови. Похоже, он поранился и по тому, как сильно кровь успела пропитать белый хлопок ткани, рана была глубокой. Она первая пришла на зов о помощи, и медлить было нельзя. Опустившись на колени перед ребенком, она схватила первое попавшееся полотенце и перевязала руку чуть выше раны. Рядом с Вилли на полу лежал разделочный нож, который, по всей вероятности, и стал причиной пореза. Мальчик громко всхлипывал, и безустанно вытирал глаза свободной рукой. Рана была на внутренней стороне ладони и, видимо, причиняла ребенку сильную боль.
Она зачерпнула воду в кружку и взяла еще одно полотенце, действуя живо и опасаясь, что Вилли уже потерял довольно много крови. Прошло всего несколько минут с тех пор, как он перестал кричать, а весь его левый рукав уже успел превратиться в большое пятно ярко-алого цвета. Необходимо было немедля остановить кровь. Она вернулась к Вилли и промыла руку. Теперь требовалось обработать рану спиртом.
– Вилли, не плачь, – она пыталась успокоить мальчика, – у тебя всего лишь небольшая царапина, которая скоро заживет.
Но ее и саму охватило волнение, увидев, как стремительно кровь проступила через полотенце. Она уже решила оставить Вилли и отправиться за помощью, когда в кухню вошла миссис Глендовер.
– О, силы небесные, – миссис Глендовер всплеснула в ладони и замерла у порога, – что на этот раз натворил этот проказник?
– Порезался кухонным ножом. Миссис Глендовер, нам нужен спирт, – она помогла Вилли подняться и усадила его на стул, отчего взору женщины предстала истинная картина происходящего. Миссис Глендовер устремилась к мальчику.
В кухню ворвались Эмма и Кити и тоже поспешили подойти к Вилли.
– Отчего ее так много? – Эмма закрыла рукою рот и отошла в сторону. Кити последовала за ней.
– Еще не хватало, чтоб и вам стало дурно, – миссис Глендовер закрыла собою Вилли, и обратилась к девушкам, – Эмма, бегите к Томасу, у него должен быть спирт. Только живее…
– Я умру, – во всеобщем шуме кухни голос Вилли показался еще более жалким, чем следовало ожидать.
– Что за глупости, – миссис Глендовер наполнила стакан молоком, – чего-чего, а этого нам с Лидией не скоро ждать, – и протянула его мальчику, но тот только поморщился.
– Мне кажется, без помощи врача нам не обойтись, – она открыла рану и снова промыла ее водой.
– Лорд Элтби всем нам устроит трепку, и тебе в первую очередь, – миссис Глендовер махнула в сторону Вилли.
Вернулась Эмма. В руках она несла бутылку бренди. Следом за ней в кухню вошли Томас и мистер Браун.
– Мы нашли только это, – Эмма поставила бутылку на стол.
– Думаю, это подойдет, – быстрыми движениями она открыла бутылку и не жалея плеснула на полотенце темную жидкость. – Вилли, сейчас будет больно, но ты должен потерпеть. Ты ведь хочешь быть сильным мужчиной?
В ответ мальчик крепко зажмурил глаза. Ей ничего другого не оставалось, как прижечь рану бренди. Вилли громко ойкнул, однако руки не выдернул, а только громко задышал ей в лицо.
– Вот видишь, все обошлось, – она погладила его взъерошенные волосы и снова вернулась к руке. – Нужно перебинтовать рану. Миссис Глендовер, не найдется ли в доме повязок?
– Лидия, а вы уверены, что кровь остановится? – женщина как можно тише обратилась к ней.
Она безмолвно обернулась к миссис Глендовер. Ее молчание казалось красноречивей любых слов.
В кухне собралось небывалое доселе количество людей. Практически каждый что-то советовал и предлагал, и в этом подобии пчелиного улья было трудно сосредоточиться. Исключением стал мистер Браун. Почтенный мужчина прохаживался у двери в кухню и молча наблюдал за окружающими.
Она была вынуждена признать, что без помощи врача им не обойтись. Глубоко вздохнув и осмотрев рану еще раз, она обратилась к миссис Глендовер.
– Мы перевяжем рану и отправим Вилли с Томасом к врачу, – она пыталась отыскать наилучшее решение.
– Неплохо, но Томас нам будет нужен уже через час, – миссис Глендовер нервно потирала руки, – гости сегодня пожалуют рано, а местный врач живет в двух милях от нас.
– Тогда я могу сходить с Вилли, – ее уже пугала излишняя бледность на лице ребенка. – Хотя я не уверена, что он сможет дойти.
Детское лицо было обращено к ней, и красные от слез глаза мальчика взывали о помощи. Она не могла не откликнуться в ответ.
– Ну же, что за слезы, – она успокаивала Вилли, гладя его по голове, – все будет хорошо, вот увидишь, рука заживет, и ты сможешь снова играть и веселиться с Томасом, – она опустилась перед ребенком на колени. – Подними руку повыше и держи в таком положении как можно дольше, так мы сможем остановить кровь…
Она снова стала гладить Вилли по голове, но ребенок по-прежнему не унимался и продолжал плакать, уткнувшись ей в плечо…
– Что здесь происходит? – в шуме кухни раздался низкий голос с едва уловимой хрипотцой. – Миссис Глендовер, потрудитесь объяснить.
В заполненной до отказа комнате повисло молчание, в котором лишь детское всхлипывание послужило лорду Элтби ответом.
– Мисс Оутсон, возможно вам удастся разъяснить ситуацию? – на сей раз лорд Элтби обратился к ней.
Она попыталась приподняться с колен, но Вилли не желал отпускать свою спасительницу. Усилием воли ей все же удалось повернуть голову, и, чтобы чрезмерно не беспокоить ребенка, ответить лорду Элтби.
– Милорд, прошу простить нас, но нам необходима помощь, Вилли поранился, и довольно серьезно.
Лорд Элтби подошел к ней и осмотрел руку ребенка, на что тот еще сильнее уткнулся в ее волосы.
– Вил, ты говорил, что тебе нравится Заркана? – лорд Элтби встал на одно колено и попытался высвободить больную руку. – И ты хотел бы на ней учиться ездить, ведь так?
Вилли ослабил хватку и поднял заплаканное лицо к лорду Элтби. Было ясно, что его удалось заинтересовать этой темой.
– Милорд, вы говорили, что я очень мал для этого занятия? – ребенок все еще не верил в свою возможную удачу.
– Я думаю, после того, как мистер Рилкот наложит на твою руку с десяток швов, ты без труда сможешь оседлать нашу беспокойную Заркану, – лорд Элтби проверил, как туго перевязана рука мальчика, и обернулся к ней. – Похоже, мисс Оутсон, вы не тратили времени зря в Полмонте. Джереми, боюсь, без твоей помощи нам не обойтись, – он рукой подозвал мистера Скотта к себе. Действительно, среди прочей прислуги дома она увидела друга лорда Элтби. – Мистер Браун и Томас задействованы в сегодняшнем спектакле, не так ли, миссис Глендовер? Не сомневаюсь, что и мне достанется некая роль. Возьмите мою карету, а вы, мисс Оутсон, будьте любезны сопровождать мистера Скотта.
С этими словами лорд Элтби отпустил ребенка и удалился из кухни.
– Ну же, ну же, нечего толпиться, – миссис Глендовер пыталась вернуть кухне прежний вид, – Томас, возвращайтесь к себе, и вы, мистер Браун, прошу... Эмма, Кити, займитесь гостиной. А вы, Лидия, как вы себя чувствуете?
– Со мной все в порядке, – она передала Вилли мистеру Скотту, который одним движением поднял мальчика со стула и проследовал к выходу.
– Я распоряжусь насчет кареты, – миссис Глендовер поспешила за мистером Скоттом.
А она все с той же поспешностью вышла из кухни и направилась к себе. Ей хватило всего несколько мгновений, чтобы убрать распущенные волосы, надеть головной убор и захватить с собой накидку. Карета стояла у входа, а с улицы до нее доносились короткие распоряжения миссис Глендовер. Она на ходу набросила накидку, едва обратив внимание на то, что платье изрядно испачкано в крови; увы, не уцелел даже белый воротник. Но как мало это значило нынче, когда в ней нуждались, и ее участие было полезным.
Глава 17
Четыре пары лошадиных ног неслись по туманным окрестностям деревни. В такое предпраздничное утро черных скакунов лорда Элтби можно было легко принять за некие волшебные создания, коими они и предстали некогда перед ней. Она увидела их впервые в Лондоне, с окна комнаты, в которой уже испускал свой последний вздох Генри Оутсон. Могла ли она тогда представить, что эти животные способны вырвать ее из лап чуждого и жестокого города и доставить в незнакомый доселе дом... Дом, о котором она думала днем и ночью, и от которого ее мысли наполнялись иными, неведомыми ранее чувствами. Вот и сейчас они участвуют в спасении несговорчивого и взбалмошного ребенка, который, прижавшись к ней, терпеливо дожидается встречи с доктором.
– Кажется, вы ему понравились, – мистер Скотт улыбнулся, глядя на них, – а знаете, что говорят в таких случаях? Что дети лучше нашего разбираются в людях. Так что, мисс Оутсон, можете не волноваться на свой счет.
Она знала и другое высказывание – о том, что детям и животным всегда будут близки люди, подобные ей. Но сегодня слова мистера Скотта ей нравились куда больше тех, что она слышала прежде. Да и не все ли равно, кто она и кем ее считают, ведь подле нее слабый и маленький человек, который попал в беду. А она как никто другой знала значение этого слова. Спустя час или того меньше они подъехали к невысокому каменному забору, за которым виднелся небольшой ухоженный дом доктора Рилкота. Навстречу к ним вышла пожилая женщина – как выяснила она позже, его жена.
Мистеру Рилкоту потребовалось чуть больше часа, чтобы справиться с порезом на руке Вилли. После проделанной доктором работы ребенок вовсе ослаб. Он уже не плакал и не вздрагивал от боли – его худое тело беспрекословно принимало все средства мистера Рилкота. На прощание доктор напоил мальчика настойкой валерианы и пожелал скорейшего выздоровления.
– Не стоит тревожиться, я заеду к лорду Элтби после Рождества, – мистер Рилкот помог усадить Вилли в карету, – дети быстро идут на поправку, так что можете не переживать, через неделю-другую от раны не останется и следа. Даже после таких швов у детей остаются едва заметные шрамы. Это уже в моем преклонном возрасте стоит остерегаться острых предметов. Будьте осторожны и вы, и с наступающим вас Рождеством.
Они пробыли у доктора чуть больше часа и теперь спешили вернуться домой. Вилли заснул на ее руках – настойка подействовала, мальчик смог утихнуть после такого беспокойного утра.
Сухую траву у дороги и на полях покрыл тонкий слой инея, было зябко. Близилось самое холодное время в Англии. Она укрыла ребенка подолом своей накидки и вытерла с лица засохшую кровь.
– Вы замерзли, мисс Оутсон, – мистер Скотт говорил шепотом, чтобы не разбудить Вилли. – Вам следует пересесть ко мне, а Вилли я могу взять на руки. До дома еще четверть часа. Вы совсем продрогнете.
Свойственная мистеру Скотту манера общения импонировала ей. Он вел себя предельно открыто и легко, и не имело значения, к кому он обращается – к прислуге дома или ее хозяину. Она была убеждена, что в этом не было умышленного желания породнить представителей высшего света и простой народ. Скорее, это объяснялось привычным для него восприятием мира, где каждый имел право на достойное отношение к себе. Но одно дело понимать сей факт, и совершенно другое – следовать ему.
– Благодарю, сэр, – она постаралась ответить как можно тише. – Но я думаю, не стоит беспокоить Вилли.
– Как знаете, – мистер Скотт едва заметно улыбнулся, – я заходил вчера в музыкальную комнату, и должен вам признаться, был крайне удивлен столь неожиданными переменами в ее обстановке. Полагаю, это вас стоит благодарить?
Было особенно приятно слышать лестные слова и пусть не от самого лорда Элтби, но от его близкого друга. Она также прекрасно понимала, что эта похвала неделима со всеми остальными принимавшими в этом участие.
– Я рада, что вам понравилось, сэр, – она взглянула на Вилли, но тот, как и прежде, мирно спал, – миссис Глендовер хотелось создать праздничную обстановку в доме…
Мистер Скотт больше не проронил ни слова. Он молчал до самого дома, и только его глаза украдкой продолжали наблюдать за ней. Она избегала взглядов напротив и сосредоточилась на предстоящей работе.
Они подъехали к поместью лорда Элтби. День выдался серым, блеклое небо над домом застыло в полуденном безмолвии. У парадной двери дома стояли две кареты. Это означало, что гости прибыли, но судя по тому, что еще не успели распрячь кареты и отвести лошадей в конюшню, было ясно: прибывшие пожаловали много позже назначенного ранее времени.
Едва остановилась их карета, как Томас поспешил спуститься с крыльца и открыть им дверцу. Она передала Вилли в руки юноше, который без лишних слов принял еще сонного ребенка и направился вверх по мраморным ступеням. Она вышла следом за мистером Скоттом. Он предложил ей руку и помог спуститься на землю. Оправив подол своего платья, она проследовала за ним, но в доме их дороги разошлись. Мистер Скотт отправился в гостиную к лорду Элтби, а она продолжала сопровождать Томаса. Комната Вилли была над кухней – мальчик жил с Томасом и остальной прислугой дома. В просторном помещении, куда она впервые попала, уместилось пять кроватей и стол. Томас уложил Вилли на кровать и укрыл одеялом. Она тоже подошла к спящему ребенку.
– Не стоило лорду Элтби привозить мальчишку к нам, – Томас стащил ботинки с Вилли, – от него одни хлопоты и никакого прока.
Она дотронулась обратной стороной ладони до лба Вилли, и тот показался ей горячим. Пока не было особых причин для волнения на этот счет, ведь только недавно над раной трудился мистер Рилкот, но вечером такие симптомы нельзя будет игнорировать. Она повернулась к Томасу.
– Вечером я зайду к вам проведать Вилли.
– Не стоит беспокоиться, мисс, мы присмотрим за ним, – слова Томаса хоть и звучали искренне, но не убедили ее.
– Я все же зайду, Томас.
Она уже спускалась по лестнице для прислуги. Ей нужно было незаметно проникнуть в кухню и отыскать миссис Глендовер.
Ее новое платье пришло в неприглядный вид, коричневые пятна от крови все больше проступали на темной ткани одеяния. Ей было жаль испорченного воротника. Но еще больше она сожалела о предстоящей бессонной ночи Вилли – он проснется под вечер и недуг не даст о себе забыть; у него не будет аппетита, а только пульсирующая рана на руке и тяжелая головная боль. Она должна попросить у миссис Глендовер успокоительных трав и напоить ими Вилли, когда придет время ужина. А пока ей нужно подумать о себе.
В кухне ее встретила миссис Ларсон. Узнав о состоянии мальчика, женщина вернулась к своей работе. Миссис Глендовер, со слов кухарки, была с гостями. Чай уже подали, и хозяин дома развлекал уставших с дороги гостей. Она решила дождаться домоуправительницы на кухне. Пытаясь спрятать пятна, она надела кухонный фартук, после вымыла руки и предложила свою помощь миссис Ларсон. Вскоре миссис Глендовер вернулась из гостиной. Женщина светилась, и было видно, что ей по душе заботы, связанные с приездом гостей лорда Элтби.
– О, вы уже приехали… – изучив ее с ног до головы, Миссис Глендовер продолжила, – идемте со мной, Лидия. У меня для вас найдется еще одно платье. Лорд Элтби с мужчинами направились в библиотеку, а леди Увелтон и леди Келтинг предпочли отдохнуть перед обедом, – миссис Глендовер вела ее в свою комнату. – Увы, сегодняшняя погода не располагает к прогулке на свежем воздухе, тем более леди Увелтон представляется мне такой хрупкой девочкой, совсем непривыкшей к зимней слякоти, что без труда может подхватить простуду. Вот мы и пришли, входите…
Комната миссис Глендовер была по соседству с ее комнатой, и она уже не впервые видела этот старинный комод, большое кресло с вязаньем и письменный стол с грудами книг и журналов. Но особенно в комнате миссис Глендовер ей нравилась картина над письменным столом. Это был не типичный для этого дома вид бескрайних морских просторов, а деревенский натюрморт из яблок и груш, полевых цветов и лесных ягод, от которых так и веяло летом и теплом. Миссис Глендовер прошла к комоду и, выдвинув верхний его ящик, принялась что-то искать.
Она осталась стоять у порога, наблюдая за тем, как ловкие руки женщины с нехарактерной для ее возраста скоростью перебирают вещи. Она уже неоднократно замечала за миссис Глендовер удивительную способность чередовать слабости пожилого человека с бодростью духа и предприимчивостью натуры. Миссис Глендовер нашла, что искала и направилась к ней. В руках она несла сверток с одеждой.
