Текст книги "В доме с высокими потолками"
Автор книги: Ирина Стельмах
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
– Мне следовало позвать лорда Элтби или доктора, они строго-настрого приказали им сообщить о вашем пробуждении, но мне в моем возрасте простительна такая рассеянность, – она улыбнулась и взялась за вязанье. – И потом, доктор осматривал вас незадолго до того, как вы очнулись, – вдруг она резко повернула лицо в сторону кровати. – Я совсем забыла, как вы себя чувствуете?
Возраст старушки давал о себе знать, милая миссис Глендовер успев рассказать о пироге и заслугах новой кухарки, позабыла о самочувствии своей гостьи. Но все это было уже чудесно. Ощутить на себе чью-то заботу казалось ей невидалью, – она отвыкла от этого чувства, а внимание со стороны казалось чем-то неестественным и давно забытым.
– Спасибо, мне, кажется, значительно лучше, – слова еще давались ей с трудом. Женщина это заметила.
– Ну, вот и славно, – махнув маленькой рукой со своего «трона», женщина продолжила, – не говорите: теперь я знаю, что вы способны ответить. Отдыхайте. Здесь все так заняты другими заботами и приготовлениями, что нас не скоро потревожат. Ужинают в доме поздно, к восьми все соберутся в гостиной, и тогда я вас покормлю. Это же немыслимо, быть такой… – она на долю секунды оставила свое вязанье и взглянула на нее, – худой. После того, как мы вас раздели, я не поверила своим глазам. Что ж, в этом деле лучшим средством будут зажаренные свиные ножки и вареный картофель, а еще, пожалуй, фруктовый пудинг или яблочный пирог. В этом доме всегда много еды. Так что…
Было очевидно, что ее принимают за бродягу или того хуже. Впрочем, они недалеко ушли от истины. Ее раздели... И кто же принимал в этом участие? Хотя не все ли равно, больные бесполы. Она выбрала более удобное положение на подушках. Теперь склонившееся над работой лицо миссис Глендовер было открыто. Ее внимание привлекли крохотные пальцы женщины, резво перебиравшие длинные спицы. Она недолго наблюдала за миссис Глендовер – ее веки стали тяжелыми, а комната отступила на задний план. В этот раз сны не мучили ее сознание, и проснулась она от того же тихого и мирного голоса миссис Глендовер.
– Мисс, сон – это, конечно, славно. Но я думаю, у вас еще вся ночь впереди. Вы спали со вчерашнего вечера, а ели, наверно, и вовсе давно? Вам следует подкрепиться – я принесу вам ужин. Вы ведь не боитесь остаться одна?
– Нет, – чего же бояться, если ей и хотели причинить вред, вряд ли бы укладывали в мягкую кровать и поили теплым молоком.
– В таком случае я поспешу на кухню. Поищу для вас что-нибудь особенное.
Несколько минут она оставалась лежать смирно, но ее тело просило принять более практичную позу. К тому же, нынешнее ее положение открывало далеко не весь вид комнаты. Обдумав возможные перемены, она решила сесть на кровать – это позволит ей лучше осмотреться в новой комнате. Все оказалось не так плохо – немного усилий и она уже сидела, разглядывая открывшиеся перед ней новые горизонты. Дверь скрипнула. Похоже, миссис Глендовер оказалась весьма проворной на кухне. Однако она поспешила с выводами, и в дверь вошла не пожилая женщина с подносом в руках, а мужчина высокого роста.
Глава 4
Он не заметил того обстоятельства, что она уже не спит, а сидит, откинувшись на подушках, и пристально наблюдает за ним. Незнакомый «знакомый» мужчина прошел к камину и помешал в нем угли. Скрестив руки на груди, он смотрел на огонь. Его лица не было видно, но вид со спины говорил о решительности поступков, все в его истинно мужском телосложении говорило о силе, даже больше духовной, нежели физической. Ей было непросто вспомнить его черты – слишком мало эмоций они выдавали. Однако глаза она помнила отчетливо, словно только что они смотрели на нее, излучая свой холодный блеск. В безмолвии комнаты его ровное дыхание было доказательством уверенной в себе натуры. Хотя это она знала еще до знакомства с ним. Так зачем же она здесь, спокойно лежит в его доме, под наблюдением доктора и приветливой домоправительницы? Может, это очередной план по разоблачению семейства Оутсонов, точнее немногим оставшимся от него – больным и беспомощным созданием? Или здесь крылось что-то более утонченное и хитрое? Жаль. Ей будет недоставать этой атмосферы уюта и домашнего тепла.
Как, должно быть, он счастлив среди множества комнат и витражей, и всего того, что его окружает. Он беспрекословно повелевает прислугой и от него, вершителя судеб, зависит в этом доме даже вкус кофе. Легко быть «милордом», носить титул виконта или графа (впрочем, он мог быть бароном, какая разница), одним своим решением изменить судьбу человека, сделать так, чтобы его жизнь пошла по наклонной, и кто знает, оправдан ли будет сей вердикт? Дано ли ему это безоговорочное право судить? Не замахнулся ли он на «великое»? Терять труднее, чем находить, но добиваться цели, истинной и верной, не покладая рук, лезть из кожи вон, не это ли апогей всего? Нет. Не все так думают. Она знала. Она говорила с людьми, но мало кто слышал, а слушал и того меньше. Что ж, если тебе не дано принимать таких решений, так ли уж важно их понимать. От этих мыслей она невольно вздохнула. Вздох оказался глубоким, и с шумом выдохнув воздух из легких, она обнаружила себя. Мужчина тотчас повернулся.
Он взглянул на нее, безмятежно покоящуюся на кровати, после, не спеша, пересек комнату.
– Как давно вы не спите? – что ж, лицо было вполне человеческим. Про себя она отметила, что его черты с трудом можно было назвать изящными, скорее грубые, что более подходило к его описанию. Она помнила, что в тот памятный день их первой встречи образ мужчины показался ей весьма незаурядным и даже исключительным, а сегодня это было не больше чем могущественное и влиятельное лицо. Очевидно, от нереальности недавних событий больное воображение ее предало. И хотя ныне ее сломил жар, она видела все в своих естественных тонах: большой лоб, выступавший из смоляной копны волос, черные брови, свободно вздымавшиеся над глубоко посаженными глазами, плотно зажатые губы, привыкшие отдавать команды, и нос, что характерно выделялся на смуглом лице. Но самым устрашающим оказался взгляд. Его глаза поистине пугали. Она чувствовала, как первобытный страх возрождается в ней, она чувствовала трепет затравленного зверя, когда погоня была завершена, а битва проиграна. Вот-вот, и он нанесет свой решающий удар.
– Я пришла в себя не более двух часов назад. По крайней мере, мне так кажется, – она опустила глаза и принялась разглядывать искусно расшитые простыни на кровати. Да, привыкнуть к такому откровенному взгляду будет непросто.
– Миссис Глендовер продолжает нарушать все возможные правила в доме и пренебрегать указаниями, – он подошел еще ближе. И так он был ничуть не дальше, чем миссис Глендовер в минуту ее пробуждения. – Вы помните, что с вами произошло вчера?
– Я помню карету и… – она замолчала. Еще она помнила его, но это ведь не новость.
– Похоже, у вас нервное изнеможение, с вами подобное прежде случалось?
Как объяснить человеку, столь чужому, о том, что ее мучило много лет, чем была больна ее не привыкшая к потерям душа. Не приспособиться, не пойти наперекор. Как много дней и ночей она залечивала эту рану, выстраивая преграду между собой и окружающим миром, и все ради того, чтобы потом эта преграда рухнула с силой о закрытые двери домов, фонарные столбы на ночных улицах города, и неприветливые взоры горожан. И этот же человек, внимавший ее молчанию, был заглавным действующим лицом всего вершившегося в последние месяцы ее жизни. Ведь он все знал, к чему эти вопросы…
– Боюсь, что да, – она сознательно делала большие перерывы во времени прежде, чем ответить, обдумывала все мелочи, как ей казалось, важные детали могли подсказать, что замышляет этот человек. Он не торопил ее, а склонив голову, терпеливо ждал ответа.
Снова заскрипела дверь под натиском чьих-то рук, но на этот раз в проеме показалась миссис Глендовер, и, как обещала, с подносом полным еды.
– Милорд, я рада, что вы к нам заглянули. Женщины не могут подолгу обходиться без мужского внимания… – миссис Глендовер не была так простодушна, как могло показаться на первый взгляд. – Но, боюсь, сейчас мисс необходимо поужинать, и с этим непростым в ее положении делом я справлюсь куда как лучше.
– Миссис Глендовер, ваша беззаботность сравни вашему нежеланию повиноваться моим распоряжениям. Право, вы не перестаете меня удивлять. Я думаю, наш разговор с мисс Оутсон не займет много времени. Поэтому, оставьте поднос на этом столике, – он указал рукой на то место, где стояла кружка с недопитым молоком. – Я найду вас на кухне.
– Ну что ж, буду ждать вас с нетерпением, милорд, – только и сказала женщина, после чего поспешила удалиться из комнаты.
– Скажите, и почему я позволяю этой женщине такое немыслимое поведение, – начал он, вновь повернувшись к ней. – Я думаю, нам пора представиться. По правде сказать, я знаю ваше имя, а значит, очередь за мной – лорд Элтби, виконт и наместник графа Элтби, моего отца. Вам что-нибудь говорит это имя?
– Ничего, – она действительно впервые слышала это имя, но, видимо, мужчина ожидал другого ответа.
– Ну что ж, ваш дядя лишил внимания интереснейший сюжет, впрочем, пусть так, – он подошел к окну, и, отодвинув рукой темные занавеси, попытался сосредоточиться. По крайней мере, так показалось ей с ее места. – Что вы умеете делать, мисс Оутсон?
Странный вопрос – что бы он хотел услышать, и что бы она могла ответить? А и правда, что она умела? Она умела писать и читать, умела ухаживать за больным, готовить и убирать, умела торговаться на базаре, делать покупки для дома, да много еще всего. За эти полгода она многому научилась – этого требовали обстоятельства. Но сейчас ей вспомнились уроки, которые проводил отец. Он мог часами говорить о разных странах и об их истории, и она всегда с особым вниманием слушала долгие и завораживающие воображение рассказы о военных баталиях. Она помнила, как он многозначительно кивал, описывая военные действия Наполеона, и как упивался этими сражениями...
– Никаким особым наукам я не обучена. Что именно вас интересует, милорд? – она не могла позволить себе иного обращения. И пусть знакомство произошло не по законам общества, ее не представили, а он был далеко не желанным собеседником в разговоре, она уже отошла от первого потрясения, и привитые в юном возрасте манеры давали о себе знать. Усиливало понимание этого и нынешнее положение – за ней больной ухаживали в его доме, она была под этим кровом и вынуждена была с этим считаться.
Тем временем лорд Элтби сменил место у окна, и, прохаживаясь вдоль камина, мерял шагами комнату.
– Пока ничего. Об этом мы сможем поговорить позже. Но я предпочитаю, чтобы вы знали – я никоим образом не желаю вам навредить. В нашей истории с Генри не было места ни вам, ни кому бы то ни было другому. И эта история уже позади. Знайте, вы можете в любое время беспрепятственно покинуть мой дом, а можете остаться. Я едва ли могу предложить вам что-то конкретное, но работы сейчас много. Решайте сами, как вам поступить, – он уже был у двери, когда обернулся, чтобы закончить свою речь. – Мне лично все равно, какое решение вы примете.
Она осталась одна. Откровенность лорда Элтби могла напугать, но она предпочитала слышать неприкрытую правду. Слишком устала она от ненужных слов, из которых следовали одни предположения и догадки. Мир состоял из людей, в большинстве своем пытавшихся скрыть свои мысли, и, говоря обо всем, ничего не выражали. Не облачая истинных намерений, люди прятали свою суть, подчас далеко не лестную. Нет... Уж лучше так, лорд Элтби явственно дал понять, что она вправе сделать свой выбор. Уже только за это он мог претендовать на ее внимание. Однако она слишком рано делает выводы, ее слабость и болезнь мешают объективно оценивать ситуацию. Этот человек доказал, что ничего просто так в его жизни не происходит, все имеет свои цель и значение. Она, кажется, зашла в тупик. И немудрено, ведь она чувствовала себя разбитой, а после минувшего разговора она еще больше испытывала свою беспомощность… Решение подождет до утра.
В комнате было тепло, и, как и раньше, оно целительно подействовало на ее уставшее тело. Если бы она могла так же бесхитростно растопить холод в душе, что столько долгих ночей не давал ей спокойно уснуть…
В комнату вернулась миссис Глендовер, и на ее лице легко читалось открытое недовольство. Похоже, лорд Элтби не упустил случая намекнуть своей домоправительнице на то, кто в доме хозяин.
– Будем считать, что это ужин, хотя милорд и продержал вас не меньше получаса, – негодованию женщины необходимо было дать выход, – а в такую пору добропорядочным девицам пора бы уже спать, мы с вами, смею заметить, как нельзя лучше подходим под это описание, – ее глаза уже смеялись, а руки колдовали на подносе с тарелками.
Она увидела виртуозно выложенные на подносе блюда, и голод дал о себе знать. Как давно она не ела столь изысканной пищи, такое разнообразие кружило голову. Во всем происходящем было много неясного, но аппетитный вид содержимого ее тарелки оставил позади все сомненья.
– Вы знаете, сдается мне, что лорд Элтби так увлекся запугиванием собственной прислуги, что его уже не остановить.
После того как содержимое подноса изрядно поубавилось, миссис Глендовер позволила продолжить свое повествование о хозяине дома:
– Я, конечно, не берусь судить, но в моем возрасте уже позволено говорить, не боясь попасть под горячую руку. И знаете, что я вам еще скажу – вызывать такой страх у людей просто до крайности непристойно. Это же невероятно, чтобы даже будущая жена вынуждена была кротко повиноваться, боясь возбудить гнев будущего мужа.
Она хотела еще что-то добавить, но вовремя остановилась. Так недолго наговорить непростительных высказываний в адрес своего хозяина.
– В любом случае, вам не стоит бояться лорда Элтби, – миссис Глендовер считала нужным успокоить свою подопечную.
– Лорд Элтби меня не пугает, – ее голос хоть и был тихим, но звучал уверенно.
– Вот и славно, – продолжила женщина, – ваша бледность сегодня днем меня напугала, но нынче вечером я уже спокойна – в этом теле живет крепкий дух. Ложитесь спать, а я еще немного посижу, пока вы не уснете.
Она и сама от всего сердца верила в свои слова. Близилась ночь, она кротко дожидалась прихода полнолуния. Небо было на удивление ясным. И если проснуться в полночь, можно было бы увидеть светящийся диск луны. В такие редкие ночи особенно чувствовалась власть чего-то непостижимого и недосягаемого, того, над чем можно думать всю свою жизнь, но так и не найти ответа; того, что можно долго искать в глубине своей души, заглядывая в ее затаенные уголки.
Глава 5
С тех пор, как она впервые увидела свою комнату, прошло три долгих дня, и все в ней казалось уже дорогим и близким сердцу. Ей искренне представлялось, что она всегда жила в этом доме, просыпалась в этой кровати, и подолгу разговаривала с миссис Глендовер. Ее даже пугала эта привязанность к месту, как быстро она приняла новую обитель, вовсе не думая о завтрашнем дне. Ведь, можно ли жить в доме человека, так круто изменившего ее судьбу, и то, только с той единственной правкой, что она была созидателем происходящего? И можно ли сегодня принять эту руку помощи, после всего случившегося? В минуты одиночества она неустанно спрашивала себя об этом, но внутренний голос молчал, опасаясь выказать свою неуверенность.
Она также сильно привязалась к миссис Глендовер. Женщина была с ней добра и открыта, заботилась и с пониманием относилась к ее недугу. Из других обитателей дома она лишь однажды увидела служанку, которая заглянула в комнату – миловидное создание, кроткую девушку с большими черными глазами. Можно было подумать, что все здешние жители наделены темным омутом глаз, и даже миссис Глендовер не была тому исключением. И хотя глаза женщины добродушно смотрели на нее, они были ничем не светлее глаз самого лорда Элтби. К слову его она больше не видела. После их вечернего разговора она с опаской смотрела в сторону, заслышав уже знакомые звуки открывающейся двери.
Она подолгу читала, сидя на стуле. Ей не сразу удалось привыкнуть к его величественному виду – в свете дня было отчетливо видно каждый резной орнамент, умело оставленный рукой мастера. Миссис Глендовер отказала ей в просьбе прочесть Шекспира и Байрона. По ее словам, это могло вернуть ночные кошмары и дурной сон. Она торжественно вручила толстую и изрядно потертую книгу шотландских сказок, уверив в том, что это будет весьма увлекательно. Окунувшись в мир эльфов, русалок, фей, рыцарей и ведьм, ее взгляд перестал быть пустым, руки мирно покоились на коленях, дыхание стало ровным, а выражение лица спокойным. Как будто бы и не было этих месяцев в ее жизни, когда каждая минута приносила новые потери и разочарования. Она не заглядывала далеко в будущее – ей хватало большого окна в комнате, которое выходило на маленький сад у дома. Как должно быть красиво здесь в мае, когда яблони стоят в розовом окрасе, приглашая к пряному соцветию беззаботных пчел.
Был полдень, когда она оставила раскрытой книгу на стуле, пожалев графа Грегори и его волшебную чашу, после чего устремилась к окну. Теперь ее жизненных сил хватило бы для прогулки по узким дорожкам сада. Ей хотелось вдохнуть осеннюю свежесть дня. Хотелось побыть среди голых деревьев, поднять глаза к небу, почувствовать себя живой среди этой спящей пасторали.
…И вдруг все замерзшие эльфы пропали вместе со своим повелителем и его
мраморным столом, и никого не осталось на пышной траве, кроме графа Грегори. А он медленно пробудился от своего колдовского сна, потянулся и
поднялся на ноги, дрожа всем телом. Он растерянно оглядывался кругом и,
должно быть, не помнил, как сюда попал…
Она сродни книжному графу – потеряла свою дорогу, не найдя верного пути. Ее слух уловил едва слышный стук копыт. Это был одинокий всадник. Звук становился все громче, и вот уже совсем близко кто-то натянул поводья, от чего лошадь невольно заржала. Всадника не было видно из окна ее комнаты, но она была уверена, что это лорд Элтби. Ей казалось, что она всегда чувствовала его присутствие в доме. Вот и нынче ее сердце сбилось с обычного ритма, а руки непроизвольно схватились за подоконник. Однако мыслям не суждено было обратиться к прошлому, в комнату вернулась миссис Глендовер. В руках она несла чистые листы бумаги, чернильницу и перо.
– Как вы и просили, – выкладывая содержимое из рук, миссис Глендовер продолжила, – не знаю, что вы будете писать, но чернила превосходные. Лорд Элтби заказывает их из Парижа. Так что, Лидия, садитесь за стол и наслаждайтесь.
– Я вам очень признательна, миссис Глендовер, и уверена, что смогу их проверить чуть позже, – она перевела дыхание и заговорила тише. – Я также думаю, что сегодняшнее самочувствие позволит мне приняться за домашнюю работу.
– Не спешите так, моя дорогая. Вы уже второй день не находите себе места, а доктор дал нам неделю. Будьте благоразумны, вам все еще прописан покой, – она внимательно изучала девушку у окна. – Вам и впрямь к лицу это платье, а мой воротник словно для вас и связан, – она широко улыбнулась.
Да, платье хоть и было велико, нравилось ей не меньше, чем белый вязаный воротник. Миссис Глендовер сделала невозможное, облачив ее хрупкое тело в такие теплые материи, отныне она походила на прислугу из знатного дома, и ничто не выдавало ее недавних трудностей. Стесненная тем обстоятельством, что миссис Глендовер сделала для нее слишком много, девушка попыталась убедить ее в обратном.
– Работа пойдет мне только на пользу. Я слишком долго сижу на одном месте, а лорд Элтби говорил, что работы в доме предостаточно.
– О, он вообще любитель поговорить, – женщина улыбнулась одной из своих самых невинных улыбок, – работа кипит, и все эти приготовление окунули жильцов во всеобщий хаос. Но я вам скажу – в таком деле, прежде всего, важен порядок. А уж если давать по сто поручений на дню, то…
Она не договорила, но мысль была ясна. «Милая, милая миссис Глендовер, мы с вами как пара маленьких ботинок, и носить невозможно, и выбросить жаль» – ее развеселило это сравнение. Бодрость духа возвращалась, и она радовалась такой перемене, радовалась такому на редкость солнечному дню. И если так настаивает миссис Глендовер, она сегодня же попробует вспомнить, как это приятно – каллиграфически прописывать буквы, закручивать вензеля и выводить замысловатые линии. Все это приносило ей удовольствие в былые времена. Заметив намерение своей подопечной, миссис Глендовер направилась к двери.
– Оставляю вас с вашим занятием, до ужина еще уйма времени.
Она уже двигала стул к небольшому столу, который заметила только на следующий день своего сознательного пребывания в доме лорда Элтби. Стол имел овальную форму, а главное, стоял на таких же «лапах», что и стул, придвинув который она заняла наиболее подходящее положение для выбранного занятия. Она обмакнула перо в чернильницу и сделала первые мазки.
Она порядком увлеклась чистописанием. Для образца сгодились строки из Томаса-рифмача, памфлетам которого суждено было обратиться в жизнь. Перо практически не скрипело и быстро скользило по белой и гладкой бумаге. Было приятно погружать его в фарфоровую чернильницу, украшенную мифическими существами. Человек, так тщательно выбиравший себе вещи, не мог ее не заинтересовать. Чувствовалось, что все в доме были подобрано неслучайно, прошло рачительный отбор, прежде чем занять свое место. Солнце уже садилось. Но в комнате было еще достаточно света, и она не спешила, как раньше, когда отец диктовал свои письма. В настоящий момент она наслаждалась каждой следующей буквой, которая появлялась на белом поле бумаги. Ее радовало и то, что все навыки, которые она приобрела в ранней молодости, сохранились. Она помнила все выученные приемы. Процесс со стороны выглядел довольно забавно. После каждой новой буквы она отстранялась от стола на расстояние, которое позволял стул, и как бы со стороны смотрела на проделанную работу.
Отложив свой первый лист, она принялась за второй. На этот раз ее вдохновила сказка о Родерике – отце моржей. Его имя смотрелось красиво, особенно она была довольна буквой «к». Это была одна из любимых ею букв, и она попыталась найти предложение с той:
…Ему бы только протянуть руку, достать моржовую шкурку, утешилась бы дочь Морского царя, обернулась моржом и уплыла бы к своим братьям и сестрам…
Это предложение ее заинтересовало больше всего. Она еще раз старательно обмакнула перо, намереваясь начать с заглавной буквы.
– У вас определенно талант к правописанию, – она не успела коснуться пером бумаги, как на нее обрушился глубокий голос лорда Элтби. Вероятнее всего, он какое-то время стоял за ее спиной и наблюдал. Она не слышала, как он вошел. Возможно, увлекшись любимым занятием, ее слух не уловил шума открывающейся двери и его шагов. Он протянул руку к столу и взял уже исписанный лист бумаги.
– Добрый день, милорд, – лорд Элтби не ответил на ее приветствие. Он продолжал изучать расписанный лист.
– «Когда пробьет полночь, жди меня у перекрестка четырех дорог. Сначала ты увидишь рыцарей королевы эльфов на вороных конях. Пропусти их и не сходи с места. Потом проскачут всадники на буланых конях. Ты пропусти их. И, наконец, появятся всадники на белых конях. Я буду среди них. Чтобы ты узнала меня, я сниму с одной руки перчатку. Ты подойди к моему коню, возьми его за золотую уздечку и вырви повод из моих рук. Как только ты отнимешь у меня повод, я упаду с коня, и королева эльфов воскликнет: "Верного Там Лина похитили!" Вот тогда будет самое трудное. Ты должна обнять меня крепко и не отпускать, что бы со мной ни делали, в кого бы меня ни превращали. Только так можно снять с меня заклинание и победить королеву эльфов».
Он прекрасно читал с интонацией настоящего чтеца. Она подумала о том, как верно преобразились бы эти сказки в его исполнении.
– Это была одна из моих любимых сказок. Право, откуда у вас эта книга? – он жестом указал на раскрытую книгу с уже заложенными в некоторых местах чистыми листами.
– Сказки мне принесла миссис Глендовер.
– Эта женщина создает больше хлопот, чем все мои конюхи и садовники, – он был явно раздражен. Неужели такая детская забава как сказки могла стать причиной дурного настроения? Или же его расстроило то, что книга была взята без спроса? В любом случае, гнев в адрес миссис Глендовер был ей небезразличен, и она вступилась.
– Боюсь, в этом есть и моя вина, милорд. Я попросила у миссис Глендовер прочесть пьесы Шекспира. На что она мне преподнесла эту книгу сказок, – для большей убедительности она попыталась изобразить на лице подобие улыбки. Это определенно удивило лорда Элтби. Казалось, с луны снизошли лунные жители и до отказа заполнили комнату собой. – Не думаю, что в этой книге хранятся секреты вашей семьи, или того хуже, ваши личные.
Все было сказано довольно серьезным тоном, но смысл сказанного заставлял усомниться. За эти несколько дней мятежный дух миссис Глендовер передался и ей. Опрометчивое высказывание еще больше удивило лорда Элтби, на его лице гнев сменился на откровенное недоумение.
– Я вижу, вы идете на поправку, мисс Оутсон, – он сделал особое ударение на имени, словно пытаясь напомнить ей, кто она такая, и что собой представляет ее жизнь в этом доме. – И у меня для вас есть первое поручение. Миссис Глендовер принесет вам пригласительные ко дню моего венчания, а вы будете так любезны и подпишите их. Я думаю, это не составит для вас большого труда, – это было скорее констатацией ее возможностей, нежели вопросом.
– Я уверена, что справлюсь, – она заметила, как он нехотя вернул бумагу на стол, и спросила:
– Могу ли я оставить книгу у себя?
Он задержал свой взгляд на ней.
– Да.
Лорд Элтби вышел, не попрощавшись. Что ж, это снимало с нее необходимость быть излишне учтивой, достаточно соблюдать общие правила в доме, и не брать так откровенно пример с Миссис Глендовер.
Глава 6
Время... Над ним не властны города и люди, и даже бушующие океаны, наполненные силой морей и рек – всего лишь стражники того, что время почтит своим мимолетным вниманием. Время нельзя ни предотвратить, ни задержать. Даже горный ручей на вершине безлюдной скалы можно представить в своем воображении, хотя путь к нему и кажется такой тяжкой ношей. Но время – его очертания безлики, безнравственны его намерения, беспочвенно его наследие. И под силу ли понять его неудержимое могущество? Ведь человеку так немного отмеряно этого особого напитка. А повествование жизни – это повествование судьбы, ничем не прикрытый вызов времени.
Она днями проводила время у стола, успевшего по праву стать письменным. Выучив наизусть пять бравадных строк приглашения, неустанно выводила их на каждом новом листе. Имена мелькали перед ее глазами. Дочери деревенского учителя и бывшей гувернантки приоткрылись двери английского света. Десятки и сотни имен, изысканных фамилий и званий рождались под ее пером, как будто впервые миру суждено было узнать о них. Все они теперь мирно покоились на столе, ожидая часа, когда руки миссис Глендовер старательно упакуют их в конверты с позолотой и разошлют по нужным адресам. Порой, оторвавшись от своего занятия на чашку чая или редкий луч солнца, она продолжала мысленно перебирать: граф Аберкорн, граф Лечестер с супругой, граф Ромней и барон Березфорд-Хосли с сыном, граф Карнарвон и герцог Клевленд с супругой. Она представляла себе этих утонченных особ с их безупречными манерами высшего света. Какая невидимая пропасть была между ней и этими людьми. А по своей сути, они были всего лишь частью одной эпохи, с той только разницей, что их имена запомнятся в веках, а ее – исчезнет бесследно. Каким чужим и далеким казался ей этот мир. Из поколения в поколение наследникам этих семей передавалась власть и сила древнего рода. Это как старинная монета, которая хранится в стенах музея – она никогда не приобретет ту товарную ценность, что и монета в руках верткого менялы, она созидательна по своей природе, ее ценность в древности, уникальность в подлинности.
Ей довелось оказаться в доме знатной особы, бывавшей при дворе. Без сомнения виконт, а в будущем граф Элтби был представлен английской королеве Виктории. Все это вызывало в ней смешанные чувства. Хотелось хоть на дюйм приблизиться, и, подсмотрев заглавные буквы неизвестного ей сюжета, понять, так ли они правильны и точны. И в то же время, усилием воли она удерживала себя от желания обойти участием неизвестную ей главу, открыть дверь и раствориться в толпе. Отныне решение было полностью в ее власти – от чего же так не прост выбор?
Осталось не более десятка приглашений, когда вернулась ее верная сподручница миссис Глендовер. Одного взгляда на женщину было довольно, чтобы мир изысканных манер утратил свой блеск и краски, уступив место душевному теплу, которое излучала эта скромная особа. Всю свою жизнь женщина посвятила семье Элтби, кого-то нянчила, кому-то дарила всю себя, а кого-то и поучала. Ее жизнь прошла среди членов большого семейства. И теперь, на склоне своих дней она представлялась больше, чем домоправительницей, скорее добрым талисманом, усердно пытавшимся сгладить шероховатости в жизни дома. Всегда безукоризненно проста и строга в своих одеяниях, она бесшумно скользила по комнатам, придавая ей неуловимое чувство устроенности.
– Вы замечательно справились с работой, – миссис Глендовер позвонила, чтобы принесли чай. – Но я опасаюсь, что это занятие изрядно наскучило вам. Однообразная работа всегда утомляла меня.
– Вовсе нет. Ведь в каждом следующем письме было новое имя. Пожалуй, это было даже познавательно.
– Не могу с вами согласиться, – миссис Глендовер разлила чай по чашкам. – Мне кажется, после обеда мы могли бы прогуляться – и хотя сегодня нет солнца, погода безветренная и нам можно не опасаться дождя, а для такого времени года и это уже подарок. И потом, вам пора выбираться из своего гнезда.
– Я с удовольствием составлю вам компанию, мне и самой не терпится побыть на свежем воздухе, – она мысленно представила себя идущей по саду в сторону, где находится конюшня со скаковыми лошадьми. Она всегда испытывала чувство глубокой привязанности к этим свободолюбивым животным. По словам миссис Глендовер, усадьба была расположена в нескольких десятках миль от Лондона. А значит – воздух здесь чист и избавлен от лишнего городского шума.
– Сегодня лорд Элтби отправился с визитом к леди Увелтон. Его не будет до вечера, и я смогу вам показать дом, – в его отсутствие миссис Глендовер чувствовала себя полноправной хозяйкой. – Бедная леди Увелтон, она еще совсем ребенок, ей не исполнилось и семнадцати. И такой удар… Свадьба...
