Текст книги "Когда прошлое молчит (СИ)"

Автор книги: Ирина Солак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

– Не вкусно? – Ярослава последовала моему примеру. – Вот первая ниточка, с которой я хотела тебя познакомить – не все, что подается в красивой оболочке и стоит дорого, также прекрасно на вкус.

– Ну этот урок я усвоил уже давно…

– Вторая ниточка – Анна приходила к нам. Стандартный осмотр, никаких патологий, все прекрасно, красивая, здоровая девочка…

– Что? – Я приоткрыл рот от удивления.

– Вы же ее ищете? Видела пару объявлений на сайте, в новостных сводках, вспомнила лицо, когда ее привели сегодня утром…

– Кто привел? – Я неосознанно повысил голос.

– Третья ниточка – как давно вы разговаривали по душам с вашим отцом?

Я очень сильно захотел закурить. Головная боль, фоном давящая на виски, усилилась в разы, сжимая нервы в комок, заставляя что-то чесаться изнутри. Словно невыносимый зуд поднялся в глубинах тела, вырываясь на свободу. Я сморщился от ощущений, как комок тошноты поднимается к горлу и нервно сглотнул. Я все знал.

Все давно знал.

Просто не хотел помнить.

И в очередной раз за сегодня зазвонил телефон. Заставляя посетителей ресторана посмотреть на нас, а меня судорожно втянуть воздух. Имя Эдуарда на экране мигало красными буквами, и я нервно нажал на кнопку вызова.

– Да, Эдуард Семенович…

– Где ты?

– Я с Ярославой Валерьевной, у нее есть…

– Бросай все и приезжай. Макс убит.

Глава 19. Вера. Обретая очертания

В какой-то момент мне началось казаться, что время внезапно ускорило свой ход. Я четко ощущала, как летят секунды, ускользая сквозь пальцы и превращаются в дни, недели, месяцы. Но здравый смысл твердил, что прошло от силы пару часов. Биологические часы твердили о несущественном отрезке времени, в то время, как мозг отчаянно желал ускорить этот процесс. Я потеряла надежду разглядеть что-то в темноте. Но моя каморка не проявляла очертаний, не оставляя надежды найти какой-нибудь выход, камень, кусочек стекла или хотя бы ржавый гвоздик, котором можно было бы попытаться разрезать путы и подготовится к приходу Евгения в следующий раз. Тело болезненно ныло, раны ссадили, а голова грозилась взорваться от тисков, созданных мной, причиняя ужасный дискомфорт.

Я пыталась сохранять спокойствие, но часть меня, та, что отчаянно пыталась что-то спрятать, ревела от боли. Воспоминания крутились вихрем внутри головы, накладываясь одно на другое и смешивая ощущения в один бесконечный комок. Как там говорят? Самые страшные палачи – мы сами. Я ощущала, как холодные ножи проникают внутрь тела, прижимая оголенные нервы и вытаскивая наружу то, что должно было забыто. С каждым отрывком, с каждой ниточкой – я все явственней осозновала, что я заслуживаю всего того, что сейчас со мной происходит.

Я считала. Без остановки.

Доходила до пятидесяти семи и начинала с начала.

Пока…

Мозг сам по себе не стал считать дальше.

Граница была нарушена, пути назад не осталось.

Но я этого еще не знала.

– Ну что, девчонки, давайте соберемся после работы и отпразднуем эту восхитительную смену, мы этого заслужили! – Оля закрыла дверь в бар на ключ и закрыла пыльные жалюзи.

Я начала тихо отступать в сторону служебных помещений, осознавая, что Оля сегодня никого не отпустит. На праздники и вечеринки сил не осталось. Погоня за заработком, общение с гостями ради чаевых, вымученные улыбки и бесконечные разговоры высасывали меня до дна. Постоянная работа, дополнительные смены, все это не оставляло мне сил на нормальную жизнь. Единственное, чего мне хотелось – это забрать оставленные для меня поваром остатки, добраться до своего продавленного дивана и спать. Провалиться в сон и не вставать как минимум неделю. Но смеющаяся Катя преградила мне дорогу, в то время как Ольга извлекла дешевое вино из натертого мною до блеска холодильника.

– О, нет, Верочка, в этот раз у тебя не получится сбежать, считай это внеплановым собранием и тренингом по мотивации сотрудников вечерней смены! – Оля указала на потертый барный столик.

– Да, Вер, нам все необходимо познакомиться поближе, чтобы наша команда могла работать продуктивнее, – Лена, старшая официантка, расставляла стопки по бару. – Лидия Владимировна приказала нам всем подружиться, чтобы выручка перегнала дневную схему.

– Тем более, это важно для коллектива, сама понимаешь, – Оля пододвинула ко мне стопку текилы. – Женский коллектив по вечерам, среди пьяных мужчин…

– Вот, нам всем нужно обсудить зоны охоты! – Катя весело запрыгнула на стул, расстегивая верхнюю пуговицу. – А то я всех лакомых себе заберу, а вы так и будете помаду по акции покупать!

Я задумчиво посмотрела на стопку. Девчонки веселились, обсуждая способы развода мужчин на деньги, разглагольствуя о том, как это сделать с меньшими потерями. Решив просидеть здесь ровно столько, сколько требует вежливость, я с удовольствием опрокинула первую стопку. Чувствуя, как текила взрывается в желудке, расслабляя узелок нервов, прочно обосновавшемся внутри меня. Тем более платит контора, почему бы не расслабиться и попробовать, какая она на вкус, беззаботная жизнь?

– Вот девчонки, представьте себе, – Лена плеснула мне еще, весело подмигивая. – Вот вам дверь – за ней, богатый, но пожилой мужчина, вам нужно пробыть с ним час, он будет делать с вами все что угодно, претворять в жизнь самые грязные фантазии, то, о чем вы себе даже представить в самых страшных и мерзких снах не могли… Но за это вы получите сумму, которая позволит вам до конца своих дней не работать и жить на широкую ногу.

– Только скажи, где эта дверь, – хохотнула Катя, откидывая в сторону шикарные волосы. – Я туда хоть сейчас ворвусь!

Девушки засмеялись и дружно подняли бокалы вверх. Я лишь молча присоединилась.

– За взаимовыгодные отношение!

– И женскую хитрость!

– За мужчин, не знающих о том, что мы их используем!

Текила обожгла горло. Я с интересом наблюдала за шутками и перепелками, слушала грязные истории и скрытые желания. Казалось, в этот вечер, здесь и сейчас, девчонки не просто отпускали демонов наружу, но и подпитывали их мечтами о том, как они обогатятся, решат свои психологические загоны, порадуют внутреннего ребенка и станут теми, кто правит миром и членами.

Я вздрогнула от резкого шума. Дверь со скрипом раскрылась, а ослепительный свет ударил по глазам. Я невольно отползла в угол, пряча глаза от ослепительного света.

– Поднимайся, у нас есть незаконченные дела.

Сильная холодная рука дернула меня вверх. Резкий запах парфюма на секунду заставил голодный желудок жалобно сдаться, комок тошноты подступил опасно близко к горлу. Ноги послушно делали шаги на свет, отказываясь сопротивляться.

Я знала, что меня зовут Вера. Я знала, кто такой Евгений. Я знала, что я сделала.

Но я не знала, зачем я здесь. Им выгоднее убить меня и забыть, чем пытаться что-то сделать…

– Иди быстрей, Евгений приказал подготовить тебя к вечеру, так что не вздумай лишний раз дергаться, иначе вернешься в свою уютную каморку, поняла?

Две родинки на лице. Резкий шепот. Приторный запах изо рта. Я тяжело дышала, следуя за мужчиной, прогоняя в голове образы мамы и Светы. Лицо Лены. Улыбку Кати. Благодарный кивок Евгения.

Коридор ярко освещен. Мужчин ведет меня по камням, не давая упасть и регулярно поглядывая на меня странным взглядом. Мне некомфортно и больно. Словно все это происходит не со мной. Я внимательно изучаю стены, сделанные из красивой, отшлифованной рейки, приятно пахнущей древесиной. Мысленно пытаюсь представить, каковы они на ощупь, ощущаются ли шероховатости, есть ли на них некачественные изгибы, грозящие оставить занозу на нежной коже.

Я сжимаю пальцы за спиной, когда мы входим в маленькую комнатку за поворотом. Яркий свет слепит, заставляя зажмуриться. Мужчина силой усаживает меня на блестящую табуретку и громко кричит:

– Так теперь ты готова сотрудничать?

– Я не понимаю, что вы от меня хотите, – захныкала я. – Что я могу сделать?

– Ну по факту, уже нечего, но Евгений хочет видеть тебя в своей свите на завтрашнем вечере, я думаю, ты понимаешь, что это означает… Хотя я бы с удовольствием поиграл с тобой еще, как в старые добрые времена, когда ты все еще было моей…

А я не понимала. Или не хотела понимать. Мужчина покачал головой и достал небольшой ножичек, весело поглядывая на меня. Я сжимаюсь, пытаясь казаться меньше, незаметнее, хотя это мало помогает в комнате, где все подвержено ярким краскам, что даже редкие пылинки, проскальзывающие сквозь вентиляцию, словно подсвечиваются светом. Я отвожу глаза, стараясь не встречаться глазами с ним, но резкий удар по лодыжке заставляет меня упасть ничком на пол, поджав ноги и спрятав лицо от встречи с блестящей плиткой.

Руки ноют от натянутой веревки, которая скользит по незажившей коже, вгрызаясь в мясо. Я почти привыкла к этой боли, но к грядущему испытанию я не готова. Секунда тишины. И маленькое лезвие пронзает мое предплечье, встречаясь с костью. Я кричу. Бешено мечусь по полу, но мужчина сильнее. Он вжимает меня в пол и медленно водит ножом вправо-влево, почти нежными движениями.

– Ну давай, Вера, расскажи, все, что помнишь, маленькая сучка, – мой мучитель придавливает голову. – Пока ты не вспомнишь все, все, что ты натворила и сделала, я буду резать твою руку, до тех пор, пока ты не истечешь кровью!

Я кричала. Точно помню, что я кричала. От боли, от страха, от ужаса. Опять и опять. В какой-то момент, я ощутила, как сознание начало кружиться, утягивая меня в темноту, и я даже обрадовалась. Отключиться. Потеряться. Умереть.

Но стоило ощутить блаженную темноту – как новый виток боли вытаскивал меня в жестокую реальность.

Я неверяще смотрела на лужу крови, растекающуюся по полу. Я не была сильна в медицине, но потеря крови в таких количествах не являлась нормальной, как мне казалось. Нож покинул мое тело, а мужчина с силой сжал мою ладонь.

– Меня просили оставить тебя в живых, ради интересного эксперимента, поэтому тебе, дорогая наша Вера, придется потерпеть еще немного боли, – оскалился он. – Имей ввиду, если завтра или в любой другой день, ты будешь вести себя не соответствующе – то все повториться вновь.

Я неосознанно кивнула, надеясь в глубине души, что вот сейчас все и закончится – но в этот раз боль ослепила меня. Острый нож одним движение нырнул под ногтевую пластину. Ослепляя, раня, заставляя терять все то человеческое, что еще теплилось внутри меня. Я видела искаженное лицо, две родинки на щеке, улыбчивую Свету, которая протягивала ко мне ладони…

Пятьдесят шесть.

Пятьдесят семь.

Пятьдесят восемь.

Я иду по улице, напряженно оглядываясь по сторонам. Поздняя ночь, яркие звезды и вечные математические подсчеты того, насколько еще хватит денег для лечения, поддержание жизни в матери, которая даже не помнит моего лица. Шаги позади пугают, и я крепче сжимаю в кармане маленький перочинный ножик, надеясь, что он мне не понадобиться. Текила, выпитая с коллективом, придает храбрости, грея изнутри и заставляя верить в себя сильнее, чем когда-либо.

– Вера! Подождите!

Я нервно оглядываюсь на голос и вижу Евгения, быстрым шагом догоняющего меня. Дорогое пальто распахнуто, на шее болтается длинный шарф, а на лице сияет улыбка. Я торможу и вопросительно смотрю на него, сжимая импровизированное оружие в руках.

– Шел по улице, увидел тебя, дай думаю, провожу, нечего красивым девушкам по ночам одним разгуливать, – он поравнялся со мной.

– Мне недалеко, дом уже здесь…

– Вы мне не позвонили, хотя уже месяц прошел…

– С чего мне звонить вам, я вас видела один раз, и, если расставить все точки над «и», скажу прямо: ваше предложение и все последующие, меня не привлекают, – я вопросительно подняла бровь, глядя на него.

– Ну я бы не резал так с плеча, мы можем помочь друг другу, – он пристально посмотрел на меня. – Я слышал, ваша мама проходит лечение в одной из престижных клиник округа и, если верить моим сведениям, ваша зарплата со скрипом покрывает лишь одну треть счетов за оказываемые услуги.

– Я справляюсь, на жизнь не жалуюсь. Откуда вы вообще знаете, в каком состоянии моя финансовая жизнь?

– Нетрудно сопоставить ваши доходы и расходы… Все-таки место, где вы работаете, принадлежит моему близкому другу, а он всегда охотно делится со мной подробностями ведения бизнеса.

Я остановилась и с вызовом посмотрела на него. Всегда терпеть не могла, когда меня пытаются снять. Еще и так нагло и бессовестно, словно притормозив у обочины дороги и просто– напросто открыв дверь.

– Евгений, вы, возможно, не поняли, но меня не интересует ваше предложение, если вам нужно найти себе содержанку и игрушку, то вы определенно обратились не к той,

– Вот тут вы ошибаетесь, у всего есть цена, как я понимаю. А насчет содержанки, – он насмешливо посмотрел, – вы настолько высоко оцениваете себя? Не думаю, что кто-то бы согласился или даже, задумался, о том, чтобы взять ваш под крылышко, да еще и оплачивать за, простите, ваше бесценное время.

– Это уже переходит…

– Вы меня однозначно неправильно поняли. Меня не интересуете вы в качестве девушки, игрушки или что вы там еще себе надумали. Я рассматриваю вас в качестве бизнес-партнера. Неприметная, практичная и рациональная, насколько я могу судить…

– И о каком же бизнесе идет речь?

– Я наблюдал за вами, может вы и не замечали, но вы необычная девушка в современном мире… – Евгений хрустнул костяшками пальцев. – Не пытаешься казаться лучше, чем ты есть на самом деле, не придумываешь себе тысячу и одну проблему, не ходишь по психологам и салонам красоты. Просто делаешь все для комфорта других и пробуешь помочь всем окружающим…

– Если вы так пытаетесь заманить меня к себе на терапию, чтобы проработать детские травмы…

– Нет, что вы! – Засмеялся он. – Хотя вся эта мода на психологические игры и дыхание маткой, безусловно, развлекает, но нет. Нам нужна девушка, которая сможет направлять к нам таких заблудших овечек, которые надели на себя корону и делают все, чтобы их заметили и полюбили, не отдавая ничего взамен. Тех, кто выстроил в голове границы, которые хочется разрушить и предать огню все те принципы, в которые они так слепо поверили.

Я криво усмехнулась. Понимая, о чем он говорит, я ощутила легкую тревогу. Пока он рассуждал о том, как прогнил этот мир, как девушки пытаются сесть на шею бедных мужчин, требуя всего самого лучшего только из-за того, что они обратили на них внимание, я мысленно соглашалась с ним. В голове проскальзывали события сегодняшнего вечера, шутки девчонок из бара, разговоры в раздевалках…

– Так что скажете?

– Что от меня требуется?

– Все, что вам нужно – указывать новеньким официанткам и коллегам на правильных людей, – понимающе улыбнулся он. – Громко рассказывать о щедрых чаевых, делать верные замечания… А дальше все сделают уже заказчики. Суть моего бизнеса – мы делаем жизнь мужчинам проще, а девушкам – даем то, чего они так отчаянно жаждут: внимания и любви, как в сказках…

– И это все? – Удивленно спросила я.

– И все, минимум усилий с вашей стороны, просто указываете на наших мужчин, а дальше уже мы сами обо всем позаботимся.

С усилием распахнув опухшие от рыданий веки, я с ужасом огляделась вокруг. Стерильная комната давила на меня ярким светом ламп, а тяжелый взгляд сидящего напротив мужчины резал воспаленное сознание. Картинка не желала становиться четкой, расплываясь и качаясь. С удивлением обнаружив, что мои руки свободны, я с наслаждением размяла кисти, морщась от боли. Толстый слой крема покрывал потертости, приглушая резь. Протянув руки вперед, я попыталась сосредоточиться на руках, замечая неглубокие, но мучительные раны на запястьях, в деталях отражающие веревку, так долго фиксирующую их.

Картинка начала фокусироваться, избавляя меня от расплывчатых пятен, но не от одной маленькой пульсирующей красной точки. Она маячила перед глазами, двигаясь в такт ударам сердца. Такого еще не было. Молоточки в голове отбивали свой ритм, то ускоряясь, то замедляясь. Металлический привкус во рту нарастал, но стоило мне поднять голову и посмотреть в лицо сидящему напротив мужчине – стук прекратился. Внимательный взгляд со смешинкой, небольшой шрам над левой бровью, две ненавистные родинки и красивые голубые глаза буравили меня.

Его лицо постепенно принимало знакомые до боли черты, а оскал расплывался в довольной улыбке.

– Узнала, наконец-то… Я уже думал, после всех наших игр ты и не догадаешься…

– Слава?..

Глава 20. Виктор. Это не он!

Я устало смял пачку сигарет, купленную в ларьке возле ресторана. Импульс, заставивший приобрести табак был настолько мгновенным, что я даже не успел среагировать. Словно после звонка Эдуарда Семеновича меня что-то повело туда, вытащило карту, оплатило покупки. Но стоило сорвать защитную пленку, как осознание вернулось. Выкинув пакетик в ближайшую мусорку, я вызвал такси, отправляясь на место преступления. Голос Эдика продиктовал мне адрес, где нашли моего друга, и я отправился туда, поспешно извинившись перед Ярославой, которая обиженно надула губки.

Наверное, она рассчитывала на продолжение вечера, но даже если бы не происходящее, не думаю, что я находился в том состоянии, в котором можно было порадовать женщину. Голова раскалывалась от напряжения и травмы, а все тело болело так, словно мясо отваливалось от костей. Такие ощущения, когда организм перестает бороться с надвигающейся болезнью и отпускает с постов все иммунные системы, разрешая напасти пустить корни. Двигаясь по ночному городу, я устало потирал замерзшие руки. Хоть мы и не ладили с Максом в последние дни из-за его обиды, мы дружили очень давно. Еще с тех времен, как меня непонятно каким ветром занесло в институт на вечернее обучение. Он усердно таскал мои конспекты, переписывая их неаккуратным почерком и возвращая мне помятые листы. Но другом он был хорошим. Вступался за меня перед группой шутников, всегда метко подкалывал и регулярно звал на вечерние посиделки. Я был его вторым пилотом, забирая на себя подругу понравившейся ему девушки и оставлял его с избранницей наедине. Диплом, начало работы вместе, рост карьеры и совместные приключения. Так и продолжалось до того инцидента со сменой наших ролей. Он оказался на месте непримечательного офисного клерка, а я примерил на себя образ опытного клерка. Хотя это была целиком и полностью его вина – винил во всем меня. Но теперь…

Машина притормозила у незнакомого мне дома. Я огляделся, не понимая, в какую часть города меня занесло, пока не заметил привычную телебашню, сияющую в темноте. Место преступления находилось в бедном районе города, где даже просто находиться на улице казалось страшным, комфортным. Есть такие вещи, которые просто своим существованием создают такое неприятное ощущение, что тебе просто становится стыдно. Я так ощущал себя возле бездомным. Вроде сидит человек, я к нему никакого отношения не имею, но глаз так и норовит задержаться на нем. Притягивает внимание, вот вроде хочется просто уйти, не смотреть, не видеть – а не можешь. Внимание притягивается само по себе, и ты ничего с этим поделать не можешь. Примерно так и ощущал я себя, поднимаясь по заплеванной лестнице ветхого дома. Надписи с номерами дилеров на стенах, мусор по углам, шприцы. Мерзко и противно. На лестничной клетке неуверенно топтался Толя, чьи глаза подозрительно блестели. Он непроизвольно бил себя резинкой по руке, что-то бормоча.

– Толя?..

– Жертва в неприглядном состоянии, там… – Он громко сглотнул, отводя глаза. – Лучше самому увидеть, иди.

Полицейский язык. Я быстро кивнул, осознавая, что нужно срочно отключать чувства и эмоции. Нужно не видеть Макса, нужно видеть жертву преступления на месте событий и искать ответы. Без эмоций, без чувств.

Толкнув приоткрытую дверь, я уверенно шагнул внутрь, сжимаясь в комок. Хотелось рвануть отсюда, крича и размахивая руками, но нет, из-за Макса я должен бегать по заданиям и лицезреть мертвые тела в самых отвратительных позах. Макса. Я одернул себя и наткнулся на стоящего посреди коридора с рваным линолеумом Эдика. Он неверяще смотрел в стену, не шевелясь и не реагируя на мое присутствие. Воздух казался разреженным, беда и горе сконцентрировалась здесь настолько, что ощущалась дополнительным давлением на плечах, прижимая к полу.

– Эдуард Семенович?

– Да, Вить, спасибо, что приехал так быстро, – он протянул руку и сжал мое плечо. – Ты как?

– Не знаю, – я взъерошил волосы. – Где мы?

– Квартира Анны. Та, что пропала пару дней назад…

– Она тоже?..

– Нет, только Макс. Работа быстрая и чистая, он просто вышиб себе мозги.

Я неверяще уставился на начальника. В его глазах отражалась боль, смешанная с непониманием и замешательством. Такой взгляд можно встретить у загнанного в угол, раненого и уставшего животного. Когда-то он говорил, что каждый его подчиненный для него часть семьи и сейчас я видел в его глазах, что он только что потерял не просто сотрудника. Потерял близкого, который не просто ушел, но и сильно подвел Эдуарда Семеновича.

– Сам?

– Там записка, многое объясняет. Но и путает. Если ты в порядке, я имею ввиду, после травмы, зайди и посмотри сам.

Эдуард Семенович, слегка качнувшись, сделал шаг в сторону, открывая мне дорогу. Я неуверенно направился в комнату, озаренную тусклым светом энергосберегающей лампы. Полицейский язык. Я должен видеть место преступления, а не тело друга с вынесенными мозгами.

Это не его перекошенное лицо, это посмертная маска трупа.

Красные пятна на стене и ошметки мозгов – это лишь последствия выстрела.

Металлический запах так же никак не относится к Максу.

Просто кровь жертвы распространяет мерзкий аромат по комнате.

На прикроватном столике, заполненным яркими гламурными журналами лежала маленькая записка. Написанная размашистым почерком, который я регулярно наблюдал на рабочем столе в виде скомканных листов бумаги с жирными пятнами. Я протянул было руку, одергивая себя, как из-за спины раздался хриплый голос шефа:

– Бери, твои отпечатки уже мало что изменят.

Плотная бумага из знакомой записной книжки. Буквы подрагивали, словно их писали в спешке, пытаясь выразить мысли быстро и безболезненно:

«Это я убил Светлану и Александру. Пытался убить и Анну, но не смог. Она сбежала позавчера и больше в этот город не вернется. Простите меня, но так было нужно. Они это заслужили. Я не хочу провести свои дни в тюрьме, если Анна меня сдаст, поэтому лучший выход – сделать все самому. Не ищите виноватых, я действовал один.»

Я непонимающе перечитал записку. И еще раз. И еще. Беспомощно протянул ее Эдуарду, но он лишь покачал головой:

– Ребята из областного центра уже едут. Они берут дело в свои руки. Мы больше этим не занимаемся, слишком причастны эмоционально, по их мнению.

– Но, Эдуард Семенович, тут же все не сходится, Макс не может быть к этому причастен, даже мне это понятно невооруженным взглядом!

– Мне тоже, но такая записка, смерть напарника, подчиненного… Даже если он и причастен – то тут мы уже ничего поделать не сможем, он свое получил, – Эдуард старательно прятал глаза. – Парни прибудут завтра утром, передашь дело и дальше можешь продолжать заниматься бухгалтерией, я зря тебя вытащил в поле…

– Эдуард Семенович! Анна не могла сбежать, она в городе, ее утром видели в той гинекологии, про которую я писал в отчете. И те, кто взорвал квартиру Саши, мы должны их найти, Леша пострадал!

– Именно, Алексей в больнице, Макс оказался одним из тех, кто убивал беззащитных девушек, а начальство сверху решилось взять все в свои руки, отстранив нас.

– Макс не мог быть одним из них, – я покачал головой, старательно отводя глаза. – Вы же сами все понимаете, так просто не может быть!

– Оставь эмоции! Я все знаю и понимаю, но ты больше этим делом не занимаешься, понятно? – В голосе Эдуарда Семеновича прозвучали стальные нотки. – Лешка в больнице, Макс… Макс здесь. Еще не хватало тебя из строя вывести и все, считай, мне голову снесут без разбирательств. И так снесут, что я дело тебе отдал, но это уже моя проблема.

– Шеф, я…

– Руки в ноги и домой. Завтра передашь все, что знаешь – и в отпуск, голову лечить. Славка и я возьмем на себя все остальное. Ты официально отстранен, понятно?

– Эдуард Семенович! Они же повесят все на Макса, вы же сами это все понимаете, им просто не интересно будет этим заниматься! – Я повысил голос, игнорируя пульсирующую боль в голове. – От того, что мы сейчас отойдем в сторону, будет только хуже, они просто замнут дело. Кому есть какой интерес до нашего маленького городка?..

– Отправляйся домой, Вить. Это приказ.

Я зажмурил глаза и тряхнул головой. Сам же этого хотел… Но явно не такой ценой. В последний раз окинув взглядом комнату, я задержал взгляд на Максиме. Дырка в голове, ужас в глазах, кровавые подтеки, ставшие багровыми на бледных щеках. В руках небольшой револьвер, а ноги подогнуты. Словно он сидел на коленях и неловко встал в какой-то момент, потерял равновесие и завалился на бок. Жертва. Место преступления. Друг. Резко рванув вперед, я вышел в коридор. Пол жалобно скрипнул. Я, не видя перед собой ничего, выскочил на улицу, где Толя молча курил вонючие сигареты.

Я судорожно втянул воздух и хрустнул костяшками пальцем, пытаясь сдержать ярость, клокочущую внутри.

– Угостить?

Я молча кивнул и привычным движение вытащил из карманов брюк старую зажигалку. Многообещающая надпись «Мы прорвемся» практически стерлась, потеряв «орв», но мозг автоматически подставлял туда совершенно другие буквы. Вытащив сигарету из полупустой пачки, я щелкнул огоньком.

– Ты же, вроде, бросил? – Отвлеченно протянул Толя, ковыряя сорванный ноготь.

– Видимо, уже не сегодня…

– С нашей работой… Бросить трудно, пальцы автоматом ищут какой-то отвлекающий фактор, – он выдохнул плотный белый дым. – Вот почему все привычки такие?

– Какие?

– Вредные…

– Не понял вопроса, – я склонил голову, смотря вдаль.

– Почему человек в стрессовые ситуации пытается убить себя? Алкоголь, никотин, еще какая-нибудь пакость? Нет, чтобы достать из кармана крючок и начинать вывязывать узоры на коврике?

– И как ты себе это представляешь?

– Вместо комнат для перекуров должна быть комната вязальщиков. Или оригамистов. Или вышивальщиков. Или на губной гармошке пусть играют…

– Я бы с удовольствием на такое посмотрел, – я невесело усмехнулся.

– Не посмотришь. Человеку нужно себе вредить, мы без этого не можем, понимаешь? Нам нужно себя за что-то наказывать, – хлопок от резинки. – Платить за придуманные грехи похмельем, рассчитываться за ошибки раком легких… Альтернативная версия линчевания, только без плеток.

Я в очередной раз проводил глазами движение его рук. Эти щелчки, словно отдельный ритуал, который он проводил ежеминутно, всегда заставляли меня морщиться. Привычка Анатолия, которую мы с Максом прозвали «вытрезвителем», была притчей в нашем заведении. Макс говорил, что у Толи в квартире хранятся всевозможные плетки и палки, а я скромно считал, что он и без оборудования грызет себя за что-то изнутри.

– Мы и так себя наказываем, дополнительные атрибуты не всем нужны…

– И то правда, каждый наносит себе раны самостоятельно, – он закашлялся. – Просто у всех разные степени самобичевания. Кто-то действительно заслуживает наказания, но все, что он делает, это щипает себя за кожу, морщась от укуса комара. А тот, кто и мухи не обидит, тот бьет себя за каждый неверный шаг, убежденный в том, что он заслуживает за это самой мучительной кары.

– Что тогда заслуживаем мы?

– Минимум – моей резиночки, которая отрезвляет болью. А максимум – отдельного котла, наполненного нашими самыми потаенными страхами…

Я пожал плечами, ощущая, как такой знакомый туман заволакивает мозги, унося часть проблем на второй план. Губы стали сухими, в горле заскребли, а отвратительный дым попал в глаза. Но это ощущение…

– Вот, правильно, – Толя протянул мне салфетку. – Накажи себя и плачь. А потом бросай все и отправляйся грешить по новой.

Анатолий бросил в грязь окурок, щелкнув резинкой на запястье, направился внутрь дома. Его руки подрагивали, заставляя неизменный чемоданчик позвякивать, словно металлические цепи. Я продолжал втягивать горький дым, позволяя ему заполнять легкие, а глаза – непроизвольно слезиться. Хотелось закашляться, выплевывая легкие, но я старательно держал все в себе. Дым, боль и панику. Анна жива и с другими людьми. Моего друга убили. Он точно не мог сам пустить себе пулю в лоб, прервав жизнь. Не такой человек он был. Макс запланировал свою жизнь на ближайшие десятилетия, он не мог просто покончить жизнь, осознавая, что план не завершен. Я в это не верил.

Сердце сжималось, а ноги сами по себе несли от этого страшного места. Последнего прибежища Макса, который клятвенно обещал, что доживет до дня победы нашей сборной в лиге чемпионов. Человек, который хранил в темном шкафу бутылку дорогого виски, приговаривая, что так он со временем станет не «восемнадцатилетним», а «тридцатилетним», а может, и больше. Я шел по темным улочкам и прокручивал в голове события последней недели. Если бы тогда Макс не вытащил пушку в «Мусорке», если бы персонал и посетители не стали трепаться, если бы…

Тысячи «если» и миллионы вариантов развития событий крутились в голове, сменяя одно на другое. Я винил себя, винил Эдика, винил того парня с двумя родинками. Винил всех, чьи имена приходили на ум. Но больше всего я ругал Макса. Самовлюбленный идиот. О мертвых обычно говорят либо хорошее, либо ничего, но сейчас я был готов обозвать его любыми словами, выполнить все желания, лишь бы все это оказалось ложью.

Я нашел скучающего таксиста, уже не надеющегося найти клиента в забытом мэрией города районе. Кое-как добравшись до дома, который промерз изнутри из-за забытого открытым окна, я уселся на кухне, наблюдая за проезжающими машинами и редкими прохожими, спешащими домой.

Ужасное чувство одиночества и безнадежности охватили меня. Я не мог двигаться, придавленный собственным горем и страхом. Найдя на кухне старую заначку на черный день, который, кажется, настал, я бездумно курил сигареты одну за другой, не заботясь о рекомендациях врачей и здоровом образе жизни, о которых кричали на каждом углу. Макс тоже смеялся над всеми этими спортсменами, заказывая жирный стейк и запивая его крепким алкоголем. Он говорил, что жить и чувствовать нужно сейчас. Я тяжело вздохнул, стряхивая пепел на сияющую плитку. Хотелось кричать, но тонкие стены квартиры не позволяли такой роскоши. С полки над столом на меня смотрела мама, грустно склонив голову налево, слегка улыбаясь. Одна из моих любимых старых фотографий. Она была сделана отцом до того, как я родился. Единственное напоминание о ней, которое я оставил себе. Отец долго пытался выбить из моей головы ее образ, но у него не получилось.