Текст книги "Когда прошлое молчит (СИ)"

Автор книги: Ирина Солак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

– Посади тебя голой задницей на мелкий щебень и с силой вози по нему – чтобы ты почувствовал? На Сашке живого места не осталось, звери они!

Я решительно сделал шаг назад и глубоко вздохнул. Найти, избить и посадить. А еще лучше – убить на месте. Машинально прикоснувшись к спрятанным в кармане рекомендациям от врача, я кивнул и направился к выходу. Ничего, о себе потом позабочусь. Сначала нужно найти Аню.

Глава 17. Вера. Пятьдесят семь

Темнота давила. Мозг словно пытался спрятать меня от происходящего, скрывая кадры и не давая осознать в полной мере того, что это все действительно происходит со мной. Но боль напоминала. Каждая клеточка тела ныла, кровоточа и указывая на реальность. Я забивалась в угол и пыталась считать секунды, чтобы хоть как-то понимать течение времени. Но каждый раз доходя до цифры «пятьдесят семь», я сбивалась. После пятидесяти семи заканчивались трещинки на стене возле дивана в моей квартирке. Как ни странно, эта цифра держала меня на плаву. Боль вытаскивала вниз, но как только сознание запускало отсчет – она отступала.

Я помнила свой страх. Тот ужас, все те моменты, которые сковывали холодом каждый сантиметр организма. Мне хотелось кричать и звать маму на помощь, но вот незадача! Я не могла ухватиться за имя. Имя матери и ее облик стерлось из сознания. Как и собственное. Хотелось кричать, но не получалась.

Дверь в очередной раз распахнулась, пропуская тусклый свет в мою тюрьму. Обшарпанные стены, тонкий матрас, пахнущий так, словно кто-то забыл на свету ромашковый чай на несколько месяцев в закрытой бутылке. Шаги приближаются, а чьи-то руки резко поднимают меня, встряхивая. Веревка на руках натягивается, впиваясь в кожу. Человеческое тело не должно же так выгибаться? Или должно? Если бы я это помнила, то, возможно, смогла бы оценить состояние организма. Но мысли путались, бегали внутри черепной коробки, появляясь так внезапно, что уследить за их потоком казалось нереальным.

– Ну что, милая, готова с нами сотрудничать?

Мужчина подносит меня к лицу, что я чувствую горячее дыхание на своей коже. Кисловатый запах, отголоски лука и алкоголя. Я морщусь и таращусь на него, не понимая, что именно он хочет.

– Я не знаю, о чем вы говорите, отпустите меня, я все сделаю, только не надо больше…

– Не притворяйся овечкой, ты сама с нами в сговоре, не думай, что мы так просто позволим тебе уйти из бизнеса!

Мужчина разжимает руки, и я резко падаю на пол. Колени ноют, маленькие камушки впиваются в меня, раня едва начинающие заживать ранки по новой. Больно и страшно. Я сжимаюсь в комок, машинально прикрывая грудную клетку, сгибаясь от страха.

– Вера, Вера… – Мужчина нависает надо мной, сжимая плечо. – А ты подумала о маме? Какого ей будет вернуться на улицу в ее состоянии? Или если она решит, что ты ее бросила? А если кто-то расскажет ей о том, кто ты на самом деле?..

– Я правда…

– Неправильный ответ.

Резкая боль ослепляет. Щека горит. Голова кружится, а из глаз сами по себе начинают течь слезы. Хочется забиться в угол и плакать навзрыд, но ком в горле и мужчина, склонившийся так близко, что я ощущаю тепло его кожи, не дает мне этого сделать.

А дальше – только ад.

Доносятся шаги, но более мягкие, скользящие. Чьи-то руки стягивают одежду, оставляя лишь белье, липкие взгляды скользят по телу.

Смех. Хохот.

Прикосновения там, где не должны находиться чужие руки.

Я могла лишь плакать. Плакать и считать до пятидесяти семи, находясь на грани между истерикой и полным спокойствием. Насколько это возможно, я старалась абстрагироваться, наблюдая за происходящим со стороны. Люди же смотрят порно и страшные фильмы? Ужастики? Попытки видеть ситуацию так помогали. Но реальность всегда выигрывала.

Меня били по щекам, спрашивая о том, готова ли я продолжать работу.

Выдыхали в лицо дым, заставляя закашливаться до жжения в горле. Я плакала и кричала.

А потом все прекратилось. Дверь захлопнулась, оставляя меня один на один с болью. Мозг снова переходил в оборонительную позицию, пряча воспоминания. Я откинулась на влажный от крови и спермы матрас и сжалась в маленький комочек, пытаясь согреть измученное тело. Пятьдесят семь.

Высокий мужчина садится на барный стул и поднимает руку, подзывая меня к себе:

– Ты тут недавно?

– Добро пожаловать, недавно начала здесь работать, – улыбаюсь я, нервничая. – Вам принести меню?

– Двойной виски с кусочком льда, – снисходительно указывая на бутылку, он внимательно смотрит на меня. – И как тебе, нравится?

– Да, хорошее место, отличная команда, доброжелательные гости…

Я кладу на стойку подстаканник и отмеряю в джиггер порцию виски. Мужчина насмешливо наблюдает за мной, оставляя щедрые чаевые. Весь вечер, мой первый вечер работы без бармена, только я и гости, он следит за каждым движением, фиксируя и отпуская похабные шутки. Первый «соло» выход на смену оказывается удачным. Я почти не напутала с рецептурой фирменных напитков заведения и умудрилась залить пивной пеной лишь один заказ. Редко улыбаясь на комментарии гостя, я нервничаю. Одно дело работать под надзором учителя, а когда за тобой следит гость – совсем другое. Страшно и неуютно.

Смена заканчивалась, а копилка для чаевых заполнилась. Мужчина все пил виски, поглядывая на меня:

– А ты молодец, хорошо справляешься.

– Спасибо, – я слегка покраснела.

– Не хочешь прогуляться после работы? – Он показательно закатил рукав, показывая блестящие часы. – Время еще детское, а тебе явно нужно проветриться.

– Нет, спасибо, у меня еще дела…

– Ну, как знаешь… Если что – вот моя визитка, если захочешь проветриться, покататься на машине или просто хорошо провести время, пиши, я вниманием не обижу.

Я ошарашенно смотрела на пачку купюр и черную с золотыми вставками карточку, которую он небрежно кинул на барную стойку. «Евгений Анатольевич. Знаю, как сделать вас богатыми». Так меня еще снять не пытались, оскорбленно подумала я, убирая пустой стакан в раковину. Чаевые отправились в переполненную копилочку, а я вернулась к уборке бара. Радость от удачной смены немного омрачилась своеобразным предложением от странного гостя, и я спрятала карточку в карман, пытаясь выбросить из головы. Оля, с собранными волосами в высокий конский хвост, подбежала ко мне, восторженно пища:

– Вот ты видела, как он на тебя смотрел! Тебя пораньше отпустить, он на улице ждет?

– О чем ты? – Я недоуменно смотрела на молоденькую официантку.

– Про этого симпатичного богача, который выложил тебе половину месячной зарплаты за красивые глаза, – она с завистью оглядела меня. – Идешь на свиданку?

– Нет, конечно, больно надо…

– Как так? Тебе в ручки он сам просится, почему нет? Да тут половина официантов бы за такое предложение все волосы выдрали бы, а ты носом крутишь!

– Ну не мое это, у меня парень есть, отношения стабильные…

– И ты две недели бокалы мыла, пока руки трескаться не начали! А этот мужчина щедрый, он у нас часто бывает, обычно с гостями заигрывает, а тут на тебя посмотрел! Хватай и бери, пока есть возможность, а то так и будешь до конца своих дней ждать, когда любовь всей твоей жизни разбогатеет и осчастливит тебя!

Оля цокнула язычком и направилась на кухню, что-то тихо бурча под нос. Я озадаченно посмотрела на переполненную деньгами коробочку и потрясла головой. Маме на лечение я и так соберу, даже думать о таком не хотелось…

Пересчитывая заработанные деньги, я понимала, что не хватит. Руки сами тянулись к заднему карману, где лежала визитка мужчины, но я одергивала себя. На взнос хватит, а я как-нибудь протяну. Не впервой. Справлюсь.

Яркий свет ударил в глаза, ослепляя до боли. Я проснулась от скрипа двери и громкого смеха. Темный силуэт приближался ко мне, говоря что-то. Дезориентированная от остатков такого реального сна, я попыталась принять вертикальное положение, но тело отказывалось выполнять приказы. Первая мысль, возникшая в голове, была проста донельзя.

Что я здесь делаю?

Вторая же, требовала некой конкретики.

Почему так больно?

И последняя мысль, набатом билась в голове, скрипя и мигая огромными неоновыми буквами.

Что им от меня нужно?

– Выспалась, милая? – Мужчина говорил тихо и властно, присаживаясь рядом со мной. – Ты уж прости за такой плохой прием, не мог тебя встретить как полагается в моем, с позволения сказать, логове… Как настроение? Готова сотрудничать?

– Я правда не понимаю, что я здесь делаю, – я ощутила, как слезы снова хлынули слезы, но даже не стала их вытирать. – Отпустите, прошу, я сделаю все, что угодно…

– Сильно в этом сомневаюсь, особенно после этой бумажки, – он достал что-то из кармана и потряс ею. – Ранняя деменция? Провалы в памяти? Серьезно?

– Не знаю, не помню…

– Это нам только на руку, девочка моя, – он почти ласково потрепал меня по плечу. – Меньше знаешь, крепче спишь, правда?

Я сжалась в комок, стараясь казаться меньше, исчезнуть и раствориться под его тяжелым взглядом. Уткнувшись лбов в колени и запустив пальцы в спутанные кудри, я поняла, что начинаю задыхаться от внезапно подкравшейся паники.

– Ну что, девочка! – Мужчина приобнял мне, массируя плечи. – Ты отслужила нам хорошую службу, помогла стольким девчонкам найти свое место в жизни, вот и настала твоя очередь, да?

– Просто отпустите меня, прошу!

– Нет, дорогая, мы теперь переносим тебя к типу неустойчивых, опасных, – он поправил прядь моих волос, – можно было бы тебя просто убить, но тогда мы бы не смогли отплатить тебе в полной мере за всю ту помощь, которую ты оказала нашей империи. А я бы не хотел показаться неблагодарным, да, дорогая?

Я попыталась отстраниться от него, но сил не хватало. Голова разрывалась на части от боли, вернувшейся столь внезапно, словно тысячи клинков пронзили меня изнутри, закручиваясь в шипованный узел, раздирая нервы. Я с силой сжала пальцы за спиной, разминая запястья, которые начинали кровоточить от усилий освободиться. Веревки пережимали кожу. Отвращение. Горький металлический привкус во рту. Я судорожно втянула затхлый воздух, но запах только усугубил ситуацию, заставляя желудок взбунтоваться.

– В твоих интересах начать повиноваться, дорогая Вера, – мужчина криво усмехнулся. – Подумай хорошенько, хочешь ли ты провести время здесь, в собственных нечистотах и грязи, умирая от жажды и голода или просто напросто стать еще одной девушкой в моей коллекции, но не просто девушкой, а той, кто помог создать целую империю!

– Я…

– Не нужно торопиться с ответом, – влажная рука накрыла мои губы. – Подумай хорошо, потом изменить решение не получиться, имей ввиду. Я не меняю решения просто так!

Мое тело оцепенело, а ребра словно сжались вокруг легких, заключая их в невидимые тиски. Еще одна игла ворвалась в сознание, пронзая изнутри. Красная точка на секунду замерла и заполнила все ярким, ослепляющим светом. А потом темнота вернулась на свое место, избавляя меня от давящего присутствия мучителя…

– Вера, поймите, вашей матери нужен постоянный уход, присутствие рядом сиделки с медицинским образованием, если что-то пойдет не так, вы сами не сможете помочь! – Врач качал головой и сжимал в руках толстую папку с анализами. – Мы можем порекомендовать вам государственный хоспис, но вы сами знаете, как там обстоят дела…

– Что еще я могу сделать для нее?

Я сжимала тонкую руку, покрытую морщинами. Мама не приходила в себя уже долгое время. Сердечко билось, надрывно и с перебоями, заставляя меня дергаться каждый раз, стоило аппарату издать писк, как я просыпалась от беспокойного сна. Маленькое кресло в одиночной палате противно скрипело, а мама на открывала глаза на секунду и проваливалась обратно в мир сновидений. Доктора разводили руками, не давая точных диагнозов, образно отмеряя срок ее жизни. Но мама держалась.

В краткие моменты бодрствования, она непонимающе смотрела на меня, но не узнавая. Я была для нее кем угодно, но не дочерью. Соседкой, тетушкой, двоюродной сестрой. Смерть отца сильно ударила по ее психике. Я винила себя в том, что оставила ее одну в доме, полном воспоминаний, где горе придавило ее, прибив воспоминаниями о прошлых, счастливых днях. Но мне нужно было учиться, потом работать. Редкие визиты в родительский дом не давали мне в полной мере понять, что она действительно провалилась в те времена, когда все было так просто.

– Ваша мама, она сейчас, как вам сказать, она подросток, – тихо сказал сельский доктор мне. – Вера, если вы сейчас не останетесь с ней, не окажете помощь, она может навредить себе…

Я тогда не придала значению, так как в мои визиты она всегда находилась в хорошей фазе. Не идеальной, но воодушевляющей. До того переломного момента. Я всегда буду помнить тот звонок в ночи, когда ее нашли на развалинах деревенской школы, изнуренной и потерянной. Сжимая в руках старый отцовский портфель, она виновато рассказывала селянами, что опоздала на урок из-за болезни матери, которую потеряла еще сорок лет назад.

Быстро собрав немногочисленные вещи, я в экстренном режиме перевезла маму к себе, в свою маленькую квартиру, где она проводила дни, сидя у телевизора, время от времени осознавая кто она и где. Но таких проблесков становилось все меньше и меньше. Она все чаще спала, забывая ходить в туалет, кушать и просто теряя осознание того, кто она. Я приходила с работы, уставшая и разбитая, меняла постельное белье, купала маму, смазывала кремом пролежни на теле и кормя ее с ложечки, улыбаясь и говоря ей о том, насколько сильно я ее люблю. А потом уходила на кухню, падала ничком на раскладушку и тихо плакала от безысходности.

Работа. Дом. Мама.

Работа. Больница. Мама.

Мама.

Я смогла прожить так около года. Пока не случилось то, чего я так боялась. Весной, когда снег только начал таять, мама пропала. Просто ушла. Я проснулась после ночной смены, зашла в ее комнату и не обнаружила ее на продавленном диване. Ее новая куртка висела на крючке двери, а домашние тапочки исчезли.

Поиски продолжались неделями. Я практически потеряла веру в ее возражение, как ночью меня разбудил звонок от незнакомого оперативника, Славы. Он нашел ее на теплотрассе, изнемогающую от холода. Позвонил мне, встретил в больнице. Поддерживал за плечо, когда я ревела у двери в реанимацию.

А потом начался ад. Она больше не могла двигаться, вставать и хоть как-то функционировать. За недели скитаний она потеряла в весе, итак тонкие ножки превратились в кости, обтянутые кожей. Она все чаще впадала в маразм, зовя мать и раня криками мое сердце. Она, по словам врачей, перенеслась в раннее детство, когда все было просто и легко. Завидя меня, она улыбалась и тянула ко мне руки, что-то бессвязно лепеча. Приняв непростое решение, а продала родительский дом за маленькие деньги и нашла клинику, где ей будет комфортно.

– Вы все правильно сделали, для нее так будет лучше, – твердили врачи. – Вы сможете приезжать в любое время, так часто, как получиться. По крайней мере, здесь ей не будет больно.

Я понимала, что доктор прав. Но внутри, в глубине души, мне было стыдно. Я чувствовала себя так, словно предала ее, отказалась от заботы о ней. Отреклась. Поэтому я вкалывала на работе, собирала деньги, стараясь оплатить все самое лучшее для нее, чтобы хоть как-то облегчить ее последние дни, принести в них радость. Но денег не хватало. Их всегда не хватало.

Пока мне не встретился Евгений Анатольевич…

Пятьдесят семь. Я распахнула глаза, чувствуя жжение. Не хватало воздуха, а из горла вырывались рыдания. Хотелось вытереть слезы, но руки оставались связанными. Я лежала ничком на тонком матрасе, дрожа от холода и до боли закусывала губы, ощущая металлический привкус во рту. Сил не оставалось.

– Мама, мамочка, – шептала я, заглушая рвущийся наружу крик.

Воспоминания кружились в голове, вытесняя жестокую реальность. Мне страшно. Мне больно. Мне стыдно. Пропавшие девушки, мама, счастливая призрачная Света, оскал Евгения, Слава, не готовый принять все это… Все смешалось, оставляя лишь догадки и давящее чувство вины.

Догадки о том, кто я на самом деле.

И перед тем, как темнота снова поглотила меня:

«А что, если я все это заслужила?»

Глава 18. Виктор. Влияние

Приняв душ и надев один из приличных костюмов, оставшихся со дней былой славы, когда отец таскал меня по важным приемам, я выпал из привычно текущего времени. Сидя на подоконнике, я глубоко дышал, всматриваясь в окно. Пытаясь построить схему из того, что мне уже известно, я старался откинуть все эмоции.

Две девушки, мертвые. Сироты. Пропавшая Анна.

В голове всплывали все возможные ситуации из новостей, про рабство, сексуальные принуждения и эскорт. Но все это казалось таким диким, таким нереальным, что верить в это не хотелось. Перед глазами стояло тело Александры, исцарапанное, безжизненное. Хотелось надеяться, что мы не найдем Анну в таком состоянии. Или она вернется прямо сейчас и мой телефон зазвонит, оповещая о ее местонахождении, живой и здоровой.

И телефон действительно зазвонил.

– Виктор, что происходит?

– Отец, здравствуй!

– Почему я натыкаюсь на информационный блог о взрыве в пятиэтажке, а имя моего сына упоминается там дважды, – стальные нотки прозвучали в голосе отца, – но сам он не догадывается набрать меня и сообщить о том, что с ним все в порядке?

– Я как раз хотел, – давно забытое ощущение легкой вины укололо меня.

– Такие новости должны в первую очередь доходить до меня, ты все-таки мой единственный официальный наследник, хоть тебя и не волнует происходящее в семейном бизнесе.

– В следующий раз, как соберусь оказаться в районе непредсказуемого взрыва – обязательно дам тебе знать заранее…

Я ощутил, как меня начинает пробирать злость. Наследник. Не сын. Не даже отпрыск. Наследник. И еще и официальный. Отдал бы уже это звание тому, другому и дело с концом. Словно все остальные мои качества, достижение не волновали его, требуя лишь переживаний о будущем бизнеса. В трубке зашуршало, и откуда-то издалека раздался женский смех.

– Желательно в письменной форме, – ехидно ответил отец. – Виктор, мне не нравится твои насмешки. Когда ты уже одумаешься?

– Не скоро, учитывая то, что мой отец переживает только об одном своем детище, не задумываясь о втором.

– Как хорошо, что ты верно уточнил… – он усмехнулся. – «Втором», ключевое слово, прошу заметить.

– Вот тогда о нем и заботься, а меня не трогай!

Я резко сбросил разговор, не давая отцу сказать что-то еще. Я до хруста сжал ладони, пытаясь сдержать гнев. «Первое» детище отца явно волновало его больше, чем я. Хоть я и привык к такому обращению, но сегодня что-то треснуло в груди и начало кровоточить. Всплыли постоянные отлучки отца, слезы матери и их ссоры. Большой дом, дорогая одежда, слезы матери, блеск которых перебивало сияние украшений ее тонкой шеи.

Породистая лошадь, так говорил папа, когда немного выпивал и начинал бахвалиться перед коллегами на бизнес-встречах. Когда другие мужчины с любовью поддерживали своих жен, мой отец нежно поправлял ожерелье на груди матери, натягивая его и выставляя на показ. Я же, всегда одетый с иголочки, должен был сидеть с прямой спиной и вежливо кивать на улыбки этих матрон, которые окружали меня, стоило мне сделать неверный шаг. Усмешки женщин и грозный взгляд отца, фиксирующего каждое мое неловкое движение.

– Принимай их улыбки, они только этого и ждут, – настойчивый шепот отца обжигал ухо. – Женщине все время чего-то ждут, не ценят того, что у них есть здесь и сейчас.

– Не слушай отца, я вот за все благодарна, – снисходительная улыбка матери.

Звук пощечины и легкий вскрик.

– Не перечить! За это ты тоже благодарна?..

Я потряс головой, отгоняя воспоминания. Я тогда наивно думал, что любовь она такая. Пока не научился читать. Уйдя в воображаемый мир высоких отношений и нежности, я осознал, что-то, что видел в детстве – это не любовь. Это жестокость и зависимость. Если бы я тогда это понимал, может, все бы сложилось иначе. Но с годами, картинка переворачивалась. Менялась, обрастала новыми подробностями, искажалась.

Телефон снова настойчиво зазвонил, а лишь отложил его подальше, поправляя наручные часы. Время встречи с Ярославой Валерьевной неумолимо приближалось.

***

Место, куда так настойчиво зазывала меня новая знакомая, выглядела, примерно, как клиника, в которой она работала. Огромные, панорамные окна ресторана отражали вечернее небо, словно гигантское зеркало. Здание, выстроенное из серого гранита, переливалось в свете фонарей и вывесок. Перед входом, выложенным из полированного мрамора, располагалась небольшая, но изысканно оформленная терраса, закрытая из-за моросящего дождя. Столики, покрытые светлыми скатертями, отполированные столовые приборы, экзотические цветы… Над входом, украшенным изящной бронзовой резьбой, висела массивная люстра, от которой исходило теплое, золотистое свечение. Всё вокруг создавало впечатление роскоши и безупречного вкуса, что мне стало неловко за свой внешний вид и недостаточно блестящие туфли.

Поправив волосы, я решительно двинулся внутрь, но дорогу мне преградил высокий, холеный официант:

– У вас бронь или вас кто-то ожидает?

– Ожидает, Ярослава Валерьевна.

Парень окинул меня хмурым взглядом, заставляя почувствовать себя еще более неловко. Никогда не любил такие пафосные места. Но все мои спутницы, любезно оказывали мне внимание, любили такие заведения. Им не важен был вкус еды, размер блюд, а лишь красивая атмосфера и количество ноликов в ценах на тривиальную пищу. Идя по огромному зала, я заметил Ярославу Валерьевну и на секунду застыл.

За столом, в мягком свете ресторана, сидела женщина. Стройная фигура, обтянутая облегающим, темно-бордовым костюмом. Пиджак, словно сшитый из самой тонкой ткани, облегал плечи, а юбка, едва касающаяся колен, открывала полет фантазии. Под тканью костюма проглядывали волнующие изгибы груди, а линии бедер просто ошеломляли. Длинные волосы, уложенные с утонченной простотой, обрамляли лицо. Лицо было изумительным: нежные черты, тонкие брови, глубокие глаза, которые, казалось, излучали какую-то внутреннюю энергию. На ней были легкие золотистые серьги, и на мгновение, я заметил, как свет отражается в тонкой цепочке, едва заметно обвивающей шею. Она была элегантна, будто сама изысканность воплотилась в ней.

Она пила красное вино, и в ее позе, в изящном жесте, было что-то особенное. Рука, едва касающаяся края бокала, была безупречной, с длинными, тонкими пальцами. Я чувствовал, как усиливается пульс, а в горле пересыхает. Всё в ней говорило о некой недосягаемой, но всё же притягательной загадке. Этот образ, эта женщина, идеально вписывалась в роскошную атмосферу ресторана, как будто созданная для этого момента, для этого взгляда. Мысленно выругавшись на себя за вчерашнюю щетину, а направился к ней, непроизвольно сжимая и разжимая пальцы рук.

– Виктор, рада вас видеть! – Она протянула руку.

– Надеюсь, я не опоздал? – Я легко ответил на рукопожатие.

– Нет, я просто люблю приходить раньше, изучать меню и ставить в неловкое положение спутников. Прошу, присаживайтесь!

– В таком случае, мне понадобится помощь в выборе блюда, так как я готов поспорить, что выбор будет мучительным и долгим для меня, – Я отложил в сторону плотную бумагу с тисненым покрытием.

– Не лукавьте, вы просто не знаете, что означают все эти наборы букв, – она мягко улыбнулась.

Я лишь пожал плечами, полностью соглашаясь с ней. Никогда не понимал смысла дорогих ресторанов, где за корзинку с хлебом ты отдаешь сумму, на которую мог бы в худшем случае, дня три. Но все познается в сравнении. Сейчас, сидя в этом зале, больше напоминающем картинную галерею, я машинально расправлял плечи, следил за руками и старался выглядеть на уровне. Соответствовать публике и женщине, с интересом рассматривающую меня из-под опущенных век. Голова немного гудела после удара, а спина напоминала о себе тупой, ноющей болью, но я изо всех сил с видом знатока и ресторанного завсегдатая, одергивал себя, не позволяя выглядеть простолюдином.

– Я закажу вам хороший стейк и легкий салат, – Ярослава немного склонила голову в сторону. – А в качестве напитка…

– Ярослава, мне будет достаточно чая. Все-таки цель встречи…

– Цель встречи вам еще непонятна. Я расскажу вам, то, что будет вам полезно, но только тогда, когда вы поймете важную деталь, необходимую для решения этой головоломки.

– Ярослава, вы, кажется, не понимаете серьезность ситуации, – начал было я, но женщина небрежно подняла руку.

– Вы тоже. Виктор, за вами пристально следят. Я здесь не только, чтобы подтолкнуть ваше расследование, но и предупредить.

– Тогда давайте мы не будем терять времени, и вы просто все расскажите…

– Все-таки виски, иначе мне придется включать женское обаяние, чтобы заставить вас усидеть на месте.

– Или мне придется использовать корочку, чтобы привести вас на допрос.

– Но тогда мы оба будем в проигрыше! Вы получите новую информацию, но останетесь без дружеского совета и важного предупреждения, а я не получу удовольствие от общения с серьезным мужчиной!

Я устало откинулся на спинку стула. Руки сами по себе нервно сжались. Я изучал взглядом эту красивую женщину и пытался понять связь. Она была на поверхности. Клиника, где она работала, явно оказывала услуги тем мужчинам, которые вступали в связь с простыми девушками из «Мусорного бака». Но то, в чем я начинал подозревать ее никак не вязалось с внешним видом. Ярослава сделала заказ, вежливо улыбнувшись официанту, и пытливо посмотрела на меня:

– Как продвигается дело?

– Не уверен, что могу обсуждать такие моменты с вами…

– Тогда позвольте мне самой поиграть в детектива, в детстве мечтала стать им, но реальный мир потребовал чего-то большего, чем настолько романтичная профессия…

– С удовольствием выслушаю, – я вежливо кивнул.

– Ну что ж, у вас два тела, обе сотрудницы одного пыльного заведения, которое сейчас находиться под вашим пассивным контролем, – она весело подмигнула мне. – Не удивляйтесь, зачастую гинекологи знают больше, чем следует знать другим людям.

– Откуда такая информация?

– Кто в этом городе не знает вашего отца? Проще перечислить тех, кто все еще находится в счастливом неведении насчет его, с позволения сказать, империи…

Меня пробила легкая дрожь. Слово «Империя» вызывало двойственные ощущения. Казалось, что какой-то маленький моторчик начинал бешено крутиться, стоило мне услышать слова «отец» и «империя» в одной реплике.

– Девушки, скорей всего приезжие, убиты в разной степени жестокости, одна из них напрямую связана с другой.

– Александра тоже была вашим клиентом?

– Не уверена, что могу обсуждать такие моменты с вами, – вызов в голове, поднятая бровь и смешинка в глазах.

– Подкол засчитан, – ухмыльнулся я, отказываясь от предложенного льда.

– Ну что вы, я не буду играть по вашим правилам, лишь скажу, что да, я видела эту девушку один раз в нашей клинике, но мне не посчастливилось принимать ее. Но Светлана была моим пациентом, хорошая, светлая девочка, явно понимающая, что от нее требуется.

– Что вы имеете в виду?

– Она не была глупой. Скорей, она являлась той самой прагматичной девушкой, знающей, как пробиться в этом жестоком мире. Но шла своим путем, который сейчас сильно осуждается обществом.

– Но не вами? – Я поморщился от резкого вкуса виски.

– Но не мной, – Ярослава отсалютовала бокалом. – Кто я такая, чтобы судить? Сейчас развелось слишком много судей, готовых повесить на вилы каждую, кто просто желает хорошей жизни.

– Но, если мировоззрение навязано обществом?

– То тогда на свет выходят такие индивидуалки, как я. Тихо делающие свою работу и умеющие держать язык за зубами, когда это выгодно.

Ярослава повела плечом, соблазнительно поглядывая на меня. Я пытался фиксировать ее движения, чтобы понять, чего именно она добивается, но ее слова никак не вязались с внешним видом. Ей бы сидеть на барном стуле и весело смеяться над глупыми шутками, но она устраивала мне ребусы, явно играя с подсознанием. Поворот головы, яркие эмоции в глазах, от насмешливости до живого интереса, изгиб шеи… Все это сбивало, пробуждая мужские инстинкты. Ярослава точно знала, как двигаться, как дышать, как управлять своим телом, чтобы захватить внимание всех. Я уже несколько раз ловил заинтересованные взгляды, оценивающее скользящие по мне. Это ощущалось неловко. Некомфортно. Мне хотелось изменить позу, казаться лучше, чтобы в глазах, смотрящих на нас, не возникало немного вопроса: что он делает рядом с ней?

– То есть, сейчас молчание для вас – не вариант?

– У всего есть предел, Виктор. Некоторые вещи сами по себе являются отвратительными, что лучше их прекратить, пока черта не пересечена больше, чем это возможно…

– Для вас черта – это смерть двух девушек?

– Ну как вам сказать, мне не нравится, куда начал дуть ветер, расстановка фигур и потребностей меняется, так что, я выберу меньшее из зол, – Ярослава облизала губу, делая знак официанту, – Вы так медленно пьете, вам не нравится виски?

– Нет желания, хотелось бы оставить голову настолько чистой, насколько это возможно в вашем присутствие…

– Ничего так не радует, как маленькие комплименты!

– Ярослава Валерьевна, вы же понимаете, что я могу вас привлечь как соучастницу? – Я потер лоб, пытаясь заглушить головную боль. – Да, мы сидим здесь, ведем светскую беседу, но все это настолько гротескно и неправильно…

– Как соучастницу маловероятно, – Ярослава внимательно посмотрела на меня. – А вот как свидетеля – попытаться можно…

– И что вы хотите взамен?

– Конфиденциальности. Имя нашей клиники не прозвучит в новостях и в деле.

– Вы же понимаете, что это не в моих силах?

Ярослава смешно надула губки и пристально посмотрела на меня:

– Тогда вопрос будет в том, что вообще в ваших силах тогда?

– Мне нужно будет обсудить это с начальством и в зависимости от полученной информации мы…

– Тогда я дам ниточку, а вот то с ней делать дальше – решите сами. Говорить без гарантий я отказываюсь.

– Я постараюсь сделать все, что в моих силах, – я отстранился, позволяя официанту опустить передо мной тарелку.

– Тогда это совсем другой разговор, – Ярослава взяла в руки столовые приборы. – Тогда предлагаю сначала поесть, а потом уже и обсудим то, что я могу вам предложить и что вы будете с этим делать…

Несмотря на красивую подачу – мясо осталось сухим. Соус смешался с вкусами, не оставляя того самого вкуса мяса. Словно повар старался перебить аромат блюда приправами, травами и маринадом. Я тщательно отрезал кусочек за кусочком, наблюдая за женщиной. Она заказала себе тоже самое и изысканно ела, беззвучно и с легкой улыбкой. Мой желудок недовольно заурчал, напоминая о том, что многие таблетки несовместимы с алкоголем и тяжелой пищей. Я пытался перебить вкус основного блюда салатом, но вязкий гранатовый соус перекрывал всю свежесть овощей. Отложив в сторону приборы, я решил не мучать себя, завершив трапезу, оставляя на тарелках большую часть пищи.