Текст книги "Вторая попытка (СИ)"
Автор книги: Ирина Шайлина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Ирка Шайлина
Вторая попытка
Первая глава
Он сидел на остановке. Я, наверное, не обратила бы на него внимания, но, выходя из автобуса, неловко поскользнулась и упала на колено, уперевшись руками в грязный затоптанный снег. И тогда я увидела его. Он сидел так, словно его ничего не волновало: Ни то, что час пик, и все яростно спешат вперёд; ни то, что до нового года считанные дни, и это вынуждает людей спешить ещё сильнее, бросить все свои силы и финансы на то, чтобы один день их года отличался от своих 364 собратьев; нисколько не трогало его и то, что мороз стоял за двадцать градусов, такой, что на железную лавочку не решился сесть никто, кроме него. Все стояли в сторонке, прятали носы в воротники и шарфы, с надеждой вглядываясь вдаль, которая обещала им нужный маршрут автобуса, но не спешила исполнять обещанного.
Я припала на одно колено, снег под моими руками был сбит в крепкую серую наледь, в другое время я бы поспешила скорее отряхнуть руки и, возможно, даже выкинуть перчатки, которые посмели коснуться убогого городского заплеванного снега. Но не сейчас. Я смотрела на него. За эти пару минут он не шевельнулся и даже не моргнул, однако взгляд его огромных, наивно распахнутых серых глаз, опушенных длинными ресницами, на кончиках которых уже искрился иней, нашёл мой. Нашёл и остановился на моём лице, словно только меня он и ждал. И я не могла вырваться из плена этих глаз.
– Девушка, вы ушиблись? Вам помочь? – надо мной склонялась бабушка, из тех, что всегда предложат помощь, несмотря на то, что чаще всего помощь нужна была им самим.
– Нет-нет, все хорошо, – я встала и наконец отряхнула перчатки. Кожа на руках совсем заледенела.
– Тогда не могли бы вы отойти в сторону? Вы мешаете, там автобус идёт, не скажете, это сорок девятый?
– Да, сорок девятый.
Я послушно отступила в сторону. А затем обернулась назад, словно магнитом меня туда тянуло. Он все ещё смотрел на меня. Я окинула его взглядом. Серый пуховик, капюшон накинут на голову, молния не застегнута до конца, и видно незащищенную, наверняка замёрзшую шею. На руках нет перчаток, кожа покраснела, а он даже не спрятал их в карманы. Наверное, голодный студент. Или даже бомж, наверняка, у студентов, даже у самых голодных, найдутся шарф и перчатки. Да, просто бомж. Он все так же смотрел на меня, но я отвела взгляд и торопливо пошла вперед. Он не стоил моего времени, моего внимания, моих мыслей. Но все эти шаги, что я делала, меня подмывало вновь обернуться, посмотреть в его глаза. Зачем? Наверное, потому, что все необычное притягивает взгляд, будит интерес. Только поэтому, не больше.
В суете дня я совсем забыла об этом странном парне, даже о его глазах и заснеженных ресницах. У меня было много дел – я сдавала в издательство иллюстрации и туда же надеялась пристроить историю о медвежонке Бобо, рожденную мной в порыве отчаяния и алкогольного опьянения. Наверное, парами спиртного от небылицы несло за версту, никого она не привлекла, а картинки взяли. Их всегда брали после долгих торгов, уступок с моей стороны и многочисленных исправлений. Этот вариант я исправляла уже раз десять, больше тянуть они не могли, таки новый год, и вышла на волю я с финансами в кармане. Ноги несли меня к торговому центру. Подарки родителям я уже давно купила и отправила, а на прекраснейшую золотую ручку для Алика денег не хватало. А он такие вещицы очень любит, и теперь я сумею его удивить и, возможно, порадовать. Да, в моей жизни не было места странным незнакомцам, пусть даже таинственным и сероглазым. В магазинах была давка, никакого удовольствия от покупки я не получила, успокаивало одно, если есть подарок, значит, будет встреча, на которой я его вручу. Разве может быть иначе?
Уже дома я полюбовалась на подарок, красиво обвязала его бантом, уж с этим я справлюсь куда лучше консультанта, измученного покупателями. Потом положила его в центр стола и замерла. Теперь нужно было звонить, а я не знала с кем он, какое у него настроение, мне было боязно. Наконец, набравшись храбрости, я взяла телефон. Его номер я набирала по памяти, несмотря на то, что он был сохранён. Просто было приятно помнить одиннадцать незамысловатых цифр, словно знание их давало мне право обладать их хозяином. Потекли гудки, первый, второй, третий… они резали по живому, раздражали, приходилось усилием воли заставлять себя слушать, не отбрасывать телефон. Что толку, если все равно позвоню? Лучше сразу.
– Да, Жень, – отозвался он. По двум коротким словам я сумела определить, что у него хорошее настроение, и моё тоже сразу взмыло вверх, сердце забилось.
– Уже двадцать девятое. Я подарок тебе приготовила. Ты приедешь?
Телефон молчал. Я смотрела в окно – в нем расползалась густая синева – и ждала.
– Приеду, – наконец сказал он. – Но на ночь не останусь, максимум пара часов.
– Когда? – два часа, боже, как мало, думала я, а сердце все равно радостно трепыхалось.
– К восьми буду. Все Жень, мне некогда, скоро увидимся. Пока.
– Пока, – сказала я коротким, отрывистым гудкам.
Минуту простояла в задумчивости, прижав телефон к губам, а затем спохватилась. Скоро приедет! Вскоре по квартире поплыли ароматы вкусной еды, желудок сжался, напоминая, что и сама я, не считая утреннего кофе, ничего во рту не держала. Потом, все потом.
Алик зашёл, сбросил ботинки посреди прихожей, повесил дубленку. Я приникла к нему, прижалась всем телом. Ревниво повела носом – туалетная вода новая. Небритый подбородок чуть колол кожу, руки по хозяйски прошлись по моей спине.
– Там мясо в духовке, – сказала я.
– Потом, – махнул рукой он.
Подхватил меня на руки, такой холодный с мороза, такой родной, полностью, до последней родинки знакомый. Понес в комнату. Да, я хотела его, смысл врать? Всегда, кажется, что всю жизнь. А мясо… Гори оно синим пламенем. Мясо, к счастью, все же не сгорело. Я сидела и, подперев ладонью лицо, смотрела, как он ест. Мне нравилось для него готовить.
– А ты почему не ешь?
– Успею, – отозвалась я. Наконец решилась заговорить на интересующую меня тему. – Помнишь, наш первый новый год? Мне было восемнадцать только, смешно сейчас, словно вечность назад. Какие молодые были, наивные. В студенческой общаге на столе портвейн дешевый и советское шампанское, а теперь кажется…
– Женя, – перебил меня он. – Я сделал Вике предложение.
– Ты… – я задохнулась, словно воздуха стало мало вдруг. – Ты же не передумаешь, да?
– Она беременна, – просто ответил он.
Словно это все объясняло. Хотя о чем я? Конечно, объясняет, всем все ясно, кроме меня одной. Одна я до последнего надеюсь, всегда. Надеюсь и ничего не получаю. Никогда.
– Когда свадьба?
– Вика хочет четырнадцатого февраля, мы уже заявление подали.
– Понятно, – глухо ответила я. Даже слез не было. В конце концов, мне не привыкать. Вот только все больнее и больнее с каждым годом. – Почему ты согласен жениться на ком угодно, кроме меня? Чем была лучше Лена, чем лучше Вика?
Я подняла взгляд. Он смотрел на меня с жалостью. Что угодно, даже презрение лучше жалости. Я, пошатываясь, поднялась и прошла в комнату. Рухнула на постель, которая все ещё пахла им. Заплакать бы, да не выходит. Он прошел за мной следом, сел на краешек, разровнял зачем-то простыню. Затем неловко погладил меня по волосам.
– Женя…
– Не надо, не говори ничего сейчас. Потом. В конце концов, Вики приходят и уходят, это я уже знаю. Даже беременные. Правда?
Он молчал. Я вслушивалась в его дыхание, почти неразличимое, и все ждала чего-то. Чего? Что он вдруг решит бросить Вику, всех Вик и станет всецело моим? Смешно.
– Я пойду, Жень. Я обещал.
– Если обещал, иди.
– Ты не глупи только. Я к тебе заеду после нового года. Ты к родителям?
– Нет, здесь останусь….с друзьями. Ты иди лучше. Пожалуйста.
Хлопнула дверь, оставив меня в одиночестве квартиры. В прихожей горел свет, но в комнате было темно и тихо. Подкатили запоздалые слёзы, моя подушка благодарно впитывала их и судорожные всхлипы, она привыкла. И я привыкла. Жизнь идёт, несмотря ни на что. Алик всегда был рядом, пусть и не мой. И будет…надеюсь.
Я так и не встала. Ни убрать со стола, ни умыться. Уснула и спала до полудня. Выспавшейся себя не чувствовала нисколько, снилась всякая муть: и Алик с беременной Викой, которая рожает у меня в квартире одного ребёнка за другим, бесконечно, и почему-то сероглазый парень с остановки, который молча смотрел на младенцев в моих руках, а мне жутко хотелось услышать его голос, но я даже спросить его не могла, младенцев было много, и все они так кричали…
Кухня встретила меня беспорядком и мясом, подсохшим на тарелках. На подоконнике у горшка с неизвестным, но живучим цветком лежала коробочка перевязанная бантом. Я так и не успела вручить ему подарок. Сразу же заворочалась мысль позвонить, объяснить… Но мерзко, противно и мерзко. Не буду. Потерплю, хоть немного.
Душ и уборка попытались вернуть меня к жизни. Пустота квартиры давила, тишина звенела в ушах. Мысли вертелись вокруг Алика, его Вики, которая готовилась к счастливому новому году. Коробочка на подоконнике мозолила глаза, хотелось открыть окно и выбросить её к чертям собачьим. Но особа я рациональная, а денег ручка стоила прорву. Наконец, не выдержав безмолвия, я накинула пуховик и выскочила на улицу.
Уже темнело, зима щедра на ранние сумерки. Несмотря на крепкий мороз, на улице было много людей, в руках их были полные пакеты, многие из которых гремели бутылками, на лицах улыбки и ожидание праздника. А не спиться ли мне? Вполне удачное завершение такой неудачной жизни. Но похмелья…Грязные тарелки и запах перегара…Нет, для алкоголизма у меня слишком неустойчивая нервная система.
Ноги по памяти привели меня к издательству. Пешком пять остановок, щеки горели от мороза, нос наверняка покраснел. Город мигал бессчетными огоньками гирлянд. На площади стояла огромная ель. А почему собственно у меня ёлки нет? То, что моя жизнь летит к чертям, в ней нет смысла и цели, не говорит о том, что я не должна иметь свою личную ёлку. Нужно срочно купить ель, с этой целью обогнула толпу нетрезвых дедов Морозов и устремилась к торговому центру. Проходя мимо остановки, замедлила движение и помимо воли посмотрела на лавочку. Я бы не удивилась, если бы парень с заснеженными ресницами все ещё был здесь, холодный и неподвижный, подобно ледяной статуе, но его не было. Кольнуло разочарование, словно увидеть его было для меня на самом деле важно. Кольнуло и отпустило.
– Это ёлки? – недоверчиво спросила я у продавца. Он торговал символами нового года прямо из машины на улице. Кривые, лысые ёлки в количестве трёх штук жались друг к другу, словно пытаясь согреться.
– Ёлки, ёлки, – мужчина хмыкнул, усы покрытые инеем смешно встопорщились. И вдруг вспылил, словно обиделся: – А ты чего хотела? Новый год уже завтра. Последних приличных разобрали ещё утром. Остались вот эти, красавицы…Бери, поставить сломанными ветками к углу – и не видно будет. А я скидку сделаю. Все равно уже нигде не купишь, если только завтра искать или брать искусственную.
Так и вышло, что мне досталась ущербная ёлка. Такая же, как и моя жизнь. Небольшого размера, обвязанная бечевкой, она тем не менее была жутко неудобной, норовила выпасть из моих рук на лёд, увлечь меня за собой. Зато теперь я чувствовала странную причастность к толпе, которая текла вокруг меня. У них будет праздник, и у меня тоже. Они готовятся, и я вот ёлку несу. А то, что стоять ей в углу по причине неполноценности, а мне пить шампанское одной, им знать совсем не обязательно. Ёлка грохнулась, я грохнулась вместе с ней, ушиблась о лёд. Похоже, это становится дурной традицией, падать ежедневно. Вставая, я вскинула взгляд вперёд словно ища того парня, но его не было. Я чертыхнулась, перехватила удобнее покалеченную ель и пошла вперёд. Нечего было и думать, тащить её до дома, поэтому я перешла дорогу и направилась к остановке. И здесь была праздничная толпа, я отошла в сторонку и ступила за пластиковый козырёк. В темноте у здания, кто-то стоял, прижавшись к стене. Приглядевшись, я выругалась сквозь зубы, прислонила к столбу свою ёлку. Это был он. За прошедшие сутки он лишь перешёл на другую сторону дороги. Я подошла к нему широкими шагами. Он был высок. Стоял, прислонившись к бетонной, наверняка холодной стене. Руки, сдавшись, засунул в карманы и молнию застегнул до упора. Здесь, в сумраке я не попала под магию его глаз, они лишь казались темными провалами на его лице. При виде меня он выпрямился и попытался отодвинуться от стены, но сил не хватило.
– Ты здесь со вчерашнего дня? – требовательно спросила я.
Он задумался на мгновение, затем кивнул.
– И ни куда не уходил?
– Я заходил в подъезд, погреться.
Голос его звучал сипло, чуть надтреснуто. Наверняка простыл.
– Тебе некуда идти?
– Наверное.
– В смысле? – я начала раздражаться. – Идти либо есть куда, либо некуда. Как тебя зовут?
– Я не знаю.
Он приподнял голову, пытливо вглядываясь в моё лицо из под куцего меха капюшона. Мы помолчали. Он, наверное, не знал, что сказать, я не знала, что с ним делать.
– Я тебя помню, – вдруг тихо сказал он. Мне приходилось вслушиваться, чтобы расслышать его слова, их заглушал рев машин. – Я видел тебя вчера. Тебя помню, а ничего больше нет.
– Господи, – простонала я. – Завтра новый год. Если ты будешь стоять здесь, то замерзнешь и умрёшь. Я не могу тебя здесь оставить.
– Ты заберешь меня с собой? – в его голосе не было надежды, лишь лёгкое любопытство.
Я не стала отвечать, достала телефон и, стянув перчатки, набрала 112. Назвала адрес, представилась, обрисовала ситуацию. А парень все так же стоял, равнодушно подпирая стену.
– Жди тут. Приедут врачи…или полиция. Тебе помогут.
Он все молчал, я неловко замялась.
– Я пошла, там автобус мой едет.
Он кивнул. Я, поскальзываясь, побежала к остановке, из-за поворота и правда показалась моя маршрутка.
– Ёлку не забудь, – раздался мне в спину его голос.
Мои щеки вспыхнули от стыда. Словно я должна была стыдиться того, что вернусь в свою теплую квартиру, стану наряжать кривую ёлку, тосковать об Алике, а он останется здесь, один, на морозе. Но я не пошла на поводу у совести, подхватила ёлку и нырнула в тёплое нутро автобуса. Уже дома я бросила ёлку на пол, неприглядной стороной вверх, села на стул. Не было сил даже снять сапоги, я выдохлась. В кармане вибрировал телефон, незнакомый мне номер. Может, Алик? Но надежда была безосновательной.
– Евгения Константиновна? Это вы вызвали наряд на остановку Краснознаменной?
– Да, я, а в чем дело?
– Надеюсь, это не новогодние шутки? Вы знаете, как напряженно мы работаем в праздничные дни? За ложный вызов вас могут привлечь к уголовной ответственности.
– Но тот парень, он и правда там стоит второй день…
– В следующий раз будьте внимательнее, – сухо отозвалась дама. – Наряд полиции обыскал все ближайшие подворотни.
И сбросила. Я поежилась. Посмотрела в окно. За ним – термометр, показывающий уже минус двадцать три градуса. Сама оконная рама, несмотря на двойной стеклопакет была холодной, а на улице холодает с каждым часом. Я сижу одна, на полу передо мной ёлка, в моей жизни полная каша, но мне хотя бы тепло. Некстати вспомнился Черныш – щенок, которого я подобрала в третьем классе. Он также мерз на остановке и наверняка бы умер, ведь желающих ему помочь не было, а моя мама была принципиально против домашних животных. Но благодаря моему упорству Черныш был спасён и прожил долгую и счастливую собачью жизнь. Смешно сравнивать беспородного щенка и человека? Да, возможно. Но, тем не менее, чувствовала я себя так, словно мне второй раз выпал шанс спасти Черныша, но я предпочла оставить его умирать на морозе.
– Да пропади оно все пропадом, – пробормотала я, взяла ключи, брошенные на столешницу, и поспешила на улицу.
Сейчас народу стало меньше и на улицах, и на дорогах. В пустом автобусе я доехала до издательства. На остановке его не было, ни на этой, но на той, что через дорогу. Подобно полицейским я побегала по дворам, порой нелепо выкрикивая – эээй, парень с остановки! А как мне было ещё его назвать? Парень с огромными серыми глазами? Тот, кто напомнил мне Черныша? Или тот, который наверняка умрёт, если я его не найду? Подумав, основательно замерзнув и отчаявшись, я вошла в первый подъезд того самого дома, стену которого он подпирал недавно. Дверь прикрывалась неплотно, здесь было немногим теплее, чем на улице. На окнах лестничной площадки слой льда и белый пушок инея. Ни на что не надеясь, я поднялась на последний, пятый этаж. И нисколько не удивилась, обнаружив его сидящим на лестнице, ведущей на чердак. Из-под чердачной двери ощутимо сквозило.
– Эй, – позвала я тихонько. – Твоя взяла, я за тобой приехала.
Он поднял на меня взгляд. Кожа вокруг его глаз казалась воспаленной, а сам взгляд был затуманен. Казалось, он не узнавал меня, а серые глазищи лишь слепо шарили по мне.
– Привет, – снова сказала я. – Ты зачем от полиции бегал?
– Не знаю, – вяло ответил он. – Я жду чего-то. Но не полицию.
– Понятно, – вздохнула я. – Видимо, меня ждёшь. Вставай, поехали. Но знай, это только из-за Черныша и только на одну ночь. И без рук, пожалуйста.
Впрочем, моей руки он и не просил. Тяжело поднялся и послушно пошёл следом. Ноги его шаркали по бетонному полу, отказываясь от него отрываться, словно к каждой была привязана пудовая гиря. Я честерила себя на чем свет стоит, но не могла оставить его здесь. Пусть переночует, он все равно не способен…на активные действия. А что делать, решу завтра. В маршрутке он равнодушно скользнул взглядом по кондуктору, предоставив мне расплачиваться. Наверняка, денег у него не было, да и мысли витали где-то далеко. Я видела, что он удерживается в сознании лишь одной силой воли. Глаза его закрывались, голова клонилась вниз.
– Ты болен? – спросила я. Глупый вопрос, наверняка сутки на морозе не прошли для него даром.
– Не знаю. Я просто спать очень хочу. Я не помню, когда спал в последний раз.
– Если бы ты хоть что-нибудь помнил, – проворчала я, пропуская его в квартиру. Впрочем, проворчала тихо, мне не хотелось его обидеть.
Часы на кухне показывали уже одиннадцать, я потратила на спасательную миссию весь вечер, на полу все так же лежала ёлка. Я достала из шкафа шорты и футболку Алика, отнесла их в ванную.
– Прими душ. Вот чистая одежда. Я пока постелю тебе. На полу, извини. И вещи свои, брось тоже…на пол. Я позже закину в стиральную машину.
Квартира у меня однокомнатная, единственная комната с единственным диваном служила и гостиной, и спальней. Из кладовки я извлекла одеяло потолще и постелила его на ковёр, сложив в два раза для большей мягкости. Бросила подушку и одеяло и пошла на кухню разогревать для гостя вчерашнее мясо. Я не слышала его шагов по коридору, не слышала шума хлопнувшей двери, но когда вышла, ванная была уже пуста. Его вещи были аккуратно сложены на краешке стиралки, а куртка послушно брошена на пол. Решив закинуть их потом, я на цыпочках прокралась в комнату, и включила настольную лампу. Теперь я в первый раз могла разглядеть спасенного мной парня как следует, не опасаясь ответного внимания – он спал. Разглядела и удивилась. Он был неимоверно красив. Его не портила даже чрезмерная худоба. Длинные ресницы бросали тень на впалые щеки, по потрескавшимся от холода губам хотелось провести пальцем, но от такого абсурдного желания я удержалась. Рот его был поджат, лоб морщился, словно и во сне не отпускают тяжкие думы. Тёмные волосы были чуть длиннее средней принятой длины, разметались по подушке, и пахли моим шампунем. Я все же не удержалась и провела по ним ладонью. Ещё влажные после душа, такие мягкие. Этот мой найденыш со своей хрупкой беззащитностью был полной противоположностью грубоватому, порой нарочито агрессивному Алику. Его хотелось…оберегать. И это желание меня пугало.
Телефон на кухне разразился популярной мелодией, парень чуть поморщился во сне. Я тихонько попятилась назад. И уже потом, рассеянно отвечая на звонок мамы, которой не терпелось поделиться впечатлениями об отдыхе в санатории, я поняла, что вот уже третий час не ем себя поедом, а мысли о спасенном напрочь вытеснили все остальные.
Вторая глава
Я проснулась с мыслью, что совершила непоправимую глупость. Полежала минутку, прислушиваясь к своим ощущениям и разглядывая серый в утренних сумерках потолок. Села в постели, осматривая её на предмет нежданых гостей. Каюсь, был в моей жизни эпизод, когда алкоголь и разнузданное веселье напополам с отчаянием привели в мою постель незнакомца. Случай оставил гадость в душе и некоторую сумму у венерологов – я боялась последствий, но, к счастью, обошлось. Обошлось и сейчас, если не брать в счет мою персону, то постель была девственно пуста. И лишь мгновением позже я вспомнила: гость-то на полу. Осторожно спустила ноги, нашарила тапочки. Глаза уже привыкли к полумраку, и теперь я его видела. Он спал в той же самой позе, словно и не шевельнулся ни разу за ночь. Я прижала руку к его лбу – горячий.
В прихожей я споткнулась о забытую ёлку, чертыхнулась и наконец поставила её в угол. Красивой ли стороной, не сумела разглядеть. В ванной все так же лежала скромная стопочка его вещей. Отчего-то я не чувствовала брезгливости к этому непонятно откуда взявшемуся парню. Коснулась его футболки, расправила её. Она была простой, серого цвета. Я не смогла обнаружить на ней лейбла, все язычки были аккуратно спороты. Но тем не менее, готова поклясться, что вещь была дорогой. Она была чистой и едва заметно пахла хорошей туалетной водой. Я пожала плечами – мой найденыш не так прост – отправила его вещи в стирку, а куртку на вешалку в прихожей. Налила стакан воды и подошла к холодному окну. Двор был пуст. И мне самой, наконец, не нужно было никуда бежать, ничего делать. Блаженная истома, запоздалое ощущение счастья от осознания собственной свободы на ближайшие дни затопили меня с головой. Но он, гость на моём полу, не вписывался, он мешал. Одним своим присутствием, движениями, которые пришлось бы совершить, чтобы от него избавиться. Не раз и не два мне жалеть о своих импульсивных поступках и расхлебывать их последствия. Сейчас я ничего поделать не могла – будить и выгонять парня с температурой в утренний мороз бесчеловечно. Я вернулась в постель и на удивление быстро уснула, хотя думала, что буду ворочаться и нетерпеливо ждать дня, как избавления.
В следующий раз меня разбудило солнце. Оно заливало комнату ярким светом, слепило глаза. Выдавало моё равнодушие к себе и своему жилью в последние дни, в его лучах была видна пыль на тумбочке и столике, она же золотисто кружилась в воздухе, садясь на разбросанные там и сям вещи. Я встала и пошла в ванную, собирая их по дороге и стараясь не смотреть на того, кто спал на полу. В хлопотах уборки пролетело ещё два часа, а он все не просыпался. Наконец, я вернулась в комнату и села на свою постель, то есть на старый и местами уже продавленный любимый диван. Луч солнца падал прямо на его лицо. И не смотря на беспощадное освещение, я не могла найти в нем ни единого изъяна. Он был совершенен. Прекрасен холодной, неземной, равнодушной красотой. Мне казалось, он похож на ангела. Бездомного, замёрзшего, потерявшего память ангела. Внезапно он открыл глаза, и я снова в них провалилась.
– Эээ, с наступающим, – промямлила я. Мне было неловко, что я разглядывала его спящего, точнее, что меня поймали за этим занятием.
– Чем? – переспросил он.
– Новым годом.
Я отвела взгляд. Он меня смущал. Он мешал мне, но тем не менее, мне хотелось им любоваться. А эти его глаза…словно он всю мою подноготную видел, все мои грешки, низменные желания и зависть, так часто испытываемую.
– Ты в моей квартире. Я забрала тебя вчера. Потому что холодно, а ты так на Черныша похож. Точнее, конечно, не похож нисколько, просто…
– Я помню.
Он встал. Высокий, худой. Возможно слишком худой для того, чтобы быть привлекательным по нынешним канонам, но чертовски завораживающий. Из ванной раздался шум текущей воды, я поставила чайник. Я чувствовала себя стесненно, словно не он, а я у него в гостях. Нарезала бутерброды, подумала и пожарила яичницу.
– Тебе чай или кофе?
– Кофе. Чёрный, две ложки сахара.
Я засмеялась. Он недоуменно на меня посмотрел.
– Разве это не забавно? Ты помнишь, что любишь сладкий кофе, но не помнишь своего имени.
– По-моему, нет.
Я покраснела. Он сел напротив меня, с удовольствием отхлебнул кофе. Пальцы его чуть дрожали, его ещё мучила температура, и я запоздало подумала о том, что стоило бы предложить ему жаропонижающее.
– А как мне тогда к тебе обращаться?
– Как хочешь. Можешь называть Чернышом.
Я снова засмеялась. Он посмотрел на меня, и лёгкая, едва заметная улыбка тронула его совершенные губы. Посмотрел на гору еды в тарелках, несколькими движениями располовинил порции и придвинул мне одну тарелку.
– Ешь.
Я хотела привычно возразить, сказать, что не хочу, но с удивлением поняла: хочу, да ещё как. И горячего крепкого чая, и незамысловатых бутербродов с колбасой, и яичницы, которая смотрела на меня из тарелки двумя желтыми глазами. Он снова чуть улыбнулся.
– Приятного аппетита.
– Как ты себя чувствуешь? – наконец, спросила я.
– Не знаю, – он пожал плечами. – Словно проспал бы вечность.
За завтраком мы молчали. Я бросала на него взгляды исподтишка. Он встречал их и улыбался своей неуловимой улыбкой, а я заливалась жаркой волной, такой, что впору окно открыть и растереть лицо хрустким снегом, скопившимся на подоконнике.
– Потеплело, – снова сказала я, только чтобы нарушить тишину.
Термометр показывал четырнадцать мороза. И снова покраснела, подумав, что он воспримет это как намёк, что ему пора покидать моё жилище. Здравым умом я понимала, что ему нужно уйти. Он чужой, незнакомый мне и даже себе человек, и я веду себя безрассудно, даже нелепо. Но вместо того, чтобы сказать ему, что он загостился, что ему пора снова на улицу, я полезла в аптечку. Предложенный градусник показывал тридцать семь и восемь, вполне по-божески, учитывая, сколько ему пришлось пробыть на холоде. Выпив жаропонижающее, он снова уснул, а я осталась наедине со своими думами. Телевизор транслировал бесконечные поздравления, по нему показывали людей с белозубыми улыбками, усыпанных конфетти, с бокалами в руках. А у меня только кривая ёлка, парень, потерявший память, и неврученный подарок в красивой обертке.
Поход в магазин осчастливил меня бутылкой шампанского и банкой зелёного горошка – до Нового года осталось лишь несколько часов. Могу поклясться, кассирша из супермаркета смотрела на меня с жалостью. Сказать бы ей, что в моей жизни есть двое мужчин: один из них грешен, словно дьявол, а другой прекрасен, словно ангел. Сказать бы, да только оба они не мои. Поэтому я сделала вид, что в упор не вижу её взглядов, и понесла свой полупустой пакет домой, гордо выпрямив спину. Поставила варить яйца и картошку на оливье, бросила в раковину кусок мяса. А затем взяла в руки коробочку. Уже вечер, Алик наверняка занят. Возможно, пьян и счастлив. Рядом с ним друзья, женщина, беременная от него, поэтому звонить ему нельзя ни в коем случае. Но пальцы набирали знакомые цифры, не слушая доводов разума. В этот раз меня не мучили гудками. Трубку взяли почти сразу, но слышала я одну лишь тишину.
– Алик? – наконец спросила я.
– Женя? – спросил меня в ответ женский голос. В нем царила надменность, уверенность в своей правоте и силе. Я сглотнула ком. – Женя, кто же ещё. Так вот, Женечка. Я знаю, что Ленка терпела тебя годами, но я этого делать не стану. И звонить моему мужу не советую, звонить, писать, искать встреч. Он с тобой никогда не будет, тебе стоило бы это понять уже лет десять назад. Ты меня слышишь?
Я молчала. Сейчас я не смогла бы сказать и слова, даже если бы от этого зависела моя жизнь.
– Не умеешь жить сама, дай другим. Советую прислушаться к моему совету.
Я отбросила телефон, словно он был раскален. Он ударился о плитку, наверняка экран треснул. Жаль, этот телефон подарил мне Алик два года назад. Тогда он развелся с Леной, а я вновь была полна безудержных надежд. Проклятье. Я прошла в комнату и, едва не споткнувшись о лежащего на полу парня, упала на постель. Я судорожно пыталась найти в своей жизни смысл – не выходило. А если нет смысла, стоило ли жить? В висках застучало с невыносимой силой, я сжала голову руками и тихонько заскулила. Надо заплакать, это всегда помогало. Или уснуть, сон – лучшее лекарство.
– Эй, – кто-то тихонько тряс меня за плечо. Я вздрогнула от испуга, распахнула глаза и увидела своего гостя. – У тебя картошка сгорела…и яйца тоже.
– Проклятье. Выбрось их в окно. И ёлку, и новый год, и мою жизнь.
– До нового года осталось полтора часа.
– А какой смысл? Оливье уже не спасти, и никакого желания его спасать у меня нет.
– Новый год это не оливье. Оливье – это просто символ, впрочем, как и сам праздник лишь дата. Но она знаменует перемены и надежды, которые мы можем впустить в свою жизнь.
Я приподнялась на локте и удивлённо на него посмотрела.
– Мне повезло приютить беглого проповедника?
Он улыбнулся.
– Одевайся.
– Зачем?
– Будем встречать Новый год без оливье. Одевайся теплее.
Он меня заинтриговал. Я послушно поднялась и побежала умываться. Натягивала тёплые джинсы, пуховик и слышала, что он гремит чем-то на кухне, жутко хотелось заглянуть, но я сама себя удерживала. Наконец, он вышел. Застегнул свой пуховик, повесил за спину мой рюкзак. На него был нашит пушистый розовый заяц с длинными ушами, но моего гостя это нисколько не смущало. Он дал мне руку.
– Пойдём.
И я пошла. Мы проехали несколько остановок на троллейбусе до центра, потом вышли и прошли по льду замёрзшей реки. Он был весь испещрен тропинками и одинокими следами, но ступать на него было страшно – под ногами несколько метров ледяной воды, проморзглая бездна. Но найденыш шёл уверенно, и я за ним. Мы дошли до высокого бетонного забора, который поднимался сразу от воды. Что здесь находилось, я не знала, хотя жила в этом городе уже несколько лет. Слухи ходили разные. От элитного борделя до клиники по незаконной пересадке органов. Находилось здание в самом, что ни на есть, центре, почти на площади и огораживалось забором наглухо.
– Вообще-то это частная территория.
– Не бойся.
Он безошибочно нашёл камень, словно невзначай прислоненный к стене, ступил на него и взобрался на забор. Ему просто – он высокий. Я же едва перевалила за отметку в метр шестьдесят. Меня захлестывало любопытство, несвойственный мне авантюризм бурлил пузырьками в крови, словно шампанское. Я встала на камень и протянула ему руки. Он легко, словно пушинку, поднял меня наверх. Затем спрыгнул по ту сторону и поймал меня. Во дворе было темно и тихо, гомон праздничной гомонящей толпы доносился едва-едва, несмотря на то, что она была близка, в какой-то сотне метров. Я пошла за своим гостем, обогнула флигель, примыкающий к трёхэтажному зданию. За ним скрывалась шаткая пожарная лестница. Мы поднялись по ней мимо тёмных окон до самой заснеженной крыши. Теперь площадь с главной городской елью была, словно на ладони, и тысячи празднующих людей тоже. Но одновременно я чувствовала себя отдельно от них, словно хранила тайну неизвестную им. Мы сели прямо на снег, найденыш достал термос и какие-то кульки.
