Текст книги "Неразгаданная"

Автор книги: Ирина Потанина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Захожу в клуб. Сашенька с какой-то девицей за дальним столиком. Хорошо сложенная блондинка. Она сидит на столе, поставив обе ноги в высоких сапогах (и не жарко ей?) и мини юбке ему на колени. Сашенька страстно целует ее обтянутые разноцветной кофточкой груди. Это нормальное явление у нас здесь. Иногда я думаю, что, если б в обязанности Сашеньки не входило следить за моим моральным обликом, я бы давно уже так же, как эта блондиночка, напившись вдрызг, зажималась с каждым встречным. По-другому из женщин себя здесь не вел никто, отдаться считалось здесь какой-то победой, мол, вот смотрите как не они меня, а я их трахаю, кого хочу сегодня, того и трахаю. Сашенька заметил меня, не отвлекаясь от своего занятия, он вопросительно кивнул. Девица к счастью сидела запрокинув голову, посему не заметила Сашенькиного удивленного взгляда, когда я поманила его к себе. С минуту Сашенька жестикулировал глазами и свободной рукой, мол, попозже подойду, у меня важное, не видишь что ли сама, дело, и вообще отвали отсюда… Я настойчиво манила его указательным пальцем за соседний столик. Пришлось ему прерваться. Он что-то шепнул девушке на ухо, и она изумленно открыла глаза. Он что-то объяснил, она рассмеялась, встала поплыла сквозь клубы дыма к черному ходу, пошатываясь и переступая через валяющиеся на полу бутылки, рюкзаки, куртки. Сегодня в клубе был вечер для своих, посему никто не заботился о внешнем виде мероприятия. Сегодня здесь торчали только очень хорошо знакомые клиенты.

Сашенька набросился на меня, как на врага народа.

– Слушай, ты не понимаешь этого, но, как бы так сказать, – когда Сашенька нервничал, он всегда сбивался с темы предложения, потому как все время заставлял себя не выматериться при мне. – Ты, ммм, короче ты мне кайф сломала.

– Радость моя, у нас проблемы.

Сашенька насторожился. Скорее из-за моего обращения, чем от сути услышанного.

– Какие?

– Отец не дал мне товар, я посмотрела в кулечек, перед отдачей клиенту, там были распечатанные уже упаковки. Как думаешь, это затея отца, или мы где-то недосмотрели?

Сашка схватился за сигарету.

– Слушай, только честно, я бороде не проговорюсь,– бородой он, да и все, зовут моего отца,– ты себе часть оставила, пользуясь тем, что я не рядом?

– Нет,– я печально улыбнулась,– ты же знаешь, я на такое не пойду. В общем, я когда увидела недостачу, сразу операции свернула. Извинилась перед Бондаренко и…Товар при мне…

– Черт!!! То есть ты ему ничего не передала? – Саша вскочил на ноги, да,– я сейчас вернусь, меня там девушка ждет.

– Подождет, тут такие проблемы!!!

– Да не проблемы это, клиент и не заметит… – и Сашенька пулей рванул к черному ходу, туда, где над подъездом в стене было проделано маленькое окошко, ведущее в женский туалет. Естественно, мне тут же понадобилось подкрасить губки.

* * *

Сашенька нас собирался подставить, это факт – иначе, чего бы он так нёсся на эту встречу? Сейчас мне предстоит узнать, зачем ему это было нужно. “Клиент и не заметит!” – сказал он, хотя прекрасно знал, что заметит, более того, голову может отбить поставщику или его человеку, смотря кто виновен. И никто его за это обезглавливание не осудит – раз недостача, значит и убить виновного клиент имеет право. Я с трудом открыла окошко. Как бы подобраться, чтоб было слышно? Пришлось лезть сначала на бачок унитаза, потом, подтягиваясь, забираться на пыльный подоконник и, наконец, по-пластунски заползать на пыльный козырек подъезда, пытаясь не вывалятся в грязной дождевой луже, образовавшейся посередине козырька. Господи, наверное, сейчас я буду вся черная и вонючая!!! Аккуратно выглядываю вниз. Как хорошо, что у черного хода стоят фонари, мне прекрасно видно всю картинку. Сашенька еще не появился. Конечно, ему ведь предстоит еще объяснить охранникам, какого хрена он там шляется. Хотя девицу ведь пропустили, чего ж его не пропустят? Девица на этот раз стояла с Коленькой. С тем же блаженным выражением лица, как две минуты назад под ласками Сашки, точно так же прогнувшись и закатив глаза, она была прижата спиной к стене и осветитель театра Шевченко, хихикая и облизываясь, шарил ладонями по ее дрожащему телу. Трое Колиных друзей тактично стояли в сторонке и о чем-то тихо переговаривались. Вдруг появился Сашенька, громко хлопнув подъездной дверью. Девица и Коля возмущенно глянули по направлению звука. Коля, извиняясь, что-то шепнул блондинке.

– Мать Вашу! Да трахнет меня сегодня хоть кто-нибудь?!?!– пьяным голосом провизжала девица и ушла, злобно постукивая каблуками,– импотенты хреновы!– пробурчала она себе под нос, проходя мимо козырька.

– Ну?– насмешливо проговорил Коля, глядя моему Сашеньке прямо в глаза,– и за что, спрашивается, гнида, нам заплатил Коричневый?

Кто такой Коричневый, я понятия не имею, среди клиентов клуба, такого точно нет, Саша и эти дебилы явно решили продать дозу Бондаренко кому-то левому.

– Ну, ребят, ну, сейчас она всё отдаст… У неё там частичная недостача… Да вернем ему деньги, в конце-то концов.

Сашенька говорил в своей обычной манере, равнодушно и пренебрежительно, но, я все же, почувствовала в его голосе нотки волнения.

– Деньги-то мы вернем в любом случае. То есть, я вполне могу отказаться от поставки для Коричневого этого дерьма, предложив ему остальное.

Это какое еще остальное? Я знала, что Бондаренко, хотя сам и не употреблял ЛСД, но купил у отца недавно огромную партию, видимо на перепродажу…

– Это уже поопасней будет,– возразил один из трех, незнакомых мне.

– Что ты понимаешь? Ничего не поопасней, все оно одинаковое. Ребят, все нормально, главное, что она увидела Алексея Бондаренко, и смело скажет отцу, что с ним все в порядке; что он жив.

Стоп, а почему так важно, чтоб я думала, что с этим самым Бондаренко все в порядке, и вообще, что же с ним на самом деле-то, а?

– Чего? Как это она увидела? Кого? Мы ее, как ослы последние, прождали двадцать пять минут, ее не было!

– Как не было?

Сашенька сейчас выглядел очень жалким и беспомощным.

– Так же как сейчас. Нету и все!

Вот уж действительно очень правильное замечание, так же, как сейчас.

– Ребята, я все улажу… Я это сейчас выясню. Она ничего не подозревает, иначе сразу к папочке побежала бы, жаловаться. Она без него и шагу ступить не может.

Ах, вот как, значит, про меня думают? Хотя он верные вещи говорит, надо все это отцу рассказать. Только сначала улик побольше насобираю, а то голословные уверения не подействует на араба и Игоревича.

– Давайте так, завтра сюда же… Нет, лучше у тебя дома,– и Сашенька ткнул пальцем в грудь одному из моих незнакомцев,– где-то в пять вечера.

– А твоя работа?

– На десять минут отпрошусь, скажу, что сидел на очке.

Ага, значит, этот тип живет где-то поблизости… Туда и обратно – всего десять минут.

– Ладно, я побежал, меня эта малолетняя небось уже ищет. Она ведь тоже за мной следит, я от Игоревича, она от араба. До завтра.

И мой Сашенька вошел в подъезд. Так… И как я, вся грязная и мятая, покажусь на глаза публике? Все джинсы в грязи… Рубашку, скажем, можно прикрыть курткой, физиономию вымыть тщательно, но джинсы??? Постирать их что ли, и походить в мокрых? С горем пополам я привела себя в порядок. Из большого зеркала на меня смотрела как обычно немного лохматая, с пылающими щеками девочка, в плотно застегнутой на все пуговицы куртке. Ребята подумают, что я прячу под курткой траву. Мне стало смешно от собственного вида.

Сашенька в панике метался по залу, разыскивая меня.

– Боже, ты где была? И на пять минут тебя нельзя оставить… К отцу ходила?

– Да нет, в туалете была, а что?

– Ничего… Слушай, только честно, ты траву клиенту несла?

– Какому?

– Бондаренко, который.

– Я же тебе говорила, там недостача, я и не стала светиться, лучше сделать вид, что неправильно условились о стрелке, чем отдавать порченую дозу.

– По-моему ты лжешь… Ты говорила, что извинялась… Так товар у тебя?

– Ну да.

– Дай мне сюда.

– Эй, Сашенька, не шути со мной, ты же знаешь, тебе в руки товар не дается.

– Пошли со мной,– он больно схватил меня за руку и потянул в коридор, в артистическую.

– Саша, пусти или я начну кричать.

Но меня уже никто не слушал. Со стороны, происходящее, наверное, смотрелось боевиком.

Вот Сашенька затыкает мне рот ладонью, особого внимания на тащащего меня Сашку не обращает никто. Дело уже к утру, половина просто в отрубе, некоторым плевать, остальные просто не видят.

– Отпусти немедленно!– вот я бросаюсь к окну и пытаюсь выбить стулом стекло, ведь мне надо поднять шум.

Саша перехватывает табуретку и ловко вынимает из кармана нож.

– Слушай, ты же знаешь, как я обращаюсь с этой штукой, ну-ка веди себя спокойно. Давай товар.

– Саш, ты в своем уме, что бы там ни было, ты представляешь, что с тобой будет, как только я расскажу все Арабу?

С ужасом понимаю, что я могу и не суметь рассказать, на совести Сашеньки вроде бы не было еще убийств, зато два изнасилования и три перелома позвоночника. Почему бы ему не убить меня сейчас? Судя по странному блеску в его глазах, мы думаем об одном и том же.

– Нет, ты не сделаешь этого, слишком много проблем у тебя будет. И потом, не легко ведь убить человека, ударить, да, а убить? Убивать насмерть страшно..

– Заткнись,– и он замахивается неуверенно и медленно, он явно не хочет причинять мне зла, но у него нет выхода. Я уворачиваюсь, больно бью его каблуком в колено.

– Талантливая, сука,– рычит он сквозь зубы, узнав приём, которому научил меня когда-то сам.

– Ну, вот что, Сашенька, давай сейчас забудем обо всем, как будто всего этого и не было, а?

– Отдай товар, и забудем. Черт тебя побери, у меня за него уже уплачено!

– У моего отца тоже.

– Слушай, ты ведь ничего не знаешь, не лезь, а?

Кажется, он уже передумал причинять себе и мне неприятности, он хочет мирного урегулирования. И тут я решаюсь на очень ответственный шаг.

– У тебя есть наличные?

– Чего?

– За пол цены – продам,– мне действительно интересно попробовать себя в роли торгаша.

– Дай посмотреть товар!

– Деньги где?

Он достает из кармана бумажки, смятые и грязные, ну и хранит он деньги!!! Пересчитывает при мне.

– Вот товар,– я держу в руках кулечек.

– Ты же говорила, он распечатан, ты же говорила, здесь не хватает?

– Я врала…

Резким движением Сашенька вырывает товар у меня из рук. Все таки он учил меня всем этим штучкам, посему он сильнее. Я промахиваюсь, локоть вместо его носа ударяет в стекло стоящего здесь же серванта, стекло разбивается и моя куртка мгновенно окрашивается красным, кусок стекла торчит из руки, он порвал куртку и рубашку… Господи, и чего моим шмоткам так не везет сегодня. Сашенька расширенными от ужаса глазами смотрит, как я вынимаю стекло из руки.

– Все, мне теперь точно конец,– шепчут его губы, он срывается и бежит. У меня нет сил кричать что-либо ему вслед, нет сил бежать за ним, у меня очень болит рука, и я никак не могу остановить кровь…”

Рита рассказала все отцу, упустив лишь собственную попытку поторговать. Свою совесть на этот счет она успокаивала тем, что хотела лишь попробовать, и продавать товар Сашеньке на самом деле вовсе не собиралась. Отец помрачнел и поблагодарил Риту. Сашенька куда-то исчез, скорее всего, сбежал из города вовсе. Теперь Рита работала с Юркой, маленьким вертлявым открытым парнем. Все продолжалось, как и раньше. Утром школа, днем отоспаться и в клуб. От всего этого периодически дико хотелось отдохнуть. На каникулах одноклассники ездили на море, пацанва со двора каждые выходные отправлялась купаться на озеро. Рита же шла в клуб. Ее ждал прокуренный зал, все те же охранники, клиенты, уже привыкшие к Рите и полюбившие ее. Деньги, как выяснила Рита, все платили заранее, до Риты, к каждому подходил Араб лично или его правая рука – Максим, тоже не русский, никогда ничего не говорящий парень. Они собирали оплату. Потом список заплативших отдавался Рите. Она шла к отцу и из рук в руки получала товар. Юра, во избежание повторения истории с Сашенькой, никогда не обладал никакой информацией, он просто должен был охранять Риту. Правда, непонятно было, как он собирается это делать. С его то маленьким ростом и хрупкой фигуркой! Но отец говорил, что Юрка стоящий парень, поэтому Рита не переживала. Сначала девочка отдавала товар клиентам, покупающим одну-две порции для себя лично. Потом уже разбиралась с торговцами-музыкантами, кому сколько давать и сколько из отданного принадлежит лично им. Со временем распространителей стало меньше, но продавали они больше и уже по налаженной цепочке, что ослабляло риск и давало хоть какое-то отсутствие хаоса. Отец явно считал данное направление уже поднятым и стабильно приносящим доход. Как выяснилось, он решил освоить новые рубежи. Записки в дневнике становились всё тревожней и хаотичнее.

“Игла… Я ни за что не должна позволить ему решиться на это. Там свои законы, это уже не бизнес, это самоубийство… Я должна отговорить его.

Чертов араб, он притащил какого-то медика, и отец внимательно слушал… Значит таки-да? Что ж, это его выбор. Только вот в это я уже впутываться не хочу.

А может я не права, может речь идет о таких суммах, что можно пойти на все, что угодно?»

Как выяснилось, суммы-то были стоящими, а вот с клиентами было туговато. Не то, чтоб никто в городе не увлекался внутривенными штучками, просто это был вполне сложившийся круг людей, и влезть в этот рынок было уже проблематично. Отец настолько увлекся игрой в “я прорвусь сквозь эту стену”, что не замечал ни финансовых ущербов, ни морального напряжения в клубе в связи с распространившимся слушком. Они с Арабом устраивали дикий демпинг, что могло повлечь за собой довольно крупные неприятности, пытались “угощать”, дабы подсадить клиентов… Они напрочь не хотели понимать, что причиняют людям боль и влазят в слишком уже грязные делишки. Рита потихонечку начинала считать отца чужим человеком. Нет, она по-прежнему любила его, понимая, что не подлости и даже не меркантильный интерес движут им. Он творил весь этот бред всего лишь из-за азарта, глупого, мальчишеского… Работать с отцом в новом направлении девочка отказалась категорически, что существенно охладило отношения между Ритой и родителем. Рита все еще занималась своей привычной работой, общаясь из начальства только с Арабом.

Беда грянула неожиданно. Подобных вещей предположить не мог никто.

“Сегодня суббота, хотя нет, вру, уже воскресенье, пять минут нового дня. А не пора ли мне свалить? Работа окончена, ночевать здесь абсолютно не хочется… Вот только вопрос, куда же податься? К бабушке так поздно не пойдешь – подымут крик соседи… Алика с Димкой сейчас нигде не выцепишь…

– Эй, Ритуль!– Эдик из блюзовой команды прищурил один глаз и улыбнулся, сверкнув золотым зубом (золотым ли?) – пошли с нами, у нас продолжение банкета.

– Где?– и совсем не хочется мне переться с ними, лучше уж оставаться здесь.

– В нашем подвале на Дарвина. Леха с Наташкой и Алик с Аленкой уже там.

– А я что, как бы с тобой буду?– странно, я думала, что уже все научены Сашенькой не домогаться меня ни в каком аспекте.

– Ну, если хочешь, будешь как бы одна, приставать не буду.

– Ну, еще бы…

И я пошла, вопреки лени и усталости, вопреки дурным предчувствиям… Там был мой Алик, значит опасаться нечего. Шли долго и молча. И Сашка – светло-русый парень в очках и с хайратником, и я, и вечно удивлённый басист Славик и Эдик – все молчали. Дурацкая такая тишина, когда все хотят что-то рассказать, о чем-то своем порассуждать, но боятся быть неинтересными собеседниками, посему молчат. Среди ребят Эдика всегда такое молчание. Среди “моих” оно совсем другое. Там друг друга чувствуют без слов, общаются на другом уровне, ассоциациями, мелодиями, а эти – малы еще для этого, им где-то по семнадцать, господи, они почти что ровесники моим одноклассникам, всего на год старше…

– Спускайся сразу же за мной, а то в темноте упадешь,– у Эдика в руках горела свечка.

Дикий грохот оживил ночную тишину третьего подъезда – это Эдик тарабанил в дверь подвала ногой. Никто не открывал.

– Да что они, оглохли что ли все? Или укурились до никакейшего состояния?!

– Думаю, их просто нет.

– Ну да, их нет, ключа под перилами нет… Нереально.

– Будем ломать дверь!!!– я напряжённо рассмеялась.

– Зачем ломать, когда можно открыть? – Эдик достал из кармана маленькую отвертку. – Смотри и учись, пока я жив. В замках такого рода есть одна особенность, они легко открываются, если каждую проекцию резьбы отсутствующего ключа развернуть вот этой штукой, только по отдельности, к каждой должен быть свой подход.

К всеобщему восторгу – сработало.

С тех пор, как я здесь была в последний раз ничего не изменилось, все те же надписи на трубах, та же торчащая кругом стекловата, та же полуразваленная скамейка, явно украденная из-под подъезда, те же разбросанные по грязному полу диванные подушки “чтоб сидеть на тепленьком”.

– Падай,– я уселась на одну из таких сидушек. Тихо играла музыка, мы все закурили. И тут… Как я могла забыть… Вот сейчас, у меня в кармане пальто лежит измятое такое, но не распечатанное (специально, чтоб не смотреть всуе) письмо. Это письмо от Славика из Лобытнанг.

– Ребят, мне бы на три минутки остаться без вас, можно я в каморку Лехи загляну. Леха в этой каморке жил, умудряясь каким-то непонятным образом выглядеть довольно опрятно и чисто. Славик написал впервые за два с лишним года. Странно, но я уже абсолютно забыла, как он выглядит. Никакого волнения. Казалось, будто я получила письмо не от него, а от кого-то совсем чужого. Но вот от исчерканных тетрадных листов начинает исходить интонация. Славик оживает в моей памяти и становится совсем реальным. Маленький паренек с вечно смеющимися глазами, с верой в любовь и добро, с мечтами о чём-то светлом… На глаза наворачиваются слезы. Он пишет, что любит… А ведь я, не отдавая себе в этом отчет,а тоже когда-то была влюблена в него, и вспоминала его все это время, просто не формулировала эти воспоминания в конкретные мысли… Эх, Славка, Славка, доброе ты мое детство. Ты хоть знаешь, какой мрази сейчас пишешь?

И тут же, как бы подтверждая правильность моего мнения о себе, происходит следующее:

– Рита, быстро, бежим!!!– Алик хватает меня за руку и заставляет вылезать из каморки через маленькое подвальное окошко.

Ну и куда это мы, интересно?

– Да стой же ты, наконец!!! – я вырываюсь, – Что случилось? Менты? А ребята куда делись?

Алик тяжело дышит в глазах его такая неподдельная тревога, что мне становится жутко.

– Что с отцом?– быстро спрашиваю я, готовясь к самому худшему.

– Он стал последней дрянью.

Мне становится намного легче.

– Так в чем дело?

– Дима умер.

– Какой Дима?

– Мать твою!!! Какой Дима? Ну не какой-то чужой, наверное, да? Наш, наш Димка… Был он с нами, а теперь нету!!! Его гитара так в подвале и осталась, а рядом бычок дотлевающий… А его самого уже нет.

Алик был на грани истерики.

– Как нет? Что случилось?– я бешено трясу его за плечи, пытаясь хоть что-то понять.

– Он подсел на иглу. С подачи бороды подсел… Тот его угощал с недельку, Димке нравилось. Он много говорил, мол, вот как теперь, он с самим Бородой вместе курит, а потом еще кое– что…

– Мой отец не сидит на игле!!!

– Нет, только других учит, как это делается. Так вот… Димка ощутил ломку, он мне сидел, рассказывал ощущения… Говорил, что подарки от Бороды закончились… Что теперь надо, собственно, деньгами платить. А у него денег нет, а ему надо, хоть чуть-чуть, но сейчас надо… Сидел напротив меня, весь мокрый, трясется весь, решил курнуть со мной… И, видимо, крыша совсем, того, ушла. Сказал, что больше не может так… Чушь какую-то молол, мол, летать хочет, а не ползать, мол, свобода, это когда тебя нет. Потом вскочил и побежал… К путям побежал… А там как раз электричка, так прямо с разбегу под колеса, не останавливаясь… Понимаешь??? И что-то так вдруг “хрусть” и кровь… Машинист заметил, тормознул… Нету, Димы, он не хотел так страдать, и деньги негде взять было.

– Боже мой, я не знаю, что можно сказать сейчас. Я… Мне очень жаль… Господи… Только не он, только не Димка… Он ведь, он ведь мог бы еще…

Алик вдруг становится злым и замкнутым.

– Вот что, я не для того тебя из подвала вытащил, чтоб ты мне сожаления свои выражала. Я, когда это все дело увидел, сразу в подвал побежал. Там ребята были, под травкой уже слегка. Сама понимаешь, малолетки, они под этим делом еще более агрессивные и неуправляемые. Я им все рассказал… Избить тебя хотели…

– За что?

– Да потому, что сука ты. Отец твой падла редкая, а ты с ним заодно… И молчи. Слово хоть скажешь, заеду по морде. Все я пошел.

И я стояла долго-долго посреди улицы, стреляя в его удаляющийся затылок взглядами. Виновен ли отец? Черт возьми… Да, да, да, он не специально, конечно… Ребята теперь ненавидят меня. Все, даже Алик… Черт!!! Будь проклята эта моя самостоятельность!!! Жила бы сейчас с матерью, была бы чистой, светлой, может, вышло бы из меня что толковое, может, не получилось бы тогда у папика наладить весь этот бизнес, может, жив тогда был бы Димка, и смеялся сейчас над какой-нибудь хохмой и чертыхался при виде Наташи Королевой, и пил бы водку со спрайтом… А теперь он уже всего этого делать не будет, он теперь вообще ничего не будет… Папик, как ты мог? Как ты мог? Сволочь ты!!!

Ноги несут меня к нему в кабинет, “извините, я занят” – срываю с двери табличку и яростно втаптываю ее каблуками в ковер.

– Рита, как хорошо, что ты здесь, у нас серьезнейшие проблемы. Послушай!– у него до крайности встревоженный вид, значит уже знает.

– Не желаю ничего слушать, не желаю больше иметь с тобой дело!!!

– Молчи и слушай!!!– он впервые повысил на меня голос, от неожиданности я замолкаю.

– У нас две проблемы. Первое: помнишь аферу Сашеньки с Алексеем Бондаренко? Так вот, труп Алексея милиция вчера обнаружила в кустах где-то возле трассы. У него в кармане была моя визитка, травы и таблеток при нем не было. Теперь тебе понятно, зачем Сашенька пытался разыграть тебя?

– Он – убийца? Тоже убийца?

– Да, помнишь же, у Бондаренко тогда с собой было очень много товара. Кто кроме тебя и Сашеньки знал это? Товар отобрали, Лешку пришили, задушили чем-то, скорее всего ремнем безопасности в машине, а, чтоб мы чего не подумали, на заранее назначенную встречу отправили переодетого придурка.

– Да что ж это творится-то, а?

– Ты понимаешь, что в ходе расследования выйдут на нас. Ты последняя общалась с ним… И вообще, нас сразу же раскроют.

– Какая вторая проблема?

– Конкуренты, торгующие “иглой”, решили со мной поговорить посерьезней. Они народ опасный. Мне уже прислали предупреждения. Говорят, что за демпинг головы на раз откручивают…

– Есть еще третья неприятность.

– Какая?

– Димка, звукорежиссер, бросился под электричку, не выдержал ломки.

– Сукин сын…

– Ребята хотят набить нам с тобой морды…

Почему мой голос звучит так спокойно? Да, я уже приняла решение. Я уже знаю, что я буду делать дальше.

– Итак, Ритуля, срочно собирайся… Завтра мы уезжаем.

– Куда?

– Я все уже сделал. Все документы будут окончательно готовы завтра. Мы едем в Израиль, навсегда. У тебя есть почти сутки на сборы… Поедешь с нами.

– Папик, есть еще одна неприятность.

– Что еще?

– Я никуда с тобой не поеду… Я вообще не хочу тебя больше видеть. Ты убил Димку, из-за твоих дел убили Алексея Бондаренко. Ты подсадил на иглу моих ребят… Я ненавижу тебя.

Минут пять мы смотрим друг другу в глаза молча.

– Ты знаешь, как мне тяжело это говорить, но Ритуль, сейчас не время ссориться. Пойми, я бегу от наших общих проблем. Твое имя фигурирует везде…

– Это не имеет значения.

– Ну доча, ну, хорошо-хорошо… Заметь, я произношу эти слова: извини меня! Извини меня, пожалуйста…

– Извинить? За что? За то, что ты сломал мне нормальное восприятие этой жизни? За то, что я в свои шестнадцать с половиной, уже знаю, что такое конкуренты, наркотики, мордобой, убийства, пьянство? За то, что я презираю саму себя? За то, что Димка больше никогда не кинет мне веселое: “Привет, малая!” За что? Я не хочу тебя прощать. Мне жаль тебя, и я уже не с тобой…

Отец оказался сдержаннее, чем я думала, или ему на самом деле плевать на меня. Он не повысил голос, не отвесил мне подзатыльник, лишь крепче сжал зубы, после чего тихо проговорил:

– Я не нуждаюсь в жалости. Ступай, доченька… Прощай.

Я развернулась и пошла прочь. На улице уже светало, можно было поймать тачку и поехать к бабушке. Окно отцовского кабинета было приоткрыто. Моросящий, мерзкий дождь нагонял холод. Я шла, и ощущала спиной, как он смотрит на меня. Я уходила, уходила, и даже следы мои тут же размывались уже усилившимся дождем. Кажется, он крикнул: “Вернись!!!» А может, мне показалось?

* * *

Рита никогда больше не видела своего отца. Единственной ее целью теперь было начать новую жизнь. Надо было найти другую работу. Но прежде надо было расправиться с унаследованными от предыдущей жизни неприятностями. Итак, проблема бандитов отпала сама собой, ведь торговля из клуба прекратилась. Араб и Игоревич тоже свернули дела. Милиция почему-то не интересовалась Ритой, а в клубе, куда приходил следователь, как ни странно, о девочке никто не проболтался. Отношения с ребятами удалось наладить несколькими разговорами тет-а-тет с заводилами. На нее больше не злились, но теперь уже она не могла испытывать особую симпатию к людям, пытавшимся причинить ей боль. Она решила забыть всё. Кажется, небо начинало становиться ясным… Но не тут-то было:

“ Начались весенние каникулы, и я решила выспаться. Вот уже две недели, как я ушла из клуба. Новую работу еще не нашла, а денег уже почти нет. Хорошо, что мама не забывает поддерживать бабушку переводами. – все эти мирные мысли мгновенно покинули мою голову, когда отголоски прошлого обрушились на неё.

Они пришли рано утром. Их двое. Одного смешно зовут Гарик, другой не представился. Странно, но разговор они начали довольно-таки вежливо.

– Вы и есть та самая Рита, да?– я смотрю на них в дверной глазок и громко ору “Кто там”. Мне почему-то кажется, что вопя эту фразу, я вполне могу сойти за маленького глупенького ребенка. Но и они вполне в курсе, что не такая я уж и маленькая. Тот, что повыше, с черной бородой и огромными, совершенно безумными почти черными глазами прикуривает сигарету. Второй, маленький, крепкий почти лысый, оскалясь, произносит эти злополучные слова.

– Так вы и есть та самая Рита? – как будто видит меня сквозь дверь. Но я и сама понимаю, что этой тонкой деревянной перегородки для них не существует. Она разлетится в клочья от легкого нажатия их плечей. Скандала в коммуналке мне совсем не хочется.

– Сейчас я выйду, джентльмены,– всовываю голые ноги в высокие сапоги, поверх халата набрасываю длинный плащ. У меня до крайности неприличный вид, но переодеваться времени нет. Как назло всех соседей нет дома. И угораздило же всех сразу уйти… Зачем они тогда вообще нужны эти соседи, если в нужный момент все разбегаются? Для хоть какой-то безопасности у меня хватает ума крикнуть в пустоту комнат.

– Дядя Валик!– вот бы еще они не знали, что такого жильца здесь нет,– это ко мне, я через пять минут вернусь. Хочется крикнуть, мол, если не вернусь, вызывайте милицию, но это уже будет слишком…

– Ну!– а может надо улыбаться и строить глазки? Жаль, что я не научилась этому искусству.

– Мы, кажется, знакомы?– коренастый подходит ко мне почти вплотную, я чувствую запах его явно нечищеных зубов, делаю шаг назад и упираюсь в волосатую грудь второго, он уже перегородил мне дорогу к дверям квартиры.

– Да, я имела честь созерцать вас в кабинете моего отца. Вы Юра.

– Какая хорошая у вас память, Риточка.

Еще бы, о них, и той встречи я думаю вот уже на протяжении недели, как только до меня дошел смысл содеянного мною тогда, так и думаю. Жду, жду… Хорошо, что хоть дождалась, а то б сама пошла их разыскивать… Так что надо было хоть какие-то переговоры начинать.

– Я ведь профессиональная секретарша…

Он ухмыляется.

– Смышленая девочка, как я и думал… – черный за моей спиной ухмыляется. Я разворачиваюсь и опираюсь на перила. Не очень-то выгодная позиция, если меня будут бить, то я тут же слечу вниз с площадки…

– Вы, кажется, чем-то напуганы?

Чего он рисуется, пытается казаться вежливым? Я ведь видела, как он орал на Араба, и как тот перепугано кивал в ответ. Я видела, как он, этот низенький и неловкий человечек, дал когда-то в морду моему большому, сильному Сашеньке, за то, что тот не хотел пропускать этих джентльменов к отцу. И как Сашенька, кинувшись было отвечать, вдруг застыл на половине движения и нелепо так, осторожно отошел в сторону, а потом в пьяном бреду орал, что раньше никогда не видел нацеленной ему прямо в живот, явно заряженной пушки. Да, эти ребята были круты… А мы, в смысле наш клуб, это обычная шпана, играющая в уголовщину…

– Ребята,– я с ужасом понимаю, что мой голос звучит жалобно,– давайте играть в открытую. Я и так знаю обилие тузов в ваших картах.

– О-хе-хе,– черный одобряюще кряхтит. Интересно, он что, глухонемой?

– Да, Риточка, тузы у нас, но есть такая замечательная карта – Джокер. Ты понимаешь, о чем я говорю? Мне бы очень хотелось получить ее обратно.

– Давайте конкретизировать.

– Ну, хорошо… Твой отец – неудачник. Он долго возился в песочнице, даже стал королем этого вашего детского сада. Они с Арабом многого добились среди таких, как ты…

– Ну, вы тоже у нас бывали,– ну кто, кто меня тянет за язык.?!

– Да, Араб пожелал войти в серьезный бизнес. Я решил помочь ему. Если ты знаешь под мою гарантию, твоему отцу был предоставлен некоторый кредит, товарный кредит…

– Но он ведь все отдал?– надо делать вид, что я не понимаю, о чем идет речь.

– Да, довольно большую часть он вернул. А потом сдрейфил и решил смотаться. Разве можно после этого уважать человека? Ему доверяют, ему помогают, а он оказывается просто трусом…

– Какая разница, разве он подвел кого-то, кроме себя? Он решил выйти из дела… Это его право.

– Его правом это было бы, если б он не был представлен лично мною некоторым людям. Я рекомендовал его, как хорошего дельца… Как профессионала. Надо мной теперь смеются, моим гарантиям не доверяют… Мне это не нравится, честно говоря…

– А я тут причем… – срочно делаю вид, мол, извините, вылетела фраза…

– У этой телочки талант актрисы,– вдруг подает голос черный.

– Ну, зачем ты так… – маленький опять скалится,– девочка хочет поиграться… Ты ведь любишь играться с маленькими девочками.

Мою лестничную площадку вдруг озаряет дикий гогот.

– Он все вернул!– настойчиво повторяю я.

– Почти все, родная моя… Самая малость – осталась. И эта малость – у тебя. Мы не работаем с людьми, о которых не обладаем полной информацией. Кабинет прослушивался, родная.