Текст книги "Интурист в России (СИ)"
Автор книги: Ирина Седова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
Ирина Игоревна Седова
Интурист в России
Пролог
Леонид Петрович, частный детектив, смотрел на фотографию человека, которого ему требовалось во что бы то ни стало найти, если он хотел в этом месяце, наконец, заработать. Судя по тому, что для полиции орешек оказался не по зубам, задача была не из простых. За истекшую неделю он не высветился ни по одному из своих бывших адресов, не появлялся ни у родни, ни у знакомых. Плакаты типа Разыскиваются тоже оказались бесполезными.
Что было как раз не удивительно – Леонид Петрович тоже напрасно изучал архивные фото, пытаясь обнаружить там хоть что-то, способное послужить отличительным знаком при столкновении с объектом своего интереса на улице. На фото был изображен человек средних лет средней наружности. Не урод и не красавец, не блондин и не брюнет, нос не длинный не курносый, и брови в меру густые, умеренной ширины и изогнутости.
Короче, по утверждениям театральных гримеров, лицо, из которого минимальными средствами можно было вылепить любой типаж – все решали борода, усы и прическа. Ну и одежда, если уж на то пошло. Лоб не слишком высокий, рот скорее большой, чем маленький, но губ сжаты, и с зубами, судя по дополнительному описанию, тоже полный порядок – легкая желтизна из-за многолетнего курения.
Глаза… вот там некоторая монголоидность, делающая его слегка похожим на потомка Тимурленга, что подчеркивал рисунок скул и волевой подбородок. Жаль, что это ничего не давало – примесь тюркской крови вовсе не было какой-то редкостью в пост-эсэсэсэрии. Короче говоря, на фото был типичный среднестатистический россиянин. Не слишком высокий рост (172 см) и худоба давали возможность сливаться с толпой подобно японским ниндзя в Японии и неграм в гетто США.
Требовалось найти способ обнаружить беглеца и передать его координаты заказчику. При этом не засветиться самому и не нарваться на нож или удар кастетом в висок. Итак, что об этом персонаже было известно?
Ульян Скобарев по кличке Красавчик из какой-то мелкой псковской группировки. До первой судимости был сборщиком дани и охранником у местного авторитета. Был осужден за соучастие в убийстве (разборка между бандами). Срок отсидел полностью, вышел, был направлен под надзор по месту регистрации, но не доехал: подрезал на вокзале в Москве местного малолетку за оскорбление, не совместимое с воровской честью.
Оказывать сопротивление при задержании не пытался, но на другой день сбежал, выдав себя за сокамерника, у которого в это день должен был состояться (и состоялся) суд по статье 115 УК РФ умышленное причинение легкого вреда здоровью. Потерпевший причинение признал, судья разницы не заметила, и? получив приговор исправительные работы до года по месту жительства, он был освобожден от стражи в зале суда.
Подмена обнаружилась на следующий же день, но время было упущено, и опасный криминальный персонаж мог теперь пребывать где угодно.
Часть I
Глава первая
– Нет, это не Россия, – сказал Дик Кожаный Мокасин, натуральный прирожденный индеец, он же самый старший из группы канадцев, перелетевших через океан и тысячи километры суши специально, чтобы понять эту огромную и холодную страну.
За последние 12 дней он помолодел лет на 10, и не только внешне. Он – ожил. Он ощущал себя сильным и совершенно здоровым. Он не чувствовал боли не только в подреберье – он не чувствовал боли нигде. Он дышал полной грудью, пятна на коже исчезли, и суставы перестали отзываться скрипом накануне смены погоды. Его ноги снова были способны пройти десяток километров без отдыха, а спина пронести, если понадобиться, 50 фунтов поклажи без остановки.
Конечно, ощущения эти запросто могли оказаться самообманом, последним всплеском жизненной энергии перед тем, как болезнь снова проявит себя, только уже во всей красе и окончательно добьет. Но даже если это и так? Старый Дик хотел увидеть страну, которую ненавидят ингизы, и он теперь на нее посмотрит во что бы то ни стало. Увидит ее такой, какая она есть, даже если ему снова придется переступить через некие запреты, и отдать за возможность почувствовать себя свободным все до единого оставшиеся ему дни жизни.
Он вспомнил их первый день прилета, поездку от аэропорта и первый спуск в Московское метро. Метро его потрясло – особенно станция, где им нужно было выходить, чтобы пройти на вокзал, откуда отправлялись поезда дальнего следования. Они очутились в истинном дворце, и после того поразить их в России не могло уже ничего. По крайней мере его, Дика.
Ведь больше всего его ошеломили не колонны, отделанные разноцветным мрамором, отделявшие перроны от центрального прохода, не резная лепнина поверх них, обрамляющая золоченые барельефы, и не великолепнейшие мозаики на потолке, изображавшие сцены из жизни страны – нет.
Больше всего Дика потрясло, что вся эта красота предназначалось для бытового пользования самого обычного, разношерстного народа, с разным материальным достатком – от старушек с ручными сумками-тележками до одетых в брендовую одежду людей с модными рюкзачками или вовсе с пустыми руками, если не считать за поклажу какой-нибудь смартфон.
Определить, кто там был иностранец, кто приезжий, а кто местный или студент было возможно только по разговору, да и то не всегда. Но семья, которая пригласила канадцев к себе в гости, в любом случае была не из бедняков или простонародья – и по воспитанию, и по доходам они принадлежали к среднему классу.
Кстати, они этого и не скрывали – глава семьи по имени Матвей был сельским бизнесменом, жена его Любаня – учительницей, а из двоих детей-двенадцатилеток, бывших при них, мальчик приходился им сыном, а девочка племянницей. Звали ребятишек Трувор и Олюшка. Были они ровесниками младшего из канадцев, Джо, и все трое держались вместе дружной кучкой.
И это было хорошо, потому как толпа была такая, что люди буквально дышали друг другу в затылок. Странно, но никто не возмущался и, вроде бы, даже не нервничал – все целеустремленно двигались каждый в свою сторону: либо к платформам, либо вперед.
В центре зала находился спуск вниз – к переходу еще куда-то, но русское семейство повело своих гостей мимо, в правый боковой тоннель к эскалатору. Эскалатор повез их наверх, и вез долго. Но соскучиться Дик не успел, хотя бы потому, что пока он дисциплинированно стоял справа на одной из ступеней эскалатора, опираясь рукой на ручку чемодана, мимо него то и дело шмыгали нетерпеливые пассажиры, которым на эскалаторе не стоялось.
Это выглядело очень странно, ведь экономия вряд ли могла составить более полминуты, и Дик задумчиво провожал глазами каждого такого торопыгу, пока не подумал:
Наверное, это те, кто опаздывает, – и успокоился. Потому как для него лично причин для волнения не было: впереди него стояла Олюшка, а сзади оба старших внучатых племянника: Артур и Киан, Дейзи, их мать и Мигель, ее муж.
Поднявшись на верхнюю площадку эскалатора, все они собрались вместе и оперативно просочились через стойки, контролировавшие проход пассажиров на выход, на привокзальную площадь. Любоваться интерьером там было некогда: все спешили, словно при эвакуации на пожаре.
Зато выйдя на открытое пространство между двумя огромными рядом расположенными вокзалами, можно было чуток постоять и оглянуться. Чтобы сориентировавшись и уже не слишком торопясь, повернуть налево, к вокзалу под названием Ленинградский, поискать там кассы дальнего следования и выкупить билеты на поезд, отправлявшийся на Псков.
– Можно было приобрести билеты через Интернет, но папа любит все делать по старинке, на бумаге, – пояснил Трувор Джо.
Это было сказано хоть и с ужасным акцентом, но по-английски, и индеец понял, хотя и не поверил, будто можно купить проездные документы с помощью обычного смартфона через какой-то сайт. Он бы тоже действовал только через кассу: так было надежнее.
Все происходившее вокруг в тот первый день прилета память Дика цепко фиксировала, не включая в этот процесс рассудок, автоматически. В поезде ему повезло с попутчиком – тот немного владел английским языком, и хорошо знал тот город, куда они ехали. Рассказывал он вроде о простых вещах, но выходило занимательно. И Канадой интересовался, а перед тем как выйти, предложил обменяться куртками – его была совсем новой, зато у Дика – фирмà, и в этом была ее ценность для жителей России.
Джек тоже был доволен обменом – его шкура была дешевым самопалом из сыромятной кожи, и улегшись после этого на свою полку, он сразу же заснул. Мерное покачивание вагона его мягко укачало – и в Псков он приехал свежим, бодрым и вновь готовым осматривать достопримечательности. Он даже пожалел, что ничего такого их хозяева своим гостям не предложили, а вместо этого сразу отправились на автовокзал и рванули в свой Городок. Впрочем, это было вполне понятно – русским не терпелось очутиться, наконец, дома.
Кстати, в Городке этом, старинном населенном пункте, отмеченном в летописи как место пребывания одного из первых летописных князей, их уже поджидал голубой микроавтобус местной марки и местный же легковой автомобиль цвета золотой металлик. На водительских местах обоих средств передвижения сидели женщины.
Олюшка немедленно рванула к золотистому авто, не обращая внимания на рюкзак, болтавшийся на спине и чемодан, который хотя и был на колесиках, однако едва не потерял их в процессе прыжков по неровностям и выбоинам давно потерявшего первозданный вид асфальта.
И не успел Дик понять, к чему была такая резвость, как обе передние дверцы автомобиля открылись, и навстречу Олюшке ринулись две фигуры: побольше и поменьше – Олюшку встречали мать и сестренка. Дика удивил контраст: если девочка, побежавшая к Олюшке была темноволоса, узкоглаза и круглолица, что выдавало примесь монголоидной расы, то внешность женщины была безусловно европейской.
И она была безупречно красива – молва о красоте русских женщин подтверждалась. Впрочем, он это успел заметить еще в Москве.
Однако долго разглядывать Олюшкину мать Дику не довелось: их компания в количестве оставшихся девяти человек уже приблизилась в микроавтобусу с целью туда погрузиться вместе с багажом, то есть тремя рюкзаками и восемью чемоданами. Женщина за рулем молча подождала, пока они упакуются и разместятся, так же молча закрыла дверь, и они поехали.
И да: в отличие от Канадских населенных пунктов в русском Городке повсюду вдоль улиц росли деревья, под которыми зеленела трава либо были расположены клумбы. Лесопосадки вдоль шоссе уже не удивляли – они были почти такими же, как те, к которым Дик привык при поездках на природу – лишь куртины трав пестрели другими цветами, местными.
Деревня, в которую они приехали, точнее, село, как его называл глава русского семейства Матвей, тоже являла собой покрытое зеленью пространство, но необычным было не это. Удивление вызывала бродившая по улицам живность, начиная от кошек и собак, и заканчивая козой с козлятами и парой поросят. Промежуток занимали куры, и не только белые – были и рыжие, и пеструшки. И петухи с роскошными хвостами смотрелись сквозь сетку-рабицу палисадников или даже рядом с ними естественней некуда.
Единственный диссонанс в эту идиллию вносило какое-то промышленное сооружение за бетонным забором про въезде в деревню и линия двухэтажных домов между промзоной и остальными домами – там никакой живности не бродило, лишь выделялись две полоски зеленых насаждений: одна между этими двухэтажными строениями и бетонным забором, а другая – вдоль неширокой дороги, убегавшей куда-то внутрь территории перпендикулярно шоссейке.
– Это общежития для рабочих, – пояснил Матвей, кивнув на двухэтажные дома. – Хостелы по-вашему.
Он повернул свою голову к Мигелю, и тот ответил:
– Я думал, что в вашей деревне все делают местные жители.
– Почти. Вот только прежде чем возвращать в село молодежь, надо было приготовить, чем ее занять, то есть возвести эту фабрику. А для этого довелось приглашать строительные бригады со стороны. Сейчас один из хостелов превращен в малосемейку.
– Которую потом придется переделать в полноценные квартиры, если вы хотите удержать специалистов, – сказала Дейзи.
Микроавтобус в это время уже колесил дальше. Что не помешало Матвею сказать:
– Нет нужды. Почти весь наш технический персонал состоит из старожилов. Наши деревенские – ребята головастые, и закончить нужное учебное заведение по нужной специальности для тех, кто к этому стремился, труда не составило.
– Они отучились за госсчет?
– Нет, за счет фирмы по договору отработки потраченных на их обучение сумм… А вот и наша центральная площадь. Здесь сельсовет, там же почта и опорный пункт. А этот теремок – клуб, он же библиотека и кинозал.
– Ясно, – подал голос Артур. – А где стадион?
– До стадиона мы еще не доросли, а спортплощадка находится при школе. Вот кстати, и она.
Увидев то, что хозяева назвали школой, младшая поросль Дикового семейного древа насмешливо переглянулись: уж слишком непрезентабельно выглядело здание, на которое кивнул русский бизнесмен. По облезлости это строение больше напоминало руину, чем обитаемый дом, пусть даже и общественный.
Впрочем, стена к стене рядом с руиной возводилось нечто двухэтажное и более солидное, из серо-желтых блоков. С виду тяжелых, однако подъемного крана поблизости заметно не было: все переносилось руками либо поднималось с помощью простейших приспособлений.
– А вот это наш медпункт…
* * *
Особняк, куда микроавтобус привез гостей и хозяев, находился за селом, и сразу за ним располагалась небольшая животноводческая ферма. Там были и другие хозпостройки, но какие именно, было не видно из-за деревьев, окружавших особняк. Деревья были совсем юные, и по крайней мере четыре из них по разным углам двора не были плодовыми: Дик опознал клен, дуб, липу и черемуху.
Участок земли, на котором стоял особняк, был огорожен сеткой-рабицей, и был он по величине примерно таким же, что и участки других жителей этого села: около 0,5 акра. И точно также позади дома он был занят под огород и сад. Но двор отличался – все дорожки были замощены, и проезд к гаражу тоже. Рассчитанный на две машины, этот гараж примыкал к дому. Сейчас он был пуст, и микроавтобус въехал туда свободно.
В особняке их уже ждали. Матвей с женой и их сын разулись и переобулись в тапочки. То же самое они предложили сделать и своим канадским гостям – тапочек в прихожей оказался целый стеллаж, разного вида и фасона: от летних пластиковых до теплых, из искусственного меха. Впрочем, Трувор предпочел обойтись вообще без них, как и остальные хозяйские дети. Всего их было пятеро, и младшие дружно высыпали в коридор встречать родителей и брата.
Что еще в тот день удивило индейца, так это отсутствие кондиционеров. Для большого особняка с роскошной обстановкой, паркетными полами, четырьмя санузлами, крытым балконом и мансардой в роли третьего этажа это было непонятно.
– Чтобы не было сильного контраста между уличным воздухом и домашним, – объяснила пожилая женщина, которую индеец принял было за няньку или домработницу, но та оказалась матерью бизнесвумен Любани. – Был у них кондиционер в старом доме, постоянно дети простуживались. Да и жужжал он.
– Угу, жужжал, – подтвердил Трувор. – Классно было!
– У нас в доме все равно прохладнее, чем на улице, – возразила брату старшая из девочек, Дуняша. Имя ее почему-то запомнилось индейцу с первого раза: было что-то в девочке искреннее и деловитое, что привлекало. – Правда, мам?
Любаня кивнула.
– Конечно, правда! – послышался голос из прихожей, и в гостиную вошла та женщина, которая сидела за рулем микроавтобуса. – Меня зовут Александра Марковна. Дети могут называть меня тетя Олеся. Я здешняя докторица, нашу больничку вы видели, когда проезжали мимо. Она небольшая, всего на три палаты, зато там имеется приемный покой и аптека.
Старый Дик напрягся. Женщина, которая все это говорила, меньше всего походила на врача со стажем и тем более на знахарку. Она была относительно молода, красива и одета по-современному, даже модно. Вместо длинной юбки на ней были брюки из какой-то дорогой натуральной ткани, светлые волосы, начавшие темнеть, были заплетены в две косы и уложены короной на голове, и в них не было ни единого седого волоса.
– Приходите завтра на обследование, – продолжила она, повернув голову к нему. – Впрочем, если вам нравится спать, в одиночестве, вы можете расположиться в одной из палат нашего медпункта хоть сегодня – они сейчас пустуют.
– Разве у вас в селе никто не болеет? – спросил Мигель.
– Болеют. Но все предпочитают лежать дома, а не в стационаре. Никто не хочет считать себя инвалидом.
– Боятся, – пояснила Любина мать.
Олеся усмехнулась.
– В общем, для того, кто не очень пуглив, у меня найдется койко-места.
– А можно мне ночевать с дедушкой? – спросил Джо. – Чтобы ему не скучно было одному?
– Можно. Только приходите не позже девяти вечера, и сначала со мной созвонитесь. Трувор вас проводит. А мне пора. Извини, Матвей, но мои пациенты меня уже заждались.
И она вышла. Спустя пяток минут из ворот особняка выкатил скутер и помчался вдоль по деревенской улице.
Дик в медпункт не заторопился – обследование предполагало длительный процесс, и если доктор говорит, что это не к спеху, то возмущаться было себе дороже. Тем более что сейчас предполагался семейно-гостевой обед из вкусных местных блюд. Трапеза была шумной – все торопились обменяться свежими новостями. Канадцев никто не развлекал, но и не мешал им переговариваться между собой.
После трапезы гостям были показаны две их комнаты на мансарде, роздано постельное белье и предложено отдохнуть с дороги, если кто-то устал. В каждой комнате был шкаф для личных вещей, небольшой телевизор и множество розеток для подзарядки телефонов и прочих дивайсов.
Стационарный телефон также имелся, об этом было специально предупреждено, по нему можно было выйти на межгород и даже заказать связь с зарубежьем, если возникнет необходимость. Находился он в вестибюле. Что же касается стационарного компьютера, то был и такой, даже целых три: один в кабинете у хозяина особняка, то есть Матвея, другой – у матери его супруги, и третий в комнате для занятий. Все три компьютера были старых моделей, то есть с дисководами, и система там была установлена ХР.
– Ой какая древность! – насмешливо процедил сквозь зубы второй из Диковых внуков, шестнадцатилетний Киан.
– Зато эта древность меньше зависит от Интернета, – отпарировала Дуняша. – Все программы там автономные, и можно спокойно работать, не боясь санкций от ваших боссов из Windows.
Не надо думать, будто каждое ее слово Дик понял, но Интернет, автономные программы и санкции помогли проникнуть в смысл высказывания без особого напряжения. Он с интересом окинул взором две карты на стенах: одну – России, а вторую мира, огромный глобус в углу, стеллаж с учебниками и полку для детских поделок.
Стол для занятий был под подоконником: длинным, во всю стену, и пара дополнительных складных столиков висели понизу карты России. Табуретки для них были с противоположной стороны. Ну и имелся закрытый шкаф: как и положено, с дверцами и отделениями.
Глава вторая
Заглянув в комнату, предназначенную для его внуков, старик отправился во двор, посидеть на деревянной лавочке напротив одной из клумб. Клумба была явно сделана в этом сезоне: три куста роз высотой по колено хотя и были покрыты листьями, но еще ни разу не цвели, а посеянная вокруг трава также не блистала ростом или мощью. И скамейка была новой: дерево под лаком сохраняло свою первозданность и недавнее пребывание в столярке.
Да, все здесь говорило, что особняк был возведен совсем недавно. Он был молод так же, как и его обитатели. Но Дик был стар, и присев на лавочку, он скоро незаметно для себя задремал, очнувшись только тогда, когда заскрипели ворота, впуская во двор еще одну машину.
В машине приехали двое. Заметив индейца, сидящего на скамейке, они оба выбрались наружу и подошли к нему. Один из них оказался Русланом – тем самым врачом, в чудесных возможностях которого индеец сильно сомневался. Но выбора у него, по сути, не было, и поневоле пришлось радоваться, что хотя бы не забыли, сообщили, и доктор приехал. Второй из подошедших, постарше, был полицейским чином, если судить по выправке.
– Никита, – поздоровался полицейский чин, протянув руку для пожатия. – Наслышан, наслышан. Вы – родственник моего друга Мигеля. Ну, как вам у нас? Двор еще не обустроен, зелени маловато. Но завтра с утреца мы поедем на рыбалку, там надышитесь в полную волю. Так что готовьтесь: ложитесь пораньше.
– Не пугай моего пациента, дядь Никит, – укоризненно произнес Руслан. – Может, человек больше по тротуару привык ходить, а вы его к земле и воде тянете, комаров кормить.
– Против комаров у меня средство имеется. Я о нем в Интернете недавно узнал, хочу испытать.
– А если не поможет?
– Тогда вернемся к испытанному способу: натрем руки-лица одеколоном Гвоздика.
Руслан только хмыкнул.
– Идемте наверх, я вас осмотрю, – обратился он к индейцу.
Полицейский чин, кивнув, вернулся к своей машине, чтобы загнать ее в гараж. Въезд в который, кстати, был уже открыт.
* * *
Осмотр занял не слишком много времени – где-то с полчаса. Руслан велел старому Дику раздеться, лечь на одну из кроватей в спальне для мальчишек (там стояли две двухъярусные, и это было немного странно, словно хозяева намеревались завести еще нескольких детей), и принялся его ощупывать. Осмотр его удовлетворил.
– Отлично! – произнес он. – намного лучше, чем я ожидал. Случай, действительно, интересный.
– Доктор, я буду жить? – спросил Дик.
– Будете, батенька, будете. Если ничего не помешает.
– А когда мне готовиться к операции?
– Ну… с операцией мы торопиться не станем. Пусть вас сначала обследует Олеся… то есть Александра Марковна, тогда посмотрим. А пока одевайтесь, завтра у нас по плану рыбалка. Будем оздоровляться нетрадиционными методами. Шутка.
Шутка или не шутка, но ночевать в больницу Дик в тот день не пошел – он остался в комнате, в которой расположились его внучатые племянники. Кстати, все четыре спальных места были взрослого размера, а в нижних ящиках нижних кроватей лежали в свернутом виде еще два комплекта спальных принадлежностей. Комната явно была гостевой.
Шкаф для одежды был наполовину заполнен, и это значило, что некоторые гости наезжали сюда часто. Одежда была хорошо поношенной и отнюдь не парадной. Размеры были детскими. И разными. Впрочем, свободных вешалок хватало. В боковом отделении были свободные полки, и четыре тумбочки возле кроватей как бы тоже намекали на возможность распаковать вещи и расположиться с удобством.
Утренняя рыбалка оказалась тем, чего индеец и ожидал: настоящей рыбалкой, когда пойманная рыба приносилась домой и там жарилась-парилась. Отправились они туда на джипе (на капоте его было написано Нива, но это между прочим), и только вчетвером, без детворы и женщин. Улов был поделен на четыре части, после чего Никита перегрузил свою и Русланову долю в легковушку, в которой они вдвоем сюда приехали, и растворился где-то в просторах за пределами села.
А Руслан остался. После завтрака он отвел Дика в медпункт, где они с Александрой Марковной провели полное исследование Дикового организма, начиная с забора крови и слюны и заканчивая множеством мудреных процедур. Из всех этих процедур индеец знал только рентген, и то лишь по названию.
Докторица не забыла отругать их обоих: и Руслана, и его за то, что пациент явился на обследование с полным желудком, задержала их до вечера, снова взяла анализы и провела некоторые виды обследований повторно. Весь день время от времени в медпункт приходили другие больные, и занимался ими Руслан. Возражений от такой замены Дик ни разу не уловил: очевидно, местные его хорошо знали.
– В общем, так: питаться строго в одно время, избегать слишком жирного и сладкого, – было резюме главы местной медицины. – И пока ты свободен. Впрочем, предложение ночевать здесь остается в силе. Руслан, ты свободен. Домой тебя отвезет Матвей, а мне, извини, некогда: надо проанализировать полученные результаты.
* * *
И побежали дни. Следующие два промелькнули как сон – детвора всей стаей ринулась в лес за дарами природы (как раз начался сезон черники), а взрослые осматривали село. Им все было любопытно: и сама ферма с десятью коровами (телята содержались от дойного стада отдельно), и конструкция птичника с автопоилкой, продукция которого предназначалась исключительно для собственного потребления, поэтому несушек было немного, и сарай для техники. Джип, кстати, стоял именно там, рядом с двумя тракторами, комбайном и сеноуборочным агрегатом.
Дейзи пришла в полный восторг от клуба и музея при фабрике, где был представлен весь ассортимент выпускаемой продукции. Дика тоже он впечатлил: особенно то, что эту продукцию можно было заказать, а кое-что и на складе было, готовое к продаже. Прочные ткани от грубой мешковины до тонкой почти шелковой, цветная пряжа и веревки от толстых канатов до тонких ниток вызывали зависть: расшивать такими мокасины было бы одно удовольствие. Да и шить тоже.
Цех стройматериалов, производимых из отходов, то есть из костры и очесов, хоть и был мал, но зато работал и приносил немалый доход, как пояснила Любаня, сопровождавшая гостей в их экскурсиях по селу.
– Наш костробетон пользуется большим спросом, так как он хорошо сохраняет тепло и позволяет возводить дома в кратчайшие сроки. Строительство внутри села у нас также ведется из материалов собственного производства, – произнесла она с гордостью. – Получается быстро и прочно.
– Мне не нравится, что у вас на фабрике почти везде ручной труд, – сказал Артур.
– Заметил? – Любаня улыбнулась. – Да, мы задействуем машины только там, где они выгоднее по сравнению с применением человеческой силы, или где требуются особые условия: высокое давление либо обработка паром. Выписывать полностью автоматические линии из-за границы очень дорого, и они себя не окупают. Мало того, что они стоят сумасшедших денег, так еще и требуют особого обслуживания.
– Особого?
– А разве ты не знал? Все ломается, рано или поздно, и где тогда доставать запчасти? Да у нас и нет такого количества сырья, на которое эти линии рассчитаны. Расшириться-то мы могли бы, но сбывать получаемую продукцию было бы негде.
– И еще полная занятость населения, – со вздохом проговорила Дейзи.
– Ага, – немедленно согласилась Любаня. – Все выращенное мы перерабатываем у себя. И уже есть договора на поставку продукции от нынешнего сезона.
Дик слушал, смотрел и по большинству помалкивал. Все, что показывала Любаня, было бы для него куда более интересно, если бы не отложенная на неопределенный срок операция. Докторица Александра Марковна его к себе в больничку больше не приглашала, Руслан не появлялся.
Было похоже, что он, Дик, все-таки смертник: то есть третья стадия рака перешла в четвертую, и ему просто об этом не говорят, скрывая приближение неотвратимой близкой могилы. Этим же вечером он решил побродить по окрестностям в одиночестве, расширив на этот раз территорию обзора. То есть самостоятельно узнать, что находится там, за околицей противоположной от фабрики стороны села.
О чем он и поведал своим хозяевам после обеда.
Те тревожно переглянулись.
– А ты не боишься заблудиться? – спросил Матвей. – У нас хоть и не Канада, но леса густые, и в них водятся не только олени.
– Волков и медведей я не боюсь, – отвечал Дик. – Летом они не нападают.
– Еще есть кабаны, – сказала Любаня. – Говорят, секачи очень опасны.
– К самкам с детенышами я не полезу. Да вы не беспокойтесь: в свое время я достаточно погулял по горам, и умею держать направление. В случае чего взберусь вон на тот холм и найду дорогу.
– Ох! – испуганно воскликнула теща Матвея, поняв по жестам гостя, куда тот решил отправиться.
На мгновение повисла тишина.
– О-ля-ля! – наконец, сказала Любаня. – Дорогой, объясни нашим гостям сам, почему не стоит шататься по нашим окрестностям без сопровождения.
– Но детей-то вы отпустили? – молвила удивленная Дейзи.
– Так они пошли в безопасное место, и с нашими. Туда, куда можно, куда все ходят. А не в болото или священную рощу.
– Священная роща? – спросил Мигель. – Помню, вы что-то говорили об этом. Но я не думал, что это было всерьез.
– Очень даже всерьез. Так вот, слушайте и запоминайте. – Матвей перешел на английский. – На холм – нельзя. Там обитают духи. Если их потревожить, они могут отомстить.
– За что мстить-то? – сказала Дейзи. – Мы же ничего не собираемся делать – просто зашли бы и посмотрели.
– Белые же люди заходят смотреть на наших идолов – и ничего не происходит, – усмехнулся Артур.
– А у нас происходит, – строго сказал Матвей. – Те, кто туда заходят без приглашения, уже не выходят обратно.
– Там что, газ какой-то ядовитый из земли выходит? – в голосе Мигеля просквозило любопытство.
– Хуже. Человек просто пропадает бесследно. Как будто его и не было.
– Как интересно! – это снова высказался Артур.
– Ничего интересного. Там раньше в языческие времена приносили в жертву людей.
– Откуда вы знаете?
– Здесь все про это знают. Наша семья живет с навью в мире, поэтому духи нас охраняют, по лесу не кружат, посевы не заплетают и эпидемии нас обходят стороной. Но и мы в ответ обязательства имеем: лес беречь, природу защищать и брать от нее только то, что она может нам дать.
– Сурово! – засмеялся Мигель.
– А как иначе-то? Если вы захотите поклониться священному камню, скажите Олесе. Она спросит духов, и если те согласятся, то она вас туда сводит.
Канадцы заулыбались, переглянулись и встали из-за стола в полной уверенности, что хозяева их разыгрывают. В существовании всякой потусторонней силы им поверить было трудно – в городской жизни среди бетона и асфальта ей не было места.
К тому же они были христианами, и хотя церковь не посещали, однако при случае сразу вспоминали, что предписывают священники делать с ворожеей, если та вдруг возникнет на их пути. А уж пойти поклониться языческому алтарю и вовсе было равносильно тому, как если бы им предложили восславить Сатану вместе со всем его нечистым сонмом.
Обитатели этого особняка на сатанистов похожи не были – в правом (красном) углу гостиной висел самый обычный традиционный для русских изб иконостас с рушником, то есть вышитым полотенцем и лампадкой, причем лампадка эта горела. В селе был храм, и теща хозяина дома явно была искренне верующей.
Что не мешало ей называть тетку своего зятя и его компаньоншу ведьмой и одновременно свободно с той общаться. При упоминании ее имени она не осеняла себя крестным знамением и не прятала от нее детей. Да и никто в селе от Александры Марковны не шарахался, не испытывал к ней ненависти и ни в чем не обвинял.
