Текст книги "Вопреки (СИ)"
Автор книги: Ирина Саррис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
– Мисс Розалия невинна.
Дальше мне осмотрели горло, зубы, ногти, волосы – всё в норме; затем начался осмотр кожи, лекарь очень внимательно всматривалась, а затем, печально выдохнув, спросила:
– Это что за шрамы?
– Какие ещё шрамы?
Женщина в белом халате подала мне круглое зеркало и указала на проблемные участки кожи пальцем. Мое сердце ухнуло вниз, ведь эти шрамы остались от царапин, которые я получила тогда в саду Рихарда при падении. Их было несколько на руках, и на ногах.
– Не знаю, – ответила я дрожащим голосом.
– Одевайтесь, – быстренько кинула лекарь, затем, узнав оценки по экзаменам, поразилась и куда-то вышла.
«Неужели эти белые отметены теперь испортят мое будущее?», – с тревогой на сердце размышляла я, надевая параллельно ученическое платье. Шрамы – не приговор, но тело женщины должно быть чистым, подобно цветку, без единого изъяна. Если есть шрамы на теле, значит, леди не берегла себя или же неуклюжа, что тоже неприемлемо. Они, конечно, не станут приговором, замуж я смогу выйти, но максимум за рыцаря. За кого-то «выше» – нет. «А значит, я не смогу стать женой графа», – от мысли сердце в панике забилось, ведь я подвела отца, априори, выбранный им Рагнар Ярл, не сможет стать моим мужем.
Через некоторое время лекарь вернулась вместе с директрисой. Миссис Лоу подошла ко мне и отодвинула плечико платья. Она недобрым взглядом посмотрела на меня, я же отвела глаза в сторону. Знаю, о чем директриса думает – о том же, что и я секунду назад: конец моей безупречной репутации, как благородной леди. Идеального, говорят, в мире не существует, а у меня все складывалось слишком идеально, вот и ложка дёгтя в сладком мёде – шрамы.
– Миссис Арзэ, шрамы совсем маленькие, – обратилась миссис Лоу к лекарю, – думаю, не стоит заострять на них большого внимания. Мисс Розалия имеет все шансы стать лучшей выпускницей Благонравной академии! Думаю, манеры и правильное воспитание, для мужчины важны больше, чем какие-то шрамики, которых толком и не видно.
– Вы абсолютно правы, миссис Лоу, мисс Розалия действительно, как я заметила по оценкам, продемонстрировала прекрасные манеры и знания. Однако, не могу брать на себя ответственность и подписывать справку, на которой моя фамилия, ведь не знаю, кто станет её мужем в будущем. Вдруг какой-нибудь герцог? Кто знает, насколько он придирчив. Заметит эти изъяны − будет требовать в первую очередь с меня. Нет-нет, я напишу всё, как есть.
Миссис Лоу боролась за меня долго, но всё тщетно, врач настояла на своем и вручила мне справки с «реальным» заключением, где синим по белому был описан мой недостаток – шрамы. Мне до давящей боли в груди было обидно и стыдно, будущее всё же испорчено. Я снова проклинаю этот бессердечный к женщинам мир! Подумаешь какие-то шрамики, оно делают меня уродливой? Они делают меня недостойной? Уже повесили клеймо…
Из кабинета лекаря выходила очень расстроенной. Воспитанницы, ожидавшие своей очереди в коридоре, заметили мое состояние и завалили вопросами. Я игнорировала, просто молча следовала за миссис Лоу. Но кожей ощущаю, как многие злорадствуют!
В кабинете директриса устроила допрос, я отвечала честно… почти. Призналась, что царапины получила, когда сбежала тогда с Шарлоттой, но что в поместье графа – утаила. Миссис Лоу читала нотация, кричала о моей глупости. Что б не говорила – она во всем права. Успокоившись, директриса и поддержала тоже: просила не отчаиваться. Вот только я уже отчаялась… и даже не то, что не имею право стать супругой графа, а что родителей, когда они узнают об этом, разочарую. Кстати, приедут они за мной уже завтра утром.
* * *
Рассвет был волшебным. Небо горело алым и золотистым, смешивался с нежно-розовым и градиентом переходил в ярко-синий. Облака, похожие на вату, в первых лучах солнца сейчас окрасились в оттенки лилового и крокусового. Я проснулась рано и могла наблюдать за утренней красотой; другие девочки спят. Их родные заберут позже, я буду первой птичкой, вылетевшей из гнезда.
Время. Сумка сложена с вечера. Беру чемодан и спускаюсь к выходу. Там меня уже ждала миссис Лоу. Они выглядит сонной, видимо, специально встала так рано. Директриса обняла меня, было так приятно; пускаю слезу, всё-таки давно живу в академии, привыкла к этому месту, а строгие преподавательницы успели стать родными; они для меня, как вторая семья. Миссис Лоу желает удачи, терпения и внутренней силы; просит быть осторожной; говорит этот мир жесток и надо быть всегда на чеку. Я благодарю её и прошу не беспокоится.
Скоро приехала карета родителей. Пока кучер ставил мою сумку, у меня было время еще раз попрощаться с миссис Лоу.
Нетерпелив только отец; сойдя с кареты он первым делом попросил посмотреть мой диплом и справки: при взгляде на оценки в дипломе он загордился, а вот открыв справки, стал мрачнее тучи. Оправдание для папы я придумала только одно: «Упала». Отец злился. Очень. Обзывал неуклюжей, говорил все годы в Благонравной академии коту под хвост. Мама старалась его успокоить; уверяла, что это не важно, ведь самое главное, что я хоть и упала, но жива и здорова! Только отца не переубедить, я для него – разочарование.
* * *
Я представляла день, когда родители будут забирать меня из академии, счастливым: отец будет хвалиться мною, назовет своей гордостью, потом расскажет о моем будущем муже, который, раньше думала, мне понравиться сразу. Всё не так. Мы едем в карете домой и молчим: папа нервно дышит, сжимая справки в руках; мама смотрит грустно в пол, а я стараюсь не плакать от удушающей вины. Тишину рассекают лишь скрип колес и топот лошадей. Всю дорогу так и ехали; никто и слова не вымолвил даже уже на подъезде к дому.
– Мисс Розалия-я-я!
Вот кому точно не важны ни мои оценки, ни справки, а для кого я всегда была и буду милой девочкой – Нилла, наша старшая домработница; эта чудесная женщина, всегда относилась ко мне, как к дочке: с заботой и трепетом.
Я заметила её, бежавшую с раскрытыми руками, когда спускалась с кареты. В последний раз мы виделись, когда мне было шесть лет, помню ее тогда очень красивой женщиной с длинными русыми волосами, с глубокими карими глазами и очень стройной, как березка. Сейчас миссис Нилла другая: поседела, волосы завязаны в пучок; поправилась немного; а вот глаза всё те же – хоть на внешних уголках и морщинки, но сам взгляд такой, каким я его помню с детства. На ней бледно-голубое платье с белым фартуком впереди и коричневые тапочки на плоской подошве.
– Ах, Нилла! – я её крепко обняла, и она меня в ответ.
– Как вы повзрослели, мисс Розалия! – домработница отступила на шаг, посмотрела на меня и, сложив ладони, оперлась на них щекой. – Стали такой красавицей. Граф Рагнар Ярл, когда вас увидит, потеряет дар речи! – засмеялась она.
Снова тема замужества… Невыносимо!
– Увы, нет, – отец поджал губы, в мою сторону даже не смотрел.
– Как же так? – женщина даже раскрыла рот от удивления.
Папа лишь рывком протянул справки. Та взяла бумаги, начала читать, приближая их всё ближе к глазам; осознав, о чем речь, Нилла грустно выдохнула, но встала на мою сторону и заверила:
– Мало ли что там те лекари пишут! Ваша дочь такая красавица, мистер Энгель. Граф её увидит – на бумаги и не взглянет.
– Я тоже так думаю, – подхватила мама.
– Кто там те справки увидит, мистер Энгель, – продолжила Нилла, – кроме графа Ярла о шрамах никто и не узнает. Он взрослый мужчина − поймёт. У каждого есть шрамы, что в этом такого?!
– А… сколько лет графу Ярлу? – спросила я тихим голосом, почти шепотом.
– Тридцать один, – быстро ответила мама.
Граф Людских земель ровесник Рихарда.
– Пусть твои слова станут реальностью, Нилла, – сухо произнес отец в это не особо веря, потом одну руку убрал за спину, а вторую вытянул вперед, указывая не дверь, и сказал, – пройдёмте в дом.
Мой отец в Северном графстве – неофициальный граф длялюдей; многие его уважают больше, чем Рихарда фон Норда. Дом тоже был под стать, скорее поместье. Как и поместье фон Норда оно было за городом и очень повторяло феодальную архитектуру: двухэтажный дом с пристроенной круглой башней и несколькими хозяйственными пристройками; дом из кирпича, крыша крыта коричневой черепицей; вокруг дома ухоженный сад с извилистыми аллеями и фонтанами.
Внутреннее убранства дома также отражало социальный статус родителей: всюду алебастровые окна со ставнями, громоздкая мебель из красного дерева, роскошные люстры с восковыми свечами, много живых растений, они стоят в фарфоровых горшках возле скульптур. Мне, как девушке, давно отвыкшей от роскоши, всё было в диковинку, хотя в детстве я и не замечала всю эту красоту, считала её обыденностью, словно так у всех. Сейчас понимаю, что нет, а большинство людей на самом деле живут очень бедно. Видимо, так повлияло воспитание миссис Лоу, смотрю сейчас на все это богатство, а внутри червь совести грызет, мол нужно же делиться! А потом успокаиваюсь, ведь понимаю, мой отец заработанные деньги не украл, а заработал честным сложным трудом: будучи купцом, он долгое время проводит в плавании в южные графства, чтобы привезти фарфор, специи, дорогие ткани и многое другое. Это очень тяжело, а папа всегда рискует, ведь в море может поджидать множество опасностей.
Я поднялась в свою спальню. Тут всё также, как и тогда, когда я покинула отчий дом в шестилетнем возрасте: вычурная, цветастая комната с большой кроватью с балдахином, на которой сидят мои любимые детские игрушки; на письменном столе рисунки. Я подошла к нему, посмотрела работы, посмеялась оттого какие они наивные, неправильные, смешные. Сейчас рисую совсем иначе.
Я очень рада снова оказаться дома, но вместе с этим пришла какая-то тоска: уже скучаю по академии, другим воспитанницам и учителям; там всегда была чем-то увлечена, а сейчас… не знаю, чем занять себя. Как маятник брожу по комнате, рассматриваю вещи, от которых моментально в голове вспыхивают воспоминания из детства. Днем рисовала, давала детским идеям новую жизнь, потом с любопытством сравнивала рисунки и поражалась какому мастерству смогла обучиться в академии.
Вечером Нилла позвала меня на ужин; тема для разговоров не поменялась: то и дело идет обсуждение моего замужества. Отец всё же решил послушаться нашу домработницу и не отправлять гонца к графу Ярлу, а дождаться его визита к нам, искреннее надеясь, что понравлюсь ему. Папа дает мне наставления быть дружелюбной, открытой, но всё в меру! – напоминает о скромности. Я отвечаю, что помню, ведь не один год своей жизни потратила на изучение манер и этикета.
Уже сейчас, заочно, мне нахваливают Рагнара Ярла, рассказывая о его успехах и подвигах, хотя все это мне давно известно, но родителей не перебивала. Просто о графах нашего королевства у нас была отдельная дисциплина.
Рагнар Ярл был обычным рыцарем при дворце, его злила несправедливость по отношению к человеческой расе. Приложив все усилия, он стал одним из лучших, причем единственнымчеловекомсреди рыцарей-анкоров. Однажды было восстание на замок со стороны Бергерового графства, население, в основном которого, люди. Именно там Ярл особенно себя проявил: смог не только подавить восстание, но и убедить местных мирно жить с анкорами; люди пошли за ним, а король, видя это, назначил Рагнара Ярла графом, само графство получило новое название – Людское. С тех пор граф Ярл всегда представляет интересы человечества во дворце, делая нас с потомками драконов, насколько это возможно, равными.
– Понимаешь каково его влияние? – спросил после рассказа отец. – Он для людей практически король. Станешь его женой – будешь королевой для людей, будешь купаться в богатстве и роскоши, у тебя будет власть! – согнул пальцы в кулак.
Мне кажется та самая власть нужна больше отцу, уж никак не мне.
– Да, отец, – со смирением соглашаюсь, ведь другого выхода нет. – А когда граф Ярл прибудет?
– Должен приехать недели через две, Розалия, – ответила мне мама и добавила, – если ты ему понравишься, он пробудет у нас месяц. За это время ты привыкнешь к нему и узнаешь получше.
Я лишь снова согласилась. Сейчас со всем покорно соглашаюсь, видимо, влияние истории Шарлотты. Поначалу было легко, понимала, что так нужно, обязана подчиняться воле отца, вот только с каждым разом становилось всё сложнее и я понимала, что буквально сама себе наступаю на горло.
«Ты должна!», – фраза, которая меня душила и злила. Другая часть меня желала свободы подобно той, что я ощущала только рядом с Рихардом. Скучаю по нему, думаю все больше, понимаю, что пока сама не захочу отпустить его, не смогу сделать шаг в жизнь, уготовленную мне отцом. Нужно расставить всё точки, а потому сегодня ночью, когда все уснули, я сбежала к Рихарду фон Норду.
* * *
– Не думал, что ты всё-таки придёшь.
По длинному коридору, освещенным тусклым светом восковых свечей, сперва ступал Рихард. На нём из черного атласа рубашка, расстёгнутая до середины груди; брюки, подпоясанные кожаным поясом; сверху халат-кимоно из мраморного бархата бардового оттенка. В правой руке держал канделябр. Шел коридором тихо, еле слышно, подобно призраку.
В нескольких шагах за графом послушно следовала Розэ. Она напряжена, между ними многое случилось и теперь ей неловко. В столь позднее время в его поместье девушка оказалась впервые, ощущала пугающий магнетизм к Рихарду.
– Я решила, что нам нужно поговорить, – объявила сдержанным и как можно более спокойным голосом.
Граф обернулся, язычки пламени вздрогнули, свет от низ зловеще заиграл на идеальных чертах лица Рихарда. Он плотоядно ухмыльнулся, а в глазах анкора закружили драконы, жонглирующие огненными пульсарами. Такой взгляд у Розалии вызвал мороз по коже, она вздрогнула.
Сейчас фон Норд кажется ей другим, уже не тем добрым, открытым лучшим «другом». Смотрел на Розэ по-другому. Еще бы! Она – его пара, любовь, одержимость.
– Поговорим, – произнес многозначительно, а затем нажал на ручку и толчком открыл дверь, – проходи.
Розалия сначала замешкалась, отвела взгляд в сторону и нервно перебрала пальцами. За смущением и страхом девушки Рихард наблюдал с интересом, ему нравится, как та дрожит перед ним, но всё равно, наступая страху на горло, поддается его словам снова и снова. Сейчас также. Она сглатывает, расправляет плечи и проходит в беспросветную мглу за деревянной дверью.
Тьма тотчас отступила. Розалия оказалась на пороге роскошной комнаты, где откровенный бардовый свет заполонил собой всё пространство. Здесь красиво: резной потолок со сложными таинственными узорами; по центру висела большая многоярусная люстра с восковыми свечами; в конце стены два окна с алыми шторами; по центру комнаты бассейн, в котором переливалось отражение комнаты, заставляя воду мерцать алым, бардовым, черным и жёлтым от свечей, которые стояли в канделябрах на каждом столе. Всюду ощущался нежный цветочный аромат вперемешку с терпким древесным.
Рихард обошел застывшую, подобно статуе, девушку, опустил канделябр и обернулся к ней, оперившись бедром на край деревянного стола.
– Так и будешь там стоять? – растянул губы в озорной полуулыбке.
Розалия вздрогнула, очень уж волновалась, но старалась держать себя в руках. Она нервно откашлялась, вздернула гордо подбородком и затем, найдя глазами диван в углу, прошла туда и села, расправляя складки платья. Сегодня на ней бледно-розовое платье, однотонное, простого кроя: длинное, приталенное, с длинными рукавами; оно хорошо на ней смотрится, подчеркивает стройность и хрупкость белокурой девушки.
Она напрягла плечи, когда Рихард, отчеканивая каждый шаг, направился к ней с легкой игривой улыбочкой. Сел рядом столь близко, что Розалия смутилась и инстинктивно отсела чуть дальше, сложив руки в замок на коленях.
– О чем ты хотела поговорить? – спросил Рихард полушепотом.
– О нас, – кинула Розэ и сжала ткань юбки.
– Я тебя слушаю.
Девушка раскрыла рот, чтобы поделиться своими переживаниями, но в этот момент дверь комнаты открылась и несколько служанок занесли угощения и поставили на стоящий рядом стол. Принесли яблоки, разного вида виноград, цитрусовые, ягоды, шоколад. Пока служанки были здесь, Розалия ничего не говорила, лишь ждала, когда женщины выйдут. Выполнив работу, они поклонились графу и спросили: нужно ли ещё что-то; граф им ответил нет и кивком головы приказал покинуть комнату, те послушно друг за дружкой вышли.
– Говори, – попросил Рихард, отрывая виноград с плодоножки.
– Я закончила Благонравную академию, – начала кране неуверенно Розэ.
Граф поздравил её, та смущенно поблагодарила и продолжила:
– Я вернулась домой. Отец нашел претендента на роль моего мужа, скоро выйду замуж. Я долго думала и поняла, что наше общение с тобой – одна сплошная ошибка, а тот поцелуй на балу и подавно. Мне очень стыдно за него, и я до сих пор боюсь, что найдется свидетель нашего поцелуя, который, рассказав о нём всем, испортит мою жизнь. Не хочу быть опозоренной, не хочу подставить отца. Я уже сошла на кривую дорожку, когда начала приходить к тебе в поместье… не хочу, чтобы это продолжалось.
– Не хочешь, но всё равно здесь, – подчеркнул граф и склонил голову вбок, не отводя взгляд от девушки.
– …но лишь для того, чтобы разорвать наши отношения, – грустно поправила его Розэ.
Сказанные слова отдались давящей болью в сердце, а нервы комком подпрыгнули к горлу. Она осознавала, что желает другого, но никогда не признается, ведь у неё есть обязанности перед родителями и перед миссис Лоу.
Яркий свет от свечей переливался на лице графа, сиял в его лазурных глазах, которые смотрели на Розалию, как на самое восхитительное явление. Рихарду больно, но внешне этого никак не показал, лишь размеренно выдохнул и с последней надеждой спросил:
– Ты точно этого хочешь?
Розэ без сомнений кивнула.
– Я тебя услышал. Тогда уходи.
– Ч-что?
– Не смею больше держать, – подчеркнул, переходя на официальную манеру общения, – вас…мисс Розалия. Будет скандал, если кто заметит вас в моем поместье. Вам лучше уйти.
Рихард тяжелыми шагами направился к выходу, Розэ лишь смотрела вслед. Она себя спрашивала: «Это то, чего ты хотела?», разум отвечал – да, а сердце – нет. Тело оцепенело, и девушка не могла сдвинуться с места. Уголки глаз запекли, первый надрывистый всхлип в горле, и вот слезы полились по щекам.
Фон Норд останавливается на пороге и, не оборачиваясь, безлико объявил:
– Я прикажу Вестару сопроводить вас, мисс Розалия.
Долгие годы обучения манерам и этикету, вперемешку со строгими правилами поведения девушек в обществе не смогли пересилить бушующие чувства жгучей привязанности. Розэ злилась, что не может противиться и перестать тянутся к Рихарду, а тем более не в силахзабыть. Она сорвалась с места, подбежала и крепко обняла графа со спины.
«Как же наивна», – подумал про себя Рихард и обернулся. Изумрудные глаза человеческой девушки были наполнены слезами, смотрели стакимотчаянием, что ему даже стало неудобно за свой поступок: ведь он всего лишь разыграл возлюбленную, дабы вместо долгих словесных убеждений, она лично прочувствовалавсютягу к нему.
– Я спрошу еще раз, – приподнял нежно пальцами подбородок Розэ, – ты уверенна, что хочешь уйти от меня?
Он манит, околдовывает своим голосом, будоражит.
– Нет, – шепчет ему в губы.
– Чего тыдействительножелаешь, Розэ?
– Быть с тобой.
– Тогда, – зловеще ухмыльнулся и рывком притянул белокурую красавицу за талию к себе; оказавшись к анкору совсем вплотную, она на мгновение налилась румянцем, – покажи мне себя настоящую, откройся мне, Розэ. Я хочу видеть твои истинные желания, почувствовать их. Не прячься за обликом скромной девчушки из Благонравной академии, ты ведь так устала от этого, верно?
Наверное, Розэ всегда притягивала свобода Рихарда, в глубине души она хотела быть такой же: бесстрашной, легкой и вольной, как ветер. Он редко следовал правилам, жил как хотел. Рихард фон Норд – страсть, наслаждение, контроль, мятежность и сила.
– Но я боюсь, – честно призналась девушка.
Её сковывают обязанности и долг, в жизни слишком много фразы «ты должна», которую, словно мантру, с самого раннего детства повторяли преподаватели в академии, а сейчас отец и мать. Да что там! Сама жизнь диктовала то, как обязана жить женщина. Розэ боялась выйти за рамки, страх быть опозоренной её парализовал. «Правильная» сторона сущности Розалии стремилась к послушанию, быть гордостью родителей и жить той жизнью, что ей уготована, но вторая, «порочная», хотела любить и быть любимой, отдаться в сети этого чувства с головой.
– Не вини себя за чувства ко мне. Просто прислушайся к своему сердцу, следуй за его зовом, забудь нравоучения учителей – никто не имеет право диктовать тебе как ты должна жить, кого любить и с кем спать.
Прозвучало грубо, но правдиво. От крайнего слова в фразе Розэ бросило в холод, ведь Рихард прямо дал понять, что хочет её, но что хуже… и она его тоже, но только не сейчас, не пока… слишком быстро.
– Не волнуйся, – анкор обнял и продолжил уже манящим голосом, – я помогу тебе раскрыться. Буду делать это постепенно. Слой за слоем сниму глупые принципы, укоренившиеся в твоем подсознании из-за Благонравной академии, только доверяй мне.
– Рихард… ты меня любишь?
Это вырвалось из уст девушки само.
– Безумно, – ответил с хмельным взглядом, а затем прильнул к возлюбленной губами, она ответила моментально.
Сперва чувственный, нежный, затем глубокий и страстный. Языки сплелись в пламенном танце, пронзая двух влюбленных разрядом. Рихарду сложно сдерживаться, но он старался быть терпеливым, чтобы не напугать невинную девушку.
Правду о том, что Розалия его пара, он еще не сказал. Хотел искреннего доверия, а не чтобы она, узнав, полгалась лишь на драконий инстинкт, который и так не позволит изменить.
* * *
Поместье Ларс
– Как ты себя чувствуешь, Розалия? – спросила встревоженно мама за обедом.
– Хорошо, – ответила я и опустила глаза обратно в тарелку.
Так странно чувствовать вину за то, что тебе было хорошо… Ядействительносчастлива рядом с Рихардом, но не могу никому сказать об этом. Вынуждена скрывать истинные чувства, надевать маску послушной девушки и стараться угодить всем, терзая внутри себя страхами о том, что наша связь с графом станет достоянием общественности. Я влюбилась – это прекрасное чувство, никогда прежде я не ощущала себя столь счастливой; хочется кричать об этом, говорить о Рихарде, но не могу…
Я вернулась под утро, сразу ушла спать, а там сон накрыл мгновенно. Будучи уставшей на завтрак не пошла, а Нилле, которая пришла утром за мной, наплела про плохое самочувствие и бессонницу. Она поверила, вот только все теперь беспокоятся.
– Точно? – уточнил отец. – Может лучше вызвать лекаря?
– Не стоит, – уверяла я.
– Болеть нельзя. Скоро приедет граф Ярл, ты должна предстать перед ним здоровой и красивой.
Поджав губы, я лишь кивнула.
Понятия не имею, что будет дальше, но ночью, когда черной пеленой укрылось небо, я вновь сбежала к графу.
* * *
Ночь. Поместье графа-анкора Рихарда фон Норда.
Та же комната: бардовый свет, алые розы в хрустальных вазах, дрожит вода в бассейне, переливается бардовыми оттенками.
Горячее дыхание мужчины щекотало кожу щек Розэ. Она стояла не подвижно, тело сковывало. Рихард проводил мизинцем по изящному женскому плечу и полушепотом просил:
– Расслабься, ты очень напряжена. Боишься меня?!
Юная девушка налилась краской и поспешила ответить: «Конечно, нет», но на самом деле… боялась.
– Я хочу, чтобы ты доверяла мне, – шептал, словно искуситель.
Он обошел Розалию, по-хозяйски прошелся по ней взглядом, любуясь.
Изумрудные глаза горели, переливались ярче драгоценных камней, она смотрела на него с обожанием, с искренней любовью.
Рихард видит, как, не смотря на опасения, Розэ хочет раскрыться и победить свои же принципы, въевшиеся ей с детства под самую кожу.
Графу тяжело сдерживаться, хотелось обладать ею, но пока не может, нужно время, чтобы она привыкла. Рихард знает – Розалия обязательно раскроется. Все цветы, что поздно распускаются, всегдасамые красивые.
– Я тебе доверяю, – отвечает еле слышно.
– Точно? – чуть шутливо уточняет Рихард и изгибает бровь. Розалия улыбнулась, а затем робко кивнула. – Тогда я хочу, чтобы ты переоделась.
В глазах белокурой красавицы отпечаталось удивление, графа это потешило. Фон Норд подошел к кровати позади них, взял небольшой сундук и вручил гостье.
– Что так смотришь? – тихонько посмеялся Рихард. – Передумала? – это был вызов.
– Нет! – заявила уверенно Розалия и выхватила сундук.
На удивление он оказался очень легким, хотя с виду и не скажешь: достаточно крупный, украшен обилием драгоценных камней.
Фон Норд ехидно ухмыльнулся.
– Переодевайся, – сказал граф и направился к двери, – я зайду позже, – добавил уже на пороге.
Вместе со звуком закрывшейся двери, слышно с облегчением выдохнула Розалия; девушку даже немного повело от головокружения, столь сильный был стресс. Села на кровать, сундук поставила на колени и открыла; увидев содержимое, ахнула. Платье из алого шифона… Всё бы ничего, но шифон-то прозрачный! В нём она будет почти что обнаженная!
Разумеется, Розэ против и не станет такое надевать.
Сложила руки на груди и обиженно отвернулась, решила ждать, когда Рихард сам зайдет и тогда всё ему выскажет, вот только время шло, а граф так и не заходил, а платье в открытом сундуке с каждой секундой манило всё больше. Сперва Розэ просто изредка косилась, потом все чаще, а теперь околдовано его рассматривала.
Резко в её груди пламенем вспыхнула обида на отношение общества к женщинам, на строгие правила, на бесконечные обязанности, после чего рывком взяла откровенное одеяние, параллельно снимая свое.
Воздух коснулся обнаженной кожи, Розэ вздрогнула от нового чувства. На секунду засомневалась, но потом всё же надела платье…
– Я готова, – произнесла сквозь зубы.
Тотчас за спиной раздался характерный звук, открывающийся двери, а следом выдох Рихарда, как при ухмылке. Розалия застеснялась, залилась краской, когда услышала приближающиеся к ней шаги.
Граф не мог оторвать взгляд от пары. Она стояла к нему спиной, сквозь алый шифон видны изгибы красивого женского тела, бархатная кожа, словно алмазная крошка, но нежная, как лепестки розы. Разрезы по бокам открывали женственные стройные бедра.
Со жгучей сексуальностью пыталась уживаться еще тлеющая скромность: юная девушка обнимала себя руками, горбилась от неловкости, прижимала крепко ноги друг к другу. Рихарда это даже забавляло, она еще сама не осознает насколько прекрасна!
Скоро Розалия ощутила тепло тела анкора за спиной, отчего дыхание стало неровным, а умом завладевала вина. Граф сделал шаг и оказался перед ней. Девушка хотела спрятать глаза и отвернулся, но мужчина словил её за подбородок и заставил смотреть на него. Сейчас Рихард словно хищник, смотрящий на добычу. Розэ обнимала себя руками, но граф, надавливая на кисти рук, пытался убрать их, и девушка всё же поддалась: смирившись с участью, разрешает себя рассмотреть.
Фон Норд прошелся томным взглядом по красивой шее, плечам, хрупким ключицам, по нежной упругой груди, по плоскому животику и линиям стройной талии.
– У тебя прекрасное тело, – сделал комплимент Рихард.
– Я… я ужасно поступаю…
– Ты не делаешь ничего плохого, Розэ. Благонравная академия сделала из тебя безвольную рабыню перед мужчинами… Это ужасно. Я хочу, чтобы ты осознала насколькопрекраснойявляешься и какуювластьнаоборот над мужчиной имеешьты. Я не желаю видеть с твоей стороны эти поддельные скромность и стеснительность. Настоящая ты – вот, кого я желаю каждой клеточкой тела. Я хочу твои живые эмоции, а не эти маски.
С каждым новым словом Рихард разрывал представления о жизни Розэ. Без спроса ворвался в её пространство и разнес всё: укоренившиеся принципы и порядки; уничтожил то, что годами в сознании создавали учительницы академии. Страхи отступали, а в душе разгоралась та самая свобода, которую в мечтах она так давно лелеяла.
– Танцуй для меня, – голосом, не терпящий отказов, практически приказал фон Норд, чем заставил девушку на секунду вздрогнуть; в предвкушении улыбнулся и направился к граммофону, пустил иглу на диск и волнующая, сладостная музыка разлилась по комнате.
Розалия замешкалась, ведь осознает – граф не шутит. Наоборот, сейчас он проходит к кровати, располагается на ней подобно королю и жадно смотрит. На графе лишь черные штаны и халат-кимоно с мелкой серебристой вышивкой; торс обнажен; тело фон Норда словно высоченное из камня, мускулистое, сильное и крепкое.
Уже не первый проигрыш, а Розалия так и стояла на месте, ей сложно было пересилить себя, забыться и отдаться во власть чувствам. Она еле сжала стеснительности горло и попыталась выполнить первое танцевальное движение – качнуть легонько бедрами, но сразу покраснела и уныло вздохнула:
– Не могу!
– Можешь, – прошептал Рихард.
– Не могу…
– Ты можешь.
Дрожь побежала по рукам от его магнетического тембра и девушка, поддавшись ему, попробовала снова. Опустила длинные ресницы, расправила плечи, вслушалась в звучание и через следующий проигрыш начала танцевать.
Граф, затаившись как хищник, наслаждался её грациозными движениями. Розэ словно слилась с мелодией, стала её частью. Красиво двигала бёдрами, извивалась, водила изящно руками, рисуя ими сюжетные линии; плавно качалась грудь, но без капли вульгарности.
Розалия ловила восхищенные взгляды любимого, они предавали ей уверенность, отчего сильнее расковывалась, создавая и удивляя анкора новыми танцевальными движениями. Она хочет, чтобытакон смотрел только на неё, желал всегда только её, был одурманен ею.
Рихард поднялся и подошел к паре, ближе, еще ближе. Бедра девушки касались его. Оба тяжело дышали, сердца быстро бились в унисон. Граф гладил изгибы талии, спускался ниже, а затем той же линией вёл ладонь вверх. Розэ не прекращала танец, а наоборот пыталась возбудить мужчину еще сильнее.
Он попытался обнять, но девушка, игриво и шутя, обошла его, встав на другой стороне и захихикала. В глазах фон Норда загорелся огонёк, и он властно притянул возлюбленную к себе, прижимая почти вплотную.
Жадно поцеловал сперва губы, а затем накрыл поцелуями шею. Новые ощущения вызвали приятный трепет внизу живота, и Розэ начала изгибаться в спине, открываясь на встречу новым поцелуям.
Анкору просто снесло голову… Он так изголодался по женскому телу. Берёт девушку на руки и направляется к кровати. Кладет словно хрустальную вазу, в следующее мгновение нависает над ней, еще раз вглядывается в дивные насыщенно-зеленые глаза, а затем сладко целует.
Ей приятно и хорошо, прикосновения кружили голову, но всё портили страхи, которые уступали наслаждению и не давали расслабиться: шептали, напоминали об ответственности и стыде, а окончательно страх одержал победу, когда рука графа скользнула к самому сокровенному.
