Текст книги "Вопреки (СИ)"
Автор книги: Ирина Саррис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
– Спасибо, – шепотом поблагодарила Розалия и честно добавила, – я не хотела танцевать с… другими, – уныло еле слышно выдохнула, осознав всю двусмысленность фразы.
– Я и сам не хочу видеть тебя с другими мужчинами, пусть даже в обычном анкорском вальсе, – а вот Рихард признался с уверенностью в голосе, потом ехидно улыбнулся, наблюдая как после его честного признания, девушка вжимает шею в плечи и отводит взгляд. – Тебя давно не было, – грустно озвучил Рихард, как бы меняя тему, параллельно взял два бокала с серебряного подноса, подошедшего к ним официанта.
Протянул второй бокал Розалии, она взяла из-за уважения, но пить не будет.
– Многое навалилось в академии, – вздохнула девушка, прокручивая бокал в руке, – я не могла выйти, было опасно.
Рихард, делая глоток, кивнул, а потом спросил, не отводя от пары взгляд:
– У тебя что-то случилось?
– В смысле?
– Ты на меня не смотришь.
Розалия нервно закашлялась, попыталась заставить себя посмотреть на графа, но снова налилась краской, и попытка провалилась. «Подумает сейчас, что я глупая. Догадается, что влюбилась!», – шариком туда-сюда бегали мысли в её голове.
Рихард заметил переживания Розэ. Ему показалось это милым.
Всё это время не озвучивал правду о том, что видит в ней пару – боялся испугать, не хотел навязывать «драконьи проблемы». Вместе с этим он жаждал её любви, знал, что рано или поздно чувства проснуться – уже просыпаются.
– Отойдем? – чуть позже предложил фон Норд, видя, как Розалия приближается к панике, подбирая нейтральный ответ на его вопрос.
– Куда? – спрашивает испугано.
– На воздух. Ты слишком… взволнована. Свежий вечерний воздух, думаю, пойдет тебе на пользу.
– Не могу, – качает отрицательно головой и осматривается, – если миссис Лоу, наша директриса, меня не обнаружит, то…
– Успокойся, – просит нежным бархатным голосом с еще более нежным взглядом.
Розалия и правда через чур напряжена, в голове много страхов и опасений.
– Смотри, – указывает кивком, – то ведь она?
Женщина в самом вычурном на фоне остальных платье стояла возле двух воспитанниц и, видимо, читала им очередные нотации. Рихард тихонько посмеялся и продолжил:
– Думаю, сейчас она о-очень занята, – с сарказмом. – Пойдем. Не волнуйся, тебя никто не заметит.
– Нас видят другие!
– Пусть видят. Общение с графом под запретом?
Разумеется нет, но её всё равно страшно.
– Ладно, – тяжело вздыхает фон Норд. – Сделаем так, – трет переносицу. – Я выйду первым, а ты через пару минут за мной, хорошо?
Девушка кивнула. Рихард поставил бокал и направился к выходу. Розалия осталась одна, на ней тут же оказалось множество презрительных взглядов других воспитанниц. Ей стало не по себе, но делала вид, мол ничего не произошло. Пару минут пристально следила за кружащимися в танце парами, а потом, когда внимание к ее персоне поутихло, оставила бокал и поспешила за графом.
Сад в свете луны выглядел мистическим. Прохладный ветер колыхал листья. Некогда алые бутоны в ночи казались слегка лиловыми. Тихо. Лишь вдалеке глухо слышна красивая мелодия с бального зала.
Розалия ступала осторожно, придерживая подол платья. Глазами искала Рихарда.
Он стоял к ней спиной в красивой беседке в центре графского сада. Повернулся, когда девушка подошла ближе. Она волновалась, пульс учащался.
Девушка присела на лавочку, фон Норд – рядом. Руку расположил на перилах так, что со стороны могло показаться, что Розалия сидит почти в объятиях графа. Волнение накрывало с головой, отчего воспитанница начала без умолку рассказывать всё подряд: про строгие правила, про красное платье, которое запретили надеть, поэтому она вынуждена была прийти в сером. Рихард, улыбаясь, слушал.
Фон Норд немного наклонил голову в бок, облизнул засохшие от возбуждения губы, провел пальцем по руке Розэ. Она вздрогнула, дыхание стало неровным. Затем еще одно нежное касание и сейчас выросшая в строгости воспитанница впервые почувствовала возбуждение: внизу живота всё завыло. Розалия испугалась нового чувства, незаметно свела ноги, напрягла плечи, пытаясь успокоится.
Внезапно Рихард с сексуальной хрипотцой спросил:
– Ты скучала?
– Мне нужно идти, – сорвалась с места, но уйти граф не позволил, схватил за руку и усадил обратно, только теперь он её на самом деле обнимал: одна рука легла на талию, вторая – на плечо.
Девушка панически начала осматриваться, боялась быть замеченной наедине с графом, ведь это будет концом безупречной репутации: опозорит себя, отца, весь род Ларс!
– Прошу, пустите, – произнесла дрожащим голосом. – Если нас увидят, то…
– Посмотри на меня, – Рихард положил руки на лицо обеспокоенной девушки, – посмотри. – Делает паузу, а потом говорит ей в губы, – успокойся. Я приказал слугам не впускать в сад посторонних. Мы здесь одни. Расслабься.
Розалия кивнула. Смущение обрушилось волной, сердце забилось чаще. Не в состоянии смотреть в глаза графа, Розэ понурилась, опустив плечи и голову.
– Ты в порядке? – Рихард наклонился к ней, та торопливо заморгала. – Молчишь, не отвечаешь на вопросы, не смотришь на меня.
– Я просто очень волнуюсь, – шепотом призналась она.
– Почему? Мы уже как год знакомы, – вскользь напомнил фон Норд, ехидно улыбаясь.
– Просто…
Почти призналась, но сразу же запнулась во время ответа и зажмурилась. Не могла сказать правду – боялась. Женщина вообще, как их учат в академии, не имеет право признаваться в чувствах. Самое главное – и то! – по отношению кмужу– уважение. Но держать всё в себе еще тяжелее, ведь влюбленность в Рихарда разрывала Розалию на части, а когда он рядом то и вовсе сносила голову.
– Говори, – требовательно попросил фон Норд и воспитанница на выдохе ответила:
– Мне страшно, Рихард! – затем тараторя рассказала историю Шарлотты, но без подробностей, и виновато добавила, – со мной происходит нечто подобное: я чувствую к тебе то, что не должна и не могу с этим справиться. Мне… – горло пробирает судорогой и Розэ всхлипывает, – мне кажется я влюбилась в… в вас, граф!
Если по правилам Благонравной академии, то поступок Розалии – позор, от которого ей должно быть стыдно, но никакой вины на удивление, как подумала воспитанница, она не ощутила. Наоборот, с признанием пришло приятное облегчение.
Сейчас сердца молодой человеческой девушки и анкора бились в унисон. Внешне Рихард кажется спокойным, но внутри все задрожало, и он уже не может сдерживаться, чтобы не прильнуть к паре губами. Фон Норд ждал её чувств давно, сам не мог признаться, чтобы не отпугнуть девушку, выросшую в строгости и бесконечных правилах.
Взволнованно ждала ответа Рихарда. В душе затаился страх быть отвергнутой или хуже, – опозоренной.
Поцелуй – вот его ответ!
Поцелуй был быстрым, коротким, неожиданным. Розэ, ощутив на своих губах тепло его губ, сначала покраснела. Граф оторвался, ждал реакции, но девушка просто потеряно смотрела в его глаза, пыталась что-то сказать, открывала губы, но звука не было. Рихард еле видно ухмыляется уголками и приблизился к ней снова; искал во взгляде своей пары одобрение. Розэ прикрыла глаза и потянулась на встречу – вот оно!
Фон Норд целовал её, медленно. Она неопытно отвечала, путалась. Это заводило мужчину еще больше, ведь до него никто Розэ не целовал. Анкор постепенно углублял поцелуй, придвигая за талию девушку ближе. Робкий поцелуй медленно перерастал в легкий французский, у Розалии даже начало получаться. Восторг победил страхи. Девушка запустила руки в волосы графа, длинными пальцами провела по его сильной шее, плечам. Рихард гладил изгибы талии, нежно касался спины, переводил ладонь на поясницу и чуть-чуть ниже.
В мгновенных, почти совершенно не заметных прерываний, они слегка улыбаются, и их снова тянет к друг другу с новой силой.
* * *
Мне хочется проклинать день нашей первой встречи; его образ навсегда отпечатался в моем сердце, а душа с тех пор рвалась ежедневно к нему; напряженное опустошение снимали только встречи с ним. «Запретный плод сладок», – не зря так говорят; вкусив, хочется еще. Я потеряла счет своим грехам: обман, непослушание, своенравие, теперь еще и… распутство – самый страшный и постыдный для женщины. Мне от него не отмыться, я уже целовала Рихарда вчера: много, долго, страстно, упиваясь им.
Совесть терзала, а страх быть раскрытой добивал. Я даже не пошла на завтрак, нет аппетита. Я прокручивала в голове диалог с графом, вспоминая поцелуи; виню себя, но мнения ума и сердца рознятся. Вспоминаю касания графа – тело тотчас взвывает от желания очутиться в его объятиях.
Я сбегала, обещая: «Это последняя встреча!», шла к нему, снова ругала себя, затем прощала и всё повторялось по новой – замкнутый круг, который я не в силах разорвать. Всё усугубилось, мы зашли слишком далеко, точка невозврата пройдена.
Сегодня воскресенье. Выходной. Свободный день, когда мы можем заниматься чем хотим: воспитанницы практиковались в танцах, в рисовании, некоторые занимались уроками либо просто читали в библиотеке, другие рукодельничали; еще это день, когда к воспитанницам приходят в гости семьи. Ко мне редко приходили, отец часто уходит в плавание, а мама с ним, но сегодня – я так рада! – они оба пришли меня навестить, об этом мне сообщила миссис Клин.
На внутреннем подъеме я буквально полетела к ним, но замерла возле двери; совесть неприятно сдавила грудную клетку и вина комом подползла к горлу. Не знаю, как смотреть родителям в глаза, они ведь такого хорошего мнения обо мне, и представить не могли, что их примерная дочь так опозориться. Кусаю губы, открываю дверь и, с натянутой до ушей улыбкой, захожу в комнату для гостей.
Родители сидели на диванчике возле большого окна. При виде меня улыбнулись, поднялись и, раскрывая руки для объятий, направились ко мне. Я воскликнула:
– Мама! Папа! – и по очереди крепко обняла их.
Давно не видела родителей, очень соскучилась; папа за это время постарел, некогда каштановые волосы уже частично поседели, но при этом сам взгляд всё еще яркий и полон жизни, а вот мама всё та же: длинные волосы, такого же цвета, как и у меня, хорошая кожа и, не смотря на возраст, почти без морщин, а голубые глаза сияют, как звезды.
– Как ты выросла, красавица моя, – улыбнулась мама.
– Уже замуж можно выдавать! – радостно объявил отец.
Я поморщила нос от услышанного, отец заметил это и спросил:
– Что случилось, Розалия?
Отвечать прямо о нежелании выходить так скоро замуж не стала, и деликатно объяснила:
– Хочу с вами пожить, пап. А то Благонравная академия, потом резко замуж, – качаю головой, – вас толком и не видела.
– Моя девочка, – мама гладит меня по плечу, а затем приобнимет.
– Хорошо-хорошо, – кивнул, хохоча, отец. – Ты права.
– Пап, – я сглотнула вязкую слюну и спросила с замиранием сердца, – а ты уже нашел мне мужа?
– Претендент есть, дочка, – похвалился он, поглаживая живот, – да еще какой! – Расправляет плечи и гордо объявляет, – граф Людских земель – Рагнар Ярл.
Меня пробрало неприятной дрожью. Граф Людских земель – это, конечно, большая удача стать его супругой. Для человеческой расы в королевстве он и естькороль. «Все равны!», – лозунг, который хоть все и говорят, но понимают, анкоры всё же стоят выше: король – анкор, приближенные к нему – анкоры, графы – анкоры; большим уважением, среди рыцарей, тоже пользуется именноанкоры, а нас, людей, редко во что ставят. Рагнар Ярл хоть как-то борется с несправедливостью, он добился того, что стал единственным графом-человеком в графстве которого живутисключительнолюди. Богат, влиятелен, силен, умен и храбр – мечта многих, учащихся здесь девушек.
– Он уже дал согласие на брак? – спросила тревожным голосом, только отец переживания принял за мою радость и, смеясь, ответил:
– Всё? Уже родители не нужны? Как узнала, кто будущий муж так и замуж сразу захотела? Всё не так быстро, дорогая. Сначала граф Ярл приедет, увидит тебя, познакомится, а там решит. Вдруг чем-то не понравишься ему, тогда придется искать другого мужа, но ты не волнуйся, – протягивает в крайнем слове «у», – разве моя доченька может кому-то не понравится?
– Папа, а вдругонмне не понравится?
После этого вопроса, мама отошла от меня и прикрыла губы крем рукава, а отец, сложив руки на поясе, недовольно свел брови на переносице. Я отвела взгляд и неровно выдохнула, молясь, чтобы они ничего не заподозрили. Обидно, что собственным родителям не важно, понравится ли избранникмне, главное, чтобы симпатична была ему я. Ощущаю себя товаром, который родители просто пытаются подороже продать. Наврятли они исходили из того, чтобы будущий муж был приятен мне, для них важны лишь статус в обществе, хорошие связи и деньги. Уверена, отец изначально хотел Рагнара Ярла мне в мужья и плевать, как он выглядит и какого он возраста. Главное успешен и богат, еще и со дворцом связан!
– Понравится, – отрезал отец и потер подбородок. – Чему вообще здесь учат девушек? – возмущенно, но уже у супруги спросил он и махнул рукой. – Может еще сама себе мужа выберешь? – теперь мне, повысив тон.
Я не отвечала, лишь виновато глядела в пол, готовая разрыдаться. Вина новым огнем вспыхнула в солнечном сплетении. Теперь мне особенно страшно, что отец узнает о случившемся в поместье фон Норда. Я тотчас упаду в его глазах, ниже самого дна, прямиком в бездну.
– Энгель, – нежно к нему обратилась мама, – Розалия просто молода, – пожимает плечами. – Мечтает о лю… – делает короткую паузу, улыбается и исправляется, договаривая, – о симпатии.
– О какой симпатии? – фыркнул. – Где она вообще нахваталась такого?! Я её зачем отправил сюда? Искусству любви набираться? – даже наморщился, пока говорил. – Я Розалию сюда отправил, чтобы смирению и покорности научили! Чтобы не стыдно в дом мужа войти было, а она что делает? Перебирает претендентами! Ей, видите ли, надо понравиться!
– Что за шум?
Миссис Лоу сейчас была вроде внезапного снега в знойное лето. Я её не видела, стояла к ней спиной, но дрожала внутри, слыша, как шерудит по деревянному полу длинное платье. Директриса обошла меня, руки элегантно сложила на животе, сперва покосилась в мою сторону, затем, вздернув подбородком, посмотрела на моего отца, кланяясь в легком поклоне.
– Хорошо, что вы пришли, – объявил папа, не смотря на миссис Лоу.
Он очень пренебрежительно говорил с ней, но он мужчина, ему можно.
– Чему тут только учат в вашей Благонравной академии? – название учебного заведения отец скривил голосом. – Я вам свою дочь отдал зачем? Да чтобы вы её абсолютной покорности научили! А что слышу первым, когда говорю ей, что подобрал жениха?! Она переживает, чтоей, выбранный мною, претендент не понравится!
Когда миссис Лоу взглянула на меня – сердце ухнуло куда-то в пятки. Думала: «Конец мне! Сейчас она всё ему расскажет». После слов папы, директриса поклонилась еще раз и, не подымая глаз, извинилась:
– Это наше упущение, мистер. Я проведу с мисс Розалией дополнительные уроки по этикету благородной дамы. В дом мужа она войдёт послушной, не волнуйтесь.
– Очень на это надеюсь, – хмыкнул отец. – Только это раньше делать надо было, – вновь повысил тон, – а не перед самым выпускном. Кстати, миссис Лоу, когда у Розалии экзамены?
– Через пару дней, мистер Ларс. На следующий − осмотр у лекаря, он выпишет справку о состоянии здоровья девушки и о том, что она невинна.
– Прекрасно, – тянет гласные, кивая и поглаживая подбородок, затем задает еще вопрос, – а когда смогу забрать дочь?
– Пятого июня утром.
– Хорошо, – прокашлялся папа, и уже маме заявил, – пойдём, Лора, не будем задерживать, пусть уроки по манерам начнутся сейчас же! – махнул рукой, а затем, твердыми уверенными шагами направился к двери, даже не обнял меня на прощание.
Хотя бы обняла мама: быстро, но крепко, а затем, поблагодарив миссис Лоу за информацию, пошла за мужем.
Миссис Лоу, глядя на меня, огорченно вздохнула. Я её тихонько поблагодарила:
– Спасибо, что ничего не рассказали моим родителям.
Про случившееся в поместье директриса не в курсе, но вот то, что я сбегала, знает и повезло, что утаила.
– Розалия, сегодня вечером, ровно в девять я буду ждать тебя в своем кабинете, – строго проговорила одновременно со мной, а затем также поспешила выйти.
Реальность давит на меня, жмет на плечи, вжимая в землю. Я запрокинула голову и поморгала, дабы подступившие к глазам слёзы высохли. Не хочу плакать, нужно держаться и, наконец-то, определиться в жизни. Это сложно. Параллельно с серой реальностью шёл мир, назову так, – грёз, потому что, находясь рядом с Рихардом, начинает казаться, словно происходящее сон: слишком все хорошо, я ощущаю с ним легкость и свободу, а нежные поцелуи дарят полёт. Словно я пристрастилась к опиуму, он – мой личный опиум.
Я ждала вечера. Удивительно, что миссис Лоу сразу не отправила меня в свободную аудиторию и не принялась читать нотации. Весь день провела во внутреннем дворике академии, сидя на лавочке и читая книгу. Я бы, наверное, предпочла бы почитать о любви, но в библиотеке нашла лишь книгу по истории искусств; отвлечься не получалось, то и дело на каждой странице книги были изображены известные картины, а на них лики драконов, они напоминали о графе.
Вечером, после ужина, я направилась к директрисе, осторожно и никому об этом не говоря, чтобы не болтали лишнего.
– Можно? – сперва постучалась, потом заглянула в кабинет и, получив разрешение, прошла внутрь. – Добрый вечер, миссис Лоу.
– Добрый, – кинула мне, не глядя.
Женщина занята своим внешним видом: стоит возле большого овального зеркала и застегивает плащ, больше похожий на длинную черную мантию. Я лишь наблюдаю. Миссис Лоу надевает капюшон и говорит, – там на вешалке висит плащ и для вас, мисс. Наденьте.
Без лишних вопросов, я сделала то, что она сказала.
– Пройдёмте, – велела директриса и вышла из кабинета.
Я отступила, пропуская её вперед. Когда проходила мимо меня – поклонилась ей, и только потом вышла за директрисой. Шла недалеко, буквально на один шаг позади неё.
– А… куда мы идём, миссис Лоу? – всё же поинтересовалась.
Надевая на ходу длинные перчатки, она нейтральным тоном объявила:
– Увидишь.
Мы шли к выходуиз академии! Я поразилась этому, но уже будучи наученной, вопросы не задавала; придём – всё увижу.
Было темно. И как я поняла, то, что мы покидаем академию, секрет. Обычно с миссис Лоу всегда миссис Клин, но сейчас её нет и, когда мы вышли, ждала не карета, которые так любила директриса, а мрачный кэб – одноконный экипаж. В него она села первая и кивком головы попросила сесть и меня, я послушалась.
– Надень капюшон, – кинула миссис Лоу и посмотрела куда-то в сторону, тихонько добавив, – не хочу, чтобы нас узнали, – это было сказано, даже не мне, а просто опасения, высказанные в пустоту.
Я задумалась над её словами, но вслух решила не любопытствовать.
Кучер пустил волной поводья, и мы тронулись. Сидела смирно, лишь немного подалась вперед, чтобы через окошко видеть ночной город. Сегодня полная луна красиво царит в небе, совсем скоро достигнет зенита; двух-трехэтажные домики стоят одним за одним, очень уютные. Благодаря тусклому свету в окнах, за ними видны силуэты людей: вот мама читает ребенку книгу, сидя в кресле; вот семейный ужин; а в том доме, видимо трое детей, они бегают друг за другом и играют. На улице людей немного, а вскоре мы куда-то свернули, где вовсе никого не было, да еще и освещения нет. Сначала было не по себе, я лишь гадала куда мы направляемся.
Чуть позже яркий свет снова заполонил собой всё вокруг. Я снова выглянула и от картины, возникшей перед глазами, напряглась. Пьяные мужчины группами идут по улице и без засорения совести пристают к молодым девушкам, мягко говоря, очень откровенно одетым: на них платья длинные, которые плохо держатся, оттого оголены плечи и ключицы, внизу разрез столь сильный, что видны полностью ноги. Играет музыка, приглушенная и какая-то, если так можно сказать, откровенная. Люди словно в трансе, всюду царит грех.
– Где мы?
Миссис Лоу выглянула в окошко, пожала плечами и ровным безразличным голосом ответила:
– Улица борделей.
Я покачала не доверительно головой:
– Зачем мы здесь?
От миссис Лоу ответа не последовало; всё, что она сделала – закрыла окошко шторкой и велела не смотреть. Так тому и быть. Но внутри закипали переживания, новые вопросы, а директриса лишь молчит. Мне не по себе, почти жутко.
Когда кэб остановился, вдоль спины пополз ледяной змей. Миссис Лоу всё также молчалива. Женщина элегантно поднимается и, придерживая подол платья, выходит; кучер помогает ей спуститься, придерживая даму за ручку. За ней последовала я.
– Жди здесь, – приказала ему миссис Лоу, – мы скоро вернемся, – поправляет капюшон, а потом говорит мне, – идите за мной, мисс Розалия.
На ватных ногах пришлось плестись за директрисой. Со всех сторон доносились то смех, то слезы, то крики, то крайне неприятные женские стоны. Старалась делать вид, словно ничего не слышу, а когда миссис Лоу останавливалась и оглядывалась на меня, я замирала на месте. Видя, как мне неуютно здесь, она ухмылялась.
Там, где мы шли, было темно, единственным источником света были окна борделя, возле одного такого мы остановились. Сначала в окно заглянула миссис Лоу. Глаза женщины наполнились грустью, она опустила голову и размеренно, но опечалено выдохнула.
– Посмотри… видишь?
Что ж… моя очередь. Увидев мельком происходящее, моментально зажмурилась и отвернулась, но миссис Лоу настаивала: «Смотри-смотри» и я повиновалась.
Большая комната, освещенная красным светом, который давил на глаза и хотелось жмуриться. Вдоль стены большие велюровые диваны, на них мужчины-посетители в окружении разодетых женщин. Они вьются вокруг мужчин, как бабочки, разрешая трогать и ласкать себя, где тем вздумается. Девушки наливают им вино, «гости» пьют и довольно смеются. Одна из них растягивает посетителю рубашку, проводит по груди руками, тот расплылся в улыбке, как довольный кот. Все эти мужчины неприятные, отталкивают даже внешне. Я в ужасе оттого, как такие красивые девушки не брезгуют. Каждая из них миловидная, достойная стать чей-то законной супругой, быть матерью, а не терять драгоценное время в этом мерзком месте с этими жалкими отребьями…
Я скользнула глазами к другому дивану и… застыла в немом крике, лишь слезы горько хлынули. Передо мной Шарлотта, с ней мужчина. Посетитель глушит вино, рукой утирает остатки и плотоядно созерцает рыжеволосую красавицу. На фоне остальных она скромна и очень смущена, что выдает в ней ту главную особенность, присущую лишь воспитанницам Благонравной академии, – невинность. Невинность во всем, не только физическая суть, она проявляется в поведении, во взгляде, в манерах и даже в речи. Я вижу, как Шарлотте неприятно; мужчина тянется губами к её груди, она кривит лицо и сразу отстраняется, а тот фыркает, ловит девушку за запястье и рывком валит на диван, нависая своей огромной тушей сверху. Шарлотта борется, но тот сильнее; зажимает тонкие руки над головой и, как животное, целует ее щеки, шею, грудь, спуская бардовое платье ниже. Сначала вырывалась, а потом Шарлотта затихла, лежала под мерзавцем не живой не мертвой, а в зрачках отпечаталось безнадежное отчаяние.
– Ей нужно помочь! – тревожно вскликиваю.
– Поздно, – безлико процедила миссис Лоу.
– Но… – мои губы дрожат, и я выпаливаю то, что могла вспомнить, без возможности объединить слова в слитное предложение, – пекарь… любовь… чувства…
– Как бы горько не было, но Лео, сын пекаря, в которого Шарлотта искренне влюбилась, её бросил.
– Нет, – отрицательно качаю голову, вспоминая с какой нежностью подруга рассказывала о чувствах, потом припоминаю угрозы миссис Лоу и уверенно озвучиваю, – это из-за вас она здесь! Вы говорили, что не дадите ей спокойно жизни! Что все узнают о её глупости!
– Таким образом я лишь хотела Шарлотту напугать. Я бы никогда не позволила такому просочиться в люди, ведь пострадает не только её репутация, но и нашей академии, в частности моя. И потом, даже история с твоим отцом, я ни слова не сказала ему о ваших проступках, мисс Розалия.
Выслушав миссис Лоу, я ей поверила. Сложно объяснить, но чувствую, что её слова правдивы.
– Как Лео мог бросить Шарлотту? – утираю слезу.
– Лео никогда её не любил, – отрезала директриса и добавила, – все «искренние» чувства лишь плоды фантазии юной неопытной девушки. Он просто пользовался ею, а Шарлотта, по глупости и наивности, верила ему. Я слежу за судьбой каждой воспитанницы, Шарлотта не исключение. Я узнала, что сразу, после того, как покинула Благонравную академию, она направилась к своему возлюбленному. Думала, глупая, что он примет её, но этого не случилось. Отверг Шарлотту не только Лео, но и вся его семья. Они обзывали её самыми грязными словами и не важно, что чистоты лишил девушкуихсын. Мы живем в тяжелом мире, мисс Розалия, где женщины почти что вещи, мы должны всем, а нам – никто и ничего. Кроме как прийти в бордель, у неё другого выхода не было: ничьей женой ей теперь не стать, в Благонравную академию не вернуться, а хорошей работы для женщин нет, только если, опять же, наша академия, но для этого нужно образование, а она, как знаешь, его не закончила. В борделе хоть неплохо платят, Шарлотта сможет помогать маме, та вроде сейчас сильно болеет.
– Ужасно, – с горечью, сквозь тиснутые зубы, заключила я. – Неужели ей теперь никак не помочь? – всё еще ищу ниточку надежды.
– К сожалению, нет, мисс Розалия.
– Почему к нам так относятся? Почему мужчинам всё сходит с рук, а у женщин ломаются жизни? Почему Шарлотта сейчас так страдает, а тот подонок беззаботно живет дальше?!
– Увы, таковы правила нашего мира, леди Ларс, – вздохнула миссис Лоу, а я заплакала; она подошла ко мне, похлопала по плечу и тихонько сказала, – поэтому я привела вас сюда.
Поднимаю глаза на директрису, та продолжает:
– Вы запутались, мисс Розалия. Я это вижу. Трогательная история любви Шарлотты сбил вас с толку. Вам кажется теперь, что в отношениях между мужчиной и женщиной должна быть обязательно любовь, что без неё счастливому браку не быть, а женщина до конца жизни будет страдать с нелюбимым. Откуда знаю? Ох, поверьте, мисс Розалия, я уже давно работаю в академии, каждый год находится очередная «влюбленная», некоторых удается спасти, а некоторых… увы. Мисс Розалия, вы замечательная леди из хорошей, уважаемой в графстве семьи. Поверьте, отец желает вам добра и светлого будущего. Вскоре вы покинете академию и выйдите замуж, прошу вас не грустить, не смотреть зло на мужа, а советую…присмотреться. Кто знает, может со временем между вамитакаялюбовь возникнет, что вам и не снилась. Замужество – это защита для женщины. Муж несет за супругу полную ответственность. В обществе вас станут уважать, ведь вызамужем! – подчеркнула миссис Лоу.
О строгости мира к слабому, но прекрасному полу, мы с директрисой говорили долго, наш разговор продолжился уже в кэбе, который не спеша вёз нас обратно в Благонравную академию. Это был лучший урок за все обучение, мне показали наглядно, что случится с женщиной за непослушание. Бедная Шарлотта! Я так хочу ей помочь, но миссис Лоу говорит, что как бы страшно не звучало, но Шарлотты больше нет, ей не выбраться и она, как и многие, очутившиеся в греховном мире, навсегда забыты. Они живут, нодругойжизнью.
Миссис Лоу многократно просила меня быть осторожной, не ступать на кривую дорожку и даже не смотреть в ту сторону; говорит, заметила изменения в моем характере, спрашивала: не влюбилась ли я в кого. Разумеется, отвечала, что нет, скрывая истинные чувства к графу под семью замками в сердце.
Я была влюблена в Рихарда, но после сегодняшнего задумалась: «Вдруг и я окажусь обманутой», – страшнее ничего, кажется, в этом мире для меня не может быть. Всё-таки лучше прекратить общение с графом и, как советует миссис Лоу, слушаться отца.
История Шарлотты на меня очень сильно повлияла: я уже меньше думала о графе, а больше сосредоточилась на скорых экзаменах, словно вернулась «та» Розалия Ларс, которая быладовстречи с Рихардом фон Нордом.
Я штудировала учебники, повторяла пройденный материал за всё время обучения, в каждую свободную минутку практиковала танцы и поклоны и старания не прошли даром – у меня быливысшиебаллы по всем дисциплинам.
Я единственная из воспитанниц, которая отвечала преподавателям на вопросы уверено и сразу, ни секунды не сомневаясь в ответах. Не показала страх на публичном экзамене перед представителями дворца по хорошим манерам. К слову, меня иониотметили, как лучшую.
Плавные, правильные движения продемонстрировала в анкорском вальсе.
Я легко вела беседу с учителем по анкорскому. Нкор Уст отметил мое хорошее произношение, даже сделал комплимент, обозначив анкорский моим вторымроднымязыком. После слов нкора Уста я немного поникла… нет-нет, мне было приятно, конечно, просто невольно вспомнила графа… именно благодаря ему я свободно говорю на анкорском. Рихард часто практиковал драконий язык со мной, у других воспитанниц шанса поговорить с анкорами кроме как с преподавателем не было, потому и произношение у них хромает.
Великая гордость была в глазах миссис Лоу, когда я подходила к ней за дипломом на вручении. Мне кажется, так она смотрела только на меня. Возможно строгая, но миссис Лоу искренне волновалась за меня, боялась, что подведу не только себя, но и её, а главное… родителей, ведь в последнее время я проявляла себя не с лучшей стороны. Опасения директрисы не подтвердились, и я смогла закончить Благонравную академиюлучшей.
Затем настал один из самых неприятных дней – проверка у лекаря. К диплому прилагается две справки: одна о здоровье, вторая – о невинности. Все об этом дне думали с ужасом, я – не исключение. Можно на отлично сдать экзамены, но что-то со здоровьем – всё! – «ценность», как бы неприятно не звучало, падает; а если обнаружат, что воспитанница давно не девственница – скандал и позор семье. Я была десятой в очереди, очень переживала, хотя пока всё у всех было хорошо: каждая воспитанница выходила счастливой, поднимая долгожданные справки над головой.
– Леди Ларс, – позвала меня медсестра.
– Удачи, – шепнула, стоящая позади меня, Амелия.
Я кивнула подруге и, сделав глубокий вдох, вошла в кабинет. В ноздри сразу ударил неприятный запах медикаментов. Медсестра вернулась за стол, достала какие-то бланки и начала заполнять, параллельно задавая мне вопросы о том, не беспокоит ли меня что-то, какой цикл, если ли вообще жалобы на здоровье. Сам лекарь, женщина постарше, сначала помыла руки, потом надела перчатки; она тихо слушала мои ответы, кивала, а потом, когда я закончила отвечать, попросила раздеться.
Было неловко, но сделала то, что она попросила и прошла за ней. Когда лекарь отодвинула голубую шторку, и я увидела о-очень странное кресло, на которое меня попросили залезть, напряглась, а глаза в ужасе округлились. Я… в такой позе… Щеки пылали от смущения! И не важно, что у врача, такая ситуация для меня большой стресс! Дернулась, когда почувствовала руки лекаря в самом сокровенном месте; очень неприятно, но к счастью, всё быстро закончилось. Врач объявила:
