Текст книги "Второстепенный: Плата (СИ)"

Автор книги: Ирина Нельсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Это было бы нормально для Златовласа и Альваха. У них и кровь была оранжевой, и слёзы отливали зеленью, и пахли они не неуловимыми мускусными запахами и потом, а чем-то древесным и еловым, вроде кедра. Но у Вадима было человеческое тело. А у людей из глаз никогда не тёк яблочный сок. Первое адекватное предположение – реакция на кулон – рассыпалось прахом, когда Корион расстегнул цепочку. В ауре Вадима царил полнейший штиль.

– Спокойно! Возьми всё, что хотел взять, бумаги, медицинское дело и иди в Сид Трёх Дубов, – скомандовал Златовлас, когда заклинание уверенно заявило, что никаких отклонений нет. – Мы сейчас будем там.

Но единственное, что выяснили в Сиде Трёх Дубов – аура целителя истончилась. Словно за последний месяц Вадим регулярно подвергался каким-то колоссальным нагрузкам. Корион как раз осваивал донорские браслеты, чтобы подпитать ауру, когда пришли Владыка и Судья.

– Это странно, – хором сказали они, взглянув на карточку. – Такое ощущение, что он пару раз в неделю летает на Марс и обратно.

Зная Вадима, такое вполне могло быть на самом деле.

Он очнулся только через час, когда Корион уже взмолился Владычице.

– Дела мира духов? Что за дела такие? – от облегчения закружилась голова. Впервые с войны Кориону захотелось скрутить самокрутку из конопли и хорошенько затянуться.

– Расхлёбываю последствия собственной глупости. Не волнуйтесь, это скоро пройдёт, – расплывчато ответил Вадим и приподнялся на подушках.

Широкий ворот пижамы съехал ему на плечо, обнажив острую ключицу. Кожа на груди и шее ослепляла бледностью. Кориону она не нравилась. Мальчишка должен был купаться в солнце, получать от него золотистые веснушки на нос и шелушащуюся от загара кожу на спине. Он должен был собирать охапки жёлтых одуванчиков, с хохотом скакать по степям и полям на лошади и с лукавой улыбкой принимать венки от влюблённых девчонок, не скупясь на поцелуи. А вместо этого он лежал на постели посреди Сида Трёх Дубов, полного бьющей по нервам магии. Зима и эльтские сиды словно высосали из него краски, силы и здоровье.

– Нужно сказать Валенсии…

– О, она уже знает, – отмахнулся Вадим и повёл глазами, осматриваясь. В углу палаты он сразу увидел Альваха и Златовласа, которые внимательно читали записи о лечении лучевой болезни. – Здравствуйте, Владыка Златовлас и… э-э-э…

– Можно Судья, можно просто Альвах, – подсказал ему Альвах и, очаровательно улыбнувшись, пересел к нему на кровать. Вадим едва успел подтянуть одеяло. – Как ты себя чувствуешь, целитель?

– Лучше, спасибо, – насторожённо отозвался Вадим.

Альвах рассматривал его с нездоровым любопытством, наклонив голову набок и в задумчивости накручивая прядь волос на палец.

– Извините, – не выдержал наконец Вадим его пристального взгляда. – Вам бабочки не мешают?

– Бабочки? – озадаченно переспросил Альвах. – Какие бабочки?

– Э-э-э… – судя по сконфуженной мордашке, Вадим явно пожалел о сказанном. – Которые над вашей головой всё время летают.

Корион заподозрил его в помешательстве и уже собрался звать лекарей, но Альвах вдруг просветлел:

– Ах, эти бабочки! Как интересно, когда-то это были стрекозы, потом мелкие птички. Нет, не мешают, – и грустно улыбнулся.

– …Понятно. Извините, – после непродолжительной паузы извинился Вадим.

– Ничего страшного, – Альвах вздохнул. – Я рад, что они со мной. Жаль только, что они навсегда всего лишь невидимые мне бабочки.

– Одна у вас на левой руке сидит, на запястье, – сказал Вадим.

Альвах проследил за его взглядом.

– Их всё ещё восемнадцать? – спросил Златовлас

Вадим озадачился, явно попытался подсчитать.

– Эм… Одной, кажется, не хватает. Но я могу ошибаться, – поспешил он добавить после того, как Злат тревожно вскинулся. – Они все одинаковые и постоянно летают.

– Верно, их сейчас семнадцать, – Альвах улыбнулся куда счастливее и, поймав озадаченный взгляд Златовласа, коротко ответил: – Летом мне приснилось, что Илмариона забрала одну.

– Столько лет не могла, а тут вдруг получилось?

– Она была не одна, – коротко ответил Альвах и вдруг с нежностью потрепал кудряшки Вадима. – Седьмой потом подтвердил мои догадки.

Златовлас заморгал, издал переливчатый тонкий звук на грани слышимости – знак крайнего удивления. Корион ничего не понял в разговоре Изначальных и даже не пытался разобраться. Это явно было не его дело. А вот Вадим, судя по сосредоточенному лицу, понял куда больше.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Птичка, значит…

– С сестрой? С ними же ничего не случится? – забеспокоился Златовлас.

– Не волнуйтесь, – вздохнул Вадим. – С вашей птичкой всё в порядке. Она в малиннике живет, в саду бабули.

Златовлас нахмурился, потёр лоб.

– Сад… Участок с пустой землёй и пылающим деревом возле бани? Раз так, тогда ладно…

Вадим попытался сесть повыше, но Корион его удержал.

– Вам сейчас нельзя вставать.

– Да? – удивился мальчишка, но остался лежать.

Корион подоткнул одеяло и, поддавшись порыву, поправил растрёпанные кудряшки. Вадим покосился на его пальцы, играющие с мягким локоном, и на его бледных щеках разлился румянец. Больной, слабый, но он вспыхивал даже от таких невинных прикосновений. В такие мгновения из него выглядывало что-то тёплое, уязвимое и мягкое, что делало его невероятно похожим на Валенсию. Наверное, секрет был в том, как они оба светлели едва уловимой улыбкой, поводили глазами в смущении и теребили первое, что попалось под руки. Корион даже не знал, чем очаровывался больше и что искал – Валенсию в Вадиме или же Вадима в Валенсии. Близнецы были слишком похожи друг на друга, несмотря на всю разницу. Наверное, такими были языческие Аполлон и Диана.

В голову стрельнула уже знакомая боль, из глубин памяти потянуло морской бездной. Возникло мучительное ощущение, что сейчас оттуда должно что-то всплыть. Что-то давно забытое, но очень важное…

– Корион Велдон Хов! – встрепенулся Златовлас.

Но Корион смотрел не на него, а в прозрачные зелёные глаза. И в них разгорался испуг.

– Профессор, у вас глаза светятся!

– Корион!

Возглас Владыки сопроводило ощущение крепкого подзатыльника, точно такого же, как у деда.

«Вадиму сейчас нельзя волноваться», – напомнил себе Корион и усилием воли затолкал зуд не вспомненного подальше, захлопнул уже скрипнувшие двери. По облегчённому выдоху мальчишки понял, что всё сделал правильно.

– Так, – резко сказал Златовлас. – Давайте уже о деле. Вадим, ты писал, что больные не могли быть источником заражения, что болезнь идёт от внешнего источника: пыли, воды, принесённых из зоны вещей. Таврок проверил территорию. Эльты смывали с себя радиоактивную пыль, и она заражала воду в домах.

Вадим встрепенулся.

– Точно, вы же делаете замкнутый цикл очистки, – пробормотал он. – Это из-за него? Но почему? Я не спец в физике, но вроде так быть не должно!

– Фильтр, – ответил Корион. – Магический фильтр не рассчитан на такое загрязнение. Заряженные частицы сбили настройки магокристаллов, и фильтры начали создавать неустойчивые минералы. Элементы начинали распадаться и...

– Излучать радиацию, – поражённо выдохнул Вадим. – А эльты её пили.

Альвах покачал головой.

– Ты заслужил премию и звание магистра алхимии, Корион, – уважительно сказал он. – Как ты додумался до проверки воды? Ты же всю жизнь работал с обезболивающими!

– Я просто умею нестандартно думать, – ответил Корион. – И проверять.

Златовлас весело фыркнул. Владыка прекрасно знал, что толчком для нестандартной мысли послужил напрочь забитый людскими фекалиями фильтр и почти разряженные магокристаллы, из-за которых почти вся вода в доме алхимика приобрела отвратительный запах аммиака. Во время замены Корион увидел, что магокристаллы хранят заклятье преобразования веществ, очень похожее на то, которым пользовались на школьных уроках. И, вспомнив слова Вадима о количестве преобразованного вещества за раз, решил проверить. Третий опыт показал, что заклятье превращения в магокристаллах сбоит сразу же после прохождения сквозь него неустойчивого урана и в результате создаёт что-то совсем невообразимое. Убойное. Как раз того самого уровня, который вполне способен вызвать лучевую болезнь.

Да, Корион определённо заслужил своим открытием премию. Но от одной мысли, что всю эту историю с забитым фильтром напечатают в научных кругах, ему становилось плохо. Конечно, всегда можно сказать, что настоящий гений и из дерьма выкопает что-то новенькое, но сам факт, сам факт…

– Мы наложили щиты на водопроводы Таврока, через пару часов излучение упадёт до нормы, и мы отправим туда целителей, – продолжал Златовлас, глядя на Вадима. – Мы хотели, чтобы ты пошёл с ними, но тебе стало плохо. Нам обещали, что тебе станет лучше через три-четыре дня терапии, поэтому ты не мог бы посмотреть больных после неё? Я не прошу напрягаться и исцелять всех сразу, – он поднял руку, едва мальчишка открыл рот. – И с диагностикой мы справимся сами. Но ты единственный можешь не просто увидеть генетические уродства, но и убрать их. Мы же утратили это искусство давным-давно. Мы хотим, чтобы ты помог тем, кто срочно нуждается в этом. Хотя бы детям.

Вадим вздохнул и закатил глаза.

– Конечно, я помогу. Вы же знаете, что иначе у меня не получится, – он закатал рукав, и тёмная вязь татуировок на его запястье отчётливо сверкнула золотистыми искрами.

Златовлас и Альвах дружно склонили головы в знак уважения.

– И ещё кое-что, – произнёс Альвах. – Нам известно, что у тебя в подчинении находится дух Ая, келпи, который при жизни состоял в Сопротивлении. Он точно участвовал в убийстве румын, есть свидетели. Мы хотели бы его допросить.

Вадим задумчиво почесал лоб, стрельнув глазами в пустой угол.

– Не факт, что он скажет.

– Вадим, нам нужно, чтобы он заговорил, – серьёзно сказал Альвах. – Среди тех имён, которые дал нам Уильям Уоррен, нашлись политики. А твой доклад по лучевой болезни значит, что Сопротивление получило не только власть, но и средства на исследования, и исследователей, и, возможно, даже подсказки от ренегата. Мы уже поняли, насколько безгранична и опасна эта энергия, ты очень красочно описал пример с Хиросимой и катастрофами в Чернобыле и Фукусиме. Эта альтернатива магокристаллам не только угроза для эльтов, но вообще для всего живого. Их нужно остановить, ты понимаешь?

– Я понимаю, – посерьёзнел Вадим. – Но тут дело в том, что Ай связан клятвой. Он вынужден молчать.

Воцарилась тишина. Альвах и Златовлас переглянулись.

– Клятвой? – тихо переспросил Златовлас. – Но насколько я помню, все клятвы после смерти разрушаются.

– Да, – очень странным тоном ответил Альвах. – Но их могут наложить на душу друиды. Друиды могли сохраниться у перевёртышей. У них тоже человеческие души.

Вадим вновь повернулся к пустому углу, прислушался к чему-то и сказал:

– Он говорит, что печать на нём поставили давно. И сразу на душу. Говорит, что он клялся на двух священных книгах. Но священной для него была только одна. Вторая же от ложного бога, одного из множества.

Золотые и платиновые пряди ожили, потянулись навстречу друг другу и переплелись. Корион едва не вздрогнул, когда в его черепе, сначала хорошенько переворошив память, прозвучал слаженный дуэт:

– Корион, круг поисков ренегата сузился.

Да, Владыка и Судья оставили после себя очень чёткую цепочку воспоминаний, ассоциаций и логических выводов. Священным текстом для Ая являлась Библия, а вторая книга – что-то от язычества. И судя по тому, что клятва держалась после смерти, что печать ставилась сразу на душу, это значило, что это были те самые запрещённые знания друидов времён первой войны. Знания, заключённые в напитанные силой друидов книги. В Великобритании такие книги хранились в разных бруиденах, в строгом секрете. Сам Корион знал лишь один род хранителей. Более того, когда-то ему позволили воспользоваться этими книгами, чтобы поймать Владыку в ловушку души. И семья Ая как раз работала на эту семью.

Аунфлаи. Мерфин или Мэдог? Или же они оба?

Корион вскинул голову и уставился на Изначальных.

– Нет, это невозможно, – замотал головой Златовлас. – Зачем бы это им? Если говорить о случае со мной – у них не было другого выхода, они пытались обезопасить вас от меня, и это правильно. Но сотрудничество с людьми? И зачем им взрывать собственный дом?! В этом нет никакого смысла!

Да, Владыка был прав. Корион просто вспомнил тех, о ком знал. Книги Тлалока хранили не только Аунфлаи. В Великобритании так точно.

– Лорду Мэдогу, возможно, и не надо, – вдруг сказал Вадим. И вид у него был такой, словно он решился на прыжок с Пизанской башни. Он нервно облизнул губы, частыми глотками хватая воздух ртом, и выпалил быстро, чтобы не передумать: – Но вот директор точно знаком как минимум с одной женщиной из Сопротивления. Это приёмная мать Криса Стенли. Ким. Но может быть, он об этом не знает! – зачастил он сразу же. – Крис говорил, что Стенли должники Аунфлаев. Возможно, они просто однажды попали в Фогруф, или их родственники попали, и смогли скопировать нужные книги?

Корион вцепился в плечи мальчишки.

– Откуда вы знаете, что Ким Стенли состоит в Сопротивлении?!

Мальчишка взвизгнул от боли. На глазах выступили слёзы, и Корион, опомнившись, ослабил хватку. «Нельзя волноваться», – напомнил он себе и сбавил тон:

– Прости, я не хотел причинять боль. Так откуда ты знаешь о Ким Стенли?

– Я… я… я её лечил. В ночь перед тем, как вернуться к вам, сэр, – прошептал Вадим. – Это с ней был Змей. У… у меня есть дневник Криса. Она и директор Аунфлай давно знакомы. И с Аем. Вот.

Корион вспомнил, как после наказания Владыки Мерфин, полубессознательный, накачанный лекарствами чуть ли не по уши, просил брата не пускать Кристиана Стенли домой – ему понадобилось колоссальное усилие, чтобы вновь не сжать пальцы на острых подростковых плечах.

– И ты молчал! Знал и молчал!

– Она была моей пациенткой, а я обязан лечить всех, это раз. И у меня будут охренеть какие проблемы от Змея за то, что я всё-таки это сказал, это два, – холодно отчеканил Вадим. – Это древнейший человеческий тотем, он старше многих богов. Я могу только просить его и договариваться, не приказывать. Ай мне от него не защитник. Уж простите, что я такой трус!

Вадим не врал. Он действительно боялся Змея. Но вот трусость… Корион за всё это время увидел в мальчишке очень многое, и уж трусости, той самой, подлой и предательской, в нём точно не было. Молчания от него добились явно иными методами.

Корион вспомнил яблочные слёзы и сразу по-новому посмотрел на больничную палату, на кровать и донорские браслеты. Альвах встал и собрал бумаги, а по связующей нити от Владыки пришла волна одобрения.

– Да. Вполне возможно, что Змей что-то сделал с ним, – прошептал Злат по связи и потянул Альваха к выходу, сказав уже вслух: – Отдыхай, Вадим, и пока не думай о работе или учёбе. Целители скажут, когда будет можно лечить.

– Спасибо. До свидания, – попрощался Вадим и облегчённо выдохнул, когда за Изначальными закрылась дверь. – Профессор, а вы…

– Я донор. Я останусь до утра, – коротко ответил Корион.

Вадим окончательно расслабился. Корион поколебался, но всё-таки спросил:

– Волхов, что с вами сделает Змей?

Вадим поморщился, мимолётно, бессознательно прикоснулся к груди и заговорил о стихах, которые писал к созданному в незапамятные времена «Голосу степи».

Глава 9. Отцы и дети

Наверное, в этом виновата мелодия, которую я весь день пыталась переложить на песню, но мне снилось что-то сладостное, наполненное жаркими степными кострами, шатрами кочевников, запахом лошадиного пота. Я плясала, пела и возносила молитвы под десятками восхищённых взглядов. А поверх всего этого, как огромный купол ночного неба с алмазной россыпью Млечного пути, из точёного тела, закованного в железные доспехи, на меня смотрело знакомое создание. Нездешнее, чуждое Земле и всему, что на ней цвело, но живое и дышащее любовью, совсем не такой, какой владела я.

Моя любовь вожделела, разжигала огонь жизни в жилах и заставляла биться до крови в стремлении сделать лишь своим, затмевая разум. Любовь чужака сияла ровно и спокойно, готовая с уважением принять каждого, кто примет его, или отступить от того, кто его не принял. Она не желала, она не ревновала, она не пылала, она не меняла. Поначалу мне даже показалось, что её и нет вовсе, но она была, холодная, эфемерная и вечная, словно звёздный свет. Моя любовь была мимолетна, вместе с ослепительным счастьем дарила новую жизнь и боль, эта же дарила принятие, уважение и безграничную преданность раз и навсегда, но не грела в одиночку.

От одиночества он и умирал, разбив о скалы свою железную птицу, когда я встретила его впервые. Я же его и согрела, зачарованная необычной любовью. А он без колебаний и сомнений осветил ею меня.

– Они чужие. Они опасны. Они должны уйти! – шипели все вокруг. – Они не знают смерти, наш мир им не подходит!

Но я видела, что мы можем жить все вместе, стоит лишь показать, что в мимолётности есть своё очарование. Поэтому и ушла отсюда, бросив свою избушку и наплевав на свои ягоды. Поразительно, что они не только сохранились, но и разрослись, заняв четверть сада.

– Мы благодарны тебе, – вырывая меня из мыслей, сказал знакомый звонкий голос.

Я оторвалась от разглядывания полуразрушенного очага, заросшего малиной, и подняла голову. За низкой оградой, мягко поглаживая лошадь по белоснежной шее, мне улыбалась Владычица Илмариона. Её невесомые одежды парили среди тумана, следовали за каждым её движением, а длинные затейливые украшения в фиолетовых волосах переливались в лучах солнца. Она сидела верхом без седла и уздечки легко и непринуждённо, смотрела лишь на меня, и только длинное острое ухо, повёрнутое к дому, показывало, что Владычица чутко следит за домом бабули. Из малинника тут же выпорхнула птичка и, сев на подставленную ладонь, издала радостный переливчатый свист, так напоминающий вопрос «Ты Витю видел?» Илмариона с улыбкой погладила розовую грудку – и в её ладонях расцвёл огонь. Птичка довольно засвистела, вытянула шейку и прижмурилась – огонь гулял по её перьям, впитывался внутрь хрупкого тельца, грея, а не сжигая. Откуда-то я знала, что на ощупь розовые пёрышки напоминают шёлк, а на вкус – холодные тающие льдинки.

Да. Перед тем, как перейти речку Безымянку и постучаться в ворота бабули, я, голодная и измученная, ощипывала перья верещащей от боли птички и жадно их глотала. А Илмариона держала у моих губ чашу с голубоватым молоком кобылы, и нежный вкус смывал усталость и боль в сбитых ногах, возвращал силы…

– И вам здрасьте, – кивнула я. – Это ведь из-за вас я на треть эльт, да?

Илмариона шкодливо улыбнулась, разом став похожей на мальчишку, который на спор нарядился в женские тряпки.

– Соседка не сильно злилась на наше самоуправство? – спросила она.

– Она отомстила – Златовласа напоила молоком Зорьки и накормила пирожками.

Илмариона прыснула.

– То ему – что слону дробина. Вот если б она скормила ему тебя – тогда да, тогда бы что-то да вышло. Но ведь ей того и не надо, верно?

Лошадь потянулась ко мне через ограду, посмотрела своими глазами, в которых клубился туман, и ткнулась губами в щёку. Я погладила её по морде, вспомнив, что когда-то её глаза были обычными, а бока, сейчас белоснежные, – сивыми. Когда-то это была совсем другая лошадь. Моя.

– Да. Бабуле того не надо. Сивка не бузит?

– Что ты! Она очень послушная. С тех пор как мы…  – лицо Илмарионы потемнело, но она закончила очень твердо: – её накормили, она возит только нас. Скажи, – она с тоской посмотрела на блаженствующую в её руках птичку. – Скажи, они навсегда останутся такими?

– В том смысл платы. Чтобы что-то получить насовсем, – я почесала лошадь за ухом, – нужно что-то насовсем отдать.

Птичка выпорхнула из её рук и спряталась среди ягод. Илмариона проводила её тоскливым взглядом.

– Но ведь перья снова отросли. Она стала больше. Если попытаться выкормить хотя бы её…

– Таким, каким должно было быть изначально, ваше дитя не станет никогда. Но она может стать чем-то другим, – пожала я плечами. – Мы на Земле. Здесь всё со временем меняется.

– Да, – Илмариона внимательно посмотрела на меня, на цветущий яблочный пень за моей спиной, и её глаза странно вспыхнули. – Да. Они все могут стать кем-то другим. Благодарю тебя.

Она мягко погладила Сивку по шее, и та растаяла в тумане, напоследок махнув роскошным хвостом.

– Карр!

От неожиданности я подскочила. Ворон, до этого прятавшийся в ветвях вишни, довольно закаркал, захлопал крыльями, запрокидывая голову.

– Ты всё это время был здесь, Кайракан? – осуждающе спросила я.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ворон, не переставая хохотать, перетёк в шамана. Тот спрыгнул на землю, напоследок взмахнул ленточками на рукавах и сдвинул на лоб костяную маску. Загорелое, не имеющее возраста лицо улыбалось рассеянной улыбкой. Тёмные глаза смотрели куда-то сквозь меня.

– Да, – не стал он отпираться. – Не буду скрывать, мне не нравится то, что с тобой случилось. Но и игры Змея и моей прекрасной супруги мне тоже не по нраву. Так что мы с Волхом и Овто просто сделаем так, чтобы твоя жизнь не оборвалась в любом случае. Ты и моё дитя тоже. Никто другой тебя не заменит. Я не буду учить тебя и осуждать твой выбор. Под моим крылом хватает места для всех.

– Спасибо, – выдохнула я.

И открыла глаза.

*   *   *

– Этого не может быть. Не может. Вы ошибаетесь. Он не мог…

Мэдог сидел, сгорбившись, и в отрицании мотал головой, словно пытался вытряхнуть всё, что попало в уши. Он спокойно пришёл в Караульную Службу и не сопротивлялся, когда стражи взяли его под арест. И искренне не понимал, что происходит, до тех пор, пока Альвах не рассказал о подозрениях насчёт Мерфина. Растоптанный и жалкий, в своих богатых ярких одеждах он сразу стал выглядеть нелепо, словно нищий, который попытался выдать себя за благородного. Скованные за спиной руки и Безликие, державшие плечи, лишь усилили впечатление.

Златовлас повернул его к себе за подбородок, заглянул в шокированные глаза. Мэдог вцепился в гладкую шестипалую ладонь, прижался к ней поцелуем и лихорадочно забормотал:

– Владыка, этого не может быть! Это же Девятый из бруидена Аунфлай! Он перенёс пробуждение сути, едва не потерял себя, он же больше Девятый, чем Мерфин! Он не мог, это какая-то ошибка! Пожалуйста, проведите расследование, допросите его со связующей нитью, я умоляю...

Златовлас погладил его по волосам. У них с Мэдогом не было общей нити, но Владыка всё равно ощущал его шок и неверие как свои, и они разносились от него по всем, кто был связан с ним. Корион ощущал, как эльты замирали, откладывали в сторону дела, просыпались в постелях и прислушивались к связи. Но тень храна, привычно обнимающую сознание Владыки, никто пока не замечал. Всех больше занимало состояние Владыки и яркий, не уступающий в ему силе свет сознания Верховного Судьи.

– Конечно, мы всё расследуем, Мэдог, – спокойно ответил Альвах. – Но ты сейчас ответишь на все наши вопросы и потом приведёшь сюда Мерфина.

Мэдог выдохнул и прижался щекой к груди Владыки в поисках поддержки.

– Конечно. Я всё скажу.

Он действительно рассказал всё, что знал. Да, книги Тлалока действительно лежат у них. Нет, он не знает, допускался ли к ним кто-то ещё, кроме Кориона Хова. Да, у Мерфина на попечении находится мальчик Крис Стенли, осиротевший эльт. Мерфин пристроил его к своим должникам людям. Почему к ним, а не в бруиден? Мерфин утверждал, что так мальчику будет проще ужиться с людьми. Мэдог не спорил, ему было не до того. Какой семье принадлежит Крис? Так он сын Элизуда Броуна, да, из той самой семьи, которая погибла ради заточения Владыки. Знал ли Мэдог, что мальчика отдали людям из Сопротивления?

– Как Сопротивления?! – побелел лорд. – Но Мерфин утверждал, что это его должники!

– Значит, не знал, – кивнул Альвах и задал следующий вопрос.

И чем дольше длился допрос, тем яснее становилось – Мэдог о делах брата знал очень и очень мало. Он в принципе почти не интересовался бруиденом и занимался больницами, глобальным похолоданием, Циклогенератором, связями с другими бруиденами, наказанием келпи, оставив младшему брату всё остальное.

И для Мерфина это вышло боком. Мэдог не смог сказать ничего в пользу его невиновности. Дыр стало больше, и в каждую залезал отряд сопротивленцев. Ай, который с подачи Мерфина стал почтальоном и проводником, Крис, который жил в доме неблагонадежных людей, убийства и массовые отравления бруиденов, взорванный Циклогенератор, сорванная облава... Да даже смерть Стоунов, еще одних должников Мерфина, которые приютили Вадима! И список можно было продолжать и продолжать. Корион прекрасно знал, как умело Мерфин манипулировал всеми вокруг. И им в том числе.

– Что ты за лорд, Мэдог? – спросил с упреком Златовлас. – У тебя школу чуть не взорвали, перетравили всех учителей, убили жену, а ты…

– Я говорил отцу, что я плохой лорд, Владыка. Но ни он, ни мама и слушать ничего не хотели. Ведь у Мерфина было пробуждение сути! – горько сказал Мэдог. – И неважно, что он справляется с властью гораздо лучше меня…

«Да, всё так и было, Владыка», – подтвердил Корион, вспомнив, как Мерфин ловко управлялся и с Фогруфом, и с келпи, и с прочими вопросами.

– Приведи Мерфина, – велел Златовлас.

Альвах кивнул Безликим – и те выпустили Мэдога. Лорд тяжело поднялся, медленно, через силу подошёл к зеркалу, набрал комбинацию. Зеркало мигнуло и отразило рабочий кабинет. Мерфин сидел за столом в уютной пижаме за стопкой бумаг, подогнув одну ногу под себя и засунув карандаш себе в неаккуратный пучок на макушке.

– Мерфин, ты срочно нужен в Карауле, подойди, пожалуйста, – вежливо попросил Златовлас.

Тот дёрнулся, схватился за волосы и чуть не упал.

– Я… прошу прощения за свой внешний вид...

Златовлас терпеливо позволил ему переобуться, набросить на плечи халат и с приглашающим жестом отступил в сторону. Мерфин спокойно шагнул в портал и вскрикнул, когда Безликие заломили ему руки.

– Что происходит? Брат?

– Подождите, не надо с ним так! – Мэдог рванулся к нему, обнял лицо ладонями, заглянул в сиреневые глаза, в которых уже светился дикий огонёк. – Мерфин, успокойся. Произошло небольшое недоразумение, я уверен, Судья и Владыка сразу разберутся. Всё будет хорошо.

Мерфин опустил веки.

– ...Хорошо. Присмотри за Оливией. Дети уже пинаются, – после паузы сказал он и покорно обвис в руках Безликих.

– В антимагическую темницу его, – велел Альвах. – Мэдог, ты же не откажешься переночевать в соседней камере? О Фогруфе мы позаботимся.

Мэдог оглянулся на него, молча кивнул и пошёл следом за Безликими.

– Кто-нибудь мне всё-таки скажет, в чём я провинился? – взвыл Мерфин и замолчал, получив болезненный тычок под дых.

Корион глазами Владыки увидел, как Мэдог нервно сжал кулаки, явно сдерживаясь от ответной любезности. Златовлас ободряюще кивнул братьям, а по мысленной связи к Альваху прокатился приказ:

– Завтра увести Мэдога в капюшоне смертника так, чтобы Мерфин это увидел. Затем помариновать в одиночестве и неизвестности денька три. И следить в оба, чтобы он не ушёл к Владычице. Приступы пробуждения сути не провоцировать. Книги Тлалока изъять, проверить на наличие посмертных клятв душ и вырванных страниц. Криса Стенли аккуратно и доброжелательно расспросить о жизни. Лучше бы в неформальной обстановке. Пусть это сделает кто-нибудь из его друзей. Корион, у Волхова, кажется, был его дневник. Передай нам. А теперь… – Златовлас вздохнул, повёл плечами и распахнул мысли для всех, с кем был связан: – Слушайте, братья и сёстры! Сопротивление заручилось поддержкой людской власти и сделало новый вид оружия. Его принцип основан на резком повышении радиационного фона. Кого-то оно убивает сразу, как убило румынский бруиден, кого-то поражает болезнью, как бруиден Таврок из Молдавии, кого-то убивает медленно и незаметно. Выявить радиацию можно с помощью счётчика Игнеборги. Проверять нужно воду, еду, воздух и все бытовые вещи. Если показания превысили две единицы, значит, у вас есть источник радиации. При обнаружении немедленно сообщить мне, закрыть себя и своих близких алхимическим щитом номер пять и уйти подальше в лес, не ставя в известность перевёртышей. Всем проверить свои дома!

Все страны и континенты, составляющие эгрегор, ужаснулись. Как одно существо, эльты встали, взяли в руки приборы и пошли, невзирая ни на время суток, ни на дела, ни даже на погоду и одежду.

– Как прикажет Владыка, – вместе со всеми выдохнул Корион.

И словно сквозь вату ощутил толчок в бок.

– Профессор? Профессор, вы спите?

Корион вздохнул и плавно, точно из глубины, вынырнул из связи.

– А вы как думаете, мистер Волхов? – недовольно спросил он, приоткрыв глаза, и пошевелился. Шея с поясницей отозвались ноющей болью – тахта оказалась неудобным местом для сна. – Что у вас случилось?

Вадим неловко улыбнулся, переступил с ноги на ногу и тряхнул спутанными кудрями в сторону двери.

– Там… Там леди Шейк пришла. А вместе с ней лорд Бэрбоу и какая-то девушка в белых одеждах.

– Девушка в белом? Час от часу не легче, – проворчал Корион. – Да, Волхов, Кристиан Стенли дал вам свой дневник. Он у вас в сумке или же остался дома?

Вадим удивлённо моргнул и, плюхнувшись на кровать, потянулся к тумбочке. Пока он копался в почтальонке, засовывая в неё руки по локоть и беспечно болтая ногами, Корион следил за его пятками. Пятки были аккуратными, розовыми, без мозолей и трещин, и плавно перетекали в изящные лодыжки.

– Вот, сэр, – Вадим перевернулся, сел – лодыжки спрятались под широкими пижамными штанами – и протянул потрёпанную тетрадку в тёмной обложке.

– Чудесно. Благодарю вас.

Корион поймал себя на разглядывании косточки на запястье мальчишки. Косточка казалась необычайно трогательной на фоне многочисленных фенечек. Запястья – тонкими. Пальцы – по-девичьи аккуратными. «А ты кажешься педофилом! Пятки, лодыжки, запястья, пальцы… Просто он очень похож на Валенсию. Даже форма ногтей такая же. Повзрослеет – ничего от этой тонкости не останется», – подумал Корион и, забрав дневник, пошёл открывать дверь.

Первое, на что упал его взгляд – роскошный бюст в обрамлении легчайшей зелёной ткани и корсета из коричневой кожи, затем взор, эстетствуя, медленно скользнул по изящной шее, по аппетитным губам и остановился на светлых глазах Эриды.

– А ты, как всегда, предпочитаешь делать комплименты молча, – сказала она.

Довольная произведённым впечатлением Эрида тряхнула уложенным каре и шагнула через порог. Следом за ней, высоко вздёрнув подбородок, зашла девушка в многослойном белом одеянии. Мягкая, полная спокойствия и возвышенной красоты, она двигалась по-лебединому плавно и тихо. Да так, что хрустальные капли на её сложном, напоминающем венец головном уборе не колыхались, как и каштановые локоны в причёске. При виде этого венца у Кориона внутри всё сжалось. Девушка была выпускницей Института Материнства. Бесклановая, но лучшая как воспитанием, так и кровью. И судя по невероятно довольному лицу деда, что маячил за её плечом, именно с ней анализы показали наибольшую совместимость.